За век до встречи Джуэлл Лайза
Так и должно быть, подумала она мельком.
И, печально улыбнувшись своим мыслям, Арлетта сказала:
– Ничего, Лилиан, ничего. Все в порядке. Может быть, он еще и не… В общем, будем ждать новостей. Просто ждать новостей.
Но в глубине души она знала, что ждать и надеяться бесполезно. Годфри, ее единственная любовь, умер, а его ребенок остался без отца.
Через три дня в газетах появилось официальное сообщение, согласно которому во время крушения парохода «Роуэн» в Северном проливе[53] погибли восемь музыкантов Южного синкопированного оркестра, в том числе – «всемирно известный кларнетист мистер Годфри Каперс, также известный как Сэнди Бич». В этот день Арлетта не пошла на работу. Закрывшись в своей комнате, она проплакала несколько часов подряд, а потом заснула, опустошенная и несчастная.
57
Этой ночью Бетти почти не спала.
У Кэнди Ли снова был гость или гостья, и она вопила во весь голос и стучала по стенам. Кроме того, по случаю теплой погоды в пабе через дорогу двери были распахнуты настежь, и воздух всю ночь оглашали вопли «Айрон мейден» и хриплые возгласы длинноволосых мужчин с подведенными лайнером глазами. К привычному шуму ночного Сохо примешивался и еще один звук, который мешал ей уснуть, пожалуй, больше других. Джон, которого Бетти уложила на диване (сама она устроилась на антресолях), то негромко стонал во сне, то вскрикивал, то бормотал какую-то тарабарщину.
Но хуже всего вместе взятого были ее собственные мысли.
Бетти думала о том, что, пока она пытается уснуть, Клара, возможно, уже едет в такси, возвращаясь из аэропорта домой. Она думала о том, что, пока она пытается и не может уснуть, самолет Дома Джонса заходит в Берлине на посадку. Что скажет ей Клара? Что она сама скажет Дому, когда он вернется?
Вчера вечером, когда она уходила, Дом дал ей рекламный проспект фермы в Глостершире, которая понравилась ему больше всего. «Возьми, – сказал он. – Смотри на нее, думай о ней, мечтай о ней».
Сейчас Бетти вытащила проспект из-под подушки и, чтобы не будить Джона, стала рассматривать его при свете фонарика. Фермерский дом, носивший название «Дом Святого Луки», объединял в себе черты георгианского и эдвардианского стилей. Листая страницы проспекта, Бетти убедилась, что он действительно был очень красив и внутри и снаружи. Белоснежный свежеоштукатуренный фасад, оранжерея с лианами и пальмами, длинный обеденный зал с геральдическим гербом на стене, поддерживаемые мощными стропилами потолки и просторные лужайки, уступами сбегавшие к полям, где зрели кукуруза и рапс, были способны очаровать кого угодно.
Кэнди Ли издала особенно протяжный вопль, и Бетти в отчаянии накрыла голову подушкой. Минуты через полторы все стихло, и она снова вернулась к проспекту, однако какое-то время спустя шум повторился, и Бетти почувствовала, как в ней закипает первобытная ярость. Как-то внезапно ей пришло на ум, что за два с лишним месяца жизни в Сохо не было ночи, которую она бы проспала от начала и до конца. А если такая ночь и была, то она заканчивалась в пять утра, когда ее будили грузовики мусорщиков. Если же Бетти ухитрялась не услышать мусорщиков, то в шесть ее будили бодрые голоса торговцев, устанавливавших свои лотки у нее под окнами. Правда, против мусорщиков и торговцев Бетти ничего не имела, но завывания, стоны и стук Кэнди Ли бесили ее по-настоящему. Пора с этим заканчивать, неожиданно решила Бетти и, откинув одеяло, слезла с антресолей. Накинув кардиган поверх пижамы, она на цыпочках прокралась к входной двери и, спустившись по лестнице, забарабанила в дверь Кэнди.
Прежде чем ей открыли, прошло окло минуты или чуть больше. Когда же дверь наконец отворилась, Бетти вдруг поняла, что не знает, куда девать глаза. Перед ней стояла Кэнди, одетая в обшитую перьями короткую курточку-болеро, ковбойские чапаррерас[54] и резиновые сапоги, а ее груди буквально вываливались из лифчика с открытой чашечкой. В одной руке Кэнди держала бокал шампанского, а в другой – и это поразило Бетти больше всего – дымящуюся сигарету.
– О, Бетти! – просияла Кэнди. – Ты пришла!
– Ты куришь! – возмущенно воскликнула Бетти.
– Да, а что?
– Я думала, у тебя астма! Я думала…
– Да, Бетти, да. Входи же! Наконец-то ты придти.
– Нет, я не пришла. То есть… – Бетти неожиданно смутилась. – Послушай, Кэнди… Уже очень поздно, завтра мне рано вставать, а прошедший день был очень, очень долгим. Не могла бы ты шуметь немножечко потише? Пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА!
Кэнди задумчиво нахмурилась.
– Шуметь? А кто шуметь?
Бетти почувствовала, что краснеет.
– Ты… и твой приятель. Или приятельница.
– Какая приятельница?
– Та, которая… – Бетти поморщилась. – …Которая сегодня у тебя гостит.
– Но у меня никто нет. Я совершенно одна!
– Кэнди…
– Что? – Кэнди обезоруживающе улыбнулась.
– Все эти… – Бетти немного помолчала, собираясь с мыслями. – Крики, стук, стоны… Ну, ты понимаешь…
– Никто нет, Бетти, – повторила Кэнди. – Это все я… Я просто развлекаться. Ты смотреть сама, если не веришь. Здесь никто нет. – Она распахнула дверь шире, и Бетти, заглянув внутрь, увидела, что квартирка Кэнди – такая же крошечная, как у нее – выкрашена в ярко-розовый цвет, напоминающий губную помаду.
– Да я верю, верю. Просто… Нет, ничего. Просто я очень устала, и мне хотелось бы, чтобы ты развлекалась, гм-м… не так громко.
– Знаешь что, Бетти… – Кэнди чуть пошевелилась, приняв оборонительно-агрессивную позу. – Ты перестать курить возле мое окно! Я тебе уже много раз говорить! – Она помахала в воздухе дымящейся сигаретой. – Ты не курить, я не шуметь! О’кей?..
Бетти вздохнула.
– Но ведь ты сама куришь! Я не понимаю!..
– Да, я курить. Но пассивное курение более вредный. Большая разница, о’кей? – И прежде чем Бетти успела найти какой-то разумный ответ, Кэнди захлопнула дверь перед самым ее носом.
Некоторое время Бетти стояла перед закрытой дверью, пытаясь собраться с мыслями. Она потерла лицо, покачала головой, потом повернулась и пошла к себе.
Джон по-прежнему крепко спал; по-видимому, стук и завывания Кэнди его не беспокоили. Лившийся в окно лунный свет падал ему на лицо, и Бетти показалось, что на нем застыло выражение страдания. Вот на щеке Джона задергался мускул, и она инстинктивно коснулась его кожи кончиками пальцев.
Его веки дрогнули, глаза открылись.
– Бетти? – Он сонно улыбнулся.
– Извини, я не хотела тебя будить, – сказала она. – Просто мне показалось, что тебе снится плохой сон. У тебя было такое обеспокоенное лицо…
Джон снова улыбнулся и широко зевнул.
– Разве ты еще не поняла, что это мое естественное состояние?
– Нет. – Бетти покачала головой. Отчего-то ей не хотелось продолжать эту игру. – Это не так, я знаю.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Ты больше меня не обманешь, – сказала она. – Ведь я видела настоящего Джона Любезноу. Тогда, в парке… Беспечного, веселого, кидающегося пирожными.
– Черт!.. Похоже, я прокололся. – Он сел, и Бетти опустилась на диван рядом с ним. – А ты почему не спишь?
– Кэнди Ли снова шумела. – Бетти то ли вздохнула, то ли зевнула. – Нарядилась в сексуальное белье и довела себя до оргазма. Очень громкого оргазма. О господи!.. Кажется, с меня хватит, я сыта Сохо по горло. Мама была права – это место не для того, чтобы здесь жить. Все равно мой договор на квартиру скоро заканчивается, так что я, пожалуй, перееду куда-нибудь в другое место.
Джон обеспокоенно зашевелился.
– Вот как? – проговорил он.
Бетти улыбнулась.
– Ты, кажется, расстроился?
Он пожал плечами.
– Видишь ли, я уже привык, что ты все время вертишься под ногами. А куда ты собираешься переехать?
– Черт, не знаю! – Она с силой провела ладонями по лицу, думая о «Доме Святого Луки». – Понятия не имею! – Она шумно вздохнула и выпалила: – Дом Джонс предложил мне жить с ним.
– Что-о? – Джон озадаченно моргнул.
– Когда я заходила к нему вчера, Дом сказал, что он от меня без ума и хочет жить со мной где-нибудь в деревне и разводить свиней. Он сказал, что хочет стать новым человеком… – Совершенно неожиданно эти слова показались ей настолько нелепыми, что Бетти едва не расхохоталась. Новым человеком… Это Дом-то!..
– Ты шутишь?
– Нисколько. – Бетти все-таки не выдержала и рассмеялась. – Подожди-ка… – Она вскочила и, бросившись к антресолям, достала рекламный проспект. – Вот смотри, он уже и домик нам присмотрел. Дом хочет купить его для нас. Он сказал, мол, пора ему становиться взрослым.
Некоторое время оба рассматривали буклет с «Домом Святого Луки», и каждый пытался подобрать слова для ответа. Наконец Джон сказал:
– Значит, в то утро… Ну, когда ты шла домой…
– Да, я была у него. Ты правильно догадался. Я переспала с Домом Джонсом.
Джон опустил голову и негромко застонал.
– Ах, Бетти!..
– Я знаю, – быстро сказала она. – Я знаю – ты говорил, что мне этого захочется, а я ответила, что нет, но если честно… Дом умеет быть по-настоящему милым.
Джон недоверчиво приподнял бровь.
– Нет, правда умеет! И у него это получается очень естественно. Но через полчаса он с такой же легкостью превращается в… в самодовольное и грубое животное. В целом он мне, скорее, нравится, но я абсолютно уверена, что не влюблена в него. С другой стороны… – Она ткнула пальцем в буклет. – Ты только посмотри на этот дом! Правда, он чудесный? И мне больше никогда не придется работать. И беспокоиться о деньгах тоже…
– Все это, может быть, и верно, – проговорил Джон, – но… Ты хоть понимаешь, что не сможешь ему доверять? Никогда?..
Бетти вздохнула и посмотрела на свои ноги.
– Понимаю. Разумеется, я понимаю, но… Что ж, путь будет так. Ведь Дом – звезда. И он – гений.
Джон фыркнул.
– Не спорь. Многие считают его гением. Моя бабушка… Арлетта тоже могла связать свою жизнь с известным на весь мир музыкантом. У нее была такая возможность, но обстоятельства обернулись против нее… Теперь история повторяется. Точно такая же возможность представляется мне, и я… Уж я-то ее не упущу, разве что появится какая-то очень веская причина.
Последовала очень долгая пауза, в продолжение которой Бетти внимательно разглядывала ковер у себя под ногами. Джон первым нарушил молчание.
– Я знаю одну очень вескую причину, – сказал он.
– И что это за причина? – Бетти вскинула голову.
– Причина очень простая… – Его сильные, теплые руки легли ей на плечи. В следующее мгновение Джон привлек ее к себе и поцеловал в губы.
Бетти уставилась на него во все глаза. Моргнула. Потом еще раз.
– Ты меня поцеловал!
Он кивнул.
– Но почему? Почему ты меня поцеловал?
Джон издал досадливое восклицание и, поднявшись, отошел к окну. Раздвинув занавески, он стал смотреть на улицу внизу.
– Нет, правда – почему?
Джон порывисто обернулся.
– Не важно, – сказал он негромко. – Забудь.
Бетти не отвечала. В задумчивости она поднесла руку к губам и коснулась кончиками пальцев того места, где к ним прижимались губы Джона. Что это, думала она. Сначала Дом, потом Кэнди, и вот теперь – Джон… Какое-то странное оцепенение охватило ее. В голове не было ни одной связной мысли, и она так и не придумала, что можно сказать в такой ситуации.
– Извини, ладно? – проговорил Джон. – Я понимаю, что это не вовремя. Я просто подумал, что ты… что тебе…
– Что ты подумал?
– Я и сам не знаю. Наверное, я ошибся.
– Нет! – воскликнула Бетти. – Нет. Просто…
– Не думай об этом, – сказал Джон. – Лучше иди и ляг. Тебе нужно поспать хоть немного.
– Но я должна разобраться…
– Я серьезно, Бетти. Забудь обо всем и ложись спать. Пожалуйста.
Она некоторое время рассматривала его фигуру – темный силуэт на фоне окна. На мгновение ей показалось, что широкие плечи Джона разочарованно поникли, но она понятия не имела, что его так огорчило. А может быть, она ошиблась – очень уж неверным, обманчивым был серебристый лунный свет. Что произошло? Что все это означает?.. Бетти очень хотелось найти ответы на свои вопросы, но она вдруг поняла, что очень устала и что сил у нее осталось совсем немного. Пожалуй, сейчас ей действительно лучше лечь спать, иначе завтра она будет ползать, как сонная муха.
– Спокойной ночи, Джон, – сказала она, взбираясь на антресоли.
– Спокойной ночи, Бетти, – отозвался он, по-прежнему глядя в окно.
Проснувшись на следующее утро, Бетти обнаружила, что ни Джона, ни его немногочисленных пожитков в квартире нет. На площади не было и его лотка. Вздохнув, она стала собираться на работу.
По понедельникам Донни ходил в детский сад. Бетти отвезла его туда и сдала воспитательнице, а сама отправилась с девочками в «Тамбл-Тотс»[55] в Хэмпстеде. Держа Астрид на коленях, она смотрела, как Акация, взвизгивая от восторга, карабкается на гору разноцветных мягких кубиков, когда зазвонил ее мобильник. Номер был незнакомый, и она нажала кнопку приема.
– Алло, это Бетти? – услышала она женский голос, говоривший с отчетливым лондонским акцентом.
– Да, это я. Кто это?
– Это Клара. Клара Дэвис. Мой брат Дерек сказал, что вы звонили, и дал этот номер.
– Клара, это вы!.. – воскликнула Бетти. – Да, я вам звонила. – Схватив Астрид под мышку, она поспешила отойти в дальний угол зала, где было не так шумно.
– Дерек говорил что-то насчет наследства.
– Да, все верно, – подтвердила Бетти. – У меня действительно есть для вас приятные новости. Хорошо бы нам увидеться.
– Думаю, это можно устроить, но сначала скажите, кто вы такая и кто оставил мне наследство.
– Наследство оставила вам моя бабушка, – сказала Бетти. – Вы не могли ее знать, но когда-то давно она знала вашего отца.
– Моего отца?
– Я имею в виду вашего настоящего отца.
– Боже мой, как интересно! Значит, речь идет о моем настоящем отце?
– Да, – сказала Бетти. – Кстати, что вы о нем знаете?
Клара ответила не сразу, и Бетти успела пересадить Астрид на другое колено.
– Мне известно только, что он был моряком и что он был родом с одного из островов Карибского моря.
– Моряком?!. – удивилась Бетти.
– Да. Как говорил папа, он был отпетым мерзавцем. Одноглазым и цинготным. – Клара сухо рассмеялась.
– Это не совсем так… – Бетти немного растерялась, но сумела быстро взять себя в руки. – В общем, нам надо встретиться. Я должна очень многое вам рассказать и передать одну вещь. Моя бабушка хранила ее много лет, но, к сожалению, она так и не смогла вас разыскать.
Клара Дэвис вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Правда, я только что вернулась из отпуска. Дел, знаете ли, по горло, а мне скоро выходить на работу…
– Я не отниму у вас много времени, – пообещала Бетти. – И приеду туда, куда вы скажете. Где вам было бы удобнее всего?..
Клара снова вздохнула.
– Ну, хорошо. Приезжайте ко мне домой. Завтра. Во сколько вас ждать?
– Я заканчиваю в семь.
– Тогда приезжайте в восемь. Я живу в Бэттерси. Вы знаете, где это?
– Да, – сказала Бетти, думая о том, что всего несколько недель назад она ездила на Бэттерси-парк-роуд, чтобы встретиться с вдовой Питера Лоулера. – Да, знаю.
Клара продиктовала ей подробный адрес и дала отбой. Пряча телефон в сумочку, Бетти нащупала в ней завернутую в бумагу старинную детскую книжку и улыбнулась. Похоже, подарок Арлетты все-таки попадет к тому, кому он предназначался с самого начала, подумала она. Попадет с опозданием почти на семьдесят пять лет.
58
арлетта тчк ребенок родился вчера тчк девочка тчк назвали клара татиана тчк ребенок мать здоровы зпт чувствуют себя хорошо тчк больше мне ничего не сказали тчк мину
Арлетта сложила телеграмму и улыбнулась. Слава Богу, подумала она. Слава Богу! Словно лучик света пробился сквозь плотную тьму. Ребенок здоров. Мать здорова. Значит, в этом мире все-таки осталась крошечная частичка Годфри.
В течение нескольких дней Арлетта думала о ребенке почти постоянно. Она все пыталась представить, как выглядит дочь Годфри. Будут ли у нее черные курчавые волосы, как у отца, или темно-русые прямые локоны, как у матери? Насколько темная у нее кожа? Какого цвета у нее глаза? По дороге на работу ей нужно было идти мимо магазина детской одежды, и теперь она каждый раз останавливалась у витрины и подолгу разглядывала крошечные ботиночки, перчаточки, кружевные чепчики и панталончики. Да и просто проходя по улицам Сент-Питерс-Порта, Арлетта не могла удержаться, чтобы не заглянуть в коляску, которую катила какая-нибудь счастливая молодая мать или няня, а заглянув – умилялась младенцу, лежащему между одеял, словно драгоценная жемчужина в раковине. Она так много думала о дочери Годфри, что со временем эти мысли начали причинять ей боль. И Арлетта знала причину. Ни одной секунды она не сомневалась, что ее одержимость этой новорожденной девочкой, живущей в далеком и недосягаемом теперь Лондоне, тесно и неразрывно связана с ее собственным ребенком, которого она носила и которого потеряла девять месяцев назад. С ребенком, на которого ей не позволено было даже взглянуть. Когда-то Арлетта радовалась тому, что обстоятельства, какими бы трагичными они ни выглядели, избавили ее от тягостного безлюбовного брака с мужчиной, которого она ненавидела и презирала. Даже теперь она считала, что по большому счету ей повезло, но сердце и душа Арлетты томились и тосковали по так и неосуществившейся мечте о собственном ребенке, которого она могла бы любить.
Шло время, и ее одержимость становилась все сильнее, все глубже. Как-то в сумерках, возвращаясь с работы по одной из боковых улочек Сент-Питерс-Порта (она решила немного сократить путь, хотя всегда считала прилегающий к порту район небезопасным), Арлетта поймала устремленный на нее взгляд темнокожего моряка с серьгой в ухе и едва удержалась, чтобы не позвать его в какую-нибудь таверну или паб, где наверняка нашлась бы подходящая комната, в которой она могла бы зачать от него ребенка – такого же, как Клара Татиана, темнокожего и темноглазого малютку, который принадлежал бы ей одной. Мысль эта, впрочем, промелькнула у нее в голове с быстротой пули и исчезла, прежде чем она успела взвесить ее как следует. Страх, однако, остался; теперь Арлетта боялась, уж не сходит ли она с ума – слишком сильным оказалось ее стремление быть хоть как-то причастной даже не к самой Кларе Татиане, а просто к факту ее существования.
Спустя примерно неделю после рождения Клары Арлетта словно по наитию зашла в книжную лавку и спросила у стоявшего за прилавком пожилого мужчины в поношенном костюме и перемотанных ниткой сломанных очках, нет ли у него детской книги о маленькой чернокожей девочке.
Продавец удивленно взглянул на нее и даже снял очки.
– О ком, мадемуазель?
– О маленькой чернокожей девочке, – повторила Арлетта. – Я бы предпочла сборник коротких рассказов.
Продавец снова надел очки, запыхтел, засопел и наконец изрек:
– Довольно странная просьба! Нет, такой книги у нас точно нет. О девочке, во всяком случае… Впрочем, если вам безразлично, девочка или мальчик, могу предложить вот это… – Он снял с полки какую-то книгу и протянул Арлетте. Книга называлась «Маленький черный Самбо»[56]. На ее обложке был нарисован черный как уголь мальчишка с торчащими во все стороны вихрами и тонкими ножками-спичками. Мальчик улыбался во весь рот, демонстрируя ярко-желтые зубы, и держал в руках зеленый зонтик.
Арлетта не выдержала и поморщилась. Рисунок показался ей уродливым; какого-нибудь чересчур впечатлительного ребенка он, пожалуй, мог даже напугать.
– Нет, – сказала она рештельно, – это не подходит. Совсем. Мне нужно что-нибудь менее… сказочное.
Засунув руки в карманы ветхого пиджака, продавец начал слегка покачиваться на каблуках.
– Что-то я вас не пойму, мадемуазель. Что вы имеете в виду?
– Я… – Арлетта замялась. Она и сама не знала, что имеет в виду. Пожалуй, ей подошла бы книжка, героиня которой была бы как две капли воды похожа на выдуманную ею чернокожую девочку, о которой она столько думала. – Н-нет, ничего особенного… – проговорила она наконец. – Ну а просто книга для маленькой девочки у вас найдется? Книга, которую она могла бы полюбить. Книга, которую она перечитывала бы снова и снова, книга, которую бы она хранила, а потом читала своим детям?
– А-а, это другое дело! – проговорил продавец с явным облегчением. – Такая книга есть. Думаю, вы не ошибетесь, если выберете именно ее. Эта книга очень хорошо продается уже много лет – настоящий бестселлер! Вот, взгляните… – И он положил на прилавок другую книгу.
Арлетта нерешительно взяла ее в руки. Название – «Поллианна» – ничего ей не говорило, но обложка понравилась ей с первого взгляда. На ней светлокожая, светловолосая девочка в шляпке и передничке шла через залитый солнцем луг с букетом цветов в руках. Картинка была красивой и яркой, и Арлетта подумала, что это именно то, что нужно ребенку, который появился на свет в грязном приюте в Сохо.
– О чем эта книга? – спросила она, перелистывая страницы.
– О девочке, которая всегда была веселой и счастливой.
Ничего больше не прибавив, Арлетта расплатилась, и продавец завернул покупку в бумагу и перевязал ленточкой. Дома она развернула книгу, написала на внутренней стороне обложки несколько слов и уже собиралась упаковать снова, когда ей в голову пришла еще одна мысль. Выдвинув ящик туалетного столика, Арлетта извлекла из самого дальнего угла крошечный квадратик белого муслина. Поднеся его к носу, она в последний раз вдохнула едва уловимый аромат Годфри, а потом вложила муслин между страницами и отнесла книгу на почту, чтобы отправить в приют на Сент-Эннз-корт.
«Уважаемая мисс де ла Мер!
Спасибо за падарок, но я не могу его пренять. Сэнди болше нет, и у его дочири будет другой отец. О Годфри мы в нашем доме болше ни говорим. Пожалуста не беспокойте нас болше. Это никчему.
Ваша Эстир Джонс».
59
Клара Дэвис жила в крошечном коттедже на Бэттерси-хай-стрит. Когда дверь отворилась, Бетти увидела перед собой высокую и стройную темнокожую женщину с жесткими, как проволока, курчавыми седыми волосами, собранными на затылке в тугой пучок. Одета она была в элегантные черные брюки, черную футболку, бирюзовый кардиган с поясом и красные кожаные туфли с золотыми пряжками, которые сразу привлекли к себе внимание Бетти. Глядя на них, она невольно подумала о том, что Арлетте они, наверное, понравились бы.
– Бетти? – спросила Клара с грубым лондонским акцентом, который как-то не вязался с ее утонченным видом. – Рада с вами познакомиться. Входите.
Она отворила дверь шире, и Бетти вошла.
– Извините за опоздание, – сказала она, тщательно вытирая ноги о резиновый половичок. – Я работаю няней, и как раз сегодня моя хозяйка немного задержалась.
– Ничего страшного, главное, вы все-таки приехали. – Клара провела гостью в небольшую гостиную, где на столе стоял чайный поднос со всем необходимым и вазочка с печеньем. Гостиная выглядела безупречно – Бетти бросились в глаза цветастые занавески, антикварная сосновая мебель, камин со следами сажи, ваза с желтыми тюльпанами и многочисленные фотокарточки, запечатлевшие внуков и правнуков Клары на каникулах, на Рождество и в другие знаменательные моменты жизни.
Налив чай в тонкую фарфоровую чашку, Клара протянула ее гостье. Она похожа на Годфри, подумала Бетти. Или, во всяком случае, на портрет Годфри, который показывал ей племянник Гидеона Уорсли. У Клары был такой же, хотя и более аккуратный, прямой нос и такие же глаза под тяжелыми веками. Как подсчитала Бетти, ей было далеко за семьдесят, однако даже сейчас Клара была замечательно красива.
Потом Бетти попался на глаза студийный черно-белый фотопортрет Клары в молодости.
– Это вы? – спросила она, показывая на портрет.
– О, да, это я. Так я выглядела много, много лет назад. – Клара негромко, мелодично рассмеялась. – Я разместила его на моей зед-карте[57].
– На зед-карте?
– Ну да. Это что-то вроде небольшого портфолио, которым пользуются в модельном бизнесе.
– Вы были моделью?
– Что-то вроде того. В мое время девушки смешанной расы не пользовались особым спросом. Правда, я не только снималась в рекламе, но еще немного пела и играла на сцене. В общем, была почти артисткой. – Она снова рассмеялась и стала наливать чай себе.
Бетти улыбнулась.
– Вы были очень красивой. Если бы вы родились лет на тридцать позже…
– Да, тогда бы я наверняка попала на обложку «Вог». Но уж как есть… Время идет, все меняется. Мне не на что жаловаться, я прожила хорошую жизнь. Конечно, могло быть и лучше… Особенно если бы я зарабатывала хотя бы десятую часть от тех сумм, которые получают нынешние супермодели… – Клара снова рассмеялась.
При упоминании о деньгах Бетти взялась за свою сумочку.
– Давайте начнем с главного, – сказала она. – С наследства.
В глазах Клары блеснул огонек.
– Да уж, – сказала она. – Признаться, вы меня здорово заинтриговали. Когда Дерек сказал, что какая-то Бетти разыскивает меня насчет наследства, я не знала, что и думать. Прямо всю голову себе сломала – гадала, от кого бы это… Послушайте, а вы уверены, что я – та самая Клара Дэвис, которая вам нужна?
Бетти улыбнулась.
– Да, я уверена, – сказала она. – На все сто. Хотя в завещании вы были упомянуты как Клара Джонс или Клара Каперс.
– Каперс?! – Клара рассмеялась еще громче. – Ну и фамилия! Ведь каперсы – это, кажется, маринованные бутоны какого-то кустарника? Их иногда используют в качестве пряностей.
Бетти кивнула.
– Как бы там ни было, – сказала она как можно мягче, – именно такую фамилию вы носили бы, если бы ваш настоящий отец не умер.
Клара всплеснула руками и оглушительно расхохоталась.
– Боже мой! Клара Каперс! Могу себе представить! Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары украл каперсы!.. Похоже, мне все-таки повезло. Откровенно говоря, я никогда не была в особенном восторге от фамилии Минчин, но Каперс… Это уж через край.
– Годфри Каперс. Так звали вашего отца.
Клара перестала смеяться и, прищурившись, посмотрела на Бетти.
– Постойте, а вы-то откуда знаете? И вообще, кто вы такая?
– Как я уже говорила, моя бабушка когда-то знала вашего отца. Дружила с ним. Я даже думаю… – Бетти немного помедлила, нащупывая в сумочке завернутую в бумагу книгу. – Я предполагаю, что они, возможно, были любовниками. Впрочем, бабушка никогда об этом не рассказывала. Только после ее смерти, когда встал вопрос о наследстве, я узнала, что она обращалась к частному детективу. Она хотела найти вас, но детективу не удалось напасть на ваш след. – Бетти пожала плечами. – Как бы там ни было, бабушка внесла вас в свое завещание, а это значит, что, какими бы ни были их отношения на самом деле, Годфри Каперс играл в жизни бабушки важную роль.
Клара кивнула. К чашке с чаем, которую она вот уже несколько минут держала в руке, она так и не притронулась. Как, впрочем, и Бетти.
– Пока бабушка была жива и здорова, – в последние годы у нее началась болезнь Альцгеймера, и она вообще ничего не помнила и не понимала, – она отправила частному детективу кое-какие документы, относящиеся к тому времени, когда бабушка жила в Лондоне. Впрочем, документы – это, пожалуй, слишком громко сказано. На самом деле речь идет о старых фотографиях, программках из ночных клубов и тому подобных мелочах. Но, как я уже говорила, детектив то ли не смог, то ли просто не успел вас разыскать: он… он довольно рано умер. Бумаги, которые послала ему бабушка, в течение нескольких лет хранились у его вдовы, которая просто не знал, что с ними делать. К счастью, она их не выбросила.
– И тут появились вы?
– Да. – Бетти улыбнулась. – В завещании сказано, что душеприказчики бабушки должны разыскать вас в течение года. Если за это время ни вас, ни ваших прямых наследников обнаружить не удастся, тогда оставленная вам часть наследства должна отойти ко мне.
Клара изумленно вытаращила глаза.
– Господи! Да вы просто полоумная! И зачем, скажите на милость, вы меня искали?.. – Она снова рассмеялась, громко и с удовольствием. – Не проще ли было просто выждать год и вступить в права?
– Это была моя обязанность по закону, – пояснила Бетти. – Если бы вы случайно узнали о завещании и о том, что никто не пытался вас искать, вы имели бы право подать на меня в суд. Я приехала в Лондон в апреле, через неделю после похорон бабушки, и сразу же приступила к поискам. Как видите, мне понадобилось всего-то два месяца с небольшим.
Клара наконец опустила чашку на стол и улыбнулась.
– Может быть, вам стоило бы работать не няней, а частным детективом?
– Может быть. – Бетти улыбнулась. – Вот копия завещания. Взгляните… – Она достала из сумочки лист бумаги, протянула Кларе. – Как видите, я не мошенница и не полоумная.
Клара читала завещание долго, внимательно.
– Что это за адрес – Сент-Эннз-корт? – спросила она наконец. – Это, кажется, в Сохо?
– Когда-то по этому адресу находился приют для одиноких матерей, – пояснила Бетти. – Я предполагаю, что там вы появились на свет.
Клара непроизвольным движением прижала руку к груди. По-видимому, до нее начала понемногу доходить вся важность того, что сообщила ей Бетти.
– А кто остальные люди, о которых здесь говорится?
– Джолион – мой отчим, а Элисон – моя мать.
Клара дочитала завещание до конца, слегка улыбнувшись последней фразе насчет джаза и танцев.
– Я смотрю, ваша бабушка была веселым человеком. Веселым и жизнерадостным.
– Не сказала бы. – Бетти покачала головой. – Она была очень… правильной. И суровой. У меня сложилось впечатление, что она никого не любила по-настоящему, даже собственного сына.
– Но…
– Я, по-видимому, была исключением из общего правила. Да и то, наверное, только потому, что, когда мы познакомились, бабушке было уже восемьдесят четыре года. Она жила одна в огромном доме и, должно быть, по временам чувствовала себя довольно одиноко, – пояснила Бетти. – Как бы там ни было, меня она любила, хотя я и была ей не родная. Я даже думаю… – Она запнулась, когда ей в голову неожиданно пришла новая мысль. – Бабушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, а не сына. И сейчас мне кажется – ей бы очень хотелось, чтобы вы были ее дочерью.