Танцующая для дракона Эльденберт Марина
Вздрагивая, рывками принимая в себя эту силу, признавая его власть.
Пальцы дракона сжались на моих волосах, выдергивая и так неплотно вплетенную ленту.
– Моя. Теарин, – прорычал он мне в губы.
Вместо ответа вцепилась ногтями ему в плечи, сжимаясь сильнее и чувствуя, как напрягаются каменные бедра под моими ягодицами. Кусала губы, чтобы не повторить за ним. Чтобы не начать кричать его имя: судорожно, в такт резким, сильным движениям, рождающим внутри сладкие, болезненно-яркие спазмы.
– Теар-р-рин. – Губы Даармархского накрыли мои, он брал мой рот так же яростно, как меня, и ощущения этой безумной, безрассудной принадлежности отзывались в точке соединения наших тел диким, звериным наслаждением.
Врывающимся в мое тело, ударяющим снова и снова, до вздохов между поцелуями, рваных и хриплых.
Миг, когда полыхнуло внутри, превратил позвоночник в огненный стержень.
Раскаленные брызги плеснули в стороны, с шипением скатываясь по стенам, ногти скользнули по натянувшейся на груди тунике в глубокий вырез.
Замерев дрожащей струной, я снова и снова ловила губами воздух. Жар прокатывался сладкими судорогами по телу в такт непрекращающимся движениям. Содрогаясь, сжималась на пульсирующем напряженном желании Даармархского до той минуты, пока рычание не ударило в меня последним яростным всплеском.
Пока отголоски затихающего удовольствия заставляли всхлипывать и кусать губы.
Тающие в темноте искры гасли, и вместе с ними гасли ритмы бьющего в теле огня.
Даармархский чуть подался назад, и я вздрогнула от последнего болезненно-сладкого движения. Облизнула пересохшие губы, глядя ему в глаза, скользнула взглядом по шее, на которой бешено билась жилка. Кончиками пальцев повторила оставленную собственными ногтями царапину, расчертившую широкую полосу шрама.
– Твоя, – признала еле слышно.
Чуть подалась вперед, ощущая его снова наливающееся силой желание, и он подхватил меня на руки.
Наверное, это было неправильно: позволять себе прижиматься к широкой груди, слушая глубокие сильные удары сердца. Неправильно закрывать глаза на мгновение, чтобы унять дрожь во всем теле, особенно в неожиданно ослабевших руках. Неправильно тянуться пальцами к таэрран при Даармархском, чтобы в очередной раз почувствовать обжигающую вязь, но именно это я и сделала.
Скорее неосознанно, в надежде, что раскаленные брызги, снова и снова разлетающиеся перед глазами, вполне могли бы быть им. Разорванным ошейником, не выдержавшим силы самого опасного дракона Огненных земель.
Конечно, мог бы.
Если бы я оказалась в сказке, которые так любила в детстве.
– Мне нужно будет во что-то переодеться, – сказала я. – Когда я пойду к себе.
– Когда пойдешь, – ответил он, опуская меня на низкое ложе, затопленное волнами шелковых покрывал.
В эту ночь я сорвала голос, когда кричала от снова и снова заполняющего меня огня. Позволяющего чувствовать себя отчаянно живой, невероятно сильной, способной парить над землей, раскинув забытые крылья. Падать в вихри огня, взлетать к рассыпающимся сквозь опрокинутые пригоршни звезд небесам.
Впервые за долгое время не в танце.
Ортахарна, Аронгара
Ну, хоть у кого-то секс случился.
Эта странная донельзя мысль меня посетила как-то очень не вовремя: я отвела глаза от экрана, чтобы передохнуть, и в этот момент дверь палаты отъехала в сторону, явив всем присутствующим Леону Халлоран.
Вот не пойму, какой чешуи все цепляются за мою фамилию, сестра давно уже Халлоран.
Тут я залипла окончательно, особенно когда Леона вошла, а точнее, влетела. Она и раньше-то не отличалась сдержанностью, а когда превратилась в первую леди, вообще стала неудержимой.
– Выйдите! – Негромкий голос, один взгляд в сторону вальцгардов, и тех как ветром сдуло.
Ветер, судя по ощущениям, донесся и до меня, потому что слегка продрало ознобом, а пальцы на экране, наоборот, вспотели. Леона смотрела на меня, я на нее, потом она шагнула к аэрокойке и… остановилась. Моя уверенная сестрица-ураган замерла, и выражение ее лица, привычно жесткое, за решительно сдвинутыми бровями и огненной силой глаз, на миг стало растерянным.
– Как ты? – спросила она, явно не зная, куда деть руки.
В этом я в общем-то ничем помочь не могла, потому что не представляла, куда деть себя.
Всю.
Целиком.
– Ну… не так давно выяснилось, что дракона из меня не получится.
– Я рада, – сдавленно произнесла она.
– Рада, что дракона из меня не получится?
– Что с тобой все в порядке.
– Прости меня.
Мы сказали это одновременно. Точнее, мне так показалось, потому что наше «прости меня» слилось воедино и разлепляться отказывалось. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом Леона шагнула ко мне, а я к ней. Об пол что-то жалобно звякнуло, потом хрустнуло, затем что-то пронзительно запищало, но я уже задохнулась, рывком притягивая сестру к себе. Или это она обняла меня первой? Сейчас это было не важно, главным было только то, что я обнимала ее, а она – меня и что не было в мире ничего важнее этих объятий.
Не знаю, сколько мы так стояли, пока Леона, отстранившись, не прорычала:
– Как тебе вообще в голову пришло лезть наверх без страховки?!
Вот это уже больше похоже на мою сестру.
– Мне хотелось чувствовать то же, что и она.
– Хотелось?
– Ага.
Дверь распахнулась, в палату сунулась было врач, но под взглядом Леоны тут же метнулась обратно. Зато я поняла, что пищало: датчики, которые осыпались с меня бесчисленными пластинками и теперь сиротливо валялись на койке. Помимо них, на полу валялся мобильный, трещин на экране стало еще больше, но что-то мне подсказывало, что ему это особо не повредит.
– А сейчас?
– А сейчас не знаю.
Леона закусила губу и кивнула в сторону кресел и столика. Да, палата у меня была, как люкс в гостинице, с той лишь разницей, что в люксе нет столько медицинской аппаратуры и освещение немного иное.
Устроившись в кресле, я подогнула под себя ноги, дожидаясь, пока сядет она, но Леона не стала садиться. Подошла к окну, коснувшись пальцами краешка жалюзи, потом снова обернулась ко мне.
– Я не знала, что для тебя это так важно, Танни. Не знала, не подумала… наверное, в тот момент я вообще мало о чем думала, потому что, когда родилась Лири, я была так безумно счастлива, что забыла обо всем. А счастливые люди самые жестокие на свете. Тогда я даже представить не могла, что… – Она пожевала губы. – Ты была права. Насчет имени.
– А ты насчет того, что актриса из меня никакая.
– Я этого не говорила, Танни.
– Разве? – Я усмехнулась. – Нет, Леа, будь я актрисой, я бы сейчас не думала о том, как расторгнуть контракт и где взять деньги на неустойку.
– Ты больше не хочешь играть Ильеррскую?
– Я больше не хочу иметь с иртханами ничего общего.
– Я тоже иртханесса, Танни.
– Ты исключение и всегда им была. – Я поджала ноги еще сильнее, чтобы не закрываться руками. – Просто когда я думаю, что Гроу мог не успеть… слушай, я все понимаю, вы меня не оставите. Не бросите и все такое, и мне драконически повезло в том, что я твоя сестра. Но сколько людей исполняют приказы, возможно, сами того не зная? И сколько случаев заминается просто потому что?
– Можешь мне поверить, такие случаи не заминаются…
– Серьезно?
Брови Леоны сошлись на переносице: едва уловимо, но я поняла, о чем она думает. Да, Рэйнар крут, и сейчас он Председатель, но, когда в самом начале их отношений одна его «перспективная» невеста подсунула сестре рагранских пчел и те не убили ее благодаря счастливой случайности, эту девицу просто выставили из города. Потому что по законам иртханов отвечать за свои поступки иртхан или иртханесса должны только на своей территории. А когда речь заходит о людях…
– Скоро будет принят закон, согласно которому правящий, на территории которого произошло преступление, будет назначать наказание вне зависимости от места проживания, статуса провинившегося и его регалий.
– Не прошло и десяти лет.
– Такие дела просто не делаются, Танни. На реформы нужно время, а Рэйнар не так давно стал Председателем.
Открыла было рот, чтобы возразить, но вспомнила слова Мелоры и тут же его закрыла.
– Ты счастлива? – спросила прямо, глядя ей в глаза.
Леона моргнула. Удивленно, на миг снова становясь просто моей сестрой, которая возвращалась домой ночами после выступлений уставшая, но счастливая – пение всегда было ее отдушиной, ее вдохновением, ее дыханием. Она влетала в квартиру с улыбкой на губах, слегка пьяная от успеха на сцене, оваций, улыбок гостей. Тогда она жила только мечтой о том, что будет петь в опере, и ее мечта сбылась.
Она вытащила меня на себе после ухода отца, а ведь тогда была даже моложе, чем я сейчас. А я… часто ли я вообще ей звонила после того, как она вышла замуж? Отгородившись стеной обид, замыкаясь в своем нежелании быть сестричкой Ладэ. Ведь для нее я никогда не была «плюс один», как бы и кто на меня ни смотрел.
– Счастлива, – сказала она. – Очень. Мир иртханов жестокий, но это мой мир.
– И тебе никогда не хотелось вернуться? Чтобы все было, как раньше?
Леона покачала головой и улыбнулась.
– Они тебя не достают? Ну… все эти снобы, которые следят за каждым твоим шагом?
Она вскинула брови.
– Кто тебе это сказал?
– Одна лар… не важно.
– Мелора Ярлис. – В голос сестры вновь ворвалось рычание, ноздри хищно шевельнулись, но она тут же расслабилась. – Всякое бывает, Тан. Мы действительно под прицелами пристального внимания всех, и многие ждут, когда мы ошибемся. Особенно сейчас, когда Рэйнар готовит несколько серьезных реформ. Мы были первыми, кто разрушил шаблоны, мы подтвердили свою силу оборотом, и только это во многом сейчас защищает нас от многих проблем. Люди помнят нас героями, защитившими Мэйстон, но память избирательна. С каждым годом это все больше забывается, отходит на второй план. – Леона пожала плечами. – Дело не только во мне, дело в том, что жизнь у власти никогда не будет простой. Любое неверно истолкованное решение может очень дорого обойтись. Любой поступок можно вывернуть и представить по-разному. Рэйнара это касается не в меньшей степени, чем меня, хотя он родился и вырос в этом мире. Это не всегда просто, но это наша жизнь. Когда речь заходит о драконах… о том, что я чувствую, когда приближаюсь к живому огню этих невероятных существ, когда понимаю, что именно мы возводим этот хрупкий мостик между ними и человечеством, это волшебно. Незабываемо. Это дорогого стоит, и я ни за что от этого не откажусь. Поэтому да, Танни, я счастлива.
Последнее она могла бы и не говорить: глаза ее сейчас сияли, и я невольно улыбнулась.
– Тогда я спокойна.
Леона вскинула брови:
– За что?
– За кого. За мою непутевую старшую сестренку, спутавшуюся с огнедышащими ящерицами.
– Танни, – хмуро сказала сестра, хотя видно было, что она с трудом сдерживает смех. – Я уже говорила, что чувство юмора у тебя так себе?
Ответить на вопрос я не успела, потому что дверь приоткрылась, и в палату вошел вальцгард.
– Местра Халлоран, прошу прощения. Местр Халлоран просил передать, что будет ждать вас и эссу Ладэ во флайсе через двадцать минут.
Леона нахмурилась:
– Мне казалось, мы обсуждали возможность провести допрос на территории больницы в конференц-зале.
– Местр Ярлис настоял на встрече в Ангэр Хайт. Это все, что мне известно.
– Ангэр Хайт? – Леона нахмурилась еще сильнее. – Здание, где проходят заседания Совета Правления в Ортахарне.
Опаньки.
– То есть… меня типа будут допрашивать там, где заседают важные тети и дяди?
– Дяди, – ответила Леона, продолжая хмуриться и покусывать губы. – В Совете нет женщин.
– Очешуеть, какая дискриминация.
Сестра достала мобильный, а я вдруг ощутила неприятный холодок, бегущий по спине.
Если допрос состоится там, значит, людей будет по минимуму. Стало быть, дело для полиции закрыто, и заниматься этим будут только иртханы. Получается… все куда серьезнее, чем я думала.
Даармарх, Огненные земли
Я дожидалась брата в «Сердце Аринты». Это место не имело никакого отношения к центру главного города Огненных земель и находилось во дворце. Огромный, не просто огромный, роскошный парк, раскинувшийся на третьем уровне, замкнутый между каменными стенами и океаном. Он занимал площадь, сравниться с которой мог только внутренний двор, который мне довелось увидеть на обратном пути из покоев Даармархского.
Тот факт, что меня сопровождали хаальварны из личной охраны повелителя и что я провела ночь в его покоях, странным образом развернул ситуацию в гареме ко мне лицом. Девушки больше не смотрели на меня наблами, некоторые даже старались подружиться, но я эти попытки пресекала, оставляя наши отношения на уровне холодной и вежливой отстраненности. Дружба такой ценой мне была не нужна, и уж тем более мне не была нужна такая дружба. Те, кто ходили за Ибри, заглядывая ей в рот, как голодные виары, отворачивались от нее одна за другой.
Сама Ибри тоже притихла, только временами я ловила ее полные ненависти взгляды.
Зато за общим столом в мой адрес больше не звучало колких и хлестких слов. Девушки приняли мои условия и задевать даже не думали, а когда это попыталась сделать Ибри, Наэна зашипела на нее:
– Замолчи!
И та, отшвырнув приборы, золотым вихрем вылетела из-за стола.
Впрочем, наложницы и их ко мне отношение меня сейчас волновали мало: гораздо больше беспокоила предстоящая встреча с братом. Мы не виделись почти три недели (та ночь, когда Даармархский мне его показал, – не в счет). С Даармархским с той ночи мы не виделись тоже, но сейчас я была искренне этому рада. Пламя, в котором я сгорала с ним, не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывала во время близости с Эрганом.
Эрган стал моим первым мужчиной, но моим первым драконом стал Витхар.
Как бы ужасно это ни звучало, как бы ни старалась я не называть его по имени даже в мыслях, как бы ни пыталась прогнать воспоминания о сжигавшем нас пламени, в воспоминаниях снова и снова возвращалась к той ночи. Когда засыпала в его руках, дрожащая и готовая рассыпаться пеплом в отголосках затихающего огня, и когда проснулась одна на ложе, хранящем его запах.
Если рядом с Ибри он позволял своему пламени раскрыться хотя бы на треть, неудивительно, что у нее случилась привязка.
Чем дальше, тем сильнее нарастало волнение. Поэтому я вышла из беседки, где мы должны были встретиться с Сарром, и направилась по дорожке к шумящей воде. В этом парке было по меньшей мере четыре искусственных водопада (я видела их, когда мы с сопровождающими меня хаальварнами поднимались к беседке) и один прекрасный фонтан, который располагался в самом центре, напоминавшем солнце, куда втекали лучи дорожек. В глубине они разветвлялись аллеями, растекались каплями островков, на которых застыли беседки.
Когда Мэррис сообщила, что мне предстоит встреча с братом, я забыла, как дышать. А когда объяснила, что мне разрешено встретиться с ним не в крыле наложниц и даже не в Верхнем саду, который, собственно, для них и предназначался, вздохнула полной грудью. Я даже представить себе не могла, каково Сарру было бы видеть меня там. Не представляла и не хотела представлять, поэтому была искренне благодарна Даармархскому за эту возможность.
«Сердце Аринты» не шло ни в какое сравнение с Верхним садом. То уютное, усыпанное цветами и невысокими деревьями место больше напоминало оранжерею. Здесь же природа казалась первозданной, мощной, безумно прекрасной. Если закрыть глаза и забыть о том, что находишься высоко над землей, можно было представить, что ты в ньязирсе.
А если сделать так…
Я опустилась на корточки, приложив пальцы к земле, не тронутой камнем дорожек. На миг показалось, что в меня втекает пульсация жизни, идущая от высоченных пальм и тонких ррариней, сплетающихся гибкими прутьями над головой. На них раскрылись огромные цветы, их крупные лепестки, как частички неба, осыпались под ноги. По бокам застыл пока что неприметный ночной иллекон – цветок, истинная красота которого познается в темноте.
– Теа!
Голос брата ударил в самое сердце.
Закусив губу, поднялась, обернулась и увидела его. Сарр стоял на дорожке, высокий и по-прежнему нескладный, но в форме младшего воина в цветах Даармарха он выглядел невероятно мужественным. И еще он выглядел счастливым. Я поняла это, когда шагнула к нему навстречу: медленно, опасаясь, что наброшусь на него с объятиями, потому что мысленно так и сделала несколько раз. Шагнула, а брат опустил глаза: так поспешно, словно что-то пытался скрыть.
– Сарр. – Я остановилась перед ним, не зная, что еще сказать.
Три недели странной неловкостью раскинулись между нами, и сейчас я с жадностью вглядывалась в его родные черты: папин разрез глаз и упрямый подбородок, но мамины губы, красивый и чувственный изгиб рта.
– Я ношу эти цвета только ради тебя.
Даже не сразу поняла, о чем он говорит. А когда поняла, улыбнулась:
– Я рада, что ты их носишь.
– Что?
Теперь уже опешил Сарр.
– Я рада, что ты их носишь, – повторила серьезно. – Если рад ты. Если ты счастлив быть там, где ты сейчас есть. Ты счастлив, Сарр?
– Ну… – неуверенно произнес он. – Мне нравится учиться, нравятся тренировки с оружием и еще… Теа, во мне проснулось пламя!
Он выпалил все это на одном дыхании, теперь уже не пряча глаз, но тщетно пытаясь скрыть бушующие в них искры. Эти искры, как отражение его огня, отозвались во мне, но теперь я могла не скрывать своих чувств.
– Сарр, – выдохнула тихо, – я так рада! И безумно тобой горжусь!
– Правда? – Брат поднял голову, удивленно моргнул. – Ты правда на меня не злишься?
– За что?
– За то, что я… ну…
Он замолчал, но я все равно услышала. За то, что у меня есть пламя, а у тебя нет. За то, что я чувствую себя счастливым, когда ты здесь.
– Не говори глупостей.
Можно подумать, я не знаю, что такое впервые ощутить дыхание пламени.
Как огонь пульсирует в центре ладоней, прокатывается по телу мягкими волнами, как набирает силу. Миг, когда с твоих пальцев срывается первая искра, – неповторим. И незабываем.
– Пойдем, – кивнула в сторону беседки, откуда пришла. – Сейчас нам должны подать сладости и фрукты.
Я и впрямь попросила Аннэри принести нам что-нибудь вкусненького. Хотя сама я не очень любила сладости, решила, что Сарр не откажется. Вряд ли хаальварнов часто балуют такими лакомствами, какие подают здесь.
Мы вернулись к высокой, тронутой резными узорами беседке, внутри которой у небольшого столика расположились качели. На них я и устроилась, подогнув под себя ноги и обхватив ладонью цепочку, когда Сарр потянул их на себя, чтобы меня раскачать.
– Расскажешь, как это произошло? – Я улыбнулась.
Никогда бы не подумала, что мне придет такое в голову в этом дворце, но в эту минуту я поняла, что счастлива. Настолько, насколько это вообще возможно сейчас. Сарр посмотрел за мое плечо, словно задумался, качели полетели назад. Опомнившись, брат перехватил цепочки, раскачивая меня еще сильнее, и все-таки произнес:
– Вообще-то… это произошло из-за Даармархского.
– Из-за Даармархского? – ошарашенно переспросила я.
– Да, он пришел в казармы на второй вечер. Выставил всех и… – Сарр нахмурился. – Снял таэрран.
От неожиданности я выпустила цепочку и чуть не съехала с качелей, но тут же выбросила ноги вперед и уперлась носочками в пол. Получается, Даармархский снял таэрран на следующий день после нашей с ним размолвки?
– Сказал, что это не мое наказание и что с меня достаточно, – тем временем продолжал Сарр. – А потом спросил, какой от меня толк, если я не могу защитить сестру. Я на него бросился и… в общем, так это и случилось.
Он отвернулся и отошел подальше, оперся о перила беседки: напряженный, яростный, злой. Я чувствовала это так же отчетливо, как его радость несколько минут назад. Радость от осознания того, что он становится воином. Больше того – воином-иртханом, который способен управляться не только с оружием, но и со стихией, власть над которой ему вручила природа, но сейчас это перебивало другое чувство.
– Ты тоже так считаешь? – глухо спросил он, сбрасывая оцепенение, которое на меня нашло от его последних слов. – Тоже считаешь, что я не сумел тебя защитить?
– Нет.
– Но это так! Я не сумел! – Сарр обернулся: кулаки сжаты, глаза сверкают.
Сейчас даже его лицо стало более мужественным, резче обозначились скулы и волевой подбородок.
– Сарр, – я приблизилась к нему, коснулась ладонями напряженных рук, – если бы ты тогда набросился на Даармархского, в лучшем случае тебе грозила бы таэрран на всю жизнь.
Он все-таки на него бросился, но тогда, когда этого никто не видел. Даармархский сделал все, чтобы избавить Сарра от чувства вины за случившееся, больше того, переключил его внимание на пламя. Спровоцировать пробуждение огня под влиянием сильных эмоций, особенно после того, как таэрран глушила начинающую раскрываться стихийную магию в его возрасте, – проще простого. Точнее, для Даармархского проще простого, на огонь его силы откликнется любое спящее пламя. Даже то, которому еще не пришел срок.
– И все равно. – Ноздри брата дрогнули. – Все равно я должен был…
– Ты сделал гораздо больше, чем думаешь, – покачала головой. – Ты принял наказание за меня с достоинством и не стал меня упрекать. Знаешь, любой другой на твоем месте бросил бы мне это в лицо, но ты…
Я закусила губу и шагнула к нему, порывисто обнимая. Уже не заботясь о том, что нас кто-то может увидеть.
– Спасибо тебе.
– Теа… – растерянно пробормотал Сарр.
А потом обнял меня в ответ: неуверенно и осторожно. В ту же самую минуту в нас с визгом и верещанием влетел черный вихрь. Не будь перед нами резных перил, мы бы полетели прямо в сад, а так я успела ухватиться за Сарра, он – за опору, после чего грозно взглянул на Дири:
– Сидеть.
Виаренок уселся рядом, а вслед за ним вбежала запыхавшаяся Аннэри. Как она не уронила поднос, одному небу известно, но сейчас только скороговоркой пробормотала:
– Простите, пожалуйста, я его выгуливала, как вы просили, а потом пошла за сладостями. – Аннэри перевела дух и добавила: – И он за мной увязался. Вот.
Девочка глубоко вздохнула, поставила поднос на столик и вопросительно взглянула на меня.
– Ничего страшного, Ри. – Я улыбнулась и посмотрела на брата. – Может, отпустишь Дири?
– Его зовут Диррхэм, – почти прорычал Сарр, плечи которого сами собой расправились еще больше, когда в беседке появилась Аннэри. – Дири – девчачье имя.
– Хорошо, – сказала я, незаметно отлепившись от брата и с трудом сдерживая смех. – Тогда освободи Диррхэма. Ему хочется побегать.
– Свободен, – скомандовал брат, и виаренок подбежал к столику.
Гораздо больше нас его манило то, что на подносе, а вот Аннэри, похоже, привлекало совсем другое. Когда Сарр на нее взглянул, девочка покраснела и принялась теребить косу, а потом и вовсе попятилась.
– Мне можно идти, Теарин?
– А ты разве не хочешь сладостей? – спросила, приподняв брови.
– Я-а-а-а?! – Девчонка широко раскрыла глаза.
– Ну да. Сарр, ты же не против, если Ри к нам присоединится?
Брат явно был не против, но сейчас только буркнул свысока:
– С чего бы?
– Ну вот и отлично. Тогда устраиваемся поудобнее и едим.
На глазах изумленной Ри быстро составила все на столик и отложила поднос, а потом кивнула:
– Ну, что застыли?
Дважды повторять не пришлось: по другую сторону от столика, как раз напротив качелей, была скамеечка с разбросанными по сиденью подушками. Туда сначала шмыгнула Аннэри, потом опустился Сарр, я же вернулась на качели. Девочка разлила травяной напиток по чашкам и первой потянулась к присыпанным мефертовой пыльцой сладостям. Бросила на меня неуверенный взгляд, замерла, но, поскольку я сделала вид, что любуюсь цветущими рраринеями, быстро схватила угощение и сунула в рот.
Сарр же сидел с таким видом, что я с трудом сдерживала смех. В жизни не видела брата таким важным.
Качели дернулись, и я опустила глаза: Дири поставил лапы на краешек подвесной скамьи.
– Лапы вниз, – сказала строго.
– Доиграешься, – сурово произнес Сарр. – Посажу на приказ, и будешь сидеть в углу.
Дири взвиркнул и тяжело вздохнул.
– Ри, надеюсь, ты ему ничего не давала? – спросила строго.
Зная, что у виаренка такие глаза, когда он считает, что его долго не кормили, либо когда думает, что покормили мало.
– Нет, разумеется, нет! – поспешно воскликнула девочка. – Вы же мне запретили.
– Правильно. Сладости ему нельзя.
– Виаров вообще нельзя перекармливать, – хмыкнул Сарр и отправил в рот параэнкар, сладость из нежнейшего слоеного теста, пропитанного камартовым сиропом. – Особенно тех, кто так вымахал!
За это время Дири и правда подрос, в первые несколько месяцев виарята растут особенно быстро. Хотя я, честно говоря, не замечала. Как был крохотным приставалой, так и остался, постоянно лез на руки и в постель. От последнего я с переменным успехом отучала, а вот на руках пока еще могла удержать. Пусть и с усилием.
– А я фифела служанку Ифри, – пробормотала Аннэри с набитым ртом, но тут же исправилась: – Ой, простите, я больше так не буду. Она приходила на кухню распорядиться, чтобы обед ей подали в ее комнаты. Кажется, Ибри приболела.
В этот момент я снова подумала о привязке. Отлучение от того, кого вожделеешь, для таких женщин выражалось по-разному, но просто это не проходило. Остается только надеяться, что она сумеет с этим справиться. Что рано или поздно вернется к нормальной жизни и обо всем забудет. Если получится.
Ибри и ее семью ждут приличные отступные, на которые вполне можно купить дом и безбедно жить несколько лет, а вот с замужеством уже сложнее. Для всех она останется бывшей наложницей, и, несмотря на ее красоту, каждый мужчина будет знать о том, кто она. Еще сложнее с сердцем: даже если притяжение к огню пройдет, истинные чувства останутся на всю жизнь. Не знаю, есть ли у Ибри чувства к дракону или это всего лишь влияние пламени, и вряд ли узнаю.
Сейчас меня гораздо больше волновало другое: как Даармархский мог такое допустить? Ведь можно же не раскрывать пламя во время близости, особенно если чувствуешь, что женщина становится от тебя зависима.
Не заметил, не почувствовал, ему было все равно?
– Расскажи, как проходят тренировки? – обратилась к брату, чтобы отвлечься от этой мысли.
– Мы каждый день поднимаемся за час до солнца. Сначала у нас пробежка, потом…
В том, что касается тренировок, Сарра было не остановить. Он рассказывал так увлеченно, что даже я забывала пить душистый настой, от одного запаха которого кружилась голова. Аннэри и вовсе смотрела на него, открыв рот, что ему невероятно льстило. Он рассказывал о тренировках с оружием и о магии (избегая, впрочем, всякого рода уточнений), я же не переставала им восхищаться.
День в казармах начинался за несколько часов до того, как я просыпалась. После обеда полагался отдых, сомнительный, правда, во время которого будущих воинов учили спать с открытыми глазами. Это было что-то среднее между военной наукой и медитацией, а после снова начинались уроки. И так до позднего вечера.
Обучали их и особому мастерству боевого танца, получившему свое название из-за особой плавности движений и считающемуся одним из самых опасных в воинском деле. Основывался он на отвлечении внимания, чтобы нанести противнику удары по точкам, приводящим к сильным болевым ощущениям, временной недееспособности, параличу и даже смерти.
Мы говорили, говорили и говорили, лакомства исчезали с блюд одно за другим. Солнце незаметно переместилось еще выше, а когда скрылось за краем белоснежного узорчатого навеса, Сарр поднялся.
– Мне пора, – немного смущенно признался он.
Вслед за ним поднялась и я.
– Хорошего тебе дня.
– И тебе, сестра.
Обнимать его при Аннэри я не решилась, поэтому просто молча смотрела, как брат идет по дорожке. Смотрела и думала о том, что хочу поблагодарить Витхара за то, что он для него сделал.
