Голос монстра Несс Патрик

У американцев мало выходных

– На дом твоей бабушки пока не похоже, – сказал папа, паркуя взятую напрокат машину у дома бабушки.

– Иногда она уезжает в больницу, когда я ложусь спать. Медсестры разрешают ей спать там в кресле.

Папа кивнул.

– Может, я ей и не нравлюсь, но это не значит, что она плохой человек.

Конор перевел взгляд на окно.

– Ты здесь надолго? – только сейчас осмелился спросить он.

Отец тяжело вздохнул, а это значило, что ничего хорошего он не скажет.

– Боюсь, всего на пару дней.

Конор повернулся к нему.

– И все?

– У американцев мало выходных.

– Ты не американец.

– Но теперь я там живу, – широко улыбнулся папа. – Ты весь вечер смеялся над моим акцентом.

– Тогда зачем ты приехал? – напрямик спросил Конор.

Отец замялся, прежде чем ответить.

– Потому что твоя мама меня попросила. – Казалось, он хотел сказать что-то еще, но не стал.

И Конор промолчал.

– Но я вернусь, если потребуется, – сказал папа и просиял. – И ты приедешь к нам на Рождество! Будет весело!

– В твоем тесном доме, где для меня нет места.

– Конор…

– А потом я снова вернусь в школу.

– Кон…

– Зачем ты приехал? – тихо повторил Конор.

Отец не ответил. В машине воцарилась тишина. Казалось, что между ними разверзлась пропасть. Папа потянулся к плечу сына, но тот оттолкнул его руку и открыл дверь.

– Конор, подожди.

Конор замер, но не обернулся.

– Хочешь, я посижу с тобой, пока она не вернется? Составлю тебе компанию.

– Мне и одному неплохо, – сказал Конор и вышел из машины.

В доме было тихо, когда он вошел. Неудивительно.

Он был один.

Конор снова плюхнулся на дорогой диванчик, и тот заскрипел под его весом. Ему так понравился этот звук, что он поднялся и снова плюхнулся на диван. Потом встал и прыгнул на него. Деревянные ножки застонали, оцарапав пару дюймов пола и оставив четыре одинаковые полосы на твердой древесине.

Конор улыбнулся. Замечательно.

Он вскочил и толкнул диванчик ногой, чтобы он отъехал еще дальше. Он сам и не заметил, что тяжело дышит, а голова горит, как будто у него температура. Он еще раз толкнул диван.

И поднял взгляд на часы.

Любимые часы его бабушки, висевшие над камином. Маятник качался влево-вправо, влево-вправо, словно был занят своей личной жизнью и не обращал на Конора внимания.

Сжав кулаки, мальчик медленно подошел к часам. Буквально через секунду они пробьют – бум-бум-бум – девять часов. Конор не двигался, пока секундная стрелка не скользнула и не показала на двенадцать. Не успел раздаться бум, как он схватил взлетевший маятник.

Конор слышал, как механизм часов застонал на первом «б» застывшего в воздухе прерванного «бум». Свободной рукой Конор подвинул минутную и секундную стрелки с двенадцати. Они не давались, но он нажал сильнее, из-за чего они издали громкий неприятный «щелк». Внезапно стрелки вырвались из незримого плена, и Конор сумел прокрутить их, захватив заодно и часовую, из-за чего где-то внутри часов послышались жалостливые недо-бумы и болезненные щелчки.

Конор ощущал, как у него на лбу выступает пот, а грудь словно пылает жаром.

(…почти как в кошмаре, такой же сумасшедший размытый мир, ускользающий от него, но в этот раз Конор им управляет, в этот раз он – кошмар…)

Секундная, самая тонкая из стрелок, внезапно открепилась и упала с циферблата, отлетела от ковра и скрылась в пепле камина.

Конор быстро отступил назад, отпустив маятник. Тот дернулся к центру, замер и больше не двигался. А часы больше не жужжали и не тикали, как раньше, и оставшиеся стрелки застыли на месте.

Ой-ой.

В животе все сжалось, когда он осознал, что наделал.

О нет, подумал Конор.

О нет.

Он их сломал.

Часы, которые, наверное, стоили дороже разбитой маминой машины.

Бабушка его убьет! Может, и в самом деле убьет…

И тут он заметил.

Часовая и минутная стрелки остановились не на абы каких цифрах.

– Я разбираюсь в погромах, и этот – особенно жалкий, – сказал монстр позади него.

Конор резко обернулся. Как-то, непонятным образом, монстр появился в гостиной его бабушки. Разумеется, он был слишком крупным для этой комнаты, и ему пришлось сильно наклониться, чтобы не пробить головой потолок, а ветви и листья в его теле сплетались все сильнее, стараясь занимать как можно меньше места, но все же монстр заполнил собой почти всю комнату, от угла до угла.

– Разрушение, достойное мальчишки, – добавил монстр, раздувая волосы Конора своим дыханием.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Конор. Внезапно у него появилась надежда. – Я сплю? Это сон? Как тогда, когда ты разбил окно в моей спальне, я проснулся и…

– Я пришел рассказать тебе вторую историю, – прервал его монстр.

Конор сердито фыркнул и посмотрел на сломанные часы.

– Такую же скучную, как предыдущая? – рассеянно спросил он.

– С настоящим погромом в конце, если тебя это интересует.

Конор снова повернулся к монстру. На его лице появилось выражение, в котором мальчик узнал зловещую ухмылку.

– Это история-обманка? Будет казаться, что все так, а окажется совсем иначе?

– Нет, – ответил монстр. – Это история про человека, который думал только о себе. – Монстр вновь улыбнулся, еще более жутко. – И его очень, очень жестоко наказали.

Какую-то долю мгновения Конор тяжело дышал и не говорил ни слова, думая о разбитых часах, о царапинах на древесине, о ядовитых ягодах, которые падали с монстра прямо на чистый бабушкин пол…

Конор подумал об отце.

– Я слушаю, – сказал он.

Вторая история

– Сто пятьдесят лет тому назад, – начал монстр, – в краю этом стала развиваться промышленность. Новые заводы появлялись всюду – как сорняки. Люди вырубали деревья, перерывали поля, загрязняли реки. Небо давилось дымом и пеплом, да и люди тоже – они кашляли и чесались дни напролет, не поднимая глаз от земли. Маленькие деревушки стали крупными селами, а села разрослись до больших городов. И люди начали скорее кормиться самой землей, чем от нее.

Но не вся зелень исчезла – надо было только знать, где искать.

Монстр вновь раскрыл ладони – и по бабушкиной гостиной пронеслась волна тумана. Когда туман рассеялся, оказалось, что Конор и монстр стоят под ярко-голубым небом в изумрудно-зеленом поле, вокруг которого раскинулась долина металла и кирпича.

– Так, значит, я и впрямь сплю, – проговорил мальчик.

– Тише, – сказал монстр. – Вон он идет.

И Конор увидел угрюмого, хмурого, как туча, мужчину в тяжелых черных одеждах, он поднимался в гору по направлению к ним.

– На окраине этих зеленых просторов жил один человек. Имя его не важно – им все равно никто никогда не пользовался. Жители деревни звали его просто Знахарем.

– Кем-кем? – спросил Конор.

– Знахарем, – повторил монстр.

– Кем-кем?

– Знахарь – слово устаревшее, даже для тех времен; так раньше называли тех, кто лечил людей.

– А, понятно, – отозвался Конор. – Так бы сразу и сказал!

– Но он носил это имя по праву, потому что знахари существуют издревле и знают толк в старинных способах лечения. В травах, кореньях, в отварах из листьев и ягод.

– Совсем как папина новая жена, – произнес Конор, пока они с монстром наблюдали за тем, как мужчина выкапывает из земли какой-то корешок. – Она владеет магазином, который торгует лечебными минералами.

Монстр нахмурился.

– Тут нет почти ничего общего.

Изо дня в день бродил Знахарь по окрестностям и собирал травы и листья. Но с годами его вылазки становились все длиннее и длиннее – ведь заводы и дороги стали активно появляться и за пределами города – как сыпь, которую он так хорошо умел лечить. Если раньше он еще до утреннего чая успевал пополнить свои запасы миролиста и розоцвета, то теперь на это уходил целый день.

Мир менялся, и Знахарь озлобился. Вернее сказать, озлобился еще сильнее, потому что и раньше не отличался особой доброжелательностью. Он всегда был жадным и слишком много просил за лечение, порой даже больше, чем больной мог заплатить. Тем не менее он удивлялся, что жители деревни так его не любят, и считал, что заслуживает куда большего уважения. А поскольку его отношение к людям было скверным, они отвечали ему тем же, и со временем дошло до того, что его пациенты стали лечиться другими – современными – лекарствами у других – современных – врачей. Из-за чего Знахарь конечно же озлобился еще больше.

Их вновь объял туман, и картинка изменилась. Теперь они оказались на вершине небольшого холмика, покрытого зеленью. Чуть поодаль стоял дом приходского священника, а в окружении нескольких могильных плит росло высокое тисовое дерево.

– В той же деревне жил один священник…

– Это же тот холм, что находится позади моего дома! – перебил его Конор. Он огляделся, но увидел лишь несколько тропок и русло грязной речки – железную дорогу здесь еще не проложили, не было еще и улиц, застроенных рядами домов.

– У священника росли две дочки, – продолжил монстр, – и они были смыслом всей его жизни.

Из дома священника с громкими возгласами выбежали две девочки, они хихикали, смеялись и лупили друг дружку пучками вырванной с корнем травы. Они бегали вокруг тисового ствола и прятались друг от друга.

– Это же ты! – воскликнул Конор, указывая пальцем на дерево, которое в тот момент выглядело самым что ни на есть обычным образом.

– Да, верно, на землях священника, помимо прочего, росло тисовое дерево. И очень симпатичное, – добавил монстр.

– Тебе виднее, – сказал Конор.

– И вот, Знахарю срочно понадобилось это дерево.

– Да? А зачем? – спросил Конор.

Монстра его вопрос удивил.

– Тисовое дерево – самое важное из всех целебных деревьев, – ответил он. – Оно живет тысячи лет. В его ягодах, коре, листьях, соке, древесине – во всем горит и пульсирует жизнь. Снадобье из этих ингредиентов – если только их подготовит и смешает правильный знахарь – избавляет от любых недугов, какими только может страдать человек.

Конор нахмурился:

– Ты это все выдумываешь.

Лицо монстра приняло устрашающее выражение.

– Ты смеешь сомневаться в моих словах, мальчик?

– Нет, – ответил Конор, поспешно отступая от разгневанного монстра. – Просто я впервые об этом слышу.

Еще миг лицо монстра сохраняло грозное выражение, затем он продолжил свою историю:

– Для того чтобы собрать с дерева все необходимые ингредиенты, Знахарю нужно было его срубить. Священник этого бы не позволил. Тис рос на этой земле еще задолго до того, как она перешла в собственность церкви. Кладбище здесь уже заложили и подготавливали все к строительству новой церкви. Тис должен был защищать церковь от непогоды и сильных дождей, и священник – сколько бы Знахарь его ни просил, а просил он очень часто, – и близко его к дереву не подпускал.

Священник был человеком образованным и добрым. Он желал своей пастве всего самого лучшего, в том числе и избавления от средневековых предрассудков и веры в колдовские силы. В своих проповедях он выступал против используемых Знахарем древних методов лечения, а скверный нрав Знахаря и его жадность только способствовали тому, что люди охотно соглашались с проповедями. Дела Знахаря пошли еще хуже.

Но однажды дочки священника заболели. Сначала слегла одна, а потом и вторая – они заразились инфекцией, которая ходила по всей деревне.

Небо потемнело, и Конор услышал, как кашляют в доме священника его дочки, а еще услышал громкие молитвы священника и плач его жены.

– Что бы священник ни делал – ничего не помогало. Ни молитвы, ни лекарства от современных врачей, что жили в городах неподалеку, ни снадобья, собранные на поле и робко и тайно предложенные прихожанами. Бесполезно. Дочки все слабели и медленно угасали. И в итоге не оставалось ничего, кроме как обратиться к Знахарю. Священник подавил в себе гордость и отправился к нему просить прощения.

– Помоги моим дочерям! – просил он, стоя на коленях на пороге знахарского дома. – Если не ради меня, то ради двух невинных девочек.

– С какой стати? – спросил Знахарь. – Из-за твоих проповедей никто у меня лечиться не хочет. Ты не подпустил меня к тисовому дереву – а без него я не могу готовить снадобья. Ты всю деревню настроил против меня.

– Я позволю тебе делать с деревом все, что захочешь, – ответил священник. – Я буду хвалить тебя в проповедях. Я буду направлять всех своих прихожан к тебе при любом недуге. Ты получишь все, что твоей душе угодно, только вылечи моих девочек.

Знахаря его слова удивили.

– И ты отречешься от всех своих убеждений?

– Ради спасения дочек я отрекусь от всего, – ответил священник.

– Ну, тогда мне нечем тебе помочь, – сказал Знахарь и захлопнул дверь перед носом своего гостя.

– Как так? – спросил Конор.

– Той же ночью обе дочери священника умерли.

– Как так? – снова спросил Конор, похолодев – ему казалось, что он видит кошмарный сон.

– И в ту самую ночь пришел я.

– Отлично! – закричал Конор. – Это безмозглое ничтожество заслуживает самого жестокого наказания.

– Я тоже так думал, – сказал монстр. – Вскоре после того, как часы пробили полночь, я разрушил дом священника до основания.

Конец второй истории

Конор круто развернулся лицом к монстру.

– Дом священника?

– Да, – сказал монстр. – Я обрушил крышу и повалил все стены кулаками.

Жилище священника все еще было у них перед глазами, и Конор увидел, как растущее рядом с ним тисовое дерево обернулось монстром и яростно напало на дом. С первым ударом по крыше распахнулась входная дверь, и священник с женой в ужасе выбежали на улицу и понеслись прочь. Монстр из видения швырнул им вслед сорванную с дома крышу, и она едва их не задела.

– Что ты творишь? – закричал Конор. – Ведь злодей – это этот Зна-как-его-там!

– Разве? – спросил настоящий монстр за его спиной.

Раздался треск: второй монстр – из видения – повалил переднюю стену дома священника.

– Само собой! – закричал Конор. – Он отказался помогать и не стал лечить дочерей священника! И они умерли!

– Священник не хотел верить в то, что Знахарь способен ему помочь, – сказал монстр. – Когда дела священника шли на лад, он едва не довел Знахаря до разорения, но стоило беде прийти в его дом, и он изъявил желание отказаться от любого убеждения ради спасения дочерей.

– И что? – спросил Конор. – Так поступил бы любой! Так поступил бы каждый! А чего ты от него ждал?

– Что он подпустит Знахаря к тису после первой же просьбы.

От этих слов Конор осекся. Вновь послышался треск – это рухнула еще одна стена дома священника.

– И ты дал бы себя убить?

– Я не какое-то там одно дерево, я больше, – сказал монстр, – и да, я позволил бы срубить тис. Это спасло бы дочерей священника. И много-много кого еще.

– Но тогда дерево погибло бы, а Знахарь обогатился! – вскричал Конор. – А он был плохим человеком!

– Он был жадным, грубым и озлобленным, но все же умел лечить людей. А священник – кем был он? Да никем. Вера – это половина выздоровления. Вера в лекарство, вера в будущее, которое ждет впереди. А он был человеком, который жил за счет веры, но пожертвовал ею при первой же трудности, как раз тогда, когда она больше всего была ему нужна. Он верил эгоистично и боязливо. И это стоило жизни его дочерям.

Конор начал злиться.

– Ты обещал, что в этой истории не будет обмана!

– Я обещал рассказать историю о человеке, который думал только о себе и поплатился за это. И я свое обещание выполнил.

Кипя от негодования, Конор вновь взглянул на второго монстра, уничтожающего дом священника. Огромная чудовищная нога одним ударом сшибла лестницу. Огромная чудовищная рука замахнулась и сломила стены спален священника.

– Конор О’Мэлли, скажи-ка, – начал монстр, что стоял позади, – а не хочешь ли ты что-нибудь порушить?

– Я? – удивленно переспросил Конор.

– Уверяю, получишь большое удовольствие.

Монстр выступил вперед, присоединяясь ко второму монстру – самому себе, – и пнул гигантской ногой диванчик – совсем такой же, как у бабушки Конора. А потом обернулся и вопросительно посмотрел на мальчика.

– Что бы мне теперь сломать? – спросил он и подошел ко второму монстру, они слились воедино – от этого зрелища в глазах у Конора на секунду помутнело – и стали одним монстром, еще больше, чем раньше.

– Жду твоего приказа, мальчик, – сказал монстр.

Конор почувствовал, что ему снова трудно дышать. Сердце стучало с невероятной скоростью, и вновь стало казаться, что он попал в сумасшедший мир кошмара. Он выдержал довольно долгую паузу.

А потом сказал:

– Ломай камин.

Кулак монстра в ту же секунду рванулся вперед и разрушил каменный очаг до основания, а кирпичная труба с грохотом упала вниз.

Конору стало еще труднее дышать, словно он рушил дом своими руками.

– Выбрось постели! – велел он.

Монстр взял из двух уже лишенных крыш спален две кровати и швырнул их с такой силой, что они, казалось, долетели почти до самой линии горизонта, прежде чем рухнуть наземь.

– Круши мебель! – закричал Конор. – Круши все!

Монстр прошелся по дому тяжелыми, громкими шагами, ломая с треском и хрустом каждый предмет мебели, что попадался ему на пути.

– РАЗНЕСИВСЕЧТОВИДИШЬ! – проревел Конор, монстр ответил ему таким же ревом и ударил по оставшимся стенам – и они тут же обрушились. Конор ринулся ему на помощь: он поднял с земли палку и, просунувшись в окно, принялся крушить все, что монстр еще не успел уничтожить.

Он все продолжал реветь, да так громко, что и собственных мыслей не слышал; неистовство разрушения поглотило его, и он просто крушил, крушил и крушил, ни о чем не думая.

Монстр не солгал: это и в самом деле приносит удовольствие.

Конор кричал до хрипоты, ломал все вокруг до боли в руках, ревел до тех пор, пока чуть ли с ног не валился от усталости. Когда он наконец остановился, то обнаружил, что монстр тихо наблюдает за ним, стоя чуть поодаль от разрушенного дома. Тяжело дыша, Конор оперся на палку, чтобы не упасть.

– Вот это настоящее разрушение, – сказал монстр.

И вдруг они вновь оказались в бабушкиной гостиной. Конор увидел, что разгромил ее целиком и полностью.

Погром

Диванчик превратился в гору из бесчисленного множества маленьких кусков. Ножки были отломаны, обивка – изорвана в клочья, на полу под ногами валялись куски наполнителя и остатки настенных часов, которые упали и разлетелись на почти неузнаваемые фрагменты. Та же участь постигла лампу и два столика, стоявших по обеим сторонам от диванчика, а также книжную полку, расположенную у выходящего на улицу окна; все книги из нее были изорваны с первой до последней страницы. Не уцелели даже обои – их содрали, оставив на стене грязные, неровные полосы. Стоять остался лишь шкафчик, хотя его стеклянные дверцы тоже были разбиты, а все содержимое рассыпано по полу.

Конор пораженно смотрел на все это. Он взглянул на свои руки: исцарапанные, кровоточащие, с поломанными и неровными ногтями, они болели после учиненного погрома.

– О Господи… – прошептал он.

И обернулся к монстру.

Которого уже не было позади.

– Что ты наделал? – прокричал Конор в пустоту, неожиданно слишком уж тихую. После погрома на полу было так много мусора, что он едва мог ногой пошевелить.

Он просто ну никак не мог навести такой беспорядок в одиночку.

Никак.

(…в самом деле?)

– Господи… – повторил он. – Господи!

– Погромы доставляют удовольствие, – услышал он, но слова эти звучали откуда-то издалека, их словно приносил ветер, будто самого говорящего здесь не было.

А потом он услышал, как у дома притормозила бабушкина машина.

Бежать было некуда. Не оставалось времени даже на то, чтобы выйти через заднюю дверь и самому тайно устремиться куда-нибудь, где бабушка его никогда не найдет.

А ведь даже отец не пустит его к себе, когда узнает, что он натворил, подумал Конор. Мальчику, который совершил такое, ни за что не позволят жить в одном доме с маленьким ребенком…

– О Господи… – вновь сказал Конор, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Бабушка сунула ключ в замок и открыла входную дверь.

Бабушка дошла до порога гостиной, нервно теребя свою сумочку, и за краткий миг до того, как она заметила Конора и окружающую его разруху, он увидел ее лицо, увидел, какое оно усталое, увидел, что на нем не читаются никакие вести – ни хорошие, ни плохие – а значит, прошедшая ночь, которую бабушка провела в больнице с мамой Конора, ничем не отличалась от других ночей, которые так изматывали их обеих.

А потом она подняла глаза.

– Что за?.. – начала она и осеклась, чтобы рефлекторно не чертыхнуться перед Конором. Она стояла как вкопанная, сумочка застыла в воздухе. Двигались только ее глаза – она оглядывала комнату и не могла поверить в то, что видела перед собой, она с трудом осознавала произошедшее. Не было слышно даже ее дыхания.

А потом она взглянула на Конора, раскрыв рот и широко распахнув глаза. И увидела, что он стоит посреди всего этого беспорядка и что руки его кровоточат после погрома.

Она закрыла рот, но лицо ее не приняло обычного сурового выражения. Рот подрагивал и трясся, казалось, бабушка изо всех сил сдерживает слезы, казалось, она едва может сохранять внешнее спокойствие.

А после она издала стон, не разжимая губ – он шел откуда-то из глубины, из ее грудной клетки.

Звук этот был невыносимым – Конор едва сдерживался от того, чтобы заткнуть уши руками.

Стон повторился еще. И еще. И еще, пока не стал единым непрерывным стенанием, единым бесконечным жутким воем. Сумочка упала на пол. Бабушка закрыла рот ладонями, словно только это могло заглушить изливающийся из нее жуткий, стонущий, воющий, пронзительный звуковой поток.

– Бабушка? – произнес Конор высоким и напряженным от страха голосом.

И тут она закричала.

Она отняла руки от лица, сжала кулаки, широко распахнула рот и закричала. Закричала так громко, что Конор все-таки заткнул уши руками. Она не смотрела на него, она вообще ни на что не смотрела и просто кричала в пространство.

Никогда еще Конору не было настолько страшно. Он словно оказался на краю света, словно наяву попал в свой ночной кошмар с криками и пустотой…

А потом бабушка шагнула в комнату.