Без Отечества… Панфилов Василий
Больше всего моя жизнь сейчас походит на попытку выбраться из топкого болота, когда уже виднеется спасительный берег, и отчаянно хочется, презрев все опасности, побрести туда напрямки, понадеявшись на толстую слегу и извечный авось.
Уже сгущаются сумерки, опускается на землю ночная мгла, и времени остаётся всё меньше. Сцепив до боли зубы, нащупываю слегой путь, надеюсь успеть до темноты и всё вглядываюсь в виднеющийся берег…
… успею ли? Быть может, действительно — напрямки, наваливаясь грудью на кочки, подтягиваясь вперёд с помощью слеги, ползти вперёд, к ясно видимому берегу?!
— Да чтоб тебя… — сдавленно прошипел я, встряхивая головой и пытаясь выбросить из головы все эти, чёрт бы их подрал, поэтические метафоры, и просто работать! Не вышло…
— Ладно, — со вздохом постановил я, откладывая тетрадки и вставая с дивана, — кофе!
Прислушавшись к организму, неуверенно добавил:
— И пожрать чего-нибудь…
Пошарив на кухне, нарезал себе на тарелку сыров и копчений по чуть и налил бокал вина.
— Хм…
… и подхватил бутылку с собой.
Усевшись на подоконнике, поставил рядом тарелку и вино, я замер, бездумно глядя на город. Там, внизу, протекает обычная, обыденная жизнь обывателей, мирная… и не то чтобы беззаботная, но — безопасная. Жизнь, какая она и должна быть…
Потихонечку таская с тарелки еду, просто наблюдаю, стараясь не думать ни о чём, и разве только замечая интересные бытовые сценки. Не сразу, но начало отпускать, и жизнь не то чтобы наладилась, но по крайней мере, перестала быть такой беспросветной.
— Ох, Илья… — покачал я головой, — вспоминая бывшего приятеля и мрачнея. Жаль… А впрочем, стоит ли жалеть?!
— А пожалуй, что и нет, — постановил я после некоторого раздумья. Сейчас, когда прошло уже несколько часов, разговор с Ильёй стал выглядеть иначе…
… и сильно.
— Постановка… — катаю на языке слово и образ и хмыкнул задумчиво, — а ведь действительно! Всё очень… нет, не театрально. Думаю, Илья всё ж таки не играл. А вот его, пожалуй, играли…
Вспоминая разговор, я, насколько смог, отстранился от эмоций. Вышло, если честно, так себе… но всё-таки вышло.
— Сценарий, — подытоживаю несколько минут спустя, — Илья неглуп, но изрядно наивен, да и склонность видеть всё в чёрно-белых тонах была у него и раньше. Сейчас, я полагаю, она обострилась до крайности, до каких-то патологических величин.
— Сыграть мной решили, так? — допив бокал, наливаю ещё и задумываюсь — кто же это, чёрт бы его подрал, может быть?
— Н-нет… — сделав глоток, констатирую очевидное, — не хватает данных. А надо, надо разобраться… Кто же этой такой умный…
— … и наглый.
Очень всё неочевидно, к сожалению. Одним остро нужно убрать меня из Франции, и здесь может быть целая шахматная партия — со сторонниками Пуанкаре, Легионом Чести и чёрт те кем ещё. Я мно-огим мешаю…
Другим, в России, преследующим собственные интересы, хочется видеть меня в Москве, дабы использовать как козырь для какого-то случая. А потом, разумеется, в отбой…
Не ново, на самом-то деле. Команды как таковой у меня в России нет…
… уже нет!
Я только-только начал формировать её… но увы. В Эпоху Перемен несколько месяцев — вечность!
— Усиление собственного авторитета с моей помощью? — озвучил я и задумался, — Умно! На пару недель моего… хм, свечения хватит. За это время, подготовившись, можно успеть немало, а вот я…
— Хм… без команды, без… да без всего по сути, перехватить вожжи не смогу. Соответственно, потом либо играть в чужой команде, либо, откатившись сильно назад, пытаться создать свою команду заново, и заново карабкаться на политический Олимп. Вот только дадут ли…
Вспомнив Мартова, председателя Студенческого Совета, весьма ловко и беспринципно воспользовавшегося моими наработками, я понял — да чёрт с два! Пуля там или нет… а решение проблемы имени меня будет найдено.
— И это, чёрт подери, только верхушка айсберга, — пробормотал я, зажёвывая мысли сыром.
Хочется думать, что это интрига людей из окружения Клемансо и Пуанкаре, для которых я исключительно неудобен. На это показывает многое, начиная с весьма странной оказии, с помощью которой Левин перебрался из Москвы в Европу в самые кратчайшие сроки.
Да, аэропланы всё также перевозят срочную почту, и наверное, берут иногда пассажиров…
… но Левин?!
Он хороший оратор, зажигающий сердца людей своей убеждённостью и нравственной чистотой, но собственно, другие его достоинства не столь впечатляющи. По крайней мере — не настолько, чтобы можно было представить его перелёт через несколько границ с почтовым аэропланом.
С другой стороны — Революция! Эпоха Перемен, она такая… случаи бывают самые дикие, по себе знаю. Одни только связи революционеров со всей Европы, которых сотни, если не тысячи, перебрались нынче в Россию, могут дать самые неожиданные результаты.
Кого там только нет! Бывшие депутаты парламентов и террористы, профессиональные революционные контрабандисты, таскающие через границу запрещённые материалы и выходцы из верхов общества, разведчики всех разведок мира и авантюристы, да просто сумасшедшие…
— Поэтому… — я допил вино, покосился на бутылку и решительно отставил её, — исключать нельзя никого и ничего!
— За почтой сходить, что ли? — задумался, заколебавшись — самому ли прогуляться, или послать, как всегда, сынишку швейцара? Но решил-таки пройтись — может, голова наконец заработает как надо.
Быстро одевшись, ссыпался вниз по лестнице, кивнул швейцару и выскочил на улицу, где накрапывал мелкий летний дождик. Прикрыв голову кепкой, я с минуту поколебался, выбирая маршрут.
— Взять газет, что ли… — проговорил я вслух, — да в кофейню! А там уже видно будет, по настроению.
Через несколько минут, заглянув в газетный киоск, дежурно пофлиртовал с немолодой, отчаянно косоглазой девушкой, зазывно (и несколько щербато) улыбающейся каждому покупателю, и взял наконец все газеты, где хоть краешком упоминалась Россия. Стопка вышла изрядная, ну да плевать…
Финансы мои по-прежнему ограничены, но с некоторых пор в будущее я смотрю с несколько большим оптимизмом. Парижские, а затем и страсбургские мои знакомства, плюс репутация человека молодого, но весьма серьёзного и многообещающего, дали неожиданный, но приятный эффект.
Обычная в общем-то беседа с промышленниками Эльзаса, один из которых пожаловался на недостаточную загруженность линий. Здесь, как я понял, дело как в надорванности европейской экономики, так и в некоторой двойственности положения «новых французов», интересы которых власти в Париже поставили на последнее место среди всех провинций.
Кто бы что ни говорил о свободном рынке, но государственное регулирование имеет место быть во всех странах, и Франция не исключение. Законы и поправки к ним, акты и постановления, разумеется, играют свою роль, но ничуть не меньше, если не больше, имеет значение обычный госзаказ, и это так… навскидку.
Слово за слово… и я, показав сперва, что понимаю, о чём вообще ведётся речь, обмолвился, что изучаю в Университете не только, и даже не столько лингвистику и иже с ней, сколько инженерное дело. Ну и о намерении когда-нибудь потом, когда появится время и возможности, запатентовать несколько простейших, но кажется, многообещающих изобретений.
Каюсь, я несколько надувал щёки, показывая себя серьёзным молодым человеком, и…
… моя репутация, в кои-то веки, сыграла на руку!
Промышленники заинтересовались, Даниэль оказался поблизости, и сперва был оформлен (на словах, сугубо на словах!) договор о намерении. А затем, к вечеру следующего дня, были оформлены (уже вполне официально!) патенты, в которые вцепились промышленники.
Я не рассчитываю получать хоть сколько-нибудь значимую прибыть с автоматических лыжных креплений, по крайней мере, не в ближайшее время. Но вот, например, блендер — вполне.
В ближайшее время планирую запатентовать ряд мелких изобретений, привычных каждому, кто не понаслышке знаком с такими понятием, как «ремонт». Многих вещей, притом простейших, и казалось бы, элементарных, нет и в помине, а ведь они, чёрт подери, удобны!
Больших денег я с этого вряд ли получу, но устойчивый финансовый ручеёк обеспечить надеюсь.
Размышления мои прервались с приходом в кофейню, и я, приятельски поздоровавшись с немолодым официантом, заказал себе кофе — для начала. Не дожидаясь заказа, расстелил на столе первую газету и начал листать, бегло пробегая глазами не только «русские» статьи, но и всё, что казалось мне важным.
В Париже, да и во Франции вообще, уже наладили выпуск нескольких русских газет, но вот достоверность информации в них хромает. А уж подача и тенденциозность… это нечто совершенно невообразимое!
Листая прессу, и не забывая о кофе и выпечке, чуть было не забыл о заметках. Спохватившись, достал блокнот и начал делать выписки.
Получасом позже, подводя предварительные итоги.
— Вторжение японцев… — прикусывая губу, выписываю всё самое важно, — поведение союзников в России…
— А это… — ещё раз пролистываю пару газет, открыв их на заломленных страницах, — Национальные окраины, хм… В стране жрать нечего, эпидемии, а туда же — имперский угар!
— Сколько сил уйдёт на попытку удержать их… — качаю головой, — а средств?! Так ещё и не выйдет ни черта!
Вздохнув, отложил русскую прессу подальше и взялся за европейскую. Статьи по диагонали, выписки…
… но что-то не давало мне покоя.
— Жером, — негромко подзываю официанта, — ещё кофе! И… сладкого, пожалуй — на твой вкус.
Кивнув с достоинством, тот удалился, а я снова погрузился в газеты. О России в них пишут очень… по-всякому, но есть несколько общих, и я бы даже сказал — неизбежно общих вещей.
В частности — всё та же проблема национальных окраин, долги Царской России, проблема с репарациями — которые если и будут, то незначительными с финансовой точки зрения, но…
… есть нюансы! Собственно, нюансы всегда есть…
— Национальные окраины и деньги, — бормочу я, чувствуя, что подобрался к чему-то важному, — Деньги и национальные окраины…
На столик опустился кофейник, а я, не обращая внимание ни на что происходящее, замер, обдумывая мысль, которая кажется мне всё более и более привлекательной.
— … а почему бы, чёрт подери, не обратить национальные окраины — в деньги?!
Глава 15
Продажа Родины крупным оптом
— Ты спятил, — констатировал Даниэль, крепко сжав стакан с бренди побелевшей рукой, — это…
Он замолчал, подбирая слова, но так и не найдя их, выдохнул и повторил:
— Алекс, ты спятил! Дьявол… это так не работает, понимаешь!? Есть международное право! Твоё предложение… оно настолько за гранью, настолько выламывается из канонов юридических актов и постановлений, что ты даже вообразить не можешь!
— Это настолько безумно, что… — покачав головой, адвокат опрокинул в себя алкоголь, и, выдохнув, подёрнул плечами. Встав, он сделал несколько шагов по кабинету, остановившись у полок с книгами по юриспруденции, разбухшими от многочисленных закладок, и пробежал по ним сильными пальцами, напомнив мне пианиста.
— Разве? — склоняю голову набок, пристально наблюдая за ним, — Но я же привёл тебе ссылки на соответствующие акты международного права, и…
— Да! — перебил меня Даниэль, снова падая в кресло, — Да! Да! Да и ещё тысячу раз — да! Технически… Не перебивай! Так вот — технически это возможно, хотя местами и дьявольски спорно! Ты даже не представляешь, Алекс, сколько там подводных камней…
— Это… — он наклонился вперёд, ухватившись одновременно за горлышко бутылки, — ни много, ни мало, а пересмотр всего европейского миропорядка, понимаешь? Сейчас! Сейчас, когда и без того идёт раздел территорий, долгов и сфер влияния!
— Но ведь возможно? — упрямо склоняю голову набок, неотрывно глядя на друга.
— Да… да, чёрт бы тебя подрал, — выдохнул тот, принявшись наливать себе бренди, позвякивая горлышком бутылки о стакан, — Повторюсь — технически это всё осуществимо, но… дьявол! Алекс, ты даже не представляешь, какие это будут сложности! Россия и без того…
— Да! — перебил я его, отбирая бутылку и делая глоток прямо из горлышка, отчаянно закашлявшись, — Да, Россия и без того в отчаянной ситуации! Гражданская война, развал страны, национальные и идеологические проблемы, кризис религиозных институтов и экономика, которую, кажется, проще добить!
— Даниэль… — я наклонился вперёд, чуть подавшись в кресле, — вот скажи мне — моё предложение сильно ухудшит положение страны?
— Это безумие… — прошептал юрист, неотрывно глядя мне в глаза.
— Сейчас, Даниэль… именно сейчас! Когда идёт пересмотр европейского миропорядка! Когда делят территории, сферы влияния, долги и… Да чёрт! Даниэль, ты же сам приводил мне примеры самых диких авантюр, которые сейчас, именно сейчас, осуществились.
— Та-ак… — вскочив с кресла, он заходил по комнате, шевеля губами, и очевидно, ведя беззвучный спор сам с собой.
«Значит, не всё так безнадёжно…» — засвербела в голове отчаянная мысль, и я, дотянувшись до бутылки, налил себе полный стакан, разом выцедив добрую треть. Полез было за папиросами, но вспомнил, что не взял их сегодня, и, не спрашивая, позаимствовал одну из сигар в стоящей на столе коробке.
Щёлкнула гильотина, обрезая кончик сигары, и я, прикурив её, откинулся в кресле, наблюдая за метаниями юриста. В голове моей, со скоростью африканских тамтамов, сменяют друг друга отчаянная, безудержная надежда, и столь же безудержное отчаяние.
Если… чёрт, да просто не знаю, что ещё делать! Один только Чехословацкий Легион, чёрт бы его побрал, чего стоит…
Не помню толком истории, увы, но вроде как именно чехословаки стали одной из вех той ожесточённой, беспощадной, слепой в своей ярости Гражданской Войны, когда была пройдена точка невозврата. Пока ещё вся жестокость, все ужасы войны Гражданской, можно назвать «отдельными инцидентами», и они, чёрт бы подрал всех разжигателей, пока ещё не стали массовыми!
Да, от этих «отдельных инцидентов» кровь стынет в жилах… Но пока ещё общественность возмущается и борется, журналисты пишут, и люди на всех, чёрт подери, сторонах конфликта, пытаются вести расследования, осаживая, буде такая необходимость возникает, даже и собственных соратников.
Сейчас чехословаки в Сибири, и кто бы знал, сколько я приложил усилий, чтобы вытащить их оттуда, вернуть на историческую родину, и сделать всё… всё, черт подери, чтобы исключить их из этого уравнения! Пока… не то чтобы втуне, но они, чёрт бы их подрал, всё ещё в России!
А китайцы? На Дальнем Востоке и в той же Сибири представителей этой страны ох как немало… Дешёвая рабочая сила, так-то…
… и аж зубы ломит, как представлю, чем может аукнуться участие китайцев в Гражданской! Нравы у них… нет, не средневековые, а я бы даже сказал — хуже! При всём уважении к китайской культуре и достижениями китайской же цивилизации…
Пытки в китайском законодательстве официально прописаны, так вот! В Средней Азии, к слову, тоже…
… и соответственно, ничего дурного они в этом не видят. Нормальная практика в рамках действующего законодательства…
А если вот эти вот милые обычаи, да на унавоженную ненавистью российскую почву, всходы могут быть страшные!
Хотя… у нас и собственного добра того же рода — навалом! Массовая порка шомполами всех (без исключения!) жителей деревень, а порой и уездов. Расстрелы без суда. Взятие в заложники мирных жителей доблестными войсками.
А казаки? Горцы? Весёлые ребята… ох и весёлые! У них — свои обычаи, нравы, воспитание…
… территориальные претензии, наконец! К соседям, к России, к чёрту лысому!
— Это безумие… — выдохнул Даниэль задумчиво, и, взяв из коробки сигару, провел перед лицом, вдыхая тонкий аромат дорого табака.
Пожимаю плечами…
— А спорные территории? — внезапно поинтересовался юрист, усевшись прямо на подоконник.
— Плебисцит, — отвечаю, не задумываюсь, — с наблюдателями из Лиги Наций.
— С юридической точки зрения это всё…
Он щёлкнул пальцами, и, пожав плечами, раскурил сигару, пуская дым в открытое окно.
— Окраины… прости, Алекс, но национальные провинции России и без того решительно настроены на отделение.
— И? — усмехаюсь я, — Настроены они могут быть на что угодно. Российская армия традиционно была вне политики, а кадавр официальной идеологии стоял на трёх китах: Вере, Царе и Отечестве.
— Вера… — пожимаю плечами, стряхивая пепел, — Стоило только разрешить свободу вероисповедания, как к исповеди пришёл один солдат из десяти. У монархии сторонники есть, но и их не так много, что уж говорить о свергнутом… хм, самодержце.
— Тем упорнее армия будет цепляться за оставшийся осколок, — кивнул Даниэль, с интересом глядя на меня.
— Отечество, — соглашаюсь с ним, — Россия, единая и неделимая. Н-да… И это хорошо!
— Да? — прищурился юрист, — И чем же, позволь поинтересоваться?
— Пугало, — скалюсь я, — Все, кроме самых упёртых и одиозных, едва ли не психопатов… хм а порой и без «едва»! Все уже поняли, что раскола Империи избежать не удастся, и вопрос только в том, как много территорий потеряет разваливающаяся на части Российская Империи.
Я улыбнулся, чувствуя, что меня отпускает то дикое напряжение. Даниэль, хотя и спорит со мной, но уже не считает идею безнадёжной! А это, чёрт подери, кое-что значит…
— Вопрос только в цене. Нет, нет! Не только в деньгах! — жестом останавливаю Даниэля, — Это деньги, да… А ещё спорные территории, вопрос политического признания или НЕ признания какими-то странами… и наконец — пролитой крови.
— Крови, — эхом отозвался юрист, слезая с подоконника и усаживаясь в кресло за рабочим столом, — Я, кажется, понял тебя, но продолжай.
— Именно, — истово киваю я, — крови! Цена, заплаченная за независимость, может оказаться слишком высокой! Одно дело — если эту независимость признали не только страны Европы, но и Россия. Признала де-юре, подписав все необходимые документы, без двусмысленных толкований и оговорок.
— Совсем другое, — усмехаюсь криво, — если осталось постоянное напряжение между странами. Необходимость строить какие-то укрепления на границе… мало? Невозможность строительства на сопредельных территориях хоть сколько-нибудь значимых объектов? Сложностей много… да ты их лучше меня знаешь.
— И вот тут… — чувствую, как мои губы раздвигает безумная улыбка, — все эти ревнители «Единой и Неделимой» приходятся как нельзя кстати!
— Пугало, — напряжённо кивнул Даниэль, — я понял тебя. Да, это может сработать… отчасти.
— А ещё, — я подался вперёд, — страна, которая… будем говорить прямо — выкупит у России эти земли, получит не только самую горячую благодарность жителей тех мест, но и моральное право на самые, чёрт подери, решительные действия в этих странах!
— Не только моральное, — машинально поправил меня Даниэль, — Есть ряд юридических аспектов…
Он задумался, и я замер, даже дыша через раз…
— А ведь и в самом деле, — сказал он, удивляясь собственным же словам, — может получиться! Обнуление долгов Царской России, говоришь…
— Да! — выкрикнул я, — Да и ещё раз да! Смогут эти земли… эти страны, добиться настоящей независимости, или нет, это ещё большой вопрос…
Я не лукавлю! Это в той, уже не состоявшейся Истории, случилось так, как случилось. Здесь… не факт.
Однако я всё равно не вижу, как удержать в рамках единого государства ту же Польшу. Слишком много между нами… всего. Но главное — они всегда считали свою страну — оккупированной!
Со странами Прибалтики сложнее, но и здесь, даже если Россия каким-то чудом удержит их, страна получит один незатухающий очаг сепаратизма на многие десятилетия. Проблем от этого много больше, нежели преимуществ.
А вот отпустить их, поторговавшись перед этим… Я могу быть стократ неправ, но в этом я вижу возможность выстроить отношения с новыми странами — заново. Заранее прописав какие-то вещи, вроде непредоставления своей территории под иностранные базы, к примеру, ну и ряд других гарантий для успокоения ястребов. Обоюдно, разумеется!
Связи, наработанные веками, равно как и отчасти общее экономическое пространство, оно всё равно никуда не денется. Ну а нет…
… да и чёрт с ними! Если ненависть и неприятия настолько высоки, то это ещё один аргумент в пользу моего мнения!
— Добьются они настоящей независимости сами, или нет — это очень сложный вопрос, отвечать на который не возьмусь ни я, ни, наверное, никто в настоящее время! — повторяю я, — Но это будет, чёрт возьми, цивилизованный развод!
— Адвокаты в бракоразводных процессах зарабатывают очень неплохо, — задумчиво сказал Даниэль.
— А я именно это и предлагаю, — улыбаюсь зубасто, — В этой сделки выигрывают ВСЕ заинтересованные стороны!
— Погоди… — помогая себе жестом, останавливаю юриста, — Дай договорить! Смотри… отколовшиеся территории не платят за свою свободу ни единого франка, получая притом возможность перевести дух и обрести независимость, не вступая в вооружённую борьбу с ослабевшей, но всё ещё могучей бывшей Метрополией. Да и получится ли… не факт, далеко не факт!
— Далее… — схватив воздух пересохшим ртом, кошусь на бутылку, но… нет. Хватит! Я и без того слегка поплыл, — Строительство укреплений, содержание армии… как ни крути, а экономия — решительно на всём! А инвестиции? Гарантированная безопасность, в том числе и для вложений, это как по-твоему? Преимущество?
Откинувшись на спинку кресла, Даниэль задумчиво кивнул, окутываясь облаком дыма.
— Россия, — вошёл я в раж, — избавляется от царских долгов, что даёт не только экономический, но и политический эффект для моей страны, и я бы даже сказал — духоподъёмный! А как изменится отношение в России к Франции после такого…
Хмыкнув, Даниэль промолчал, но явно — задумался!
— Наконец, — загибаю безымянный палец, — Франция получит не только моральное, но и формальное право влезать в дела новообразованных государств. А это, как по мне, окупится в самые ближайшие годы!
Даниэль, затянувшись, машинально кивнул, вызвав во мне новый виток энтузиазма…
… и очень надеюсь, моё «кирпичное» лицо не показало всех эмоций!
— А интересы Великобритании и прочих держав, желающих получить свою толику политического влияния и кусочек экономики в новеньких, с иголочки, странах… — пожимаю плечами, — полагаю, они смогут взять часть царских долгов на себя.
— Но если инициатором такого предложения выступит именно Франция, то и действовать им придётся с учётом интересов моей страны, — подытожил Даниэль.
— Та-ак… — он задумался, и я, кажется, перестал даже дышать…
— А знаешь, — медленно сказал юрист, — это конечно безумие… но я в деле!
— Официальный вызов, — констатирую я, удерживая подрагивающими пальцами распечатанный конверт, обильно украшенный гербовыми печатями и (хотя это уж точно лишнее!) марками, — хм…
Кинув конверт на столик, медленно сажусь на диван и снова читаю письмо, в этот раз более вдумчиво, пытаясь прогрызться через обильный канцелярит. Но текст вызова настолько неугрызаемый и бессмысленно-беспощадный в своём бюрократическом совершенстве, что я, будучи закалённым бойцом бумажного фронта, понял только, что решительно ничего не понял!
Меня не пугают редкие обороты и канцеляризмы. Я, чёрт подери — лингвист, а ещё букинист, немного филолог, эссеист и поэт.
Словом — человек, не чуждый мира слов, архивов, бумажной пыли и разгадывания загадок Истории, укрытых в неразборчивых рукописных письмах, старинных фолиантах, и, хотя и не слишком часто, министерских постановлений и указов. Но это…
— Набор слов, — постановил я несколько бесплодных минут спустя, — бессмысленный и беспощадный. Толковать…
Ещё раз пробегаю глазами текст.
— … можно по-разному, и единственное, что неизменно при всех трактовках, так это, пожалуй, сам факт официального вызова.
Поразмыслив, я пришёл к выводу, что меня пытаются… хм, настроить перед беседой. Этакий бюрократический вариант удара пыльным мешком из-за угла, попытка заранее свихнуть мозг, ошарашить, привести в озадаченность.
— Хм… а ведь удалось! Отчасти, но…
— … пожалуй, стоит поставить в известность девушек, — пробормотал я к себе под нос, вставая с дивана, — А то чёрт их знает! Сейчас… право слово, ничему не удивлюсь!
— Шестнадцатый округ, русское посольство, — приказываю таксисту, закрывая дверь «Рено». Водитель, усатый плечистый здоровяк с рябой смуглой рожей, по-видимому узнал меня, и то и дело косился при всяком удобном случае, но с разговорами не лез, за что и получил приличные чаевые.
При входе в посольство, увидев конверт, пропустили без лишних вопросов.
В здании нездоровая суета разворошенного муравейника, все куда-то спешат, семеня трусцой по мраморным полам с озабоченными лицам, зажав в потных руках папки, бумаги, письма и прочую бумажную продукцию. Навощённые деревянные панели источают приятный аромат, растительные нотки тянутся от многочисленных растений, расставленных в кадках, но кисловатый запах пота чувствуется вполне отчётливо, отчего ассоциация с муравейником только крепнет.
— Извольский? — с изумлением уставился на меня пойманный за рукав клерк, не сразу закончив перебирать ногами в отменно начищенных ботинках.
— Александр Петрович? — уточнил он зачем-то, произнося начальственное Имя не без того священного трепета, который ранее я полагал присущим исключительно лакейскому племени, — Простите, а по какому вопросу? Полагаю, это можно решить, не отвлекая…
Молча показываю конверт и письмо, на что клерк, издав какой-то полузадушенный не то вздох, не то всхлип, разом вспотел.
«Эге, — озадачился я, — похоже, это письмо, да и, пожалуй, конверт не прост. Не просто бюрократическая неугрызаемость для кружения головы у адресата, но он, вдобавок, снабжён специальными пометками для сотрудников МИДа. Интересно…»
— Я… это не в моей компетенции! — вывернулся клерк, и заметив в холле более высокопоставленного сотрудника, переадресовал ему меня.
— К Александру Петровичу? — поинтересовался служащий рангом повыше, даже семенящий по холлу более вальяжно, и я бы даже сказал — начальственно…
«Как в обезьяннике, право слово! — выдало подсознание, — Настолько отчётливая градация особей в стае, что наблюдать за их повадками в естественной среде обитания, наверное, одно удовольствие! Полагаю, дня за два можно начерно набросать различия в походке и осанке, в зависимости от важности занимаемой должности и близости к вожаку стаи! Да, похоже… Профессору Рибо, кстати, это может показаться интересным, так что может, и в самом деле зайти к нему?
— Действительно, интересный материал, — воодушевился я, — с таким до магистра дойти — раз плюнуть. Разом и психология, притом интереснейшая ветвь, и прикладная политология, хотя и, пожалуй, несколько узкая».
— Наверное, — не озвучивая своих размышлений, пожимаю плечами с равнодушием человека, которого вся эта МИДовская иерархия не касается лично никоим образом, хотя…
… чёрт подери — до чего же интересно!
— Наверное?! — шёпотом вскричал чиновник, взглядом обжигая меня. Но узнав наконец (или может быть, сделав вид, что узнал только что?), сделался кислым, и промолчав выразительно, отвёл в приёмную посла.
— Ждите, — веско повторил он вслед за секретарём, — Александр Петрович очень занят, так что придётся подождать! Вас вызовут.
Машинально отмечаю обезличенное обращение ко мне, что для посольских работников, помешанных на этикете, совершеннейше невозможная вещь! Это не хамство, но на грани — попытка продемонстрировать недовольство мной со стороны посла, и, наверное, максимально от меня дистанцироваться — показать, что они, благонамеренные и благонадёжные клерки, общаются со мной исключительно по долгу службы!
— Чего-то такого я ожидал, — бормочу вслух, не обращая внимания на секретаря, ожегшего меня недовольным взглядом.
Достав из кармана небольшой томик со сборником поэзии французских сюрреалистов, который на днях подарил мне один из авторов, я погрузился в чтение. Ах, какие имена… Луи Арагон, Жан Кокто, Андре Бретон, Филипп Супо и ушедший в бессмертие Гийом Аполлинер…
… с автографами авторов, а?!
Я не Цезарь, и делать несколько дел разом не умею. Но перечитывать уже читанное, успевая отслеживать обстановку в приёмной, мне не сложно. Сухаревская ещё привычка! Попробуй там зазевайся…
Помимо меня в приёмной ещё несколько нервничающих господ чиновничьего вида, и мне было помстилось, что их собрали сугубо для того, чтобы усилить впечатление, который господин посол соизволил произвести на меня перед приёмом…
… но очень вряд ли!
Впрочем, исключать подобное я бы всё же не стал. Фигура я не из самых значимых, но здесь и сейчас, в настоящий момент, мой вес достаточно солиден.
А послу, собственно, достаточно высказать пожелания, и услужливые подчинённые, у которых умение улавливать нюансы такого рода буквально в крови, сделают всё сами. Собственно, это часть их работы.
Поэзия тем хороша, что, прочитав несколько строк, можно потом поднять голову с затуманенным, как бы невидящим взором, и всем своим видом показывать, что ты не здесь, в этом тварном жестоком мире! Бог весь, как там я играю, но периферийного зрения мне хватает, чтобы замечать происходящее, хотя и не в малейших деталях.
Секретарь, молодой человек изящного вида, весь якобы углубившийся в бумаги, время от времени отвлекается, чтобы окинуть кого-то из нас взором, отражающим начальственное недовольство. Наверное, будь я хоть чуточку заинтересован в карьере дипломата, эти взгляды привели бы меня в священный трепет…
… но чего нет, того нет!
Наконец, из кабинета Извольского вывалился взмыленный посетитель, и секретарь подал мне знак. Поднявшись, не без сожаления закрываю сборник…
… и гадаю — показалось ли мне, что секретарь подал шефу какой-то условленный знак, определённым образом нажимая коленом на звонок под столешницей, или это всё паранойя и теория заговора?
Посол, щеголеватый мужчина с лихо подкрученными вверх кончиками усов и красивым, но изрядно обрюзгшим лицом, со следами профессиональных излишеств, весьма демонстративно не заметил меня. Сидя за массивным столом чёрного дерева, он с озабоченным видом перебирает бумаги, хмуря подведённые брови и мастерски играя лицом.
Выждав некоторое время, и не дождавшись внимания, я оглядел кабинет, и, нарушая выстроенную психологическую композицию, отошёл в угол, усевшись в мягком кресле под прекрасным напольным торшером. Доставать из кармана томик поэзии или пилочку для ногтей я счёл всё-таки излишним…
… так что в ответ, не менее демонстративно, занялся изучением богато обставленного кабинета посла. На своей нынешней должности он давно, так что можно быть уверенным, что кабинет Александр Петрович обставлял по своему вкусу, и соответственно, я могу хотя бы отчасти понять если не характер господина Извольского, то как минимум те его черты, которые он желает показать посетителям.
«Хороший вкус, — не мог не оценить я обстановку с точки зрения антиквара, — но пожалуй, акцент на а-ля Рюс несколько нарочитый, этакий профессионально-выпуклый, и даже наверное — служебный. Хм… впрочем, уверен, что это ничуть не случайно, равно как и те мелкие детали обстановки, говорящие о том, что его сердце принадлежит Франции».
— Кхм… — я лениво перевёл глаза в сторону господина Извольского, всё так же не отрывающегося от бумаг, и вернулся к созерцанию. Неудовольствие показывает? Да и чёрт с ним…
… хотя признаюсь, это всё бравада! Спина у меня мокрая, и если бы не лицо, по своей выразительности не уступающее булыжнику из стоптанной мостовой, я бы, пожалуй, даже не пытался играть в этакой манере.
— Алексей… Юрьевич? — с некоторой заминкой, как бы припоминая моё имя осведомился он, отрываясь наконец от бумаг.
— Александр… Петрович? — отзеркалил я, неторопливо вставая с кресла, — Рад, очень рад, что вы соизволили…
… но разумеется, он меня переиграл. Как бы ни относиться к Извольскому, но с шестого по десятый годы он был министром иностранных дел и гофмейстером[95], а это — уровень!
Да, деяния его на посту министра иностранных дел по меньшей мере спорны. Одна только англо-русская конвенция 1907 года, разграничивающая интересы Британии и Российской Империи в Азии чего стоит!
Я (увы!) не политолог, но полагаю, что признание протектората Великобритании над Афганистаном, вкупе с обещанием от имени Российской Империи не входить с афганским эмиром в прямые сношения, это большой шаг назад.
А признание суверенитета Китая над Тибетом и раздел Персии на сферы влияния, хотя и подносились как большое достижение Российской дипломатии, являлись скорее тактическими выигрышами, да и то, весьма спорными. Стратегическое преимущество (и не в первый раз!) получила скорее Великобритания.
А Боснийский кризис? Секретные переговоры господина Извольского за спиной Николая Второго, с австрийским министром иностранных дел Эренталем в 1908 году, едва не закончились очередной Балканской войной, и справедливо считаются тяжёлым поражением российской дипломатии.
В некотором роде, победой Извольского и российского МИДа можно считать Русско-итальянское соглашение 1909 года, когда, поддержав Италию в её претензиях на Албанию, в противовес Австро-Венгрии, Российская Империя изрядно ослабила Тройственный Союз[96]. С другой стороны, победа эта обернулась чередой Балканских войн, которые и стали одной из первопричин Первой Мировой…
… но несмотря на всё это, несмотря на ярко выраженную профранцузскую позицию и несколько сомнительные достижения по посту главы МИДа, Александр Петрович не утратил поддержки Николая Второго, и, хотя и утратил пост министра, сохранил за собой одну из ключевых должностей в министерстве.
Полагаю, отчасти это как раз потому, что впечатление господин Извольский производить умеет…
… и он его произвёл.
Полагая себя человеком, достаточно психологически устойчивым, я, чёрт подери, оказался совершенно не готов к противостоянию с высококлассным дипломатом!
Читать бесплатно другие книги:
