Возлюбленная герцога Маклейн Сара
– Я не хочу показывать это тебе. Вообще не хочу, чтобы ты это видела.
Она растерялась.
– Почему?
Пауза, затем он перестал отталкивать ее руку. Наоборот, подтянул ее к себе и встал перед ней на колени. Уткнулся лбом в ее лоб, и они простояли так целую вечность. Сердце Грейс колотилось тем таинственным образом, каким бьются только юные сердца, обещая что-то, что невозможно назвать, с надеждой на что-то, что даже вообразить нельзя.
А затем он ее поцеловал. Или она его.
Не имело значения, кто кого поцеловал. Этот поцелуй просто случился. Да только он преобразил их так, как могут лишь первые поцелуи, и превратился в воспоминание, которого уже никогда не утратить.
Оно обрушилось на нее сейчас, двадцать лет спустя, в этом зале, словно созданном исключительно для воскрешения этого чувства, и теперь казалось, что все случилось только вчера. Всего несколько мгновений назад. Словно происходило прямо сейчас.
Она сделала глубокий вдох, радуясь, что может укрыться в гуще людей, и благодаря небо за парик и маску, сделавшим ее неузнаваемой – впрочем, даже если бы ее узнали, никто в этом зале не проговорился бы. Завсегдатаям дома номер 72 по Шелтон-стрит ни к чему было обнаруживать свое знакомство с хозяйкой сомнительного заведения.
– Что, сегодня мы играем в брюнетку? – проговорил кто-то прямо над ее ухом.
Какая ирония! Стоило ей подумать о собственной анонимности и… Впрочем, этот вопрос вырвал ее из тягостных мыслей о прошлом. Оно и к лучшему…
Она повернулась к подошедшей женщине, темные глаза которой блестели сквозь прорези искусно расшитой переливчато-синей маски, украшенной павлиньими перьями, одновременно убеждаясь, что ее собственные маски, как материальная, так и эмоциональная, снова на месте. Грейс мгновенно узнала герцогиню Тревескан, которая и раздобыла ей приглашение.
– Неужели меня так легко узнать?
Герцогиня улыбнулась.
– Я взяла себе за правило знать всех.
Чистая правда. От внимания герцогини не мог укрыться никто, что делало ее как могущественным врагом, так и сверхценным другом.
– Парик просто фантастический, – похвалила герцогиня, легонько подергав коричнево-красный локон из тех, что были искусно уложены на макушке Грейс. – Французский?
– Французский.
Привезенный на одном из кораблей ее братьев две недели назад.
– Полагаю, в вашем случае естественность выдала бы вас полностью. В любом случае, приобретение просто божественное.
– Могу сказать то же самое о вас. – Грейс чуть наклонила голову и с легким удивлением добавила: – Я так редко вижу вас в маске.
Герцогиня засмеялась и тряхнула юбками великолепного платья. Сине-зеленые, темно-синие, голубые, пурпурные блестки замерцали в нежном свечении из-под лиственного полога, взметнулись павлиньи перья, украшавшие костюм.
– Вы редко видите меня в маске, потому что мы регулярно встречаемся там, где внешность менять не нужно, как вам отлично известно. Мужчины не имеют обыкновения скрывать свою личность, когда посещают частные клубы. Почему же я должна?
Это было не совсем верно, но Грейс не могла отрицать, что коль скоро дело касалось половой принадлежности и удовольствий, возникали двойные стандарты. Тем не менее она невольно огляделась, убеждаясь, что их никто не подслушивает.
– Не волнуйтесь, – улыбнулась герцогиня. – Абсолютно никому не интересно, о чем мы разговариваем.
Прежде чем Грейс успела ответить, герцогиня продолжила:
– Должна признаться, поскольку я никогда не видела вас по эту сторону Пикадилли, то весьма удивилась, когда вы попросили приглашение. – Она раскрыла свой громадный веер из павлиньих перьев и добавила: – Вы расскажете мне, откуда такой острый интерес именно к этому приему?
– Я, видите ли, в некотором роде дендролог.
Герцогиня расхохоталась.
– Остроумно! Однако позвольте предположить, что это как-то связано с матримониальными поисками Марвика.
Грейс позволила себе приподнять уголок рта в усмешке.
– Нет. Как я уже сказал, я очень люблю мох, а где еще вы найдете столько мха в этих каменных джунглях? – Смех ее собеседницы сменился иронической улыбкой, когда Грейс добавила: – Дубовые деревья в доме – какое наслаждение! Разумеется, я охотилась за приглашением.
Герцогиня похлопала ее по руке своим нелепым веером и пообещала:
– Я ведь все равно выясню правду, можете не сомневаться.
Грейс позволила себе таинственно улыбнуться.
– Нет, не выясните, ваша светлость, но мне будет любопытен ход ваших мыслей.
Карие глаза собеседницы заблестели в прорезях причудливой личины.
– Принято.
Прежде, чем Грейс успела ответить, атмосфера вокруг них изменилась, предвещая что-то новое и возбуждающее. Не что-то.
Кого-то.
Она обернулась, и ее обдало жаром, едва взгляд упал на высокого красивого мужчину в идеально сшитых черных брюках и фраке, дополненном белым галстуком, накрахмаленным до совершенства. Простое черное домино, представлявшее собой всего лишь дань празднеству и не предназначенное для того, чтобы скрывать свою личность, – впрочем, в этом зале он бы этого утаить и не смог.
Герцог Марвик, которого она не видела целый год с тех пор, как поставила на колени и вышвырнула на улицу, стоял не более чем в десяти футах от нее.
Шесть футов.
Три.
Дыхание перехватило (до чего это отвратительно!), когда она рассматривала его, а он подошел так близко, что при желании она могла бы к нему прикоснуться. Достаточно близко, чтобы заметить, как он изменился. Высокий, худощавый и красивый, он стал более массивным, чем раньше, более мускулистым, щеки казались не такими запавшими, хотя скулы, не прикрытые маской, по-прежнему оставались идеально высеченными.
Она не могла бы ошибиться при виде этих красивых глаз цвета виски, опушенных темными ресницами. И эти полные, красивые губы были его, и только его.
Грейс восхищалась его красотой у себя в клубе год назад, но сегодня… он превзошел самого себя… в прошлом.
Однако больше, чем физически, он изменился в других смыслах – движения сделались более вальяжными, улыбка более непринужденной.
Грейс поняла, что он провел этот год хорошо.
С трепещущим сердцем она наблюдала, как Марвик ленивой походкой приближается к герцогине.
– Удивительное дело, милорд. Вы – и разгульное веселье! Казалось, эти вещи несовместимы, – нараспев произнесла герцогиня, подавшись к нему ближе – настолько близко, что в Грейс что-то взбунтовалось.
– Видите ли, миледи, прежде у меня не было такой обворожительной компании, – ответил он, и губы его изогнулись в потрясающей улыбке, а Грейс на секунду показалось, что она сходит с ума. Но тут он повернулся, поймал ее взгляд и… весело подмигнул!
Он ее не узнал.
Через мгновение разочарование сменилось облегчением.
Не важно. На самом деле так даже проще.
И все же потрясение не отступало, хотя ей следовало бы радоваться – в конце концов, разве не этого она хотела? Спрятаться от него, оставаясь на виду? Разве это не являлось частью ее плана, который она обдумывала снова и снова, густо подводя глаза и подкрашивая губы? Надевая маску Далии?
Она больше никогда не появится перед ним как Грейс.
Особенно здесь, в его доме в Мейфэре – доме, принадлежащем поколениям герцогов. А даже если бы и появилась – даже если бы он надеялся на встречу, – в таком виде он ее точно не ждал. Только не в платье, маске, с прической и макияжем, как у леди из высшего общества. В облике женщины, получившей лучшее образование, имеющей батальон камеристок, богатство, превышающее пределы разумного, жизнь, полную привилегий, и ни на что не жалеющей средств.
Он бы ждал ее такой, какой видел в последний раз, – в брюках, сапогах выше колен, обвешанной оружием и готовой брать пленных.
И если бы она пришла, он бы ей не улыбался.
Они больше друг другу не улыбаются.
Он низко поклонился, и Грейс словно унеслась назад во времени – или не назад. Может быть, в сторону, в другое время, в другую реальность, где их пути могли бы пересечься – не как у бывших друзей и врагов навеки, а просто как у леди и джентльмена.
Герцога и герцогини.
Грейс отбросила эту мысль и присела в глубоком реверансе, наслаждаясь своей неузнаваемостью.
– Ваша светлость.
Он ответил ей легким поклоном.
Она на время прогнала Грейс прочь, позволив Далии занять ее место и начать флиртовать. В конце концов, она пришла сюда по делу.
Он чуть придвинулся к ней:
– У вас есть имя, прекрасная незнакомка?
«Только то, которое дал мне ты».
Снова эта улыбка, та самая, что ввергает ее в растерянность и во что-то еще, чему она не хотела давать название.
Чего она для себя не желала.
Он взглянул на герцогиню.
– А вы, леди, назовете свое имя?
Та посмотрела на герцога, на Грейс и снова на герцога.
– Я не уверена, что вы хотите узнать мое имя, герцог. – Грейс услышала это, и глаза ее широко распахнулись, но слова уже растворились в смехе, звонком, как колокольчик. – В любом случае, боюсь, что я уже устала от общения, покорнейше прошу меня извинить. – Она была одним из нескольких человек во всем мире, кто мог сказать такое и в самом деле никого не обидеть. – И я как раз вижу свободные качели вон на том дальнем дереве. – Она слегка вильнула пышным задом, скрытым яркими юбками. – Уверена, они ждут павлина.
Прежде, чем они нашлись с ответом, герцогиня уже отошла, протолкалась между изысканно одетой Марией-Антуанеттой и высоким, зловещим чумным доктором и растворилась в толпе, наверняка в восторге от мысли, что герцог и владелица одного из самых привилегированных лондонских борделей стоят и беседуют – и все благодаря ее влиянию. Грейс негромко что-то пробормотала, разочарованная тем, что их оставили наедине, хотя отлично понимала: это единственная возможность попытаться понять, зачем он вернулся.
– Ваша подруга всегда такая…
– Мимолетная? – подсказала Грейс. – Да.
– Я собирался сказать «эксцентричная», – уточнил он.
– И это тоже, – согласилась Грейс.
Тут он взглянул на нее.
– А вы?
Она не сдержала усмешку.
– Я тоже эксцентрична.
– Я имел в виду, собираетесь ли вы быть столь же мимолетной.
Несмотря на гомон толпы, какофонию людских разговоров, его слова звучали отчетливо и чувственно, оседая где-то в глубине ее сознания. Она отчаянно твердила себе, что не должна верить этому мужчине.
Этот мужчина украл у нее все.
Сегодняшний вечер не удовольствие, а стратегия.
Но он создал эту комнату, устроил прием, который на самом деле – чистая фантазия, и чтобы понять, зачем, понять правильно его замысел и пресечь его, Грейс должна сыграть в его игру.
Это будет несложно – разве не подобными вещами она все время занимается?
Она не дура и знает, чего он просит.
У кого?
Грейс не обратила внимания на коварный внутренний голос и на возникшее беспокойство. Проигнорировала и мысль о том, что он флиртовал с другой женщиной. Пусть флиртует. Пусть воображает себе безоблачное будущее, как будто она не поклялась с самого начала, что лишит его этого.
Грейс будет носить свою маску и даст ему то, чего он хочет, а в процессе выяснит цель его возвращения. Его перемен. Его нового появления в мире, от которого они когда-то поклялись отречься.
Мира, в который он никогда не должен был возвращаться.
Вот зачем она здесь. Разведка.
«Войти, затем выйти. Побыть здесь, потом исчезнуть».
– Разве не все здесь мимолетны?
– Разве? Они – коллективный продукт многих столетий аристократического воспитания.
Только не ты, подумала она. И не я.
– Я никогда не придавала особого значения аристократическому воспитанию, герцог.
Титул – это проверка. Поморщится или нет?
Он с насмешливым разочарованием прижал руку к груди, его победительная улыбка сделалась еще обаятельнее.
– Вы ранили меня, леди. Честное слово.
Он ее не узнал. Что-то в груди Грейс расслабилось, подарив ей облегчение. Вернув ее к роли.
– Да вы только оглядитесь, – произнесла она, махнув рукой в сторону Генри VIII и сэра Томаса Мора, стоявших неподалеку и занятых оживленной беседой с Анной Болейн и герцогиней Девонширской в таком высоком парике, что ей чудом удавалось держать голову прямо. – Никто из вас не решится вести себя так, как хочется, не надев маску. Какой смысл во власти, которую вы накопили, если не получать удовольствия?
Он слегка склонил голову.
– Мы? Разве вы не одна из нас?
Она покачала головой.
– Я не одна из вас.
– И как же вы тут оказались? Заблудились в моем саду?
Она не сдержала усмешки.
– У меня есть приглашение.
– От меня?
Она сделала вид, что не услышала вопрос, сказав вместо ответа:
– В городе есть целые районы, жители которых отдадут все что угодно за возможность ощутить радость, которую вы можете получить в мгновение ока. А вы все еще сомневаетесь, позволяя себе пригубить наслаждение только в случае, если сможете обоснованно опровергнуть тот факт, что когда-то его пережили. Какая пустая трата жизни!
– А что же делать? Хвататься за удовольствие, едва оно замаячит на горизонте?
Ее словно шелком погладили. Именно это она и имела в виду. Она, постоянно имевшая дело с наслаждением.
Грейс улыбнулась.
– Я всего лишь реалистка.
– Ну так скажите мне что-нибудь реальное.
Она не колебалась.
– Я мимолетна. Как и этот вечер. – Ее взгляд скользнул мимо него, к массивным деревьям, возвышавшимся над толпами гостей. – Но вам это уже известно.
– Мне?
Он внимательно наблюдал за ней, и она с трудом подавила порыв отвести глаза, боясь, что он посмотрит слишком жестко. Увидит слишком много.
Вместо этого она мысленно убедилась, что обе маски на месте, и многозначительно улыбнулась ему.
– Вы превратили свой бальный зал в лес, ваша светлость. Если не это мимолетно, тогда что же?
– М-м-м… – протянул он, и на душе у нее потеплело, хотя она понимала, что не должна допускать этого. – И что же? Что мы должны сделать с этим вечером?
Он ее не узнал. Доказательством этому – его взгляд, полный любопытства и игривости.
Она незнакомка. Разумеется, именно этого она и добивалась, но не ожидала, что и он окажется чужаком.
– То же самое, что нужно делать с любым другим вечером, – ответила Грейс, мягко и неожиданно для себя более честно, чем собиралась вести себя с ним. – Им нужно наслаждаться.
Молчание, а затем:
– Не хотите ли потанцевать?
Этим вопросом он застал ее врасплох. Когда ее в последний раз приглашали на танец? Да приглашали ли вообще хоть когда-нибудь? Раз или два, предположила она, в Гардене, кто-нибудь, расхрабрившись от выпитого. Но когда она танцевала вот так? В бальном зале?
Как раз с ним.
Он был словно создан для этого. Красивый, и обаятельный, и с улыбкой, которая могла бы завоевать самого холодного скептика, он стоял перед ней, одетый, как в фантазиях любой женщины.
«Тебе бы не помешало немного пофантазировать».
Слова, сказанные недавно Вероник, прошелестели у нее в голове, а следом пришли уверенность и сосредоточенность. Возбужденная энергия. Цель.
Это не фантазия. Это разведка.
У нее есть план.
Она вложила руку в его протянутую ладонь.
– Я очень хочу потанцевать.
Глава 9
Он понял, что это она, в тот миг, как она в платье, ниспадавшем на пол роскошными изумрудными волнами, вступила в бальный зал. Ему не помешали ни маска, закрывавшая все, кроме ее прекрасных, подведенных сурьмой глаз и подкрашенных темно-вишневой помадой губ, ни парик, спрятавший ее огненно-рыжие кудри.
Эван предположил, что она пытается замаскироваться, как будто он не учует ее. Не почувствует. Как будто однажды не наступит время, когда она войдет в комнату, и все его тело не натянется, как струна.
Но маскировка предполагает кое-что еще, чего у Грейс никогда не будет – умение оставаться незамеченной. Грейс всегда останется главным, что он заметит в любом помещении. Всегда.
Она пришла.
Его сердце заколотилось в то мгновение, как она появилась. Он как раз с кем-то разговаривал – с неким лордом по поводу голосования в парламенте? Эван работал над этим проектом уже несколько месяцев.
А может быть, это была леди, желавшая представить свою дочь герцогу Марвику? Или старый школьный друг? У Эвана не водилось старых школьных друзей, значит, не он, но насчет остальных он не был уверен. Потому что поднял глаза, оторвавшись от беседы, а она уже стояла там, в конце бального зала, подняв лицо к пологу из листьев, который он создал специально для этого момента.
Ее любимое место в имении Марвика.
Место, куда он не вернулся ни разу после их разлуки.
После того, как она сбежала. После того, как он напугал ее и вынудил скрыться.
Навсегда.
Да только у него не оставалось выбора.
Он устроил этот бал-маскарад ради нее, окончательно убедив садовника и прислугу в том, что безумен так же, как и раньше, просто на этот раз его пунктик – деревья в доме и покрытые мхом полы. Он понимал, что это будет стоить ему целое состояние, возможно, выброшенное на ветер, потому что она вполне могла и не прийти.
В конце концов, когда они встретились последний раз, она ясно дала понять, что больше не желает его видеть.
Но он все равно устроил все это для нее, не сомневаясь: она узнает о его возвращении в Лондон, и надеясь, что любопытство возьмет над ней верх.
Надеясь, что она придет и попытается разгадать его план. Надеясь, что она придет и попытается стать его частью. Впрочем, тут начиналось истинное безумие.
«Ты никогда не сможешь вернуть ее».
Он повторял эти слова каждый день – с той ночи, когда она нанесла ему единственный удар, имевший значение. Тот, от которого он отлетел назад, – доказательство того, что девочки, которую он когда-то любил, которую искал, преследовал, о которой мечтал, больше нет. Она исчезла.
Разумеется, ее кулаки были каменными и ударяли с внушительной силой, но это наказание он заслужил за то, что сделал. С ней. Со своими братьями. С их миром. Но когда она заговорила… когда посмотрела ему прямо в глаза, и этот дивный взгляд ее карих глаз исполнился ненависти. И, сказав ему, что он ее убил, она его уничтожила.
Потому что в этих словах он услышал правду.
И он сделал так, как она велела. Уехал. Зарекся ее преследовать. И это решение подтолкнуло его к тому, чтобы стать другим человеком. Сильнее. Лучше. Достойнее.
Человеком, не похожим на того, кто предал ее. Кто предал своих братьев, а заодно и самого себя.
То, что она сказала той ночью, до сих пор его терзало.
«Ты, укравший у меня все. Мое будущее. Мое прошлое. Мое чертово имя. И это если не говорить о том, что ты отнял у тех, кого я люблю».
И тогда он создал этот безумный бальный зал и устроил этот экстравагантный маскарад, дав себе единственную клятву: он больше никогда не будет ее преследовать.
Напротив, она будет преследовать его.
Или, по крайней мере, войдет в эту дверь.
Она вошла, и это было подобно глотку воздуха после длительного погружения на глубину. Он наблюдал за тем, как она рассматривает комнату, как обводит взглядом стволы деревьев и полог из листьев, как удивляется мху под ногами. Он выпал из разговора, как и должно поступать сумасшедшему герцогу, которого видит в нем весь Лондон, отвернулся и пошел через зал в ее сторону, отмечая каждое ее движение: то, как движется ее горло; то, как смягчаются губы, приоткрываясь в легком вздохе изумления. Изумления? Или воспоминания? То, как широко распахиваются ее глаза… узнавая?
«Пусть это будет воспоминание. Пусть будет узнавание».
И пока он наблюдал, с ней произошли разительные метаморфозы. Он увидел, как она отбросила эмоции и застыла, словно повинуясь велению воли; ее спина выпрямилась, плечи расправились, подбородок дерзко вскинулся.
И Грейс исчезла. На ее месте появилась другая женщина.
Он пошел быстрее, стремясь познакомиться с ней, с женщиной, в которую превратилась когда-то любимая им девочка. Еще быстрее, когда эта женщина одарила улыбкой цвета французского вина герцогиню Тревескан. Эван приблизился, и Грейс повернулась к нему, посмотрела своими прекрасными карими глазами в его глаза без малейшего намека на узнавание.
Годы сделали с ней многое – превратили в ошеломительную красавицу с блестящим умом, в боксера с кулаками, как сама ярость… и, очевидно, в актрису. Потому что она умела скрывать все, что случилось с ней раньше.
Так что они начали со свежей лжи, игнорируя тот факт, что когда-то знали друг друга лучше, чем кого-либо еще; вместо этого начали все заново – его шуточками, и ее поддразниваниями, и улыбками обоих, и ее улыбки были такими яркими и прекрасными, что он был готов отдать за них все что угодно.
Даже пригласить на танец, понимая, что держать ее в своих объятиях будет сродни изощренной пытке. Да еще какой пытке – притянуть ее к себе, но не так близко, как хочется. Его окутывали ее ароматы – цитрусы и пряности, но он не мог зарыться лицом в ее волосы и вдыхать их запах. А когда она смотрела на него своим холодным, сдержанным взглядом, со своей холодной, сдержанной улыбкой, словно они только что встретились, а не провели целую жизнь в совсем другом танце, ему отчаянно хотелось вытащить ее из этого переполненного зала и насладиться ею.
Но она хочет совсем не этого.
«Так чего же она хочет?»
– Почему деревья?
Вопрос застал его врасплох, и он поймал ее взгляд из-под маски.
Деревья для нее. Что она ответит, если он признается ей в этом? Если он сорвет с нее маску и скажет: «Ты знаешь, зачем деревья. Деревья, потому что ты их любила. Этот пейзаж, потому что ты его любила. Все это только для тебя. Навечно».
Но ничего этого он не сказал, рискуя потерять ее навеки. Так что он тоже не снял своей маски и на ее уклончивый вопрос дал столь же уклончивый ответ.
– А почему нет?
Она бросила на него раздраженный взгляд – мимолетный взгляд на его светлость, который смотрел на нее так тысячу раз, когда они были детьми. Он всегда оставался серьезным – их жизнь не предполагала капризов и прихотей, – но поддразнивать Грейс всегда доставляло ему искреннее удовольствие.
– Не хотите попробовать догадаться?
Она исчезла, спряталась еще до того, как заговорила:
– Любой здравомыслящий человек догадается, что вы просто безумец, раз взвалили на плечи своей прислуги всю грязь, в которую эта зелень превратится через несколько дней.
– Тогда вы обо мне просто ничего не знаете, – ответил он. – Меня в любом случае все считают безумцем.
– Говорили, что вы страдаете этим недугом уже много лет, – сказала она. – Полагаю, такой выбор убранства – самая малая из ваших проблем.
– Может быть, я решил начать с нового листа, – произнес он, подчеркнуто выделяя каламбур.
– М-м-м… – протянула она, не обратив внимания на ответ и полностью отдавшись танцу. Оказалось, что танцует она просто великолепно, легко двигаясь в такт с ним, и он с трудом удержался от вопроса, с кем она танцевала, чтобы так отточить свои умения.
– А вы? Какого мнения вы? – спросил он, желая, чтобы она открылась… показала, что знает его. Сказала бы правду о том, кто она, и дала бы им обоим возможность объясниться.
– Я согласна, все признаки вашего безумия налицо.
Он засмеялся и начал вращение по кругу; темп музыки ускорялся. Ее пальцы на его бицепсах напряглись, и по его телу пробежала волна удовольствия.
– Я имел в виду, зачем, по вашему мнению, я устроил в своем бальном зале зеленый шатер?
– А что, безумие – недостаточный ответ?
– Нет, – сказал он, не сумев сдержаться.
Короткая пауза, затем она произнесла:
– Думаю, вы пытаетесь привлечь внимание людей.
Читать бесплатно другие книги:
