Возлюбленная герцога Маклейн Сара
Дворецкий кашлянул.
– Видите ли, они не кажутся…
– Мы не из тех, кто сует нос в Мейфэр в подходящее время, герцог, – послышался голос из-за спины О’Клэра, глаза которого широко распахнулись, потрясенно и оскорбленно. Это могло бы позабавить Эвана, не будь он сам обескуражен ночным вторжением.
Дьявол подчеркнул сказанное пинком в дверь. Та распахнулась и ударилась о стену. Он вошел в комнату, а Уит остановился позади него, в дверях, скрестив руки на могучей груди – с головы до пят Зверь, каким называет его Лондон.
Уже не хилый недомерок.
Эван прищурился, глядя на братьев. Казалось, он призвал их своими воспоминаниями. Не повезло.
– Господа! Я вынужден настаивать… – О’Клэр, со своей стороны, был вне себя, но продолжал упорствовать. – Герцог не принимает.
– Ого! Неужели? – Дьявол хлопнул О’Клэра по плечу серебряным набалдашником эбеновой трости, продемонстрировав свой белый, страшный шрам на щеке. – Нет никакой нужды в церемониях, добрый человек, герцог просто счастлив нас видеть. – Он даже не взглянул на Эвана, сказав: – Верно, братец?
– Я бы не применял слово «счастлив», нет.
– Вот досада, – проскрипел от дверей Зверь.
Дворецкий покраснел, а Эван с трудом сдержал ругательство. Можно было бы и пощадить человека.
– Благодарю вас, О’Клэр.
Дворецкий перевел на него взгляд расширившихся глаз.
– Ваша светлость?
Впервые он решил ослушаться приказа?
– Вы мне сегодня больше не понадобитесь.
Хозяин явно не убедил О’Клэра, но все же слуга взял себя в руки.
– Разумеется. – Он коротко поклонился и направился к выходу из комнаты, но остановился, когда приблизился к стоявшему в дверях Зверю. – Прошу прощения, сэр.
Зверь что-то буркнул и слегка подвинулся – ровно настолько, чтобы пропустить дворецкого.
– Буду благодарен, если вы не станете досаждать моим слугам, – сказал Эван.
– У Зверя не шибко хорошие манеры.
Это, конечно, ложь. Манеры у них у всех безупречные, папаша об этом позаботился. Ему ужасно нравилась роль жестокого Пигмалиона, пока он не изобрел других забав. Зверь опять что-то пробурчал, а Дьявол обошел письменный стол и сел.
– Это стол старика?
– Да, – бросил Эван и потянулся, чтобы налить себе еще виски.
– Отлично, – сказал Дьявол и с глухим стуком положил на столешницу ноги в огромных тяжелых сапогах, испачканных неизвестно какой дрянью из Ковент-Гардена.
Эван его не осуждал. Он и сам ненавидел этот стол, как и все остальное в доме, принадлежавшее их отцу. Но будь он проклят, если покажет это.
Их что же, послала Грейс? После той ночи в его саду, в беседке, отправила братьев завершить дело, начатое ею год назад?
Неужели он просчитался?
Сердце заколотилось. Нет. Она не послала бы их выполнять за нее грязную работу. Она не из тех, кто уклоняется от сражения. И уж точно от сражения с ним.
Так почему она не явилась сама?
Он постарался успокоиться и в полном молчании наполнил свой бокал.
– И что дальше? Вы ввалились сюда для очередного раунда Кто-Убьет-Герцога?
Всякий раз, когда он встречался с этими двумя за последние два года, все заканчивалось битвой. И он всякий раз укладывал их на лопатки. Но каким-то образом получалось, что побеждали все равно они. У них есть дома, и семьи, и целый мир, дарующий им цель в жизни и радость существования.
И у них есть Грейс.
– А что, не самая плохая идея, скажи? – ухмыльнулся Дьявол. Его нарочито ковент-гарденовский говор предназначался Эвану с целью хорошенько его уязвить. И добавил: – Да ладно, братец, мы ж не монстры какие.
Стрела достигла своей цели.
Но он им этого ни за что не покажет.
– Разве? – небрежно отозвался Эван.
– Нет, – послышалось от двери. – Это всегда было твоей прерогативой.
Эван не поднял глаз, даже когда Дьявол восхищенно присвистнул и стукнул тростью по грязным сапогам. Вечный клоун.
– Вы только посмотрите! Ты сподвиг Зверя на целый монолог!
– Чего ты хочешь, Девон?
Он назвал его этим именем, данным ему при крещении, с рассчитанным риском, мгновенно окупившимся наступившей тишиной. Эван повернулся и взглянул на брата, который сверлил его глазами. Беззаботность ушла из голоса Дьявола, когда тот произнес:
– Напоминаю, что только у одного из нас есть имя, которое может отправить его на виселицу.
Эван не ответил. У них в течение двух десятков лет имелись все возможности разоблачить его как герцога-самозванца, но они ими почему-то не воспользовались. На этот счет он сейчас не волновался.
Хотя бывали дни, когда мечтал об этом.
Дьявол снова ткнул тростью в сапог. Раз, второй, неторопливо, окидывая Эвана взглядом с головы до пят.
– А ты изменился.
Он знал, что они видели на том ринге год назад, когда он встретил Грейс после того, как целую вечность не искал ее в числе живых. Когда не защищался от ударов. Когда она сразила его точным ударом – знанием, что он никогда не будет достоин девушки, которую любил прежде.
Что той девушки больше не существует.
Эти двое видели его фиаско.
Он знал, что они видят сейчас. Он стал крупнее, чем в ту их последнюю встречу. Шире в плечах, более мускулистым. Щеки выбриты, не запали. Тело здоровее – и разум тоже.
Он был готов к этому, крупнейшему сражению в его жизни.
– Говорил же тебе, – пробурчал Зверь от двери.
– М-м-м, – задумчиво протянул Дьявол.
Зверь буркнул что-то в ответ.
Вспыхнуло раздражение.
– Вы двое явились сюда, чтобы побеседовать без моего участия или…
– Ты ее видел?
Эван застыл, услышав вопрос, и по телу пробежало возбуждение. Она им не сказала. Они не знают, что она нацепила маску и пришла на бал. Они не знают, что она танцевала в его объятиях. Не знают про сад. Про беседку.
Про фантазию.
А это значит, что она решила сохранить все в тайне.
Он сидел, стараясь не выдать своих мыслей, широко раскинув руки по спинке кресла, стоявшего лицом к Дьяволу, который сидел напротив. Сделал глоток виски, неторопливо, уверенно. И соврал:
– Нет.
Зверь прорычал что-то невнятное.
Дьявол внимательно смотрел на него, постукивая этой инфернальной тростью; словно вода капала на камень.
– Я тебе не верю.
– Я ее не видел, – проговорил он, стараясь не обращать внимания на то, что эти слова вызывают в воображении все те образы, в каких она перед ним предстала – то, как ее губы изгибаются в улыбке, предназначенной только ему; то, как ее голос словно омывает его после стольких лет; нежную кожу ее грудей в своих руках; ее бедра, сжимающиеся вокруг него; ее вкус.
– Ты хочешь нам сказать, что вернулся не ради нее? – спросил Дьявол.
Эван не ответил. Не мог. Голос ему не повиновался.
Разумеется, он вернулся ради нее. Он всегда будет возвращаться ради нее.
Снова ворчание в тишине.
Он метнул взгляд на дверь.
– Что, у тебя сложности с речью? Слишком часто били по голове?
– Думаю, тебе лучше не подбрасывать ему мысли насчет ударов по голове, герцог, – посоветовал Дьявол. – У него руки чешутся добраться до тебя.
Эван прищурился, глядя на Зверя.
– В прошлый раз у тебя не очень хорошо получилось.
– Ты гребаный ублюдок, – рыкнул Зверь, отрываясь от дверного косяка. – Ты чуть не убил мою жену. На этот раз я не придержу удар.
Эван едва не вздрогнул. Он не собирался намеренно причинить вред леди, она просто оказалась в доках, когда идиот, которому он заплатил, чтобы наказать братьев, уничтожил принадлежащий им груз. Его Бесперчаточники перевозили под покровом ночи. Бесперчаточники в Лондоне проводили множество деловых операций, одни открыто, другие тайно, но основной доход получали от контрабанды, и Эван нацелился именно на этот бизнес, зная, что его истребление приведет к их краху.
– Не она была моей целью.
– Конечно, нет. Мы, – произнес Дьявол со своей стороны стола.
Эван повернулся к нему.
– Я должен был вам отплатить.
Они сказали ему, что Грейс умерла, и это его уничтожило. Превратило в неуправляемого безумца. Наполнило гневом и жаждой мщения. И он был готов на все, лишь бы погубить этих негодяев.
Но она оказалась жива.
А значит, ожила и надежда.
Он посмотрел на Уита.
– Леди Генриетта мне очень симпатична. – Он помолчал. – Она больше не леди Генриетта, верно? Миссис Уиттингтон. – В животе все сжалось, но он не обратил на это внимания. – Мне говорили, вы ждете ребенка. Мои поздравления.
– Держись, черт тебя побери, подальше от моей семьи.
Уит вошел в комнату и направился к нему, но Эван не шелохнулся, зная, что отступать и дергаться нельзя.
– Твоя семья меня не волнует, – сказал он.
Вранье. Семьи обоих братьев вызывали в нем огромный интерес. Ему всегда казалось, что иметь семью – это примерно то же самое, что владеть единорогом или обнаружить русалку в ручье загородного имения.
Еще будучи детьми, они заключили пакт – в темноте, едва оправившись от истязаний отца. Кто бы ни стал герцогом, это будет последний Марвик. Он не доставит их родителю удовольствия иметь наследников.
Эван никогда не позволял себе даже воображать своих детей. Но сейчас… его братья… У них дети есть, и он пытался себе представить этих юных отпрысков. Унаследовали ли они янтарные глаза, общие для всех братьев? Улыбается ли дочь Девона так же широко, как ее отец? Настолько ли она умна, как ее мать? Вырастет ли малыш Уита таким же преданным, как его отец?
И каким бы стал ребенок Эвана, если бы он не выиграл герцогство, а лишился его?
Впрочем, все это он держал при себе.
– Суть вот в чем: я пришел за тем, что любите вы, потому что вы лишили меня того, что люблю я, – проговорил он. – Вы сказали мне, что ее нет в живых.
– Ну, у тебя столько же шансов завоевать ее, как если бы она умерла.
«Позволь увидеть тебя снова». Вот что он сказал в беседке.
«Нет». Так ответила она.
Он прогнал воспоминание прочь.
– Вы здесь не из-за нее.
– Не из-за нее, – согласился Дьявол. – Мы здесь, потому что каждый раз, как ты оказываешься в Лондоне, гибнут люди. Но на этот раз такого не случится.
– Разве что на этот раз это будешь ты, – добавил Уит.
Эван взглянул на него.
– И что, ты сам намерен осуществить угрозу?
– Я жаждал выпотрошить герцога Марвика всю свою сознательную жизнь, – сказал Дьявол из-за стола.
– И все же я жив.
Он всегда недоумевал, почему они так и не вернулись, чтобы отомстить. Господь свидетель, он этого заслужил.
– Видишь ли, когда мы даем обещания, то держим их.
Эван все понял правильно. Он дал им обещание, когда они еще были детьми. Обещал, что они убегут все вместе. Что будут защищать друг друга. Но не сумел его сдержать. И все же он смерил Дьявола резким взглядом:
– Обещания кому?
Брови Дьявола взлетели вверх.
– Думаю, ты знаешь.
– Грейс.
Слово вырвалось у него неожиданно, на выдохе, а ведь следовало промолчать. Оно слишком многое делает явным.
Она сохранила ему жизнь.
Уит взглянул на Девона.
– Я тебе говорил.
– М-м-м… – протянул Дьявол. – Но мы здесь и не ради этого.
Не ради чего? Что она рассказала?
Воздух застрял в его горле. Вместо этого он лишь досадливо бросил:
– Ну так что тогда? Выкладывай.
Дьявол поцокал языком, давая понять, что тон ему не понравился.
– То, что мы согласились не убивать тебя, еще не значит, что мы тебя не отколошматим, братишка.
Досада переросла в гнев, и он с трудом заставлял себя расслабленно сидеть в кресле. У него просто руки чесались начать драку. Причем чесались с того времени, как он приехал в Лондон.
Но уж если кто и мог пробудить в нем все худшее, так это братцы.
– Я в деле, если вы тоже.
Брови Дьявола поползли вверх, он с волчьей улыбкой глянул на Уита, который вытащил из карманов кулаки размером с кувалду каждый.
– Раз уж предлагаешь, я первый. Или перед нами трус, который встречался с Грейс на ринге в прошлом году и с радостью принимал все удары, как жалкий щеголь?
Как ему хотелось всадить кулак в рожи братьев. Но он все же заставил себя сдержаться, играя роль, отведенную ему в этой пьесе.
– Я должен ей больше, чем вам.
Чистая правда.
– А, так ты сделал ей подарок? Тем, что не стал драться?
– Я бы никогда не причинил ей боль.
Тут оба брата застыли, и Эван почувствовал, что они поражены. Быстро переглянувшись, они слегка расслабились, и Дьявол сказал, покачав головой:
– Боже мой!
– Он просто не понимает, – поддержал его Уит.
– Не понимаю чего?
– Что ты делаешь ей больно каждый день с тех пор, как мы убежали.
В комнате повисла тишина. Он смотрел, как напрягается челюсть Дьявола, как белеет шрам на его щеке – тот самый, который оставил ему Эван двадцать лет назад; белеет от натяжения и, вне всякого сомнения, от воспоминания о том, что наделал в прошлом Эван. Целая жизнь, полная угроз их жизням, их будущему, их женам, их миру.
И угрозы – это самое малое, на что он был способен.
Уит продолжал, и каждое слово этого молчуна попадало в цель:
– Она никогда не чувствовала себя в безопасности. Всю жизнь скрывалась. Не было ни единого дня, когда она не оглядывалась бы, высматривая тебя. Ты преследовал ее с той ночи, как вынудил бежать из Бергси-Хауса.
– Не преследовал. Искал.
– Ага. Искал, чтобы завершить начатое, – вступил Дьявол. – Уничтожить доказательства того, что ты украл и герцогство, и будущее.
Он никогда не собирался ничего красть. Он хотел владеть этим вместе с Грейс.
– Это неправда.
– Верно. Теперь я это знаю. Но она не знает, а если бы и знала, это бы не имело никакого значения.
Вспыхнул гнев на грани ярости, хотя он уловил нотки истины в словах брата.
– Объясните, зачем вы здесь, или убирайтесь к чертям из моего дома.
Дьявол долго молча смотрел на него, затем сказал:
– Осторожней, братец, ты начинаешь разговаривать, как настоящий Марвик.
От такого сравнения фасад герцогского презрения рухнул, и взор Эвана затуманился.
Он вылетел из кресла, уперся руками в столешницу и посмотрел на Дьявола сверху вниз. А затем произнес громко и четко, как в колокол ударил:
– А ну повтори. Дай мне только повод, и я разорву тебя на части.
Дьявол снова и снова постукивал своей тростью по сапогу. И когда Эван уже собрался сломать ее пополам, брат вдруг небрежно спросил:
– Ты его убил?
Их отца.
Эван проглотил намек на сожаление и поднял свой бокал.
– Разве это имеет значение? – И разом проглотил виски.
Две пары темных бровей взлетели вверх, братья переглянулись, но Эван не сумел понять этого взгляда. Этот безмолвный разговор бесил его.
Ответил Дьявол:
– Да нет, не имеет…
– Так какого черта вы заговорили об этом?
– Совсем ни к чему так злиться.
– Мы все злимся, – выплюнул Эван. – И всегда злились. Три брата, рожденные под одной и той же звездой гнева.
Как им говорили, в один день и в один час. Скроенные из одной материи, но почему-то совершенно разные.
– М-м-м. – Дьявол склонил голову набок. – Но не только мы трое, верно?
Верно. В тот же день родилась Грейс. В тот же час. От другого мужчины. Но судьба ей была уготована та же.
Они полагают, что он не посвящен? Думают, его не мучили мысли об этой судьбе каждый чертов день? И ночь? В каждом его сне?
Думают, у него не болит за нее сердце?
Он хочет ее. И хочет, чтобы они ушли, а он мог продолжить ее хотеть.
– Зачем вы здесь?
На мгновение ему показалось, что ради этого – терзать его. Заставить вспомнить прошлое, усомниться в настоящем и устрашиться будущего – в одиночестве. На мгновение он увидел все это в глазах Дьявола.
А затем Уит заговорил прямо у него из-за спины.
– Мы пришли, чтобы поговорить о наличке.
Его охватило холодное, неприятное удивление, и он выпрямился, оглянувшись на своего громадного брата – самого красивого мужчину, какого когда-либо видел Лондон, несмотря на его кличку, – затем опустил взгляд на стол красного дерева, который называли своей собственностью поколения герцогов. Он знал, что если провести рукой по совершенно гладким древесным волокнам, наткнешься на большой темный сучок, который не удалось спрятать под слоем лака. Глядя на сучок, спросил:
– О какой наличке?
– О какой наличке, – с презрением передразнил Дьявол. – Ты знаешь, о какой. О ящике с монетами, который ты прислал, чтобы купить себе прощение в Гардене. Не каждый день на нашем складе появляются десять тысяч фунтов.
Эван резко вскинул голову.
– Я не посылал их на склад.
Янтарные глаза сверкнули.
– Нет никакой разницы, куда ты послал их, братец. Если в Гардене появляются такие деньги, они обязательно окажутся у нас на складе.
Эван стиснул зубы.
– Они не для вас.
Дьявол оскорбился:
– Ты думаешь, мы возьмем твои иудины деньги?
«Иудины деньги».
Он постарался не обращать внимания ни на эти слова, ни на дыру, которую они пробурили в нем.
– Я думаю, десяти тысяч фунтов достаточно, чтобы соблазнить порядочных людей на дурные поступки.
Зверь негромко выругался.
– Мы за одно это должны его закопать.
Дьявол прищурился.
– К сведению, герцог, мы богаты, как короли. Да что там, скажем, Зверь владеет половиной Беркли-сквер. Нам не нужны твои деньги. И даже если бы их не запятнало прошлое, мы бы их не взяли.
– Отлично, потому что они предназначены не вам.
– Нет. Парням, которых ты убил.
Эван заставил себя сидеть спокойно. Он послал эти деньги в Трущобы доктору, узнав, что тот спас двух парней, пострадавших во время взрыва в доках – последнего акта насилия, предназначенного его братьям. Он послал их через три уровня агентов, заметая следы. Не хотел привлекать внимания. И уж точно не хотел этого разговора.
Похоже, трех уровней оказалось недостаточно.
– Вы не должны были узнать, – сказал он.