Скандинавские мифы и легенды. Жизнеописания богов и героев с иллюстрациями и подробными комментариями Биркетт Том

Великим династиям эпохи викингов было свойственно возводить свою родословную к скандинавским богам. Мы уже узнали, что легендарный Сигурд был потомком Одина и что Отец богов прямо вмешивался в семейные дела рода Вёльсунгов. Для героев более позднего времени эта цепочка была несколько длиннее. Норвежские короли из династии Харальда Прекрасноволосого были известны как Инглинги и прослеживали свою линию до шведского и норвежского бога Ингви-Фрейра. Великий исландский историк Снорри пишет об этих легендарных конунгах в «Саге об Инглингах», скомпилированной из генеалогий, перемежающихся скальдической поэзией; имена некоторых ее персонажей – например шведских королей, захороненных в огромных курганах в Уппсале, – помнили в течение долгого времени после того, как их деяния были забыты.

У древних конунгов была не только земная власть, но и религиозное влияние, и даже позднее, в эпоху викингов, они руководили праздниками и жертвоприношениями в честь своих излюбленных божеств. Для ярла Хакона, который правил Норвегией из языческой глубинки на западе страны, почитание Одина было семейным делом, ибо он возводил свой род к Сэмингу – сыну Одина и Скади. Даже в христианской англосаксонской Англии правящие дома считали своим прародителем Одина – Водена. Принятие христианства скандинавскими королями позволило им централизовать власть и повысить значение северных монархий за рубежом, однако оно не привело к радикальному преображению механизмов функционирования королевской власти. Великие короли-святители вроде Олафа Трюггвасона в своих набегах были не менее безжалостны, чем их языческие предки. Необходимые же для занятия трона предпосылки также оставались прежними: репутация, богатство, выраженное в серебре, и сильная дружина за спиной. Наследование часто оспаривалось, и статус старшего сына могущественного правителя не гарантировал получения власти в дальнейшем.

Для того чтобы идея единой власти над Скандинавскими странами, которая существует сегодня, возобладала над идеей правления мелких конунгов и вождей с их местными культами, потребовалось определенное время. Могущество родов региональной знати было для северных королей постоянным вызовом. Но к концу эпохи викингов на сцену вышли правители, твердо контролировавшие дела во всей Скандинавии и распространявшие свою власть на запад – не только с помощью незначительных набегов викингов и создания поселений, но и путем совершения завоеваний, стоя во главе превосходных флотов. Олицетворением этой распространявшейся идеи королевской власти стал Кнут – он не только завоевал Англию и установил контроль над Данией, но и прибавил к своей Империи Северного моря Норвегию и часть Швеции. Он был христианским королем, но также и предводителем викингов в их опустошительных налетах; покровителем Церкви, все же удостоенным в скальдической поэзии эпитета «Фрейр битвы». История королевской власти в эпоху викингов – это история, в которой старые боги уступают место христианству, а легенды – истории, но ни те ни иные не уходят полностью в небытие.

Миниатюра, изображающая поход воинов-викингов во Францию, из иллюстрированной французской рукописи «Жития святого Альбина» (ок. 1100)

Сыновья Рагнара

Время сыновей Рагнара Лодброка (Рагнара Кожаные Штаны) – время, когда призрачные персонажи легендарных саг попадают в исторические записи, и их имена стали синонимами первых крупных завоеваний викингов. Если Бьёрн Железнобокий известен тем, что стал предводителем викингов в их средиземноморском походе с целью разграбить Рим, то Сигурд Змееглазый остается смутной фигурой в династии датских королей, его братья Ивар Бескостный, Хальфдан Рагнарссон и Убба были лидерами Великой языческой армии, которая наводила ужас на англосаксов и поставила Англию на колени. Согласно легенде, именно убийство Рагнара Эллой в яме со змеями привело его свирепых сыновей в Англию. Если верить этому рассказу, среди братьев предводительствовал Ивар Бескостный, которого в бою переносили на носилках и который всегда был в пучине битвы, несмотря на отказавшие ноги: в конце концов, отсутствие руки никогда не мешало Тюру, а отсутствие одного глаза – Одину. Одна версия изложения событий сообщает, что Ивар попытался прийти к примирению с Эллой Нортумбрийским, потребовав в качестве возмещения за убийство своего отца всего лишь такой участок земли, какой он сможет вспахать на одном быке. Однако получившаяся пахота оказалась столь вытянутой и состояла из таких узких полос, что он смог предъявить права на землю, которой хватило на строительство города и крепости. С этого плацдарма на территории королевства он начал подготавливать почву для вторжения своих братьев. Говорят, что, когда сыновья Рагнара разбили Эллу при Йорке, они вырезали у него на спине кровавого орла, вытащив легкие через поврежденные ребра, – или же они оставили его тело на съедение хищным птицам. В любом случае орел получил свою добычу.

Говорят, что, когда сыновья Рагнара разбили Эллу при Йорке, они вырезали у него на спине кровавого орла, вытащив легкие через поврежденные ребра…

Послы короля Эллы перед сыновьями Рагнара Лодброка (Август Мальмстрём, 1857)

Конечно, между легендарными сагами и историческими реалиями, касавшимися Великой языческой армии, которая прибыла к берегам Англии в 865 году, есть некий разрыв. «Англосаксонская хроника» сообщает, что в тот год Великая армия впервые перезимовала в Восточной Англии. Вероятно, она прибыла из Франкии и в ее рядах было много датских викингов, закаленных годами войн на континенте. То не был один из молниеносных набегов, к которым англосаксы привыкли со времен нападения на Линдисфарн в 793 году: у Великой языческой армии под предводительством Ивара было серьезное намерение завоевать Англию. Королевство Восточной Англии сумело уйти из-под удара, снабдив непрошеных гостей лошадьми, которыми даны воспользовались весной при вторжении в Нортумбрию. Но политика подкупа Великой языческой армии серебром не дала англосаксам ничего, кроме времени, ибо даны стремительно передвигались от одного королевства к другому, занимая стратегически важные города и нарушая обещания мира. Убил конунг Элла легендарного Рагнара Лодброка или нет, именно лежащая в стороне от других англосаксонских королевств Нортумбрия первая пала перед Иваром и Хальфданом: Йорку надлежало стать центром скандинавского владычества на севере Англии. Следующей была разгромлена Восточная Англия под властью короля Эдмунда: плененный король был расстрелян из луков после того, как отказался отречься от христианской веры. Позднее Эдмунд был объявлен святым; рассказывали, будто его отсеченную голову сторожил волк, пока ее не нашли верные королю люди.

Богато украшенный меч викинга IX или X в. Искусно сделанные мечи были показателем статуса, равно как и хорошим оружием

В это время пропадает Ивар Бескостный – или, по крайней мере, его имя исчезает из рассказов о передвижениях Великой языческой армии и ее многочисленных отрядов. Ивар может быть одним лицом с неким Имаром, который обнаруживается в Ирландии до и после того времени, когда Ивар возглавляет Великую армию, и воюет с ирландскими королями. Его род Уи Имар стал господствовать в Ирландском море, управляя скандинавской империей из важных торговых центров Дублина и Йорка. Даже если речь идет не об Иваре Бескостном, сыне Рагнара Лодброка, в те времена знатные викинги создавали королевства и сами становились героями легенд.

Но вернемся обратно в Англию, где какое-то время Хальфдану Рагнарссону и Великой армии сопротивлялась Мерсия, поддержанная Уэссексом и платившая дань, но и она в конце концов пала. Викинги провели зиму в королевской столице Рептоне и посадили на трон марионеточного правителя, которого по их приказу держали вместе с заложниками. К Великой армии присоединился другой флот викингов под руководством вождя по имени Гутрум, и десятилетие спустя после прибытия Рагнарссонов в Англию из всех англосаксонских королевств данам не покорился только Уэссекс. Если часть Великой армии с Хальфданом во главе двинулась на север, чтобы занять и заселить завоеванные у Нортумбрии земли, Гутрума особенно интересовал Уэссекс. Задача обороны этого последнего оставшегося свободным королевства легла на младшего из пяти братьев, которому едва исполнилось 20 лет и имя которого значило «Совет эльфов». Он в будущем станет известен как Альфред Великий.

В следующем году пришла пора масштабной игры в кошки-мышки между Гутрумом и королем Альфредом. В 876 году Гутрум вторгся глубоко во внутренние районы Уэссекса и оккупировал Уэрхэм близ побережья Дорсета. Здесь Альфред со своими войсками сумел взять данов в осаду, но это противостояние кончилось патовой ситуацией: стороны обменялись взятыми в плен людьми и заключили мир лишь затем, чтобы Гутрум ночью убил переданных ему заложников, взял Эксетер и продолжил наступление. На следующий год вскоре после праздника Двенадцатой ночи Гутрум с Великой армией вновь вошел в Уэссекс из Мерсии, и на этот раз он переиграл Альфреда: тому пришлось отойти в топи Сомерсета, пока его королевство было захвачено. Должно быть, та зима была худшим временем для Альфреда и его дома, но перед ним забрезжила надежда: отряд викингов под предводительством Уббы Рагнарссона был разбит фирдом (ополчением) Девона; его знаменитый боевой стяг с вороном, как рассказывают, был захвачен в бою, а сам Убба погиб. Еще более важным для Альфреда было то, что под защитой сомерсетских болот и его крепости Ателни он сумел выиграть время для того, чтобы перегруппироваться и превратить фирды трех графств во внушительную силу. «Англосаксонская хроника» повествует о том, как люди из Сомерсета, Уилтшира и части Хэмпшира встретились у Камня Эгберта и выступили навстречу Великой языческой армии к Эдингтону, где произошла одна из самых значительных битв эпохи викингов. Альфред одержал решительную победу, взял в осаду остатки армии Гутрума и вынудил их пойти на уступки. Викинги дали тяжелые клятвы и вернули важных заложников; как часть соглашения был крещен сам Гутрум. По старой римской дороге Уотлинг-стрит и вдоль Темзы была проведена граница, отделявшая англосаксонскую Англию от прочих земель, где правили и селились даны. Эта территория станет известна как Денло – «Область датского права», – и эта политическая реальность будет великим наследием армии, которая впервые вторглась в Англию во главе с Иваром.

В последующие десятилетия потомки Альфреда, бывшие во главе единственного королевства, устоявшего под натиском викингов, постепенно покорили Денло. Центральную роль в изгнании скандинавских войск из срединных земель Британии в качестве фактической правительницы Мерсии сыграла старшая дочь Альфреда, Этельфледа, ребенком, вероятно, скрывавшаяся от них в болотах Сомерсета. Сын же Альфреда, Эдуард Старший, добавил независимую в прошлом Восточную Англию к территории растущего королевства под властью Уэссекской династии. Карта англосаксонских земель была перерисована: на юге стало набирать силу объединенное Королевство англов и саксов, в то время как образование Денло внедряло в плоть Англии норвежский язык, закон и культуру. Великая языческая армия, может, и явилась из легенды о сыновьях Рагнара, но ее влияние на Британские острова ощущается до настоящего времени.

Харальд Прекрасноволосый

На заре эпохи викингов название «Норвегия» относилось не к королевству или народу, но к морскому пути вдоль изрезанного побережья, и этот ландшафт не способствовал установлению централизованной власти. Норвегия была землей мелких конунгов и местных князьков, властвовавших над своими родовыми землями. Первым из норвежских правителей стал менять это Харальд Прекрасноволосый. Его родовые земли лежали в Вестфольде близ Осло-фьорда, и когда он унаследовал их от отца в возрасте десяти лет, то стал вести себя так же, как и многие другие конунги его времени. Вскоре над его королевством нависла угроза нападения соседних вождей Осло-фьорда, но при помощи дяди по материнской линии Гутхорма Харальд победил всех их в столкновениях и присоединил их земли к своим владениям. Один анекдот, переданный Снорри, проливает свет на восхождение его к власти: землевладелец по имени Аки одновременно пригласил к себе на праздник Харальда Косматого и конунга Эйрика Эймундарсона; оба короля претендовали на власть над его землями. У Аки были два дома: оба были большими и превосходными, но один был старый, а второй еще издавал запах свежесрубленной сосны. Конунга Эйрика он пригласил в старый дом и кормил его на прекрасно украшенной, но побитой и изношенной от старости посуде. Конунг Харальд расположился в новом доме, где позолоченные рога и тарелки были отполированы так, что сияли подобно стеклу. Харальд был очень доволен проведенным здесь временем и обещал Аки, что его дружба будет вознаграждена. Король свеев Эйрик был раздосадован и внезапно покинул дом Аки. Тот проводил его. «Зачем ты поселил Харальда в новом доме с самыми новыми тарелками и рогами? – спросил его конунг свеев. – Разве ты забыл, что здесь, в Вармланде, ты мой подданный и должен быть мне верен?» Аки ответил: «Я поставил тебе старую посуду, которая в свое время была превосходна, потому что конунг ты весьма пожилой. Харальду я отвел новый дом и новую посуду, потому что он молодой правитель и все ждет его впереди». На этих словах Эйрик достал свой меч и убил Аки; но тот был прав. Харальд усиливался, а Эйрик мог лишь теребить бороду, наблюдая за тем, как юный король присваивает Вармланд.

Он станет известен как Харальд Косматый – тиран для вождей, которых он лишил власти, но величайший из королей для тех, кто последовал за ним.

Харальд стал могущественным региональным правителем, но конунги Западной Норвегии не видели причин склонять голову к востоку. Один из наиболее выдающихся среди них правил землей, которая называется «Хордаланд»; у него была прекрасная дочь по имени Гюда, и Харальд попросил ее руки. Браки тогда были как элементом политической игры, так и попытками примирения, поэтому, когда Гюда отказалась выйти замуж за Харальда, если он не станет конунгом всей Норвегии, дело не ограничилось личным оскорблением. Саги повествуют, что, когда Харальд узнал об ответе Гюды, он, в отличие от своих послов, не разгневался, но просто поклялся не стричь и не расчесывать свои волосы, пока не выполнит ее требований и не покорит всю Норвегию. Он станет известен как Харальд Косматый – тиран для вождей, которых он лишил власти, но величайший из королей для тех, кто последовал за ним.

Кампания подчинения Харальдом Норвегии длилась десять лет (за это время локоны полководца должны были совершенно запутаться): он свергал вождей-викингов одного за другим и подавлял повсеместные восстания. Скальды рассказывают о том, что он сражался в самой гуще боя на своем корабле, украшенном головой дракона, меч его звенел, ударяя по щитам, и наносил алые раны, из которых лилась кровь, в то время как вокруг него под крики валькирий градом сыпались стрелы.

Статуя Харальда Прекрасноволосого в Хёугесунне (Норвегия)

На этой картине Нильса Бергслина (1853–1928) Гюда отказывает гонцу, передавшему предложение Харальда заключить брак

Решающее сражение Харальд провел у Хафсфьорда против конфедерации южных и западных королевств, возглавляемой конунгом Хордаланда Эйриком – отцом той самой Гюды, которая отказала Харальду много лет назад. Как и многие важнейшие битвы эпохи викингов, оно прошло на море; на корабле Харальда находился отряд закаленных воинов, известных как берсерки. Говорили, что берсерки – люди Одина: вместо доспехов они сражались в волчьих шкурах, были сильны как медведи и злы как псы. Перед боем они кусали свои щиты, и взять их не могли ни сталь, ни огонь. С этими элитными бойцами под рукой и выстроенным с другой стороны флотом Харальд ждал прибытия мятежных конунгов с их закаленными в боях викингами. Когда враги приблизились, берсерки начали выть и греметь оружием; вскоре на белые щиты обрушились франкские мечи. Сражение было яростным и долгим, и схватка распространилась на корабли, палубы которых стали скользкими от крови. Эйрик Хордаландский был убит здесь вместе с конунгом Рогаланда и множеством предводителей, а выжившие бежали по суше и по морю, прикрывая спины щитами и прячась в трюмах от снарядов, летевших с кораблей Харальда. Харальд Косматый наблюдал за тем, как рассеиваются его противники, и осознавал, что он покончил с последним сопротивлением его власти. Некоторые знатные роды сбегут за границу – на Гебридские острова и в Исландию, – и его враги продолжат нападать на Норвегию из этих западных оплотов викингов. Но все серьезные угрозы его власти были устранены, и Харальд должен был чувствовать, что он достиг обещанной победы. Когда он срезал локоны и расчесал волосы, то стал известен уже не как Косматый конунг, но как Харальд Прекрасноволосый – король Норвегии.

Одна из шахматных фигур XII в. с острова Льюис, изображающая воина, кусающего свой щит

Территория, которую покорил Харальд, не полностью соответствует сегодняшней Норвегии – он почти не имел влияния на севере, а могущественные ярлы Ладе всего лишь признавали его власть, полностью сохраняя свое положение, – но достижением Харальда Прекрасноволосого стало превращение страны, разделенной на владения мелких конунгов и вождей, в нечто более близкое королевствам Юга. Следующие столетия увидят, как его наследники будут бороться за то, чтобы повторить это свершение.

Эйрик Кровавая Секира

Эйрик Кровавая Секира – загадочный персонаж, в сагах представленный злодеем; конунг, обагрявший свой топор в набегах викингов и безжалостно убивший единокровных братьев, чтобы обезопасить свои права на отцовское наследство. Его жена, королева Гуннхильд, в этих рассказах предстает злой силой, стоящей за троном, использующей свою красоту и магические способности, чтобы манипулировать окружающими ее мужчинами и свести личные счеты с исландским героем Эгилем Скаллагримссоном. Саги сообщают нам, что Эйрик и Гуннхильд недолго правили Норвегией после смерти отца Эйрика, но более достоверно выглядят сообщения легенды о нем как о последнем короле-викинге Нортумбрии – надменном, но находящемся в затруднительном положении правителе-язычнике, сражающемся одновременно с усиливающимися королями Уэссекса и с дублинскими викингами на востоке. В Йорке чеканились монеты с надписью Eric Rex («Король Эйрик») вкупе с изображением меча – символа, подходившего этому воинственному королю. Одна из наиболее интересных фигур эпохи викингов покоится между легендой и обрывками исторических сведений.

Эйрик, сообщают нам, приобрел первый опыт викингских походов в нежном возрасте двенадцати лет, и на протяжении своей пиратской карьеры он перемещался от одного края скандинавского мира до другого. Он совершал набеги на берега Балтики, Британские острова, Ирландию и Францию, путешествовал в земли саамов, граничащие с Белым морем, поднимался по Двине вглубь Руси и грабил поселение Пермина. К этому времени Харальд Прекрасноволосый был уже стар и имел много сыновей; вне зависимости от того, дал бы он благословение старшему из них или нет, Эйрику надо было готовиться к борьбе. Неудивительно, что он быстро двинулся против единокровных братьев: легенда повествует, что он убил их всех, кроме Хакона, которого усыновил английский король Этельстан; и случилось так, что этот единственный оставшийся в живых брат в конце концов сверг его. Неудивительно, что правление Эйрика запомнилось его жестокостью: владения мелких конунгов признавали не единство Норвегии, но лишь строгую власть Харальда Прекрасноволосого, и Эйрику пришлось собирать с них дань силой. Более удивительно то, что, когда единокровный брат Эйрика, Хакон, прибыл с флотом из Англии и собрал своих сторонников, чтобы захватить трон, великий викинг, по-видимому, бежал из Норвегии без боя. Видя слабость своего положения, Эйрик решил, что перспектив у него будет больше на западе.

К этому времени Харальд Прекрасноволосый был уже стар и имел много сыновей; вне зависимости от того, дал бы он благословение старшему из них или нет, Эйрику надо было готовиться к борьбе.

Сперва Эйрик с женой Гуннхильд направился в сторожевой пункт викингов на Оркнейских островах, но вскоре он перешел в контрнаступление и сделался конунгом викингов Йорка. Возможно, Нортумбрия была дана ему в управление с благословения английского короля и под условием защиты страны от скоттов и дублинских викингов: дополнительным источником дохода для этого опытного пирата, который, подобно любому предводителю викингов, нуждался в серебре, чтобы твердо удерживать военный отряд на своей стороне, могли быть набеги на Шотландию и Ирландию. Именно в это время Эгиль Скаллагримссон потерпел кораблекрушение у берегов Англии и попал в руки своего заклятого врага, но спасся благодаря скальдическому стиху «Выкуп головы». Добыча серебра мечом была необходима для удержания земной власти, но поэзия была способом обрести вечную славу.

Шлем эпохи викингов из знатного погребения, раскопанного в Гъёрмундбю, Норвегия

Из Йорка Эйрика изгнал Олаф Гутфритсон, правивший в Дублине и поддержанный новым королем англосаксов, который желал видеть своим соседом скорее его, чем Эйрика. Он перегруппировал свои силы и вернулся в Англию с флотом, но на этот раз уже не в качестве вассала англосаксонского короля: он пришел, чтобы забрать себе Нортумбрию, и, кажется, ее жители рады были получить Эйрика в качестве короля и прогнать Олафа обратно за Ирландское море. Именно в это время в Йорке были отчеканены монеты Эйрика с мечами, свидетельствовавшие о его независимом правлении; но, несмотря на все это, Эйрик правил Нортумбрией – вопреки англосаксонскому королю Эдреду и дублинским потомкам Ивара – всего два года. Источники сообщают, что Эйрик вместе с пятью другими скандинавскими конунгами был убит в бою, попав у Стейнмора в засаду, которую организовали силы, собравшиеся из-за Ирландского моря. Эйрик смог вовлечь в борьбу на своей стороне оркнейских графов и гебридских королей: пусть даже Норвегия ускользнула от него, а борьба против множества могущественных противников оказалась излишне тяжелой, Эйрик Кровавая Секира был одним из главных действующих лиц своего неспокойного времени.

Вдова Эйрика, Гуннхильд, вернулась на Оркнейские острова, а затем – к своему отцу в Данию; сыновья, которых она родила от Эйрика, – прозванные волчьей стаей – выросли столь же свирепыми, как и их отец. Гуннхильд сочинила стих, прославляющий достижения Эйрика, который сохранился до наших дней: в нем рассказывается о том, как к появлению короля-воина в Вальхалле моют чаши и готовят напитки. Все эйнхерии встают со своих скамей, а прибытие Эйрика уподобляется возвращению к отцу самого Бальдра. Героев Сигмунда и Синфьотли посылают встретить Эйрика Кровавую Секиру – воина из мира людей, который обагрил кровью свой меч во многих землях и пригодится в сражении против могучего волка.

Хакон Добрый

Единокровный брат Эйрика, Хакон, вырос в христианской вере при дворе конунга Ательстана, но вскоре оставил свой замысел крестить норвежцев: ситуация дома была слишком неспокойной для того, чтобы ворошить это осиное гнездо. На самом деле именно гибкость Хакона и его уступки вождям-язычникам, возможно, позволили ему добиться успеха там, где упрямство и кровавая секира Эйрика не сработали. Он быстро склонил на свою сторону влиятельных людей на западе, обещав, что их земли не будут обложены данью: возможно, им и претило христианское воспитание Хакона, но какое оно имело значение, если тот давал им выполнять свои обязанности и председательствовал на жертвоприношениях в честь своих родовых богов? Последнее станет для Хакона камнем преткновения. На местных праздниках, сопровождавшихся жертвоприношениями, по крайней мере, как их понимал Снорри, убивали животных, в том числе лошадей, и кропили кровью алтарь, стены храма и наблюдателей. Мясо готовили, и его благословлял конунг, который пил чашу эля сперва в честь Одина, затем Ньёрда и, наконец, Фрейра, желая процветания и мира в следующем году. Одна из историй повествует о том, как на таком празднике король Хакон сделал над чашей крестное знамение и чуть не сорвал торжество; его сообразительный ярл сказал испуганным крестьянам, что Хакон сделал над рогом знак топора Тора, ибо могуществу этого бога он доверял более всего. Ропот утих, но Хакон не стал есть приготовленную для него конину.

На этой картине Петера Николая Арбо (1860) Хакон Добрый приводит в замешательство крестьян на жертвенном празднике

Власти Хакона в Норвегии постоянно бросали вызов сыновья Эйрика Кровавой Секиры, которые куда активнее своего отца выдвигали претензии на норвежский трон. Сперва Хакон сразился с ними у королевской столицы Авальдснеса; он одержал победу, и в той битве погиб сын Эйрика, Гутторм. По тому же сценарию развивались события и в грядущие годы: сыновья Эйрика волнами набрасывались на рубежи Хакона на западе, но постоянно терпели поражение. Братья, со своей стороны, нашли убежище при дворе датского короля Горма Старого, который снабжал их войсками для того, чтобы ударить по своему северному сопернику и удовлетворить их требования. Но скальды говорят, что Хакон всегда оказывался победителем. Когда сыновья Эйрика с большим войском датских викингов поднялись по западному побережью Норвегии, до Хакона дошли вести о нападении на страну, было уже поздно; но он отказался сдаваться и пригласил завоевателей встретиться на острове Растаркальв для битвы. Времени у Хакона хватило на то, чтобы собрать только маленький отряд, но, чтобы сделать вид, что армия больше, чем есть на самом деле, он длинной линией расставил боевые знамена по горному гребню. Когда даны прибыли, они испугались вида огромного войска и были перебиты небольшим отрядом Хакона при отступлении к своим кораблям. В попытках организовать отчаянную оборону погиб другой сын Эйрика, и его погребальный курган до сих пор отмечает место победы при Растаркальве.

Сыновья Эйрика вновь были отбиты через два года, когда Хакон направил свой флот на юг, и опять – в 961 году, когда они внезапно напали на королевский дворец Хакона во Фитьяре. И тут Хакон быстро организовал оборону, которая остановила нападающих, но, хотя золотошлемый воин и одержал победу, он ринулся в бой, не надев доспеха и был ранен стрелой в руку. Наконец волчья стая сумела его укусить; от этой раны Хакон Добрый скончался. Хотя его правление едва ли можно назвать спокойным, Хакон запомнился как справедливый конунг, который установил законодательство и позволил стране процветать под защитой ее богов. Он был похоронен со своим оружием и доспехами в большом кургане и присоединился к героям в Вальхалле вместе со своими братьями-язычниками: какое значение имело то, что когда-то его верой был Белый Христос (как звали иногда христианского Бога викинги). Поэт Эйвинд Погубитель Скальдов написал ему хвалу, которая выражает чувства оставленных сторонников: «Покуда удел человеческий не уничтожит освобожденный от цепей Фенрир, не увидит свет равного конунга».

Олаф Трюггвасон

В эпоху королей-воинов и почти непрерывной войны на севере Олаф Трюггвасон выделяется среди всех прочих правителей викингов. Нет противоречия в том, что этот конунг-воин тоже был обращен в христианство – возможно, он насильно был приведен к вере после неудачного набега на Лондон. В конце концов, принятие новой религии не означало для новообращенных скандинавов отказа от привычного образа жизни викинга. Биография Олафа приведена в истории королей Норвегии, составленной Снорри: это красочная история.

Олаф был сыном мелкого конунга Трюггви, и сообщается, что он был рожден на острове посреди озера, где его мать скрывалась от сыновей Эйрика Кровавая Секира, убивших всю ее семью. Новорожденный Олаф рос в бегах до тех пор, пока ему не исполнилось три года, а потом, как и множество беженцев, спасавшихся от скандинавских междоусобиц, был увезен на восток. Замысел состоял в том, чтобы на торговом судне добраться до двора русского князя, где дядя Олафа занимал высокое положение, но корабль захватили викинги из Эстонии. Присматривавшего за Олафом старика Торольфа Вшивая Борода сочли бесполезным и убили, а сам Олаф был продан сперва по цене козла, а затем – по цене хорошего плаща. Шесть лет от провел в рабстве в Эстонии, как вдруг по той области пришлось проезжать его дяде, собиравшему дань для конунгов Руси. Он признал мальчика по его благородной стати. Два норвежца воссоединились, и Олаф продолжил свое путешествие на юг.

Олафу было девять лет, когда он прибыл в Гардарики. Он заметил разбойника, который захватил и убил его спутников, и чуть не вызвал беспорядки, всадив тому в голову топор посреди рынка. В конце концов, работорговля от Дублина на западе до базаров Булгарии на востоке была прибыльным занятием, которое следовало защищать. Лишь право убежища, данное ему княгиней, и уплата существенного штрафа уберегли Олафа от виселицы за эту месть своему поработителю. При дворе русов он превратился в ладного молодца: красивого, сильного и превосходившего всех норвежцев в состязаниях.

Когда Олаф достиг зрелости, на корабле он отплыл в Балтику, чтобы приобрести опыт набегов; сперва он направился на остров Борнхольм и получил много добычи. Он женился на принцессе вендов и какое-то время правил землями к югу от Балтийского моря, но, когда его жена умерла, он вновь вернулся к жизни викинга, стал разбойничать в Нидерландах и на саксонском берегу и кормить воронов мясом фризов. Затем его взгляд пал на острова к западу, и рассказывают, что он совершил долгое путешествие по охотничьим угодьям викингов от Шотландии до острова Мэн, под конец совершив набеги на Ирландию, Уэльс и острова Силли. Вероятно, Олаф был предводителем флота викингов, который сражался в бою при Мэлдоне, и получил от англичан огромную сумму в качестве данегельда (налога, собиравшегося в Англии для уплаты выкупа викингам). После неудачного нападения на Лондон Олаф согласился принять солидную дань, пообещав больше не вторгаться в английские земли; одно из условий этого соглашения требовало, чтобы он принял христианство, а король Этельред был его крестным отцом, хотя некоторые источники и говорят, что к тому времени викинга уже обратил в новую веру некий подвижник на островах Силли. Так или иначе, Олаф стал теперь заметным богачом и христианином, по крайней мере номинально, женился на принцессе королевства дублинских викингов (если верить Снорри) и с верным псом по кличке Виги, который мог различать овец и коров по их клеймам, отправился в Ирландию. Что более важно, легенда об Олафе росла, и теперь он приобрел репутацию, которая собирала вокруг него наемников. Этому профессиональному викингу пришло время вернуться на родину и попытаться занять трон.

Когда Олаф достиг зрелости, на корабле он отплыл в Балтику, чтобы приобрести опыт набегов; сперва он направился на остров Борнхольм и получил много добычи.

Битва у Свольдера (Отто Синдинг, 1842–1909)

В те времена Норвегией из своих родовых владений на западе страны правил могущественный ярл Хакон. Он был ревностным поклонником скандинавских богов и прослеживал родословную своей династии до Одина, потому без энтузиазма согласился принять крещение, навязанное ему после неудачного похода на юг датским королем. Хорошо было известно, что ярл Хакон высадил миссионеров с судна, как только его флот был готов к отплытию, и провел масштабное жертвоприношение Одину на острове у побережья Швеции, на которое бог в знак своей признательности направил двух воронов, огласивших окрестности криком. Этого человека поэты называли «Тюром чаши для жертвенной крови» и «Ньёрдом бегущих врагов»: говорят, что он отправил восседать с Одином в Вальхалле девять человек королевской крови, а его победы, как считалось, обеспечивались родством с богами. Но хотя ярл-язычник Хакон и был по нраву Одину и своим языческим подданным на западе, он повздорил со старыми трондхеймскими семействами; и Олаф Трюггвассон, прибыв с флотом из Ирландии, быстро заручился поддержкой влиятельных людей. Как передает Снорри, ярл Хакон – этот верный приверженец старых богов – был убит своим рабом, скрываясь в свинарнике, и Олаф стал королем страны, из которой он был изгнан много лет назад.

Сообщают, что Олаф распространил свою власть на всю Норвегию и насаждал христианство среди не интересующегося пока этой верой населения с той же решимостью, что позволила ему стать вожаком шайки викингов и подчинила своенравных вождей его воле. Нам рассказывают, что он поверг истуканов в храме Трондхейма, публично бросив вызов скандинавским богам: он ударил Тора своим оружием и повалил его на пол. Тех, кто отказывался обратиться в христианство, он казнил так, чтобы подавить волю к сопротивлению у других. Одному влиятельному земледельцу через горло внутрь запустили змею, чтобы она прогрызла себе путь наружу; тех, кто практиковал магию, известную как сейд, он сжигал заживо на пирах в своем дворце. Говорят даже, что однажды одноглазый путник добился личной аудиенции у короля и проговорил с ним до поздней ночи, рассказывая правителю истории о его предках; этим странником был Один, пытавшийся изменить курс Олафа и отвратить его от хождения в храм, на мессы. На следующий день найти его не смогли, и Олаф поклялся прогнать его, если он явится еще раз. Возможно, именно непреклонность Олафа в насаждении избранной им веры стала причиной его гибели: помолвка со шведской принцессой была расторгнута, когда она отказалась оставить прежних богов, и он приобрел могущественного врага, назвав ее языческой собакой и ударив своей перчаткой. А стремление забрать себе вендские земли, полагавшиеся ему по первому браку, вынудило его пойти в поход в Южную Прибалтику, что дало его противникам долгожданный шанс: когда великий викинг отплывал из дома всего на одиннадцати кораблях, на него напали из засады.

В этой последней битве Олаф яростно сражался. Он собрал свой небольшой флот воедино, образовав плавучую крепость со своим кораблем «Длинный змей» в центре. «Длинный змей» был самым крупным военным кораблем того времени, и его позолоченный нос далеко выдавался из боевого построения норвежцев, позволяя Олафу без помех видеть, как его противники выстраиваются со всех сторон: он с презрением взглянул на флоты данов и свеев, но изгнанник Эйрик Хаконарсон был норвежцем, и Олаф знал, что ему не видать пощады от этого закаленного в битвах мужчины. Корабли Олафа один за другим шли ко дну при помощи флагмана Эйрика, «Железного тарана», и вот остался один только «Длинный змей». В отчаянной попытке изменить неизбежное один из верных последователей Олафа выпустил в ярла Эйрика две стрелы, одна из которых ударила в руль рядом с головой ярла, а другая – в подбивку его сиденья; затем лук сломался. «Что за громкий треск я слышал только что?» – прокричал Олаф в шуме битвы. «Это Норвегия вырвалась у тебя из рук», – ответил ему верный дружинник. Саги передают, что, когда Олаф увидел, что битва проиграна, он спрыгнул со своего корабля в доспехе, чтобы пойти в нем ко дну: достойный конец для этого выдающегося короля-викинга, который, как считают некоторые, вернется в Норвегию, когда ей потребуется твердая рука.

Харальд Синезубый

Харальд Синезубый не был первым королем страны, которая сегодня известна как Дания, – эта роль обыкновенно отводится его отцу Горму Старому, – но, если верить его заявлениям, Харальд распространил свою власть также и на Норвегию и обратил данов в христианство. Ясно одно: Харальд Синезубый понимал значение саморекламы. Его отец поставил в королевской столице Еллинге скромный рунический камень, чтобы почтить свою умершую жену Тюру – «украшение Дании»; но Харальд воздвиг неподалеку намного более крупный камень со сложной резьбой. Надпись посвящена памяти его матери и отца, но, вместо того чтобы отметить их достижения, Харальд пишет о своих собственных. На одной стороне рунического камня Харальда Синезубого изображен Иисус, с текстом о том, что Харальд принес своим подданным христианство, но само это изображение весьма примечательно. Фигура находится не на кресте, но висит на веревке подобно Одину на Мировом Древе. Возможно, это символ преемственности между старыми богами и новым – жертву Одина ради овладения искусством рун превосходит жертва Христа для спасения всего человечества. Кроме того, Харальд воздвиг на территории комплекса в Еллинге церковь и перенес на ее освященную землю из огромных погребальных курганов останки родителей: вероятно, перезахоронение стало большим зрелищем и дало данам понять, что, хотя официальная религия и сменилась, королевская династия осталась прежней.

Мать Харальда, королеву Тюру, датская традиция помнит за расширение Даневирке – оборонительной линии на южной границе королевства. Харальд же продолжил ее амбициозную строительную программу: помимо перестройки Еллингского комплекса он возвел круговые замки, расположив их по линии, пересекавшей его владения; центром ее был Орхус. Каждую из этих крупных крепостей защищал круглый земляной вал, облицованный деревом, а из ворот, смотревших на север, юг, восток и запад, могли выехать верхом собравшиеся внутри войска. Харальду приписывается также основание крепости йомсвикингов на балтийском побережье и строительство моста через заболоченные низины в Равнинг-Энде близ Еллинга. Этот дубовый мост был достаточно широким для того, чтобы на нем могли разъехаться торговцы, и открывал его дружине быстрый путь к укреплениям на юге.

Насколько эффективны эти оборонительные сооружения были на практике – предмет спора. Возможно, надменные заявления Харальда Синезубого о крещении данов – вынужденные последствия победы короля Оттона над датскими силами и прорыва немцев через Даневирке. Походы Харальда в Норвегию в поддержку его племянников – сыновей Эйрика Кровавой Секиры и Гуннхильд – не достигли конечной цели, и сама Дания несколько раз становилась жертвой нападений флотов с севера. Влияние Харальда распространялось на южные и восточные области Норвегии, и какое-то время ему платил дань могущественный ярл Хакон, но датскому конунгу так и не удалось укрепить христианство во внутренних районах Норвегии. Снорри рассказывает, что флот данов и йомсвикингов, который он послал, чтобы подавить восстание мятежного ярла Хакона, был разбит в морском бою и, истерзанный, вернулся в Данию. Более успешными оказались действия датских войск в конце правления Харальда, когда они объединились с вендами и выдавили немцев за укрепления Даневирке, однако старый конунг сам в этой войне не командовал: это его сын, восходящая звезда по имени Свейн, скакал впереди отряда, и именно он в конце концов оборвал власть Харальда Синезубого. Один источник передает, что Харальд был разбит в битве против войска недовольных данов под руководством Свейна и бежал раненый в Вендланд, где и умер. Жалкий конец для столь энергичного короля, главным результатом правления которого стало то, что Дания досталась его амбициозному сыну. Возможно, самое необычное напоминание о личных амбициях самого Харальда Синезубого относится к компьютерной технике, а именно к технологии беспроводной передачи данных на близком расстоянии, носящей его имя – Bluetooth. Символ ее сочетает рунические знаки H и B, отдавая дань репутации Харальда как имеющего широкие связи, заинтересованного в поддержании контактов с другими странами короля.

Жалкий конец для столь энергичного короля, главным результатом правления которого стало то, что Дания досталась его амбициозному сыну.

Раскрашенная реконструкция 2-го рунического камня из Еллинга (DR 42), поставленного Харальдом Синезубым в честь отца и матери и прославляющего крещение им Дании

Свейн Вилобородый

Свейн Вилобородый продолжил курс своего отца Харальда Синезубого на распространение христианства, однако сам лишь едва отличался от старых викингских конунгов. Он не забыл о претензиях датских королей на земли Норвегии и заключил союз с правителем Швеции Олофом и изгнанным норвежским ярлом Эйриком Хаконарсоном, чтобы свергнуть конунга Олафа Трюггвасона. После известной морской битвы у Свольдера король Свейн забрал себе восточные области страны вокруг Осло-фьорда. Ярл Эйрик и его братья разделили между собой остальную Норвегию, но платили Свейну Вилобородому дань: он вернул Север под контроль Дании.

Набеги викингов зависели от взлетов и падений богатых королевств Юга, и любое проявление слабости играло на руку пиратам. После относительно спокойных лет власть над Англией и Денло перешла в руки двенадцатилетнего короля по имени Этельред, которого современники прозвали Неразумным, а история запомнила как слабого правителя. Датские викинги начали прощупывать английское побережье с первых лет его правления, а в 991 году крупная армия викингов во главе с Олафом Трюггвасоном напала на восточное побережье и разбила англосаксонское ополчение при Молдоне. Отчаянная оборона новобранцев под командованием старого Биртнота была увековечена в знаменитой староанглийской поэме, однако сопротивление рейдам викингов вскоре сменилось политикой их подкупа. Выплаты серебром, несомненно, поощряли новые нападения со стороны участников прошлых походов и поселенцев из Денло, желавших получить деньги. Так начался разлагающий Англию цикл вторжений викингов и все более крупных выплат данам.

В 1002 году король Этельред совершил, вероятно, худший за все свое неудачное правление шаг. Представляется, что именно фрустрация и неспособность эффективно противостоять нападениям викингов вынудили его приказать вырвать данов, проживавших в королевстве, «с корнем, как сорняки, растущие среди хлебов». Резня случилась в День святого Брайса; в Оксфорде толпа горожан-англосаксов напала на группу молодых данов, все из которых были воинами, не достигшими двадцати пяти лет. Один источник повествует о том, что даны искали убежища в церкви Святой Фридесвиды, которая, однако, была подожжена бушующей толпой. Изувеченные трупы примерно тридцати пяти данов бросили в канаву за городскими стенами на земле, сейчас входящую в комплекс колледжа Святого Иоанна. Подобные нападения должны были происходить и в других городах Южной Англии, и, хотя в Оксфорде мишенью, по-видимому, были воины, традиция повествует о том, что убивали также и постоянных жителей, и заложников из Денло, в числе которых была знатная женщина по имени Гуннхильд. Она была дочерью Харальда Синезубого и сестрой Свейна Вилобородого. Ее смерть дала последнему необходимый повод для того, чтобы превратить набеги викингов в завоевательный и карательный поход.

В 1013 году, спустя десять лет постоянных нападений и непрерывного перемещения английского серебра в Данию, Свейн Вилобородый повел полномасштабное вторжение, которому суждено было наконец подчинить Англию власти скандинавского конунга.

Следующим летом Свейн напал на Англию во главе армии викингов, которая разорила побережье и разграбила Эксетер, Солсбери и Норвич; успешная оборона близ Тетфорда, которой командовал англосакс по имени Ульфкелль, вынудила ее отступить, но по иронии судьбы единственным средством англичан против вторжения 1005 года, кажется, был голод, который оставил отряды викингов без провизии. Тем не менее Свейн продолжал осуществлять давление на Англию. Зачастую даны использовали в качестве оперативной базы остров Уайт или Нормандию. Иногда для защиты англосаксы собирали местные ополчения, но чаще датчанам платили, чтобы они прекратили грабить города и опустошать сельскую местность. Свейн, может, и был христианином, но это не мешало данам разбойничать без зазрения совести: архиепископ Кентерберийский отказался заплатить выкуп и встретил страшную смерть – несмотря на возражения вождя викингов Торкелля Длинного, пьяная толпа забросала его костями, а потом он был забит тыльной стороной топора. В 1013 году, спустя десять лет постоянных нападений и непрерывного перемещения английского серебра в Данию, Свейн Вилобородый повел полномасштабное вторжение, которому суждено было наконец подчинить Англию власти скандинавского конунга.

Сперва армия Свейна направилась в Денло, где он мог рассчитывать на поддержку: ему быстро подчинились Восточная Англия и Нортумбрия, равно как и пять бургов Мерсии. Затем, оставив на севере заложников и гарнизон во главе со своим сыном Кнутом, он повел основные силы на юг – к Оксфорду, Винчестеру и Лондону. Упорное сопротивление оказал лишь Лондон – здесь в числе защитников был бывший вождь викингов Торкелль Длинный, перешедший на службу королю Этельреду, узрев ужасные истязания архиепископа, – но и этот город, в конце концов, покорился, а Этельред бежал в Нормандию, последовав за своими сыновьями и женой-норманнкой, королевой Эммой. В день Рождества после непродолжительной кампании Свейн был провозглашен королем Англии.

Свейн и йомсвикинги на похоронах Харальда Синезубого (Лоренц Фрёлих, 1820–1908)

Свейн недолго радовался своему новому титулу и завоеванным землям: всего через пять недель после этого он умер. Его империя была разделена: старший сын Харальд взял власть над Датским королевством, а Кнут стал главой армии Свейна в Англии. Его власть над этой страной продлится почти двадцать лет.

Кнут

Внук Харальда Синезубого Кнут был, вероятно, самым успешным из скандинавских правителей эпохи викингов; его империя включала в себя Англию, Данию, Норвегию и часть Швеции. Кнут получил Англию не по следам отцовского завоевания: когда Свейн Вилобородый умер, аглосаксонская знать с готовностью предоставила несчастному Этельреду второй шанс, и тот быстро вернулся из Нормандии, чтобы занять трон. Единственным регионом, сохранившим верность Кнуту, был Линкольншир, но в таком трудном положении скандинавский принц оставил своих союзников в Денло и отплыл для сбора войск в Данию, которая теперь находилась под властью его старшего брата Харальда.

Изображение Кнута и Эльфгифу в Liber vitae («Книге жизни») из Ньюминстерского аббатства (ок. 1031)

Кнут вернулся с внушительным флотом – передают, что корабли, приближаясь к берегу, сияли драгоценными металлами, и казалось, будто на Англию надвигаются все народы мира. Даны начали разбойничать на южном побережье, и так началась жестокая война за возвращение страны, которая покорилась Свейну всего за год до этого. Ответные на вторжение Кнута действия англичан затрудняли дезертирство и ненадежность Денло, а также мобильность его морской армии. Удача улыбнулась англосаксам, когда своего отца на престоле сменил Эдмунд Железнобокий, и англосаксонский фирд даже сумел одержать над данами ряд побед: Лондон был осажден, но не взят, и Эдмунд не раз заставлял силы Кнута отступить на корабли. Фирд был окончательно разгромлен в битве при Ассандуне: «Англосаксонская хроника» сообщает, что вероломный элдормен Мерсии Эадрик Стреона отвел свои войска с поля боя и бросил остальные силы под командованием Эдмунда на произвол судьбы. Сам Эдмунд был ранен, но бежал на запад, в Глостер, где два короля встретились и заключили мир: Эдмунду Железнобокому достались Уэссекс и Лондон, а Кнуту – вся Англия к северу от Темзы; оговаривалось, что в случае смерти Эдмунда Кнут получит все королевство. Эдмунд честно выполнил это условие, скончавшись в тот же месяц.

Кнут безжалостно обошелся со своими врагами, очистив Англию от верных сторонников уэссекских королей. По его приказу был убит перебежчик Эдрик Стреона – ибо как можно верить тому, кто предал прежнего господина? Для оплаты армии викингов и содержания в Англии флота были установлены высокие налоги; в этом особенно выделялся Лондон, который должен был платить огромную сумму серебра. Но взамен этот скандинавский король предложил нечто более ценное: безопасность. Правитель, который контролировал морские пути, – позднее он получит власть над родиной викингов – мог предотвратить набеги, опустошавшие Англию на протяжении жизни целого поколения; после многих лет дезорганизации вновь получила возможность развиваться торговля; Кнут стал покровителем Церкви, принес ей обильные дары и вернул богатства, награбленные викингами-разбойниками. Когда в 1018 году умер старший брат Кнута, тот вернулся в Данию и быстро установил свою власть над родными землями. Удержание контроля над владениями по обе стороны Северного моря не вызывало у него таких трудностей, какие оно могло бы создать для менее способного правителя, и Кнут решительно разобрался с восстанием в Дании при помощи уже английских воинов. Когда Кнут предотвратил альянс шведов и норвежцев, он обезопасил свое господство над всей Скандинавией, и к 1027 году его Северная империя была уже настолько прочна, что он даже совершил путешествие в Рим, чтобы присутствовать на коронации императора Священной Римской империи, стоя плечом к плечу с главными христианскими властителями Европы. По возвращении Кнут прибавил к своим владениям Норвегию, без боя изгнав непопулярного Олафа Харальдссона и поставив под свой контроль северные острова и лежащие к западу от них морские пути. По сведениям саг, Олаф погиб позднее, в битве при Стикладастире, возвратившись из Руси, чтобы вернуть себе трон, – он был разбит армией норвежских крестьян и получил три смертельные раны. Олаф был канонизирован как христианский мученик всего год спустя после его смерти: крестьяне, оказавшись под жестким гнетом первой жены Кнута и его сына-подростка, стали жалеть о том, что отреклись от династии Харальда Прекрасноволосого.

Кнут безжалостно обошелся со своими врагами, очистив Англию от верных сторонников уэссекских королей. По его приказу был убит перебежчик Эадрик Стреона – ибо как можно верить тому, кто предал прежнего господина?

В Англии Кнут, чтобы укрепить свою легитимность, женился на вдове Этельреда, Эмме, хотя до этого он состоял в браке с английской знатной дамой с Севера по имени Эльфгифу. По-видимому, положение ее не ухудшилось после того, как она стала любовницей Кнута: в качестве регентши она была назначена в Норвегию вместе с юным сыном Кнута Свейном, и эта английская королева правила как заправский вождь викингов: один скальд утверждает, что правление Эльфгифу было столь суровым, что людям пришлось питаться кормом для скота; в конце концов произошло восстание, вынудившее ее бежать. В Англии Церкви пришлось закрыть глаза на это двоеженство и на любовь короля к скальдической поэзии, в которой его свершения прославлялись ссылками на Фрейра и Мирового Змея. Кнут был главным действующим лицом христианства XI века, но старые обычаи еще не были полностью забыты.

Харальд Хардрада

Мы уже знаем о молодости Харальда Хардрады, о его службе византийскому императору и о его эффектном бегстве на север в княжество русов. Но Харальд Суровый более известен как предводитель вторжения 1066 года в Северную Англию, которое значительно сократило силы англосаксов и сыграло на руку Вильгельму Завоевателю. Свидетельства о том судьбоносном годе, как правило, преуменьшают угрозу, которая исходила от этой экспедиции: в неразберихе, последовавшей за смертью Эдуарда Исповедника, у Харальда Хардрады были серьезные шансы занять английский престол. Даже Тостиг, брат англосаксонского претендента Гарольда Годвинсона, вошел в союз с этим грозным норвежским королем и самозваным наследником империи Кнута.

За пятнадцать лет, которые Харальд провел в изгнании, в Норвегии многое изменилось. Когда бывший варяг вернулся домой на кораблях, устланных золотом, и с дочерью киевского великого князя Елизаветой Ярославной, которую он сделал королевой, богатство и статус позволили ему оспорить норвежский трон у племянника Магнуса Доброго. Магнус был не робкого десятка: единственный сын конунга Норвегии Олафа Харальдссона, он владел знаменитой секирой отца, названной в честь богини Хель. Помимо этого, его поддерживали могущественные норвежские ярлы, организовавшие его возвращение из Новгорода, где он пребывал в изгнании. За годы своего правления Магнус совершил поход на вендов, разгромил йомсвикингов и распространил свою власть на ту самую Данию, которой раньше правил Кнут. Он даже присматривался к английскому престолу. Но войны за установление контроля над Данией взяли свое, и запасы серебра у Магнуса истощились; когда его дядя Харальд вернулся и начал грабить датское побережье, Магнус попросил мира. Харальд и Магнус стали совместно править Норвегией, а Харальд согласился разделить с племянником богатства, которые он привез домой с востока.

Олаф Харальдссон взирает на небо, получая смертельный удар. Изображение битвы при Стикластадире кисти Петера Николая Арбо (1859)

Менее чем через год такого непродолжительного правления Магнус скончался в Дании. Харальд унаследовал Норвегию, но другую часть своего королевства Магнус завещал ненадежному датскому ярлу Свейну Эстридссону. Харальд немедленно начал войну с целью отнять Данию у своего бывшего союзника. Он разграбил датское побережье, сжег дотла торговый город Хедебю и сражался со Свейном на суше и на море; однако ему не удалось нанести решающий удар, и в результате долгого и тяжелого конфликта два конунга заключили мир. Репутация Харальда как сурового правителя происходит не от этих лет непрерывной войны через все море, но оттого, что он сжал хватку над самой Норвегией. Его попытки сокрушить власть ярлов на западе и покарать тех, кто заслужил перед ним расплату, создали Харальду образ безжалостного короля, но также и укрепили позиции его короны. Когда в 1066 году умер Эдуард Исповедник, оставивший Англию без наследника, Харальд мог опереться на профессиональную и закаленную годами войны против данов армию, а также на ресурсы объединенной Норвегии, которую он плотно контролировал.

Фрагмент окна в соборе Святого Магнуса в Керкуолле, на которой изображен Харальд Хардрада

Харальд действовал без промедления. Он отправился в скандинавские колонии на Шетландских и Оркнейских островах за поддержкой и войсками, а затем повел флот на юг, в Нортумбрию, где к нему присоединился мятежный Тостиг Годвинсон, на небольшой эскадре прибывший туда с юга. Норвежцы разграбили побережье и поднялись вверх по реке Уз к Йорку, где их встретили эрлы Мерсии и Нортумбрии, поспешно организовавшие оборону подле болот Фулфорда. Англосаксы были разбиты, а выжившим пришлось укрыться в стенах Йорка, где эрлы и сдались. Харальд взял у англичан заложников, и его армия вернулась на корабли. Вероятно, Харальд решил, обезопасив положение дел на севере, двинуться на юг, наращивая поддержку; он наверняка не рассчитывал на то, что произошло дальше.

Как только Гарольд Годвинсон узнал о прибытии норвежцев, он снял с позиций свои силы, охранявшие южное побережье от норманнов, и форсированным маршем всего за четыре дня от Лондона перебросил их севернее Хамбера – невиданное дело, застигнувшее врасплох даже такого закаленного тактика, как Харальд Хардрада. Силы Харальда двигались к Стэмфордскому мосту, чтобы забрать припасы и заложников, обещанных разбитыми эрлами; некоторые источники говорят, что они оставили свои кольчуги на кораблях. Внезапное появление англосаксонской армии вынудило норвежцев выстроиться в оборонительном порядке. В этом им помог единственный викинг, который сдерживал наступление англосаксов своей огромной двуручной секирой. Рассказывают, что убить этого великана удалось лишь после того, как один из людей Гарольда Годвинсона проплыл под мостом и вонзил в него меч снизу. Когда англосаксы выстроились напротив «стены щитов» норвежцев, разгорелась ожесточенная битва, но в конце концов чувство родного очага помогло англичанам, и они прорвали ряды норвежцев. Харальд Хардрада был убит стрелой, попавшей ему в горло, а Тостиг – зарублен. Было перебито или утонуло в реке, пытаясь добраться до своих судов, столько норвежских воинов, что, как передают, из трехсот кораблей, которые потребовались, чтобы доставить завоевателей, остатки войска уплыли всего на двадцати четырех. Гарольд Годвинсон разбил великого Харальда Хардраду – ветерана кампаний в таких далеких областях, как Черное море и Северная Африка, – но кое-что затмит эту кровопролитную битву: сыну Годвина придется сражаться против норманнов, которые уже собирались отплывать в Гастингс на английском побережье. Вильгельм Завоеватель был праправнуком викинга Ролло, и территория Нормандского герцогства, определенная некогда этими скандинавами, вот-вот должна была увеличиться.

Приближение Рагнарёка

Достаточно о прошлом и мелких стычках властителей этого мира. Пришло время поговорить о будущем и рассмотреть противостояние, которое бросает тень на любую историю об асах и на каждый подвиг любого героя вселенной. Последняя битва, погибель богов: Рагнарёк.

Рагнарёк – ужасное будущее, которое ждет нас всех. Спастись от него нельзя, как невозможно избежать наступления ночи, и ничего в нем не тайно для Одина, который знает, что уйти от этого последнего столкновения с великанами и чудовищами невозможно и что все, созданное богами, будет уничтожено. Но это не значит, что асы не будут к нему готовиться. Эйнхерии – воины, избранные валькириями, – собираются в Вальхалле и во владениях Фрейи в Фолькванге со времен первой войны мира, и каждый день они сражаются и пируют, готовясь к своей последней битве. Лишь тот, кто погиб геройской смертью, восседает среди избранных. Здесь нет места для тех, кто мирно умер в старости или был убит, убегая с поля боя. Богам потребуются самые храбрые воины, чтобы встретить сокрушительную атаку в кромешной тьме и организовать последнюю линию героической обороны.

Наряду со сбором эйнхериев Один в попытке отсрочить победу великанов и их чудовищных союзников собирает знания о судьбе богов из каждого уголка девяти миров, от мудрейших из женщин и от ведающих мертвецов. Он знает многое о том, что случится, и почти ничего – о том, как изменить ход событий.

Один знает, что знак приближения Рагнарёка дадут три петуха: багряный кочет Фьялар прокричит в лесу Гальгвид в Ётунхейме, и великанша Ангрбода сядет на кургане и будет играть на арфе, радуясь этому знаку скорой гибели богов. Второй петух по кличке Гуллинкамби (Золотой Гребешок) запоет богам и разбудит эйнхериев в Вальхалле, а третий, цвета красного ясеня, даст сигнал в залах Хель глубоко под землей и предупредит мертвых. Гарм яростно залает, высунувшись из пещеры Гнипа, и вскоре сторожевой пес Хель освободится и понесется по миру.

Картинный камень из Броа (Готланд, Швеция), который, вероятно, изображает воина, приглашенного в Вальхаллу

О пощаде забудут; братья станут убивать друг друга и порвут любые родственные связи в угоду своей алчности, а семьи будут раздирать кровосмешения и измены.

По мере приближения Рагнарёка узы, связывающие людей, порвутся, и грехи асов – их обман и предательство, склонность к войне и кровопролитию, а также смерть сияющего Бальдра – отразятся во всем мире. О пощаде забудут; братья станут убивать друг друга и порвут любые родственные связи в угоду своей алчности, а семьи будут раздирать кровосмешения и измены. Нидхогу достанется гора трупов, которые он будет рвать под корнями Иггдрасиля, в то время как клятвопреступники и убийцы будут бродить в темных водах. Три года подряд Мидгард будут сотрясать вооруженные конфликты, которые распространятся по всему миру. То будет время секир, мечей и разбитых щитов; время ветра и волков, предшествующее погружению мира в вечную зиму.

Зима, которая возвестит о приближении Рагнарёка, называется «Фимбульветр»; мороза сильнее человечество не припомнит. Отовсюду будет валить снег, который будут разносить суровые ветра, а солнце станет черным и перестанет согревать землю. Три такие зимы проследуют друг за другом, и между ними не будет лета, которое дало бы передышку дрожащим от холода и голодным людям, укрывающимся в домах.

Затем волк Сколль, который преследует колесницу Соль с начала времен, схватит свою добычу и проглотит солнце. Его брат Хатти сожрет луну, и они обагрят обиталище богов кровью. С неба исчезнут звезды, а вся земля задрожит с такой силой, что упадут горы и с корнем повалятся деревья. Гномы со стенаниями покинут свои дома в обваливающихся скалах, и даже великое Мировое Древо со скрипом наклонится к земле.

Из-за сотрясений мира лопнут все оковы и освободятся чудовища. Волк Фенрир выберется из цепи Глейпнир, и спустя столько лет заточения он будет грезить жаждой мщения. Его подобный пещере рот раскроется так широко, что нижняя челюсть будет волочиться по земле, а верхняя достигнет небес и закроет последний тусклый свет. Брат волка Мировой Змей выпрямится в бездонных глубинах, и, когда он это сделает, воды океана, окружающего мир, выйдут из берегов и потекут по суше. По мере движения к обиталищу богов змей извергнет столько яда, что над землей повиснет удушающий туман.

Фрагмент рельефа деревянной церкви XII в. в Урнесе, который может изображать Нидхога, подтачивающего корни Иггдрасиля

«Небо разверзнется, и через разрыв пройдут сыны Муспелля, ведомые самим Суртом, который будет размахивать мечом, жгучим словно солнце загробного мира». Потоки жидкой лавы, стекающие с Эйяфьядлайёкюдля (Исландия)

Из-за бурления вод корабль Нагльфар оторвется от пристани и будет унесен течением. С Нагльфаром не сравнится ни один другой корабль: он сделан исключительно из ногтей с рук и ног покойников, и мудрые помнят о том, что их необходимо состригать у умерших, чтобы Нагльфар не был построен как можно дольше. Воины Муспельхейма соберутся на этом корабле из ногтей, а править им будет сам Локи, освобожденный из своего заточения и проклинающий богов. По вспученным морям Нагльфар поплывет с востока к Асгарду, и над ним будет кружить орел, издавая клекот в предвкушении лакомой крови павших асов.

Небо разверзнется, и через разрыв пройдут сыны Муспелля, ведомые самим Суртом, который будет размахивать мечом, жгучим словно солнце загробного мира – проклятие всего живого. Все вокруг него пожрет огонь, и Сурт не оставит на своем пути ничего, кроме тлеющего пепла. Сыны Муспелля пойдут на штурм радужного моста, ведущего в Асгард, и Биврёст сгорит у них за спиной, когда начнет дымиться уже само Мировое Древо. Скалы разверзнутся, и с гор побегут женщины-тролли: Хрюм поведет инеистых великанов, в то время как силы хаоса пересекут замерзшие реки, направляясь к дому богов. Заревет весь Ётунхейм, и ничто на пути великанов не уцелеет.

Страж асов Хеймдалль уже задолго до этого протрубит в Гьяллархорн, чтобы предупредить о приближении врагов, и боги соберутся в своем святилище, чтобы держать совет перед битвой. Сам Один пойдет в другое место, к священному колодцу Мимира, и в последний раз спросит своего мудрого друга о том, что за судьба их ждет. «Неужели нельзя ничего сделать, нет ни малейшей возможности изменить грядущее?» – задаст он вопрос; но нельзя уйти от неизбежного, и в последнюю минуту отвратить потоп не удастся. Теперь Один надевает на голову золотой шлем и готовит эйнхериев к войне. Иггдрасиль дрожит, и нет ни одного существа во всех девяти мирах, которого не охватил бы страх.

Последняя битва

Вигрид – имя равнины, на которой случится последняя битва. Она тянется на сто лиг в каждом направлении, но и войска, которые на ней встретятся, огромны без меры. Восемьсот эйнхериев пройдут в каждую из пятисот сорока дверей одной только Вальхаллы, но число их ничтожно по сравнению с силами хаоса, которые соберутся отовсюду.

Один в сияющем золотом шлеме стоит перед эйнхериями. На нем блестящий доспех, в небо смотрит острие копья Гунгнира; и он первым пойдет навстречу своей судьбе. Одноглазый бог направляет поступь к волку Фенриру – чудовищу, которое он некогда собственноручно вскормил; из глаз волка, предвкушающего победу, брызжут искры. Тор бессилен помочь отцу, так как он борется с Мировым Змеем. Сильнейший из богов и могущественный исследователь миров сошлись с достойными противниками, и равнины Вигрида содрогаются от звуков схватки. Огненный великан Сурт выйдет против Фрейра: они будут яростно биться, пока Фрейр не падет. Богу полей не хватает его бесценного меча, отданного Скирниру в обмен на его жену-великаншу, и едва ли когда-то он сокрушался об этом сильнее, чем сейчас. У Тюра будут свои проблемы: вскормленный Хелью Гарм, самый свирепый из псов, прыгнет на однорукого бога и попытается оторвать у него и другие члены. Хеймдалль в сумятице боя будет искать Локи – у них остается неоконченное дело.

Человек – возможно, Хеймдалль – с двумя чудовищами. Фрагмент англосаксонского Госфортского креста X в. из Камбрии

Тор побежден ядом Мирового Змея в последней битве

Среди резни на окрашенных кровью полях боги гибнут один за другим. Один проглочен чудовищной пастью Фенрира – эту судьбу он видел много раз, – а печаль Фригг по Бальдру удвоена кончиной ее мужа. Тор нанесет Мировому Змею смертельный удар, но яд монстра возьмет свое: сын Одина отойдет от трупа поверженного врага на девять шагов, прежде чем замертво упадет на землю. Тюр и Гарм нанесут друг другу такие жестокие раны, что оба испустят дух, и Хеймдалль с Локи тоже погибнут вместе, сойдясь в схватке, которую начали некогда в виде тюленей на берегу. Фрейр будет побежден Суртом, хоть ему и удастся загасить пламя великана.

Всюду смерть и торжество хаоса.

Покончив с Одином, Фенрир воет в темнеющее небо, но волк недолго радуется победе. Сын Одина Видар отомстит за отца. На Видаре его знаменитый железный башмак, сделанный в начале времен и усиленный отрезами кожи с передней и задней части всех башмаков мира. Он ставит ногу в зияющую пасть Фенрира и налегает на верхнюю челюсть волка, разрывая рот опустошителя одним могучим движением руки. Волк умирает, Один отмщен. Но для богов это не большое утешение. На поле господствуют силы хаоса, и по всему миру разгорается пожар. Моря кипят, на сушу обрушивается вода и затапливает все.

Крест Торвальда X в. из поселка Андреас на острове Мэн. На нем изображена фигура – возможно, Одина, – которую проглатывает волк

Красочное изображение последней битвы (Иоганн Герц, 1855–1921)

Вот что видит могущественная провидица вёльва в своем последнем видении о мире: «Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды, пламя бушует питателя жизни [Мирового Древа Иггдрасиля], жар нестерпимый до неба доходит».

Мир погружается под воду. Но он возрождается.

Вёльва видит, как из вод поднимаются земли. Они зеленятся свежей травой; шумят водопады; реет орел, охотящийся на рыбу в горах. Соль мертва, но ее дочь спаслась от волка, и теперь она продолжает движение солнца по небу; ярок рассвет мира. На Идавёлль-поле, где когда-то стоял Асгард, теперь луга. Некоторые из детей асов выжили и добираются сюда: вот появляются Видар и Вали, излучающие яркий свет, а вскоре прибудут сыновья Тора Моди и Магни, неся с собой знаменитый молот отца. Сияющий Бальдр и его слепой брат Ход смогут под руку выйти из залов Хеля, и к ним присоединится старый товарищ Одина Хенир, который передаст им знания старшего поколения. Выжившие боги станут жить в сияющем дворце, избежавшем разрушения: он называется «Гимле» и весь покрыт золотом. Они будут восседать вместе на прежнем месте собраний под обновленным небом и говорить о своих отцах и матерях, вспоминая подвиги тех, кого больше нет. Они будут помнить священное предание и не забудут второпях о Фенрире или Мировом Змее. Хенир совершит ритуалы: он вырежет деревянные доски, и в этом новом мире начнет действовать судьба. Когда придет время, они заметят в траве солнечные блики, отражающиеся на золотых фигурках – тех самых, которыми старые боги некогда играли в дни отдыха, когда старый мир был еще нов, – и вновь примутся за игру.

А что насчет мужчин и женщин этого мира? Разрушения Рагнарёка пережили двое, скрывшиеся в кроне Мирового Древа. Их зовут Лиф и Лифтрасир, и они будут наслаждаться новой землей, где не надо пахать, чтобы зрел хлеб, где все свежо и покрыто росой. Их сыновья и дочери заселят этот сияющий и зеленый мир, поднятый из праха старого.

Последствия Рагнарёка не так уж и плохи. Однако там, где зрение вёльвы ослабевает, нечто тревожит ее взгляд: над зелеными полями пролетает тень. Дракон смерти Нидхог, черный как безлунная ночь, взмывает ввысь с холмов – и на крыльях своих он несет мертвецов. Ложится тень.

Возникает зеленый мир: мох покрывает лавовые поля в Исландии

Источники по скандинавской мифологии

Мифы, пересказанные в этой книге, известны из широкого круга источников, большая часть которых записана в средневековой Исландии. В 1000 году, после острой борьбы на ежегодном народном собрании, Альтинге, Исландия приняла христианство в качестве официальной религии. Исландцы, обратившиеся в христианскую религию, чуть не сошлись в сражении с теми, кто оставался верен Одину, Фрейру и Тору; для предотвращения надвигавшейся гражданской войны выбор религии был возложен на человека по имени Торгейр Торкельссон. Торгейр занимал должность законоговорителя на собрании, он был могущественным вождем и языческим жрецом: обе стороны согласились принять его решение. В задумчивости просидев под плащом день и ночь, Торгейр поднялся и сказал исландцам, что их будущее связано с христианством и что для всех должны действовать один закон и одна религия: «Ибо если падет закон, падет и мир между людьми». Покамест язычники могли практиковать свою религию в собственных домах, есть конину и избавляться от нежелательных детей, но эти привилегии не продлятся долго; и если потом люди захотят поклоняться старым богам, они должны делать это тихо. Затем Торгейр скинул собственных идолов, изображавших скандинавских богов, в водопад близ его дома, который с того момента стал известен как Годафосс – «Водопад Богов».

С христианством пришла Церковь с ее ритуалами, богатствами и длительной традицией книгописания. Первые тексты на исландском языке были предназначены для церковных богослужений и распространения христианской вести, но вскоре исландцы осознали ценность писаного слова для фиксации и других литературных традиций. К 1200 году они начали записывать истории о своих предках, которые заселили страну и исследовали Северную Атлантику, а также, вероятно, приступили к записи мифов и легенд, которые все еще циркулировали в устной форме. Развившаяся в итоге выдающаяся литературная культура отличалась от всего, что было до или после этого: она дала миру не только реалистические прозаические повествования, известные как «Саги об исландцах», но и сложную скальдическую поэзию, сохранившуюся от прежних времен, яркие рассказы о конунгах Скандинавии и собрание мифологических и легендарных поэм, известных как «Поэтическая Эдда». Некоторые из этих стихов передавались из поколения в поколение, а часть была переработана и отражала изменившееся мировоззрение средневековых исландцев: но вместе они свидетельствуют о сохранении коллективной памяти о скандинавских богах даже вопреки многовековому влиянию христианства. Это собрание поэм открывает «Прорицание вёльвы», или «Вёлуспа»: оно обращено к Одину и излагает весь ход мифической истории от сотворения мира до его уничтожения. «Довольно ли вам этого?» – таков провокативный рефрен провидицы (ведь, конечно, Один всегда желает знать больше). «Хавамаль», или «Речи Высокого», соединяет практические советы и полезные для средневекового человека сведения с рассказом о жертве Одина ради овладения мастерством рун. Другие стихи существуют в различных версиях; такова, например, история о Гудрун и ее мести Атли, показывающая, что скандинавские мифы не были высечены в камне, но изменялись по мере их распространения по миру. Также она позволяет оценить, сколько было потеряно по пути. Как и поэмы «Эдды», другие стихи, упоминающие скандинавских богов, были записаны в сагах и часто приписываются прославленным поэтам эпохи викингов, или скальдам, которые путешествовали между дворцами воинственных конунгов и составляли песни во славу их подвигов.

Иллюстрированная титульная страница манускрипта XVIII в. «Эдды» Снорри (B 299 4to)

В средневековой Исландии век заселения, храбрость первопроходцев и переданная ими поэтическая традиция были для их потомков источником великой гордости. В частности, очень сложную форму представляет собой скальдическая поэзия, полная неясных аллюзий к мифологии. Даже когда истории о скандинавских богах стали стираться из памяти, традиционная поэзия опиралась на отсылки к этому исчезающему миру: «волосами Сиф» и «слезами Фрейи» в ней называется золото, «приветствующими бурю дочерьми Эгира» – волны, а «питьем Одина» – сама поэзия. Около 1220 года исландцец по имени Снорри Стурлусон – искусный поэт, политический деятель и законоговоритель – взялся записать поэтические тексты и стоявшие за ними мифы. Его прозаическая «Младшая Эдда» – справочник по мифологии, учебник поэтов и, помимо этого, яркий рассказ об известных ему традициях. Многими дошедшими до нас сюжетами мы обязаны Снорри, и он служит для нас самым полным источником сведений о скандинавском космосе и богах. Но, кроме этого, он упрощает сложные поэтические аллюзии, чтобы они стали понятнее христианской аудитории, перерабатывает повествования и смягчает шероховатости мифических сюжетов.

В средневековой Исландии век заселения, храбрость первопроходцев и переданная ими поэтическая традиция были для их потомков источником великой гордости.

Рассказы Снорри, записанные в средневековой Исландии, помимо прочего, дают нам понять, как мало информации сохранилось от самой эпохи викингов, когда скандинавским богам еще активно поклонялись. Не считая скальдических песен, многие из которых приписываются эпохе викингов, отрывочные сведения могут предоставить рунические надписи, фигурки и амулеты из драгоценных металлов, погребения в кораблях, резьба по камню и дереву: все эти источники помогают нам реконструировать сложный мир верований скандинавов, и с каждым годом обнаруживается все больше памятников, которые углубляют наше понимание того, как на скандинавских богов смотрели те, кто им поклонялся. Подчас сложно интерпретировать эти находки и погрузиться в мир живой веры, о которой нам известно очень мало. Резные камни в Норвегии и на Британских островах – особенно ценный источник сведений по скандинавским мифам: такие сюжеты, как поездка Тора на рыбалку и убийство дракона Сигурдом, изображены на них в нескольких различных формах, и они должны были найти новое место в пространстве христианской мифологии. Сцены из легенды о Сигурде представлены в изящной резьбе порталов ставкирки из Хюлестада в Норвегии, а Локи в цепях, Видар, ставящий ногу в пасть волку, и разгибающий Мирового Змея Тор изображены на Госфортском кресте X века, который обнаружен в Линкольншире. Это не скандинавская апроприация христианского памятника, но изначально задуманная попытка совместить древние истории с новой системой верований.

Переоткрытие мифа

В Исландии скандинавские мифы и легенды никогда не забывались полностью, но для остальной Европы эти источники были переоткрыты в XVII веке усилиями самоотверженных антикваров и коллекционеров, которые «спасли» рукописи из исландской глуши и для сохранности перевезли их в города вроде Копенгагена. Некоторые из них – включая Королевский кодекс «Старшей Эдды» – были возвращены в Исландию после того, как эта страна обрела независимость. В Дании и Швеции интерес к материалу, касающемуся ранней истории их национальных государств, был особенно силен. Исландцы, которые с легкостью могли читать и переводить источники, пользовались тем же спросом, что и сами манускрипты. Эта литература повышала культурный статус скандинавских народов среди их европейских соседей, но часто забывалось, что традиция эта принадлежит – если принадлежит кому-то вообще – Исландии.

Когда исландские тексты были переведены на латынь, а затем на такие языки, как немецкий и английский, круг знакомых с ними лиц вышел за пределы Скандинавии, и в Англии они привлекли внимание поэтов и художников, которые искали новые источники вдохновения. Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами. Этот корпус сюжетов сильно отличался от классической традиции, и скандинавскую поэзию часто описывали при помощи эпитетов «грубая» и «варварская», пусть даже правила ее стихосложения могли быть не менее строгими, нежели правила поэзии латинской или греческой.

Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами.

В английской традиции особенно важную роль в распространении скандинавской мифологии среди широкой аудитории сыграл Томас Грей, переложивший два стиха, которые захватили воображение читающей публики. Ода «Роковые сестры» с ее леденящим душу образом валькирий, прядущих исход битвы на станке при помощи кишок и отрезанных голов, основана на древнескандинавской песне из «Саги о Ньяле». Грей написал и другую оду – «Нисхождение Одина» о посещении этим богом подземного мира, где он узнал о грядущей гибели Бальдра; несколько подражателей Грея продолжили этот ряд в высшей степени волнующих образов. Художник и поэт романтического направления Уильям Блейк иллюстрировал оды Грея, и на конец XVIII века пришлось всеобщее помешательство готическим художественным миром с его валькириями, роковыми рунами и пирующими в Вальхалле воинами.

Людей Викторианской эпохи более интересовали предприятия викингов, нежели скандинавские боги: эти мореплаватели-авантюристы хорошо соотносились с империалистическими устремлениями Британии того времени. Но, хотя крайности скандинавских мифов для господствующего сознания могли быть неприемлемы, материал легенд находил своих почитателей и в правление королевы Виктории. Среди них был Уильям Моррис, присоединившийся к длинной веренице европейцев, которые плавали в экзотические земли Исландии и вдохновлялись ее впечатляющими пейзажами и описанными в сагах местами. При помощи одного исландского ученого Моррис перевел несколько саг, включая «Сагу о Вёльсунгах». Его длинная поэма «Сигурд Вёльсунг» стала благопристойным переложением легенды о Сигурде, в котором изображалось эгалитарное общество на лоне природы: идеал бегства из индустриализованной, разобщенной и разделенной на классы Британии того времени. Моррис использовал архаичный язык, и его обращение с легендой могло показаться старомодным даже для викторианского уха, но наряду с первыми полными переводами «Старшей Эдды» они донесли скандинавские мифы и легенды до широкой публики.

Ода Томаса Грея «Роковые сестры», иллюстрированная Уильямом Блейком

Скандинавские мифы и национализм

В Исландии скандинавские мифы были частью живой литературной традиции, и, естественно, этот материал имел огромное значение для всей Скандинавии. В конечном счете он позволял взглянуть на мир средневековых скандинавов и принадлежал к общему скандинавскому наследию, сохранившемуся в Исландии. Неудивительно также, что переоткрытие исландского собрания мифов и легенд помогло разжечь в Дании и Швеции движение романтического национализма; в Норвегии идея великого скандинавского прошлого и образ свободолюбивых северян способствовали борьбе за независимость от своего более могущественного соседа.

Но для некоторых мифы, сохранившиеся в Исландии, обрели более широкое и проблематичное значение: для них эти тексты отражали не только средневековое мировоззрение скандиавов, но более широко культуру германцев, которая повсюду была утрачена или активно подавлялась. Особого влияния эта пангерманская мысль добилась в Германии: «народное движение», возникшее в конце XIX века, стремилось возродить утраченные немецкие традиции. Помимо увлечения неоязыческим мистицизмом оно пропагандировало идею существования арийской расы, связанной общим происхождением, культурой и антропологическими признаками. Эти взгляды переросли обычную наивную ностальгию по золотому веку, описанному в легендах о героях, и способствовали укреплению веры в то, что немецкий Volk (народ) может подняться с колен и вернуться к своим героическим истокам. Мистики-националисты вроде Гвидо фон Листа даже утверждали, что имеют доступ к оккультному миру предков-германцев, который якобы скрыт в эзотерическом знании «Старшей Эдды».

В XIX веке важную роль в становлении немецкого национализма сыграла интерпретация героического сюжета в вагнеровском цикле «Кольцо Нибелунгов», основанном на легенде о Сигурде и ее средневековом изложении – «Песни о Нибелунгах». Четыре оперы этого цикла – «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» – ставились по всей Европе, получая всюду одобрение критиков; они познакомили мир с образами валькирий в шлемах с крыльями, уродливого племени гномов и «благородного» влечения героя к смерти. Оперы Вагнера – одна из самых устойчивых интерпретаций легендарного цикла – являют собой высокое искусство, а не выражение политических взглядов, но, без сомнения, такое переложение мифа прославляет расовую чистоту и стремление к власти, и оно помогло разжечь костер возрождающегося национализма и смертоносного антисемитизма в Германии 1930-х годов.

В нацистской Германии скандинавская мифология, подогнанная под фашистскую идеологию, стала оружием в культурной войне. Крайне правые в Германии и в других странах (включая Скандинавию), игнорируя сложную природу источников, изъяны и противоречивую природу самих богов, могли опереться в ней на те стороны, которые были им по нраву: прославление насилия, акцент на маскулинной героике и прославление силы отдельного человека. Великие скандинавские исследователи были для них не просто людьми, преследующими свои цели: они стали идеальными образцами северной расы господ, а их боги стали богами войны и корыстного интереса. Руны были включены в эмблемы СС и других немецких военных формирований, величественные викинги украшали пропагандистские плакаты, а изучение скандинавских источников соединилось с псевдонаукой для того, чтобы «доказать» превосходство нордической расы и мнимое вырождение других народов – прежде всего евреев. Миф о германском золотом веке и утверждения о превосходстве нордической расы стали главными элементами омерзительной идеологии нацистов.

Валькирии в постановке оперы Вагнера «Валькирия» 1896 г. Образ шлема с крыльями, вероятно, происходит от костюмов, изготовленных к этой постановке, и не имеет основы в скандинавских мифах

В Англии началось другое осмысление этого наследия: частично в ответ на то, что происходило в Германии, занимавшийся средневековой литературой профессор Дж. Р. Р. Толкин писал в письмах о «жгучем личном отвращении… к этому проклятому маленькому кретину Адольфу Гитлеру… за уничтожение, извращение, употребление не к месту и дискредитацию благородного северного духа» – героического этоса, с которым сам он познакомился впервые через утопические переводы Морриса. К счастью, извращения нацистов оказались далеко не столь устойчивы, как боялся Толкин, и, хотя скандинавские мифы и сегодня сохраняют удручающую (хотя и ожидаемую) притягательность для неонацистов, наследие Толкина оказало куда большее влияние на то, каким образом скандинавские мифы воспринимаются в массовой культуре и какие ассоциации они образуют в народном сознании. Толкин соединил свое глубокое знание скандинавских мифов и героических легенд с сюжетами других средневековых литератур, добавив значительную долю собственных находок, и создал новую мифологию, которая перекликается со старой.

Толкин соединил свое глубокое знание скандинавских мифов и героических легенд с сюжетами других средневековых литератур, добавив значительную долю собственных находок, и создал новую мифологию, которая перекликается со старой.

Национализм, хотя Толкин его здесь и не увидел бы, сыграл свою роль и в его произведениях: он считал великим позором тот факт, что Англия сохранила лишь отрывки собственных мифов, и его истории, разворачивающиеся в Средиземье (аллюзия на скандинавский Мидгард), частично направлены на то, чтобы возместить эту утрату. Но, кроме того, Толкин понимал сложный характер своих источников и несовершенство богов, а также наверняка не восхищался влечением к смерти, распространенным в мире героев. К проклятому кольцу из легенды о Сигурде – в опере Вагнера это желанный символ власти – Толкин выбрал совершенно иной подход. Вся его эпопея «Властелин колец» построена вокруг сопротивления привлекательности кольца и его безумной жажды власти, а также последующего их уничтожения; его герои – домоседы-хоббиты, пытающиеся понять чуждый им героический мир; а главный персонаж, Фродо, назван в честь легендарного скандинавского конунга Фроди, заслугой которого стало установление мира. Истории Толкина о гномах и драконах, магических рунах и легендарных мечах заложили основу нового жанра – средневекового фэнтези, а его Средиземье побудило многих заинтересоваться мифами.

Современные мифы и их версии в Скандинавии

В Скандинавии мифы имеют особое значение для культуры – и в особенности в Исландии, где традиция сохранилась. Традиционные имена – Гудрун, Фрейя, Торстейн, Сигурд – сохраняют свою популярность, а песни и саги до сих пор часто читают в древнескандинавском оригинале. Во многих языках германской группы дни недели сохраняют имена скандинавских богов; это относится и к английскому, но с местными вариантами имен божеств – Тив вместо Тюр, Воден вместо Один, Тунор вместо Тор, Фриге вместо Фригг. Топонимы по всей Скандинавии говорят о былом почитании местных божеств: Оденсе в Дании, Фрейснес в Исландии, Торсхавн (или Гавань Тора) на Фарерских островах: герб муниципалитета Торсхавна включает изображение Мьёльнира, символизирующее это наследие. Некоторые более современные топонимы продолжают эту традицию: один район Рейкьявика носит имя Района богов, ибо в нем все улицы названы в честь асов и ванов; а новый жилой комплекс близ викингского Дублина зовется «Путем Одина». Когда в 1960-е годы близ южного берега Исландии возник вулканический остров, яростно извергнувшаяся из подземного мира скала из лавы была названа Сюртсей (Остров Сурта) и стала напоминанием о великане с огненным мечом. В Швеции корабль, который использовался для перевозки атомных отходов, получил имя «Сигюн» в честь жены Локи, которая собирает яд, капающий тому на лицо.

На этой фотографии изображено извержение Сюртсея, названного в честь огненного великана из скандинавской мифологии

Эти искусные отсылки к мифам позволяют сохранить их сюжеты в живом виде, но есть и движение, нацеленное на возрождение самих древнескандинавских традиций: в Норвегии можно пройти университетский курс, который обучает традиционным навыкам викингов, а в Дании и Исландии возведены храмы неоязыческой религии асатру. Зачастую интерес к возрождению старых верований является декларацией идентичности (особенно в Скандинавии), однако же иногда неоязычество объединяется с белым расизмом к вящему раздражению тех, чья увлеченность практикой дохристианской веры не имеет дискриминационной или политической окраски. Тот факт, что крайне правый норвежский террорист, совершивший массовое убийство подростков в молодежном лагере, определял себя как поклонника Одина и называл свою винтовку Мьёльниром – еще одно печальное свидетельство того, что скандинавское наследие постоянно рискует попасть в зависимость от безумных идей превосходства белой расы, и еще один повод всякий раз противостоять и сопротивляться их попыткам присвоить его себе.

Герб столицы Фарерских островов Торсхавна, на котором изображен молот Тора

Мифы возникли и вокруг самого наследия скандинавов и викингов: ежегодно проводящийся на Шетландских островах фестиваль огня Ап-Хелли-Аа, на котором сжигают копию боевой ладьи, – викторианская традиция, воздающая должное реальной скандинавской истории этого архипелага; а сплоченная группа единомышленников до сих пор настаивает на подлинности Кенсингтонского рунического камня – надписи, которая была обнаружена в Миннесоте в 1898 году и вскоре была определена исследователями как фальшивка. В этом регионе Соединенных Штатов, где селилось множество иммигрантов из Скандинавии и даже футбольная команда называется Minnesota Vikings, желание опереться на миф о скандинавских первопоселенцах особенно сильно. Пока же единственное несомненное свидетельство проживания скандинавов в Северной Америке – это Л’Анс-о-Медоуз на острове Ньюфаундленд (Канада); впрочем, со временем эта картина может измениться.

Тор, нарисованный для вселенной Marvel Comics. Обратите внимание на шлем с крыльями

Другие ответы на скандинавские мифы продолжают творчески обыгрывать это наследие: музыкальное направление викинг-метал, зародившееся в Скандинавии, полно отсылок к скандинавским божествам и Рагнарёку; а во многих странах проводятся масштабные представления реконструкторов, фестивали и ярмарки, на которых мифы разыгрываются подобно живой истории; есть и тщательно воссозданные ладьи, которые повторяют путешествия эпохи викингов. Существует множество путей погружения в прошлое скандинавов, но для большинства из нас они известны в изложении популярной культуры.

XXI век видел много выдающихся литературных переработок скандинавских мифов – от снискавшего огромную любовь романа Нила Геймана «Американские боги» и его книги, в которой он увлекательно излагает сами мифы, до личного подхода А.С. Байетт к этим сюжетам в ее «Рагнарёке». Поколения детей (и взрослых) знакомились со скандинавскими мифами благодаря мастерскому изложению Кевина Кроссли-Холланда, а в подростковые годы зачитывались антиутопией Мелвина Берджеса «Кровавый потоп». Невероятно успешный цикл романов «Песнь льда и пламени» Джорджа Р. Р. Мартина и снятый по нему телесериал «Игра престолов» многим обязаны Толкину, разграбившему средневековую литературу, и включают в себя элементы скандинавской мифологии и культуры, в том числе и угрозу нападения сил хаоса, надвигающихся на обитаемый мир с земли за стеной. Другой недавний популярный сериал, тесно связанный со скандинавскими мифами, – «Викинги», снятый каналом History Channel; его главными героями выступают Рагнар Лодброк и его сыновья. В нем приводятся рассказы о богах и отрывки поэзии, уделяется внимание богатой и сложной культуре викингов и их легендарным походам.

Франшизу «Тор» от компании Marvel, которая пересказывает мифы для американской аудитории XX века, вдохновил образ самих богов. В картине скандинавского космоса, отраженной в этих комиксах, асы живут на астероиде Асгард; он соединен с Землей межзвездным мостом, который называется «Биврёст». Могучий Тор отправлен на Землю, чтобы научиться смирению, но становится супергероем и защитником человечества, присоединившись к Мстителям и сражаясь со своим братом – главным злодеем Локи. Еще большую аудиторию эта новая трактовка Тора и скандинавского космоса заполучила в кино. Все более широкий круг видеоигр включает в себя элементы скандинавской мифологии; среди них затягивающий Skyrim и чрезвычайно популярный World of Warcraft. Скандинавские мифы получают новую интепретацию в японской манге и корейских ролевых онлайн-играх: от высокого искусства до аниме для подростков вселенная скандинавов и ее яркие герои продолжают влиять на многие аспекты нашей культуры.

«Тор: Рагнарёк». Плакат. Walt Disney Production