Умоляй меня Невеличка Ася
А дальше…
О, дальше все мои планы крутятся возле ее маленькой миленькой дырочки. И лишение девственности – полная ерунда по сравнению с задуманным.
Я успел пообедать, распорядиться насчет подноса моей пленнице, потом – взять одеяло с кровати в соседней спальне и спуститься до следящих мониторов.
– Как она?
Наблюдатели пожимают плечами:
– Ноет. Третий час все ноет и причитает.
Я смотрю в экран, но кроме горки мятого подола ничего не вижу.
– Звук есть?
– Конечно, босс, – отзывается один, что-то переключает на пульте, и я вместо пения лесных птиц слышу завывания своей принцессы.
Она хлюпает носом, шмыгает и тихо-тихо рыдает.
– Не кричала? Не закатывала истерик?
– Нет, босс. Все время только ноет.
– Понятно. Иди отнеси еду. Я пока останусь здесь, посмотрю.
Один из парней берет поднос и уходит. Через несколько минут я вижу его в камере. Из-под вороха отрезанных юбок выглядывают заплывшие от слез глаза принцессы.
– Я не буду здесь ничего есть. Уберите.
– Тень сказал отнести. Я отнес, – бурчит наблюдатель.
– Кто он?
– Мой босс.
– Нет, не это… Кто он – наемник? Убийца?
Я вижу, как мой человек снова пожимает плечами:
– Предприниматель.
– Он тебе платит? – принцесса откидывает ворох юбок и поддается к наблюдателю. – Выпусти меня. Мой папа заплатит тебе в два, нет, в три раза больше!
Она хватает его за брючину, но он отшвыривает девушку.
– Тень мне платит достаточно. А грязные деньги своего папашки оставь при себе.
Разворачивается и уходит. Я удовлетворенно улыбаюсь. На меня не работают случайные люди. Все проверенные и преданные. Поэтому я неуловимый.
Я почти расслабляюсь в ожидании, когда наблюдатель вернется на пост. Краем глаза смотрю, как принцесса в темноте пытается нащупать еду на подносе.
И все идет по плану, пока дверь в ее темницу с треском не распахивается и не входит высокий парень.
Я узнаю своего брата.
– Твою мать! – рычу и срываюсь с места.
Лишь бы успеть, пока он не прикончил ее!
Глава 3. Поломанные крылья
Каролина
Я буду голодать. Папа найдет меня раньше, чем я умру с голоду. Но с подноса нестерпимо вкусно пахнет. Я решаю только проверить, чем меня собираются кормить в неволе. Ничего не видно, я руками осторожно нахожу край подноса и тарелки, поднимаю и подношу к носу. Что-то вкусное, мясное. Но не понимаю что.
Лазанья?
Паста?
Рука сама собой пытается нащупать вилку. Нет! Я есть не буду. Только попробую. Случайно опрокидываю бутылку. Вода. Это хорошо. Ее надо оставить.
Следующей мыслью приходит вопрос о туалете. Неужели и нужду придется справлять здесь же? В ведро?
Как я его нащупаю в темноте?!
Но тут ярко загорается свет и слепит меня. Я все еще держу тарелку с чем-то соблазнительно-вкусным, когда мне сжимают горло железной рукой, срывают с места, с силой впечатывая в стену.
От удара выбивает дыхание, и больше я не могу вздохнуть. Чья-то рука намертво перекрыла мне доступ к кислороду.
Я бьюсь, цепляюсь в руку убийцы, ломаю ногти, расцарапывая ему кожу, но он только сильнее сдавливает мне горло.
Ни криков, ни угроз, только мое бестолковое трепыхание. Я понимаю, что проиграла. Он выпустит из рук только мой труп.
Папа… Папочка… Ты не успел.
– Кай, отпусти ее. Сейчас же.
Сквозь звон в ушах я слышу голос Тени. Так это не он душит меня?
– Она сдохнет, – рычит незнакомый голос рядом с моим ухом.
– Но не сейчас, – холодно отрицает Тень. – Разожми пальцы. Ты убьешь ее потом. Обещаю.
Но уже поздно… Я бессильно обвисаю в руке убийцы.
Тень
Смотрю на напряженную спину Кая и боюсь не за принцессу. Боюсь, что у брата снова будет срыв. Сколько он продержался? Почти год. Психиатр предупреждал, что могут быть обострения и срывы. А я не хочу снова потерять брата и проходить круги ада, чтобы найти и вытащить его оттуда.
– Кай, отпусти её, – медленно и спокойно повторяю я раз за разом, пытаясь пробиться через завесу его ненависти и гнева.
Карина повисает на его руке. Не знаю, откачаю я ее или нет, но жалею, что план мести так бездарно провалился. Я не думал, что Кай вмешается. Вроде мы с ним все проговорили, и он согласился.
Губы принцессы синеют. Я хочу метнуться и оттащить брата от пленницы, но не могу! Кай сейчас не понимает, где друг, а где враг. Он готов уничтожить любого.
Ее папаша много лет ломал его психику, издевался и калечил. И теперь вместо брата со мной живет инвалид.
Кай красивый. Молодой, поджарый, яркий. Я бы охарактеризовал его огнем, в котором сгорают бабочки. Но он – холодный огонь, а в истерзанной душе Кай – сгусток оголенных нервных окончаний. Ни одной бабочке не пробиться к его сердцу живой.
Принцесса падает к его ногам безвольной куклой.
Я незаметно перевожу дыхание.
Сначала изолирую брата, потом попробую спасти Карину.
Черт! А начиналось все так хорошо!
Пошатываясь, Кай подходит ко мне. Смотрит в пол. Мне это не нравится. Если он закроется, то вывести его из этого состояния почти не реально.
– Ну чего ты, – неправдоподобно бодрым тоном начинаю я, кладу ему руку на плечо и вывожу из темницы. – Пойдем выпьем пивка. Хочешь, вечером поудим рыбу на озере?
Кай не отвечает.
Черт. Черт!
Больше я не говорю. Веду Кая до комнаты и тут же делаю знак своим.
– Врача брату. И вызовите Карлсона принцессе.
Кто-то хохочет, но мне достаточно одного взгляда из-под капюшона, чтобы смех заткнулся.
Я не знаю, как поступить. Оставить девушку в подвале или перевести на второй этаж к моей спальне. Я еще не готов открыть ей свое лицо. Наше тесное знакомство должно состояться в абсолютной темноте.
Теперь с поправкой: если она выживет.
Я спускаюсь в подвал, включаю свет. Мне не нравится, как выглядит принцесса. Она так и не приходит в себя, губы синие, шея отекает на глазах.
Может, поздно звать Карлсона, сразу – бригаду зачистки.
Я плююсь, чертыхаюсь и склоняюсь над ней, не зная, что делать.
Ярость доходит до кипения. Я приподнимаю ей голову, ощупываю шею. Взгляд останавливается на сломанных ногтях. Под ними запеклась кровь. Меня всего переворачивает. Я на грани разнести все в щепки!
Ведь мог же изолировать принцессу в другом доме. Зачем было тащить ее в свой? Нет, мне хотелось, чтобы она каждую чертову секунду была перед глазами и под рукой. Чего я добился?
Она неизвестно, выкарабкается ли, а брат снова впадет в свою адскую кому.
К чертям все!
Выебать ее и выбросить…
Но вместо этого я осторожно поднимаю ее и перекладываю на матрас. Пытаюсь натянуть остатки платья, чтобы прикрыть трусы. Уже не такие девственно-белоснежные, но все же притягивающие взгляд темнеющими под ними завитками.
Скриплю зубами, думая об одеяле. Но в подвал влетает Карлсон. Такой же быстрый, низкий и круглый. Рассекает на голубом крузе. Не бесплатный, но надежный, как швейцарский банковский сейф.
– Прострел? Ножевое? – по-деловому коротко спрашивает Карлсон, а я хватаю дурацкий подол и прикрываю бедра принцессы.
– Удушение.
– Хреново, – констатирует доктор, только бросив взгляд на Карину, но никаких вопросов не задает.
Вот по этой причине получает заоблачные гонорары за свою помощь.
Я не вмешиваюсь, пока он ощупывает принцессу, пыхтит, измеряет давление, пульс и еще что-то.
– Позвонки целы, гортань не сломана. Плохо, что отек распространяется. Поставлю воротник. Два раза в день – капельницы и мази. Пусть лежит, не встает. Ходит в судно. Питание только жидкое.
Только после этого оглядывает подвал и замечает:
– Условия бы постерильнее, но дело твое.
Я киваю. Действительно мое. Здесь я сменю замок и заберу все ключи, чтобы Кай не добрался до нее снова. А наверху ее никто не спасет.
Вряд ли шейка принцессы выдержит второй раз.
Провожаю доктора, рассчитываюсь. Отправляю парней за лекарством и вызываю слесаря.
Проходит часа три. Принцесса под надзором нанятой сиделки с медобразованием. Она не местная, из какого-то колхоза. Привезли с мешком на голове, увезут так же. Ничего, кроме подвала, она здесь не увидит.
Ключи от нового замка у меня. Это злит. Теперь я намертво привязан к режиму принцессы.
Но самое неприятное впереди. Вышел врач от Кая. Молча мотает головой. Протягивает рецепт.
– Все плохо? – спрашиваю, непроизвольно сминая чертов листок.
– На грани, – признается врач. – У него давно не было приступов, поэтому каждый случай может стать последним. Тут небольшие дозы, поддерживающая терапия. Но нужно принимать месяц по времени.
И это самое трудное. Кай ненавидит лекарства и лечение. Его драконит любое напоминание о психбольнице. Даже белые, голубые и зеленые халаты и стены.
Врач уходит, и я второй раз отправляю парней в аптеку.
Что за на хрен? А ведь по плану я должен был просто проводить весело время с перевернутой вверх ногами принцесской.
Твою же мать!
Я возвращаюсь в подвал, выгоняю сиделку. Пусть сделает личные дела, перерыв и ей нужен. Сам присаживаюсь на корточки перед Кариной.
Она пришла в себя. Видит меня и сразу подбирается, подтягивает к себе колени, натягивает одеяло к самому ошейнику.
– Ты принадлежишь мне, – весомо произношу я, – перед богом и людьми. Отец тебе ничем не поможет. Хочешь жить – слушайся.
Она на миг замирает, потом неуверенно кивает. Мне не нравится ее колебание, но сейчас я ничего не могу сделать. Она слишком хрупкая и слабая, чтобы показать мою власть.
Но впереди у нас много времени.
Глава 4. Консуммация брака
Каролина
Я запомнила того ублюдка. Он нереально белый с льдистыми глазами. Нет, не холодными, а именно бесцветными, словно куски льда вместо глаз. Волосы, брови абсолютно белые, но ресницы черные.
Разве у альбиносов так бывает?
Я не могу говорить, только хриплю. Воротник полностью сковывает мне шею и плечи, я не могу повернуться, приходится вертеться всем телом.
Женщина, которую Тень прислал мне, кормит меня из трубочки. Я послушно пью, хотя не чувствую ни вкуса, ни запаха. Она же не дает мне сходить в туалет. Я терплю, мне унизительно мочиться в судно.
Не могу спросить ее, сколько еще буду прикована к постели. Хотя какая это постель?
Усмехаюсь и тут же жмурюсь от боли.
Когда входит Тень, мне становится страшно. Я не знаю, кто был тот белый убийца, но оставил он меня только по приказу Тени.
Хоть в подвале и горит тусклая лампочка, лица Тени снова не разглядеть. На нем всегда капюшон и маска. Зачем он носит их в своем же доме? Чтобы я потом его не узнала? Значит, собирается выпустить меня?
Не убьет?
– Ты принадлежишь мне, – хрипло говорит он. – Хочешь жить – слушайся.
У него хриплый скребущий голос. Мне не нравится. Мне все в нем не нравится, но я соглашаюсь. Мне просто надо дотянуть, пока отец разыщет меня.
Тень уходит, и я вздыхаю спокойнее.
На три дня о нас как будто забыли. Все.
Я радуюсь, что могу вставать и сама ходить в ведро. Что пусть шепотом, но говорю. Женщина отказывается помочь мне. Ее никакими деньгами не перекупить. Она боится. Пусть не говорит, я вижу это по глазам.
Каждый день она ставит мне капельницу. Когда я пытаюсь отказаться, предупреждает, что позовет Тень и все равно проведет процедуру.
Лучше капельница, чем Тень.
Но больше всего меня беспокоит, что отец так и не объявился. Я жду его каждую минуту, когда не сплю. Сколько ему нужно времени, чтобы вычислить и убить Тень?
Больше, чем есть у меня.
На четвертый день Тень возвращается. Кивком головы в капюшоне прогоняет сиделку. Присаживается на корточки рядом со мной. Я молчу. Снова вздрагиваю.
– Завтра приедет врач, – говорит он. – Переоденься.
Только теперь я замечаю в его руке пакет.
Я все еще в испорченном свадебном платье. Точнее, в корсете от него. Пока мне было плохо, я не замечала. Меня больше волнует грязь и запах. Я мечтаю о душе и о своей постели.
Но попросить об этом похитителя не решаюсь.
Я беру протянутый пакет и не двигаюсь. Он тоже сидит. Ждет.
Чего?
– Он снимет тебе ошейник и проверит шею.
– Хорошо, – шепчу я.
Тень подается вперед, и теперь я вижу, что он в маске. Зря старается. Я узнаю его по глазам. Из тысячи человек – его глаза я узнаю сразу!
– Теперь переодевайся, Карина.
И только тут я понимаю, что он останется смотреть. Я беспомощно оглядываюсь. Что если потушить свет? Пусть он тусклый, но даже его слишком много, когда за мной собирается подглядывать чужой и неприятный мне тип.
– Я могу потом?.. – шепчу, прижимая пакет к груди.
– Нет, – ожидаемо хрипит он в ответ.
– Тогда я останусь в своем, – отшвыриваю принесенную им одежду.
– Нет.
– Я не могу раздеваться при тебе, – в последней попытке отговориться объясняю ему.
– Я твой муж, – насмешливо отвечает он, – хочу видеть.
– Ненадолго, – вспыхиваю я, хотя обещала сама себе не вступать с ним в разговоры.
– Разве? Я буду связан с тобой на веки вечные, дорогуша, как в сказке про принцесс. Папа читал тебе на ночь такие?
– Папа найдет меня и расторгнет брак, – плюю я ему в скрываемое лицо.
А в следующую секунду он рывком поднимает меня с матраса и придавливает к холодной бетонной стене. Не глядя разбивает единственную лампу, и мы тонем в кромешной темноте.
Вот тогда я чувствую его злое дыхание. Тень снял маску, но я все равно не вижу его лица, зато слышу злорадный шепот.
– Расторгнет? На каком же основании, если ты сама дала согласие выйти за меня?
Я молчу. Знаю, что своими словами сделаю только хуже.
– Я тут подумал, – продолжает Тень, – что и с медовым месяцем откладывать не стоит.
До меня доходит, что он собирается сделать. Я упираюсь ему ладонями в грудь и кричу:
– Не-е-ет…
Голос тут же срывается, а сопротивление мерзавец даже не замечает.
Он срывает с меня корсет и подкидывает за бедра выше. Я захлебываюсь в беззвучных рыданиях, шепча одними губами «нет-нет-нет».
Он не целует, не пытается как-то смягчить насилие. А я и не жду. Он с самой первой минуты приговорил меня к этой участи. Или с ним, или со всеми его наемниками.
Только я надеялась, что папа успеет… Что заберет меня раньше, чем…
Тень резко опускает меня, и я реву, бьюсь в его руках, раздираю сломанными ногтями плечи, впиваюсь в лицо.
Это больно, это неприятно.
Тень перехватывает мои руки и поднимает над головой, удерживая их свой ручищей. Он рычит и ругается. Но мне плевать. Я чувствую себя беспомощной, распятой, поруганной. Теперь на мне грязь, которую не смыть.
Папа опоздал.
Мой жених не захочет взять меня в жены…
Но я ничего не знала о боли.
Тень двигается во мне, и я не могу ни кричать, ни плакать. Я задыхаюсь и мысленно молюсь, чтобы все быстрее кончилось…
Он вздрагивает и отбрасывает меня на матрац. Обесчещенную, оскверненную.
– Оденься. Завтра придет врач, осмотрит тебя. Можешь не благодарить.
Он уходит.
Я даже не пытаюсь найти свой разорванный корсет. Заворачиваюсь в одеяло и перестаю считать дни.
Моя жизнь все равно кончена.
Тень
Я бы мог сказать, что это было неприятно. Но хрена собачьего! У меня на нее встал сразу же, как только я вошел.
Грязная, сломанная, но все такая же гордая и упрямая.
Еще вчера мой друг предупредил, что без секса брак запросто признают незаконным. Друг у меня юрист, и я ему верю.
Вначале я не решил, хочу ли серьезно этого брака. Ведь женился я на ней чисто для пафоса. Даже представлял как она в первую брачную ночь увидит мое настоящее лицо и завизжит от ужаса.
Оставлять ее я не хотел. По плану не хотел.
Но тут всплыли интересные подробности про делишки ее папаши. Тот не просто выдавал дочь замуж, а сливал свои активы с другой небедной семьей.
И тогда я сообразил. Принцесса ведь единственная наследница. Если она станет моей женой по-настоящему, то план придется немного подкорректировать, но я гораздо основательнее ударю по ее отцу! Не только морально уничтожив, но и отобрав деньги, которые изначально принадлежали нам!
Нашей семье!
Вопрос подтверждения брака отпал сам собой.
А после ее тугой узкой щелки я вообще потерял покой. Я уже не хочу, чтобы Карина увидела меня и испугалась…
Наутро встречаю доктора, прошу о небольшом одолжении и провожаю к пленнице. Тот снимает с нее ошейник, осматривает синюшную шею, но удовлетворенно кивает.
– Отек спал. Еще неделю на укрепление и к ней вернется голос, – сообщает Карлсон. – Капельницы отменяем, сиделку можно отпустить.
И это отличная новость.
Я провожаю доктора, возвращаюсь в подвал и достаю шприц.
Принцесса задирает подбородок.
– Наркотики? Опять? – шепотом сипит она, но я не отвечаю.
Подхожу и делаю укол.
– Противозачаточный. Или ты хочешь от меня наследника? – усмехаюсь я.
Но она не видит моего лица. Пока. Зато я вижу, как кривится ее губа и начинает мелко подрагивать.
И это, мать его, самое эротичное зрелище, которое у меня было.
– Надень это, – протягиваю ей маску для глаз. – Снимать нельзя. Сиделка отведет тебя в душ.
Я уверен, что она откажется. Но Карина облегченно вздыхает и с готовностью надевает маску.
Только в душ ее поведет не сиделка.
Сиделке также надевают мешок на голову, чтобы вывести из дома и рассчитаться за услуги.
В душе свою жену буду мыть я сам.
Она не понимает до самого конца, что с ней иду я.
Я провожаю ее по лестнице, я направляю ее в комнату, я ставлю ее в душ и снимаю купленную ночнушку.
Только в этот момент, стыдливо прикрываясь руками, она спрашивает:
– Теперь я могу снять повязку, как думаешь?
– Нет, – отвечаю и выдаю себя с головой.
Принцесса дергается, а я включаю душ на полную, обдавая ее водопадом.
И снова Карина преображается. На секунду забывает обо мне, запрокидывает голову, подставляя лицо струям воды. Отнимает руки от груди и умывается, задевая маску.