Танец теней Стюарт Энн

Пролог

Ромни-холл, Йоркшир, лето 1815 г.

Фелан поспешно укладывал вещи в небольшой дорожный саквояж, стоя возле кровати.

Конечно, будущему лорду Ромни не полагалось собирать свои вещи самому — для этого в доме хватало слуг. Но Фелан Ромни был не из тех, кто заботится об условностях. Сам он считал себя замкнутым и циничным человеком и был абсолютно уверен, что слугам нечего совать свой нос в его дела. А его личный лакей, Ханниган, — единственный, кому Фелан доверил бы свои вещи, — испарился куда-то с самого утра, отправившись по каким-то малопонятным делам. И Фелан не собирался ждать его возвращения. Черта с два он останется еще хоть на одну ночь в этом мрачном старом доме, где жили его родители!

Ему вообще не следовало возвращаться домой. Фелана вовсе не тянуло в Ромни-холл, давно превратившийся из мирного жилища в поле сражений между его вечно пьяным отцом, не пропускающим ни одной юбки, и истеричной, полусумасшедшей матерью. После семи лет, проведенных на военной службе, Фелан окончательно отвык от родного дома, зато всем сердцем полюбил страны с жарким климатом, по которым он путешествовал все эти годы. Он ни за что не поселится в сырой, холодной Англии, особенно на проклятых йоркширских болотах, которые, непонятно почему, так обожал его младший брат.

Даже после окончания войны, на которую он ушел когда-то вопреки бурным слезам матери и пьяным крикам отца, Фелан не спешил возвращаться под крышу отчего дома. Он не приехал бы сюда ни ради отца, здоровье которого, расшатанное многими годами разврата и пьянства, стало в последнее время сдавать, ни ради полусумасшедшей матери, обожавшей единственного сына с каким-то неистовым исступлением. Но Фелан очень скучал по своему сводному брату. Вэл был одним из немногих на этом свете, до кого ему вообще было дело.

Но даже ради Вэла он не останется здесь ни на одну лишнюю минуту! Темные холодные йоркширские ночи и туманные рассветы вызывали у Фелана удушье. Бог даст, лорд Ромни проживет еще лет двадцать, прежде чем его старшему сыну придется вступать в права наследства, и Фелан сможет все эти годы мотаться по свету везде, где ему пожелается. А там, как знать, может быть, и у него появится тяга к оседлой жизни…

Внезапно где-то в глубине дома раздался душераздирающий крик, от которого у Фелана все похолодело внутри. Казалось бы, чем можно напугать прошедшего огонь и воду английского офицера? Тем более что Фелан безошибочно узнал голос своей матери, истошные крики которой вовсе не были редкостью в Ромни-холле. Но слово… всего одно слово, которое удалось разобрать в ее воплях, заставило его застыть на месте.

Убийство!

Выбежав из комнаты, Фелан кинулся туда, откуда раздавались крики. Он нашел свою мать в холодной спальне лорда Ромни, которую она никогда не делила с законным супругом, даже в лучшие времена. Леди Ромни стояла на коленях перед телом мужа. Кровь, расплывшаяся по полу, пропитала ее юбки. Глаза леди Ромни горели черным огнем на бледном лице, седые волосы были растрепаны.

— Убийца! — вопила она. — Мерзавец! Ты убил родного отца!

Проследив за взглядом матери, Фелан увидел в углу спальни Вэла. Юноша стоял, застыв неподвижно, не в силах отвести взгляд от тела отца. А леди Марджери, монотонно качаясь над телом мужа, которого презирала всю их совместную жизнь, и вскидывая время от времени руки, продолжала кричать:

— Фелан! Смотри, Фелан! Этот мерзавец убил твоего отца! Я видела, видела! Он заколол лорда Гарри на моих глазах. Заколол немощного старика, который всю жизнь любил этого ублюдка больше, чем тебя, своего единственного законного сына и наследника! Он…

— Замолчите! — Голос Фелана был подобен раскату грома.

Быстро взглянув в лицо младшему брату, он увидел застывшую в глазах юноши боль. В руке Вэл сжимал окровавленный нож, и рубашка его была в крови.

Леди Марджери поднялась с колен. Фелан, словно зачарованный, смотрел на ее юбки, пропитанные кровью.

— Сделай же что-нибудь, Фелан! — прошипела старая ведьма. — Ведь мне они могут не поверить. Они могут решить, что это ты убийца. Прикончи же, прикончи этого ублюдка, пока он не попытался бежать! А если не можешь, это сделаю я. Я не успокоюсь, пока не отправлю его на тот свет!

Решительно подойдя к брату, Фелан крепко взял его за руку.

— Тебе нужно где-то скрыться на время, пока здесь все не прояснится. Пойдем со мной.

— Я не собираюсь бежать, — упрямо заявил Вэл.

У Фелана было всего несколько секунд, чтобы принять решение. В конце коридора уже слышны были голоса слуг, спешащих на крики хозяев.

— Ты должен немедленно убраться отсюда, — твердо сказал он. — И я поеду с тобой.

1

Флетчер Мабре вышел на крыльцо своей гостиницы — самой лучшей гостиницы в небольшом портовом городке Хэмптон-Реджис — и увидел направлявшегося к нему по улице незнакомого паренька. Вообще-то «Пух и перья» была единственной гостиницей в Хэмптон-Реджис, но, поскольку хозяином ее являлся сам папаша Мабре, можно было не сомневаться в том, что и при более жесткой конкуренции она все равно оказалась бы на высоте. День только начинался, в баре было пусто, поэтому Мабре и решил подышать свежим воздухом и поразмышлять о том о сем. Тут-то на глаза ему и попался этот незнакомый парнишка.

Незнакомцы вовсе не были редкостью на побережье в разгар лета — месяц назад, например, в поместье Саттерз-Хед поселилась весьма экстравагантная пара. Да и моряки с кораблей, прибывавших в гавань, были частыми гостями папаши Мабре. Но молодой человек, идущий по улице грациозной размеренной походкой, совсем не был похож на моряка. Этот худенький паренек, на вид никак не старше семнадцати-восемнадцати лет, насколько мог судить Мабре по его нежной, хотя и темной от загара коже, еще ни разу не брился. Глаза молодого человека казались слишком большими на узком лице, а длинные черные ресницы вполне могли бы принадлежать девушке. Мабре отметил также узкие ступни ног и успел разглядеть гетры, коричневые бриджи и поношенную куртку, из-под кепки выбивались густые темные локоны. У молодого человека были узкие плечи и очень красивые, хотя и маленькие для мужчины руки. «Если бы не чересчур смуглая кожа, парень был бы просто красавчиком», — подумал Мабре.

— Добрый день, — вежливо сказал молодой человек, останавливаясь перед крыльцом. У него был открытый взгляд и приятный, мелодичный голос. — Мне сказали, что у вас может найтись для меня работа.

Мабре покачал головой:

— Сейчас тяжелые времена, парень. Все места заняты.

Молодой человек тяжело вздохнул, и папаша Мабре тут же понял, что ему немало пришлось испытать в последнее время и он наверняка отчаянно нуждается в деньгах.

— Но, может быть, у вас найдется какое-нибудь поручение, которое я мог бы выполнить в обмен на ужин?

Мабре с сожалением взглянул на парня. Хозяин гостиницы не верил в благотворительность, считая, что нет в ней ничего хорошего ни для тебя, ни для того, кому помогаешь, но он вовсе не был жестоким человеком. Поколебавшись несколько секунд, Мабре кивнул:

— Ну что ж, я вижу, от работы ты не бегаешь. Пожалуй, можешь вычистить конюшню, а там посмотрим. Как тебя зовут, парень?

— Джулиан. — Молодой человек снял кепку. — Джулиан Смит, сэр.

— А меня можешь звать просто Мабре. Или папаша Мабре. Здесь все меня так зовут. — Он пригляделся к юноше повнимательнее. — Уж не болел ли ты недавно, парень? Что-то мне не нравится твой цвет лица.

Джулиан Смит едва заметно побледнел.

— Нет, сэр. Просто я слишком много времени проводил на солнце. Я был на континенте.

— Тебе бы надо получше следить за собой, Джулиан. Это очень вредно — подолгу находиться на солнце, — строго произнес Мабре. — Что ж, иди за мной. Если увижу, что ты умеешь работать, может быть, придумаю для тебя что-нибудь еще на несколько дней. А то по тебе видно, что ты давненько не ужинал.

На губах Джулиана заиграла улыбка, мгновенно преобразившая его лицо.

— Признаюсь, вы угадали, сэр.

Улыбка словно осветила его изнутри, и папаша Мабре застыл на секунду, пораженный красотой юною путешественника. Ему пришло в голову, что вообще-то в этих краях для такого милашки нашлась бы работа полегче, чем чистка конюшен и помощь на кухне. Если, конечно, парень не слишком щепетилен в определенных вопросах. Живущий неподалеку сэр Невил Пинворт известен на всю округу своими странными вкусами, а уж денег у него побольше, чем у всех обитателей Хэмптон-Реджис, вместе взятых. Стоит юному мистеру Смиту попасться на глаза сэру Невилу, и его безбедное существование обеспечено.

Но Мабре почему-то был почти уверен, что одна мысль о том, чтобы стать любовником Пинворта, вызовет у юного Джулиана отвращение.

Хозяин гостиницы давно взял себе за правило никого не осуждать. Особенно если речь шла о таком богатом и влиятельном человеке, как сэр Невил Пинворт, который мог купить и продать Мабре со всеми потрохами и чье хорошее отношение было непременным условием успеха любого предприятия в Хэмптон-Реджис. Мабре, безусловно, не касалось, кого выбирает сэр Невил, чтобы согреть свою постель. Но, глядя на Джулиана Смита, он не сомневался в том, что парнишка предпочтет вычищать конский навоз, но не согласится стать игрушкой развращенного аристократа. Так что надо постараться, чтобы сэр Невил не заметил на кухне новенького.

Гостиница приносила неплохой доход, и Мабре, конечно же, мог позволить себе прокормить еще одного слугу. В конце концов он решил, что лишняя пара умелых рук всегда пригодится в хозяйстве. И ничего, что парнишка выглядит таким хрупким. Насколько знал папаша Мабре свою жену Бесси, она наверняка пригреет голодного юношу на своей широкой груди, как делала это со всеми несчастными бродяжками, которые забредали в «Пух и перья». Так что появление Джулиана на кухне наверняка не вызовет возражений у хозяйки.

— Конюшня находится прямо за гостиницей, — сказал Мабре Джулиану. — Может, я и смогу найти для тебя работу на пару дней. Тебе надо набираться сил, а морской воздух и добрая английская еда наверняка помогут нарастить на твои косточки побольше мяса. А то выглядишь ты так, будто тебя вот-вот ветром опрокинет.

И снова на губах юного Джулиана заиграла обворожительная улыбка.

— Я сильнее, чем выгляжу, сэр.

— Мабре, — поправил паренька хозяин «Пуха и перьев». — Я же сказал, ты можешь звать меня просто Мабре. А какой ты сильный, мы узнаем, когда вычистишь конюшню.

Джулиану Смиту понадобилось три с половиной часа, чтобы убрать из конюшни старое сено и засохший навоз, настелить чистой соломы, а затем вычистить и накормить лошадей. Это были хорошие лошади — Джулиан разбирался в таких вещах, — хотя им, конечно, было далеко до тех резвых жеребцов, на которых он привык скакать в Египте.

Джулиан провел рукой по волосам и слегка поморщился. «Зато с короткими волосами летом не так жарко, — подумал он, отирая пот со лба. — Вот если бы еще рискнуть снять куртку!»

— Ты неплохо поработал, приятель, — раздался голос за его спиной, и Джулиан вздрогнул. Он и не заметил, как к нему подошел Мабре. — Теперь можешь помыться прямо тут, в стойле, а потом приходи ужинать. Моя Бесси уже ждет тебя, чтобы познакомиться. Она велела передать, что лишняя пара рук никогда не помешает в хозяйстве, даже если придется кормить еще один рот. Тебе ведь наверняка негде остановиться?

— Пока нет, — покачал головой Джулиан.

— Ну что ж, у нас над кухней есть свободная комнатка. Можешь ночевать там, пока будешь работать в гостинице.

— Вы так добры! — воскликнул Джулиан с таким пылом, что Мабре смутился.

— Да что там! Нам пригодится твоя помощь. В наш городишко порой приезжают важные господа, а они всегда очень требовательны. Не хочется, чтобы эти люди решили, будто мы тут не умеем обслужить как следует.

— Важные господа?..

От Мабре не укрылась нотка беспокойства в голосе юноши, и он похлопал Джулиана по плечу:

— Не волнуйся, парень. Ты будешь помогать на кухне, а уж Бесси позаботится о том, чтобы ты был сыт и никто тут тебя не обидел.

«Если бы это было так просто», — подумал Джулиан, изо всех сил стараясь сохранять на лице беззаботное выражение.

Через несколько часов, сидя за огромным кухонным столом и чувствуя, как под курткой стекают по спине струйки пота, Джулиан изо всех сил боролся с собой, чтобы не уснуть прямо здесь, на кухне. Теперь, когда он был сыт впервые за много дней, глаза слипались от усталости. Что ж, ему выпала прекрасная возможность отдохнуть под этим гостеприимным кровом хотя бы несколько дней, наслаждаясь превосходной стряпней жены папаши Мабре! Но отдохнуть от необходимости постоянно оглядываться, чтобы проверить, не следит ли за ним кто-нибудь, — об этом юный Джулиан мог только мечтать.

— Здесь сэр Невил! — сообщила, вбегая в кухню, румяная толстушка Агнес, одна из гостиничных служанок. Она запыхалась, глаза ее буквально горели от волнения. — Приехал с той парочкой из Саттерз-Хед. Они требуют ужин, французское бренди и бог знает что еще. Дорри занята в баре, а одной мне не справиться.

Джулиан сидел неподвижно. Бесси подняла глаза от плиты и задумчиво посмотрела в его сторону.

— Вообще-то папаша Мабре не велел выпускать паренька в общий зал.

— Но они же не в общем зале, а в отдельном кабинете, — возразила на это Агнес. — И вы ведь знаете, как требовательны эти дворяне. Я должна немедленно к ним вернуться. Пошлите Джулиана вслед за мной — пусть подаст бренди.

— Не знаю, стоит ли это делать…

Бесси явно мучили сомнения, и Джулиан подумал о том, как добра к нему эта женщина. И что ему стоит отблагодарить ее такой малостью! Вряд ли ему угрожает опасность со стороны местных джентльменов. Джулиану доводилось видеть врагов и пострашней, и он сумел от них ускользнуть.

— Я буду рад помочь, — произнес юноша, быстро поднимаясь со скамьи. Кстати, это был отличный повод убежать подальше от жарко пылающего очага.

— Почему бы тебе не снять куртку? — уже не в первый раз предложила Бесси. — Тебе же, должно быть, ужасно жарко!

Джулиан покачал головой, моля бога, чтобы никто не заметил выступивших на его лбу капель пота.

— Я слишком долго жил в жарких странах, — сказал он. — И воздух Англии кажется мне прохладным даже в такой теплый летний день.

Бесси лишь пожала в ответ плечами, передавая ему поднос с графинчиком бренди и тремя бокалами тонкого стекла.

— Осторожнее на лестнице. Если что-нибудь случится с этими бокалами, Мабре оторвет тебе голову. Да и мне тоже.

— Ну, конечно! — лукаво улыбнулся Джулиан, с первого взгляда на папашу Мабре прекрасно разглядевший под внешней суровостью его доброту.

Заметив усмешку, Бесси легонько шлепнула его своей полной рукой.

— Не балуй тут, парень! И смотри — осторожнее с сэром Невилом.

— Почему?

Бесси замялась:

— Ты ведь совсем еще мальчик… Сколько тебе лет?

— В октябре исполнилось семнадцать. — Джулиан, не моргнув глазом, сбавил пять лет.

— Наверное, пора тебе уже знать о таких вещах… Ну, в общем, будь с ним вежлив, держись на расстоянии. Он очень изысканный джентльмен, наш сэр Невил, но есть у него кое-какие странности… Ну ладно, не надо тебе это знать, — со вздохом закончила Бесси. — Просто делай, как я говорю.

Агнес впустила Джулиана в кабинет, где сидели гости, и теперь он стоял, никем пока не замеченный, наблюдая за «важными господами».

Сидевший прямо напротив сэр Невил действительно являл собой весьма необычное зрелище. Один его наряд способен был поразить воображение: кружевные манжеты свисали чуть ли не до пола, а пышное жабо заканчивалось ниже пояса. Редеющие волосы сэра Невила были слегка подкрашены розовым и зачесаны наверх, на густо напудренном лице красовалось несколько мушек. В одной руке Пинворт держал золотой лорнет, в другой — веер, которым он жеманно обмахивал сидевшую рядом молодую даму.

Леди поразила Джулиана своей красотой, но в следующий момент он невольно подумал о том, что она куда больше походит на мужчину, чем разнаряженный сэр Невил. Это была крупная женщина со здоровым цветом лица и золотистыми волосами, уложенными тугими локонами над ее широкими белоснежными плечами. У дамы было миловидное лицо с огромными серыми глазами, высокими скулами и большим чувственным ртом, которое портил разве что чересчур массивный подбородок. На удивление крупные ступни ног едва помещались в сатиновые туфельки, талия казалась на первый взгляд чересчур широкой, но все эти несовершенства фигуры компенсировались с лихвой очаровательной улыбкой.

Гости заметили Джулиана одновременно, и в комнате наступила тишина — оба удивленно смотрели на стоявшего в дверях юношу. Джулиан тут же пожалел, что у него заняты руки и он не может запахнуть поплотнее куртку. Он стоял, потупясь и моля бога, чтобы ему удалось ускользнуть из гостиной как можно скорее, не привлекая лишнего внимания знатных особ.

— Кто это дивное юное создание? — пропел мелодичный женский голос.

Джулиан поднял глаза на сидящую за столом леди и в ту же секунду с изумлением понял, что голос принадлежал вовсе не ей, а разнаряженному джентльмену.

— Он новенький, сэр Невил, — взволнованно произнесла Агнес.

Но сэр Невил даже не посмотрел в ее сторону. Он буквально впился в лицо Джулиана голодными глазами.

— Вижу, что новенький. — Закрыв веер, сэр Невил указал им на Джулиана:

— И как же тебя зовут, прекрасный юноша?

Джулиан быстро поставил на стол поднос, но напрасно он надеялся ускользнуть. Взяв Джулиана за подбородок, сэр Невил приподнял его голову.

— Оставьте мальчика в покое, проказник, — жеманно проворковала дама хриплым голосом, куда больше походившим на мужской, чем голос ее спутника. — Разве вы не видите — он совсем еще невинное дитя? Не в вашем вкусе.

— О, я люблю невинных юношей, — пробормотал сэр Невил, поглаживая холодными пальцами подбородок Джулиана. — Их так приятно обучать всем тонкостям…

Только сейчас Джулиан заметил, что в комнате есть еще один гость. Юноша по-прежнему не сводил глаз с сэра Невила и экстравагантной леди, но вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной.

— Вы ведь слышали, сэр Невил? — Низкий мужской голос почему-то заставил Джулиана вздрогнуть. — Оставьте юношу в покое. Далеко не все разделяют ваши извращенные вкусы.

— Но откуда же ему знать, если он еще не пробовал? — Сэр Невил явно не собирался сдаваться. — Почему бы тебе не поехать со мной, красавчик? Будешь жить в красивом доме, ходить в шелке и бархате и есть все, чего только пожелает твоя душа. Тебе никогда не придется работать, а спать ты будешь в мягкой и чистой постели.

— Только объясните ему сразу, что спать он будет не один, — с иронией заметил господин, стоящий за спиной Джулиана.

Краска бросилась в лицо юноши. Путешествуя по арабским странам, он слышал кое-что о нетрадиционных вкусах некоторых мужчин, но, несмотря на туманные намеки Бесси, ему даже не пришло в голову, что цивилизованные англичане способны на такое.

Джулиан невольно попятился от сэра Невила, совсем забыв о стоявшем сзади мужчине. И тут же почувствовал, как сильные большие руки сжимают его запястья.

— На вашем месте, молодой человек, — продолжал приятный низкий голос, — я бежал бы отсюда со всех ног. Как испуганный кролик от волка. От таких хищников, как сэр Невил, юным созданиям лучше держаться подальше.

Обернувшись, Джулиан посмотрел в лицо державшему его за руки мужчине.

Сидящая за столом леди была очень миловидной, сэр Невил, несмотря на странность наряда, выглядел весьма изысканно, но стоящий перед Джулианом мужчина ничем не походил на своих спутников. Одетый очень просто, он был высоким и худым, но во всем теле его угадывались сила и мощь, а руки, сжимавшие запястья Джулиана, не оставляли в этом никаких сомнений. Черные волосы были куда длиннее, чем требует мода, на узком лице застыла саркастическая улыбка. Его серые глаза были очень похожи на глаза сидевшей за столом женщины, но в то же время они словно светились изнутри холодным серебристым светом. Джулиан поежился — ему показалось, что эти глаза видят его насквозь, и желание убежать, испариться сделалось еще сильнее. У юноши было слишком много секретов, чтобы делиться ими с черноволосым незнакомцем.

— Знаешь что, Филипп, — произнесла дама своим низким грудным голосом, — мне кажется, ты понравился этому юноше куда больше, чем наш милый сэр Невил. Может быть, тебе тоже стоит задуматься о смене своих предпочтений?

Тот, кого звали Филипп, пропустил слова дамы мимо ушей, даже не изменившись в лице. Он продолжал внимательно смотреть с высоты своего роста на Джулиана. Тут дверь гостиной распахнулась, прерывая неловкую паузу, и внутрь вбежала, запыхавшись, вторая служанка, Дорри.

— Тебя ждут на кухне, Джулиан, — заявила она. — А я помогу Агнес прислуживать.

— Но я хочу, чтобы обед нам подавал этот красавчик! — капризно произнес Пинворт.

— Оставьте его в покое, сэр Невил, — проворковала леди. — Вам нет нужды никого развращать сегодня. Лучше сосредоточьте свое внимание на мне.

— Вы прекрасны, Вэлери, но, увы, не в моем вкусе, — сказал сэр Невил, не сводя глаз с Джулиана.

— Возможно, вы ошибаетесь, мой милый, — улыбнулась ничуть не смущенная его словами дама.

У Джулиана вдруг возникло странное чувство, что все в комнате, включая двух служанок, которые пытались строить ему глазки еще за ужином, смотрят на него с немым вожделением. Он тут же прогнал от себя эту нелепую мысль. Присутствовавшие здесь мужчины явно не разделяли вкусы друг друга, так что ему наверняка показалось.

Так или иначе, нужно было поскорее убираться отсюда, и Джулиан попятился к двери. Никто больше не пытался его остановить, но, закрывая за собой дверь, он услышал голос Вэлери:

— А знаешь, Филипп, может быть, нам, а не сэру Невилу лучше позвать этого очаровательного юношу с собой?

Дверь закрылась, лишив Джулиана возможности расслышать слова высокого джентльмена. Но даже через тяжелую дубовую дверь было хорошо слышно, что ответ был произнесен все тем же ироничным тоном.

«Снова не повезло», — подумал Джулиан, быстро сбегая вниз по лестнице. Даже здесь, в маленьком портовом городке, его подстерегали на каждом шагу новые опасности.

На кухне Бесси внимательно посмотрела на молодого человека и поторопилась отослать его спать в чуланчик на втором этаже. В крохотной комнатке было душно, у окна стояла продавленная кровать. Кто-то — скорее всего Бесси — постарался сделать это жалкое жилье поуютнее: на тонком матрасе лежал мягкий плед, в углу стоял кувшин с водой для умывания, и даже небольшой саквояж Джулиана лежал нераскрытый в ногах кровати.

Во всяком случае, Джулиан надеялся, что никто не открывал саквояж — очень уж удивило бы его содержимое тех, кто мог это сделать. Впрочем, вещей было немного: смена одежды — еще более ветхой, чем та, что была надета на Джулиане сегодня, тонкое женское кружевное белье и серьги — роскошные серьги с бриллиантами и жемчугом, стоившие целое состояние.

Джулиан посмотрел на окно, стараясь поймать свое отражение. В Хэмптон-Реджис этим душным летним вечером было тихо и спокойно, хотя до слуха Джулиана доносились голоса веселящихся на первом этаже матросов и шепот морских волн, набегавших на берег. Он невольно рассмеялся, вспомнив свое удивление, когда оказалось, что женским голосом говорит вовсе не леди Вэлери, а сэр Невил.

Юноша медленно расстегнул и снял куртку, затем кожаный жилет. Сложив все это аккуратной стопкой, он освободился от бриджей и гетр и остался в одной просторной рубахе. Затем со вздохом облегчения он развязал стягивающую грудь полоску льна — и превратился в очаровательную девушку. Джульетта Макгоун, дочь печально известного Черного Джека Макгоуна, легла на доставшееся ей на эту ночь убогое ложе и впервые за много дней погрузилась в безмятежный сон.

А между тем в отдельном кабинете продолжали разгораться страсти.

— То есть что значит — взять его с собой? — потребовал ответа у Вэлери тот, кого собравшиеся называли Филиппом.

— Ну же, не ссорьтесь, — проворковал сэр Невил. — Вы же знаете, как я не люблю ссоры, которые не сам затеял. К тому же я увидел мальчишку первым.

— Зато мой интерес к нему более естественный, — жеманно произнесла Вэлери.

— Но он ведь гораздо младше вас и к тому же, скорее всего, девственник. А это уже настоящее извращение!

— О, но я думала взять его для Филиппа.

— От вас обоих одна головная боль. — Сэр Невил манерно опустился в кресло и поднес к губам бокал с налитым Агнес бренди. — Оставьте этого юношу в покое.

— Что ж, придется, — вздохнула Вэлери. — И очень жаль. Он весьма заинтриговал меня.

— Чем же? — удивился сэр Невил. Вэлери лукаво улыбнулась собеседнику:

— Скажу, когда будете постарше, проказник. Сэр Невил поднес к губам довольно крупную для женщины руку Вэлери.

— Если бы я только мог любить женщину, этой женщиной были бы вы, — пробормотал он.

— Мне льстит ваше внимание, сэр Невил, — стыдливо опустив ресницы, ответила Вэлери. — Но не знаю, право, как к этому отнесется мой муж…

— О, не обращай на меня внимания, дорогая, — саркастически произнес Филипп. — Не позволяй мысли о том, что у тебя есть муж, мешать твоим маленьким удовольствиям.

Сэр Невил до неприличия быстро выпустил руку, которую только что прижимал к губам.

— Я же сказал «если»! — быстро произнес он. — Но при создавшемся положении вещей нам всем лучше оставаться добрыми друзьями. Кстати, о дружбе, могу предложить вашей очаровательной супруге чудесный крем, сделанный из шампанского и свиного молока. Он способен творить чудеса. Смажьте им кожу на руках — и убедитесь в этом.

— Как это мило, — растроганно пробормотала Вэлери.

Филипп же только фыркнул, ставя на стол опустевший бокал.

Два часа спустя гости сэра Невила возвращались в своем экипаже по залитой лунным светом дороге в приютившее их небольшое поместье Саттерз-Хед. Сначала они ехали молча, затем леди нарушила тишину:

— Знаешь ли, Фелан, иногда мне кажется, что ты абсолютно лишен чувства юмора.

— Но мне достаточно взглянуть на тебя, братец, и это оставившее меня было чувство тут же со всех ног несется обратно, — с издевательской усмешкой произнес черноволосый господин.

Вэл со смехом тряхнул юбками.

— Боже правый, ты ведь видел, как смотрел на меня этот проклятый содомит! Представляешь, как он был бы счастлив, узнав, что на самом деле находится под этими юбками? А теперь бедняга, наверное, презирает себя за неизвестно откуда взявшийся интерес к женщине.

— Что ж, я рад, что это забавляет тебя, — ответил брату Фелан Джеймс Мердок Ромни.

— Да уж! На самом деле развеселить меня становится все труднее и труднее, — пробормотал Вэл. — Сколько еще мне путаться в этих проклятых юбках? И почему, черт побери, из всех маскарадных костюмов мы выбрали именно этот? Ну разве трудно было переодеться моряками или негоциантами… Цыганами, на худой конец! А то так ведь недолго и правда превратиться в женщину. Посмотри, как изменилась моя походка. К тому же я забыл, когда последний раз в моей жизни случался хотя бы легкий флирт.

— Ну, пофлиртовал ты сегодня вечером вполне успешно, братец!

Вэла передернуло при одной мысли о сэре Невиле.

— Это не считается. Если бы ты знал, как я устал, Фелан! Устал от всего — от того, как носятся со мной в этом доме, от этих проклятых юбок, от воздержания и бездействия. Вот увидишь, я скоро просто сойду с ума!

— Сомневаюсь, — лениво пробормотал Фелан. — Кстати, мне очень неприятно тебя разочаровывать, но вынужден заметить, что ты со своими белокурыми волосами вряд ли сошел бы за цыгана.

— Зато у тебя бы это прекрасно получилось, черт бы тебя побрал! — довольно добродушно, впрочем, произнес Вэл. — Кстати, раз уж нам все-таки пришлось изображать супругов, почему же роль жены ты не взял на себя?

— Во-первых, ты моложе, а во-вторых, это было бы ниже моего достоинства. К тому же ты сам виноват: родился таким хорошеньким!

— Не знаю, сколько еще я это выдержу! Лорда Гарри убили уже целый месяц назад — и что же?

— Моя мать предается скорби, и довольно громко, — равнодушно ответил Фелан.

— Не забывая при этом на каждом углу обвинять меня в хладнокровном убийстве собственного отца. Черт побери, мы должны вернуться, Фелан!

— Ты знаешь не хуже меня, что это невозможно. Может, моя драгоценная маменька и невменяема, но тем не менее ей отлично удалось убедить магистрат и полицейских с Боу-стрит, что убийца — ты. Я уже сто раз говорил тебе, что наш единственный выход — покинуть Англию и подождать, пока улягутся страсти.

— Никуда я не поеду! — упрямо произнес Вэл. — Как ты думаешь, кто на самом деле убил его? — спросил он после паузы дрогнувшим голосом.

— Если бы мы знали это, то не сидели бы за сотню миль от Йоркшира. Мы поймали бы негодяя и отдали в руки правосудия.

— А ведь это моя единственная надежда — найти настоящего убийцу.

— Наша единственная надежда, братец. Или ты забыл, что я тоже по уши увяз в этом деле? Если верить Ханнигану, мнения по поводу того, кто же из нас убил старика, разделились. Причем большинство считает, что на самом деле это сделал я, а моя несчастная мать лжет, чтобы защитить меня. Ведь все знают, что мы с лордом Гарри всю жизнь ненавидели друг друга, а ты был его белокурым любимчиком. Я ведь не хотел даже ехать в Йоркшир, а уж теперь тем более мне не нужно это проклятое наследство!

— Не думаю, что среди наших соседей есть идиоты, способные поверить, что ты убил сэра Гарри.

— Если уж нашлись на белом свете идиоты, способные поверить в то, что ты — женщина… — Фелан вздохнул. — Люди ведь верят в то, во что им хочется верить. И им всегда проще поверить очевидному, чем стремиться взглянуть на изнанку событий.

Вэл пожал плечами:

— По крайней мере мы хоть стали выезжать. Уж лучше притворяться твоей женой перед соседями, чем сидеть в этом проклятом доме. Ты ведь даже не разрешаешь мне ездить на лошади! Никогда не думал, что мой беспутный старший брат окажется таким тираном.

— Тебе, может быть, кажется, что ты весьма убедительно изображаешь даму, но я не уверен в этом, — задумчиво произнес Фелан. — Так что лучше нам держаться от людей подальше.

— А ты не думаешь, что людям может показаться странным наш затворнический образ жизни?

— Не думаю. Видишь ли, я намекнул некоторым, что моя горячо любимая жена в интересном положении.

Вэл ошалело смотрел на брата из-под своих роскошных длинных ресниц.

— То есть… что ты хочешь этим сказать?!

— Я сказал соседям, что ты понесла, дорогая. Беременна. Готовишься стать матерью. Подарить мужу наследника.

— О боже! — простонал Вэл. — Неужели это было необходимо? Мог бы пощадить меня!

— Во всяком случае, это оказалось весьма эффективно. Теперь никого не удивит, что мы мало выезжаем. А кроме того, это объяснит, почему у тебя не слишком изящная талия.

— А почему у меня не слишком изящные ноги, это тоже объяснит? — Вэл тяжело вздохнул. — Черт бы побрал весь этот проклятый маскарад! — устало произнес он. — Кстати, о маскараде. Что мы будем делать с этой ненормальной, Фелан?

— С кем? С леди Марджери? Не думаю, что сейчас мы можем что-то предпринять…

— Не притворяйся идиотом, братец. Я говорю о той девчонке в гостинице.

Фелан откинулся на подушки и прикрыл глаза, вызывая в памяти черты той, о ком говорил Фелан. У нее были такие странные, необычные глаза на загорелом лице. Может быть, ей удалось провести всех, с кем она встречалась до сих пор, но только не братьев Ромни. Устраивая собственный сумасшедший маскарад, ничего не стоит разглядеть чужой, далеко не столь искусный.

— Это не наше дело, Вэл, — решительно произнес Фелан. — Нам надо подумать о том, как спасти собственные головы.

— Но она ведь еще ребенок, Фелан. И, наверное, попала в беду, если ей приходится…

— Она старше, чем ты думаешь. Ей наверняка за двадцать. И сомневаюсь, чтобы ее положение было хуже нашего. Не нужна нам еще одна заблудшая овечка, Вэл. У нас и без того неприятностей хватает.

Вэл пожал плечами, тряхнув своими тщательно уложенными локонами.

— Наверное, ты прав: нам ни к чему усугублять наше положение. Но ты заметил, какие у нее глаза, Фелан?

Фелан Ромни, глядя на залитые лунным светом поля по обе стороны дороги, изо всех сил старался придать лицу непроницаемое выражение.

— Я заметил, — равнодушно произнес он. И в экипаже снова воцарилась тишина — каждый из братьев погрузился в свои невеселые размышления.

2

Джульетта уже третью ночь спала в каморке над кухней гостиницы «Пух и перья» и третью ночь видела во сне отца. Черный Джек Макгоун — человек, плюющий на условности, обладавший особым шармом, свойственным многим пройдохам, — любил без памяти свою единственную дочь. Настолько, что, не желая расставаться с Джульеттой, таскал ее за собой во все опасные, но такие захватывающие путешествия. Девушке довелось побывать в странах с тропическим климатом, столь отличным от унылой погоды Англии, и даже в государствах, охваченных войной. Но она была беззаветно предана отцу, сопереживала всем его увлечениям, прощала проказы, а повзрослев, стала почти что матерью этому человеку, который, в сущности, до конца своей жизни оставался ребенком. И так продолжалось до тех пор, пока Черный Джек не совершил худшее из предательств — умер от лихорадки под палящим египетским солнцем, оставив ее на руках Марка-Давида Лемура…

Нет, ей вовсе не хотелось видеть во сне смерть отца! И тем более все, что произошло потом. Эти кошмарные несколько недель навсегда остались в прошлом, ничто больше не заставит ее вернуться к такой жизни!

Впрочем, Джульетта отдала бы сейчас все на свете, чтобы снова оказаться в Египте. Или в Греции, или в любой другой солнечной и радостной стране, где она жила с отцом с самого детства. Едва научившись ходить, Джульетта уже лазила по руинам древних храмов, пила козье молоко, и с четырех лет ее всегда одевали в мужскую одежду. Она прекрасно помнила, как впервые надела платье. Ей было шестнадцать, и отец купил для нее наряд у старого сирийца.

Это было шелковое платье, давно вышедшее из моды, к тому же слишком широкое для ее мальчишеской фигуры, и в нем было очень, очень жарко. Тем не менее, надев его, Джульетта почувствовала себя настоящей королевой из какой-нибудь волшебной сказки и с удовольствием выслушивала весьма экстравагантные, но при этом абсолютно искренние комплименты Черного Джека. Однако секунду спустя, встретившись глазами со взглядом Марка-Давида Лемура, давнего друга и спутника своего отца, она впервые почувствовала неладное.

Теперь Джульетта понимала, что напрасно не доверилась этому чувству. А главное — напрасно ему не доверился ее отец. Девушка пыталась поделиться с ним своими опасениями, но Черный Джек отмахнулся от них со свойственным ему легкомыслием. Он не хотел допустить даже мысли о том, что его дочери может угрожать опасность, когда он рядом. И не хотел думать о том, что его лучший друг и компаньон недостоин доверия.

Если не верить преданиям, будто покинувшие этот мир видят сверху все, что оставили позади, Джек Мак-гоун так никогда и не узнает, к чему привело его легкомыслие. И Джульетта считала, что это к лучшему, поскольку до сих пор беззаветно любила своего беспутного отца и тосковала по нему сейчас, через девять месяцев после его смерти, ничуть не меньше, чем стоя над свежей могилой.

Внезапно Джульетта резко села на постели и закуталась в плед — ей вдруг совсем расхотелось спать. Веревочное ложе провисло под ее весом, но девушка не обращала внимания на такие мелочи. Доводилось ей спать и в куда более неудобных местах, чем этот душный чердак дома на южном побережье Англии. Дело было не в этом — просто она устала от снов и больше всего боялась увидеть даже не проклятого Лемура, а того, другого, мужчину с глазами цвета стали и тонкими, чувственными губами на спокойном, непроницаемом лице.

Джульетта вообще не любила мужчин. Особенно дикими казались ей их животные аппетиты, грубый нрав и полное неуважение к окружающим. И тот факт, что она вопреки всему постоянно думала об этом мужчине, тревожил ее все больше. Смутная угроза, исходившая от него, была куда хуже явной, которую представлял собой сэр Невил Пинворт, и даже хуже воспоминаний о Марке-Давиде Лемуре.

Джульетта вылезла из постели, босая подошла к окну и всмотрелась в морскую даль. Англия была ее родиной, но Джульетта чувствовала себя здесь абсолютно чужой, ей было гораздо лучше в тех экзотических местах, где они жили с Черным Джеком Макгоуном. Если бы это было в ее власти, Джульетта села бы на первый же корабль, держащий путь в теплые страны, и даже ни разу не оглянулась бы на холодный английский берег. Но, к сожалению, она не могла себе этого позволить. Затеянный ею маскарад и без того ставил ее в сомнительное положение, однако на земле всегда можно было держаться особняком и надеяться на то, что обман не раскроется. А на корабле это было бы невозможно. Насколько помнила Джульетта свое ужасное путешествие из Португалии с Лемуром, на кораблях вообще не существовало таких понятий, как уединение или скромность и деликатность. А девушке, переодевшейся молодым человеком, безусловно, требовалось и то и другое.

Значит, надо подождать, пока она накопит достаточно денег, чтобы оплатить проезд до Франции. По крайней мере, в отдельной каюте у нее будет больше шансов не привлечь любопытных взглядов, а покинув Англию, она сможет снова носить платье. Если ей, конечно, захочется. Джульетта была уверена, что ей будет не хватать свободы движений, которую дает мужская одежда.

Что ж, пока ей лучше оставить все как есть. Последние три дня пришлось много работать, но Джульетта была сильной девушкой — куда более сильной, чем две молоденькие горничные, которые продолжали строить глазки миловидному Джулиану. Да и жилось ей, в общем, неплохо. Бесси была очень доброй женщиной и отличной кухаркой, Мабре, несмотря на ворчливость, имел отзывчивое сердце, а Агнес и Дорри были все время заняты работой, и им вряд ли пришло бы в голову совать нос в чужие секреты. Так что стоило остаться в Хэмптон-Реджис — по крайней мере до тех пор, пока не подвернется что-нибудь более удачное.

Но сейчас, сейчас она просто не могла больше вынести ни секунды в этой душной каморке! Ей хотелось пробежаться по пляжу босиком и почувствовать в волосах соленые брызги. Хотелось дышать полной грудью, валяться на песке и слушать пение ночных птиц. В общем, ей нестерпимо хотелось хотя бы на несколько часов снова почувствовать себя свободной.

Джульетта быстро натянула бриджи и закатала рукава широкой рубашки. Она не стала надевать чулки и обувь, а также подвязывать полоской ткани свою и без того не слишком пышную грудь: ведь все равно ее никто не увидит.

За годы, проведенные вне Англии, девушка научилась двигаться абсолютно бесшумно. Никто не слышал, как она спустилась по ступеням узкой винтовой лестницы. Очаг в кухне еще не погас и отбрасывал на стены красные блики. Джульетта задержалась ненадолго, чтобы отрезать себе кусок хлеба, и лишь затем вышла на залитый лунным светом пляж.

На чернильно-черном небе мерцали звезды — те же звезды, которые она видела у себя над головой в Египте. Положив хлеб в карман, девушка пустилась бегом, пританцовывая на мокром песке. Ветер трепал ее волосы, прижимал к телу батистовую рубашку. Джульетта прыгала с камня на камень, танцевала вдоль кромки прибоя, жадно вдыхая чистый соленый воздух, вся отдаваясь во власть этих простых и естественных удовольствий. Она была так поглощена своими ощущениями, что не замечала, что находится на пляже не одна, пока не уткнулась в грудь высокого и сильного мужчины.

Джульетта испуганно вскрикнула и, решившись поднять глаза, увидела перед собой человека, о котором изо всех сил старалась не думать все эти дни.

Она не знала даже его имени: Мабре как-то не упомянул его, а спрашивать Джульетте не хотелось. Это все равно не имело никакого значения. Он был знатным господином и вряд ли стал бы пристально приглядываться к гостиничной прислуге. Но почему он сжимает своими сильными руками ее плечи и почему ей кажется, что его пальцы ласкают сквозь тонкую ткань рубашки ее кожу, в то время как сам он внимательно всматривается в ее лицо?..

— Что ты делаешь здесь в такое время? — требовательно спросил черноволосый господин чуть хриплым голосом.

Казалось бы, какое ему дело до того, где и когда она предпочитает гулять? Но Джульетте даже не пришло в голову, что она вовсе не обязана отвечать на его вопрос.

— Спать было слишком душно, — стараясь, чтобы голос звучал как можно ниже, ответила она и, подумав, добавила:

— Сэр.