Танец теней Стюарт Энн

19

Если бы кто-то сказал Джульетте, что в такую ночь она сумеет заснуть, девушка ни за что бы не поверила. Спальня, которую она должна была делить с мужем, была тесной и бедно обставленной — лучшие апартаменты определенно достались леди Ромни. В комнате были лишь стул с прямой спинкой и продавленная кровать, так что можно было оставить надежду отсрочить мучения, свернувшись калачиком в кресле. Джульетта легла на кровать поверх покрывала и закрыла глаза, спрятав руку с ножом под подушку. Она не могла избежать того, что должно произойти. Разве что выпрыгнув в окно. Но этот выход трусов был не для дочери Черного Джека Макгоуна. У нее не осталось ничего в этой жизни, кроме гордости, но и ею она готова была пожертвовать ради Фелана Ромни. Вот только и эта жертва была ни к чему… Что ж, значит, надо просто придумать что-нибудь, чтобы ее мужу стало не до Фелана. Если не поможет нож, найдется другой выход.

Джульетта так устала! Ей казалось, что она не спала лет сто. Она все отдала бы сейчас за несколько часов сна, но спать нельзя было ни в коем случае. Она должна была быть готова к сражению, а для этого требовалось сохранять ясность мысли.

Джульетта вслушивалась в звуки старой гостиницы — в скрип половиц, в голоса, доносившиеся снизу, в свист ветра за окнами. В какой-то момент она услышала в ночи тихий сдавленный вскрик… но больше ничто не потревожило ее безмятежного сна. Она спала — и ей снился Фелан.

Джульетта проснулась только в серой предрассветной мгле. Проснулась, чтобы взглянуть в лицо смерти.

Девушка застыла, словно зачарованная, глядя в смотревшие на нее глаза — небольшие, темные и, несомненно, сумасшедшие. Склонившаяся над ней женщина была очень старой и очень странной, Джульетта явно видела ее впервые, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: перед ней мать Фелана.

— Спишь, моя маленькая красавица? — проворковала леди Марджери. — Я давно жду здесь, когда ты откроешь свои хорошенькие глазки. Ты так крепко спала, а это очень опасно. Я ведь могла перерезать тебе горло прямо во сне. И ты бы так ничего и не узнала. Кровь вытекла бы из твоих жил раньше, чем тебя нашли бы… — Она провела скрюченным пальцем по лезвию ножа, который сжимала в руке. — Не очень хороший нож, зато все произошло бесшумно и относительно быстро. Твой муж не успел издать ни звука.

Леди Марджери сидела в ногах кровати, напоминая какую-то зловещую птицу. Джульетту охватил леденящий душу страх. Только сейчас она поняла, что лежит в кровати не одна. Но дыхания второго человека не было слышно, потому что он был мертв. Чуть повернув голову, Джульетта разглядела рядом фигуру Лемура, лежащего с перерезанным горлом в луже собственной крови.

Джульетта скатилась с кровати и бросилась к двери, но пожилая леди преградила ей путь. На ее испещренном морщинами лице застыла безумная улыбка.

— Тебе не уйти, — жизнерадостно сказала старуха. — И не думай меня победить. Я очень сильная. Мне было так просто убить твоего мужа и притащить сюда его тело! Он и не подозревал, что мирная пожилая леди вроде меня может оказаться такой опасной.

— Но чего вы хотите от меня?

От улыбки леди Марджери у Джульетты бежали по телу мурашки.

— Я думала, ты будешь мне благодарна. Не трудись искать тот нож, что ты прихватила с собой, — я забрала его. Я сделала за тебя твое дело. И, должна сказать, это доставило мне удовольствие. Никогда раньше не убивала человека, а твой муж этого заслуживал. Решил, что ему можно шантажировать меня!

Сама мысль об этом явно приводила пожилую леди в ярость. В комнате пахло смертью — и сумасшествием.

— Чего вы хотите от меня? — снова спросила Джульетта.

— Твой муж о многом рассказал мне, прежде чем умереть. Он сказал, что ты любовница моего сына, а я не могу этого допустить. Фелан не должен принадлежать никому, кроме меня! Я делала все возможное, чтобы избавиться от его брата. Пока у меня это не вышло, но я как раз еду закончить начатое. И я не позволю женщине встать между сыном и матерью.

— Но я не собираюсь вставать между вами! Мой муж солгал. Фелан считает, что я…

— Фелан? — эхом отозвалась леди Марджери. — Так ты называешь его Фелан? — Она покачала головой. — Тебе придется пойти со мной, дитя мое.

— Зачем?

Леди Марджери на секунду задумалась.

— Думаю, рано или поздно я тебя убью, — сказала она. — Но пока что мне нужна твоя помощь. Мне пришлось ударить Барб, здешнюю служанку, чтобы добраться до твоего мужа, и, боюсь, я ударила ее слишком сильно. Ханниганы — крепкая порода, но даже они сделаны не из камня. Придется тебе поработать вместо нее моей горничной.

— Ханниганы? — переспросила Джульетта.

— Да. Ханниганы. Замечательная семья! Не знаю, что бы я делала без них. Я стольким им обязана. Кстати, вот куда мы отправимся. Не в Хэмптон-Реджис и не в Саттерз-Хед. Да, как видишь, мне прекрасно известно, где скрываются мой сын и этот ублюдок — его братец. Мы поедем в маленькую деревушку в нескольких милях отсюда. Там я и решу, что делать дальше. Там живут только Ханниганы — и они встретят нас с распростертыми объятиями.

Джульетта вспомнила Ханнигана с его доброй улыбкой и преданностью хозяевам, и надежда снова забрезжила перед ней.

— Хорошо, — сказала она леди Марджери. — Я готова ехать с вами.

— Моя дорогая! — радостно произнесла леди Марджери, поигрывая окровавленным ножом. — У тебя в любом случае нет другого выхода.

Вэл не мог вспомнить, были ли в его жизни дни хуже тех, что последовали за отъездом Джульетты. Фелан запретил ему появляться в городке, пока он не договорится об отплытии во Францию, и Вэл предпочел с ним не спорить. Он так устал от юбок, что его понадобилось бы впихивать в них силой… или просто сказать, что он срочно необходим мисс Софи де Квинси.

Вэл понятия не имел, как идут дела у Софи. И не собирался ехать узнавать об этом. Да, девушка была больна, когда он привез ее домой, но не так уж серьезно. Миссис де Квинси — известная паникерша, из тех, кто способен из-за обычной простуды продержать свое единственное чадо в постели целую неделю, не уставая ставить ей горчичники и поить разными отварами. Но сейчас Софи уже наверняка выздоровела. И то, что она никак не давала о себе знать, тревожило Вэла.

Насколько он помнил, Софи впала в забытье после его далеко не дружеского поцелуя. Конечно, Софи была невинной девушкой, но даже она могла догадаться и наверняка догадалась, что женщины не целуют друг друга таким образом. Кроме того, она могла почувствовать его проросшую щетину… Тот факт, что Софи ни разу не заподозрила его, не льстил мужскому самолюбию Вэла. Она должна, должна была почувствовать всю силу его влечения к ней!

Впрочем, хорошо, что этого не произошло. Это только напугало бы Софи и поставило бы под угрозу его безопасность. Все равно они с Феланом покидают Англию — Вэл не в силах был больше сопротивляться. Они вернутся на родину через много лет, если вообще вернутся. И для Софи лучше вспоминать уехавшую, не попрощавшись, эксцентричную подругу, чем влюбленного в нее мужчину.

Фелан заперся в библиотеке и там просидел все эти дни. Он запретил упоминать имя Джульетты, и Вэл, прекрасно понимавший состояние брата, не нарушал его покой. Джульетта была далеко, они никогда больше не увидятся, и Вэл старался убедить себя в том, что она действительно последовала за мужем по доброй воле. Ведь даже его брат отказывался признаваться, что мысль об этом разрывает его на части…

Вэл быстро скакал вдоль берега, холодный ветер трепал его волосы. Когда они доберутся до континента, он немедленно отрежет эти ненавистные белокурые кудряшки! Никогда в жизни не будет больше бриться, будет ходить грязным и вести не подобающий джентльмену образ жизни. Он будет пить и волочиться за каждой юбкой, просто чтобы напомнить себе, что он мужчина!

Проблема состояла в том, что Вэл никогда и не сомневался в этом. Хотя традиционными мужскими достоинствами всегда считались умение перепить всех вокруг и завоевать как можно больше женских сердец, Вэл давно понял, что дело не в этом. Ценность настоящего мужчины — в его достоинстве. И в способности любить и защищать своих любимых.

«Прошло уже три дня с отъезда Джульетты, — подумал Вэл, подъезжая к дому, — а я все никак не могу успокоиться. Может быть, все-таки следовало догнать ее и вернуть?..» И он сам, и его конь вспотели от бешеной скачки. Проходя через кухню, Вэл сдернул с себя рубаху и бросил ее на ходу Ханнигану.

— Где мой брат? — спросил он Дульси, стащив по дороге с противня горячий пирожок с малиной.

— В библиотеке. Страдает, как всегда. — Дульси шутливо ударила Вэла по руке. — А ты так и собираешься ходить по дому полуголый?

— Нет, дорогая, — улыбнулся Вэл, — я собираюсь снять с себя еще и бриджи и ходить по дому с голым задом.

— Ну тебя! — со смехом отмахнулась от своего любимца Дульси. — Это приличный дом, не забывай, проказник.

Вэл стащил, смеясь, еще один пирожок и направился к лестнице. Но улыбка тут же покинула его лицо, когда он понял, что Дульси его больше не видит. Еще один день — бесконечный, унылый день ожидания! Мысли о Софи, воспоминания о ее комнате, о том, как она лежала на своей широкой кровати… Лучше бы он никогда не видел этого! Фантазии его и без того были достаточно мучительны, но теперь, когда он представлял ее себе наяву — воздушную и розовую, среди оборочек на мягких белых простынях, — это было настоящей пыткой.

Окна его комнаты выходили на море, и, уходя, Вэл оставил их распахнутыми. Сейчас он остановился у окна, глядя на освещенный солнцем берег, и тут до слуха его донесся звук голосов. Вэл с ужасом понял, что слышит именно тот голос, который так мечтал и так боялся услышать. Голос несравненной Софи де Квинси!

Вэл быстро захлопнул ставни, и комната погрузилась во мрак. Затем он кинулся к двери и прислушался. Фелан спорил с кем-то этим своим ужасным, высокомерным тоном. А Софи, его дорогая Софи явно ничего не желала слушать.

— Если она больна, я тем более должна увидеться с нею, — настаивала она. — Мы расстались при… довольно странных обстоятельствах.

— Но она действительно не хочет никого видеть, — не сдавался Фелан, однако голоса спорящих постепенно приближались. — У нее болит голова.

— Меня она примет, — твердо заявила Софи.

По звуку ее голоса Вэл понял, что девушка уже поднялась по лестнице. Теперь ее можно было остановить только силой, а Фелан наверняка не стал бы этого делать. Его брат отлично знал, что Вэл выскочит из своей комнаты и разорвет его на части, если он посмеет прикоснуться к Софи.

Так или иначе, у Вэла не было выбора. Он осторожно прикрыл дверь и быстро забрался в постель, натянув одеяло на свою голую грудь. Было очень темно, только тонкий лучик света проникал сквозь закрытые ставни, и, если Софи останется в дальнем конце комнаты, все будет нормально. Ему ничего больше не оставалось — разве что запереть дверь. Но его любимая была очень упрямой девушкой, она все равно придумала бы способ проникнуть внутрь. Так что лучше сразу смириться с неизбежным.

— Вэлери?

Какой у нее приятный, мелодичный голос, такой взволнованный, почти дрожащий! Но Софи слишком широко открыла дверь, и теперь в комнате было светло.

Вэл жалобно застонал:

— Свет слишком яркий!

Софи быстро зашла в комнату и поспешила захлопнуть дверь прямо перед носом Фелана. Вэл видел только силуэт девушки, едва различимый блеск золотистых кудряшек, красиво очерченную линию подбородка.

Софи быстро подошла к его постели.

— Вэл, дорогая моя! — взволнованно произнесла она. — С вами все в порядке? Я так волновалась…

— О, не стоит волноваться, дитя мое, — простонал Вэл, стараясь вжаться в подушки. — Это просто одна из моих ужасных мигреней. Я так страдаю от них… Ничего не помогает, кроме темноты и покоя.

— А я нарушаю ваш покой! — заволновалась Софи. — Мне, наверное, лучше уйти…

— Нет-нет, — поспешно сказал Вэл, не в силах справиться с искушением. Он знал, что сегодня уж точно видит Софи в последний раз. — Садитесь, поговорите со мной. Мой… муж сказал, что вы болели и никого не принимали.

— Это все моя мама! — пожаловалась Софи. — Я же рассказывала, как она начинает суетиться, когда у меня появляется хотя бы насморк. А на этот раз я к тому же была… встревожена.

— Встревожена? — То же самое Вэл мог сейчас сказать и о себе. — Чем же, дитя мое?

Софи подошла гораздо ближе, чем хотелось, и вместо того, чтобы подвинуть себе кресло, уселась прямо в ногах кровати в опасной близости от сапог Вэла, спрятанных под одеялом.

— О вас, Вэл, — произнесла Софи, и по голосу ее Вэл понял, что ей нелегко дается этот разговор. — И о себе. О нас.

«Господи, помоги нам!» — в отчаянии взмолился про себя Вэл.

— Я не совсем понимаю вас, дитя мое, — произнес он вслух.

— Я тоже ничего не понимаю, — с несчастным видом призналась Софи. — Вы наверняка уже догадались, что стали для меня ближе, чем любое другое живое существо в этом мире. Между нами существует какая-то странная связь. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного, и это смущает меня. Да, у меня есть подруги, есть преданная мать… Но вы совсем другое дело! Я хочу находиться рядом с вами все время. Разговаривать, смеяться… Меня тянет к вам каким-то странным, непостижимым образом!

— Моя дорогая, — хрипло произнес Вэл, — я так польщена…

— А я не хочу, чтобы вы были польщены! — вдруг резко оборвала его Софи. — Вы же светская женщина и понимаете такие вещи куда лучше меня. Так объясните же мне, что происходит! Почему мне гораздо интереснее проводить время с вами, чем с капитаном Мельбурном? Почему, когда я касаюсь вас, мне делается то жарко, то холодно, и сердце бьется так часто…

— Вы сами сказали однажды, что это похоже на грипп, — пошутил Вэл, но вызвал этим лишь недовольство Софи.

— Не смейтесь надо мной! — сказала она. — Хотя нет, отчего же? Смейтесь! Ведь все это звучит абсурдно, не так ли?

— Абсурдно, — признал Вэл.

— Я хочу уехать с вами! — внезапно выпалила Софи.

— Что?! — Вэл не поверил своим ушам.

— Вы же говорили, что ваш муж готов снова отправиться путешествовать. Я хочу поехать с вами.

— Но ваша мать никогда не разрешит этого!

— Разумеется. Поэтому я не стану ее спрашивать. На самом деле у нее нет причин для беспокойства: ваше общество надежно защитит мою честь. Кроме того, я получу возможность повидать мир. Вряд ли кому-то это покажется странным.

— Это покажется странным всем. Юная особа покидает родной дом…

— Тогда попросите сами мою маму. Может, вам удастся ее уговорить.

— Но я не собираюсь ни о чем просить вашу матушку! Я не хочу, чтобы вы ехали с нами!

Вэл слышал, как быстро задышала вдруг Софи, понимал, что обидел ее, и проклинал себя, несмотря на то, что это был единственный выход.

— Простите меня, — несчастным голосом произнесла Софи. — Я думала, что… и я вам нравлюсь немного.

— Разумеется. И именно поэтому я не хочу, чтобы вы таскались по всему континенту вслед за мною и моим мужем. Мы ведь бродяги, дитя мое. Настоящие бродяги, не имеющие на всей земле места, которое они могли бы назвать своим домом. Я ни за что не соглашусь, чтобы вы разделили с нами подобный образ жизни.

— Но у меня очень много денег, Вэл! Мы с вами могли бы построить здесь дом. А ваш муж пусть продолжает свои путешествия. Признаюсь откровенно, меня манит вовсе не перемена мест — на самом деле мне совсем не хочется покидать Англию. Но я хочу, очень хочу быть рядом с вами!

— Софи, — мягко произнес Вэл, — это никуда не годится.

— Но почему же нет?

— Нас отвергнет общество.

— Почему?

Боже, как она была наивна, его Софи!

— Потому что мы будем делить кров не как подруги, — выпалил он. — Мы будем жить вместе как любовники.

Ему явно удалось поразить Софи. Но в ту же минуту она нанесла решающий удар.

— Если это то, чего вы хотите, — задумчиво произнесла девушка, — я согласна.

Вэлу понадобилось все его самообладание, чтобы тут же не кинуться на Софи. Набрав в легкие побольше воздуха, Вэл попытался успокоиться. Она не понимала, что говорит. Не сознавала ни последствий, ни истинного смысла своих слов. Кому, как не Вэлу, знать, что Софи вовсе не тянуло к женщинам. Ее тянуло именно к нему. Она хотела его. Так сильно, что готова была рискнуть всем.

— А я не согласна… — сказал Вэл и сделал паузу, давая Софи возможность осознать услышанное. — Моя дорогая Софи, вы так молоды, а я опытная, умудренная жизнью женщина, и это кажется вам привлекательным. — Черт побери, сейчас ему было особенно неприятно говорить о себе в женском роде. — Но на самом деле вам нужен муж, дети, вам нужна своя жизнь. Я же предпочитаю вести свою. И меня вовсе не интересует однополая любовь.

— О, но я вовсе не имела в виду… — растерянно пролепетала Софи и начала подниматься с кровати. — Пожалуй, мне лучше уйти.

Вэл не мог больше этого вынести. Унижать Софи было еще преступнее, чем лгать ей. Но сказать правду было невозможно.

— Простите меня, Софи, — хриплым от волнения голосом произнес Вэл. — Я не хотела сделать вам больно.

— О, Вэл! — всхлипнула Софи и вдруг бросилась к нему и забилась в рыданиях, прижимаясь к его груди.

Вэл понимал, что должен оттолкнуть ее. Но руки его, словно сами собой, уже обнимали хрупкие плечи девушки. Он гладил и покрывал поцелуями пахнущие цветами белокурые волосы, тихо бормоча слова утешения, а Софи все рыдала и рыдала в его объятиях. Но внезапно девушка замерла неподвижно, и Вэл понял, что все кончено. Ведь руки ее касались его небритого лица, а голова прижималась к его груди — абсолютно плоской и абсолютно мужской груди.

В следующую секунду Софи резко вскочила с кровати, бросилась к окну и распахнула ставни. Комнату сразу залил яркий свет. Она молча смотрела на него, и лицо ее было абсолютно белым от потрясения. Одеяло сползло с груди Вэла, он лежал перед ней во всей красе. И чувствовал себя последним мерзавцем на свете.

— Вы негодяй, — произнесла наконец Софи, и в голосе ее слышались горечь и отчаяние.

— Честно говоря, вы правы. — Он сбросил с себя одеяло и встал с кровати.

— Вы солгали мне! Обвели меня вокруг пальца!

— Да, — снова согласился Вэл.

— И вы все время смеялись надо мной! Над маленькой глупой провинциалкой, готовой бросить все ради страсти к другой женщине.

— Я никогда не смеялся, — возразил Вэл. — Я был… тронут.

— Черт бы вас побрал!

— Да.

Софи выбежала из комнаты, хлопнув дверью, и Вэл не пытался ее остановить. Ему нечего было ей сказать. Ничего такого, что могло бы оправдать его в глазах обманутой девушки. Что ж, он всегда знал, что у них двоих нет будущего. И только надеялся сохранить нежную, добрую память о своей любви…

Дверь снова распахнулась, но на этот раз на пороге стоял Фелан.

— Что здесь, черт побери, произошло?

— Разве так трудно догадаться? — устало произнес Вэл, отворачиваясь от окна. — Она предложила бежать вместе со мной. Я отклонил ее предложение. Софи сказала, что любит меня. Я сказал, что лучше ей подождать любви к мужчине. Тогда она бросилась в мои объятия, а дальше случилось то, что и должно было случиться. Софи ненавидит лжецов.

— Ты попытался объяснить ей причины?

— Нет.

На секунду в комнате воцарилась тишина.

— Что ж, это хорошо. — Фелан, как всегда, был сама практичность. — Чем меньше народу знает о нас, тем лучше.

— Нам пора убираться отсюда, Фелан. Как только обитатели Хэмптон-Реджис узнают…

— Софи никому ничего не расскажет: это прежде всего пагубно отразилось бы на ней же самой. Ведь все знают, что последние несколько недель она буквально ела у тебя с рук. Не говоря уже о том, что провела ночь в гостинице наедине с тобой. Если выяснится, что ты мужчина, репутация ее будет погублена.

— Но она может не понимать этого! Она так наивна, так невинна…

— Да, она невинна. Но далеко не глупа. И никому ничего не расскажет — причем не только ради себя. Успокоившись немного, Софи поймет, что, должно быть, у тебя были весьма веские причины лгать ей. Она может не понимать этих причин, но, готов спорить, она не станет тебя выдавать.

— Мне надо срочно выбраться отсюда, Фелан! Все изменилось от плохого к худшему. Я готов добираться до Франции вплавь!

— Завтра.

— Что?

— Одна небольшая посудина как раз отплывает завтра во Францию. Я договорился, что они перевезут троих — тебя, меня и Ханнигана.

— А как же Дульси?

— Ее придется оставить. Здесь кругом ее родня. Кроме того, Дульси вовсе не привлекают путешествия по дальним странам.

— Завтра… — угрюмо пробормотал Вэл, стараясь мысленно убедить себя в том, что именно этого он только что и хотел.

— Приободрись, Вэл! — Фелан похлопал его по плечу. — Пока мы доберемся до Парижа, ты десять раз успеешь ее забыть.

Фелан посмотрел прямо в глаза старшему брату.

— Как ты забыл Джульетту, да?

— Джульетту? А кто, черт побери, такая Джульетта?

— Просто девушка, которая любит тебя.

Фелан выскочил из комнаты, больше не пытаясь скрыть свой гнев и отчаяние.

Софи де Квинси была вне себя от злости, ее всю трясло и даже немного поташнивало. Если бы она не приехала в Саттерз-Хед на старой коляске, запряженной не менее старой клячей, то наверняка скакала бы домой галопом. Но она слишком любила старушку, чтобы хлестать ее кнутом, поэтому дорога домой заняла довольно много времени. И все это время Софи заливалась слезами от обиды и отчаяния.

Как могла Вэл лгать ей?! Вернее, как он мог ей лгать? Вэлери Рэмси… Такая очаровательная, элегантная, искушенная леди оказалась вовсе не леди. Она оказалась мужчиной. И каким мужчиной! Софи никогда раньше не приходилось видеть мужчину без рубашки, и зрелище это оказалось потрясающим. Загорелая кожа, рельефные мускулы, такое теплое, такое сильное тело… Он был небрит, но щетина делала его еще более привлекательным. И эти серые глаза с удивительно длинными ресницами! Они больше не казались глазами женщины. Господи, как же она могла так обмануться? Как могла не заметить, что он слишком высокий, слишком крупный для женщины? Сейчас, без своего маскарадного костюма, Вэл предстал перед ней огромным, полным силы — и совершенно неотразимым.

«Но он оказался презренным лжецом! — напомнила себе Софи. — А я — полной идиоткой».

Подумать только, ведь она готова была бросить ради него все! Она и сама не понимала, что предлагала ему. Она знала только, что для нее нет будущего без Вэлери Рэмси. Но теперь ее вчерашнее состояние казалось раем по сравнению с его ужасным предательством. Уж лучше было идти по жизни, считая, что она не осталась равнодушной к женщине. Да что греха таить, Вэл и в самом деле возбуждала ее. Она влюбилась, по-настоящему влюбилась в женщину, только лишь для того, чтобы обнаружить, что та — мужчина!

Ей неожиданно открылась вся нелепость происходящего, и Софи захотелось рассмеяться сквозь слезы. Но потом она вспомнила, как заставляла Вэла рассказывать ей о том, что делают вместе мужчина и женщина. Лежала в беседке, положив голову ему на колени, пока он говорил ей о странных и удивительных вещах, которые происходят между любящими друг друга супругами…

Софи почувствовала, как кровь приливает к щекам. Ведь она говорила с ним о таком, о чем никогда не стала бы говорить ни с матерью, ни с подругой. Она позволила своему любопытству разыграться вовсю, и Вэл охотно удовлетворил его. Черт бы его побрал! Если бы он был джентльменом, то перевел бы разговор на более подходящую тему. Он держался бы от нее подальше, не поощрял ее. Он бы… Он бы просто-напросто сказал ей правду. Единственное, что ей нужно было в этой жизни, — правда, какой бы жестокой она ни была.

И только когда Софи подъехала к окраине Хэмптон-Реджис и слезы высохли на ее щеках, девушка задумалась, почему же, собственно, этот человек солгал ей. Она не спросила, а он не стал ничего объяснять. Но у него ведь наверняка имелись на это весьма веские причины. И кто такой этот мужчина, называвший себя мужем Вэл? Очевидно, близкий родственник, может быть, даже брат: ей всегда казалось, что в них есть нечто общее. Но почему они согласились стать участниками такого абсурдного маскарада?

Софи даже захотелось повернуть лошадей обратно в Саттерз-Хед. У ее матери и так уже случился настоящий припадок, когда она поняла, что Софи собирается уехать одна. А ведь тогда она еще думала, что Софи едет навестить больную подругу, что вполне вписывалось в рамки представлений миссис де Квинси о приличиях. Но стоило ее матери узнать, что Софи была одна в спальне с красавцем мужчиной…

Софи вдруг подумала, что была бы вовсе не против провести с ним ночь и сейчас, пусть даже репутация ее была бы окончательно погублена. Такие вещи абсолютно не волновали Софи. Ее не интересовало мнение общества, одобрение или неодобрение матери и даже предложение капитана Мельбурна.

Ее интересовало только одно — достаточно ли серьезные причины были у Вэла, чтобы лгать ей. Достаточно ли этих самых причин, чтобы оправдать его. И сможет ли она когда-нибудь его простить.

20

Джульетта сидела за грубым деревянным столиком в крохотном крестьянском домике и старалась не смотреть на сидящую напротив женщину, сосредоточив все внимание на тесте, которое месила в большой глиняной миске. Последние несколько дней леди Марджери редко оставляла ее одну. Джульетте пришлось стать горничной, кучером и кухаркой, заняв место незнакомой ей Барб. Иногда она думала о том, что же случилось с этой женщиной, которая приехала вместе с леди Марджери в ту злосчастную гостиницу. Была ли она мертва, как Марк-Давид Лемур, или только ранена. Леди Марджери явно не волновала судьба ее служанки, и Джульетта не осмеливалась ни о чем спросить. Она просто делала то, что ей говорили.

В ту жуткую ночь она сняла с себя мужскую одежду, пропитавшуюся кровью, и надела юбку, слишком длинную для нее. Вот уже несколько месяцев она не носила женского платья и не могла сказать, что сильно по нему соскучилась.

— Не понимаю, что нашел в тебе мой сын, — заявила леди Марджери, критически оглядев Джульетту. — Я думала, у него вкус лучше. Я с детства внушала ему, что любить следует самое лучшее.

— Ничего он во мне не нашел, — попробовала возразить Джульетта и тут же получила оплеуху. Несмотря на то, что леди Марджери выглядела очень старой, она вовсе не была слабой. Впрочем, Джульетта догадывалась об этом. Требовалась немалая сила, чтобы одним движением перерезать горло Лемуру, а потом втащить его тело по лестнице и положить на постель рядом со спящей женой.

— Никогда не лги мне, милочка! — заявила пожилая леди, и Джульетта снова подумала о том, что в глазах ее светится самое настоящее сумасшествие. — А впрочем, мне все равно, что ты собой представляешь. Если надеть на тебя приличное платье, может, ты и хорошенькая, но никто не стоит моего сына. Он принадлежит мне, и только мне! Каждый, кто встает между сыном и матерью, заслуживает наказания. Ты согласна с этим?

У Джульетты не было выбора. Согласившись, она подписывалась под собственным смертным приговором. Но если даже она начнет спорить, исход будет тем же самым. Она ничего не сказала, решив про себя, что молчать, пожалуй, безопаснее всего.