Дюна. Битва при Коррине Андерсон Кевин
— Это и есть Раббан.
Дункан отогнал в сторону тысячи вопросов, тотчас возникших в мозгу: например, как оказался здесь племянник барона, насколько вовлечен Дом Харконненов в войну убийц. Сейчас Дункана интересовало только одно: взять этого человека в плен.
— Теперь роли переменились — мы охотимся за ним!
Раббан оправился от падения с лошади и смог встать на ноги. Он бросился бежать со скоростью, на какую только были способны его мощные ноги. Побежал он к отрогам скал, обрамлявшим каскад водопадов. Несомненно, Раббан хотел спрятаться в какой-нибудь щели, как спасающая свою жизнь крыса.
Дункан и Гурни бок о бок понеслись на своих машинах над склоном. Оставив машины на большом плоском камне, они продолжили преследование бегом. Дункан обнажил меч, увидев зажатый в щели между камнями шлем с черными перьями. В этом месте Раббан бросил его. Они слышали, что он ненамного опередил их. Раббан изо всех сил рвался вперед, гремя камнями, разлетавшимися из-под его ног. Сейчас он находился на узком уступе.
Окружая Раббана, преследователи разошлись, беря его в «вилку». Дункан и Гурни бежали по тропинкам, огибавшим покрытые лишайником камни, как по лабиринту. Дункану показалось, что он чувствует в воздухе запах страха. Он провел языком по пересохшим губам, вдохнул запах щелочной пыли Груммана. До этого он был без остатка занят вопросами главной битвы, был потрясен внезапной переменой после тактического хода виконта Моритани со взрывом дна высохшего моря. Теперь же сознание его переполняли воспоминания раннего детства. Он вспомнил страх и ужас, какой испытывал, когда за ним гнался Раббан со своими подручными. Тогда он едва выжил, сумев перехитрить Раббана и бежать. Но сколько же людей убил этот человек с тех пор?
Слишком много.
Дункан рванулся вперед, зная, что Гурни Халлек ненавидит харконненовского ублюдка не меньше, чем он. Но Дункан не хотел уступать удовольствия убить этого мерзавца даже своему лучшему другу.
Цепи скал направляли Раббана на единственную дорогу, так как на бегу он выбирал самый легкий путь, чтобы не снижать скорость. Каждый раз, когда Дункан огибал высокий камень, он ждал, что сейчас увидит там своего заклятого врага, притаившегося в засаде.
Дорожка наконец исчезла в каменной осыпи. Дункан пробежал мимо засохшего дерева, обогнул высокую скалу и вышел на открытый уступ — на край скалы, возвышавшийся на сорок футов над потоком, несущимся к сухой равнине. Раббан стоял на самом краю в полном оцепенении, со страхом заглядывая в пропасть. Он повернулся лицом к своему преследователю, ухватившись за нож, в котором, казалось, было больше драгоценных камней, чем смертоносной стали. Это была дорогая игрушка, а не боевое оружие.
Дункан поднял меч и подошел к Раббану, испытывая внутри ледяное спокойствие.
— Я с удовольствием проткну тебя насквозь, Раббан. Но если ты спрыгнешь со скалы сам, то с меня будет довольно и этого.
Раббан в бешенстве плюнул в Дункана, но плевок повис на внутренней поверхности защитной сферы. Слюна потекла по невидимому барьеру.
— Ты ведь даже меня не узнаешь, не так ли? — спросил Дункан, подумав, что Гурни произведет более сильное впечатление на этого так называемого Зверя.
— Он здесь! — Дункан быстро посмотрел в сторону на приближавшегося друга.
Видя, что Дункан на мгновение отвлекся, Раббан бросился на него с кинжалом.
— Мне нет нужды тебя помнить, — прорычал он, — чтобы убить.
Дункан легко парировал удар. К тому же Раббан не учел защитного поля, и кинжал лишь скользнул по его поверхности. Дункан был опытнее в единоборствах, и его новый клинок прошелся по плечу противника, оставив на нем ярко-алый кровавый след.
Раббан взревел и снова взмахнул кинжалом, но Дункан отбил удар мечом, а потом своим полем толкнул поле противника.
— Я уже дважды побил тебя, и теперь я уже далеко не ребенок.
Ноги Раббана соскользнули на самый край обрыва, близко посаженные глаза широко раскрылись от ужаса, когда он потерял равновесие. Дункан инстинктивно бросился вперед, чтобы удержать Раббана, но не успел. Враг сорвался вниз и полетел в пенящийся белый поток, низвергавшийся с большой высоты.
От досады Гурни громко вскрикнул. Друзья стояли на краю обрыва, глядя, как Раббан беспомощно кувыркается в стремительном потоке. Вот он пролетел в миллиметре от большого камня, а потом его подхватило бурное холодное течение. Защитное поле продолжало мерцать, оберегая его от ударов о камни. Правда, он все же мог утонуть.
— Ну и как мы теперь его достанем? — со злостью произнес Дункан.
— Может быть, там впереди большой водопад, — добавил Гурни. — Во всяком случае, будем надеяться.
Позади них послышались злобные выкрики и лошадиный храп. Дункан заметил поднимавшихся по склону грумманских воинов, вышедших из бокового ущелья.
— Нам надо уходить, — сказал он.
Гурни кивнул.
— Герцог должен знать, что в этом деле замешан и барон Харконнен.
— Лучше бы мы доставили в качестве доказательства голову Раббана, но герцогу будет достаточно и одного нашего слова. — Дункан посмотрел на красную полосу на лезвии меча. — По крайней мере я дал своему клинку попробовать вражеской крови.
— Вытри кровь о рукав. Может быть, удастся сделать анализ.
Люди Моритани приближались. Дункан и Гурни вернулись к своим машинам и, поднявшись в воздух, перелетели через каньон. Улетая, они пытались обнаружить в камнях изуродованное тело Раббана. Но, к их глубокому разочарованию, они его не увидели.
~ ~ ~
Во мщении нет ничего рационального.
Эрцгерцог Арманд Эказ
Герцог Лето и эрцгерцог Арманд остановились на краю обрушившейся равнины и потребовали данные воздушной разведки для того, чтобы оценить сложившуюся обстановку. Эказские войска, шедшие в авангарде, понесли очень тяжелые потери — целые дивизии без следа исчезли в разверзшейся бездне. Шедшие следом войска герцога Лето почти не пострадали, и теперь каладанская армия вышла вперед, чтобы усилить части Эказа, идущие на Ритку.
Эрцгерцог Арманд был потрясен этой новой трагедией, но, кажется, получил мрачное удовлетворение, узнав, что потери армии Моритани были почти такими же, как его собственные. Неужели кавалерия виконта не ведала, что творила?
Еще более удивительным показалось им другое событие, зафиксированное воздушной разведкой. Уцелевшие грумманские кавалеристы и пехотинцы набросились на своих же, убивая солдат в той же форме — желтые против желтых, как будто это были два соперничавших клана или военные группировки.
— Я не могу этого понять, — признался Лето, — но драться нам будет легче.
Арманд ответил со своего командного пункта сердитым сообщением:
— Мы идем в неведомый хаос, мой друг. Обе стороны понесли тяжелые потери, но это уменьшает лишь масштаб сражения, но не умаляет его причин. Виконт сам воодушевил наших солдат на битву.
Стоя рядом с отцом, Пауль всем своим существом впитывал постоянно меняющуюся тактическую обстановку, расстановки техники и воинских частей. Но что-то в этой мозаике упорно не желало складываться в единую картину. Пауль не мог понять истинной стратегии и цели Дома Моритани. В оценке противника не хватало чего-то самого главного. «У нас нет каких-то жизненно важных данных. Виконт рассчитывает на что-то другое».
— Он что-то прячет за стенами крепости, окруженными защитным полем, — сказал Пауль. — В его плане что-то таится. Только с учетом чего-то нам неизвестного план Моритани приобретает смысл.
— Я согласен с тобой, Пауль. Я не думаю, что он уже выставил все свои резервы. — Лето попеременно смотрел то на мониторы воздушной разведки, то в большой иллюминатор. — Надо соблюдать осторожность и проявлять бдительность.
Продвигаясь вперед к окраинам Ритки, войска объединенных вооруженных сил шли по краю берега, чтобы избежать новой западни. Команды разведчиков и саперов обнаруживали и обезвреживали заложенные мины и другие ловушки, замедлявшие продвижение войск. Лето не столько удивлялся отчаянным усилиям Моритани, сколько недоумевал по поводу того, что Моритани стремился не одержать победу, а всеми силами задержать наступление противника. Герцог видел, что это понимает даже Пауль. Неужели Моритани отказался от войны убийц и ведет теперь войну на истощение?
В этот момент поступило сообщение от эрцгерцога Арманда, полученное им от фронтовой разведки.
— Грумманские силы заняли новые позиции вокруг Ритки. Войска получили подкрепление за счет частей, вышедших из подземных бункеров. Командиры поклялись, что будут стоять насмерть.
— Значит, будет кровавая баня, прежде чем мы сможем войти в Ритку. — Лето недоуменно покачал головой.
Вернулись Дункан и Гурни, охотившиеся за военачальником в шлеме с черным плюмажем. Едва переводя дыхание и стряхивая с мундиров пыль, они доложили ошеломляющую новость. Лето не мог скрыть гнев, слушая рассказ о том, как двое его лучших воинов обнаружили участие Раббана в войне.
— Это Харконнены, милорд, — сказал Дункан. — Если они не заявили о своем участии в войне убийц, то им предстоит столкнуться с тяжелыми санкциями, если об этом деле доложат императору.
— На рукаве Дункана кровь Раббана, — сказал Гурни. — Мы можем исследовать ДНК?
— Не здесь и не сейчас, — ответил Лето. — Может быть, мы сделаем это позже, но нам все равно не удастся доказать, что кровь мы добыли именно здесь. Могут сказать, что мы подделали результат или добыли кровь где-то в другом месте. Но мы сами будем знать.
Гурни покачал головой.
— Без доказательств барон будет все отрицать. Но мы видели то, что видели.
Заметив, как потемнело лицо отца, Пауль вдруг пришел к неожиданному умозаключению:
— Может быть, именно поэтому грумманцы вдруг стали нападать друг на друга. Они не все состоят на службе Дома Моритани. Некоторые из них — переодетые солдаты Харконненов, а теперь грумманцы их убивают.
— Я не сомневаюсь, что парень прав, — сказал Гурни. — Они делают за нас нашу работу.
Все еще сомневаясь, Лето некоторое время понаблюдал за войсками, стремительно сближавшимися с окопавшимися на подступах к Ритке солдатами противника.
— Сначала победа. Когда она будет за нами, у нас останется масса времени, чтобы добыть доказательства участия в войне Дома Харконненов.
— В твоих словах чувствуется уверенность, отец.
Лето посмотрел на Пауля.
— Я стараюсь не ввязываться в сражения, если не уверен в победе.
Прошло семь часов, солнце скрылось за горами, окрасив сухие каменистые холмы пестрой многоцветной радугой. Несмотря на то что окопавшиеся войска виконта продолжали удерживать свои позиции вокруг укрепленной столицы, коммандос Атрейдеса и Эказа уже нащупали слабые места обороны противника и наметили точки проходов к Ритке, чтобы проникнуть на пульты управления защитным полем и отключить его.
Потом на околопланетной орбите появился лайнер Гильдии — и все изменилось. Из гигантского лайнера вылетели сотни военных фрегатов, которые, выстроившись в боевые порядки, полетели к планете. Приток оружия и войск неизбежно должен будет изменить соотношение сил так резко, что война быстро закончится.
С упавшим сердцем Лето понял, почему Моритани так упорно сопротивлялся. Он знал, что подкрепление прибудет неизбежно, и ему надо было только продержаться до прихода союзников.
— Вероятно, Харконнены решили не скрывать дальше свое участие в войне. Возможно, это вся армия барона с Гьеди Первой.
После отправки на корабли требования объяснить их появление, был получен экстренный ответ. Каково же было удивление и радость герцога Лето, когда на голографическом изображении на мониторе его командного пункта он увидел знакомую фигуру: принца Ромбура.
— Я решил, что тебе не повредит, если я немного тебе помогу, Лето. Поэтому я привел сюда всю армию Дома Верниусов. Ведь, в конце концов, эти мерзавцы пытались убить и Бронсо.
— Ромбур, ты просто отдохновение для изболевшейся души.
— То же самое всегда говорит и Тессия. Боюсь, что мне пришлось сделать массу уступок моим проклятым технократам, но зато я здесь. Я не мог оставаться в стороне после всего, что ты для меня сделал…
Грумманские войска дрогнули, когда их командиры поняли, что обстановка резко изменилась не в их пользу. Боевые фрегаты Ромбура садились в расположении союзных армий Атрейдеса и Эказа. Эрцгерцог Арманд присоединился к Лето в тот момент, когда принц-киборг ступил на борт флагманского корабля герцога. Ромбур и Лето пожали друг другу руки у открытого люка большого корабля и прошли на мостик. Ромбур своим гулким искусственным голосом рассказывал о новых иксианских военных технологиях, позволяющих проделывать бреши в защитных полях. Покрытое шрамами лицо принца озарилось широкой улыбкой.
— К завтраку мы будем в тронном зале виконта.
Внезапно тишину разорвал мощный передатчик, прервавший сообщение на всех без исключениях каналах связи. На экранах мониторов всех командных пунктов появилось одно и то же лицо.
— Говорит падишах-император Шаддам IV. Моим имперским декретом я приказываю немедленно прекратить все военные действия. Мне приходится прибегнуть к этой экстраординарной мере, чтобы предотвратить эскалацию войны убийц и ее превращение в полномасштабную войну между Домами Ландсраада.
Лик императора буквально излучал самодовольную уверенность.
— Я прибыл сюда лично, чтобы принять капитуляцию Дома Моритани. Виконт уже передал мне просьбу о том, чтобы ему позволили предстать перед имперским судом. Это единственный способ избежать дальнейшего кровопролития.
Глядя в передний иллюминатор командного корабля, Лето увидел, как рядом с фрегатом принца Ромбура приземлился еще один корабль. На его борту красовалась красно-золотая эмблема Дома Коррино.
~ ~ ~
Человеческая раса связана воедино не только общностью генетического происхождения, но и универсальными стандартами поведения. Те, кто не следует добровольно по пути, указанному цивилизацией, не могут считаться истинными людьми.
Аксиома Бене Гессерит
Когда взошедшее на следующее утро солнце осветило принужденный к миру Грумман, в сером небе повисла армада военных кораблей Коррино. Под охраной сардаукаров, одетых во внушительную форму, падишах-император и делегация аристократов вкупе с чиновниками Ландсраада собрались у главного входа в цитадель Ритки, надуваясь от сознания собственной важности. Огромная крепость была совершенно беззащитна, как униженный проситель. Виконта Моритани вынудили к покорности.
За ночь защитники Груммана отступили в крепость, а виконт добровольно отключил защитное поле, чтобы сановники императорского двора и вожди вражеских армий могли беспрепятственно войти в город. Теперь группа официальных лиц стояла перед высокими деревянными дверями, украшенными головами рогатых быков — гербами Дома Моритани. Высоко над головами собравшихся поднимались древние стены, укрепления с башенками, валами и бастионами. На холодном ветру трещали желтые знамена.
В составе инопланетной делегации находился и Пауль вместе с отцом, одноруким эрцгерцогом Эказом и принцем-киборгом с Икса. Все они ждали, когда откроются резные ворота. За ночь люди привели себя в порядок и теперь вместо полевой формы все были одеты в форму парадную, с гербами на петлицах и отворотах. Пустой рукав Арманда был подколот к кителю медалью с гербом Дома Эказов.
Пауль заметил, как стара и запущена цитадель Ритки: за несколько столетий эта крепость выдержала, очевидно, не одну битву и не одну осаду. На каждой двери под гербом красовались картины прежних сражений длинной и пестрой истории Дома Моритани. О некоторых сражениях Пауль знал из своих изысканий. Сразу бросалось в глаза, что на дверях нет изображений последних мерзостных деяний виконта на Гиназе и Эказе.
Пока они ждали, Пауль вдруг понял, что никогда в жизни не стоял так близко от императора Шаддама IV. Мальчик был вынужден признать, что у императора величественный вид; впечатление его блеска и могущества усиливалось блистательными инсигниями его власти. Действительно ли Шаддам правит миллионом планет, или это все же преувеличение? Казалось, император был удовлетворен тем, что укротил непослушание Моритани, и горел желанием вернуться на Кайтэйн. Он и сопровождавшие его лица, очевидно, искренне верили в идею о том, что споры можно решить путем переговоров силой закона, но эта идея сохраняла свою ценность только в том случае, если все стороны соглашались играть по одним и тем же правилам.
— Мне думается, что это дело не решится так мило и чисто, как надеется император, — тихим голосом произнес Гурни. — Виконт не закончит этот конфликт, просто подписав какую-то ничтожную бумажку о мире.
Пауль, основываясь даже на своем небольшом опыте, мог только согласиться с Халлеком. Он чувствовал тугой ком в животе и видел, как напряжено лицо отца.
Однако, глядя на других членов делегации, Пауль почувствовал, что многие чиновники империи, наблюдатели Ландсраада и члены различных комитетов испытывают неподдельный восторг. Их переполняло восхищение от того, что император смог решить сложную проблему одним только своим присутствием. Сардаукары были наготове, держа свои мощные винтовки на боевом взводе.
Раздался грохочущий рев странных грумманских рожков, тяжелые створки дверей отворились внутрь, и люди в желтых мундирах молча повели делегацию в приемный зал. Там, в середине большого зала, в полном одиночестве стоял виконт Хундро Моритани, наряженный в меха и изящную придворную одежду. В дальнем конце зала стоял массивный, демонстративно пустой трон. Лоб виконта блестел от пота, глаза покраснели, выглядел он изможденным и нервным.
Шаддам IV вошел в зал, сопровождаемый свитой. Он окинул помещение недовольным взглядом, нахмурившись при виде грубо сработанного трона и потертых гобеленов на стенах.
— Это место вполне подходит для церемонии принятия капитуляции и обнародования моих распоряжений, но после этого я не намерен здесь задерживаться.
Свита герцога Лето последовала за императором в тронный зал, но Дункан вдруг едва не споткнулся, когда заметил стоявшего по стойке «смирно» возле виконта рыжеволосого молодого человека.
— Привет тебе, Дункан Айдахо, — сказал Хий Рессер, — привет, старый друг.
Пауль слышал рассказы об этом товарище Дункана, оставшемся на Гиназе даже после того, как другие грумманские курсанты покинули школу мастеров меча. Хорошо усвоив уроки отца, Пауль понимал, что существуют понятия о чести, которые могут заставить человека соблюдать клятву даже тогда, когда она обязывает его служить дурным правителям.
— Мне бы хотелось, чтобы ты присоединился ко мне и пошел на службу в Дом Атрейдесов, — сказал ему Дункан. — Я бы предпочел сражаться рядом с тобой, а не против тебя.
— Кому служить — не мой выбор, — ответил Рессер.
— Никаких сражений больше не будет, — безапелляционно оборвал их разговор Шаддам и уселся на трон виконта, чтобы председательствовать на церемонии. — Я привез с собой заранее заготовленный документ.
Император сделал знак чиновнику, и тот вручил повелителю позолоченный лист бумаги.
Виконт сел на стул, стоявший поблизости от трона у небольшого складного столика. Этот стол был, очевидно, рабочим местом канцлера или писца, готовившего документы для Хундро Моритани. Сейчас грумманский лидер без возражений занял подчиненное место. Рессер, прямой как струна, стоял за спиной своего хозяина.
— Мне надо изучить ваши условия, прежде чем с ними согласиться, — с нескрываемым презрением произнес Моритани.
— В этом нет никакой необходимости. — Шаддам подался вперед. — Эти условия не подлежат обсуждению.
Ромбур, казалось, был очень доволен, видя замешательство потерпевшего поражение правителя. Стоявший рядом с иксианским принцем эрцгерцог Арманд имел очень болезненный вид, и только гнев позволял ему держаться с неизменным достоинством. Герцог Лето напряженно ловил каждую деталь происходящего.
Один из сардаукаров передал императорский пергамент виконту, который положил документ на стол. Пауль вдруг уловил странное волнение, исходившее от этого человека, волнение, делавшее все его движения угловатыми и суетливыми. Стоявший за спиной виконта Рессер, казалось, не испытывал ничего, кроме тошнотворного отвращения.
Грумманский правитель внимательно прочитал документ, а потом спросил:
— Мне надо подписать его именем Моритани? Или, поскольку этим документом Коррино снова лишает мою семью всего, я могу подписаться именем Дома Танторов?
Но никакой драматической реакции, на которую, очевидно, рассчитывал виконт, не последовало. Император и члены его свиты ответили лишь недоуменными репликами.
— Танторов? — спросил Шаддам. — Что вы хотите этим сказать?
Виконт сдвинул столешницу, и под ней открылась маленькая панель управления. Моритани положил пальцы на освещенные сенсоры.
Подозревая измену, сардаукары рванулись вперед, готовые защитить императора. Рессер обнажил меч и заслонил собой виконта. Дункан тоже вытащил из ножен свой клинок.
— Остановитесь! — проревел Моритани. — Или все вы умрете в огне ядерного ада, умрете раньше, чем я хочу, чтобы это случилось.
Шаддам поднялся с грубого трона.
— Атомный взрыв? Ты не осмелишься.
Глаза Моритани сверкнули неистовым гневом.
— Тантор осмелится. Танторы уже осмелились, и было это много столетий назад. Когда Коррино предали моих предков, загнали их в угол, не дав даже шанса на выживание, они применили почти все свое атомное оружие и практически уничтожили все живое на Салусе Секундус.
— Тантор? — В голосе Шаддама слышались растерянность и смятение. — Разве так их звали? Впрочем, это не важно. За ними охотились, их всех убили, их род пресекся, а имя было вычеркнуто из всех исторических хроник.
— Не все были убиты. Остались выжившие, они смогли восстать из пепла, подняться и основать новый благородный род, взявший имя Моритани. Но теперь наша планета истощена, а мой сын Вольфрам умер, и это конец наших надежд на будущее. У нас ничего не осталось, но ничего не останется и у тебя, Шаддам Коррино. Я знал, что ты лично вмешаешься в этот конфликт. — Рука виконта застыла над пультом, пальцы коснулись контактов. — Все наши фамильные арсеналы атомного оружия находятся здесь, в Ритке, большая их часть перемещена моим мастером меча в катакомбы под нашими ногами. Моя крепость и вся Ритка сейчас превратятся в радиоактивную пыль. — Он блаженно выдохнул. Было похоже, что виконт впадает в болезненный экстаз. — Я просто хотел, чтобы вы все узнали до момента моей славы. Я уже разослал письма членам Ландсраада. С этого дня история не посмеет забыть имя Дома, который раз и навсегда покончил с династией Коррино.
В тот же миг Шаддам выкрикнул команду, и сардаукары ринулись вперед. Но Пауль видел, что никто из них не успеет вмешаться вовремя.
Закрыв глаза, с безмятежной улыбкой, виконт нажал кнопку.
~ ~ ~
Благородный лидер должен быть суровым, но его сердце и действия должны служить отражением его честности и справедливости. Это относится в равной степени и к императору, и к мелкому аристократу, и даже просто к отцу.
Начала искусства правления Лекция, прочитанная принцессой Ирулан в Арракинском военном училище
Пауль что-то крикнул отцу, желая в последний раз посмотреть ему в глаза, но вспышки не было. Изумленный Моритани недоуменно уставился на панель и снова нажал кнопку. Но в результате все сенсоры погасли.
Дункан, не медля, подлетел к столу с поднятым мечом, но Рессер встал между ним и виконтом. Однако он не напал на Айдахо. Вместо этого, признавая свое поражение, Рессер опустил клинок.
— В этом нет нужды, Дункан. Все кончено.
Сардаукары налетели на виконта, швырнули его на пол и грубо оттащили подальше от стола и консоли с панелью управления арсеналом. Моритани извивался и отбивался от них, но что он мог поделать против элитных солдат императора?
Рессер рукояткой вперед отдал Дункану меч и печально произнес:
— Честь не имеет ничего общего с политикой. Речь идет только о повиновении. Он был моим благородным хозяином, и я поклялся ему в верности. Но в этом преступлении я не мог участвовать, и мне пришлось взять все в свои руки.
— Что же ты сделал? — спросил Дункан.
— Я расположил атомные заряды вокруг города, как приказал виконт. Я знал, что он намерен с ними делать. Но я не мог допустить, чтобы этими боеголовками он устроил показательный холокост. Это было бы непростительным преступлением против императора, народа Груммана и всех вас, кому он и так уже причинил много зла. — Он испустил долгий вздох и немного успокоился. — Я вывел из строя систему взрыва боеголовок.
Услышав это, Моритани вскричал:
— Ты предал меня! Ты нарушил свою клятву!
Рессер обернулся к виконту.
— Нет, милорд. Я поклялся выполнять ваши распоряжения и, что еще важнее, защищать вас. Я заложил в городе атомные заряды в соответствии с вашим приказом. Но потом я предотвратил убийство — вас, всех этих благородных господ и самого императора. Я спас жизнь вам и многим другим. Моя совесть чиста, и я не уронил свою честь.
— Слушайте все, — громовым голосом падишах-император обратился к присутствующим. — Следуйте нашему решению и повинуйтесь имперским распоряжениям.
Императорский двор вернулся на флагманский корабль Шаддама, а сам император, наряженный в причудливый, украшенный драгоценными камнями костюм, восседал на копии трона Золотого Льва. Император обвел суровым взглядом всех собравшихся в огромной каюте — аристократов, пленных и наблюдателей. Шаддам повел дело так, словно победа на Груммане была исключительно его заслугой.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Пауль тоже стоял здесь, вместе с отцом, Дунканом, Гурни, эрцгерцогом Армандом и принцем Ромбуром. Все по-прежнему были в парадных мундирах.
Напротив, виконт Моритани был в мятой, отороченной вытертым мехом накидке, волосы его были всклокочены, глаза налиты кровью, взгляд дико блуждал. На него было неловко даже смотреть. Невзирая на то что Хундро Моритани был аристократом, его втащили в зал сардаукары, силой усадили на металлический стул с высокой прямой спинкой — так непохожий на роскошный императорский трон, на котором сидел Шаддам. Руки Моритани были связаны за спиной проволокой из шиги, ноги приковали к стулу. Это было неслыханно — заковать аристократа в железо, но шеф императорской службы безопасности лично настоял на этом.
Дом Атрейдесов имел право на кровную месть Дому Моритани, точно так же, как и Дом Эказов, но Пауль был уверен, что император пожелает мстить первым. Неужели виконт — последний представитель рода Танторов? Сколько же людей пострадало от ненависти этого безумца, вызванной событием, происшедшим тысячи лет назад? Как можно мстить спустя столько времени? Правда, вражда Домов Атрейдесов и Харконненов тоже продолжается не одно тысячелетие, и никто уже не может сказать, в чем ее причина, скрытая во тьме прошедших веков.
Усталый, но на удивление умиротворенный Хий Рессер отчужденно стоял среди толпы, заполнившей зал. Незадолго до этого собрания Рессер подошел к Дункану и попросил дать ему кинжал. Дункан очень неохотно выполнил просьбу старого друга.
— Уж не собираешься ли ты сделать какую-нибудь глупость?
Рыжеволосый мастер меча некоторое время молчал, но потом отрицательно покачал головой:
— Нет, не то, что ты подумал, Дункан.
Острым концом кинжала он перерезал нитки, которыми были пришиты к отворотам кителя эмблемы Дома Моритани — лошадиные головы, — сорвал их и бросил на пол. Потом Рессер срезал знаки различия с рукавов и погоны с плеч.
Видя, что делает мастер меча, связанный виконт яростно плюнул.
Потребовав внимания всех присутствующих в тронном зале флагманского корабля, император гулко ударил золоченым посохом о металлический пол.
— Виконт Хундро Моритани, за все ваши преступления вы заслуживаете не одного наказания. Так как вы открыто выступили против Дома Коррино и замышляли причинение вреда нашей августейшей особе, мне следовало бы немедленно вас казнить. Однако, учитывая, что вы должны ответить и за все остальные ваши преступления и осознать всю тяжесть вами содеянного, смертная казнь не будет вашим первым наказанием. — В глазах Шаддама читался гнев, говорил император холодно, с жестким юмором. Моритани было приказано молчать. За неподчинение ему пригрозили кляпом.
— Для начала я лишаю вас всех ваших земель, титулов и имения: вы лишаетесь грумманских владений, зданий, подданных, акций КООАМ, состояния, вложений и даже вашего гардероба. — Он улыбнулся. — Вы получите соответствующую одежду в нашей императорской тюрьме в Кайтэйне. Пятьдесят процентов вашей собственности изымается в пользу трона. Оставшаяся половина, — Шаддам милостивым жестом протянул вперед свободную руку, — будет разделена между другими пострадавшими от вас Домами — Эказов, Атрейдесов и Верниусов, пропорционально понесенному ими ущербу.
Император кивнул, довольный собственной щедростью. Но Пауль заметил, как насторожился его отец. Ромбур тоже был явно недоволен, словно посчитал личным оскорблением денежное вознаграждение за бескорыстную помощь другу.
Шаддам откинулся на спинку трона.
— Что же касается самой планеты Грумман, то мы жалуем ее как новое держание Дому Эказов. Все богатства планеты, все ее природные ресурсы отныне находятся в полном вашем распоряжении, эрцгерцог, и вы вольны использовать их по своему усмотрению и извлекать из них доход.
Арманд не проронил ни слова во время этой тирады. В ответе не было радости:
— Благодарю вас, сир.
Хищнически опустошенная планета с исчерпанными природными ресурсами, худыми землями, бедным и больным населением отнюдь не была наградой. Скорее это будет лишнее бремя, чем выгодное приобретение.
— Виконт Моритани, я оставляю за собой право привести в исполнение смертный приговор в любой момент, когда сочту это нужным. Но сейчас во имя сохранения гармонии в империи я приказываю препроводить вас в тюремном фрегате на Кайтэйн. Там вы предстанете перед судом Ландсраада, и равные вам аристократы решат окончательно вашу судьбу.
Виконт был больше не в силах сдерживаться.
— Я очень хочу высказаться в свою защиту. Я уверен, что и вас, и благородных членов Ландсраада сильно заинтересует то, что я хочу вам сказать… если мне будет предоставлено слово. Не стоит думать, что император всегда знает, что на самом деле происходит в его империи.
Пауль внимательно всмотрелся в арестованного аристократа, изучая его манеры, выражение лица и тон. На всем этом был налет безумия, затруднявший толкование, но Пауль не уловил в поведении виконта ни пустой бравады, ни блефа. Виконту действительно было что сказать. Он знал какие-то скрытые механизмы, стоявшие за всеми конфликтами.
Шаддам прищурился и испытующе взглянул на пленного виконта.
— Мы ждем ваших свидетельств, хотя, вероятно, некоторым Домам ваши откровения едва ли придутся по вкусу.
Пауль посмотрел на Дункана, вспомнив о его встрече со Зверем Раббаном здесь, на Груммане. Герцог Лето наконец устало улыбнулся. Никто из Дома Атрейдесов не почувствует себя разочарованным, если барона найдут виновным в происшедших событиях: падет не только Дом Моритани, будет изрядно ощипан и Дом Харконненов. Если повезет, то барон Харконнен окажется в одной камере с виконтом Моритани.
Император удовлетворенно наклонил голову.
— Мои дела здесь закончены. — Он сделал пренебрежительный жест в сторону виконта, хлопнул в ладоши и объявил о пире по случаю окончания войны убийц и предотвращения большой межпланетной войны.
~ ~ ~
Люди, слабые по своей сути, видят в угрозах предельное выражение власти и могущества. Но люди воистину сильные видят в угрозах показатель уязвимости.
Барон Владимир Харконнен Советы убийцам
Барон был в ярости и против обыкновения дал Раббану это понять. Помимо того, Харконнен был сильно расстроен, но тщательно скрывал это от своего неуклюжего племянника.
Каких-то два дня назад барон получил краткое зашифрованное послание, подписанное герцогом Лето: «Мы от души надеемся, что ваш племянник Раббан поправляется от полученной рубленой раны. Очень жаль, что мы не смогли более тесно пообщаться с ним на Груммане».
В письме не было никаких объяснений, и от этого барон ощущал неприятное стеснение в груди. Итак, Раббана опознали. Герцог Атрейдес узнал, что Харконнены каким-то образом вовлечены в конфликт… хотя, очевидно, что у Лето нет никаких доказательств: в противном случае к письму был бы приложен вызов в суд Ландсраада. Итак, Лето просто хочет, чтобы Дом Харконненов был в курсе, что он знает.
Это, конечно, бесит, но не вредит. Пусть Атрейдес кипит от сознания собственного бессилия. Если он осмелится начать вражду по такому ничтожному поводу, то барону будет очень легко прикинуться потерпевшей стороной.
Сегодня днем Зверь наконец смог вернуться на Гьеди Первую, прорвался через заслон охраны и без промедления явился к дяде. При всех его очевидных недостатках, у Раббана были и несомненные достоинства. Во всяком случае, Раббан понял, в какую неприятную историю он влип и что отныне его судьба находится всецело в руках барона. Это можно было считать наличием хотя бы зачаточного интеллекта. Очевидно, все остальные переодетые харконненовские солдаты были просто убиты.
Едва переводя дыхание, с всклокоченными волосами, Раббан предстал перед бароном в его личном кабинете. На темени был укреплен кровоостанавливающий тампон. На том месте, где врач обработал рану, рыжеватые волосы были выбриты. Наклейка придавала Раббану вид побитого бродяги. Рана на плече была перевязана противовоспалительным бинтом. Наверное, это та самая рубленая рана, на которую намекал Лето.
— Я прямо-таки трепещу от желания поскорее узнать о твоих приключениях. — Басовитый голос барона, сидевшего за темным резным столом, сочился сарказмом. В кабинет проскользнул Фейд, которому тоже хотелось послушать об эскападах родного брата. Стройный молодой человек презрительно посмотрел на своего мускулистого тупоголового брата, который нервно переминался с ноги на ногу. Фейд устроился на диване и принялся ждать.
Рублеными короткими фразами, иногда противореча самому себе, Раббан рассказал, как его окружили злобные грумманские солдаты, обвинившие его в своих военных неудачах и жаждавшие снести ему голову. Рассказал о том, что целая дивизия переодетых харконненовских солдат либо пала, провалившись в разверзшуюся на дне высохшего моря пропасть, либо была убита мстительными солдатами виконта Моритани. Поведал Раббан и о том, как за ним гнались солдаты Атрейдеса, как он бежал от них, отделавшись лишь легкой раной. Потом, после того как на Грумман высадились войска Верниусов, а затем и сам император, Раббан спрятался в каком-то заброшенном складе и только так избежал плена.
Оказывается, племянник не совсем лишен способностей и воображения. Тем не менее лицо барона потемнело.
— Тебя видели солдаты Атрейдеса. Они узнали тебя.
— Откуда ты…
Барон грохнул мясистым кулаком по столу, потом показал племяннику письмо герцога Лето.
— Ты соображаешь, что если бы тебя поймали или если бы ты оставил следы пребывания наших солдат на Груммане, то мы оказались бы в просто критическом положении?
Раббан стоял на своем твердо:
— Я не оставил никаких улик, дядя. Если бы у Атрейдеса было какое-нибудь доказательство, он не ограничился бы этим письмом.
Барон едва заметно улыбнулся, удивленный рассудительным ответом Раббана. Фейд произвел грубый звук, но ничего не сказал.
Раббан продолжил свой рассказ:
— К счастью, с императором было столько сопровождающих, такая большая свита, столько солдат, что мне удалось незаметно убить одного из них, переодеться в его форму и завладеть документами. В сумятице, которая творилась в Ритке, мне удалось смешаться со свитой, проникнуть на корабль и получить разрешение на перелет сюда.
— Оказывается, и ты можешь быть умным, — раздраженно заметил Фейд.
Голос Раббана перестал дрожать, теперь он был совершенно уверен в себе.
— Думаю, что я все сделал правильно.
— Ты сумел правильно улизнуть, но с задачей ты не справился. Ты слышал о последних декретах императора?
— Я слышал, что Дом Моритани лишен титула и планеты.
— Это не самая важная часть императорского решения, — сказал Фейд со слишком многозначительным видом. — Виконт Моритани был препровожден в тюремный фрегат и отправлен на Кайтэйн, где он предстанет перед судом Ландсраада. Он поклялся, что раскроет все свои маленькие тайны.
Раббан залился краской.
— Ты имеешь в виду, что он расскажет о нашем участии в конфликте?
— О нет, ну конечно же, нет, — сказал барон с елейным сарказмом. — Он потерял все, на карту поставлена его жизнь, он впал в окончательную немилость, но мы должны надеяться, что виконт сохранит тайну, потому что мы с ним такие добрые друзья. — Он вперил в племянника такой взгляд, что Раббан поспешил отвернуться.
Раббан был мыслителем первого порядка. Для него каждое действие было сугубо конкретным, действием самим по себе. Если он бросал в пруд камень, то не ждал, что от камня по воде пойдут круги. У Раббана были и сильные стороны, хотя барон редко хвалил его за них. Но такие выгодные качества у Раббана были. Бывали моменты, когда требовалась просто грубая сила, и в этом Глоссу Раббану практически не было равных. Еще важнее было то, что у этого человека не было завышенных амбиций. Он не был честолюбив настолько, чтобы домогаться должностей с высокой ответственностью. От этого племянника барон не опасался кинжала в спину или яда в бокале вина.
Напротив, Фейд обладал острым и живым умом. Он часто перескакивал с одного предмета на другой, но как хороший жонглер никогда не упускал их из виду. Был ли он нечестен? Возможно. Кроме того, при всей его юности он не скрывал нетерпения, ожидая, что барон назначит его своим официальным преемником. Пока барону не было нужды вслух объявлять свою волю, но Фейд… милый Фейд был единственной надеждой Дома Харконненов. Барон видел это, глядя на серьезное выражение его лица, на его проницательные глаза, видя его стремление учиться.
Но можно ли доверять этому молодому человеку?
— У Моритани нет никакого резона нас защищать, — небрежно заметил Фейд. — На самом деле в его интересах преувеличить наше участие в конфликте.
Глядя на Раббана, барон дал ему несколько мгновений помучиться, но потом решил облегчить его участь.
— К счастью, наши дела не настолько плохи, чтобы их нельзя было поправить. Пока ты прохлаждался на обратном пути домой, я принял альтернативное решение.
Раббан почти по-детски обрадовался, что у его дяди есть план. Он даже не желал слушать объяснения барона относительно деталей плана. Достаточно было простого упоминания о том, что дела можно будет уладить.
Барон достал из ящика стола документ — свиток тонкой бумаги.
— Это письмо было доставлено мне официальным курьером. Здесь говорится о трагическом и загадочном происшествии. Тюремный фрегат, в котором находился виконт Моритани, переправляли на Кайтэйн обычным лайнером Гильдии. Фрегат был установлен в грузовом отсеке вместе с другими пассажирскими кораблями. Там было даже несколько судов со свитой самого императора. Как всем известно, грузовые отсеки не заполняются воздухом. Увы, произошел несчастный случай — в тюремном фрегате вышли из строя шлюзовые камеры, и случилась разгерметизация. Бедный виконт оказался в вакууме. Долго он не протянул. Его вздутое замороженное тело было обнаружено плавающим в грузовом отсеке лайнера. Какой мукой, должно быть, было обезображено его лицо.
— И этот несчастный случай организовали вы, дядя? — восторженно спросил Раббан.
Барон недовольно скривился.
— Это был несчастный случай, — поддразнил брата Фейд.
— Могу откровенно сказать, что ты просто восхищаешь меня, Фейд. — Барон одобрительно кивнул. — Когда-нибудь, впрочем, не скоро, ты станешь таким же, как я.