Дюна. Битва при Коррине Андерсон Кевин

~ ~ ~

Есть ли на свете что-то более неотразимое, что-то более обезоруживающее, чем невинность?

Стилгар Комментарии

Император Пауль Муад’Диб покинул изуродованный Небесный аудиенц-зал. Теперь он принимал народ, сидя на троне из хагальского кварца в прежнем аудиенц-зале. Ежедневно Паулю приходилось выслушивать бесхитростные и трогательные истории о несчастьях верных ему людей, но он не мог позволить себе мягкость и уклонение от Пути. Да, судьбы некоторых просителей были раздавлены катком его жестокого правления, но он не мог, не имел права заботиться обо всех, сердцем воспринимать миллионы мелких ран, ощущать их боль и сопереживать ей. В каком-то смысле страдания маленьких людей были залогом существования человечества. Предзнание Пауля вынуждало его смотреть на мир широко и твердо придерживаться взятого курса. У Муад’Диба была великая и ужасная цель, к которой он был обязан вывести весь род людской. Он должен быть и оставаться Муад’Дибом, а для этого надо выглядеть холодным и жестоким.

Герцог Лето Атрейдес, а до него старый герцог Пауль любили лицом к лицу встречаться с простыми людьми. Они считали непосредственное общение с подданными жизненно важным, ибо только оно давало им возможность чувствовать биение реальной жизни, связывать в единое целое правителя и народ. Но после дикой выходки Бладда служба безопасности начала один за другим раскрывать заговоры и попытки покушения, и Пауль понял, что придворные приемы — вещь утомительная, беспокойная и опасная. Прежние каладанские правители управляли одной группой людей, одной планетой, а Паулю выпало куда более тяжкое бремя — управление столькими планетами, что он не мог вспомнить их названий, не прибегая к ментатским способностям.

Исходя из этого, он решил перепоручить часть своих обязанностей Алии. Она, по всей видимости, по-другому относилась к своей совести и могла выделять и отграничивать то, что должно было сделать, от моральных рассуждений и переживаний. Его сестра, отягощенная воспоминаниями о всех прошлых жизнях и жизненном опыте тысяч людей, могла править поистине железной рукой. Помимо того, люди боялись ее странного облика и поэтому воспринимали ее скорее как жрицу, а не как правительницу. Алия могла использовать такое отношение к своей выгоде.

Однажды утром, еще до того, как в зал была допущена первая группа просителей, у трона появилась принцесса Ирулан и попросила разрешения поговорить с супругом. Находившиеся рядом с императором Стилгар и Алия смотрели на Ирулан с обычной подозрительностью, но Пауль превосходно понимал мотивы принцессы и не сомневался в том, что она никогда не выйдет за рамки предписанного поведения.

На лице Ирулан застыло выражение озабоченности и недоумения.

— Мой супруг, я только что получила послание с курьером Гильдии. Оно было адресовано мне. В письме меня просят о заступничестве.

Нахмурившись, она протянула цилиндр Паулю.

Заинтригованный, Пауль взял документ и рассмотрел печати, сломанные Ирулан. Пока Пауль читал, Ирулан обратилась к Стилгару и Алии:

— Леди Марго Фенринг просит об одном одолжении.

— Леди Марго? — переспросила Алия, помнившая опыт своей матери не хуже своего собственного. — Мы ничего не слышали о ней уже много лет.

После битвы за Арракин граф и леди Фенринг присоединились к Шаддаму IV и вместе с ним отправились в изгнание на Салусу Секундус, но пробыли там недолго, так как вскоре покинули бывшего императора и отправились в неизвестном направлении, на многие годы исчезнув из виду. Пауль знал, что граф очень опасная фигура — это был интриган, который своим макиавеллизмом мог поспорить с Бене Гессерит и Харконненами.

Пауль прочел послание. Во время чтения в душе императора тревожно шевельнулось предзнание, но не сказало ему ничего определенного. Многое в жизни Хазимира Фенринга — неудачной попытки ордена Бене Гессерит создать очередного Квисац-Хадераха — было покрыто для Пауля непроницаемым мраком.

— Очень странно, что они нашли прибежище у тлейлаксов, — сказал Пауль. — Я не предвидел этого обращения и забыл, что у леди Фенринг есть дочь.

— Чего хочет от тебя эта женщина, Усул? — спросил Стилгар.

После того как он едва не утонул на Джерике, верный наиб вернулся на Арракис и теперь служил при Муад’Дибе, получив должность государственного министра. Стилгар решил, что принесет больше пользы как руководитель, а не как простой воин, и Пауль был вынужден с ним согласиться.

Император отложил в сторону цилиндр с посланием.

— Она просит разрешения прислать сюда свою дочь Мари. Она хочет, чтобы девочка воспитывалась при императорском дворе.

Было видно, что Ирулан очень недовольна этой идеей.

— Я не могу понять, зачем ей это надо.

— Я бы сформулировала вопрос по-другому, — возразила Алия. — Почему вы не защищаете ее, а, напротив, выражаете подозрение? Граф Фенринг был близким другом вашего отца, а леди Марго — не последний человек в ордене Бене Гессерит. Разве не Марго была задушевной приятельницей вашей матери — леди Анирул?

— Как и подругой вашей матери, — парировала принцесса. — Меня всегда тревожат вещи, которых я не понимаю.

— Является ли граф Фенринг биологическим отцом ребенка? — спросил Пауль.

— Леди Марго не касается этой темы, и я не могу ответить на этот вопрос.

— Если граф Фенринг отвернулся от Шаддама, то действительно ли между ними произошел раскол или это всего лишь часть какой-то большой интриги? — подлила масла в огонь Алия. — Наши шпионы сообщают, что граф Фенринг не скрывает своей антипатии к Шаддаму. Является ли их взаимное отчуждение истинным или это игра?

Пауль вспомнил оскорбительное и холодное поведение, которое демонстрировал Фенринг по отношению к поверженному императору сразу же после битвы за Арракин. Сам Пауль чувствовал какое-то душевное родство с Фенрингом. Они, конечно, были совершенно разными людьми, но у них были некоторые общие и очень важные черты.

— Салуса Секундус не самая приятная из планет, — сказал Стилгар. — Во всяком случае, насколько мне известно.

— Физический комфорт очень мало значит для графа Фенринга, — возразил Пауль. — Он много лет служил на Арракисе в должности имперского министра по делам пряности. Подозреваю, что он покинул Салусу не в поисках более роскошного дворца, а из-за того, что не мог больше терпеть близости Шаддама.

Лицо Ирулан стало жестким.

— Мой отец часто начинал действовать, не зная многих фактов и не имея достаточно данных. Он просто рассчитывал на то, что вся империя должна подчиняться его воле, невзирая на всю недальновидность и даже глупость его поступков. Он часто действовал, не посоветовавшись предварительно с графом Фенрингом, и это навлекло на Шаддама многие несчастья. Граф просто устал разгребать за ним мусор.

Пауль, вздохнув, подался вперед, упершись локтями в колени.

— Мы не ответили на главный вопрос: как нам отреагировать на просьбу? Леди Фенринг хочет прислать сюда дочь для обучения и, без сомнения, сама хочет завести здесь полезные связи. Девочке всего шесть лет. Не является ли мотивом обрести в моих глазах благосклонность в обмен на отход от Шаддама IV?

— Принцип бритвы Оккама говорит, что это, вероятно, правильный ответ, — сказала Ирулан. — Самое простое решение обычно бывает самым верным.

— Бритва Оккама — весьма тупой инструмент, когда дело касается Бене Гессерит, — возразила Алия. — Судя по спорам и пересудам, которые я ежедневно слышу в моей голове, этот орден всегда занимался исключительно интригами и заговорами.

Пауль снова поднял к глазам тонкий лист бумаги и перечитал напечатанные на нем слова Марго: «Император Пауль Муад’Диб Атрейдес, я с нижайшим почтением прошу вас не отказать мне в моей просьбе. Несмотря на то что мой супруг выбрал в качестве убежища Тлейлаксу, мне думается, что это не самое подходящее место для воспитания и обучения нашей дочери. Женоненавистническое общество тлейлаксов, по моему мнению, заслуживает всяческого осуждения. Я прошу вашего позволения привезти Мари к вашему двору, чтобы она оставалась там до ее совершеннолетия, если, конечно, ее общество будет для вас приемлемым».

Пауль опустил бумагу.

— Далее леди Фенринг напоминает мне — совершенно без всякой необходимости, — что именно она оставила в оранжерее Арракинской резиденции предупреждение моей матери об угрозе со стороны Харконнена. Сейчас не время обсуждать этот факт, равно как и достоверность этой информации.

— Она возложила на тебя долг воды, — сказал Стилгар. Старый наиб нахмурился и задумчиво провел пальцами по густой бороде. — Но я все равно не понимаю, зачем она настаивает на присылке сюда такой дорогой для нее заложницы.

— Мы используем эту ситуацию двояко, — решил Пауль. — Эта девочка, с одной стороны, будет заложницей, а с другой — потенциальным нашим шпионом при королевском дворе.

Ирулан не смогла скрыть удивления.

— Она же еще дитя, милорд. Ей всего шесть лет.

— Я тоже дитя, — сказала Алия, оставив другим делать выводы и сравнения. Она присела на скрещенные ноги на ступенях трона перед Паулем, поправив черную, подогнанную по ее маленькому росту накидку — абу. — Думаю, брат мой, что мне нужен товарищ по играм.

~ ~ ~

Чем дальше, тем в большей степени я смотрю на себя глазами чудовища.

Принцесса Ирулан Муад’Диб и джихад

Пауль не спал седьмую ночь кряду и не мог скрыть этого от Чани. Она встала в предутренней мгле и вышла на балкон. Пауль стоял там в одиночестве. Он прошел сквозь влажную занавеску в одной легкой рубашке, не надев защитного костюма и, значит, теряя драгоценную воду. Чани тоже не стала надевать костюм.

«Когда я забыл основные правила Арракиса? — подумал он. — Если я император, то значит ли это, что вода — ничто для меня?»

Прислушиваясь к монотонному шуму большого города, Пауль впитывал дрожание воздуха, смеси запахов, не отфильтрованных носовыми заглушками защитного костюма. Арракин напомнил ему муравейник, полный великим множеством суетящихся насекомых, каждое из которых нуждалось в том, чтобы за него кто-то думал и решал, чтобы кто-то распоряжался им.

Пауль поднял голову, вгляделся в ночное небо, усеянное звездами, и попытался вообразить себе другие планеты, представить происходящие там сейчас битвы. Печально улыбнувшись, он вспомнил штрих, добавленный Ирулан к истории его жизни — штрих совершенно мифический. Ирулан написала, что в момент смерти герцога Лето небо над каладанским дворцом прочертил метеор…

— Мне больно видеть тебя каждую ночь таким встревоженным, любимый.

Он обернулся к Чани и испустил долгий вздох.

— Люди причиняют мне заботы и внушают печаль, моя Сихайя. С самого детства я знал, что все это должно было произойти, но я хотел, чтобы люди верили мне, чтобы они присоединились ко мне в моем странствии, чтобы они помогали мне и сотрудничали со мной, а не вынуждали меня быть тираном. Они повинуются мне не потому, что я делаю верные для человечества вещи, а только из-за того, что так велит им Муад’Диб. Если я выйду на улицу в любой час дня, меня немедленно окружит толпа, которая будет хором требовать: «Веди нас, милорд! Веди нас!» Неужели именно это нужно человечеству, неужели оно так падко на опасную приманку харизматического лидера?

— Может быть, тебе самому нужно руководство, Усул, — тихо сказала Чани, убрав прядь темных волос с уха Пауля. — Руководство Шаи-Хулуда. Наверное, тебе надо вспомнить, что значит быть фрименом. Выйди в пустыню, призови червя и соверши свой собственный хадж.

Он повернулся к ней и поцеловал в губы.

— Ты, как всегда, помогаешь мне ясно видеть. Только в пустыне дух человека умиротворяется настолько, что появляется истинная способность мыслить.

Именно в этом нуждались сейчас больше всего и Пауль Атрейдес, и император Муад’Диб.

Оставив на троне вместо себя Алию, он предоставил ей право принимать самостоятельные решения и отправлять императорские придворные обязанности, Стилгар был оставлен при Алии как советник и телохранитель (хотя она в этом и не нуждалась). Пауль предложил Чани отправиться в пустыню вместе с ним, но она, внимательно вглядевшись в его лицо, отказалась.

— Тебе надо побыть в покое и одиночестве, Усул. Вам с пустыней есть что сказать друг другу.

Иногда она думала о таких вещах, которые просто не приходили ему в голову. Было такое впечатление, что разум Чани полон какой-то частью существа Пауля, ему самому неведомой. Их отношения были чем-то большим, чем отношения мужчины и женщины или между родственными душами, не подпадая ни под одно заезженное клише. Чувства. Связывавшие этих двух людей чувства казались квинтэссенцией многовекового человеческого опыта.

На восходе солнца Пауль сел в орнитоптер и улетел за разбитый Защитный Вал, через водные каналы, отгонявшие червей от города, и приземлился на краю огромной безбрежной пустыни. К несчастью, у него не получилось отбыть в странствие по пустыне в одиночестве. За ним сразу последовала толпа помощников, советников и зевак. Корба прислал сообщение, что он позаботился о свите, чтобы Муад’Диба проводили с приличествующими ему почестями.

Не обращая внимания на эту толпу, погруженный в собственные мысли, он повернулся спиной к досаждавшим ему людям и пошел прочь от оставленного на краю песков орнитоптера. Пауль направился к ближайшей дюне, откуда можно было призвать червя. Обернувшись через плечо, он с неудовольствием увидел восемь орнитоптеров и около сотни людей. Некоторые были одеты по обычаю пустыни, некоторые — в священнические одежды жрецов Кизарата. На трети не было даже защитных костюмов.

«Ладно, Корбе лучше знать». Когда дело дошло до того, что люди стали выходить в пустыню так, словно хотели посмотреть парад? Пауль чувствовал, что чистота песков теряется у него на глазах. Фримены были так сильно очарованы чередой своих побед в джихаде, что перестали осознавать, что теряют свое наследие, теряют саму свою душу.

Пауль воткнул в песок вибратор и завел часовой механизм, чтобы стержень начал ритмично бить по песку: тук-тук-тук. Он много раз проделывал этот нехитрый трюк, но каждый раз испытывал при этом священный трепет. Да, он был чужестранцем, но, оседлав червя, стал своим для фрименов. Много раз он верхом на черве вместе с другими партизанами нападал на харконненовские гарнизоны. Тогда — не так, как теперь, — враг был хорошо известен и победы не вызывали сомнений.

Ведя джихад, Пауль объявлял все большее и большее вознаграждение за голову графа Мемнона Торвальда, мятеж которого и не думал утихать. Повстанцы прибегали ко все более отчаянным мерам и придерживались насильственной тактики, что напоминало Паулю поведение потерпевшего в конце концов поражение виконта Хундро Моритани. Но федайкинам было приятно иметь постоянного врага, с которым можно было без устали сражаться. Ненависть связывала этих людей, ненависть, ищущая выхода, и ничто другое.

Стоявшие у орнитоптеров за его спиной люди принялись аплодировать его чисто механическим действиям по вызыванию червя. Люди вели себя так, как будто он давал для них театральное представление. Вибратор продолжал выбивать незатейливый ритм. Пауль ждал, прислушиваясь — не раздается ли шорох песка под движущимся к нему чудовищем. Глазами Муад’Диб искал рябь, выдающую подземное движение безглазого монстра.

Вибратор продолжал стучать.

Аудитория начала роптать, удивленная тем, что видела. Наконец пружина полностью развернулась, и вибратор перестал стучать. Червь не пришел. Это назовут дурным предзнаменованием.

Пауль вытащил противовес, снова завел устройство и воткнул вибратор глубже, прежде чем включить механизм. Пауль испытывал неловкость. Очень уж многие искали скрытый смысл во всем, чего бы ни делал Муад’Диб. Этого очень не хотел Пауль Атрейдес.

Он явственно слышал, как, переговариваясь, люди бормотали, что Шаи-Хулуд отвернулся от Муад’Диба. Это начало злить Пауля. Гнев его, впрочем, был направлен не на них, а на самого себя. Шаи-Хулуд не работает на публику!

Потом, буквально за мгновение до того, как часовой механизм остановился во второй раз, Пауль заметил колыхание песка и рябь на поверхности дюны. Узкий желоб стремительно протягивался к вибратору. Это несся червь. Сердце Пауля взволнованно забилось.

Корба тоже заметил приближение червя, и толпа издала восторженный возглас. Этот шум мог отвлечь червя и направить его на новую цель, а низкая преграда из небольших камней, на которой стояли люди, не смогла бы остановить чудовище.

Пауль собрал веревки, крюк погонщика, расширители. Когда песок раздался, и из-под него вынырнула громадная круглая голова, Пауль отступил на один шаг и громко звякнул крючками и металлическими расширителями. Он сделал это, чтобы отвлечь червя от толпы, которая мгновенно затихла в трепетном благоговейном молчании.

— Шаи-Хулуд, ко мне! — Пауль встал в нужную стойку, примеряясь к прыжку и внимательно следя за движениями пустынного монстра. В нужный момент он бросил крюк и зацепил его за сегмент. Ухватившись за веревку, Пауль мгновенно вскарабкался на шероховатый бок червя.

Это был червь средних размеров. Он будет неплохо нести Пауля, но не произведет особого впечатления на знающих зрителей, хотя Пауль был уверен, что потом этого зверя опишут как самого большого червя, когда-либо виденного на Дюне. Не оборачиваясь и не обращая внимания на одобрительные крики, Пауль утвердился на спине червя. Он вставил расширитель между сегментами, обнажив нежную розовую плоть зверя, и ударил червя по голове палкой. Крепко взявшись за веревки, он уперся ногами в спину животного, развернул его и понесся в открытую пустыню, взметая тучи песка и пыли.

Пауль чувствовал, как одиночество, зной, запах серы, смешанный с ароматом корицы, безуспешно пытаются вселить покой в его истерзанную душу. Червь несся по пескам, но совесть Пауля без труда догнала его, голос ее не умолк даже в открытом океане пустыни. Летели километры, но Пауль Атрейдес так и не смог оторваться от преследовавших его демонов.

~ ~ ~

Люди боятся меня, но я никогда не хотела этого.

Святая Алия Дева Ножа

Когда ее брат ушел в пустыню, Алия села на его трон. Правда, для нее он был слишком велик. Из-за маленького роста и невинной детской внешности Алия являла собой вопиющее противоречие — мудрость поколений и твердая рука справедливого правления, упакованные в неправдоподобно неподходящую внешность.

Люди смотрели на Муад’Диба как на бога, но отчасти религиозный трепет они испытывали и глядя на Алию. Просители являлись к ней, не зная, с каким настроением им придется столкнуться, с каким из множества ее разных лиц. Все понимали, что, идя на аудиенцию, они берут судьбы в собственные руки.

С недавно сдавшейся планеты Алахир явились два посла в плотных парадных мундирах — чудовищно формальных и жарких, подходящих для их прохладной родины, но не для сухого зноя Дюны. Послы привезли с собой дары и попросили аудиенции у святого императора Муад’Диба. Когда им сказали, что императора в настоящий момент нет в столице, они, неуверенно потоптавшись, решили вместо этого просить аудиенции у Алии. Увидев на троне маленькую девочку, послы возмутились, решив, что это преднамеренное оскорбление их планеты и их правителя.

— Мы прибыли сюда на лайнере Гильдии, пересекли множество звездных систем только для того, чтобы увидеть императора.

Алия продолжала невозмутимо сидеть на троне.

— Я выступаю здесь от имени моего брата. Или вы увидите меня, или не увидите никого.

Старший из послов, мужчина с длинной тонкой шеей и высоким писклявым голосом, возразил:

— Но мы поклялись в верности. Мы послушные подданные его святейшества, и это наше право — видеть именно его.

Несколькими короткими словами, подкрепленными недвусмысленным жестом, Алия отослала послов прочь под крепкой охраной фрименов. Несмотря на энергичные протесты, послов препроводили на их фрегат и доставили назад, на борт лайнера. По приказу Алии им предстояло совершить обратное путешествие на родину, и только после этого послам будет позволено вернуться назад и проявить большую покорность. Вместе с послами Алия отрядила фрименскую стражу, чтобы удостовериться в том, что послы действительно вернутся на Алахир.

Некоторые присутствующие посмеялись над тем, с какой суровостью обошлась Алия со строптивыми легатами. Другие, видя такой оборот дела, предпочли тихо исчезнуть и не предъявлять своих жалоб. Раньше Алия послала бы за такими просителями стражу, чтобы выяснить, что они замышляли, но теперь она решила, что, наверное, их дела были слишком незначительными или дерзкими. Ей очень хотелось, чтобы побольше просителей сделали то же самое и испарились самостоятельно решать свои проблемы, ведь именно этого всеми силами добивался от подданных ее брат.

Следующим просителем был утомленный человек, обожженное солнцем лицо которого несло отпечаток трудной и безрадостной жизни. Все его тело казалось одной большой мозолью, но сам человек держался с большим достоинством, служившим ему надежной броней. Хотя прическа его не отличалась изяществом, волосы были аккуратно подстрижены и причесаны. Одежда хоть бедная, но очень опрятная; только острый глаз Алии мог заметить, что она сильно поношена. Это был основательный и не беззаботный человек, настоящая личность.

Он выступал обвинителем. Здесь же находились ответчики — куда более беспечные и неряшливые, несмотря на то, что одежда их была более дорогая, а тела умащены ароматическими маслами и парфюмерной водой. Обветренный и тертый жизнью человек выступил вперед и отсалютовал Алии, как будто она была настоящим императором. Ей это понравилось.

— Я верно сражался за Муад’Диба в войнах джихада, — сказал он. — Я дрался на пяти планетах, включая и Эхкнот. Мои командиры были мной довольны, и когда я с честью вышел в отставку, то мне была дана пенсия. Этих денег было достаточно для того, чтобы купить в Карфаге дом и содержать жен до тех пор, пока я не выучился бы на каменщика. — Он возмущенно посмотрел на ответчиков. — Но эти люди отняли у меня все деньги.

— Да, этот человек потерял все свои деньги, госпожа Алия, но все было честно, — крикнул один из ответчиков — приземистый толстяк.

Алия обернулась к истцу, ожидая объяснений, и человек снова заговорил:

— Я играл с ними. Мы играли в таро, в кости, и они обобрали меня как липку.

Теперь Алия недовольно нахмурилась.

— Тот, кто садится играть, должен быть готов рисковать своими деньгами. Таковы правила азартных игр.

— Когда человек садится играть, госпожа Алия, он обычно знает правила и ожидает честной игры. Но эти двое обманули меня.

— Мы его не обманывали! — закричал второй ответчик.

— То, что ты проиграл, еще не говорит о том, что с тобой обошлись нечестно, — заметила Алия.

— Нет, они жульничали. Я клянусь в этом своей честью, своей жизнью… своей водой!

Алия откинулась на спинку трона.

— Ты говоришь, что эти люди обманули тебя. Они же утверждают противоположное. Как мне узнать, кто из вас говорит правду? — На самом деле Алия уже знала. Даже не привлекая своей способности выявлять истину, она понимала, что эти нервничавшие субъекты что-то скрывали, в то время как истец был уверен в своей правоте и поэтому очень горячо возмущался.

Алия спрыгнула с трона и сбежала вниз по ступенькам, ведя себя, как маленькая девочка. Это часто помогало ей сбивать людей с толку.

— Я сама сейчас поиграю с этими людьми. Покажите мне кости таро, которыми они пользовались.

Ответчики неохотно достали свои кубики, и Алия присела на корточки.

— Садитесь рядом со мной и давайте играть.

Ответчики сильно нервничали, но не смели отказаться.

Алия взяла своей маленькой ручкой пять кубиков. На каждой грани были закодированы изображения, символические значения которых выходили за рамки самой игры. В кубиках не было эксцентриков, но Алия поняла, что они все же как-то деформированы или изменены, чтобы владельцы костей имели преимущество в игре. Правила игры были сложны даже на базовом уровне, но Алия досконально их знала. Она бросила кости, прежде чем игроки смогли что-то возразить: выпали две палочки, коса, звезда и кувшин с водой.

— Это благоприятный знак! — произнес один из игроков. Очевидно, это была рутинная фраза. — Теперь позвольте нам сделать бросок.

Алия нисколько не сомневалась, что первый раунд был разогревающим, новичка надо было заманить выигрышем и заставить его делать новые ставки. Эти двое — несомненные жулики. Ответчики стали серыми от страха. Они сделали ставки — весьма скромные — и бросили кости. Высказав свои пророчества, они выложили выпавшие символы в ряд. Они не знали, стоит ли им стремиться к выигрышу, так как Алия требовала все более высоких ставок перед огромной аудиторией. Теперь игроки не могли просто так сдаться. Она не дала им шанса выйти из игры.

Истец, злобно сложив руки на груди, молча взирал на игру сверху, а все остальные присутствующие громко подбадривали Алию и давали ей советы.

Алия, хотя и не могла контролировать результаты бросков, начала постепенно понимать, как эти люди интерпретировали результаты, а точнее, манипулировали ими. Что же до самой Алии, то в ее распоряжении были куда более изощренные способы надувательства. Пользуясь вспышками предзнания, она могла предсказать, как выпадут те или иные кости. Даже если кости имели небольшие эксцентрики и могли давать неожиданные результаты, Алия уже видела, какие кости следует придерживать, а какими играть, а потом делала смелые ставки. Ей постоянно везло, но это везение было предопределенным, о чем, конечно, не могли догадываться ее соперники.

Охваченные неподдельным страхом ответчики не могли остановить игру. Аудитория громко радовалась, но нисколько не удивлялась тому, что Алия снова и снова выигрывала, не делая ставки на результаты, которых следовало бы ожидать от неиспорченных кубиков. По ходу игры некоторые догадливые зрители поняли, что ответчики как-то изменили кубики к своей выгоде, но, несмотря на это, Алия все равно их переигрывала. Ее выигрыши заставляли игроков все время повышать ставки и ставить на кон личные деньги. Вокруг стояла стража, бдительно следя за тем, чтобы ответчики не вздумали улизнуть.

Наконец оба, рыдая, подняли руки.

— Мы разорены, госпожа Алия. Вы лишили нас всего состояния. Нам больше нечего ставить.

— У вас еще остались ваши жизни, — бесстрастно произнесла Алия. — Может быть, вы поставите их на кон?

— Нет, умоляем вас, только не это!

Некоторое время Алия наблюдала, как они извиваются перед ней на полу, а потом встала.

— Хорошо, на этом мы закончим игру. Стража проследит, чтобы вы заплатили мне весь свой долг. Так как я выиграла у вас все, то не могу сказать, что вы жульничали.

Некоторые зрители рассмеялись, оценив юмор Алии. Она хотела сказать, что кубики были самыми обыкновенными. Она обернулась к истцу, который не спускал с нее глаз, напряженно ожидая решения.

— Из моего выигрыша ты получишь половину того, что проиграл этим людям, но только половину. Остальное пойдет в имперскую казну. — Она повысила голос. — Вся жизнь — игра, и наши противники не всегда играют по правилам. Если принимаешь участие в игре, то будь готов проиграть.

Старый ветеран был более чем доволен таким странным проявлением справедливости. Истец и ответчики вышли из зала через три разные двери, а Алия вернулась на трон…

Некоторое время спустя Алия получила сообщение о том, что леди Марго Фенринг и ее дочь прибыли в космопорт Арракина и сейчас их везут в цитадель Муад’Диба. Стилгар и Ирулан уже обсудили с Алией, как наилучшим образом принять этих гостей.

Леди Марго приехала без свиты. Она, как заурядный пассажир, прибыла на лайнере Гильдии, который направлялся с Бене Тлейлакса к Дюне через Ришез, Джанкшн и еще несколько малозначительных планет. Стилгар проводил леди Марго в тронный зал, и все присутствующие расступились перед ней.

Марго Фенринг была хороша и умела использовать свою внешность и природный магнетизм для того, чтобы добиваться целей, поставленных перед нею Общиной Сестер. Но это был необычный визит, и Алия ломала голову, не в силах сразу понять, каких целей хочет добиться Марго на этот раз. Мать Алии тоже могла предпочитать разные варианты. Довольствовалась ли Марго ролью пешки в играх Бене Гессерит? И каким образом вписывается маленькая Мари в план этих игр? Несомненно, речь идет об ее участии в селекционных программах ордена.

Алия смотрела с трона на прибывших с приветливой улыбкой, встретившись взглядом с Мари. Та выглядела сущим ребенком, но Алия и сама выглядела так же в глазах чужих людей.

— Мы хотим представиться трону императора, — сказала жена графа и отвесила легкий поклон.

Стилгар подошел к подножию трона, исполняя роль управляющего. Он подошел к Алии, склонился к ее уху и заговорил на чакобса, древнем языке людей пустыни, хотя Марго Фенринг понимала его не хуже Алии.

— Мне не нравятся ни эта ведьма, ни ее дочь.

— Ты уже выказывал свое отношение, Стилгар. — Алия повысила голос, чтобы ее услышали все присутствующие: — Мне будет полезно, если при дворе будет человек моего возраста. Принцесса Ирулан без конца сетует, что мне следует чаще поступать по-детски. — Она сошла с трона и направилась к Мари, которая ждала ее, глядя Алии прямо в лицо своими ясными глазами, в которых светился недюжинный, зрелый ум. Манеры девочки были безупречны.

— Моего брата сейчас нет в Арракине, — сказала Алия, обращаясь к леди Марго. — Мы не знаем, когда он вернется, но я рада лично приветствовать вас при нашем дворе. Обещаю покровительство вам и вашей дочери.

— Благодарю вас, ваше императорское высочество, — ответила Марго. Она назвала ее неожиданным титулом, но Алия не стала спорить.

После этого она повернулась к девочке.

— Я рада, что ты приехала к нам, Мари. Надеюсь, мы получим массу удовольствия от общения друг с другом. — Она указала рукой на верхнюю ступень помоста, непосредственно перед троном. — Пойдем, ты сядешь возле меня и будешь смотреть, как я отправляю причудливую смесь фрименского и каладанского правосудия.

~ ~ ~

Арракис: Люди видели его опасность, но их манили большие возможности.

Принцесса Ирулан Пауль — властелин Дюны

Из всех смертей одна — самая трудная. Это смерть имени, его фамильной чести, всего, что было значимым для него, как для человека и вождя. Пустыня заставила его ясно увидеть это.

Откинув с лица маску защитного костюма, Пауль сидел один, устремив на море дюн взгляд своих фрименских глаз с синими белками. Ночная свежесть еще цеплялась за тенистые впадины, но скоро она рассеется под беспощадными лучами пробуждающегося дня. Пауль провел ночь без сна, сидя на большом плоском камне и вдыхая богатый аромат растворенной в воздухе пряности. Аль-Лат, великое золотое светило, только начинало свой небесный путь, выглядывая из-за скал, но Пауль пока не чувствовал его тепла. Ночной пустынный холод пробрал его до костей, заморозил мысли.

Пауль не шевелился, но мыслями был очень далеко отсюда.

Он выбрал для человечества трудный и тернистый путь. Миллиарды людей уже были убиты его именем — многие из них по справедливости, но многие — нет. Насилие — волна за волной — накрывало иные планеты, а воины Муад’Диба, не зная устали, продолжали улетать к далеким звездам, всюду преследуя его врагов, настоящих и мнимых. То, что он позволил совершиться этому злодеянию, оставило неизгладимую печать на его душе. Но такова была его ужасающая цель.

Он вспомнил радость возвращения на Каладан после грумманской экспедиции, вспомнил запах родного моря и пронзительные крики чаек. Не так уж давно Пауль был гордым сыном аристократа, наследником атрейдесовских традиций, будущим герцогом.

«Почему я так легко забыл Каладан? — с болью подумал он. — Почему я пренебрег людьми, которых так любил мой отец? Никто не может считать себя важной персоной, никто». — Дункан Айдахо и Суфир Хават должны были внушить ему смирение. Разве не отдалился от него даже Гурни, который предпочел мир на Каладане необузданному джихаду?

Пауль чувствовал себя как человек, упавший со скалы и прихвативший с собой всех своих сторонников, всех своих близких. Он услышал хриплый крик какой-то птицы. Глядя на светлеющее небо, он увидел двух стервятников, с интересом вившихся над его головой. Наконец, взмахнув крыльями, они убрались прочь. Пауль был жив, хотя мучительно умирал изнутри.

Издалека послышался чужеродный механический звук. Пауль поднял голову и увидел круживший на востоке орнитоптер. Пилот держался перед солнцем, чтобы остаться незамеченным. Несомненно, федайкины Муад’Диба вычислили его местоположение и теперь следили за ним, чтобы быть уверенными в его безопасности.

«Никто не хочет просто оставить меня в покое».

Мотивы Корбы были прозрачны и до тошноты очевидны. Предводитель федайкинов использовал Пауля для усиления собственной власти, собственного религиозного влияния… но верно было и обратное. Пауль тоже использовал других, тех, кто пытался укрепиться во власти, пользуясь для этого новым порядком. Раздувая пламя священной войны, богоподобный император надеялся очистить империю от старой скверны и построить будущее, в котором не будет места войнам. Правда, в истории хватало тиранов, прикрывавшихся таким же фиговым листком…

Взяв этот ужасный, но необходимый курс, Пауль с самого начала знал, что ему не удастся остаться чисто героической фигурой. Никогда еще за всю долгую историю человечества ни один человек не имел такой полной и абсолютной власти, как он. Его неизбежно будут ненавидеть, особенно если он начнет делать то, что велит предзнание.

Он уже видел сполохи восстаний по окраинам империи, эти вспышки будут продолжаться, несмотря на все усилия его верных солдат загасить очаги сопротивления. Следует ожидать усиления оппозиции. Нельзя сказать, что граф Мемнон Торвальд был умелым революционером, но он служил постоянным напоминанием о том, что далеко не все боготворили тот песок, по которому ходил сейчас Пауль Муад’Диб. Все время его правления не будут прекращаться попытки покушений и плетение заговоров, и настанет такой момент, когда огонь возмущения поднимется выше пламени священной войны. И это станет погребальным костром для дома Атрейдесов.

В конце концов, историю напишут восставшие из пепла, те, кто уцелеет, и не важно, сколько томов его биографии оставит принцесса Ирулан, потомки все равно проклянут его как чудовище, как дикого монстра и будут проклинать до тех пор, пока не явится кто-то, кто будет еще хуже. Неужели в этом заключается его предназначение? Он смиренно вздохнул. Чани понимает его боль. Пока есть люди, понимающие, зачем Муад’Диб делает то, что делает, не все еще потеряно.

Пауль подумал о том, что ему надо встать, уйти в пустыню и навсегда исчезнуть. У него хватит умения скрываться, чтобы уйти из-под бдительного надзора федайкинов. Но невыносима была мысль о том, что придется покинуть Чани, о том, что он никогда больше ее не увидит. Нет, он не может избрать этот путь.

Солнце разогрело пропитанный пряностью песок, сильный коричный аромат проник в мозг, обострив сознание. Перед внутренним взором Пауля сменяли друг друга все новые и новые варианты будущего. Предзнание не покидало его. Иногда это был тихий шепот, иногда громкий крик. Пауль видел перед собой множество прихотливых путей. И каждый из них мог оказаться истинным при малейшем усилии с его стороны.

Мысленным взором он видел марширующие армии в мундирах всех мыслимых цветов и фасонов, оружие солдат было обагрено кровью, воины маршировали по самым отдаленным планетам мироздания. Пауль едва различал в гуще этих колонн свои собственные легионы. Так мала была его роль в формировании темного и таинственного будущего человечества.

В напоенном пряностью сознании Пауля кружились и сталкивались, переплетались и сливались в единый путь мириады возможностей. Мемнон Торвальд. Пауль ясно видел тайно циркулировавшие между планетами лайнеры Гильдии, перевозившие боевые флоты аристократов Ландсраада. Эти флоты доставляли к охваченным графским мятежом мирам. Пауль ясно видел сине-желтые цвета Дома Торвальдов, знамена КООАМ и Космической Гильдии и даже гербы с золотым львом и синими грифами. Несмотря на то что Дома Коррино и Харконненов были уничтожены в самом начале джихада, их остатки продолжали упорное сопротивление.

Он видел, как Гильдия предоставляет убежище графу Мемнону Торвальду, как им помогает в этом КООАМ. И та и другая организации считали джихад гибельным для торговли и межгалактических сообщений. Обычно войны способствуют обогащению торговых гигантов, но фанатики Пауля не признавали обычных правил и законов ведения войн. Они были непредсказуемы. Они причиняли ущерб, не желая компенсировать его увеличением последующих доходов.

Внезапно Пауля осенило. Он понял, в чем дело. Все эти семейства, ополчившиеся в своем союзе против него, были воодушевлены зрелищной атакой Бладда в Небесном аудиенц-зале. Торвальд взял на себя ответственность за это злодейство, хотя не имел к нему никакого отношения.

Недовольные тем, что на них смотрят как на докучливых оводов, как на надоедливых приставал, эти повстанцы, судя по всему, собрали все свои ресурсы, чтобы нанести концентрированный мощный удар. Они тщательно выбрали цель, чтобы больнее задеть Муад’Диба.

Они вознамерились уничтожить Каладан.

Он явственно увидел, как все боевые корабли, погруженные на два лайнера Гильдии, вылетают в небо над океанической планетой. Торвальд воспользуется своим самым разрушительным оружием для того, чтобы нанести удар по замку Каладана, по леди Джессике, по Гурни Халлеку. Он хочет испепелить Кала-Сити. Уничтожено должно быть все, что Пауль любил с детства, все, что было так дорого его отцу, герцогу Лето.

«Они собираются уничтожить Каладан!»

Пауль встряхнулся, стараясь освободиться от этого страшного наваждения, от этого жуткого кошмара. Песок беспощадно падал сквозь отверстие в песочных часах, будущее съеживалось, и не оставалось времени на то, чтобы рассмотреть детали. Надо возвращаться. Он должен остановить их.

Несколько долгих мгновений он продолжал сидеть, не открывая глаз, не видя и не слыша никого и ничего вокруг. Он открыл глаза и в ярком солнечном свете увидел круживший неподалеку орнитоптер, пилот которого явно разыскивал его. Пауль взмахнул рукой, сделав пилоту знак приблизиться и сесть. Довольно прятаться.

От бушевавшей внутри него ярости Пауля бил озноб.

~ ~ ~

Дети играют в игрушки и игры. Мой брат Муад’Диб играет империями и народами.

Святая Алия

Благодаря своим уникальным способностям, Алия сразу увидела, что Мари — ребенок особенный. В ее поведении было что-то еще.

После того как леди Марго уехала к мужу, оставив дочь на попечение Муад’Диба, Алия принялась рыться в доступной ей Другой Памяти. Она углубилась в методики обучения ордена Бене Гессерит, сведения о которых нашла в памяти своей матери. Поискала она и в некоторых фрименских жизнях, память о которых досталась Алии от древней Сайадины Рамалло. Алия знала, что с помощью некоторых хитрых трюков Общины Сестер можно рано отточить и сформировать личность даже очень маленького ребенка, а леди Марго была адептом ордена, причем не худшим. Не приходится сомневаться, что она щедро поделилась своей мудростью с дочерью. Кроме того, Мари воспитывалась в подавляющем окружении тлейлаксов. Но Алия, при всех ее способностях, очень немногое знала о закрытых планетах и таинственных сообществах этой необычной расы.

Несколько месяцев назад Ирулан начала уговаривать Алию найти в себе что-то детское, и она решила попробовать. Теперь, когда у нее появилась подруга ровесница, Алия попыталась отгородиться от внутренних голосов, чтобы избавиться от мириад чужих жизней и личностей и их бесконечных, подчас противоречивых советов. Иногда это срабатывало, иногда — нет. Но обычно голоса все же стихали.

Алия сама изобрела способ создания детских переживаний, и Мари успешно следовала ее примеру.

— У меня тоже никогда не было подруг моего возраста, — пожаловалась девочка. — Среди тлейлаксов мы жили очень обособленно, а у них нет детей, во всяком случае, как мы это понимаем.

Алия отчетливо помнила рождения множества людей, в том числе и свое собственное, но была очень заинтригована, узнав, что тлейлаксы размножаются каким-то другим способом.

— Но как они это делают?

Мари в ответ лишь пожала плечами.

— Они нам этого так и не сказали.

Алия решила во что бы то ни стало заглянуть за завесу этой тайны.

Две новые подруги целыми днями осматривали цитадель и почти все время играли в разные игры, чаще всего в прятки. В таком огромном здании было так много мест, где не стоило никакого труда надежно укрыться, и поиски превращались в бессмысленное занятие. Наконец девочки решили, что будут прятаться только в приемном крыле и банкетных залах. Девочки обожали подшучивать над многочисленными телохранительницами. Это были специально обученные фрименские женщины, приставленные к Алии. Телохранительницы весьма неуклюже отвечали на шутки, не зная, как вести себя с девочками.

Когда дети сошлись ближе, Мари начала приставать к Алии с расспросами о ее жизни во фрименском сиетче, о пещерах, о необходимости каждый день с утра до вечера носить защитный костюм. У Алии заблестели глаза.