Жнец Шустерман Нил
– Тех, кто надеется сегодня получить кольцо, испытывали вчера вечером, – сказала она. – Что до остальных, то вас подвергнут испытанию очень скоро.
Разочарование, написанное на физиономии Ситры, заставило Роуэна фыркнуть. Та ответила сердитым взглядом.
– Заткнись, и свали куда подальше, – сказала она, и Роуэн с охотой повиновался.
Думая преимущественно о предстоящем испытании, Ситра тем не менее хотела знать, что она пропустит на конклаве, когда учеников уведут, чтобы протестировать. Как и для Роуэна, для нее конклав был чрезвычайно интересным уроком. Мало кто из обычных людей бывал когда-либо свидетелем таких собраний. Да и они видели лишь ограниченную часть конклава – все эти торговцы, которым после ланча было позволено в течение десяти минут продемонстрировать достоинства оружия или яда, которые они хотели продать сообществу жнецов и, главное – Главному оружейному мастеру, решавшему, что именно будет куплено. От этой толпы шел звук, как от информационных голограмм:
– Он режет, он рубит! Подождите, есть кое-что еще лучше!
Один торговец предлагал цифровой яд, который мог превратить наночастицы, живущие в крови жертвы, в маленьких голодных чудовищ, способных сожрать человека меньше чем за минуту. Торговец беззастенчиво использовал слово «жертва», что вызвало негодование жнецов, и Главный мастер отослал его прочь.
Наибольший успех выпал на долю торговца, предлагавшего продукт, названный «Прикосновение покоя» – название, которое больше подошло бы женскому гигиеническому средству, чем орудию убийства. Продававшая средство женщина показывала всем маленькую пилюлю. Но пилюля эта предназначалась не объекту «жатвы». Ее принимал сам жнец.
– Запейте ее водой, и через несколько секунд ваши пальцы станут выделять трансдермальный яд. Любой, к кому вы прикоснетесь в течение часа, умрет быстро и без боли.
Главный оружейный мастер настолько впечатлился, что, выйдя на сцену, принял дозу и, в целях демонстрации, убил продавщицу, которая, уже будучи на пороге смерти, продала сообществу пятьдесят фиалов своего средства.
Остаток дневного заседания посвятили обсуждениям, спорам и голосованию по вопросам текущей политики. Жнец Фарадей высказался лишь однажды – когда формировали комитет по иммунитету.
– Мне кажется совершенно ясным то, что по вопросам наделения иммунитетом должен существовать строгий надзор – так же, как существует надзор за «жатвой» со стороны лицензионного комитета.
Роуэн и Ситра не без удовольствия отметили, что мнение их наставника считалось очень весомым среди жнецов, – настолько, что некоторые из них, поначалу выступавшие против формирования комитета по иммунитету, после слов Фарадея изменили свою точку зрения на противоположную. Тем не менее, непосредственно перед тем как начать вести окончательный подсчет голосов, Высокое Лезвие сообщил, что время для обсуждения законов и правил вышло.
– К этому вопросу мы непременно вернемся на следующем конклаве, – провозгласил он.
Кое-кто из жнецов зааплодировал, в то время как другие вскочили со своих мест, громко выражая свое недовольство тем, что дело отложено в долгий ящик. Но жнец Фарадей не стал выражать своего неудовлетворения. Он сделал глубокий вдох, потом выдохнул и сказал:
– Интересно.
И все.
Но тут Высокое Лезвие объявил следующий пункт повестки дня, заставив Ситру и Роуэна на время позабыть про дело о комитете по иммунитету. Настал черед учеников.
Ситра вдруг почувствовала, что ей хочется схватить Роуэна за руку и с силой сжать ее – да так, чтобы она, обескровленная, побелела. Но она сдержалась.
Роуэн, со своей стороны, следовал примеру наставника. Он глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь избавиться от волнения. Он изучил все, что мог изучить, научился всему, чему мог научиться. И он покажет все, на что способен. Если сегодня он провалится, впереди у него еще будет возможность исправиться.
– Удачи! – сказал он Ситре.
– Тебе тоже, – ответила она. – Пусть жнец Фарадей гордится нами.
Роуэн улыбнулся и подумал, что и Фарадей подарит ей улыбку, но тот смотрел в другую сторону. Он не спускал глаз с Ксенократа.
Первыми были вызваны кандидаты в жнецы – четверка, чей срок ученичества закончился. Испытание они прошли накануне вечером, и оставалось только посвятить молодых людей в жнецы. Или не посвятить. Говорили, что имелся и пятый кандидат, который провалил испытание, и его (или ее) на конклав даже не пригласили.
На бархатных подушечках вынесли три кольца. Четверка учеников принялась переглядываться друг с другом, понимая, что кто-то из них не выдержал испытания, а потому будет с позором отправлен домой.
Жнец Фарадей повернулся к сидящему рядом с ним жнецу и сказал:
– Со времени последнего конклава лишь один жнец покончил с собой, а мы посвящаем сразу троих. Неужели население так выросло, что нам понадобилось два дополнительных жнеца?
Учеников по очереди вызывал жнец Мандела, председатель лицензионного комитета. Каждый вставал перед ним на колени, Мандела говорил что-то о каждом кандидате, а потом вручал кольца. Новоиспеченные жнецы надевали кольца на палец и, подняв руку, показывали конклаву, который приветствовал новых собратьев аплодисментами. Затем каждый называл своего Отца-покровителя, какое-либо светило из науки прошлого, в честь которого его будут звать. И вновь конклав Мидмериканского сообщества жнецов аплодировал, принимая в свои ряды жрецов Гудалла, Шрёдингера и Колберта.
Трое посвященных покинули сцену, и на ней остался только тот юноша с горячим темпераментом, о котором жнец Фарадей утром пророчески говорил, что ему не дадут кольца. Аплодисменты замерли. Он стоял в одиночестве. Затем жнец Мандела сказал:
– Рэнсом Паладини, мы решили не посвящать вас в жнецы. Как бы ни сложилась ваша жизнь, мы желаем вам успеха. Вы свободны.
Юноша помедлил несколько мгновений, думая, вероятно, что все это либо шутка, либо финальное испытание. Затем, покраснев и сжав губы, он молча пошел, почти побежал по центральному проходу, толкнул бронзовые ворота, петли которых жалобно скрипнули, и вышел из зала.
– Это ужасно, – сказала Ситра. – По крайней мере могли бы проводить его аплодисментами за попытку.
– Нет похвалы недостойным, – сказал Фарадей.
– Один из нас тоже отправится восвояси, – сказал Роуэн Ситре. Он решил: если такое случится с ним, то торопиться он не станет. Он посмотрит в глаза каждому из жнецов, кто встретится ему по пути. Даже если его отвергнут, он сможет уйти с достоинством.
– Пусть вперед выйдут оставшиеся ученики, – провозгласил Ксенократ.
Роуэн и Ситра встали, готовые ко всему, что припасло для них сообщество жнецов.
Я верю, что люди по-прежнему боятся смерти, но только в тысячу раз меньше, чем раньше. Я говорю так потому, что, если основываться на текущих квотах, шанс быть «скошенным» в течение ближайших ста лет у человека сейчас составляет лишь один процент. Чтобы иметь шансы «пятьдесят на пятьдесят», ребенок, рожденный сегодня, должен прожить пять тысяч лет.
Конечно, поскольку мы уже не ведем точного летоисчисления, никто, кроме детей и подростков, не знает своего возраста. Мы ориентируемся во времени с допуском в одно-два десятилетия. Например, сейчас, когда я пишу эти строки, я могу сказать вам, что мне – от ста шестидесяти до ста восьмидесяти лет, хотя мне не очень нравится говорить о своих годах. Как и все, я время от времени делаю разворот и переустанавливаю свой биологический возраст. Но, подобно большинству жнецов, я не становлюсь моложе сорока. Только по-настоящему молодые жнецы желают выглядеть молодыми.
Сегодня самым пожилым людям где-то около трехсот лет, но это потому, что мы все еще недалеко ушли от Века Смертных. Интересно, какой будет жизнь через тысячелетие, когда средний возраст людей приблизится к тысяче? Будем ли мы подобны детям Ренессанса, искушенным во всех науках и искусствах, поскольку у нас будет достаточно времени, чтобы овладеть ими? Или же скука и серая рутина окончательно поглотят нас, лишив последнего желания жить бесконечно? Я мечтаю о первом, хотя подозреваю, что случится второе.
– Из журнала жнеца Кюри.
Глава 14
Небольшое условие
Идя по проходу, Роуэн нечаянно наступил Ситре на ногу. Она недовольно поморщилась, но не стала выговаривать Роуэну.
Ситра была слишком занята повторением про себя свойств ядов и оружия, а потому неуклюжесть Роуэна занимала ее в последнюю очередь.
Ситра думала, что их отведут куда-нибудь в отдельное помещение, приспособленное для экзамена, но другие ученики, которым уже доводилось прежде присутствовать на конклавах, шли прямо по проходу в направлении трибуны. Они выстроились перед лицом конклава наподобие хора, не соблюдая особого порядка очередности. Ситра встала рядом с Роуэном.
– Что это такое? – прошептала она.
– Понятия не имею, – ответил он.
Всего их было восемь. Некоторые стояли с суровым выражением лица, полностью контролируя свои эмоции. Прочие не без труда сдерживали страх. Ситра не знала, как она выглядит со стороны, но ее изрядно бесил Роуэн, стоящий с такой отсутствующей миной, словно ждал автобус на остановке.
– Экзаменатором сегодня будет Досточтимый жнец Кюри.
Ропот голосов пронесся по залу, и жнец Кюри, «Госпожа Смерть», вышла вперед. Дважды пройдя вдоль ряда учеников и смерив их взглядом с головы до ног, она сказала:
– Каждому из вас зададут по вопросу. У вас будет возможность дать приемлемый ответ.
Один вопрос? На каком еще экзамене задают по одному вопросу? Как можно таким способом проверить знания? Сердце в груди Ситры билось настолько яростно, что она представила, будто оно выскакивает наружу. Тогда назавтра ей пришлось бы покинуть восстановительный центр под грохот издевательски-насмешливых аплодисментов.
Жнец Кюри начала с левого фланга. Ситре предстояло оказаться четвертой.
– Джакори Циммерман, – обратилась жнец Кюри к долговязому парню. – Представьте: женщина бросается на ваше лезвие, предпочтя пожертвовать собой ради ребенка, чью жизнь вы явились забрать. Ваши действия?
Юноша мгновение поколебался, а затем ответил:
– Сопротивляясь «жатве», женщина нарушила третью заповедь. Поэтому я обязан лишить жизни всю ее семью.
Кюри мгновение помолчала, после чего сказала:
– Ответ не принят.
– Но… но, – начал Джакори, – она же сопротивлялась! А правила гласят…
– Правила гласят: нельзя сопротивляться, если речь идет о собственной жизни. Если бы эта женщина была избрана для «жатвы», ее случай подходил бы под третью заповедь. К тому же, если мы не уверены в том, как применить правила, руководством нам должно стать сострадание. В вашем случае следует лишить жизни ребенка, а женщину отправить в восстановительный центр, после чего даровать иммунитет сроком на год ей и всем оставшимся членам ее семьи.
Затем жнец Кюри жестом указала на зал:
– Спускайтесь вниз. Ваш наставник выберет вам наказание.
Ситра нервно сглотнула. Разве знание того, что ты провалился, не станет само по себе самым тяжелым наказанием? Какие еще наказания есть в запасе у жнеца для потерпевшего неудачу ученика?
Жнец Кюри перешла к скуластой девушке – такой с виду уверенной, что казалось, она выдержит напор урагана.
– Клаудетта Каталино, – сказала Кюри. – Вы сделали ошибку с выбором яда…
– Такого никогда не случится, – произнесла девушка.
– Не перебивайте меня.
– Но вы исходите из неверной посылки, Досточтимая жнец Кюри. Я знаю свои яды на отлично, ошибка исключена.
– Ну что ж, – невозмутимо сказала Кюри. – Ваш наставник должен быть горд оттого, что руководит самым выдающимся учеником в истории человечества.
Из зала послышались иронические смешки.
– Ну хорошо, – продолжила жнец, – допустим, что некто, раздраженный вашим высокомерием, намеренно испортил ваш яд. Этот человек, не оказавший сопротивления, начинает агонизировать, и становится очевидным, что смерть его будет медленной, а боль – настолько сильной, что его наночастицы будут не в состоянии ее подавить. Ваши действия?
Не колеблясь, Клаудитта сказала:
– Я воспользуюсь пистолетом, который всегда ношу с собой для экстренных случаев, и прерву страдания объекта одной точно пущенной пулей. Но сначала я прикажу остальным членам семьи выйти из комнаты, чтобы не травмировать их картиной баллистической «жатвы».
Жнец Кюри приподняла брови, оценивая ответ, и сказала:
– Ответ принят. И очень хорошо, что вы позаботились о семье – даже гипотетической.
И усмехнулась:
– Жаль, что мне не удалось доказать ваше несовершенство.
Затем пришел черед юноши, уткнувшегося взглядом в черную точку на стене, словно он хотел там обрести свое счастье.
– Ной Збарски? – вызвала Кюри.
– Да, Ваша честь!
Его голос дрогнул. Интересно, что подумает о нем жнец Кюри? Какой вопрос она задаст этому столь перепуганному ученику?
– Назовите пять видов животных, которые выделяют нейротоксины, достаточно сильные, чтобы ими можно было смазывать наконечник отравленной стрелы.
Юноша, до этого удерживавший дыхание, облегченно выдохнул.
– Итак, – начал он, – это филлобатея ауротения, также известная как ядовитая древесная лягушка, синекольчатый осьминог, улитка «мраморный конус», сухопутный тайпан и… палестинский желтый скорпион.
– Отлично! – произнесла жнец Кюри. – Еще можете назвать?
– Да, – ответил ученик. – Но вы ведь сказали – один вопрос.
– А что, если я скажу, что передумала, и хочу, чтобы вы назвали шесть, а не пять видов.
Ной глубоко вздохнул, но на сей раз уже не удерживал дыхание.
– Тогда я отвечу настолько уважительно, насколько возможно, что вы не цените свое слово; а жнец обязан это делать.
Жнец Кюри улыбнулась:
– Ответ принимается. Очень хорошо.
Затем она перешла к Ситре.
– Ситра Терранова.
Ситра уже поняла, что жнец Кюри знает все имена, но, услышав из ее уст свое, она испытала едва ли не шок.
– Да, Досточтимая жнец Кюри.
Женщина склонилась к ней, глубоко вглядываясь в ее глаза.
– Какой поступок в своей жизни вы считаете самым плохим?
Ситра была готова к любому вопросу – но не к этому.
– Простите? – переспросила она.
– Это простой вопрос, моя дорогая. Самый дурной поступок в вашей жизни.
Ситра сжала зубы. Нёбо ее сделалось сухим, как пустыня Сахара. Она знала ответ. Ей даже не нужно было о нем думать.
– Можно подумать? – тем не менее спросила она.
– Не торопитесь.
Вдруг какой-то жнец из зала крикнул:
– Она их совершила достаточно. Выбор не из легких.
Раздался смех. В этот момент Ситра их всех ненавидела.
Жнец Кюри смотрела ей в глаза своим всевидящим взором. Ситра не отводила взгляда. Она знала, что от ответа ей не уйти.
– Когда мне было восемь лет, – начала она, – я столкнула с лестницы девочку. Она сломала себе шею и три дня провалялась в восстановительном центре. Я же сказала, что ни при чем. Это был самый плохой поступок в моей жизни.
Жнец Кюри кивнула и сочувственно улыбнулась, после чего сказала:
– Вы лжете, моя дорогая.
Затем обернулась к толпе и покачала головой чуть более печально, чем следовало:
– Ответ не принят.
После чего повернулась к Ситре и сказала:
– Спускайтесь в зал. Жрец Фарадей изберет вам наказание.
Она не спорила, не настаивала, что якобы говорит правду. Потому что действительно солгала. Но как об этом узнала жнец Кюри?
Ситра вернулась на место, не смея встретиться взглядом с Фарадеем. Тот же не сказал ей ничего.
Затем Кюри перешла к Роуэну, который выглядел таким самодовольным, что Ситре хотелось его ударить.
– Роуэн Дэмиш, – спросила Кюри, – чего вы боитесь? Чего вы боитесь более всего?
Роуэн, нисколько не колеблясь, пожал плечами и сказал:
– Я не боюсь ничего.
Ситра была не уверена, все ли она расслышала. Он что, сказал, что ничего не боится? Он сошел с ума?
– Может быть, вам нужно время, чтобы подумать? – подсказала жнец Кюри, но Роуэн покачал головой.
– Нет, не нужно. Таков мой ответ. Я его не изменю.
В зале повисла абсолютная тишина. Ситра почувствовала, что качает головой, совершенно не желая этого. И вдруг поняла – он делает это для нее! Чтобы ей одной не испытывать унижение от наказания. Чтобы она не чувствовала, – он ее обошел. И хотя ей по-прежнему хотелось ударить Роуэна, причина для этого изменилась.
– Ну что ж, – сказала жнец Кюри, – сегодня у нас был один безупречный ученик и один бесстрашный.
Она вздохнула.
– Но, как я понимаю, нет абсолютно бесстрашных людей, потому ваш ответ, и я уверена, что вы это понимаете, не принят.
Она подождала, думая, что Роуэн как-то ответит ей, но тот молчал. Он ждал, когда она скажет:
– Ступайте вниз. Жнец Фарадей выберет вам наказание.
Роуэн вернулся на свое место рядом с Ситрой – такой же равнодушный, как и до испытания.
– Ты идиот, – прошептала она ему на ухо.
Он пожал плечами – так же, как при ответе жнецу Кюри.
– Ну и что?
– Ты думаешь, я не знаю, зачем ты это сделал?
– Может быть для того, чтобы лучше выглядеть на следующем конклаве. Если бы я дал сегодня удовлетворительный ответ, в следующий раз мне задали бы вопрос потруднее.
Дефектная логика. Вранье. Роуэн совсем не про это думал. А затем заговорил жнец Фарадей – голосом спокойным и ровным, но с такими обертонами, что мороз шел по коже.
– Тебе не следовало так поступать.
– Я приму любое наказание, которое вы сочтете уместным.
– Дело не в наказании.
Тем временем жнец Кюри опрашивала прочих учеников. Одного отправила прочь, двоих оставила на сцене.
– Может быть, жнец Кюри увидит в том, как я поступил, проявление благородства? – предположил Роуэн.
– Думаю, да; как и все остальные, – сказал Фарадей. – Мотивы могут быть весомее оружия.
– Что еще раз доказывает, – сказала Ситра Роуэну, – что ты идиот.
На это Роуэн усмехнулся с самым бесшабашным видом.
Ситра решила, что сказала о случившемся последнее слово, и все закончилось – до той поры, пока они не вернутся домой, где жнец Фарадей, вне всякого сомнения, наложит на них суровое, но справедливое взыскание, соответствующее проступку каждого. Но она ошибалась.
После того как сообщество вволю поиздевалось над учениками, внимание жнецов стало ослабевать. По мере приближения окончания конклава жнецы все громче перешептывались по поводу обеда. Оставшиеся вопросы повестки интересовали совсем немногих. Вопросы по содержанию здания конклава, должны ли жнецы информировать сообщество о том, что собираются омолодиться, чтобы ни у кого на следующем конклаве не вызвать шока своим новым внешним видом, и тому подобное.
Все постепенно сворачивалось, но тут один из жнецов встал и громко обратился к Ксенократу. Это была молодая женщина в зеленой мантии, украшенной изумрудами. Одна из компании жнеца Годдарда.
– Прошу извинить меня, Ваше превосходительство! – начала она, хотя обращалась не столько к Высокому Лезвию, сколько ко всему конклаву. – Я поняла, что очень обеспокоена этими новыми учениками. Особенно – учениками Досточтимого жнеца Фарадея.
Ситра и Роуэн подняли головы. Фарадей – нет. Он словно застыл, безучастно глядя перед собой. Или набирался решимости, готовясь к развитию событий?
– Насколько мне известно, жнецы никогда не брали себе двоих учеников сразу и не устраивали между ними состязания за право получить кольцо.
Ксенократ взглянул на парламентария, который мог прояснить законные основания обсуждаемого дела.
– Закон не запрещает это, жнец Рэнд, – сообщил парламентарий.
– Я понимаю, – продолжила жнец Рэнд, – но в данном случае соревнование превратилось в товарищество, взаимопомощь. Как мы узнаем, кто из них лучший, если они будут продолжать помогать друг другу?
– Ваше замечание принято, – сказал Ксенократ, но жнец Рэнд на этом не остановилась.
– Я предлагаю, – сказала она, – для обеспечения реальной состязательности добавить небольшое условие.
Жнец Фарадей стремительно поднялся, словно взлетел из своего кресла.
– Я возражаю! – крикнул он. – Конклав не может определять условия, на которых я готовлю своих учеников. Это только мое право – обучать, тренировать и наказывать их.
Жнец Рэнд вскинула руки в жесте притворного великодушия:
– Я просто хочу, чтобы ваш выбор был честным и справедливым.
– Вы считаете, что можете отвлечь внимание конклава своими побрякушками? Мы не так наивны, чтобы лишиться рассудка от мишурного блеска.
– Что вы предлагаете, жнец Рэнд? – спросил Ксенократ.
– Я возражаю! – вновь крикнул Фарадей.
– Вы не можете возражать против того, что еще не объявлено.
Фарадей ждал.
Ситра наблюдала, чувствуя себя почти посторонней, – зрителем на теннисном матче; и сейчас разыгрывался решающий мяч. Но ведь она была не зрителем! Она была мячом. И таким же мячом был Роуэн.
И жнец Рэнд сказала – голос ее напоминал атакующего скорпиона:
– Я предлагаю: после того как один из учеников получит кольцо, первым его заданием станет забрать жизнь у проигравшего.
Вокруг раздались вздохи и возмущенные голоса. Но и – Ситра не могла поверить своим ушам – возгласы одобрения и даже смех. Ситра и на секунду не могла допустить, что женщина в зеленом говорит это серьезно. Может быть, это еще один уровень испытания? Фарадей от возмущения вышел из себя; поначалу он не мог даже говорить. Наконец он яростно загрохотал, подобно силам самой природы, подобно штормовой волне, ударяющей в берег:
– Это – пощечина нам всем! Всему, что мы делаем! Мы заняты «жатвой», в то время как вы со жнецом Годдардом и его учениками превращаете нашу миссию в кровавый спорт.
– Ерунда! – возразила Рэнд. – В моем предложении есть смысл. Угроза быть уничтоженным заставит выйти победителем того, кто более достоин жнечества.
А затем, к ужасу Ситры, вместо того чтобы отвергнуть предложение жнеца Рэнда как нелепое, Ксенократ обратился к парламентарию.
– Существует ли правило, запрещающее подобное? – спросил он.
Парламентарий, подумав, сказал:
– Поскольку нет прецедента двойного ученичества, нет и правил, которыми можно руководствоваться в данном случае. Предложение не выходит за рамки наших правовых норм.
– Правовых норм? – вскричал жнец Фарадей. – Правовых норм? Нашими правовыми нормами должны быть моральные принципы сообщества жнецов. Это варварское предложение!
– О, прошу вас! – произнес Ксенократ, жестикулируя несколько преувеличенно. – Поменьше мелодрамы! В конце концов все это – последствия вашего решения взять двоих учеников, хотя достаточно было бы и одного.
Затем часы начали бить семь.
– Я требую обсуждения и голосования! – воскликнул Фарадей, но часы уже пробили три раза, и Ксенократ проигнорировал его просьбу.
– Пользуясь полномочиями Высокого Лезвия, я определяю дополнительное условие в деле Роуэна Дамиша и Ситры Террановой: тот из них, кто победит, по получении кольца обязан будет забрать жизнь другого.
И, стукнув по трибуне молотком председательствующего, он распустил конклав и определил судьбу учеников Фарадея.
Временами я тоскую по общению с «Гипероблаком». Я думаю, каждый из нас всегда втайне желает того, чего не может получить. Другие могут обратиться к «Гипероблаку» за советом, попросить разрешить трудный спор. Кто-то поверяет ему свои секреты, поскольку известно, что оно наделено сочувственным, непредвзятым мнением и никогда не сплетничает. «Гипероблако» – лучший в мире слушатель.
Но не для жнецов. Для нас «Гипероблако» хранит молчание. На веки вечные.
Конечно, у нас есть полный доступ ко всем знаниям, которые оно хранит. Сообщество жнецов использует «Гипероблако» в разнообразных целях, но для нас это в основном база данных. Инструмент, и ничего более. Как сущность, как форма сознания «Гипероблако» для нас не существует.
Хотя она есть, и мы это знаем.
Отстраненность от коллективного сознания человечества, его мудрости – еще одна граница, разделяющая нас и всех остальных людей.
«Гипероблако» видит нас. Оно наверняка внимает нашим мелочным ссорам, замечает растущую в среде жнецов коррупцию, но, приняв обязательство не вмешиваться, терпеливо молчит. Презирает ли оно нас, жнецов? Или предпочитает просто не думать о нас? И что хуже – когда тебя презирают или когда игнорируют?
– Из журнала жнеца Кюри.
Глава 15
В промежутке
Ночь стояла промозглая, и дождь бил по окнам поезда, отчего свет фонарей, горящих снаружи, расплывался пятнами. Потом фонари исчезли, на окна навалилась чернота, и Роуэн понял, что они выехали за город.
– Я не буду этого делать, – наконец произнесла Ситра, прерывая тишину, которая сопровождала их с того момента, когда они покинули конклав. – И они меня не заставят.
Фарадей не произнес ни звука, даже не посмотрел на Ситру, а потому Роуэн решился ответить за него:
– Заставят.
Наконец Фарадей посмотрел на них.
– Роуэн прав, – сказал он. – Они найдут нужную кнопочку, чтобы заставить вас танцевать, и вы не сможете отказаться, как бы ужасна ни была мелодия.
Ситра пнула пустое место напротив.
– Как они могут быть такими жестокими? И почему они так нас ненавидят?
– Не все, – сказал Роуэн. – И я думаю, что дело не в нас…
Было ясно: Фарадей – всеми уважаемый жнец, и хотя он не выступал сегодня против Годдарда, его мнение об этом человеке было ясным и определенным. Годдард видел в Фарадее угрозу. Атака на Ситру и Роуэна была предупреждающим выстрелом.
– А что, если мы оба провалимся? – предположила Ситра. – Что, если мы плохие ученики, и они не смогут выбрать никого из нас?
– Они выберут, – сказал Фарадей веско, так что сомнений не осталось. – Неважно, как вы будете отвечать, они выберут одного, хотя бы ради будущего шоу.
Читать бесплатно другие книги:
