Жнец Шустерман Нил
– Привет, Ситра. Рад тебя видеть.
– Привет, Роуэн.
– Прошу кандидатов воздержаться от посторонних разговоров перед лицом конклава, – произнес Ксенократ.
Шепоток, поднявшийся было из рядов зала, стих, как только Ситра и Роуэн повернулись к жнецам лицом. Никогда еще такая тишина не поражала зал конклава. Роуэн слегка улыбнулся – улыбкой не радости, а удовлетворения. Стоя бок о бок, они, Ситра и Роуэн, смогли заставить замолчать три сотни жнецов. Да, ничего более серьезного здесь никогда не происходило. И что бы ни случилось сегодня, одного этого Роуэну будет достаточно, чтобы сказать себе, что жизнь прожил он не зря.
Ситра стояла, не позволяя волнению хоть как-то отразиться на ее лице.
– Лицензионный комитет рассмотрел результаты вашего ученичества, – провозгласил жнец Мандела, обращаясь к ним, но имея в виду весь конклав. – Мы оценили результаты, показанные вами во всех трех испытаниях, первые два из которых вы провалили, хотя оба раза у вас были смягчающие обстоятельства. Ваш инстинкт заставлял вас защищать друг друга, хотя первой задачей для всех нас является защита сообщества жнецов. Любой ценой.
– Правильно! – крикнул какой-то жнец из последнего ряда.
– Решение, принятое нами, было не из легких, – продолжал Мандела. – Знайте, что мы старались рассмотреть ваши дела как можно более полно и справедливо.
Затем Мандела возвысил голос и задал вопрос:
– Кандидаты в члены сообщества жнецов, готовы ли вы принять решение лицензионного комитета Мидмерики?
Как будто это решение можно было бы и не принимать!
– Да, Ваша честь! – ответила Ситра.
– Согласен, Ваша честь! – произнес Роуэн.
– Да станет всем известно, – провозгласил жнец Мандела, – что отныне и вовеки… Ситра Терранова будет носить кольцо жнеца, равно как и бремя тех обязанностей, что связаны с его ношением.
Зал взорвался радостными криками. Кричали не только те, кто поддерживал Ситру, но и почти все остальные. Даже жнецы, бывшие на стороне Роуэна, одобрили решение комитета, потому что, в конце-то концов, какую реальную поддержку в сообществе имел Роуэн? Те, кто восхищался Годдардом, Роуэна недолюбливали, а те, кого по его поводу терзали сомнения, уже поддержали Ситру. Только теперь стало ясно, что посвящение Ситры в сан жнеца осуществилось в тот момент, когда Годдард и его свита сгинули в пламени пожара.
– Поздравляю, Ситра, – сказал Роуэн сквозь рев толпы. – Я знал, что у тебя получится.
Она вдруг почувствовала, что не может ответить ему, не может даже поднять глаз.
Жнец Мандела вновь обратился к Ситре:
– Вы избрали себе имя? Имя Покровителя или Покровительницы?
– Да, Ваша честь.
– Тогда возьмите кольцо, которое я держу в руке, наденьте его себе на палец и объявите сообществу Мид-мериканских жнецов, кем вы… явились… миру… сейчас… и навеки!
Руки Ситры дрожали так, что она едва не выронила кольцо. Надела его на палец – подошло идеально. Тяжелое кольцо, золотая оправа. Кольцо быстро нагрелось теплом ее тела. Она подняла руку с кольцом – как это делали до нее другие посвященные жнецы.
– Меня зовут жнец Анастасия, – воскликнула Ситра. – В честь младшей дочери семьи Романовых.
Собравшиеся в зале жнецы поворачивались друг к другу, обсуждая меж собой сделанный выбор.
– Мисс Терранова, – сказал Ксенократ, недовольный происходящим, – я не могу признать это удачным выбором. Российские цари известны скорее своей любовью ко всяческим излишествам, чем своим вкладом в цивилизацию, а Анастасия Романова за свою короткую жизнь не сделала ничего значительного.
– Именно поэтому я выбираю ее, Ваше превосходительство, – ответила Ситра, не сводя глаз с Ксенократа. – Анастасия была продуктом прогнившей системы, потому у нее и отняли ее жизнь – почти как у меня.
Ксенократ ощетинился, Ситра же продолжала:
– Если бы Анастасия выжила, кто знает, что бы она сделала? Может, изменила бы мир и прославила свою семью! Я выбираю имя Анастасия и клянусь, что стану источником и опорой изменений, которых она не смогла совершить.
Высокое Лезвие выдержал взгляд Ситры. Молчание длилось и длилось. И тут поднялся один жнец и начал аплодировать. Это была жнец Кюри. Ее поддержали другие, и вскоре все сообщество стояло на ногах, дружной овацией приветствуя новоявленного жнеца Анастасию.
Роуэн понимал, что комитет принял правильное решение. А когда он услышал, как Ситра защищает свой выбор Покровительницы, он был восхищен. Если бы он уже не стоял, он бы подключился к овации.
Наконец обряд посвящения был завершен, жнецы расселись, и жнец Мандела обратился к Ситре:
– Вы знаете, что вам предстоит сделать?
– Да, Ваша честь.
– Какой способ вы выбрали?
– Лезвие, – ответила Ситра. – На испытании я работала лезвием, почему теперь должно быть иначе?
Конечно, тотчас же нашелся поднос с ножами, который внес молодой жнец, посвященный на Осеннем конклаве.
Роуэн внимательно смотрел на Ситру, но она не отвечала ему взглядом, а разглядывала набор ножей, лежащих перед ней. Наконец она выбрала жуткого вида лезвие.
– Таким ножом я вчера убила собственного брата, – сказала она, – и думала, что уже не прикоснусь к нему. Ан нет!
– И как он? – спросил Роуэн.
Наконец Ситра взглянула на него. В ее глазах был страх, но и решимость.
Хорошо, подумал Роуэн. Пусть будет решительной. Все пройдет быстрее.
– Он в Центре, – ответила Ситра. – Сливочное мороженое с фруктами и сиропом ждет, когда он проснется.
– Счастливчик, – покачал головой Роуэн и взглянул на сидящих в зале жнецов, которые перестали быть конклавом и стали обычными зрителями.
– Публика ждет представления, – сказал он. – Устроим?
Ситра слегка кивнула.
И нисколько не лукавя, Роуэн прочувствованно произнес:
– Для меня большая честь – отдать вам свою жизнь, жнец Анастасия.
Затем он вздохнул и приготовился принять в себя лезвие. Ситра же явно колебалась. Вместо того чтобы нанести последний удар, она посмотрела на свое кольцо.
– А вот это тебе, – вдруг сказала она, – за то, что сломал мне шею.
Она резко отвела назад кулак и ударила Роуэна в лицо с такой силой, что едва не сбила с ног. Общий вздох вырвался из груди сидевших в зале – такого поворота они явно не ожидали.
Роуэн поднял руку и ощутил на лице кровь; кольцом были рассечены губы и щека.
Ситра подняла нож, чтобы завершить «жатву», но в этот момент с трибуны позади нее прозвучало громкое:
– СТОП!
Это был парламентарий конклава. Он держал свое кольцо высоко над головой, и оно пульсировало алым цветом. Так же вело себя кольцо Ситры и кольца всех жнецов, которые сидели на расстоянии не более десяти ярдов – их кольца светились.
– Этот юноша не может быть подвергнут «жатве», – провозгласил парламентарий. – Он наделен иммунитетом.
Волна гнева поднялась над залом. Роуэн посмотрел на покрытое его кровью кольцо Ситры. Кровь передала информацию о его ДНК в базу данных гораздо быстрее, чем это сделал бы поцелуй. Пораженный, он улыбнулся:
– Ситра! Ты гений!
– Для вас я не Ситра, а Досточтимый жнец Анастасия, – ответила она. – И я совершенно не понимаю, о чем идет речь. То, что произошло, совершеннейшая случайность.
Но мерцание в ее глазах говорило о другом.
– Тишина! – крикнул Ксенократ и с силой ударил по столу молотком председательствующего.
Жнецы начали успокаиваться, и Ксенократ с самым угрожающим видом нацелил на Ситру палец.
– Сит… то есть жнец Анастасия! Вы грубо нарушили решение конклава!
– Нет, Ваше превосходительство! Я была готова забрать его жизнь, но меня остановил ваш собственный парламентарий. Мне и в голову не могло прийти, что мой удар наделит Роуэна Дэмиша иммунитетом.
Ксенократ недоверчиво посмотрел на Ситру и вдруг, не сдержавшись, расхохотался.
– Да неужели? Какая искусница! – проговорил он сквозь смех. – А как ловко выкручивается! И объяснение готово! Вы отлично с нами поладите, жнец Анастасия!
Затем он обернулся к парламентарию и спросил, какие у них есть варианты.
– Предлагаю годичное заключение, пока иммунитет не будет исчерпан, – сказал парламентарий.
– А что, разве есть место, где человека можно официально заключить под стражу? – спросил один из жнецов.
Жнецы, сидящие в зале, принялись наперебой выкрикивать свои варианты. Кто-то предлагал посадить Роуэна под домашний арест, что могло быть как хорошо, так и плохо – если исходить из мотивов предлагавшего.
Пока разворачивалась дискуссия по поводу возможного будущего Роуэна, Ситра наклонилась к нему и прошептала:
– Рядом с тобой целый поднос ножей, а у восточного выхода ждет машина.
И отошла от Роуэна, предоставив ему возможность взять свою судьбу в собственные руки.
А он-то предполагал, что большего впечатления, чем она уже произвела на него, произвести уже не сможет! Ситра доказала, что он был неправ.
– Я люблю тебя, – сказал Роуэн.
– И я тебя, – ответила Ситра. – А теперь проваливай!
Это было настоящее чудо. Роуэн схватил с подноса три длинных ножа и каким-то непостижимым образом стал размахивать всеми одновременно. Жнец Анастасия и рукой не шевельнула, чтобы остановить его. Но если бы она и попыталась это сделать, потерпела бы неудачу – он был слишком стремителен. Словно молния, Роуэн пролетел по центральному проходу. Сидевшие по обе стороны жнецы пытались задержать его, но ни один не преуспел – ни на йоту не сбавляя скорости, Роуэн мощными ударами отбрасывал их назад, бил и колол, колол и резал. Перед ними промчался не человек, а будто сама природа в ее смертоносной сущности – таким видела его и Анастасия. Счастливчики, вставшие на пути Роуэна, поплатились только своими мантиями, изрезанными в куски. Менее удачливые получили раны, на которые взирали с удивлением – такое с ними было впервые. Одного из жнецов – жнеца Эмерсона – пришлось потом даже везти в восстановительный центр.
И, оставив за своей спиной хаос тел, крови и возмущенных криков, Роуэн исчез в дверях Капитолия.
Пока Ксенократ взывал к порядку, жнец Анастасия посмотрела на свою руку и сделала то, чего никак нельзя было ожидать от жнеца. Она поцеловала собственное кольцо, оставив на губах капельку крови Роуэна – достаточно для того, чтобы запомнить этот момент навеки.
Как Ситра и сказала, машина ждала у восточного выхода. Роуэн думал, что это окажется авто-такси и что он будет один. Что ж, никогда не знаешь, что получишь.
Роуэн прыгнул на сиденье пассажира и взглянул на водительское кресло. Сегодня с ним происходило многое, но то, что он увидел, едва не заставило его сердце остановиться. За рулем сидел призрак.
– Вечер добрый, – сказал жнец Фарадей. – Дверь прикрой. Холод же снаружи. Поистине арктический.
– Что? – воскликнул Роуэн, с трудом удерживаясь в здравом рассудке. – Вы что, не умерли?
– Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос, но со временем у нас туговато. Так ты закроешь дверь, или как?
Роуэн хлопнул дверцей, и машина, сорвавшись с места, растворилась в морозном вечере, опустившемся на Фалкрум-Сити.
Есть ли у человека враг, более жестокий, чем он сам? В Эпоху Смертных мы без конца воевали друг с другом, а когда не было настоящих войн, били друг друга на улицах, в школах, дома – пока не начинали вновь искать для войны внешний повод и не находили врага на почтительном от себя расстоянии.
Но эти конфликты ушли в прошлое. На Земле теперь всеобщий мир и благополучие.
За исключением…
Вот в чем проблема: в любом правиле есть исключения. Я не так давно служу жнецом, но уже вижу, как наше сообщество готовится стать исключением из правила. И не только здесь, в Мидмерике, но и по всему миру.
Первые жнецы были визионерами. Для них мудрость состояла в приумножении мудрости. Они понимали: душа жнеца должна содержаться в чистоте, должна быть свободна от злобы, алчности и гордыни. Совесть должна быть основой души жнеца. И тем не менее гниение поражает самые твердые из основ.
Если уйдут в небытие честь и совесть – основополагающие камни фундамента нашей жизни, на их место неизбежно придет жажда привилегий. Тогда-то мы и станем сами себе злейшими врагами. Вдобавок уже сейчас новые темные полосы ложатся на самую ткань жизни сообщества. Возьмем, например, последние слухи, которые вскоре после моего посвящения в течение нескольких месяцев распространились за пределы сообщества жнецов и стали достоянием широкой публики.
Говорят, появился некто, выискивающий в нашем сообществе самых коррумпированных жнецов… и прекращающий их существование, умерщвляя их с помощью огня. В одном все убеждены – это не жнец. И тем не менее люди дали ему имя жнец Люцифер.
Ужасно, если это – правда. Но еще более ужасно мое тайное желание, желание, которое я скрываю от самой себя. Я хотела бы, чтобы это действительно было правдой.
Быть жнецом никогда не являлось моей целью. Именно поэтому, как мне кажется, я и стану хорошим жнецом. Ничего определенного о своей службе я пока сказать не могу – все это для меня внове, и мне еще очень многому предстоит научиться. Сейчас я все свои силы должна отдать тому, чтобы заниматься «жатвой» с состраданием и сочувствием к своим жертвам, и верить, что наш совершенный мир не изменит своему совершенству.
И если мне встретится жнец Люцифер, я надеюсь, что во мне он увидит хорошего жнеца. Как уже увидел однажды.