Напряжение сходится Ильин Владимир
— Артем, угомони ее, — добавилось в моем голосе усталости, и я убрал руку с его плеча. — Пожалуйста, а?
И тот мягко улыбнулся Инке — ободрительно и успокаивающе, отчего очередные ругательства сменились тишиной и осторожным взглядом на него исподлобья.
Сразу три защитные пуговицы рассыпались прахом — не стоит считать Черниговского недалеким, — а вокруг завертелась карусель теней, заходящих по параболе и беззвучно врезающихся в пока еще целый щит.
Но мы все смотрели, как Артем молча демонстрирует Инке раскрытые и пустые ладони и медленно шагает к ней — чуть быстрее, чем недоверчиво отступает Аймара от него.
Гасли щиты, расслаивалась защита, нагревались кольца и падали последние бастионы. Но мы улыбались, глядя, как Артем подступает к девушке, словно к недоверчивому олененку, и протягивает к ее голове ладони.
Инка невольно обернулась назад и впала в ступор от вида того, как расплывается по щиту мерзкой человекоподобной гримасой жадная до души грязно-черная тень. Испуганно дернувшись, девушка посмотрела на Артема уже совсем иначе — с испугом и надеждой на защиту, замерев и подняв к нему лицо.
А Артем мягко повел ладонями у ее головы, остановив их возле висков.
— «Град» — это реактивная система залпового огня, — произнес он ей мягко, как признание в любви, за мгновение до того, как осторожно и нежно прикрыл могучими ладонями ее ушки.
Я деловито проделал то же самое со своими ушами, слегка приоткрыв рот. И мудрая Дейю моментально повторила мои движения.
В мире Силы, авторитетном и давным-давно устоявшемся, рейтинги выстраивали без учета снарядов калибром сто двадцать два миллиметра, усиленных рунной вязью и десятком алых самоцветов с «Искрой Творца».
Мир вокруг давно уже потемнел от мириад теней. Но когда рядом грохнуло так сильно, что чуть не подломились в коленях ноги — поднятая ввысь земля обратила день в самую мрачную ночь. А жар, пробившийся сквозь почву, на мгновение обернулся мыслью о преисподней. И тут же грохнуло снова, еще раз и опять без малейшей передышки — титаническими молотами целого цеха молотобойцев, отразившись акустической болью в черепе даже сквозь прижатые ладони.
Рухнул предпоследний защитный рубеж, но плечи больше не давило чужой волей, а внешний щит не пыталась прогрызть призванная мерзость.
— Артем, щиты! — крикнул я в ухо другу, не слыша себя.
Но тот кивнул и на мгновение прикрыл глаза — и впервые вдох обошелся без боли под сердцем, а плечи распрямились. Артем — он самый сильный среди нас. Он выдержит последствия.
Двадцать секунд длилась вечность громового ада, а жар внутри защитных щитов уже пропитал одежду и стекал по спине. Но даже после них не было внезапной тишины — уши оглохли еще раньше, а ноги продолжали чувствовать удары залпов, которых уже нет. Только опадал пепел, в который обратилась горемычная земля, и ветер сдувал пожары всего того, что еще могло гореть после битвы «мастеров», явления «виртуоза» и работы пяти артустановок.
— Отвратительная погода! — орала Го Дейю, не слыша себя, и слегка потряхивала головой.
— Да, есть такое! — попытался я проморгаться, прогоняя из глаза неведомо как залетевшую соринку. — «Грады», «Смерчи», «Тайфуны»… Так что — только туризм! Никакого постоянного проживания здесь!
Хотя то и дело приходится объяснять это на границах страны…
— Если ты чуть сильнее сдавишь ей череп, то лично я ничего не видел! — по-прежнему громко, но мягко порекомендовал я Артему, все еще защищающему ладонями ушки Инки.
Тот чуть дрогнул и, недовольно глянув в мою сторону, очень медленно отвел свои лапищи от головы Аймара. А та тоже словно очнулась и стала нервно поглядывать по сторонам, пряча от нас взгляд.
— Никому не дозволено называть меня трусом, кроме моих сестер! — веско заявил я Шуйскому причину в ответ на его осуждающий взгляд.
Потому что «Открой дверь, трус!» — это не повод впускать экспериментаторов, которым жалко кота и собаку для испытания их очередной гениальной придумки, но не жалко старшего брата.
Под действием щита Артема жар отступал, а набежавший ветер на секунду снес дымные столбы в сторону. Но толком все равно ничего не было видно. Разве что чадило определенно там, где был лимузин князя Черниговского. Ну да и площадь накрытия была смещена в ту сторону, уничтожив как бы не половину садового компаньонства и вызвав многочисленные чадные пожары…
Скоро к владельцам даже самого маленького домика придут из страховой компании и соврут, что все было застраховано на огромные суммы. Выйдет мне дорого, но не критично.
Однако отсутствие новой атаки радовало и пересиливало любые финансовые потери.
— Там кто-то едет… — прислушался Артем и повернул голову в ту сторону, откуда мы прибыли.
Го Дейю, испросив разрешения, что-то сделала с воздухом, и первым освободила интересующий нас сектор.
— Она должна была улететь… — упавшим голосом произнес я, глядя на машину с Федором и Никой на переднем сиденье.
Как она уговорила Мстиславского, клятвенно обещавшего ее увезти?.. Как она смогла уговорить двоих свитских Федора сесть с охраняемым лицом в одну машину?.. Не важно…
— Максим… — осторожно тронул меня за плечо Артем.
Уже все не важно. В который раз…
— Максим, — произнес он уже напряженно, а плечо откровенно затормошил.
Я повернулся в сторону разрытого, распаханного, сожженного, утрамбованного и развеянного поля, ставшего просто серо-черной пылью, на которой никогда и ничто более не вырастет.
И в центре которого — уже не скрытого дымами, старательно отведенными Дейю в сторону, сидел на земле, в припорошенном пылью костюме, мужчина в возрасте, растерявший куда-то и роговые очки, и самообладание.
Князь Черниговский держал на коленях голову сына, то прижимая его к груди, то проводя по его лицу и волосам ладонью. Его тело сотрясала дрожь, а пыльные щеки расчертили дорожки слез.
— Он жив, — глухо произнесла Го Дейю.
— Ненадолго, — размяв шею, зло выдохнул Шуйский.
Но я вновь его остановил.
— Максим?.. — недоуменно вопросил друг.
— Он прощается… — голос звучал глухо и неестественно.
— Какая разница? Это же такая мразь…
— Для его сына это важно.
Тем более это ничего для нас не изменит.
— Тот еще большая мразь. Он чуть не убил твою невесту, меня, тебя, Федора — всех на турнире!
— По-английски! — вдруг возмутилась Инка.
Но Го ткнула ее локтем и принялась тихо переводить.
— Он стал мразью ради этого момента, — чуть повернул я голову.
И Артем, пусть и покачав головой неодобрительно, все же не сдвинулся с места.
— Сентиментальный злодей! — с пониманием кивала в стороне Инка. — Два сентиментальных злодея!
Хлопнули рядом двери машины, и в наш коллектив вклинилась Еремеева, с тревогой осмотрев меня на наличие повреждений, а не обнаружив — врезала по печени.
Я, лишившись почти всех щитов, аж охнул.
— Говорил ей — не надо сюда ехать! — возмущенно всплеснул руками Федор. — Но там у Мстиславского вся аппаратура в вертолете сдохла, так что пока чинят — отпросилась.
— О, так у нас новый рекорд, — перехватил я Нику и прижал к себе, не давая выражать чувства кулаками, — именной княжеский вертолет! Убытков — на два-три «боинга»… — мрачно констатировал я.
Ника осознала, пискнула и прекратила дергаться.
— А вы тут точно победили? — деловито добавил брат. — Ведь ваш клиент вроде как шевелится. Я бы даже сказал, полон сил…
Мы синхронно посмотрели в ту сторону.
Князь Черниговский надел перстень со своей руки на руку сына, и тело бывшего наследника исчезло в темной дымке. Сам он стал медленно и неторопливо подниматься на ноги.
И мир вокруг давануло чуть ли не материальным ощущением лютой ненависти.
— Федор, не одолжишь пару защитных артефактов? — усталым тоном попросил я, глядя на повернувшегося к нам князя.
— А я все-таки пойду… — нахмурился Шуйский и сделал несколько шагов в сторону врага. — Он ведь ослаблен и подавлен. Легкая цель.
Вокруг «виртуоза» Черниговских начали расплываться во все стороны длинные черно-красные тени. Будто источник красного цвета бился прямо внутри него.
А контур из теней в небе над нами, что, казалось, исчез бесследно, мгновенно запер нас по периметру усадьбы, сомкнувшись под шипение вытесненного воздуха.
— Тем более у Ники есть блокиратор, — разгладилось лицо Артема.
— Мм… нет… — робко произнесла Ника. — Я его в вертолете с вещами оставила. Чтобы не потерять. Он же дорогой…
— …и умерли они в один день! — громко продекламировала Го Дейю, склонив голову и укрыв лицо ладонью. — В один тупой и нелепый день.
— Если следствие найдет труп с ушками на обруче, это добавит интриги расследованию? — задумчиво произнес Федор, и не думая паниковать.
Хотя надо бы — мигом возведенная его свитой защита вокруг него как-то неприятно гибко и пластично продавилась от удара внезапно вытянувшейся в нашу сторону длинной тени. Защита прикрывала заодно всех нас, кроме Артема, — листья и серая земля уже кружили вокруг его силуэта в пяти метрах правее.
— Почему из-за тебя суждено умереть самым светлым и добрым людям? — с горечью и болью донеслось от подкравшейся сзади Аймара. — Они идут на смерть, они не сомневаются. Твой друг, твой брат, твоя невеста. А ты всей своей подлостью тащишь их за собой, стоя на месте?
— Она какая-то странная, — отчего-то фыркнула Ника, покосившись на нее из-за моего плеча. — Девушка, в нашей компании не принято умирать.
— Вот, — поддакнул я, отпуская невесту и ставя ее подле себя.
— Умирают только один раз!
— Ну, я вот два раза, по-моему… — припомнил, но тут же добавил: — Но это, безусловно, не принято. Не рекомендую! — произнес в тот момент, когда Артем рванул в сторону врага и был тут же снесен в сторону ударом собственной теневой копии.
Князь Черниговский даже не двинулся с места.
— Сними клятвы… — напряженно произнесла Инка, прикипев к драке взглядом и дернувшись всем телом.
— Нет.
— Сними, я хочу ему помочь. Не тебе!
— Значит, переживай за него. Молись за него. Думай о нем и готовься к его возвращению.
— Он же умрет! — крикнула она в отчаянии.
Потому что резво поднявшийся и разорвавший напавшую на него плотную теневую копию Артем был тут же отброшен ударами еще двух таких же…
— Неужели ты этого не хотела днем раньше? — полюбопытствовал я. — Всеми силами, всеми чувствами… Быть может, это твои мечты сбываются? Твои истовые желания услышаны небесами?
А Инка потерянно смотрела на картину избиения Артема Шуйского, который уже разодрал своими зелеными когтями еще три тени — но теперь его окружали уже шесть — столь же огромные, как он сам.
— Это не из-за меня…. — глухо произнесла Инка, — это ты, все ты!
— Я хочу убить своего друга и брата?..
— А что, разве не так?! Тогда спаси его! — зло и резко повернулась она ко мне. — Докажи это!
Я дернул плечом и плеснул волной звездочек от себя на землю. Метнувшись целым потоком вперед, они заполнили все пространство бывшей усадьбы тусклыми огоньками — чтобы через мгновение ослепительно вспыхнуть и выжечь все тени.
Секунда — и «проявившийся» в мерцании рядом с князем медведь буквально снес Черниговского с ног, отправив мотнувшее головой тело в полет на пару метров — и волоком на метр по земле.
Чтобы тут же с воем боли отлететь в обратную сторону, облепленным чем-то вязким и прожигающим шкуру… «Виртуозу» начало надоедать забавляться.
Я с тревогой посмотрел над головой и тут же выдохнул — гроза, еле видимая сейчас из-за сияния огней, к которым Черниговский пока не подобрал ключ, уже накрывала нас.
Осторожно отцепил от себя испуганную Нику и состыковал с ошарашенной Аймара, прикованной к поединку человека и медведя в кубе света без теней. Доставалось обоим — наотмашь, на поражение, но живучесть медведя и сила «виртуоза» не давали за один удар убить ни блекло-вязкой плети, создаваемой Черниговским в продолжение ладони, ни ядовито-зеленым когтям, уже разодравшим некогда дорогой костюм и рубашку, но так не процарапавшим даже кожу.
Я достал родовой перстень Юсуповых, надел на указательный палец и подал Силу. Небольшой дракончик явился в мерцании искр и был крайне доволен как своим появлением и кипевшей битвой рядом, так и погодными условиями над ним, чуть ли не сразу дернувшись в полет. Но я придержал сорванца, уже рванувшего в сторону схватки, накрыв левой ладонью.
В просвете между пальцами показалась недовольная мордочка, попытавшаяся протиснуться наружу.
— Сначала вырасти, — остановил его я.
В небесах ослепительно вспыхнула молния, под грохот которой я наставительно указал дракончику на нее. Мол, вот тебе и в коня корм.
— Это не сработает, — мягко и без акцента произнесла китаянка позади меня, а маленькие ее ладошки легли мне на спину. — Их воспитывают и усиливают не так. Но я дам Силу, дам много Силы, — шептала Го Дейю истово и искренне. — Хватит на все! Я приоткрою двери Восточного дворца для тебя!
Во вспышке молнии впереди, вызванной не мною и оттого привлекшей мое внимание, среди темных грозовых туч словно проявились и тут же исчезли очертания величественного, тускло подсвеченного строения где-то вдали.
— Но я хочу плату, — мягко, но уже жестче произнесла Дейю. — Ты знаешь какую.
— Сделай его счастливым, — подумав, коротко кивнул в ответ.
— Эта княжна спавится, — уверили меня.
А нажатие ладоней стало сильнее, будто предлагая на них опереться.
— Слышал? — строго произнес я дракончику.
Тот мотнул искристой мордочкой с полным пониманием.
А я приподнял ладонь на уровень глаз.
— Становись сильнее! Возвращайся! И приводи друзей! — вскинул я руку, отправляя довольно прогремевшего громовым клекотом дракончика ввысь.
— Это работает не так! — возмутилась Дейю.
— Да мне плевать, как это работает, если не по-моему. — Я вспомнил свои ощущения парой секунд ранее и уже самостоятельно проявил в небе Восточный дворец, силой воли распахивая в нем ворота, — и чуть ли не дурея от восторга и мощи, рванувшей из него навстречу.
— Н-но… — обескураженно произнесла Го, отпуская ладони от моей спины, отшатываясь и глядя, словно не веря, на яркий — пробивающийся даже сквозь свет звездочек — силуэт с башнями и контрфорсами на полнеба, свитый из молний бесконечной грозы; из ворот Дворца стаей выныривали десятки сияющих крылатых бестий, исчезая в грозовых иссиня-черных подбрюшьях низких облаков, подсвечивая их изнутри хищными силуэтами.
— А Пашку обидишь — прибью, — жестко произнес я, поймав ее взгляд. — Никаких княжеств, принесенных твоим старейшинам на блюде!
Дейю истово закивала.
— А если бы… А если бы у тебя не получилось? — казалось, через силу спрашивала Аймара, пытаясь перекричать близкий шторм.
Взгляд ее перебегал то на небо, то на схватку, где Артему приходилось все сложнее: он уже отчетливо прихрамывал на левую переднюю лапу, а на шкуре уже не оставалось целого места — но отчего-то все сильнее замирала, глядя вверх.
— Что у меня не получилось?! — не сдержался я. — Перезарядка «Града» — семь минут! Это вы у нас тут все герои и собрались умирать, а у меня свадьба! Семь минут не могут постоять на месте!
— Вот-вот, — поддакнул Федор, задравший голову ввысь.
Я выдохнул, успокаиваясь, нашел на небесах своего дракончика, уже откормившегося до размера среднего истребителя, и перевел взгляд на князя Черниговского.
— Сожрите его!
Глава 29
Среди очерченного коричнево-туманной защитой круга не осталось слов — да и те не были бы услышаны. Там, по другую сторону, под громовой клекот рвали защиту вокруг человеческого силуэта десятки электрических бестий, бросившихся с неба и облепивших жертву одним нестерпимо сияющим комом. Иногда какая-то из них распахивала электрические крылья и недовольно взлетала ввысь, не добравшись до плоти врага, — но в место, ею освобожденное, тут же врезались два или три других хищных проявления стихии, пытавшихся повалить жертву на землю, расцарапать электрическими когтями прозрачно-серое полотно преграды и оторвать голову резким движением пасти.
С затаенным дыханием и надеждой смотрели три девушки на избиение полностью сосредоточившегося на защите «виртуоза». Закаменевшей маской лица наблюдал за расправой молодой человек. Равнодушно контролировали пространство двое лысых мужчин, привычно распределивших секторы охраны и не сопереживавшие никому. Тяжело дышал израненный медведь, все еще остававшийся за полусферой щита и готовый к драке, но благоразумно не приближавшийся к месту схватки. Сиял над ними в воздухе Восточный дворец с распахнутыми воротами, готовый дать еще силы, дать еще мощи призвавшему его, чтобы довершить дело.
А еще на поле битвы, в кольце защиты, стоял мальчишка тринадцати лет, которому было явно не место в схватке совершеннолетних людей, принявших по закону всю меру ответственности за свои поступки.
Но в мире аристократов возраст не имеет столь драматического значения. Более того, правила наследования предписывают совершенно иное главенство в роду, когда доходит до принятых в семью. И оказывается так, что если тебе в девятый класс, а усыновленный брат уже отпраздновал совершеннолетие, то наследником все равно будешь ты. И старшим в своем роду, а значит, ответственным за младшего, каким бы могущественным и самостоятельным он ни был — тоже.
И сейчас ему категорически не нравилось то, что происходило рядом с ним.
Ладони Федора с силой сжимали снятые с рук охранные перстни, призванные защитить от звуков и частот, способных убить; от неприятных запахов и от вредного спектра света. Но сейчас он хотел видеть, слышать, осязать, чувствовать кожей — это ослепительное сияние живой энергии, оглушающий грохот, эти волны жара от покореженной земли и пугающее до дрожи в коленях противостояние людей, жаждущих убить и жить самим. Он осознанно лишил себя защиты, чтобы происходящее рядом не казалось кадром фильма, увиденного из безопасного и защищенного места, а било по всем чувствам ощущением причастности. Он хотел бояться, и ему действительно было страшно.
Юноша старательно запоминал этот ужас, чтобы вспомнить в тот момент, когда на ум придет мысль, будто война — это нечто иное, чем боль, смерть и страх за родных. А еще доказывая себе, что он все делает правильно.
Один такой ужас уже был в его прошлом. Тогда они проиграли. Сейчас готовились выиграть, но победа грозилась обернуться еще большим кошмаром.
Понимал ли это мудрый старший брат? Федор раньше верил, что да — но только до того момента, когда, будучи уже у вертолета вместе с Никой, уловил залп пяти установок со снарядами, изрядно усовершенствованными его рукой. Не так-то и просто почувствовать изделие, тобою созданное, — доступные расстояния обычно ограничивались десятками метров, которых было достаточно для поиска затерявшейся или сворованной вещицы. Да и то — закладки не ставились на продаваемые предметы вовсе. Но эти выстрелы Федор делал не для чужих, а также осознавал весь ужас от того, что они попадут в чужие руки. Поэтому, кроме возможности следить за ними с более чем достаточного расстояния, он всегда мог сделать так, что вся губительная сила, привнесенная в снаряды по его инициативе, не сработает.
И Федор сделал это.
Где-то совсем рядом небо пролилось на землю огнем, безжалостным и испепеляющим, но в нем не было искры его таланта. Иначе «виртуоз» к его приезду с гарантией был бы мертв — больше пяти килограммов «особых» самоцветов вместе с полугодовой работой не оставили бы шанса никому, кроме владельцев защитных артефактов, вышедших из-под руки самого Федора. Слишком огромная сила, за просто астрономическую сумму, если взяться считать — оттого невозможная под этим солнцем до сегодняшнего дня. Сила, которая была намеренно отключена — с полным осознанием всех последствий.
Максим учил его, что планировать и действовать проще всего против сильных и уверенных — эти не подведут, двигаясь ровно по тем маршрутам и прописанным схемам, которых от них ждут. Сильный и не знающий поражений ударит ровно так, как делал до этого раньше. Властный — задавит властью и влиянием. Высокопоставленный — самонадеянно наплюет на закон в своих интересах. Куда сложнее с неуверенными и слабыми — эти станут просчитывать каждый шаг, бояться и перепроверять вводные данные, да и после этого останутся в сомнениях. Максим объяснял, что обычно неуверенность и слабость князьям заменяют аналитики, но если вышибить из-под князя ровную поверхность, то он не станет спрашивать у аналитиков, как ему падать. Тем более не станет отчитываться перед ними, как и кого собрался за свое падение немедленно наказать. В этот момент князь и попадает в тщательно подготовленный лабиринт со всего одним выходом — каким бы путем он ни решился по нему идти, исход будет одним и тем же.
Но сейчас его брат сам действовал именно так — прямолинейно и грубо реагируя на внешний раздражитель. Потому что за немедленным и гибельным ударом была огромная, затяжная война — обезглавленный клан не оставит в покое убийцу своего главы, жаждая смыть кровью факт смерти от рук простолюдина. Не будет Черниговским места на земле и чести, пока на одной с ними планете дышит воздухом тот, кто будет им упреком до седой старости.
И Федор боялся, что Максим этого не понимает — и что самое худшее, так и не поймет, если первый же залп приведет его к успеху. Ведь он посчитает, что в запасе у него останется и второй, и третий удар, и бесконечная сеть железных дорог, способная доставить носители в любую точку страны, а значит, рано или поздно даже самый сильный враг позабудет о своих амбициях и побежит.
Если бы Федору дали время все это объяснить — он бы постарался унять дрожь в руках и поведать, что ранг «виртуоза» — очень, очень разнообразный. И если этого князя, который уже почти потерял честь, связавшись с раскрытым похищением и тайной тюрьмой, пренебрежением сыном и разорением фамилии, способен уничтожить зачарованный снаряд… то в мире существуют такие монстры, что убьют Максима, который в один момент слишком поверит в абсолютное оружие. Монстры — не столь сильные, сколь хитрые и способные переждать падение стали и огня на землю, мгновенно переместившись в безопасное место…
Что ему было делать за сотни метров от схватки, когда невозможно дозваться, ухватить за руку и умолять прекратить, попросив поверить на слово, что должные объяснения последуют?
Младший брат, который верил Максиму, после залпа установок уже не мог переубедить жившего в Федоре старшего аристократа, что где-то тут рядом есть хитрый и коварный план. Поэтому в нем начал действовать будущий глава семьи, который не обязан и не должен отчитываться, когда надо спасти род. Ему виднее, он знает, как лучше, и он взял на себя всю меру ответственности за свой поступок.
Зато его брат не вступит в лабиринт, расставленный судьбой или злым умыслом, — пусть сам разбирается с авторством, но пройдет мимо ловушки. Злость, недовольство и даже ненависть в ответ — приемлемо за жизнь и будущее.
Непопулярные меры — сродни болезненной прививке, что заражает человека малым числом вируса, который организм переборет без вреда для себя и научится превозмогать в дальнейшем. Сегодня этой прививкой будет уведенная из-под носа победа, ощущение бессилия перед чужой мощью — как стимул организму стать сильнее. Федор не позволял пробиться в своей душе росткам сомнения и неуверенности, оставаясь главой семьи и не смея думать иначе.
Побеждают только осторожные, хитрые и осознающие собственные слабые стороны. Максим обязан был почувствовать свою слабость — еще и потому один за другим начали гаснуть его щиты от перегрузки, гораздо быстрее, чем должно, пока не остался предпоследний барьер. Семейные артефакты могли украсть и использовать против создателя, а значит, мастер обязан иметь возможность выключить и их.
Сейчас с Максимом ничего не случится — Федор уже был рядом и готов прикрывать. Но в будущем может оказаться так, что брат останется один с полуразряженным артефактом, а значит, уже сейчас обязан осознать, что последним барьером должен быть не камень, а личное могущество. Его развитие уже началось, и не должно быть окончено на дежурной технике для сдачи экзамена на ранг — но это знание ценнее, когда осознано самостоятельно, а не привнесено советом, как бы ни уважал человек говорившего. Максим ни с кем не собирался воевать, плетя кружева планов и интриг, уцепиться за нить которых даже Федору было не дано, хотя он и чувствовал напряженную дрожь в воздухе от переплетения линий. Но иногда война приходит вне всякого плана, а хоронить близкого второй раз Федор не желал.
Когда же и следующий залп ракетных снарядов снова не убьет Черниговского, тогда Самойлов Максим обязан будет вступить в переговоры. В конце концов, у них есть убедительные доводы для этого — когтистые, относительно свежие и размером с гараж. А если их не хватит, то Федор со свитой может просто прогуляться мимо недобитого «виртуоза», и все претензии за его смерть уйдут в Румынию. Да, его будут за это ругать, но…
Но случилось нечто ужасное, и сейчас Максим добивал князя у него на глазах, с ловкостью шулера достав из рукава новый козырь, сияющий теперь в небесах. Козырь, от появления которого им станет еще хуже, если Черниговский умрет, а лабиринт, в который вступит его брат, станет до невозможности коротким.
Потому что это уже не дракон Юсуповых — он у них всего один в небе, пусть и огромный. Это новая Сила Крови, способная убить «виртуоза», а значит, жить ее владельцу — до момента огласки.
Больше не будет простолюдина, потому что новая Сила Крови означает личный герб — но останется одиночка с небольшой семьей, что не пожелает искать защиты у Шуйских, но которому даже не подумают помочь Юсуповы, способные вмешаться по своей воле.
Ибо раз это не Сила Крови Юсуповых, то им он тоже не родственник, а значит, и защиты от них можно не ждать. Скорее родичи первыми пожелают уничтожить того, сродство со стихией которого выше, чем у них — иначе в один день он запрет им «небо», а какой-нибудь из старых врагов вырежет резко ослабевший род. Максим — хороший и этого не сделает? Юсуповы не готовы будут в это поверить — отцы и матери своих детей и заботливые дети своих престарелых родителей, желающие любой ценой и немедленно устранить нависшую над ними угрозу. Тем более что цена ей — всего одна жизнь.
А ведь было еще одно в списке последствий, подумав о котором, Федору просто ощущал дурноту.
Слишком много горя от победы, которую все вокруг так ждут.
— Я хочу видеть отца, — глухо произнес Федор.
Близкий грохот поглотил его слова, но те, кто обязан был слышать, синхронно повернули к нему лысые черепа с равнодушными глазами.
— Вы слышали, вечные.
Они не умели спорить и сомневаться. Упали расстегнутые кожаные куртки на землю, обнажая свободные руки с тяжелыми браслетами на них.
Повинуясь резкому движению кистей, браслеты слетели с запястья, оставшись зацепленными в ладони. Еще одно резкое движение, исполненное функциональности, — и браслеты подлетели ввысь до уровня двух метров; верхние замерли, оставшись в воздухе, остальные застывали чуть ниже, образовывая широкую арку.
Действие прошло мимо внимания всех остальных, слишком увлеченных медленной гибелью природного князя. Но когда свита стала рвать реальность, проделывая сквозной тоннель по прямой до земель Румынского княжества и деловито наживляя сотни километров пути на нити Силы, продетые сквозь кольца, своей волей стягивая ими разрывы пространства, в которых виделись оборванные трубы и металлоконструкции; чернота давящей с боков и сверху земли; темная вода подземных озер и рек, стремящаяся вырваться через рану в реальности; скальная порода, никогда не видевшая белого света, — именно в этот момент всех присутствующих продрало холодом и неприятным предчувствием по позвоночному столбу сверху и до самого низа, оставшись маятным чувством неуверенности в низу живота — у всех, кроме юноши, держащего волю драконов всего на одном сопернике и не давая их ярости разорвать всех остальных.
Нити Силы, визуально видимые коричневыми тросами, вдетыми в бронзовые кольца, сшивали складками сотни горизонтов между аркой у преддверия Уральских гор и той, что была у подножия Карпат. И двум бесстрастным исполнителям было наплевать, что станет, когда связи исчезнут и рухнут пласты земли в проделанную дыру, вызывая обрушения и землетрясения.
Ведомые приказом, они продолжали соединять две точки на планете, будто полотно ткани — накинутой поперек нитью, пока по завершении их усилий в арке не зафиксировался мрачный тронный зал с огромными книжными шкафами во всю стену, подсвеченный электрическим светом монструозной люстры, исполненной под старину. И князь Виид, показавшийся в переходе, не ступил на мертвый грунт, пройдя за один шаг более трех с половиной тысяч километров.
Был он старомоден в своих предпочтениях, одеваясь ровно так, как учил его отец, в традиционный наряд своего народа, расшитый золотым по красному кафтан и головной убор из серебра и жемчуга.
Князь недовольно посмотрел на мельтешение ярких огоньков за кромкой щита, мельком глянул на свежий перстень среди десятка иных на своей левой руке, после чего прислушался к своим чувствам и одобрительно хмыкнул. Только после этого он обратил внимание на присутствующих, происходящий бой, и, цокнув, — на сияющий над головой Дворец, остановив в итоге свой взор, полный молчаливого вопроса, на Федоре.
— Теперь он достоин быть моим братом? — будто в продолжение старой беседы, упрямо посмотрел на князя Федор и перевел взгляд на спину напряженно выпрямившегося Максима.
Князь Виид чуть наклонил голову и, покосившись на небо, одобрительно кивнул.
— Тогда спаси его, — выдохнул мальчишка и с надеждой посмотрел на древнего румына.
— Он и так неплохо справляется… — повеяло недоумением от могущественного существа.
— Если Максим убьет князя Черниговского, ему придется убить миллионы людей. А мой брат — не чудовище! — истово произнес Федор, в котором все-таки проглянул он-прежний.
Князь покосился на напряженную спину названого старшего сына, только что принятого в семью, и скептически хмыкнул о последнем суждении. Но вслух произнес иное.
— И как ты хочешь, чтобы я ему помог? — покосился он на Федора, продолжая отслеживать и бойню с драконами, и Дворец из молний в небесах.
— Я… я не знаю, — честно признался ему младший сын. — Но я очень прошу!
— Дети… — вроде ворчливо, но с одобрением произнес князь.
Затем слегка освободил длинноватый рукав и, отогнув ворот кафтана другой рукой, достал из внутреннего кармана небольшие песочные часы, заполненные серой дымкой.
Одно движение длинных и чуть суховатых пальцев — и часы отправляются в короткий полет до земли, чтобы навсегда разбиться, оставив над землей серую дымку, которая стала, будто под порывом ветра, разлетаться в направлении кипящей схватки — отчего-то не исчезая, а увеличиваясь в размерах, за мгновение покорив всю поляну перед собой…
Замершую, бездвижную поляну. Без ветра, без движения ветвей по краям. Без звуков дыхания и ударов сердца. С остановившимися фигурами и замершими выражениями лиц — начиная от девушек, что жались от появившегося князя Виида по границам защитного контура, до растрепанного, обожженного, с красными — от лопнувших капилляров и напряжения — глазами князя Черниговского. Застыл и юноша, преисполненный мрачной решимости, и огромный медведь, глядевший на Виида исподлобья, прижав лапы для длинного прыжка.
Единожды моргнув вспышкой, исчезли все драконы. Исчез Дворец в небесах — волны времени забрали их вперед, и в остановившемся прошлом их не было.
В абсолютной тишине раздались мерные шаги кожаных ботфортов — князь Виид неспешно подошел к Максиму, оглядел его внимательно и влепил сильный подзатыльник левой рукой — тяжелый, отеческий, от которого юношу просто вырубило, и он упал на землю.
Затем не торопясь подошел к князю Черниговскому и дождался, когда время этого места снова нырнет в общий поток.
Звуки и движения вернулись в один миг — хотя для остальных никуда и не уходили. Но ныне не горел в небесах Восточный дворец, и более не было электрических драконов — призвавший их был без сознания.
Исчезли все щиты и рядом с Черниговским, а попытка отреагировать на близкую угрозу отозвалась в нем весьма болезненным ударом — словно кнутом вдоль спины.
— Т-ты! — прорычал князь Черниговский, завидев того, кто стоял подле.
Князь Виид молча вернулся к сыновьям.
Возле упавшего старшего сидела красивая темноволосая девушка, осторожно придерживая его голову и глядя на князя с испугом.
Благоразумно спрятался меж уцелевших деревьев медведь — еще юный и неспособный причинить ему вред, но с огромным потенциалом — раз еще жив после схватки с «виртуозом» и способен думать быстро.
— Он тоже не знает никого из Аймара? — обреченно уточняла рыжая у китаянки из рода Го.
— Радуйся этому… — тихо ответила ей та.
С гордостью смотрел на него Федор — и тепло приливало к мертвому сердцу.
— Мы уходим, — строго произнес румынский князь.
— Н-но я должен… — растерянно посмотрел вокруг младший сын.
— Тебя уже неделю нет в школе! Никаких оправданий.
И Федор понуро потопал в проход между государствами.
— У тебя тут нет власти! Ты не смеешь тут быть! — истерически донеслось от оклемавшегося и прочно вставшего на ноги Черниговского.
— Моя власть — в Румынии, — указал Виид на интерьеры замка в арке из бронзовых колец. — Хочешь испытать мое гостеприимство?
— Вы! Вы пятеро! — обратился тогда Черниговский к остальным. — Вы считаете, что он вас защитит?! Я — я тут закон! Слышите?! Я создавал эти законы для себя! Вас повесят по моей воле!!!
Но, оставив за собой последнее слово, тут же повернулся к ним спиной и быстро побрел прочь по дороге из пепла к новым потерям.
Князь Виид не имел достаточных причин забирать его в свои подвалы. А Черниговский не хотел давать эти причины, оставаясь. Тем более что зеленоватый оттенок когтей все-таки добрался до пореза у бедра и князь не спешил продолжать бой.
— Всем — пока! — бодро, хоть и виновато произнес Федор. — Вы не беспокойтесь — его найдется кому сожрать! — с жаром добавил он, возвращаясь в Румынию. — И брату передайте!
Следом за ним шагнул князь. Затем один из лысых мужчин из свиты. Заминка вышла со вторым, который отчего-то сделал пару шагов, чтобы оказаться возле Ники.
Посмотрел на нее, затем перевел нечитаемый взгляд на своего господина.
Князь аж вышел обратно; дошел до свитского и вгляделся в его глаза.
— Сломали! — возмутился он. Оглядев бесчувственного Максима на коленях девушки и ее саму, с тщательно скрываемым удовольствием покачал головой: — Дети… Только ломать и умеют. Оставайся. Охраняй. Вернется это пугало — накажи.
Безмолвный страж коротко кивнул.
А румын вернулся обратно в свой замок. С громким хлопком и дрожью земли рухнули потревоженные пласты, более не стягиваемые Силой. Бронзовые браслеты упали на землю — будучи немедленно поднятыми оставшимся вечным и надетыми им на руки.
— Так я не поняла — кто победил?.. — возмутилась Аймара.
— Я конечно же, — фыркнула Го Дейю.
Инка хотела ответить ей что-то колкое, но коротко ойкнула, только сейчас заметив сильно хромавшего медведя рядом.
Девушка отстранилась, чтобы дать ему пройти, но тот тоже ступил неудачно на пораненную лапу, отчего неловко потерся теплой и мягкой шерсткой о ее бедро, да так приятно — ощущением волнительной и близкой мощи.
Рядом к шерстке завороженно потянула руку Го, но Инка ловко стукнула ее по запястью.
— Руки свои при себе держи… Их тут зубами с корнем отрывают, слышала? — тихо шепнула она китаянке, когда медведь ушел достаточно далеко.
То, что он слегка дернул ушами, — чистое совпадение.
