Напряжение сходится Ильин Владимир

Глава 25

Преодоление больших расстояний приносит с собой новые знания.

Например, Аймара Олланта, патриарх и старейшина клана Аймара, ранее не знал, что в Минске целых два аэропорта — Минск-1 и Минск-2. До той поры, пока Российская империя не отказала трем самолетам с гербами клана Аймара на ливреях в посадке на своей территории и их путь продлился на добрые семь сотен километров. Хотя, быть может, в этом был отголосок вины его людей.

Для начала им сообщили, что небо над Москвой и областью закрыто для полетов в связи с чрезвычайными обстоятельствами, и столичные воздушные гавани не принимают лайнеры. Пилоты отреагировали стандартно для статуса первых бортов Южной Америки, с пафосом и угрозой сообщив на землю титулы и ранги высокопоставленных пассажиров, а также непрозрачно намекнув на их возможное неудовольствие. Ну а на земле поразмыслили и логично решили, что совершенно не хотят видеть ни в столице, ни где-либо еще на своей территории боевое крыло целого клана, прибывшего с неизвестными им целями. Самолетам вежливо и крайне дипломатично порекомендовали покинуть воздушное пространство империи. А на очередную попытку возмутиться отреагировали уже наземные средства ПВО, дав плотную засветку на средствах обнаружения. И только на этом этапе обнаглевшие у себя на родине слуги догадались сообщить о происходящем господину…

Все, что удалось сделать самому Олланта после этого — добиться прохождения паспортного контроля в герцогстве Беларусь. Им нужно было в Россию, они не спали всю ночь во время маетного и нелегкого двенадцатичасового перелета из Лимы с дозаправкой в Амстердаме, но готовы были двигаться и дальше — по небу ли, а если его так и не откроют, то по земле, ведомые верными сведениями и фотографиями с их Тинтайа, купленными за золото.

Момент перехода границы ознаменовался потерей к ним интереса со стороны вооруженных сил империи. И немедленного возникновения паники приборов от пристального внимания средств противовоздушной обороны герцогства. Никто не обещал им теплого приема — равно, как оказалось, и вообще какого-либо желания принимать на своей земле троих «виртуозов», шестерых «мастеров» и два десятка «учителей». Да, наличествовало согласие Российской империи на прохождение таможенных процедур, но для этого надо было приземлиться на территории суверенного государства… И это уже всерьез приводило в бешенство уставших, морально измотанных людей, желавших спасти свою родственницу. Вплоть до того, что с виду спокойный Катари поделился мыслью, что этот город с сегодняшнего дня вполне сможет обходиться и одним аэропортом…

Вновь Аймара Олланта занял кресло рядом с телефонной трубкой, отогнав слишком молодых и горячих — даже если тем шел пятый десяток лет. Раз продолжают думать титулом и рангом, игнорируя простые истины, то пока что они слишком молоды, недостойно молоды…

Никто в этой части земного шара не обязан знать, насколько вы могущественны, богаты и имениты. Все, что может объединить до того незнакомых людей, — это эмоции от горя потери, ощущаемые одинаково всеми людьми, вне зависимости от их происхождения и боевого ранга. Его сын желал разговаривать с самым главным, а вот Олланта искал союзника за напряженным и неуверенным голосом авиадиспетчера.

Великий человек совершенно не боялся показаться слабым, старым и уставшим. Патриарх рассказывал все как есть, говоря просто как дед, желающий вернуть внучку домой. Он спокойно давал клятву за себя и своих людей, гарантируя безопасность, хотя чувствовал изумление от своих людей рядом: патриарх редко давал слово даже императорам. Кто-то произнес вслух, что даже и одного аэропорта этому городу будет много.

Но в итоге — им дали зеленый коридор. А когда самолеты остановились после рулежки возле здания терминала, вышло так, что даже самым агрессивно настроенным членам карательной команды стало неловко.

Их встречали у трапа — с эмоциями, как встречают близких родственников, попавших в беду. Им заглядывали в глаза, аккуратно брали за руку, пожимая, словно боялись передавить, — и массивный мужчина в военной форме с большими звездами на погонах заверил с деликатностью, которую искренне пытался передать переводчик принимающей стороны, что им окажут всю возможную помощь. Более того, сам герцог уже в курсе и скоро лично прибудет.

Только, будьте так добры, выберите двух или трех представителей для решения формальностей; совсем не нужно всем — трем десяткам боевиков и полусотне технических специалистов и дознавателей — ожидать в общем зале, раз небо в Россию совсем скоро откроют. Олланта и Катари переглянулись и согласились с этим доводом, проследовав за встречающей процессией к отдельному входу в терминал — для высокопоставленных гостей.

Их обгонял тихий шепот сочувствия — открывающий перед ними двери, расчищающий путь и смотрящий без насмешки и праздного любопытства вслед двум седовласым господам в красно-бело-золотых накидках. За шесть сотен шагов по холлу, затем на лифте и до отдельного помещения в ВИП-зале — ни одной фальшивой улыбки, обязательной в иных местах по корпоративным стандартам. Только деловитость, серьезность, тревога и искреннее желание помочь.

Краем глаза увиденное табло пестрело красными линиями задерживающихся или отсроченных вылетов — и даже некое неудобство посетило Олланта. Хотя конечно же ситуация с рейсами была вызвана соображениями безопасности, а не отражала уважение к Аймара, ради которых заблокировали всех остальных. Но в этом-то и дело…

Им предоставили довольно симпатичную комнату, отделенную от общего зала высокими стеклянными стенами, нижние полтора метра которых были матированы и скрывали от остального пространства. Шесть на восемь метров доступного помещения занимали два жестковатых дивана с подушками и установленный между ними стол, выполненный будто бы из среза векового дерева — кольцевые меры лет были запрятаны под тонкий слой прозрачного лака. У дальней стены над головой еле шелестел звуком большой плазменный телевизор, прикрепленный к кронштейну на бетонной колонне.

— Консул Российской империи уже едет, — перевел молодой юноша в дешевеньком сером костюме, делавший два шага за то время, когда генералом Александром Рогволдовичем, шефствовавшим над аэропортом, делался один, — герцог будет в это же время.

Постановка фразы ставила вопрос о формате приема, а демонстративное отсутствие инициативы разрешало гостям самим выбрать, в каком порядке и с кем им лучше встретиться в первую очередь.

— Я бы желал переговорить с консулом, — на мгновение переглянувшись, произнес за двоих Олланта. — Мой сын, глава клана Аймара, будет рад встрече с вашим господином.

— В таком случае прошу вас располагаться, — указал ему генерал на предоставленную гостям обстановку. — Переводчик останется с вами. Понадоблюсь я — вызывайте через него. Мы вместе с уважаемым Аймара Катари и герцогом будем недалеко, в этом же крыле. Если у вас появятся разногласия с консулом…

— Мы благодарны, — кратко вымолвил Олланта, дождался перевода и слегка наклонил голову.

И это действительно была правда.

Олланта встретил взгляд сына и напутственно смежил веки, отправляя его на встречу с хозяином этих земель. Кроме слов приветствия нужно передать подарки, прихваченные из самолета, — и делать это должен нынешний глава клана.

Когда сын с генералом ушли, патриарх расположился на краешке дивана, выдерживая идеальную осанку, и приготовился терпеливо ждать — прошло уже пять дней ожидания, и если к ним добавятся еще несколько… то главное — чтобы они нашли тех, кто сторицей заплатит за каждый час, минуту и секунду. Переводчик остался стоять в ожидании работы, хотя его в любом случае выставят первым и разведка герцогства не получит ни слова от грядущей беседы.

Так и получилось — у консула был свой переводчик, мужчина лет тридцати в форме кадрового военного с цепким взглядом, прекрасно знавший английский, которым Олланта также в совершенстве владел. А еще до начала беседы, после дежурных приветствий и рукопожатия, по инициативе консула на столешницу легла антрацитового цвета пирамидка, убившая любую возможность прослушивания. Хотя в общем-то Аймара нечего было скрывать.

Посольский думный дьяк Заборовской Алмаз Семенович, в имени и титуле которого Олланта с маху запутался, пытаясь отличить одно от другого, к счастью, попросил звать себя просто Алмазом Семеновичем.

Был он шестого десятка лет, серьезного и умного облика человеком — чуть поседевший, с невысокой прической, зачесанной назад и вбок, в старомодном коричневом костюме в темную полоску, из которого выглядывали безукоризненно белоснежная сорочка и строгий галстук с золотым зажимом. Длинные пальцы пианиста, украшенные гербовым перстнем, удерживали тонкую укладку бумаг, извлеченную из кожаного портфеля, отставленного на диван. Еще до начала беседы укладка легла на стол, рядом с ней были неспешно разложены писчие приборы, футляр с очками и солидного вида книга, на обложке которой на двух языках было написано: «Законы Российской империи. Краткий справочник путешественника».

И только после этого не особо затяжного — всего на пару минут — ритуала, на Олланту посмотрел взгляд чуть блекловатых синих глаз. Спокойный, как у ветерана, вновь вставшего в первую линию — и осознававшего, что за ним еще десяток таких же. Нет смысла пугать и пытаться купить. Да, его можно ликвидировать — но какой смысл, если придет такой же?

— Коллеги передали нам о приключившейся в вашей семье беде, — на хорошем английском начал консул голосом, полным участия. — От лица Российской империи я уполномочен высказать самые глубочайшие соболезнования.

Рядом ворохнулся было переводчик, но посчитал неуместным вмешиваться.

— Они нам не нужны. Нам нужно разрешение пересечь границу.

— Хочу подчеркнуть общность неприятия такой мерзкой практики, как похищение людей. Мы глубоко возмущены, что в просвещенном двадцать первом веке еще встречаются такие пережитки мрачного темного прошлого.

Пережиток мрачного темного прошлого чуть повел плечом.

— Вызывает негодование сама мысль об использовании преступниками территории нашей страны с целью сокрытия похищенной. Выражаем готовность провести тщательное и объективное расследование.

— Вы предлагаете нам ждать вашего правосудия? — слегка напрягся Олланта. — Стоять на пороге дома, зная о беззащитной девушке внутри?

— При всем уважении, но это порог нашего дома. Мы обязаны сами навести в нем порядок.

— Но девушка — наша родственница.

— Внутри дома — ваша родственница и двести миллионов наших граждан, — разумно отметил консул.

— Вы желаете лишить нас права на месть? — нахмурился старейшина.

— Никто не вправе этого сделать, — словно подхватив его возмущение, согласился Алмаз Семенович. — Уважая ваше право на месть, мы готовы сообщить имена виновных после завершения следственных процедур.

— Я желаю самостоятельно определять степень вины. Со мной два десятка специалистов, способных найти девушку и наказать виновных.

— Мой господин вершит суд на своей земле сам, — стал строже голос консула, обозначив принципиальную позицию. — Его на то право столь же древнее, как и право мести за родича.

Олланта нахмурился и поджал губы. Крыть, откровенно говоря, нечем — ему вполне внятно объяснили, что никто не позволит лезть с его правосудием на чужие земли. И вокруг, к сожалению, была не привычная Южная Америка, где это сошло бы с рук. И не Северная, где любое право можно было купить. Хотя…

— Со всем уважением к вашему господину и признавая его исконные привилегии, мы хотели бы купить право свободной охоты.

— Данный термин отсутствует в практике нашего законодательства. Но я понимаю, о чем вы. Мой господин не торгует своими правами и не желает их уступать, — был непреклонно тверд представитель империи.

— В таком случае мои люди вправе рассчитывать на участие в вашем расследовании.

— Это невозможно, — развел консул руками.

— У нас на борту криминалисты и медиумы с огромным опытом.

— Не сомневаемся в профессионализме ваших людей. Безусловно, мы прибегнем к их помощи, если таковая понадобится.

— Мне начинает казаться, что вы не заинтересованы в результате, — стал заводиться Олланта.

— Вы считаете нас пристрастными или некомпетентными? — похолодел голос Алмаза Семеновича.

— Я желаю видеть свою внучку дома!

— Мы приложим к этому все усилия.

— Их может оказаться недостаточно!

— Послушайте, уважаемый, — примирительно поднял ладони консул. — Вас шестьдесят человек, готовых выложиться и потратить все силы, чтобы добиться результата. А у нас десятки тысяч профессионалов на родной земле, от штаба спецопераций до городовых, которые знают каждый камешек в своем районе и наверняка отметят новое лицо на своей улице. Уверен, что расследование будет проведено в кратчайшие сроки.

— А если вы не справитесь за неделю?

— Тогда придется еще немного подождать, пока император вершит правду на своей земле, — смотрел на него взгляд без эмоций, — иные ваши действия будут расценены как неуважение к титулу его величества.

— Алмаз Семенович, у вас есть дети? Внуки? Вы на мгновение можете себя представить на моем месте? — уже готовый взорваться, произнес Олланта.

— Если они пропадут, я обращусь к императору. Равно как рекомендую поступить и вам.

— Послушайте, вы! У нас есть фотографии места преступления, его координаты, изображения сообщников похитителей! И мы не желаем ждать!

— С радостью примем имеющиеся у вас материалы. Безусловно, они поспособствуют наибыстрейшему завершению следствия.

— Я начинаю подозревать, что вы ни во что не ставите клан Аймара… — зло процедил Олланта. — Я бы не рекомендовал вам совершать эту ошибку.

— Полагаю, что во взаимоотношениях великих стран не следует совершать ошибки как одной, так и другой стороне. Ждать — мерзко. Я понимаю. Бездействовать в такой ситуации — угнетающе тяжело, — уловил его эмоции консул, но остался рационален и спокоен. — Может, погостите в Москве? Мы устроим приемы в вашу честь. Посетите музеи, прогуляетесь по исторической части города. Вашей дочери, если до нее донесется звук телевидения или радио о визите делегации клана Аймара, безусловно, станет легче. Но принять мы готовы вас только в качестве почетных гостей. Без права участвовать в расследовании и влиять на его ход. Если эти условия неприемлемы, вы вольны подождать результатов в герцогстве или в ином месте вне территории империи.

Олланта взвесил предложение, сравнил с другими возможными перспективами и хмуро вымолвил:

— Я хотел бы говорить с вашим господином.

— Безусловно, вы встретитесь с императором в Москве, — заверил его дипломат, — даю вам слово.

— В таком случае это приемлемо.

Ну а два крупнейших на своих континентах землевладельца обязательно договорятся.

— Рад видеть вас гостем нашей земли, — чуть поклонился Алмаз Семенович. — Остались небольшие формальности. Надо написать заявление, — тронул он бумаги на столе.

— Заявление?

— Бюрократия, — словно извиняясь, повел ладонью консул. — Чтобы запустить механизм поиска вашей глубокоуважаемой дочери, необходимо заявление от родственника. Будучи заявителем, вы получаете доступ к результатам расследования. Никто иной не будет знать деталей следствия, все материалы останутся навсегда закрыты от постороннего взгляда.

Никому не нужна огласка. А раз так, то регламент стоит соблюсти.

— Я готов, — кивнул Олланта.

— Андрей Константинович, это ваша компетенция, — обратился консул к угрюмому и до того молчавшему военному переводчику.

Тот деловито пододвинул бумаги к себе, взял ручку со стола и поправил стопку листов, выравнивая.

— Начнем? Фамилия, имя, год рождения.

— Аймара Олланта, тысяча девятьсот первый.

— Место работы в настоящее время?

— Анды.

— Занимаемая должность?

— Стоящий на вершине пирамиды черепов.

— Думаю, достаточно, — чуть нервно прервал их консул, аккуратно перехватив ручку и бумагу. — Остальное мы заполним сами. От вас требуются только две подписи, где галочка, на последней странице, — передвинул он бумагу к Олланте.

— Что тут написано? — хмыкнул старик, глядя на незнакомые буквы и слова.

— Что вы несете ответственность за сообщение ложных сведений, — махнул рукой, обозначая пустяк, Алмаз Семенович.

А вот Олланта всерьез озадачился:

— У меня есть еще должность почетного палача. Это следует записать?

— Не стоит беспокоиться, одной указанной вполне достаточно! — горячо заверил его дипломат.

Олланта пожал плечами и подписался размашисто, на пол-листа, — не желая уступать его визави, изобразившему подпись, смахивающую на букву Z с чертой посередине.

— Был рад встрече, — осторожно забрали у него бумаги и поместили в портфель.

Книга с законами империи так и осталась на столешнице.

Олланта в знак уважения поднялся вместе с ними на ноги и автоматически оглянулся на пространство зала за стеклом кабинета, с удовольствием отметив приближающегося к ним сына рядом с шагавшим сбоку высоким мужчиной — обладателем седой шевелюры и усов, в окружении богатой свиты, шедшей чуть позади.

Значит, сын также уладил свои вопросы. Только взгляд у Катари какой-то заторможенный…

— Всего наилучшего, — поклонился консул и вышел вместе со спутником из кабинета.

А в момент открытия двери из процессии отчетливо донесся звонкий голос переводчика, который все равно уступал внушительному тону герцога:

— …и картошечку с лучком на шкварки. Главное — не пережарить!

Катари заторможенно кивнул. А Олланта отчего-то забеспокоился.

Впрочем, почти сразу процессия замедлила шаг и остановилась, герцог пожал руку Катари и заторопился по своим делам.

Олланта не оскорбился таким невниманием к своей персоне — он равноценно проигнорировал встречу чуть ранее. Кроме того, двух великих Аймара на одного герцога все-таки будет многовато.

— Как прошла встреча? — поприветствовал патриарх сына и указал на диван напротив.

В комнату прошмыгнул переводчик генерала, но разговор все равно велся на родном диалекте, так что заново выставлять его за порог не было нужды.

— Отлично, — вновь механически кивнул Катари. — Подарки приняли и отнеслись со всем уважением. Теперь город Могилев — побратим Уанкайо.

— Прости, что?.. — недопонял Олланта.

— Братство городов, — словно тоже не понимая, но силясь понять, поднял на него взгляд Катари. — Культурные связи. Год Могилева в Андах. Год Уанкайо в Беларуси. Развитие туризма, проведение конференций.

— А-а… — покивал Олланта. — А что-нибудь более существенное?

— Еще нам в знак почтения с хорошей скидкой продали пять горнопроходческих машин, сорок комбайнов и две сотни тракторов, — медленно моргнул Катари.

— Очень интересно. Еще о чем вы говорили с герцогом? — ласково уточнил Олланта.

— Всемерная помощь с поисками Инки! — словно очнувшись (или вовремя почуяв грядущий разнос), резко выпрямился Катари и доложил по всей форме: — Нам передадут контакты ключевых людей герцогства в Москве, завязанных на сеть информаторов в различных сферах на территории империи. Любые наши запросы будут иметь высочайший приоритет.

— Ну хоть что-то… — проворчал патриарх клана. — Как ты вообще собирался доставить к нам эти машины и трактора?

Не говоря про невысказанный вопрос — зачем вообще их покупать за полмира от дома.

— Так морем! — возмутился сын.

— Каким морем?

— Тут же Европа! Тут везде — море, — пожал тот недоуменно плечами.

Олланта только горестно покачал головой.

— Как таможенные формальности? — чуть неловко уточнил глава клана.

— Не требуются, — буднично ответил Олланта. — Ныне мы почетные гости империи. Без права расследовать, но с правом ждать и наказать виновных.

Катари дисциплинированно промолчал, не став обсуждать решение старшего. Хотя настроение после таких новостей стало откровенно скверным.

— Нам откроют небо и помогут разместиться в Москве, — продолжил патриарх клана, после чего на английском с любопытством обратился к стоящему у дверей переводчику: — Вы не объясните, что случилось у вашего соседа?

— Разрешите включить новости? — после секундной заминки ответил юноша. — Это произошло вчера вечером, и с каждым часом добавляются новые подробности, — словно извиняясь, произнес он.

Но так было правильнее, чем узнать его личную точку зрения, и Олланта покровительственно кивнул.

Юноша извлек из кармашка за спинкой дивана пульт и переключил телевизор на канал с новостной передачей, сделав звук погромче. Выпуск новостей уже шел, и на экране демонстрировались руины и потемневшие белые стены в ансамбле сооружений, в которых вполне просвещенные Олланта и Катари с удивлением признали Московский Кремль.

— Там что, произошел переворот? — приподнял бровь Катари.

— Нет. Говорят, девушку, невесту некоего юноши похитили, и он ракетным ударом снес башню клана влиятельного чиновника, которого посчитал виновником.

— Почему какой-то мальчишка может это сделать, а мы нет? — холодно произнес Катари на родном языке.

— Потому что консул смог меня убедить, — меланхолично ответил старший Аймара, глядя на обломки камней, огороженные бело-красной лентой по широкому периметру. — А мальчишку, видимо, не убедили.

— Передают срочные сведения, — чуть озадаченно произнес переводчик, озвучивая диагональную полосу с крупной надписью, вдруг загородившую экран. — Диктор говорит, что в распоряжении телеканала оказались уникальные кадры с места похищения.

Картинка на экране тут же сменилась изображением обычного московского двора, чистого и безликого — как бывает в каждом недешевом районе крупного города. Картинка, наверняка взятая с веб-камеры, была чуть наклонена набок и нацелена ровно на парковку у соседнего дома, забирая широкоугольным объективом часть заднего двора — как делают это рачительные хозяева автомобилей, цена за которые порою запросто уравнивается со стоимостью квартиры, а значит, требуется пристальное наблюдение.

Но кадры, попавшие в память устройства, хранили преступление куда более мерзкое и отвратительное — на глазах бесстрастной техники высокий и широкоплечий мужчина заставил подняться с травы, а затем повел перед собой, понукая пистолетом в спину, золотоволосую девушку в маске. А когда переводчик было уверился, что это и есть похищенная, и собрался самостоятельно озвучить лишенную звука картинку, диспозиция в кадре изменилась кардинально — из подъехавшей на парковку машины вышла другая девушка, наверняка отметившая пистолет и факт преступления. Ну а поскольку у той не было ничего в руках, кроме синего ведра, то справедливость вершилась именно посредством его, вызывая уважение к сноровке и ухваткам девушки, — и воспринималась зрителями с такими же эмоциями, как от хорошего боевика в индийском стиле. А бандита, получившего носком острой красной туфли в пах, было вовсе не жаль.

Но потом вмешалась проза жизни — и героиню, которой сопереживал наверняка каждый смотревший это видео, оглушили и потащили в припаркованный автомобиль. А золотоволосая девушка, убежавшая, видимо, за помощью, могла только бессильно смотреть на удалении, как подходит к похитителям полиция — и тут же уходит, прочитав текст в раскрытом перед их глазами удостоверении…

Запись видеокамеры тут же сменилась взволнованным голосом диктора, уточнившего, что, по словам прибывшей полиции, удостоверение выдано министерством внутренних дел, клановая башня главы которого была уничтожена вчерашним вечером.

Отчего-то не последовало самое главное — официальный комментарий недоумения, который обязан был прозвучать от лояльного к власти телеканала. Ведь как может быть виноват лично министр и его род, если удостоверение выдано канцелярией, а то и вовсе может оказаться подделкой?.. Только-только переводчик хотел пояснить данный момент от себя лично, как пришлось снова переводить.

— А сейчас — эксклюзив! — вновь сменился голос, но диктор так и не появился в кадре. — Из достоверных источников мы получили сведения о личности предполагаемого похитителя.

Экран заняли фотографии невыразительного, чуть сероватого лица — на левой половине, и увеличенный кадр с похитителем — справа. А голос с новым тембром стал сухо вещать о судьбе наследника рода Черниговских, подростком угодившего в неприятную историю за границей и на долгие шесть лет оказавшегося в одной из тюрем королевства Таиланд (хотя светило ему там пожизненное). О судьбе его ничего не было известно, равно как не отмечено появление на родине. Но если внимательно присмотреться к архивным фото…

Сходство действительно присутствовало — надбровные дуги, форма носа, подбородок. Для сравнения был приведен облик князя Черниговского — что было вовсе моветоном для прессы, традиционно опасающейся трогать высокородных — особенно такой значимости. Габаритами два человека не походили вовсе, но вот цвет глаз, форма ушей… Очень, очень опасное сравнение — так можно и живьем сгореть вместе с телецентром. Хотя с Долгорукими, по мнению переводчика, так поступать вряд ли станут — но решительную ноту и судебный иск отправят точно, а там как бы до холодной стадии войны не докатилось…

— Вообще это больше похоже на слухи и домыслы, — переведя все с экрана, все-таки неуверенно отметил переводчик. — Хотя «ДолТВ» считается хорошим телеканалом.

Произнес это — и не услышал ничего в ответ. За спиной была тишина, невольно заставившая аккуратно обернуться.

Переводчик слабо разбирался в мимике индейцев Аймара. Можно сказать, не разбирался вовсе — и потому не смог отличить равнодушие от окаменевших лиц людей, узнавших в кадрах видеосъемки купленные ими фотографии двора дома, на которых украдкой была запечатлена их родственница. Но более того, они прекрасно узнали в движениях, походке, привычке держать голову и манере бега ту девушку, лицо которой было сокрыто золотой маской, равно как изменен цвет волос. Их Тинтайа — наверняка сбежавшая и чуть было вновь не попавшая в плен. Если бы не случайная свидетельница, поплатившаяся за свой подвиг свободой.

— Тот молодой человек, снесший башню, совершил большую ошибку, — неторопливо произнес Катари.

Потому что снести ее он теперь желал сам.

Брови, нос, форма ушей… Он видел, как изгибалась в начале видео тень под зданием. Он видел душащие девушку тени рук — потому что знал, куда надо смотреть. И, как и положено главе древнего клана, он прекрасно знал проявления Силы Крови практически всех старейших семей на планете.

А еще освобожденная Тинтайа не обратилась в полицию — и это служило еще одним доводом к заключению, что расследование, которое удовлетворит клан Аймара, уже завершено.

— Мы попытались взять комментарии у великого князя Черниговского, срочно прибывшего в столицу из служебной командировки, — переводил юноша вслед за диктором.

Картинка на экране вновь сменилась изображением подкопченной Кремлевской стены, вдоль которой в окружении охраны широким шагом шел невысокий мужчина в черном пальто с поднятым воротником, в роговых очках и с непокрытой головой. Охрана главным образом отталкивала протянутые к князю микрофоны и не давала подойти навалившимся журналистам.

— Что за чушь! — отозвался князь на выпаленные репортером подозрения.

А охранник, подавшийся в сторону представителя телеканала, решительно оттеснил того в сторону.

— Мы проведем конференцию, — успокаивали голосом княжеского порученца взбудораженную жареным фактом журналистскую братию. — Реакция клана и нашего ведомства будет сообщена вам лично и в составе пресс-релиза! Завтра же, в восемнадцать часов. Да, в нашем комплексе на Тверской… Верно, мы его продали… Тогда в конференц-холле на Арбате.

Но даже в нервном тоне говорившего не было этого спокойствия. Невозможно быть спокойным, шагая по руинам клановой твердыни — некогда символа несокрушимости и могущества рода. А ныне — просто горы битого кирпича и бетона.

— Юноша, — задумчиво произнес Олланта, — а вот этот «Арбат» — это историческая часть города?

— Именно так. Самый центр, — с готовностью уточнил он, переводя дух.

— Мы намечаем план экскурсии, — переглянувшись с сыном, обаятельно улыбнулся патриарх клана.

Глава 26

Еле слышно дребезжал компрессором морозильный ларь у витрины кафе придорожного мотеля. Хлопала входная дверь, впуская холод и водителей — в основном дальнобойщиков, фурами которых была заставлена парковка вдоль магистрали. Хотя их было не то чтобы очень много — половина столиков пустовали. Световой день продолжался, и большие машины старались преодолеть как можно больше километров, чтобы с темнотой замереть у аналогичного заведения, коих множество возле всякой трассы.

Под левой ладонью проминался пластик одноразового стаканчика, заполненного горячим кофе из пакетика. В другой руке было мороженое, которое задумчиво вкушалось время от времени, пока изучались материалы и фотографии, разложенные на столе. Когда одна рука замерзала, кофе и мороженое менялись местами.

За тысячу семьсот километров, отделявших Москву от Екатеринбурга, это было уже шестое по счету кафе. И шестой раз я смотрел на изображение аккуратного эркера усадьбы из белого кирпича, затерянной где-то под городом-миллионником. Некогда служившее загородным домом оборотистому купцу первой гильдии Зотову, приземистое двухэтажное сооружение, окруженное аллеями из разросшегося кустарника, находилось слишком далеко от границы мегаполиса, чтобы оказаться включенным в архитектурные реестры и список особо охраняемых построек. Тем более что и земля, и строение ныне продолжали быть частными — место проживания нынешнего владельца вело на юг страны, никак не ассоциируясь ни с Черниговскими, ни с негласной тюрьмой для одаренных.

Сложно с гарантией сказать, когда там появился блокиратор, а подвалы обзавелись тюрьмами, пыточными и холодными ямами для несговорчивого люда. Время постройки относилось к концу восемнадцатого века — эпохе, когда новости доходили до столицы со скоростью почтовой кареты (если до того в содержимом почтового короба кто-нибудь не покопается и не изымет письмо). То есть все скандалы и происшествия оставались достоянием дальних городов, расследовались местными властями и практически никогда не становились темами для обсуждения властными лицами в Москве.

Богатейшие земли Уральских гор находились в личной собственности государя, обрабатывающие производства — в ведении доверенных купцов, охрана и контроль над поставками и сбором налогов возложены на генерал-губернаторов. Но как это бывает на практике, в красивой внешне системе почти сразу же образовалась некая дисгармония, не учтенная столичными организаторами. Попросту денег и доходов у купцов было слишком много. Настолько, что можно не только отправлять в Москву больше запрашиваемого, получая великокняжеское одобрение и благосклонность, но и скупить всю местную власть — вплоть до самих генерал-губернаторов. Им, знаете ли, тоже было гораздо интереснее заработать на безбедную старость и поместье на юго-востоке Франции, чем мерзнуть девять месяцев в году, гоняясь за ватагами разбойников, браконьерами и беглыми с шахт, чтобы выслужить очередную медальку к памятной дате.

Вскоре власть и деньги оказались в руках купцов — вовсе не благородных, лишенных Силы и герба, но достаточно наглых, чтобы этого вовсе не стесняться. Часть из них даже начали самостоятельно чеканить золотую и серебряную монету — сырье имелось на собственных производствах, штампы для монетных прессов запросто делали здешние умельцы, и полноводная река денег, которые не были учтены в казначейских записях, тихонечко менялась на службу одаренных наемников и артефакты — даже такие редкие, как блокираторы. Самое дело, чтобы бесследно пропасть недоброжелателям и завистникам, а то и особо честным столичным проверяющим, которые потом окажутся разорванными волками на пьяной охоте. Государь простит: всего-то дел — отправить ему на вагон серебра больше, заодно и попросить побольше кандальных, сославшись на естественную убыль…

Так что и эта усадьба вполне могла оказаться одной из тюрем оборотистых купцов, которые попросту не обнаружило следствие — когда особо наглые и дерзкие выходки новых хозяев мира задели кого-то из родовитых и вести об уральских бесчинствах все-таки были донесены до государя. Расследование, грянувшее, как снег на голову, махом разрушило все планы генерал-губернаторов на жаркие юга, до конца жизни сменив их природами Крайнего Севера. Купцов же повесили, обернув все их накопления в пользу казны, а богатейшие особняки выставив на продажу — содержать их императору было дорого и незачем.

Впрочем, даже в девятнадцатом веке министерство внутренних дел возглавляли князья Черниговские — так что могли утаить находку для себя, выкупив на имя верного человека. Вернее всего, и утаили.

— Я искал это место целенаправленно, — говорил о нем еще на первой остановке Пашка, склонившись над столом и тайком демонстрируя фото. — Еще давно, два года назад.

Он отчего-то решил отправиться вместе с нами — вроде как в доказательство того, что это не спланированная его старыми хозяевами ловушка. Будто мало его слова и клятв, или будто я считаю его бесчестным человеком, лишь залог жизни которого может служить гарантией. Странные вещи происходят у людей в головах, но иногда проще соглашаться, продолжая успокаивать и уверять, пока все-таки не проникнется пониманием того, что отношение мое к нему вовсе не изменилось. Я назвал его другом, и так будет до той поры, пока я сам не перестану так считать.

— Я все тюрьмы клана старался держать в уме и отслеживать, — чуть нервно поежился он. — Первый раз как попал, за грехи княжича Антона, так понял, что надо что-то делать.

Я вопросительно поднял бровь.

— Мне же даже бежать оттуда нельзя было, — пояснил Пашка. — Клановая тюрьма, клановое наказание. Надо мной — клятвы. А там скверно, Максим, очень скверно — даже если только на пару дней. Да и люди служат… сложные… Иногда казалось, что-нибудь поднимет их — и разорвут голыми руками, наплевав на ранги и титулы. От того и отношение — особенно к одаренным. В общем, я тамошних надзирателей потом находил и подкармливал. Деньги там, услуги какие… Я ж не заключенный был в тот момент, да еще и свой человек, клановый — потому брали… Объяснялся с ними, что не я это человека сбил, а вину чужую избываю… Иногда и вину-то ложную приписывали, когда я Антона доставал запретами, а он от меня желал отделаться на пару дней. В общем, когда попал еще раз — уже легче было. Нормальный плед вместо дерюги, матрац без клопов, еда полной порцией, сотовый опять же.

— А вот про это? — постучал я пальцем по фото, приближая разговор к цели.

— Так меня из тюрьмы в тюрьму стали перекидывать, — поежился друг. — Кто-то настучал о моем хорошем содержании, вот и бросали каждый раз в новую. Я тогда месяца три потратил, чтобы создать связи вообще во всех тюрьмах, куда бы ни отправили. А их у клана только в Москве и Подмосковье шесть — своих и ведомственных. Но про эту, — указал он на изображение усадьбы, — уже Антон обмолвился. Я ведь тюрем бояться перестал и его угроз тоже. Отсутствие страха — оно ж сильнее всего чувствуется, когда чужую волю ломаешь. Нет у меня страха — и ему давить больше нечем. Бесится, но слушается. Так он один раз, пьяным, начал угрожать, что до конца жизни зароет меня под Екатеринбургом и никто никогда не найдет. С утра он уже и не вспомнил. А я расследование провел.

Кроме фотографий были блеклые выкопировки архитектурных проектов времен постройки. Никаких планов пыточных и витиеватых надписей вроде: «Рубить головы тут», — с тогдашними буквами «ерь» и правилами орфографии. Но даже тогда строители следили за уровнем грунтовых вод и делали фундаменты под потребности клиентов — и ежели хочет он целый подземный этаж под припасы и глубокие погреба под квашеную капусту, то отчего ж не пойти навстречу, ежели оплачено… Проект некогда ушел в архив города, откуда с гарантией был изъят во времена расследования. Но оставалась еще копия самих архитекторов — модного в те времена столичного бюро, которому и заказывали усадьбы с дворцами уральские богатеи. Бюро, что интересно, существовало и по сей день — и уже оттуда проект был оцифрован заинтересованным деньгами клерком и перекинут Пашке, вместе с десятками иных. Не так и сложно, будучи молодым и богатым, выдавать себя во время звонка за того самого молодого и богатого — да вдобавок готовящего курсовой проект по зданиям той эпохи.

— Не сразу, но нашлось, — продолжал Пашка. — В клане никто, понятное дело, подсказать не мог. Интересовался исподволь у надежных людей — они о таком даже знать не знают, а в Екатеринбурге у Черниговских пара заводов, да и все. Думаю, для того, чтобы причина была туда лететь. На сами заводы сначала думал, но они уже в черте города оба — цеха под аренду сдают. С одной стороны, проходимость высокая и посторонних людей много. С другой… Ну не думают так аристократы, Максим, — помассировал он себе виски, — им усадьбу тайную подавай, уединение и комфорт. А тут — трубу прорвет, так ползавода могут запросто перекопать. Я потому усадьбу и искал.

— Не засекли тебя за поисками? — поинтересовался я.

— Я под вассальной клятвой был мало кому интересен, — пожал он плечами. — Антон всякое иногда рассказывал, уже за это могли уничтожить. Но кто-то же должен был его слушать. Да и занимался я поисками не так чтобы долго. Там моего интереса все равно нет — кто туда попадет, уже оттуда не вернется.

«А если даже найдут — то привязать найденное место к князьям Черниговским будет ой как сложно…» — добавил я про себя.

Слова Пашки подтверждались средствами объективного контроля — Москву в тот день покинуло множество самолетов и вертолетов, но у Артема весьма кстати оставался должник в генералитете служб, ведущих за этим делом тщательный контроль. И тот с радостью согласился на списание этого долга — за небольшое отклонение от должностных инструкций: закрытая информация по номерам бортов, их принадлежности, точке вылета и приземления была оперативно передана нам, получена и обработана. В интересующий нас интервал времени спасательный борт МВД проследовал во Владимир по служебному заданию, но приборы слежения отметили продолжение полета — о чем службе было попросту некому и незачем докладывать. Завершился же полет аккурат в Екатеринбурге.

На третий просмотр фотографии были дополнены еще и спутниковыми снимками, а также выкладками уже моих аналитиков, задача которым была поставлена копать только по поверхностным источникам, чтобы не тронуть наверняка расставленные службой безопасности противника сигнальные маячки. Пристальное внимание к иным объектам легко отслеживается, а задача поставлена — выиграть время, пока враг не знает о нашей осведомленности. Иначе Нику просто увезут куда-то еще.

Сложно быть в режиме догоняющих, когда у противника — вертолет. Проследовать же за ними по воздуху не представлялось возможным — виной тому последствия особо громкого стука в дверь клановой башни, отразившегося эхом блокировки полетов над Москвой и областью. Да и к цели гораздо лучше подкрадываться, выбрав неприметные автомобили без гербов в номерах, чем объявлять о себе в полный голос, под шум вертолетных лопастей падая на объект с неба. Как бы не оказалось там системы самоподрыва…

И еще лучше добираться до цели одному. Максимум — вдвоем. Но никак не в компании из восьми человек на трех машинах.

Но соседний столик занимала Аймара Инка, мрачно хлебавшая жидковатый борщ. Она все еще верила, что совсем скоро меня убьют, и очень хотела при этом присутствовать. И меню придорожных кафе вместе с неспокойным сном в автомобильном кресле только усиливали это желание.

Рядом с ней сидела Го Дейю, разглядывающая содержимое своей тарелки с видом опытного алхимика, обнаружившего новый сорт ядреной отравы. На ее запястье по-прежнему находился браслет-противоядие, но все же так сильно рисковать она явно не собиралась.

За соседним столиком деловито насыщался пюре и котлетами Федор. В меню не было пюре и котлет, но об умении брата устраиваться в жизни я уже говорил. По бокам от него сидела охрана, зорко контролировавшая вход, окна и содержимое тарелки Дейю — потому что… мало ли что.

За моим же столом устало поклевывал головой Пашка — он слишком привык за прошедшие годы к ночной жизни, из-за чего был неприлично бодр ночью, будучи за рулем, но сейчас его отчаянно клонило в сон. Кушать он себе не брал, ограничившись бутербродами с кофе на прошлой заправке. К слову, он предлагал это всем, но все отчего-то желали «нормальной еды», которая с удалением от столицы все больше превращалась в «горячая же, что вам не нравится?».

Наверняка были отличные заведения, где можно поесть вкусно и за разумные деньги, но в них непременно имелся телевизор, что меня категорически не устраивало. По тем самым причинам, по которым Артем медленно расхаживал с сотовым телефоном вдоль стены, вслушиваясь в вести из Москвы и давая ценные рекомендации. Он, собственно, тоже был тут.

Телефон у княжича был особенный — связанный с родным домом так прихотливо, что отследить его не было никакой возможности. Попытки в свое время выяснить, как все это работает, обернулись счетом на крупную сумму за выжженное оборудование. Денег хватало попробовать еще, но они догадались взять обещание больше так не делать.

Завершив разговор, Артем с мрачным видом присел за мой стол и положил телефон на столешницу, взяв взамен изрядно подостывший чай.

— Иногда я начинаю думать, что сказанное тобой о Нике — бред. Что ты просто заигрался и потерял свою девушку, — выразил он свое неудовольствие между двумя крошечными глотками напитка.

— Изначальный план был неплох. Теперь его нет, — покосился я на Пашку, клевавшего носом и вряд ли прислушивавшегося к нашей беседе. — Разве нужно иное доказательство?

— А может, она просто женщина? — искренне спросил Артем. — Это, знаешь ли, их природное свойство — рушить планы. И никакой мистики.

— В большинстве своем они предсказуемы, — дернул я плечом и покосился на соседний столик. — Например, наша заморская гостья сейчас жаждет мороженое, но знает, что сейчас холодно и оно вредно. Но его ем я, и ее желание обладать пломбиром переходит в тихую ненависть ко мне лично.

— Ты скупил весь пломбир в кафе.

— Это называется сужение вероятностей будущего. В ином случае она бы купила себе мороженое и, быть может, успокоилась. Но теперь у нее нет иного выхода, кроме раздражения и злости.

— Радуйся, тебя ненавидят сейчас очень и очень многие.

— Это очень хорошо, — спокойно ответил я и вновь тронул зубами пломбир — под пристальным и раздраженным вниманием Инки.

— Как вообще можно планировать в том бардаке, который ты создал? Москва ходит на ушах, на мой номер телефона выходят личности, которые очень неохотно выслушивают, что в гробу я тебя видел. И это хорошо, что я действительно видел тебя в гробу и могу не врать!

Детские игры бывают иногда очень полезны — особенно в вампиров, имея в антураже оббитый бархатом гроб, осиновые колья и темный подвал. Вот я тоже могу поклясться, что в гробу видел княжича Шуйского — и кто-то даже поведется.

— Какие новости? — меланхолично уточнил я.