Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун

А кому-то и этого не досталось. Иван снова вспомнил похоронную церемонию.

– Я нашел способ, – внезапно сказал Сазон.

Иван с усилием проглотил недожеванный кусок, повернулся к другу.

– Какой еще способ? – Он не сразу сообразил, о чем Сазон говорит.

В мыслях все еще было прощание с мертвыми – тела, обмотанные скотчем, минута молчания. Стаканы с сивухой, накрытые галетами. Иван хотел почесать лоб, но обнаружил в правой руке надкушенную галету. Почесал левой.

– А! Ты про «Площадь Восстания», что ли?

– Газовая атака, – сказал Сазонов.

– То есть?

– Смотри, Ван. Представь, подожжем старые покрышки. Поставим вентилятор помощнее, кинем провода до «Гостинки» – здесь короткий перегон, кабеля должно хватить… И вдуем им резинового дымка в одно интересное отверстие.

– У них противогазы, – сказал Иван.

– Что, у всех?

Иван посмотрел на него почти с восхищением. Конечно, не у всех. Дай бог там десятка два противогазов на двести с лишним человек. Женщины, дети…

И тут до него наконец дошло.

Потравить газом. Вот черт.

– Ну ты и сволочь, Сазон.

– Служу Приморскому Альянсу! – Сазонов поморщился. – Извини, Ван. Что-то я заебался.

Иван кивнул. Все мы устали. То есть заебались.

– Знаешь что, друг любезный, – сказал он. – Давай еще подумаем, а? – Он услышал шаги, повернулся: – Принес?

Пожилой диггер поставил корзину на пол. В ней – желтые теннисные мячики, старые, почерневшие от времени и потных ладоней. Плоское, изрезанное морщинами, как ножом, лицо Гладышева ничего не выражало. Скуку разве что.

– Ага.

– Хорошо. – Иван поднялся. – Ну, поехали. Стройся, мужики.

– Опять, что ли? – заворчал Пашка.

– Не опять, а снова. Поехали! Солоха, тебе особое приглашение? Солоха!

– Иду, иду. – Диггер отложил книгу.

Солоха – высокий, нескладный, с копной вьющихся русых волос – читал полулежа, прислонившись спиной к своему рюкзаку. Маленькие очки без оправы сдвинуты на самый кончик носа. Солоха каждую свободную минуту проводил с книгой, но предпочитал почему-то фолианты с неудововаримыми названиями вроде «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки». Сам бы Иван такое читать не стал. Точнее, однажды он попробовал, но осилил всего пару страниц.

Просто…

Слегка офигел от смысла жизни, выглядывающего со страниц, и самоустранился.

А вот Солохе нравилось.

– Готовы? – Иван оглядел диггеров. Лучше бы было увести команду подальше от шума и гама, но выбора нет. Впрочем, пусть привыкают работать в любых условиях. – Поехали! Встаньте, дети, встаньте в круг.

Начали работу одним мячиком. Иван мягко перебросил мяч Пашке, пока желтый мячик летел, сказал «И». Пашка поймал, перекинул Гладышу, сказал «ИВ». Следующий должен сказать «ИВА» – и так, пока не составится «Иван». Потом следующее имя. Затем слова наоборот, от конца к началу. Дальше мячиков становится два. Потом три. Этому упражнению научил их Косолапый. Развивает внимание, координацию и чувство партнера. У Косолапого вообще много было таких упражнений. Например, «Зеркало», когда два диггера стоят друг против друга, один что-то делает, другой повторяет – зеркалит. Вообще чувство локтя, умение «держать партнера» затылком – едва ли не самое важное в диггерских навыках.

– Сначала поймай взгляд товарища, – повторял Иван привычную формулу. – Установи контакт – и тогда бросай. Мягко. С ощущением. Все для партнера.

Мячики летали от одного диггера к другому. Иван краем уха слышал голоса и смех окружающих – посмотреть на диггерскую тренировку собралась целая толпа. Какое-никакое, а развлечение.

Но сегодня тренировка что-то не задалась.

– Сазон! – окликнул Иван, когда тот в очередной раз уронил мячик. – Ты чего сегодня, спишь, что ли? А ну соберись.

В следующее мгновение Иван едва успел поймать мячик, брошенный с такой силой, что у него заныло запястье.

– Блять!

В толпе засмеялись.

– Извини, Ван, – сказал Сазонов без особого раскаяния.

– Ладно, на сегодня хватит. – Иван помахал рукой. Пальцы ныли. – Гладыш, собери мячики. Все ребята, шоу закончено! – В толпе разочарованно вздохнули. Иван повернулся к другу: – Сазон, у тебя все нормально? Ты какой-то замученный.

– На себя посмотри. Ты бы хоть рожу выскоблил, что ли. – Сазонов криво усмехнулся, повернулся и пошел. Бежевый плащ светился в полутьме станции.

«Куда он каждый день ходит? – подумал Иван. – Девушку он себе на «Гостинке» завел, что ли?»

Проводив друга взглядом, Иван провел ладонью по заросшей щеке, хмыкнул.

«А ведь он прав, побриться бы не мешало…»

Иван взял ковшик с горячей водой, сунул туда лезвие опасной бритвы. Попытался устроиться так, чтобы видеть в маленьком, с ладонь, зеркальце хотя бы часть подбородка. Вынул бритву из воды и аккуратно провел по намыленной щеке. Касание горячего металла. С тихим шорохом срезалась щетина.

И вот тут они и появились. Из перехода на «Гостинку» выскочил огромный Кулагин, за ним – маленький круглый человечек в цивильном костюме.

– Какого черта ты за мной ходишь, а? – в раздражении повернулся к нему Кулагин. – А?

Цивильный на мгновение смутился, потом заявил прямо в разъяренное лицо командира василеостровцев.

– Я требую!

– Что ты требуешь?

Цивильный еще набрался храбрости и даже с виду стал чуть крупнее.

– Я требую запретить светошумовые гранаты как негуманное оружие! Мировая общественность метро…

– Клал я на твою общественность, – честно сказал Кулагин. – С прибором.

– Ослепшие люди…

Действительно, яркость гранат оказалась чрезмерной. Даже для самих нападавших. На станциях Альянса нет центрального освещения, люди не привыкли к яркому свету, которым залита «Маяковская». А уж тем более к светошумовым гранатам. Несколько человек отправили назад, к «Невскому проспекту», с ожогами сетчатки. К кому-то зрение вернется, к кому-то – нет. Такова жизнь. Иван провел лезвием по щеке, прополоскал его в воде.

– Ты вообще кто такой? – Кулагин наехал на цивильного. Огромный, в грязном армейском камуфляже, порванном на локте. – Ты что здесь делаешь? Я тебя сейчас по закону военного времени… шлепну прямо здесь. А ну, становись к стенке.

– Не имеете права! – взвился цивильный. Слабый и противный голос его обрел мощь пожарной сирены. – Я наблюдатель от мирового совета метро! Я нейтралитет…

– Ну, держись, нейтралитет.

Кулагин вытащил пистолет. Цивильный побледнел, словно из него кровь выпустили.

– Произвол! – крикнул он растерянно.

Всегда с ними так. Иван дернул щекой, провел лезвием вниз. С едва слышным хрустом срезались щетинки…

Стоит идеалистам столкнуться с настоящим насилием, весь энтузиазм сразу куда-то испаряется.

– Олежка, – негромко позвал Иван. Кулагин повернулся, встретился с ним взглядом. Иван покачал головой. Не надо.

Кулагин опомнился. Сплюнул, от души выматерился, сунул пистолет в кобуру и ушел. Финита ля комедия. А вот цивильный остался. Ой-е, подумал Иван.

– Сразу видно культурного человека! – Цивильный подбежал и протянул ладонь. Почему-то он все время передвигался мелкими, смешными перебежками. – Позвольте пожать вашу руку.

Иван посмотрел сначала на левую ладонь – кастрюля с водой, на правую – опасная бритва, затем перевел взгляд на цивильного.

– Извините, – смутился тот, но ненадолго. – Можем мы поговорить?

Иван мысленно застонал.

– Вы напали на мирную станцию! – горячился цивильный. – Как вы можете?!

– Точно, – сказал Иван. Как-то сразу расхотелось спорить. – А то, что они у нас единственный дизель сперли, это ничего. Я понимаю. Это со всяким может случиться.

– Это не доказано!

Конечно, не доказано. Вот когда «Василеостровская» вымрет, тогда будет доказано. А сейчас они пускай там в темноте развлекаются, им привычно. Впрочем, хомячку с повадками правдоборца этого все равно не понять.

– Устал я от вас, – честно сказал Иван. – Правдолюбы, бля. Только вот правда вас не очень любит, я смотрю.

– Вы не понимаете!

Но Иван уже не слушал.

– Кузнецов! – окликнул он молодого мента. Тот подбежал – резвый, как собака Павлова в весенний гон.

– Командир. – Миша вытянулся.

Глаза сияют. Когда же у него это пройдет? Иван покачал головой. «Неужели и я когда-то тоже был таким восторженным салагой, готовым ради одобрительной улыбки Косолапого на подвиги? Нет, не был. Когда я пришел на «Василеостровскую», уже никакой восторженности во мне не осталось. А Косолапый был мне старший товарищ, а не идол для поклонения».

– Слушай приказ, боец, – сказал Иван. – Бери штатского и веди.

– Понял. А… куда? – Кузнецов поправил лямку автомата, огляделся.

Цивильный насторожился. Хорошее у него чутье – как у битого носа на мозолистый кулак.

– Недалеко. – Иван дернул щекой. Прищурился. Глаза словно выгорели. – Отведи в туннель за блокпост, там дренажная подстанция. Она сейчас не работает, но это не важно.

– Что вы… х-хо… – Цивильный булькнул, словно подавился.

– Отвести в ТДП, – кивнул Кузнецов. Глаза горели воинственным ярким светом. Мальчишка, елки. – Понял. Что дальше?

– Там и пристрели, – буднично сказал Иван. – Вернешься, доложишь. Действуй.

Незаметно от цивильного подмигнул молодому – понял, да? Кузнецов замер, потом подмигнул в ответ.

– Есть, товарищ командир!

Цивильный, не веря ушам, перевел взгляд с Ивана на Кузнецова и обратно.

– Что вы… серьезно? Я…

– Конечно, – сказал Иван. – Хотите знать, что такое настоящий военный произвол? Вот вам произвол. В лучшем виде.

– Но я! Я от мировой общественности!

Кузнецов снял с плеча автомат и сказал деловито:

– Пошли, что ли, общественность.

Когда они ушли – цивильный брел покорно, словно только этого и ждал всю свою жизнь. Иван продолжил бритье.

Настроение заметно улучшилось.

– Споем, товарищ, боевой… – негромко запел он песню из фильма «Два бойца». – …о славе Ленинграда. – примерился в зеркальце, как бы взяться за левую половину лица…

А вдруг?

«Вот черт». Иван бросил бритву в кастрюлю и побежал. На ходу всунул ковшик Солохе в руки – тот обалдело проводил командира взглядом. Наполовину выбритая рожа Ивана заставляла встречных шарахаться с дороги. Он спрыгнул на рельсы, поскользнулся… Черт! Выровнялся и увеличил темп. Стук сапог в туннеле звучал сухо и тревожно.

Только бы успеть.

– Отставить! – Он ворвался в помещение дренажной подстанции, остановился.

Кузнецов растерянно моргнул, опустил автомат. Он что, действительно собирался стрелять?

– Миша. – Иван вздохнул. Уперся ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. Мышцы противно ныли. – Ну… ты… даешь… – Иван выпрямился. – Я же пошутил! Я-то думал, ты его выведешь за пределы станции и отпустишь.

Кузнецов растерянно посмотрел на автомат у себя в руках, потом на Ивана.

– А, – сказал он. – Я… я думал. Ой, блин.

– Ничего, – сказал Иван. – Это я виноват, извини. Давай, Миш, топай на станцию, приду, поговорим. А мы тут с товарищем разберемся.

– Вы! Как вы смеете! – Цивильный наконец обрел голос.

Забавно, что когда его без разговоров ставят к стенке, он всем доволен. А как спасают – так сразу претензии.

– Как тебя зовут? – спросил Иван, когда Кузнецов вышел.

Цивильный поперхнулся. Потом сказал:

– Борис Евгеньевич… Боря.

Знаю я одного Борю, подумал Иван. А что, они даже чем-то похожи…

Иван протянул ладонь. Цивильный посмотрел на нее с опаской, потом Ивану в глаза и сглотнул. Неуверенно сунул руку. Иван крепко сжал, встряхнул. Пальцы у цивильного были вялые, но цепкие, словно с пружинками внутри. Иван поднял брови, хмыкнул.

– Ну, будем знакомы, Боря. Извини за дурацкие шутки. Выпить хочешь? В лечебных, так сказать, целях.

– Ээ… вся мировая обще… Кхм. – Цивильный остановился. Почесал нос. – Не откажусь.

– …дождевые черви. До десяти метров бывают. Грызут землю, бетон, щебень. Дерево им вообще на разминку челюстей. И только чугунные тюбинги от них спасают. А из червей всего опасней Тахометры, которые на звук шагов реагируют. Только идешь чуть быстрей, поторопился, зачастил – и все, прощай. Догонят и ноги оторвут начисто. Поэтому там, где Тахометры есть – на Уделке, например, все ходят медленно-медленно. Как в воде плывут.

– Пиздеж это все, прости господи, – сказал другой голос. – Какие к черту десять метров? Метр, полтора от силы.

Иван невольно слушал этот треп. Все-таки с организацией у адмиральцев становится все лучше. Нарабатывают опыт на Невском.

Еще пара месяцев боевых действий, и будет отлаженная военная машина…

«Нет уж, – подумал Иван. – Нафиг, нафиг такое счастье».

Он перевернулся на другой бок, не открывая глаз, натянул тонкое одеяло на голову. Голоса гудели, мешали. От давно не стиранного одеяла воняло кислым.

– У нас чел один был, – вступил третий голос. – Мы ему говорим – не ложись просто так, что-нибудь твердое обязательно под зад подкладывай. Не послушал. Утром просыпаемся, подъем, умывание, утренний перекур, все дела – мы встали, а он не встает. Я, говорит, братцы, что-то разоспался. Нога у меня зверски затекла. Начали мы его поднимать, – а он орет, как резаный. Откинули одеяло – мама родная! Сквозь бедро у него червь тянется… Гигантский! Проходит сквозь мясо и снова в землю уходит… Во такой толщины!

Болтуны. Иван поморщился. Голова побаливала после вчерашнего «примирения» с цивильным Борей.

Черви, значит?

Иван вздохнул.

Мне бы ваши проблемы…

Нож был странный. Иван таких еще не видел. С широким, как у топора, лезвием в виде лепестка, загнутым под углом внутрь. Тяжелый. Рукоять из шершавого дерева хорошо лежит в ладони, только орнамент лишний. Иван примерился – таким ножом башку можно срубить. Легко.

– Как говоришь, называется?

Убер улыбнулся. Хуже ребенка.

– Кукри.

– Это фто? – Шакилов аж подался вперед.

– Нож гуркхов, – пояснил Убер гордо, словно сам был по меньшей мере «почетным гуркхом». – Была такая элитная часть в британской армии. Набиралась из коренных непальцев. Ну, из тех, что не пальцем и не палкой… Отличные солдаты. Лучшие в английской армии.

У Шакила загорелись глаза:

– Откуда фсял?

– Откуда взял, там уже нет, – сказал Убер насмешливо. – Настоящая непальская работа. Они дома такими дрова рубят. А когда на войне – то головы.

Подумал и добавил:

– Рубили когда-то. Может, в лондонском метро пара гуркхов и выжила. Ну, я надеюсь на это.

– А они разве не негры? – подколол его Иван.

– Не, там что-то индийское… – Уберфюрер помолчал, затем хмыкнул. – А я и забыл.

– А ты точно рашишт? – поинтересовался Шакилов невинно. – А то какие-то подошрительно широкие у тебя фшгляды…

Убер расхохотался. Вскочил на ноги, хлопнул Шакилова по плечу:

– А ты, здоровый, ничего мужик.

– Да и ты, лыфый, не такой урод, каким кажефься.

– Ван, готов? – спросил Шакилов. – Идем?

Иван поднялся, легко закинул на плечо вещмешок.

– Ага, двинулись.

Через двадцать минут они были на месте.

– Бронедверь видишь? – мотнул головой Шакилов. Иван уже привык к его шепелявости и автоматически переводил «виттифь» в человеческое «видишь». – А вон там в потолке… что, по-твоему?

Иван прищурился. Черт, скоро очки надо будет искать, совсем зрение село.

– Где?

Эх, сидел бы сейчас на «Гостинке» и глазел на девушек. Иван вздохнул. Понесло же их обоих – искать приключений на пятую точку. Одно слово: диггеры.

И другое – маньяки.

Диггеры пробрались в ту самую забутовку, о которой Иван расспрашивал Водяника. Но пока за все время они не встретили ни одного обещанного суперсолдата. Правда, и ускорителя частиц тоже не нашли. За металлическими ржавыми листами находился вполне обычный служебный туннель, правда, разветвленный, заброшенный и хаотично перекрытый ржавыми решетками и бетонными пробками. Без Шакила Иван бы здесь сроду дорогу не нашел, а тот вел вполне уверенно. Пока они не добрались до странного зала… И вот топтались здесь уже полчаса.

Иван еще раз посмотрел под потолок на загадочную штуковину. Что это может быть? – Арматурина, – сказал он, наконец. – Или труба. Труба? – спросил он Шакила. Тот хмыкнул.

– Бери выше.

– Пулемет, значит. Неужели автоматический?

– Скорее всего. Спецобъект, – сказал Шакилов шепотом. – Это тебе не на ярмарку на Сенной сходить, тут серьезные люди раньше обитали. Подземники. Бывшее пятнадцатое управление КГБ, потом ГУСП ФСО. По слухам, стреляют без разговоров. Не знаю, лично пока не сталкивался… слава Изначальному Диггеру.

– И что там за дверью?

Шакилов пожал плечами, прислонился затылком к каменной стене. Откинулся.

– Не знаю.

– А узнать пробовал?

Шакилов усмехнулся.

– Времени совсем нет. У меня жена, ребенок…

– …и шило в одном месте, – в тон ему закончил Иван: «На себя посмотри».

Вообще-то шило тут явно не только у Шакилова. Иначе бы Иван здесь не оказался.

– Колись давай, – сказал Иван. – Что видел?

Шакил поднял бровь, расплылся в улыбке. Добродушный как исчадие ада.

– Ничего, веришь? Однажды двое суток просидел безвылазно, высматривал.

– И что?

– И ничего. Никто не входил, никто не выходил. Я, Ван, потом решил дверь пощупать. Ну, ты понимаешь… На предмет.

– И?

– Никаких «и». Так до двери и не дошел. Побоялся.

Иван не верил своим ушам. Чтобы любопытству Шакила что-то помешало? Даже если и помешало, гвоздь из задницы у него никуда не делся.

Пока на фронтах было затишье, они с Шакилом решили тряхнуть стариной и «сделать залаз». Чисто чтобы не потерять квалификацию. Угу.

Иван скинул сумку. Примотал к запястью фонарь. Теперь ломик и отвертку в карманы, автомат на спину.

– Ты это что? – спросил Шакил, хотя уже знал, что именно.

– Пойду прогуляюсь, – сказал Иван.

– Не дури.

– Так я не с дурачка полезу. А с толком.

– Ну-ну.

Иван выглянул из-за угла, бросил камень. Внимательно пригляделся. Есть движение – камень отлетел, упал в метрах двух от двери. Белый свет фонаря освещал тупичок, Иван видел даже царапины на двери, содранную серую краску.

Камень полетел и упал в светлое пятно. Пауза. Ничего, никакого… Ствол пулемета перескочил градусов через пятнадцать, нацелился в сторону камня. И чуть в сторону.

Гляди-ка, работает.

Сейчас выстрелит. Но пулемет молчал. Просто нацелился и все.

Может, там, за дверью, сидит офицер в форме ФСО, в сером комбинезоне с маленькими тусклыми значками подземных войск ГУСП на воротнике, и держит руку на кнопке? Нажать, не нажать? Иван подобрал следующий камень, бросил. Пум. Камень упал чуть дальше первого. Снова пауза. Иван считал секунды: один, два, три… на четвертой ствол едва заметно довернулся. Если мысленно продолжить линию ствола, будет как раз второй камешек.

Третий.

Третий упал еще на метр ближе к двери. Пулемет молчал. Ствол снова довернулся и замер.

Иван сделал шаг, другой. Пулемет молчал.

С каждым шагом идти становилось все труднее, словно продираешься сквозь вязкую грязь и с трудом выдергиваешь из нее сапоги.

Иван вдруг вспомнил, как это было на «Приморской», когда та тварь давила ему на мозги. Или это все-таки мох виноват? Резкий своеобразный запах.

И еще этот тигр… Стоп.

А это, кстати, надо продумать. Иван остановился, медленно поднял голову. Ствол пулемета теперь смотрел прямо на него. Черное отверстие, казалось, расширялось и втягивало Ивана в себя. Словно стоишь на краю глубой шахты и смотришь вниз, в темноту. И тебя тянет шагнуть вперед и все закончить.

Если останусь в живых…

– Ну что? – спросил Шакил, когда Иван вернулся, не дойдя до заветной двери нескольких шагов.

– Да ничего, – сказал Иван. – Ерундой мы с тобой занимаемся, дружище, вот что. А у нас семьи… у тебя так точно. А у меня Таня.

Шакил хмыкнул, посмотрел на Ивана. Запрокинув круглую черную голову с ранней сединой, улыбнулся.

– Дошло все-таки. Добро пожаловать в наш клуб!

– Да уж, – сказал Иван. – Самое время.

Иван перепрыгивает невысокое ограждение платформы, мягко приземляется. Взгляд влево, вправо – никого. Примотанный к стволу автомата фонарик включать не будем – попробуем так. Слабого света от местных светильников должно хватить…

Конечно, если это не ловушка.

Мысль не особо приятная. Иван поводит стволом автомата слева направо – ничего. Затем кладет автомат на гранитный пол, аккуратно, чтобы не звякнул металл. Вытаскивает из ножен непальский нож кукри, тяжелый, загнутый, им можно ветки рубить, как топором. Этот кукри ему достался от Уберфюрера. «Отличная штука».

Ну, с богом.