Возвращение Стил Даниэла
— Хай, мамочка. Где дядя Криц? — заныла она. Два больших печальных глаза смотрели на меня снизу вверх, требуя немедленного ответа. Теперь или никогда. Я набрала в грудь побольше воздуха.
— Сэм, давай присядем на минутку.
— Он ушел, как мой папа?
— Нет. Он не ушел. — Мне не хотелось, чтобы она думала, будто жизнь — это череда мужчин, которые уходят, но время от времени ненадолго возвращаются. Может, так оно и было, но к Крису это не имело отношения. Во всяком случае, на этот раз. — Сэм, ты помнишь бабушку Джин?
— Папину маму?
— Да. — Тут Пег и Том неслышно встали и ушли на кухню, беззвучно закрыв за собой дверь. Мне показалось, что Пег плачет. Но я не была в этом уверена, потому что была поглощена мыслями о предстоящем разговоре. Мне надо было объяснить Сэм то, что останется с ней на всю жизнь.
— Что ж, родная моя… Господь очень любит людей, и когда он видит, что человек сделал все, что он должен был сделать, то забирает его к себе на небеса.
— Он всех очень любит?
— Да, всех, но позволяет некоторым прожить здесь очень долго. А других забирает к себе немножко быстрее.
— Мамочка, а тебя он очень любит? — У нее задрожал подбородок.
— Сэм, родная, со мной ничего не случится. — Я понимала ход ее мыслей. — Но ему очень понадобилась помощь дяди Криса. Так что дядя Крис теперь на небесах, с господом и бабушкой Джин.
— Он когда-нибудь придет в гости?
— Не так, как ты думаешь, Сэм. Но стоит тебе вспомнить о дяде Крисе, и он придет. Он всегда будет рядом с тобой. Мы можем говорить о нем, думать о нем, любить его, а он будет знать это. И так будет всегда.
— Но я хочу, чтобы он был с нами. — Этот взгляд… О боже, этот взгляд…
— Я тоже, однако господь решает по-своему. Мы будем сильно тосковать по дяде Крису, но у меня есть ты, а у тебя — я. И я очень, очень люблю тебя. — Она бросилась в мои объятия, и мы обе заплакали. — Сэм, пожалуйста, не грусти. Дядя Крис не хотел бы, чтобы ты грустила. Он сам не грустит, ему не больно, и он все еще любит нас…
Сэм сидела у меня на коленях, а я тихонько покачивала ее. Слезы бежали у нас по щекам, ее маленькие пальчики обнимали меня за шею, цеплялись за единственное близкое ей существо. Я качала ее, качала, и вдруг руки Сэм разжались. Заглянув дочке в лицо, я увидела, что она уснула. Моей крошечной дикой индианке, на прошлой неделе сунувшей в руку Криса Мэтьюза трех червяков, отныне придется жить с мыслью о том, что он ушел… Я сидела и смотрела на нее, пока в комнате не стемнело, а потом уложила девочку на диван. На ее лице еще не высохли слезы.
Я встала, посмотрела в окно, тяжело вздохнула и пошла искать Тома и Пег. Они все еще сидели на кухне, и глаза у обоих были красные. Пег сконфуженно посмотрела на меня и спросила:
— Не хочешь выпить?
— Это вряд ли поможет.
— Где она?
— Уснула на диване. Не стану будить ее к обеду. За эти дни ей тоже здорово досталось. Пусть отоспится.
— Хотите, я отнесу ее в кровать?
— Спасибо, Том, это хорошая мысль. Пожалуй, и я лягу. Мне это тоже не помешает…
Я с трудом поднималась по лестнице. Том шел впереди с Сэм на руках, поникшей, словно тряпичная кукла, а замыкала шествие Пег. Хотелось попросить ее подтолкнуть меня в спину — до лестничной площадки было так далеко…
Я не раздеваясь упала на кровать, и Пег пришла, чтобы помочь мне снять серое платье.
— Не могу пошевелиться, Пег.
— Знаю. Только сними платье, а потом лежи сколько влезет.
Я кряхтя стащила с себя платье и рухнула в постель. Пока Пег задергивала шторы и выключала свет, сон сморил меня так же внезапно и так же быстро, как и Сэм.
Я почувствовала удар штыка. Кто-то пытался убить меня, молотил кулаками, мне раздирали спину, вспарывали живот, вытягивали жилы… О боже, спаси меня, кто-нибудь, помогите, пожалуйста…
Хотелось проснуться, вырваться из кошмара, спрятаться от боли. Я очнулась слабая, измученная и попыталась взглянуть належавшие рядом часы. Но стоило поднять голову, как меня скрутила та же боль. Она вцепилась мне в спину и пронзила насквозь, до самого живота, словно чья-то рука вырывала из меня внутренности. Я закричала, и в комнату тут же вошла Пег. Когда боль отступила, я с трудом перевела дух.
— Джилл, что с тобой? Я слышала… О боже, тебе плохо?
— Уже легче. — Я попробовала сесть, и боль снова распорола меня, заставив схватиться за простыню и закорчиться как червяк.
— Не двигайся. Я позвоню доктору. Как его фамилия?
— Морз. Номер телефона в книжке на кухне. Скажи ему… Я думаю, у меня схватки… Скажи ему… — Тут боль вернулась снова. Я лежала на кровати, пытаясь справиться с приступами и не удариться в панику, и ждала возвращения Пег.
— Он велел сию же минуту везти тебя в больницу. Сможешь дойти до машины?
Я попыталась подняться, но не смогла даже сесть, только перекатилась ближе к краю кровати. На простыне расплывалось кровавое пятно.
— Боже мой… О господи, Пег…
— Успокойся, Джилл. Я позвонила Тому, он побудет с Сэм, а заодно поможет тебе спуститься.
Я откинулась на спину. Боль не давала раскрыть рта. Пег то куда-то исчезала, то появлялась снова, а боль пронизывала меня, выворачивала наизнанку, поднимала и швыряла на острые скалы. Я хотела взять Пег за руку, но не могла пошевелиться. А затем в дверях появился Том Барди. Он подошел ко мне, поднял вместе с одеялом и понес вниз, к машине Криса. Я заметила, что Том и Пег обменялись взглядами, и, должно быть, потеряла сознание, потому что, когда я вновь открыла глаза, надо мной горели тысячи огней, стоял невообразимый шум, суетились какие-то люди, звякал металл, и я чувствовала, что сплю и в то же время куда-то лечу, поднимаюсь над лампами, над людьми и парю между мирами. Я немного полетала, а затем… о господи… О боже мой… Они снова рвут меня на части… убивают меня… О боже… Крис… Пег… пожалуйста, остановите их… Я не могу этого вынести, не могу, не могу… Я не могу… И все рухнуло куда-то в темноту.
Я очнулась в незнакомой комнате, почувствовав, что меня вот-вот вырвет. Оглянувшись, я увидела Пег, а затем все померкло. Творилось что-то странное. Пег то возникала, то растворялась во мраке. Кто-то лежал в постели, утыканный капельницами, обвитый трубками… Я ясно видела эту женщину, однако не могла вспомнить, кто она такая. Надо бы спросить, но я не могла. Я слишком устала… слишком устала…
О господи, как все болит внутри…
— Пег… Что случилось? — Я повернулась к ней… Мой живот… Он плоский… Малыш… — Пег… Пег… Мой ребенок… — Но я уже знала. Я знала, что случилось. Младенец умер.
— Лежи, лежи, Джиллиан. Ты долго была без сознания.
— Это неважно. — Рыдания душили меня, делая боль невыносимой.
Потом я спросила, сколько времени.
— Два часа.
— Дня?.. Боже мой…
— Ага, Джилл… Знаешь, сегодня вторник…
— Вторник… О господи!
Входили и выходили медсестры, появлялась и исчезала Пег, и шло время. Не из-за чего было волноваться, не о чем думать. Сэм осталась дома с Пег и миссис Джегер, а Крис и малыш умерли. Больше ничего не могло случиться. Ни с кем. Ни с Крисом, пи с ребенком, ни с Сэм, ни со мной. Абсолютно ничего.
Наверное, Пег еще раз звонила в Нью-Йорк, потому что в палате снова появились цветы от Хилари, Гордона и «Джона Темплтона с сотрудниками». Еще одни похороны. Только на сей раз это меня не тронуло. Мне было на все наплевать.
Я сделала открытие: в этой больнице женщин, потерявших детей, помещали в одно отделение с роженицами. Как ни странно, это считалось одним из наиболее выдающихся достижений современной медицинской психологии. По коридорам туда и сюда возили младенцев, слышался детский плач. И ты начинала жалеть, что осталась в живых.
Мне рассказали, сколько весил мой ребенок, какого он был роста, какая у него была группа крови и сколько он прожил. Семь часов двадцать три минуты. А мне так и не довелось увидеть его. Это был мальчик.
К концу недели я немного окрепла, и меня решили выписать в воскресенье. Как бы то ни было, надо возвращаться домой. Пег пора уезжать.
— Я останусь еще на неделю.
Нет, не останешься. Ты и так задержалась, пока возилась со мной. Слишком много несчастий свалилось на мою голову.
— Не преувеличивай. Я остаюсь.
— Послушай, Пег, я позвоню в агентство и найму помощницу. По закону я имею право еще три недели бить баклуши. Ты ведь не сможешь оставаться со мной все это время, правда? — Тут Пег заколебалась, и мы заключили компромисс. Она останется до среды.
В воскресенье меня выписали вместе с полудюжиной девчонок, любовно глядевших на своих младенцев, завернутых в одеяла пастельных тонов. Пег отвела меня к машине, я выхватила из рук медсестры чемоданчик с моими вещами, плюхнулась на сиденье и выпалила:
— Давай, Пег, поехали отсюда ко всем чертям! Она нажала на газ, и мы помчались в сторону Сакраменто-стрит.
Дом был в идеальном порядке. Пег Ричарде обладала нечеловеческой работоспособностью. Сэм встречала меня у дверей с букетиком цветов, сорванных в саду. Как хорошо снова оказаться с ней рядом! Я почувствовала раскаяние, потому что в больнице редко думала о дочке. Казалось, даже ее судьба перестала меня волновать. Но это только казалось, моя милая, ласковая Сэм…
Пег помогла мне подняться по лестнице, уложила в постель, принесла чаю, и я почувствовала себя настоящей королевой. Больной, но все же королевой. Мне было абсолютно нечего делать, кроме как лежать и плевать в потолок.
Я была еще очень слаба и с удовольствием следила за тем, как суетится вокруг меня Пег. После моего возвращения дважды звонил телефон. Сначала о моем здоровье осведомилась миссис Мэтьюз, а потом Гордон. Пег оба раза посмотрела в мою сторону, и оба раза я покачала головой. Еще нет. Они все знали, и хватит с них. Я ничего не могла добавить. Миссис Мэтьюз в очередной раз сказала бы «как жаль». Мне и самой было жаль, да и чувствовала я себя отвратительно из-за того, что добавила ей горя. Гордон же предложил бы приехать или начал уговаривать меня вернуться в Нью-Йорк, а я не хотела об этом слышать. Я выбрала джинсы и маргаритки… и оставалась верна своему выбору. Я не хотела слышать ни о Нью-Йорке, ни о журнале; ни о чем-нибудь другом. Все осталось позади, все ушло.
Я просмотрела почту и обнаружила, что Гордон прислал фотографию, где мы втроем снялись у «Роллс-Ройса». Взглянув на открытку, я небрежно бросила ее на столик рядом с кроватью. Там ее и нашла Пег.
— Это было так давно… — пробормотала я.
Пег кивнула и вложила фотографию обратно в конверт.
Единственное, что сделала для меня больница: она на короткое время позволила забыть о внезапно свалившихся на меня жестоких испытаниях. Мне не пришлось слоняться по дому, трогать вещи и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Не все сразу. Пока что я отдыхаю, но рано или поздно через это придется пройти.
Промелькнуло еще несколько дней, и настала среда. Мы с Пег обнялись и расцеловались. Я не могла высказать, как я ей благодарна, а она обещала звонить, писать и даже заверила, что постарается весной выбраться на недельку. Том Барди отвез ее в аэропорт, и я начала подумывать, что тут кроется нечто большее, чем желание избавить меня от хлопот. Полторы недели, проведенные вместе, рождают взаимную симпатию не хуже, чем морские круизы. Они были вырваны из привычного окружения, постоянно находились рядом, и хотя их свело не приятное путешествие, а череда катастроф, но им пришлось взяться за руки, чтобы заключить меня в магический круг. Этого оказалось достаточно. Возможно, как это случается после круизов, при новой встрече они поймут, что у них нет ничего общего, но сначала нужно, чтобы такая встреча состоялась. Пег ничего не сказала мне перед отъездом, и я имела право думать об этом все, что угодно.
Том принадлежал к миру Криса, очень напоминал друга своей непосредственностью и целеустремленностью, но был проще и казался добрее; он не отличался склонностью к жестокой откровенности, но в нем не было блеска Криса. Наверное, жить с ним было бы легче. Он не был искушен в красноречии. Мне показалось, что Том смотрит Пег в рот. Нет, тут было над чем призадуматься…
Я наняла помощницу по хозяйству. Она спала в комнате Сэм, и все пошло своим чередом. Силы понемногу возвращались ко мне, и душевная боль начала слабеть. Как я и говорила Сэм, Крис всегда был с нами. Мы говорили о нем, память о его лице согревала меня днем, а голос снился по ночам. Я поймала себя на том, что стала слишком много спать. Это было настоящим бегством от действительности: во сне мне всегда являлся Крис. Он ждал, когда я лягу, протягивал руку и тащил меня к себе, подальше от опустевшего дома… и от правды.
Глава 40
В марте из письма Джона Темплтона я узнала, что Джулия Вейнтрауб три недели пробыла без сознания и тихо скончалась, не приходя в себя. Оно и к лучшему, иначе ее последние дни омрачила бы невыносимая боль. Что ж, достойное завершение большого куска моей жизни. Крис, ребенок, Джулия. Казалось, меня со всех сторон окружили призраки… Я потихоньку начала вставать и посвятила себя дому: немного рисовала, возилась с Самантой и не обращала внимания на то, как летит время. Мне нечем было заняться. Долгие прогулки с Самантой пошли мне на пользу: я прибавляла в весе, у меня постепенно восстанавливался цвет лица.
Частенько захаживал Том Барди, приносил Сэм маленькие подарки и время от времени оставался обедать. Говорить он был не мастер, но с ним было хорошо, и мы с Сэм радовались его посещениям. Том никогда не говорил о Пег, но стоило упомянуть ее имя, как он сразу выпрямлялся на стуле и начинал жадно ловить каждое слово. Приятно было посмотреть на влюбленного человека, и оставалось только гадать, знает ли об этом Пег. Может, они давно объяснились, а я, как обычно, узнаю обо всем последней?
В один прекрасный день я не выдержала:
— Том, ты ничего не получал от Пег?
— Нет, — вспыхнул он.
— Почему бы тебе не позвонить ей как-нибудь?
— Позвонить? Ей? — Он был так поражен, что я предпочла сменить тему. Оба они взрослые люди; решительность Пег вошла в пословицу, да и Том мог сам позаботиться о себе, поэтому я решила держать язык за зубами и не лезть не в свое дело.
Перед отъездом во Францию дважды звонил Гордон, умолял меня подумать о себе, о нем, уговаривал приехать, но все было тщетно. Я не хотела покидать Сан-Франциско. И Криса.
Я так и не убрала его вещи. Когда мне становилось одиноко, я открывала шкаф, перебирала его ботинки, джинсы, свитера, вдыхала знакомый запах, и начинало казаться, что Крис ненадолго вышел, что он вот-вот вернется и обнимет меня. Его студия оставалась нетронутой. Я зашла туда один раз, чтобы проверить, нет ли там каких-нибудь важных документов, и с тех пор не поднималась наверх. Все вещи стали неприкасаемыми, адом превратился в мавзолей.
Я регулярно писала Пег, посвящая ее во все наши дела, а она отвечала мне время от времени. Я знала, что она очень устает на работе. Однажды Пег намекнула, что могла бы приехать, но это больше не повторялось. Кому, как не Пег, знать, что двери моего дома для нее всегда открыты, поэтому я все же надеялась, что она когда-нибудь постучится в них.
Пег начала тормошить меня. В ее письмах стали попадаться советы типа: «Ты должна видеться с людьми… Ты должна подыскать себе работу… Ты должна куда-нибудь съездить…» Слава богу, она не предлагала мне вернуться в Нью-Йорк, не хуже меня зная, что эта тема запретна.
В конце мая завершился учебный год. Однажды утром, завтракая с Сэм, я подумала о том, что со дня смерти Криса прошло уже пять месяцев. Казалось, мы с Сэм прожили здесь целую вечность, и в то же время чудилось, что Крис вышел из дому только сегодня утром. Я упорно продолжала считать Криса живым, и это помогало мне не впасть в отчаяние.
Мне было одиноко, но это было совсем не то одиночество, которое я испытывала в Нью-Йорке после разлуки с Крисом. Тогда я была в ярости, ощущала оскорбленное самолюбие и не находила себе места, переживала и расстраивалась, хотя и не отдавала себе в этом отчета. То было время гнева. Но теперь, после смерти Криса, все стало по-другому. Гнев исчез. Сходство было только в одном: я чувствовала одиночество. Потеря была безвозвратной, и я начинала примиряться с этой мыслью. Корабль мой стоял на якоре, плыть было некуда. Да и не хотела я никуда плыть. Я много рисовала, перечитала уйму книг и все больше и больше замыкалась в себе, словно собиралась постричься в монахини. Это напоминало темный тоннель: едешь, едешь, а свет впереди так и не брезжит… Лишь бы добраться до конца тоннеля, а там… Там увидим.
В июне Сэм предстояло уехать к отцу, и я подумывала о путешествии в горы, к озеру Тахо, чтобы хоть ненадолго сменить обстановку, но колебалась. Я была счастлива дома, в окружении вещей Криса. Хорошо было спать в его постели, зарываться лицом в его свитера и рубашки… В конце концов я все же вышла за Криса, но моим мужем стал мертвец и увел меня за собой. Теперь я была почти так же мертва, как и он.
— Сэм, звонят в дверь! Я наверху, так что открой, пожалуйста. Только спроси, кто там.
Ворвался Том Барди и понесся по лестнице, прыгая через две ступеньки.
— Пег прилетает!
— Когда?
— Завтра. — Он улыбался от уха до уха.
— Да неужели? Это точно? Как ты узнал? — Забавно. Я ничего об этом не слышала.
— Она позвонила мне, — досадливо пояснил он. Как я смела сомневаться?
Странно. Правда, в последнем письме, кажется, был какой-то туманный намек.
— Самолет прибывает рано утром. Я поеду ее встречать.
Хотелось спросить, нельзя ли к нему присоединиться. Я знала Пег всю мою жизнь, а тут появляется какой-то чужак и встревает между нами. Но я ничего не сказала. Может, Пег это по душе. Она ведь позвонила ему, а не мне.
Затем зазвонил телефон. Это была Пег. Легка на помине.
— Завтра прилетаю!
— Я уже знаю.
— Ох…
— Том стоит рядом.
— Передай ему привет. Можно остановиться у тебя? — И все мои подозрения тут же испарились. Или почти испарились.
— Ну конечно! Я соскучилась. Ты надолго?
На недельку-другую. Может, и больше. Посмотрим. Вообще-то я оформила отпуск натри недели, но на обратном пути хотела навестить маму.
— Прекрасно. Том сказал, что встретит тебя. Слушай, почему бы тебе не перебраться сюда?.. Ладно, посмотрим. До завтра, Пег. Жду с нетерпением! — Мы попрощались, и я повесила трубку.
— Почему она не поговорила со мной?
— Ей надо торопиться, Том. Завтра она будет здесь. — Он напоминал обиженного ребенка. В точности как Крис или Саманта.
Том сбежал по лестнице и был таков. Когда мы увиделись в следующий раз, он стоял у дверей позади Пег и сиял так, словно нашел клад. Пег бросилась ко мне в объятия, мы захохотали, завизжали и начали целоваться. Сэм тоже внесла свой вклад в поднявшуюся кутерьму. Настоящее возвращение домой.
— Добро пожаловать. Мы стосковались по тебе.
— Ну что ж, я вижу, у вас тут без перемен. Господи, как я рада, что приехала!
Том отнес ее вещи в комнату Сэм и тут же возвратился. Настало время ленча, мы поели, немного отдохнули, а потом Пег с Томом захотели прогуляться и предупредили, что сходят в кино. Я рано легла спать и не слышала, когда вернулась Пег.
На следующее утро Пег спустилась завтракать с крайне серьезным выражением лица. Это означало, что она собирается «провести со мной беседу». Мама Пег будет учить меня уму-разуму. Чашка кофе и усмешка помогли мне взять себя в руки. Я действительно соскучилась по Пег.
— Джиллиан., — решительно заявила она.
— Да, Пег? Или мне тоже начать называть тебя Маргарет? Ты сегодня вылитая Маргарет. — Ни намека на улыбку.
— Где Сэм?
— Играет с друзьями, а что?
— Я хочу сказать тебе кое-что, не предназначенное для ее ушей. Джилл, вчера я сказала, что у вас тут без перемен, но и сама не знала, насколько я права. Господи, Джилл, все вещи Криса на месте — его бумаги, одежда, рубашки, даже зубная щетка. На кой черт это нужно? Тебе двадцать девять лет. Он мертв, ты жива. Держу пари, ты даже не зашла в его кабинет. Права я? Ну что, права?
Нечестный удар. Все правда, но ей этого не понять. Да и как понять? У Пег щедрое сердце, она полна жизни, но у нее никогда не было ни мужа, ни детей, она не теряла ни любимого человека, ни его ребенка. До нее не дойдет.
— Пег, ты не понимаешь…
— Все я понимаю. Намного больше, чем ты думаешь, и уж наверняка больше, чем ты сама. Знаешь, со стороны виднее. И Том считает так же. Он говорит, что ты ходишь в одежде Криса и говоришь о нем так, словно он жив. Ты ничего не делаешь, никуда не выходишь. Джилл, у меня от этого волосы встали дыбом.
— Не от чего им вставать дыбом. Как хочу, так и живу. Черт побери, есть из-за чего поднимать шум. Как будто я по улицам шляюсь в его одежде. Кончай пудрить мне мозги, понятно? — Я здорово разозлилась, потому что правда, прозвучавшая в ее словах, задела меня за живое. Пег не имела права так говорить.
Да, я знаю, что не имею права так говорить, но у меня нет другого выхода. Потому что я люблю тебя, Джилл. Я не могу спокойно смотреть на то, что ты с собой делаешь. Ты и раньше вытворяла глупости, и я всегда тебя защищала. Ты вернулась в Нью-Йорк, чтобы сохранить ребенка, и я ни слова тебе не сказала, потому что считала, что ты права. Сама бы я на такое не решилась, но по крайней мере могла это понять. Но тут… Тут совсем другое дело. Это клиника, Джилл. Ради бога, посмотри на себя со стороны. Что ты делаешь с собой… и с Сэм? Какого черта? Думаешь, она ничего не понимает?
И снова она была права, права на сто процентов. Крыть было нечем, и я молча опустила глаза… Когда наконец я сумела поднять их, то увидела, что Пег плачет. Из-за меня, из-за Саманты и, может быть, даже из-за Криса.
Увидев ее слезы, я уронила голову на стол и заревела в три ручья. Мир и покой последних месяцев рухнули за десять минут. Да иначе и быть не могло, потому что этот призрачный замок я построила на песке. Я жила во сне и боялась взглянуть в лицо правде. Может быть, мне удалось бы пережить гибель Криса, если бы у меня остался ребенок, но потеря младенца лишила меня всего. Реальный мир оказался слишком жесток, и я создала вместо него свой собственный. Призрачный мир, державшийся на Крисе. Теперь этот карточный домик рассыпался, и я — голая, с ободранной кожей, окровавленная — оказалась перед лицом того, от чего пряталась все эти месяцы: перед лицом правды. Крис был мертв.
Пег неслышно передвигалась по кухне, не мешая мне плакать. Лишь раз она положила руку мне на плечо и промолвила:
— Прости меня, Джилл.
— Не за что, — с трудом выдавила я. Потому что она была права и считала своей обязанностью сказать мне правду. А я была виновата. Ужасно, ужасно виновата. И самое ужасное заключалось в том, что я вовлекла в эту сделку и Саманту.
— Пег, ты поможешь мне?
— Чем, малышка?
— Помоги убрать его вещи. Она кивнула.
— Когда?
— Сейчас.
— Сейчас?
— Да, сейчас. Если я не сделаю это сию минуту, то не сделаю никогда и всю оставшуюся жизнь проживу в этой паутине…
— О'кей. Пошли.
Несколько часов мы разбирали вещи, раскладывали их в кучки и перекладывали с места на место. Надо было сделать это на следующий день после похорон, но… Пятимесячная задержка ничего не изменила: боль никуда не ушла, она осталась со мной.
Я сложила в коробку вещи, которые следовало отослать миссис Мэтьюз. Еще одна коробка предназначалась Джейн. Несколько вещей я отобрала для себя. У меня не было сил с ними расстаться. Однако на сей раз я спрятала их в ящик. Они останутся со мной, но я не буду гладить и нюхать их каждую ночь. Достаточно и того, что они у меня есть.
Остальное мы сложили в мешки и отнесли в чулан, чтобы как-нибудь потом отвезти старьевщику.
Только вечером я вспомнила о том, что вот-вот вернется Сэм, и мы прервались. Впрочем, с двумя нижними этажами было покончено. Мы вынесли оттуда все.
— Завтра возьмемся за студию.
— Тома позовем?
— Да.
На следующий день мы снова сортировали и паковали вещи, но теперь уже втроем. Очень многое я отдала Тому. Кое-что могло пригодиться ему в работе. Мы трудились как каторжные, и в восемнадцать часов семь минут студия перестала существовать. С наследством Кристофера Колдуэлла Мэтьюза было покончено. Начиналась новая эра.
Глава 41
Когда Пег прожила у меня вторую неделю, я слегка удивилась. Казалось, она и не думает уезжать, а самой заводить об этом разговор было неудобно. Еще подумает, что я ее выставляю. Пег много времени проводила с Томом, и мне не так уж часто доводилось видеть подругу. Похоже, она была счастлива, да и Сан-Франциско пришелся ей по душе.
Мы с Сэм наслаждались последними днями перед ее отъездом к отцу. Я начинала подумывать о работе. Как обычно, приезд Пег увенчался успехом.
Однажды утром я чесала в затылке, просматривая газетную полосу с шапкой «Требуются», как вдруг в дверях остановилась Пег. На ее лице снова появилось решительное выражение.
— Слушай, не смотри на меня так грозно. Садись. Не ругай меня. Я была хорошей девочкой и даже читала объявления о приеме на работу. И тут она рассмеялась.
— О боже, неужели у меня такой свирепый вид?
— Ага… Что случилось?
— Ну… Мы с Томом женимся. — Она села и затаила дыхание.
— Пег!.. Ухты! — Я вскочила и обняла ее. — Когда?
— Завтра.
— Вы получили разрешение? — Такой же вопрос я совсем недавно задавала Крису…
— Да.
— Ну, черт возьми! И не сказали мне ни слова!
— Я не хотела. Честно говоря, Джилл, я сама ни в чем не была уверена. Я поняла, что люблю его, только в Нью-Йорке, но Том молчал, и я не знала, любит ли он меня… И… О, черт…
— Господи Иисусе, Пег, просто не верится. Оказывается, волшебные сказки еще существуют… для кого-то. — И мы отвели глаза, вспомнив о том, что счастливой ее сделала моя беда.
Тут в дверь позвонил Том, я поцеловала его и сказала:
— Поздравляю!
Он зарделся, как девушка.
— Ты уже знаешь?
— Что знаю? — У него задымились уши, а мы с Пег залились хохотом.
— Она дразнит тебя, милый. Я обо всем рассказала. — Он облегченно вздохнул.
Томас Хьюго Барди и Маргарет Эллисон Ричарде поженились на следующий день, зарегистрировав брак в том же заполненном смешными стариками месте, куда мы с Крисом ходили за разрешением. Оно все еще хранилось у меня.
Мы с Самантой и один из приятелей Тома были свидетелями церемонии, а потом все вместе отправились в Созалито и как следует отметили это событие.
После ленча мы заскочили за вещами, и Том увез Пег к себе. Начинался медовый месяц. Они уехали, а я долго думала о том, как не похожа жизнь на мечты маленьких девочек. Пег клялась, что сбежит с настоящим ковбоем или кем-нибудь еще в этом роде. Ничего из этого не вышло. И.слава богу, подумала я. Моя подруга заслуживает большего. Они будут счастливы. Интересно, знает ли об этом мать Пег? Эта ужасная миссис Ричарде была так же не похожа на Пег, как горчица на икру. О ней можно было долго рассказывать.
На следующий день они приехали к нам на ленч, болтали с Сэм, как ни в чем не бывало сидели за столом на кухне, и все выглядело так. будто они женаты по меньшей мере лет семь.
— А что будет с твоим барахлом, оставшимся в Нью-Йорке?
— О, подружка обещала все упаковать и прислать мне. Пожитков у меня совсем немного. Кое-что она оставит себе, когда переедет в мою квартиру. — Тут я спохватилась, что арендный договор на дом Криса через месяц заканчивается и надо будет его продлить… — На работе все очень обрадовались, в один голос заявили, что рано или поздно это должно было случиться, и в качестве свадебного подарка предложили мне место в оклендской закупочной конторе.
— И ты каждый день будешь ездить в такую даль?
— За такие деньги и ты бы согласилась!
— Слушай, а что сказала об этом твоя мать? Вчера я совсем забыла спросить…
— Не стоит повторять эти слова в присутствии детей. Ладно, как-нибудь перебьется.
Мы долго сидели и болтали о всяких пустяках. Я любовалась ими и вспоминала Криса. Все мы были связаны одной веревочкой. Больно было видеть их счастье, но ни за что на свете я не призналась бы в этом Пег. Впрочем, она и сама все понимала.
— Джиллиан…
— Да?
— Почему бы тебе не сменить обстановку? Знаешь, я думаю, что тебе следовало бы переехать в город поменьше.
— Эй, подожди минутку, Пег. Остынь. Я следовала всем твоим советам, выскребла дом, но эту мысль ты оставь. Пора остепениться. Переключись на Тома, повоспитывай его. Попадет к тебе под башмак — сразу узнает, почем фунт лиха.
— Ну, не упирайся всеми четырьмя копытами. Я знаю, что говорю. По крайней мере могла бы отправиться в путешествие. На работу ты еще не устроилась, а Саманта уезжает. Съездила бы ты на Гавайи, что ли…
— Терпеть не могу Гавайи. Мы с Ричардом были там еще до рождения Сэм и не знали, куда деваться от этого чертова дождя.
— Ну, тогда еще куда-нибудь.
— Ладно, я подумаю, — пообещала я, лишь бы отвязаться. Одно дело — освободить дом от ненужных вещей, и совсем другое — оставить его.
Том и Пег собрались уходить и посулили забежать завтра или послезавтра.
— Слушайте, ребята, у вас ведь медовый месяц. Вы что, всю жизнь собираетесь оставаться при мне сиделками?
— Нет. Просто нам нравится, как ты варишь кофе, — улыбнулся Том, потрепал меня по плечу, и они ушли.
Я смотрела им вслед и думала о том, как хорошо иметь таких заботливых, таких верных друзей. Может, они чувствовали себя слегка в долгу передо мной: ведь это я познакомила их. Как бы там ни было, меня радовало, что они рядом. На эту пару было любо-дорого смотреть, но, когда они уходили, я еще сильнее ощущала свое одиночество. Они переглядывались друг с другом и держались за руки, думая, что я ничего не вижу. Но я все видела, все замечала, и меня охватывала лютая тоска. Крис не торопился уходить.
Глава 42
Я получила письмо от Гордона. Он писал, что дела его идут успешно и что Эзе ему очень нравится. Если все сложится удачно, то поздней осенью в Париже откроется его выставка, которая может принести ему славу. Он уже устроился, снял маленький домик с прекрасным видом из окна и учится играть в кегли.
Гордон спрашивал, не собираюсь ли я летом съездить в Европу, и приглашал в гости — можно на месяц, можно на несколько дней, «как понравится». Но по тону приглашения было видно, что он не слишком верит в мой приезд. Я не видела Гордона несколько месяцев, которые могли бы сойти за годы. Я чувствовала, что стала намного старше и сильно изменилась. Мудрости у меня не прибавилось, зато прибавилось усталости… Словом, теперь я была совсем другим человеком.
Я укладывала вещи Сэм, готовя ее к отъезду, и думала: как хорошо, что Том и Пег рядом. Мне будет не так одиноко. Дом без Сэм опустеет, но все же лучше так, чем расставаться с ней на несколько уик-эндов и обрекать ребенка на постоянные разъезды или мириться с регулярными визитами проживающего неподалеку отца. Я бы не удивилась, если бы у взрослой Сэм возникла такая же стойкая неприязнь к отцу, которую я испытывала к своему непутевому папаше. Может, это и есть настоящая цена развода, которую платят мужчины. Во всяком случае, кое-кто из них.
Зазвонил телефон. Наверное, Пег…
— Алло…
— Алло, алло, oui[20], алло…
— Да, слушаю. — Ужасная слышимость. Как будто гномы дробят руду в штольне.
— Мадам Фор-ресс-терр, пожалуйста. Ее вызывает мсье Аррт. — Картавый голосок телефонистки, в горле которой перекатывалась буква «р», напомнил мне о школьных уроках французского языка.
— Это я.
— Джиллиан?
— Да. Гордон, какого черта ты мне звонишь в такую даль? Разбогател, что ли?
— Я сижу и любуюсь самым роскошным закатом, который мне когда-либо доводилось видеть.
Я должен был позвонить тебе. Хочу, чтобы ты приехала.