Запретная любовь Стил Даниэла
Он подбирал слова тщательно, словно драгоценные бриллианты, но сам понимал, что трудится впустую. Что бы он ни сказал, Анне будет больно, и он не в силах смягчить эту боль. Точнее, в силах, но лишь одним способом — порвать с ней как можно скорее. Он давно уже понял, что влюблен в Анну, и видел, что и она с каждым днем все сильнее к нему привязывается. Вот почему он решил уехать немедленно. Еще несколько недель — и расставание с ним нанесет Анне удар, от которого она не скоро оправится.
— Я решил, что больше ждать нельзя. — Собственный голос казался ему чужим. — Чем дольше тянуть, тем нам будет труднее. Это пора прекратить, Анна, я и так уже порядочно осложнил тебе жизнь…
«Не то, не то!» — мысленно восклицал он. Все заранее приготовленные слова звучали жалко и фальшиво. Что сказать, чтобы она поняла: он не может поступить иначе?
— Анна, с тобой мне было хорошо, словно в сказке. Но настало время вернуться к реальной жизни. Я хотел бы остаться с тобой — работать вместе, играть с Фелисией, а по ночам… Хотел бы — но не могу. У меня есть Мередит.
Я поклялся быть с ней в горе и в радости. Теперь наш брак рушится, и я обязан, понимаешь, обязан хотя бы попытаться его спасти!
— А она этого хочет? — тихо спросила Анна.
Она прижала к груди сжатые кулаки и вся как-то съежилась, словно у нее болело сердце. Стиву вдруг вспомнилась Генриетта Вашингтон — такое же лицо было у той женщины, когда он сообщил ей о гибели ее ребенка. Вся разница в том, что в тот раз Стив пытался спасти девочку — сегодня сам стал убийцей. Он хладнокровно и жестоко убивает их любовь.
— Она согласна. И думает так же, как я: дольше откладывать нельзя. Если не сейчас, то никогда. Или все рухнет — или мы вместе преодолеем трудные времена и снова станем счастливы друг с другом… А ты, Анна, не жди меня. Я не вернусь. Тебе лучше меня забыть.
Последние слова он произнес тихо, но твердо. В этот миг Анна подумала, что старая пословица права: иной раз слово ранит страшнее кинжала.
— Не так-то это просто, — ответила она. На глаза ее навернулись слезы. — Легко тебе говорить «забудь»! Ты, конечно, подлец, Стив Уитмен, но я тебя люблю.
— Вот и помни все время, что я подлец.
— Не беспокойся, не забуду, — ответила она дрогнувшим голосом.
Стив видел, что она держится из последних сил. Сердце его разрывалось от сострадания к Анне, а мысли о маленькой Фелисии он гнал прочь. За последний месяц он привязался к девочке, как к родной дочери. Порой, забывшись, начинал мечтать о том, как подарит ей целую коробку игрушек, повезет за город, устроит в хорошую частную школу… Но ничего этого не будет. Согласившись заменить Фелисии отца, он предаст Мередит.
— Не знаю, что еще тебе сказать, — заговорил он, то и дело запинаясь. — Я люблю тебя. Люблю и хочу быть с тобой. Будь я свободен, я женился бы на тебе — если бы, конечно, ты оказалась настолько сумасшедшей, чтобы принять мое предложение. Но сейчас я ничего не могу тебе предложить. Все это время я обманывал и тебя, и самого себя. У меня есть Мерри, и я за нее отвечаю.
— Значит, ей повезло больше моего, — сухо ответила Анна, а затем вдруг спросила: — Что, если у вас ничего не выйдет? Ты вернешься?
— Нет, — с поспешностью ответил Стив.
Он не хотел дарить Анне ложную надежду. Если повезет, он останется с Мерри; если нет… один бог знает, что тогда будет.
— Если у нас ничего не выйдет, — продолжал он, убеждая не столько Анну, сколько самого себя, — я начну новую жизнь. Например, сделаю то, о чем ты говорила, — отправлюсь в какую-нибудь слаборазвитую страну и буду работать на благо ее народа.
— Везет вам, богачам! — горько заметила Анна. — Делаете, что вам вздумается! Вам не приходится думать о том, что завтра есть, или чем оплатить счет за квартиру, или как дать ребенку образование. Надоело вам в одном месте — собираете чемоданы и едете в другое…
Стив понял, что напрасно распустил язык. Он задел Анну еще сильнее, заговорив о ее давней и неисполнимой мечте. Но дело в том, что мысль о благотворительной работе уже не раз приходила ему в голову. Долгие беседы с Анной волновали и увлекали его: может быть, впервые в жизни он задумался о том, что должен что-то сделать для тех, кто обездолен судьбой. Конечно, труд врача везде благороден, но в Нью-Йорке хирургов достаточно, а в какой-нибудь Гватемале, где несколько врачей на всю страну…
— Я не богач, — напомнил он Анне. — Богата моя жена, а это совсем разные вещи. Я не претендую на ее деньги. И ничего от нее не хочу — разве что, может быть, ребенка.
Он вдруг понял, что должен сказать: слова побежали стремительно.
— Анна, неужели ты не понимаешь, что я вот уже месяц тебя обворовываю?! Обкрадываю на целую жизнь? Ты ведь можешь встретить хорошего человека, который женится на тебе, станет заботиться о тебе и Фелисии, может быть, подарит тебе и других детей… — Стив знал, что Анна хотела бы иметь много детей, но пока что об этом и речи не было. Ее зарплаты едва хватало на одну Фелисию. — Я не вправе отнимать у тебя возможность счастья. Я прошу прощения, Анна, и возвращаю тебе твою жизнь, твою свободу.
— Как благородно! — с горькой иронией отозвалась она. — А моего мнения ты спросил?
В ней медленно закипал гнев. Какого черта Стив присвоил себе право в одиночку принимать решения — такие решения, которые прямо ее касаются? Да, она с самого начала знала правила игры. Не знала лишь одного — что так быстро и так сильно его полюбит. Она любила его сильнее, чем всех прошлых своих возлюбленных, и тем тяжелее было прощание.
— У тебя нет выбора, — твердо ответил Стив. — Можешь меня возненавидеть, если хочешь. Можешь вычеркнуть меня из памяти. Но моего решения ты не изменишь.
— Я и не собираюсь тебя отговаривать, — взглянув ему в глаза, ответила Анна. — Оба мы — свободные люди и вправе делать что хотим. А мои переживания — мое личное дело. Я ведь знала, на что иду, просто не представляла, что это случится так скоро. Мне казалось, пока ты найдешь работу, пройдет несколько месяцев, а то и больше. Никак не думала, что ты вдруг все бросишь и пойдешь чуть ли не в санитары!
Анна хорошо понимала, как горька и унизительна должна быть для Стива такая перемена. Как видно, он многим готов пожертвовать ради спасения своего брака. Анне казалось, что Мередит не заслуживает такой жертвы… впрочем, какая разница, что там ей кажется? Стиву виднее.
— Хочешь мне еще что-нибудь сказать? — спросила она, вставая с места.
— Да нет… Разве только, что люблю тебя. Люблю и желаю тебе всего самого лучшего. Будь счастлива, Анна… без меня.
— Не волнуйся, выживу. Помни одно: ты ничем мне не обязан. Мне ничего от тебя не нужно. Спасибо за то, что согревал меня холодными ночами.
— Вот как? Ну что ж… А ты помни, что я тебя люблю. По-настоящему.
— И что из этого? Любишь, но все равно уходишь! — Темные глаза ее снова наполнились слезами. — Отец Фелисии тоже клялся мне в любви, а потом родители потребовали, чтобы он меня бросил, и у него не хватило сил сопротивляться. Может быть, и тебе не хватает смелости признать, что у вас с Мередит все кончено?
— Этого я не знаю, Анна. И не узнаю, пока не переселюсь в Калифорнию.
Анна поняла, что разговор окончен. Медленно, словно во сне, она вышла в прихожую и распахнула дверь.
Стив замер на пороге. Ему хотелось сжать Анну в объятиях, поцелуями стереть слезы со щек, отнести в спальню и любить там, любить яростно и безоглядно, как бывает только в первый и в последний раз… Но нет, он этого не сделает. Он слишком любит ее, чтобы снова причинять ей боль.
Сердце его разрывалось от муки, но одна мысль утешала, словно лучик света в бескрайней тьме. До отъезда еще две недели. Они будут видеться в больнице. Может быть, ему удастся поговорить с ней еще раз, все объяснить так, чтобы она поняла… может быть, она простит его.
Он переступил порог, и Анна захлопнула дверь. Несколько мгновений он стоял, ожидая, что дверь снова откроется. По ту сторону послышались глухие рыдания. Но Стив не стал стучать или нажимать на кнопку звонка — просто стоял. И Анна не открыла дверь, хотя знала, что он там.
Волоча ноги, словно столетний старик, Стив двинулся вниз по лестнице. Он думал о том, что потерял не только любовь — лишился дома, который за эти месяцы стал ему почти родным. А что ждет впереди? Неизвестность.
Мучила его и еще одна мысль. Что Анна скажет Фелисии? И что подумает девочка о человеке, который гулял и играл с ней, а потом уехал, даже не сказав: «Прощай»? Она такая крошка, но в недолгой жизни ей встретились уже двое мужчин-предателей…
От Анны он поехал прямо в больницу и, найдя Харви Лукаса, сообщил, что уезжает. Он рассказал о своей новой работе и откровенно признался, что никогда не пошел бы на такой шаг, если бы не Мередит.
— Понимаю тебя, — задумчиво ответил Харви. — Что ж, жаль, конечно, с тобой расставаться, но, думаю, ты поступаешь правильно. Самое главное в жизни — семья, и, чтобы ее сохранить, порой приходится идти на жертвы. Да, кстати, — спросил он уже в конце разговора, — что это у тебя с Анной Гонсалес?
— Ничего. А что? — с беспокойством откликнулся Стив.
На работе они с Анной вели себя очень осмотрительно и надеялись, что никто не догадывается об их романе. Оба считали, что так будет лучше.
— Несколько минут назад она позвонила сюда. Сказала, что поругалась с тобой и не хочет больше работать с тобой в одной команде. Попросила изменить расписание так, чтобы вы с ней не сталкивались. Знаешь, похоже, ты и вправду сильно ее обидел.
Стив отшатнулся, словно получил пощечину. Анна разрушила его последнюю надежду, но он понимал, что она права. Рвать — так сразу.
— Да, мы разошлись во мнениях, — ответил он деревянным голосом и, откашлявшись, продолжал: — Поспорили из-за диагноза. Я две ночи не спал, устал как собака и, боюсь, повел себя по-идиотски. Наорал на нее совершенно несправедливо. Потом, конечно, извинился, но Анна меня не простила. Она не из тех, кто легко забывает обиды.
«Не простила, — эхом откликнулось у него в голове. — И никогда не простит».
— Возьми ее в свою смену, Харви. Она отличный врач, и работать с ней одно удовольствие.
— Так и сделаю. Что ж, Стив, удачи тебе в Калифорнии. Жаль тебя терять, скажу честно, а еще больше жаль, что мне так и не удастся заняться наукой! Ну кем мне тебя заменить, скажи на милость? Во всем Нью-Йорке не найдется второй такой светлой головы и золотых рук!
— Ну что ты, Харви! Впрочем, спасибо.
— И, послушай, — заговорщически наклонился к нему Харви, — если в Калифорнии у тебя ничего не выйдет, возвращайся сюда! Не успеешь оглянуться, как я сбегу отсюда и уступлю тебе свое место. Я эту больницу больше видеть не могу!
— Ерунда, не прикидывайся! Ты любишь свою работу. Как и я, — с грустью добавил он.
— Ты обязательно найдешь себе подходящее место в Калифорнии. Держи меня в курсе, что и как.
— Обязательно, — пообещал Стив. — И позаботься об Анне. Боюсь, я обошелся с ней жестоко и низко. — При этих словах слезы подступили у него к глазам.
— Перестань, не кори себя! Я-то знаю, в какого дьявола ты превращаешься, когда двое-трое суток не поспишь. В такие минуты я и сам готов тебя возненавидеть!
Он рассмеялся, и оба вышли из операционной.
Остаток дня Стив провел на работе. Он мечтал увидеть Анну — не вышло. Как не вышло и в следующие две недели.
Следующие две недели ушли на сборы и подготовку к отъезду. Стив без труда нашел покупателя для квартиры.
Правда, тот предложил не слишком высокую цену, но, обсудив это с Мередит, Стив решил, что проще продать квартиру, чем держать ее пустой или сдавать. Собрав чемоданы и договорившись о перевозке мебели в Калифорнию, он переехал в отель.
В день перед отъездом коллеги устроили ему прощальную вечеринку. Медсестры утирали слезы, врачи твердили, что не представляют своего отделения без Стива. Анна на банкет не пришла.
В день отъезда лил дождь. Стив взял с собой медицинский саквояж и один небольшой чемодан — прочий багаж он отправил поездом вместе с мебелью.
Уже садясь в самолет, он вспомнил, что сегодня первое апреля — День смеха. Хорошенькую шутку сыграла с ним судьба! И каких еще розыгрышей от нее ждать?
«И все же я поступил правильно, — думал Стив, следя, как самолет поднимается в воздух и небоскребы Нью-Йорка остаются далеко внизу. — Анна заслуживает большего, чем я могу ей дать. Ей нужен надежный человек — не женатый и не подлец. А я, увы, не удовлетворяю обоим условиям».
Глава 19
В отличие от Анны и Стива в Нью-Йорке, Мередит и Кэл наслаждались каждой минутой, похищенной у судьбы. Никогда еще страсть их не пылала таким ярким пламенем!
В последние свои выходные они сняли номер в небольшой гостинице в долине Кармел и два дня не разлучались: по многу часов проводили в постели, гуляли, держась за руки и целуясь, снова возвращались в постель, любили друг друга, а затем вели в ночной тиши долгие разговоры… Но в их беседах не слышалось ни слова о будущем. Будущего у них не было — только краткие мгновения ослепительного настоящего, которое вот-вот уйдет в прошлое.
В день приезда Стива Кэл улетал в Лондон. Накануне отлета он приехал к Мередит и оставался у нее до полуночи. Даже этой квартире — верной хранительнице их тайны — суждено было отойти в прошлое: по просьбе Стива Мередит уже сняла жилье в городе.
— Хотел бы я пожелать тебе счастья со Стивом, — сказал на прощание Кэл, — но нет, не стоит лгать. Я не хочу, чтобы ты была с ним счастлива, Мерри. Хочу, чтобы ты вернулась ко мне.
«Самое ужасное, — думала Мередит, — что я уже не могу представить жизни без Кэла. Может быть, я схожу с ума? Мне все чаще кажется, что я замужем за Кэлом и собираюсь изменить ему со Стивом… Но нет, надо помнить, что это иллюзия, фантазия, и только. Мы с Кэлом влюблены друг в друга, однако самая пылкая любовь рано или поздно проходит, а прочной душевной связи между нами нет. Вот почему я должна вернуться к мужу».
Кэл был с ней нежен и ласков, но Мередит чувствовала, как клокочет в нем подавленный гнев. Гнев на нее — за то, что она его покидает; и на себя — за то, что ему не хватило мужества сделать решительный шаг. Кэл проклинал себя за малодушие, сейчас он готов был на все, чтобы удержать Мередит, но понимал, что уже поздно. Она дала слово мужу и должна его сдержать.
— Пойми, Кэл, — говорила она, — я не могу просто взять и вычеркнуть из жизни эти пятнадцать лет. Не могу. Я должна дать ему последний шанс. Иначе буду вечно мучиться и спрашивать себя, что было бы, если бы…
Да, Кэл все это понимал. Его всегда восхищало душевное благородство Мередит. Но сейчас он это ее благородство почти ненавидел.
— Мерри, у вас с ним ничего не выйдет, — с горечью ответил он. — Все кончено. Взгляни наконец правде в глаза!
Дурацкий совет. Последние два месяца оба они только тем и занимались, что отворачивались от горькой правды. И сейчас оба боялись даже думать о будущем.
— У вас с ним нет ничего общего!
— Почему же мы столько лет счастливо прожили вместе? — не слишком уверенно возразила Мередит.
— Ты прекрасно знаешь почему — ему просто повезло, что мы с тобой не встретились на пятнадцать лет раньше! Все эти годы вы идете разными путями. Скажи мне, он понимает, чем ты занимаешься? Понимает, что у тебя настоящий талант? Да ему это просто неинтересно! Мередит, он не способен тебя оценить!
«В отличие от меня», — этого Кэл не произнес, да и зачем? Мередит и так догадалась, что он хочет сказать. Однако она приняла решение, и никто и ничто не могло его изменить. Она обязана попытаться — и ради Стива, и ради себя.
Кэл понимал, что должен отнестись к ее выбору с уважением, но, не в силах совладать с собой, кипел от обиды и злости, тем более тяжкой, что ее приходилось скрывать. Он ненавидел Мередит, Стива, весь белый свет, но больше всего — себя.
Уходя от нее на рассвете, он обернулся на пороге и взглянул на нее с такой пронзительной тоской, что у Мередит дрогнуло сердце.
— Береги себя, Мерри, — произнес он, поцеловал ее в лоб, словно покойницу, и скрылся, а Мередит рухнула на пол в прихожей и забилась в рыданиях.
Она проплакала несколько часов подряд, и Стив был встревожен, когда, войдя в дом, увидел ее бледное, как смерть, лицо и красные, опухшие глаза.
— Ты не заболела?
— Да… простыла, наверное, — вяло ответила Мередит.
— Вид у тебя совершенно больной. Ну-ка выпей таблетку!
Мередит молча покачала головой.
Стив обладал редким свойством — умел в мгновение ока устроить хаос всюду, куда забрасывала его судьба. И двух часов не прошло, как по чистенькой, ухоженной квартире Мередит словно ураган пронесся. По всей спальне была разбросана мужская одежда, на полу — следы грязных ботинок, в раковине валялся тюбик крема для бритья, а сам Стив, насвистывая какую-то песенку, колдовал над плитой.
Не странно ли — пятнадцать лет Мередит мирилась с привычками мужа, даже умилялась его безалаберности, а теперь при виде беспорядка в квартире у нее тошнота подступала к горлу. «Господи, как же я буду с ним жить?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
В тот же вечер между ними произошла первая размолвка. Узнав, что Мередит сняла квартиру в Сан-Франциско, Стив возмутился — он мечтал о покупке или хотя бы аренде целого дома. Почему, догадаться нетрудно — он по-прежнему страстно хотел детей. Теперь ему казалось, что только ребенок укрепит связь между ними и восстановит их брак.
— Сейчас об этом и думать нечего! — отрезала Мередит, едва он завел разговор на эту тему.
«Где сейчас Кэл? — думала она. — Должно быть, выходит из аэропорта в Лондоне… Но мы обещали не звонить друг другу — я и не буду. По крайней мере, не сегодня. Ведь Стив еще и одного дня не пробыл дома!»
— А почему бы и не сейчас? — настаивал Стив. — По-моему, лучшего времени не найти. У тебя надежная работа. Я буду теперь занят на работе гораздо меньше и, если первые месяцы ты будешь плохо себя чувствовать, всегда буду рядом. Может быть, даже смогу взять на себя заботу о малыше — если к тому времени не найду себе места получше.
Я не хочу ребенка! Стив, пойми это наконец! — взорвалась Мередит. — Ни сейчас, ни когда-нибудь еще — вообще не хочу! Что мне сказать, чтобы ты наконец от меня отстал? Не хочу, чтобы меня тошнило «первые месяцы»! Не хочу ходить раздувшаяся, словно воздушный шар! Не хочу ежемесячных визитов к гинекологу, не хочу вопить от боли, не хочу вставать по три раза за ночь, чтобы кормить младенца… Не хочу, и все!
— Вот как… И давно ты приняла такое решение?
— Не знаю, — устало пробормотала Мередит. Яростный порыв иссяк, и ее вновь охватила тоска, бездонная и беспросветная. — Я всегда так думала. Ты просто не хотел меня слушать.
— Что ж… спасибо за информацию. — Он сменил тему. — А когда мы переезжаем?
— На следующей неделе, — коротко ответила Мередит и замолчала.
Вдруг в тишине прозвучала резкая трель телефонного звонка. Мередит бросилась к телефону, чтобы успеть взять трубку раньше Стива.
Но звонил не Кэл: какой-то тип, до ужаса наглый и назойливый, начал уговаривать ее подписаться на новую газету. Нервы Мередит были напряжены до предела, она послала незадачливого рекламщика к черту и бросила трубку.
— А через пару недель из Нью-Йорка прибудут наши вещи, — бодро заметил Стив. — В следующий понедельник я в первый раз иду на работу… Ничего, постепенно все наладится.
Мередит молчала. Ей казалось, что за ней захлопывается дверь тюрьмы и один за другим защелкиваются замки.
Все воскресенье она провела как на иголках, мечтая об одном — куда-нибудь сбежать, и в понедельник с радостью отправилась на работу.
Но в офисе ей было ничуть не легче. Все напоминало ей о Кэле. Вдобавок сам он, словно желая нанести ей последний удар, каждый день слал из Европы факсы, рассказывая о проведенных встречах с клиентами, посещениях лабораторий и тому подобном. Все его сообщения были сухими и безличными. И за всю неделю он ни разу не позвонил.
Мередит возвращалась домой, но это был уже чужой для нее дом. С появлением Стива в квартире воцарился хаос. Едва войдя, Мередит спотыкалась о его новые кроссовки. Неприкаянно слоняясь по дому, поминутно натыкалась то на штаны, то на рубашку, то на носки, валявшиеся на полу. Она уже успела забыть эти «милые» недостатки мужа. Невольно она сравнивала Стива с Кэлом, всегда элегантно и опрятно одетым, безупречно выбритым.
К субботе Мередит дошла до предела. Она жила как в тумане. Работа превратилась для нее в непосильное бремя: несколько раз она забывала о неотложных делах или отдавала явно бессмысленные распоряжения, и только изумленные взгляды коллег возвращали ее к реальности. Более того — она три дня подряд ходила на работу в одной и той же блузке. Такого с Мередит не случалось, наверно, со школьных времен!
Переезд, как и следовало ожидать, превратился в кошмар. Нью-йоркская мебель не прибыла к сроку. Грузчик уронил ящик с посудой, и половина содержимого разбилась. Стив с Мередит оказались в пустой квартире, где не на что было лечь, некуда сесть и даже есть не из чего.
— Не принимай близко к сердцу, малыш, — утешал ее Стив. Он словно не замечал ее подавленного настроения. — Подождем, пока прибудет наша мебель из Нью-Йорка. А пока что будем есть с бумажных тарелок и спать на полу, на матраце.
Мередит тяжело вздохнула, думая о том, что ко всему прочему отныне ей придется тратить три часа в день на дорогу в Пало-Альто и обратно. Причем в часы пик.
В тот вечер, когда они пытались навести хоть какой-то порядок в доме, Мередит вдруг поняла, что скучает не только по Кэлу — по его детям. Она сама удивилась этому, ведь никогда раньше она не испытывала подобных чувств.
В понедельник Стив вышел на новую работу. В первый же день выяснилось, что его ввели в заблуждение: обещали место врача, хотя и рядового, а на деле ему пришлось выполнять обязанности то ли медбрата, то ли санитара. Все его дипломы и похвальные отзывы не произвели на местное начальство никакого впечатления. Первые две недели его вообще не подпускали к больным, объявив, что сначала он должен «заслужить доверие»; зато вся команда дружно спихивала на него нудную бумажную работу, и Стив говорил с грустной иронией, что за эти дни он в совершенстве овладел искусством шуршания бумажками.
От всех этих неприятностей Стив стал мрачен и молчалив. Каждый день, когда измученная долгой утомительной дорогой Мередит возвращалась домой, ее встречала одна и та же картина: угрюмый Стив перед телевизором, а у ног его — штук пять-шесть пустых пивных банок. Он перестал, как прежде, готовить ужин, и теперь они заказывали еду на дом в пиццериях и китайских ресторанчиках.
— Так жить невозможно, — обреченно сказала Мередит как-то вечером.
В тот день Стив был мрачнее тучи. В течение нескольких часов команда «Скорой помощи» принимала на дому преждевременные роды, а Стив в это время сидел в соседней комнате, присматривая за старшим сынишкой роженицы. Как видно, коллеги считали, что на большее он не способен.
— Ты ненавидишь эту работу. Я ненавижу мотаться в Пало-Альто и обратно…
— И оба мы начинаем ненавидеть друг друга, — закончил за нее Стив.
— Такого я не говорила!
Это у тебя на лбу написано. Каждый вечер ты приходишь с работы злющая как собака и вымещаешь свою злость на мне. Мередит, что с тобой происходит? Ты ли это?!
Но как объяснить ему, что с ней происходит? Как сказать, что она тоскует по Кэлу; что полгода одинокой жизни и связь с Кэлом изменили ее, и теперь она не та женщина, которая была женой Стива пятнадцать лет, что — хоть и ужасно это признавать — Стив стал ей противен, и те его черты, которые когда-то были милы, теперь вызывают раздражение?!
— Просто я терпеть не могу бивачной жизни, — со вздохом ответила она. — Ненавижу спать на полу, а бесконечная езда туда-сюда меня просто убивает.
— А я готов поубивать своих новых коллег, — добавил Стив. — Но дело не в этом, Мерри. Проблема в том, как мы начали относиться друг к другу. Мередит, я всегда восхищался тобой. Твоим умом, аккуратностью, терпением, чувством юмора… Куда все это подевалось? Во что ты превратилась, Мередит?
Мередит стало стыдно: она понимала, что Стивен прав. События последних дней лишили ее всего, чем она привыкла гордиться. Она даже перестала следить за собой и, глядя в зеркало, видела там уже не красавицу, над которой, казалось, не властно время, а унылую, стремительно стареющую женщину.
— Прости меня, Стив. Может быть, все наладится? Я постараюсь справиться.
Но, как ни старалась, Мередит не смогла сдержать обещания.
Четыре недели спустя из Европы вернулся Кэл. Встреча с ним принесла Мередит новое разочарование, горше всех предыдущих. Похоже, за месяц, проведенный в Европе, он наглухо замуровал дверь в свое сердце. Теперь Кэл смотрел на нее, как на незнакомку — нет, хуже, как на врага. Мередит надеялась, что они останутся друзьями, но, видно, слишком многое легло между ними и разделило их. Слишком много любви, надежд, потерь и разочарований.
Как видно, Кэл всерьез изменил свое отношение к ней. Его разочарование превратилось в злость. Целый месяц он копил в сердце обиду, чтобы теперь день за днем изливать ее на Мередит. С каким-то садистским удовольствием он придирался к ней по любому поводу, по десять раз в день запрашивал отчеты, оспаривал все ее мнения и заключения. Однажды он даже повысил на нее голос при посторонних, на совещании, — такого никогда прежде не случалось.
— Зачем ты так поступаешь со мной, Кэл? — подошла она к нему, когда все разошлись. — Если ты с чем-то не согласен, можно обсудить это наедине, и совершенно незачем унижать меня при подчиненных…
— Мередит, давай обойдемся без истерик! — отрезал он и стремительно вышел из кабинета, а Мередит осталась, кусая губы и едва не топая ногами в бессильной ярости.
«Кто бы здесь говорил об истериках! — гневно думала она. — Ты сам ведешь себя как ребенок — капризный, испорченный ребенок, который никак не может примириться с тем, что игрушка досталась другому!»
Но в глубине души Мередит понимала: Кэл злится не столько на нее, сколько на самого себя. Может быть, злится из-за того, что испугался сделать решительный шаг. Чего бы он не отдал теперь, чтобы повернуть время вспять! Безупречный Кэллен Доу, который всюду приходит вовремя, на сей раз опоздал навсегда. Навсегда — какое страшное слово!
Неприятно было и то, что коллеги начали коситься на шефа и Мередит и перешептываться между собой. Никто не понимал, какая кошка между ними пробежала, но все сходились во мнении, что не за горами день, когда миссис Уитмен придется искать себе другое место. И сама Мередит чувствовала, что увольнения ждать недолго.
В тот вечер она вернулась домой, унылая и подавленная, как никогда.
— Ты, кажется, сегодня в прекрасном настроении, — саркастически заметил Стив.
Это последнее перышко, по пословице, сломало спину верблюда. Мередит швырнула портфель в угол.
— Не совсем, — ответила она. — День прошел отвратительно. А по дороге домой у меня лопнула шина прямо посреди этого проклятого шоссе. В последнее время мне все чаще хочется что-то разбить — то ли свою собственную голову, то ли чью-нибудь еще. Спасибо, что поинтересовался, а у тебя как дела?
— Лучше, чем у тебя, хоть и ненамного. Сегодня я остановил кровотечение старику с геморроем, вынул жвачку из детского уха и наложил шину на сломанный палец. Думаю, за это мне светит серьезное поощрение. — С этими словами он швырнул на пол пустую пивную банку и открыл следующую. — Да, кстати, еще одна приятная новость. Наша мебель на неопределенный срок застряла в Оклахоме. Там наводнение, снесло мосты.
— Может быть, нам лучше переехать в отель? — устало предложила Мередит.
— Еще чего! Мы не маменькины детки и вполне способны пару недель поспать на полу. Многие всю жизнь так живут и не жалуются. — Это он добавил, вспомнив рассказы Анны о Пуэрто-Рико.
— Я по горло сыта этим походно-лагерным уютом! — воскликнула Мередит.
— А я сыт по горло твоим бесконечным нытьем! — крикнул в ответ Стив.
Огромным усилием воли Мередит заставила себя сдержаться. Стив ни в чем не виноват. Ему тоже тяжело приходится.
— Прости, Стив. Я стараюсь, видит бог, стараюсь, как могу. Но мне очень тяжело. Это бесконечное мотание туда-сюда меня просто убивает. Полтора часа туда, полтора часа обратно… Может быть, поищем дом в Пало-Альто?
Но Стива было уже не остановить. Раздражение, копившееся в нем несколько недель, вырвалось наружу. Похоже, он даже обрадовался возможности затеять ссору.
— Черт подери, Мередит, ты можешь думать о чем-нибудь, кроме своей чертовой работы? Или забыла, что я тоже работаю? В любой момент мне могут предложить приличное место, и тогда мне понадобится дом в десяти минутах езды от больницы. Мои пациенты не могут ждать два часа — это тебе ясно?
— Мне кажется, ребенок со жвачкой в ухе может и два дня подождать! — язвительно заметила Мередит.
Она сознательно ударила по самому больному месту и добилась своего: через несколько минут Стив, красный как рак, с горящими глазами, сжимая кулаки и бормоча себе под нос ругательства, вылетел из дома.
Мередит села на матрац и заплакала — тихими, безнадежными слезами. Разве этого она хотела? Где дружба, где сочувствие, где интерес — все слагаемые товарищества, что связывало их пятнадцать лет? Даже физическое влечение ушло безвозвратно. Теперь они занимались любовью очень редко, и всякий раз при этом Мередит охватывало отвращение, а потом она долго лежала без сна, думая о Кэле.
Откуда ей было знать, что Стив испытывает то же самое?
Стив вернулся уже за полночь и, не раздеваясь, тяжело плюхнулся рядом. От него тошнотворно несло текилой. Мередит отвернулась к стене и притворилась спящей.
Если бы в то время Мередит спросили, что может быть хуже апреля, она ответила бы: «Только май». Погода стояла чудесная, и лишь над головами Стива и Мередит клубились зловещие грозовые тучи.
Теперь они старательно избегали друг друга. Мередит подолгу задерживалась на работе, а Стив по вечерам уходил из дому и все чаще возвращался пьяным. Ночами, лежа по разные стороны импровизированной постели, они подолгу не могли заснуть — и каждый чувствовал, как невидимая стена между ними растет ввысь.
Наконец пришла мебель, но это не принесло им большого утешения. Старые знакомые — стол, шкафы, двуспальная кровать — больно царапали сердце Мередит, напоминая о прошлом, которое никогда уже не вернется. Удачно расставить мебель на новом месте не удалось, все стояло как-то косо, тесно, отовсюду торчали углы, и, на взгляд Мередит, квартира приобрела еще более гнетущий вид, чем раньше.
К концу мая Стив и Мередит уже не могли спокойно разговаривать друг с другом. Или они ссорились, или мрачно молчали, уставившись каждый в свой угол. Что же до Кэллена — он стал совершенно невыносим, работать с ним было невозможно, и Мередит всерьез подумывала об увольнении.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил Стив однажды вечером. — Я приехал сюда, чтобы спасти наш брак. Согласился на отвратительную работу, бросил все, что любил, в чем заключалась моя жизнь, — только чтобы быть рядом с тобой. А ты с самого первого дня смотришь на меня, как на врага. Ты вдруг меня возненавидела, но я не понимаю, за что!
«Лишь за то, что ты не Кэллен», — мысленно ответила она.
На самом деле Мередит не ненавидела мужа, просто никак не могла смириться с тем, что больше его не любит. Она злилась на всех вокруг, а больше всего — на себя, потому что злость помогала справиться со смятением и страхом. Жизнь ее превратилась в хаос: казалось, бушующий поток мчит ее бог весть куда, то и дело ударяя о камни, относя все дальше и дальше от всего, что ей дорого, а вокруг кружат жалкие обломки ее былого счастья.
— Стив, я не ненавижу тебя, — тихо ответила она наконец. — Я просто несчастна.
— Я тоже, — искренне ответил он.
На следующий день, когда Мередит вернулась домой, Стив встретил ее на пороге — ласковый и совершенно трезвый. В столовой, словно в добрые старые времена, манил к себе аппетитными запахами накрытый стол.
За ужином оба молчали, лишь изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Стив улыбался, глядя на нее, и глаза его светились теплом и какой-то скрытой печалью. Впервые за два месяца Мередит вновь увидела в нем человека, которого когда-то полюбила. Но сердце ее не тронула эта перемена, оно лишь сжалось от смутного недоброго предчувствия.
Закончив ужин, Стив налил по бокалу вина Мередит и себе и глубоко вздохнул, словно собирался сказать тост, но вместо этого промолвил:
— Мерри, я уезжаю.
— Куда? — изумленно спросила Мередит.
Стив смотрел на нее с каким-то состраданием и нежностью. Видно было, что он принял решение — и хоть и не стал счастливее, но снял со своих плеч тяжкий груз.
— Назад, в Нью-Йорк.
— Когда?
— Завтра.
— Завтра? — тупо повторила Мередит. — Почему?
— Потому что все кончено. Оба мы это знаем, но до сих пор нам не хватало духу взглянуть правде в глаза. У нас ничего не вышло, Мерри. Нашей семье пришел конец. Не знаю, останешься ты здесь или уволишься и вернешься в Нью-Йорк — решай сама. Но я уезжаю. Нам надо расстаться.
— Ты… ты серьезно? — пролепетала Мередит. Каждый вечер она вымещала на нем свою злость, но ей и в голову не приходило, что однажды Стиву это надоест, он вот так возьмет и оставит ее.
— Я серьезен, как никогда.
— А как же твоя работа?
— Уволился сегодня утром. Лучше уж пойду в Красный Крест скатывать бинты — больше пользы принесу. Поверь, здесь по мне скучать не будут.
— Ты вернешься в свою больницу?
— Да нет, не думаю. Сегодня я позвонил в Нью-Йорк, навел кое-какие справки. Хочу заняться благотворительной работой в какой-нибудь слаборазвитой стране или в нашей глубинке, где-нибудь в Аппалачах. Пока не знаю. Поеду в Нью-Йорк и выясню, где сейчас больше всего нужны люди.
— Ты же терпеть не можешь палатки, консервы и мошкару! — напомнила ему Мередит.
Стив грустно улыбнулся в ответ. Чужая женщина сидела перед ним. Он потерял жену. Этот факт он не мог не признать. Как же он не заметил, когда это произошло? Может быть, когда она согласилась работать в «Доу-Тех» и переехала в Калифорнию? Или это случилось позже? Он долго и не догадывался об этом, а потом — не мог смириться с этой мыслью. Но настала пора признать свое поражение.
— Думаю, я наконец кое-что понял в жизни, — задумчиво ответил он. — И понял, что комфорт — не главное в жизни. Даже счастье — не главное. Ценность человека измеряется тем, что он сделал для других.
— Но ты ведь всегда помогал людям!
— В Нью-Йорке врачей много. Но есть на земле места, где нет ни одного. — В эту минуту он подумал об Анне.
— Но как же… как же мы?
— «Нас» больше нет, Мерри. Есть ты, и есть я, два разных человека. Поэтому я и ухожу.
— Не уходи! — воскликнула Мередит, протянув к нему руки, и слезы покатились у нее по щекам.
Ею овладел ужас: последняя опора уходила из-под ног. Она уже потеряла любовника, лучшего друга, любимую работу — теперь теряла мужа. Стив уйдет, и она останется совсем одна. А что может быть страшнее одиночества?
— Мерри, я не могу остаться. Так будет лучше для нас обоих.
— Хочешь, я брошу работу и поеду с тобой? — спросила она.
Стив покачал головой:
— Нет, не надо. У тебя своя жизнь, у меня — своя. Я не хочу с тобой ссориться, Мередит. Надеюсь, мы останемся друзьями. Если тебе понадобится помощь — позвони, и я сделаю все, что смогу. Пятнадцать лет — большой срок, его не выбросишь из жизни. Но так жить я больше не могу. Все кончено.
Он пристально вгляделся в ее испуганное, побледневшее лицо. Стиву было жаль жену, но угрызений совести он не испытывал. Он знал: пройдет время — и Мередит поймет, что иного выхода не было. Пожалуй, будет даже благодарна ему за принятое решение.
— Прости, малыш, — мягко произнес он. — И прощай.
— Не покидай меня! — в ужасе прошептала Мередит.
— Не говори так.
Он встал из-за стола, подошел к ней и крепко обнял. Но в объятии его не чувствовалось и следа прежней страсти, и Мередит поняла: что бы она ни говорила и ни делала, его решение останется неизменным.
— Когда ты уезжаешь? — снова спросила она.
— Завтра утром.
— А как же наши вклады? И выручка от продажи квартиры? — растерянно спрашивала она. — Не можешь же ты просто исчезнуть! Нам надо все обсудить. Ты говорил с адвокатом?
— Нет, не говорил. Ты сама позвонишь адвокату, когда захочешь. А о вкладах и выручке от квартиры я и думать не хочу. Все эти деньги заработала ты, так что они твои. У меня на них нет никакого права. Я ничего от тебя не хочу, Мерри. Раньше хотел твоей любви, но это ушло.
— Я тебе не верю! — в ужасе воскликнула Мередит. — Это неправда!
Правда, милая. Нам с тобой надо было разойтись гораздо раньше — когда ты начала изобретать отговорки, чтобы не ездить в Нью-Йорк. Но я предпочитал закрывать глаза на происходящее, и ты, видимо, тоже.
Стив не стал спрашивать, был ли у Мередит кто-то другой, хотя в последнее время его мучили серьезные подозрения. Как бы там ни было, сейчас у нее никого нет — это очевидно. Она так же одинока и несчастна, как он. Он не станет задавать ей вопросы — это все равно ничего не изменит, и незачем причинять ей боль. В конце концов, с каким-то грустным облегчением подумал Стив, это уже не мое дело. Точно так же, как и Мередит не касается его роман с Анной.
Читать бесплатно другие книги:
