Клей Уэлш Ирвин

Терри тяжело дышал, глаза слезились.

– Да, несладко, – решила Лиза.

– Да не в том дело, – выдохнул он сквозь сжатые зубы, – геморрой замучил, который день уже.

Ему пришлось подняться, нужно было чем-то смазать шишки. Недолго думая, он согласился на Лизин крем «Нивеа» для рук. Это помогло, но успокоиться он уже не мог. Они сделали еще по дорожке.

Терри принялся тщательно осматривать обстановку, впрочем, как всегда в незнакомом доме. Так как обычно он входил в дом без приглашения и в компании Алека Почты, то и в роли добропорядочного гостя он по привычке вел себя так же. К своей радости, он обнаружил эссе, которое Рэб Биррелл написал для колледжа, и принялся его читать. Это было настолько за пределами добра и зла, ему просто необходимо было этим поделиться. Терри решил под предлогом готового завтрака постучаться в каждую дверь и потребовать, чтоб все немедленно вставали.

Сначала он шарахнул в дверь Джонни и Катрин.

– Джонни-бой! Кэт! Зацените!

Джонни был и раздражен, и благодарен Терри за его вмешательство. Он, конечно, только что заснул и теперь материл жирного доставалу. Но, с другой стороны, Катрин всю ночь не давала ему продыху, и он уже просто не в состоянии был ебсти ее снова. Он глубоко вздохнул, а она выпрямилась и повернулась к нему. Глаза ее были широко раскрыты, губы – влажные.

– Джонни… ты такоооой… – сказала она, теребя его обмякший шланг.

– Ну, нам, пожалуй, лучше встать…

– Может, по-быренькому? – бросила она как бы невзначай и расплылась в улыбке.

Лучи восходящего солнца просвечивали ее почти прозрачный скелет. Джонни сжался от ужаса и подсосал немного мокроты, которой оказалось много, и сплюнуть он не мог, так что пришлось сглатывать. По пищеводу она пошла, как галька, отчего заслезились глаза и свело живот.

– По-быренькому… В моем лексиконе нет такого слова, – сказал он, набираясь решимости, – у меня либо все по полной, либо никак.

Позволив себе одобрительную улыбку, Катрин посмотрела на часы.

– Еще так рано… что ему надо?

Но Джонни уже шарит ногами по кровати. Найдя трусы, он выскочил из кровати и надел их.

– Да бред какой-нибудь затеял, – решил он.

Катрин не жалко было вставать. Она с нетерпением ожидала продолжения приключений. К тому же постель полна царапающихся крошек и пропитана их потом и телесными соками. Она медленно оделась, думая, не спросить ли о душе. Но, может, это было бы нарушением протокола. Они здесь, вообще, моются? Она всякое слыхала, но там речь шла о Глазго. Может, в Эдинбурге все иначе.

– Ты знаешь, эта поездка многому меня научила, Джонни. Я поняла, что вы живете в собственном мире. Как будто… то, что происходит с тобой и твоими друзьями, важнее, и события эти вам значительно интересней обсуждать, чем жизнь таких, как… – Она почувствовала, как слово «я» застыло у нее на губах.

Джонни подумал, что здесь он должен либо оскорбиться, либо разразиться смехом. Однако ни того ни другого не сделал, а только смотрел на нее с открытым ртом и натягивал джинсы.

– Ну, когда добиваешься такого, когда всю свою жизнь посвящаешь… нет, это сложно объяснить, – рассеянно закончила Катрин.

– Я просто хочу сделать все, что в моих силах, чтоб тебе было нормально, Катрин, – сказал Джонни и сам чуть не вздрогнул, настолько мягко и искренне прозвучали его слова.

– Ничего более приятного мне еще никто не говорил, – улыбнулась она и поцеловала его в губы. Джонни проигнорировал затвердевание шланга и обрадовался, когда Терри снова тяжело застучал в дверь.

Когда заведенный Терри вломился в комнату, Рэб и Шарлин лежали в объятиях друг друга полностью одетые.

– Пора вставать, – закричал он, – завтрак накрывать!

Терри не мог скрыть своих восторгов. Биррелл даже не разделся! Чмо, не смог ей присунуть! Может, он наскучил ей своими учеными россказнями, так она и заснула. Накормил ее досыта устной формой этого асексуального пидорского наркотика, хотя, если б он попытался залезть ей в трусали, она б наверняка проснулась! Голова гудела от кокаина, Терри сунул лапу в джинсы, под семейки, чтоб ощупать свой влажный прибор, чью мощь, заключил он, даже горы сорок первого не сломят. Совсем другая история, Биррелл, пиздец насколько другая!

Первое, что хотел увидеть Рэб, открыв глаза, это дремлющую Шарлин. Она – прелесть. Меньше всего ему хотелось увидеть щекастую морду Джуса Терри, который поджидал его, покрикивая:

– Пора, пора!

Терри вышагивал по холлу, как актер, репетирующий роль; Лиза смеялась и выкручивала руки от нетерпения; остальные собирались.

– Ну, что за тема? – спросил Джонни.

Терри дождался, пока вся компания неуклюжих спросонья людей собралась вместе, достал сочинение и принялся зачитывать вслух.

– Слушайте все. Стивенсон-колледж, предмет: культурология и масс-медиа. Роберт С. Биррелл. Текст песни Лены Заварони «Мама, он строит мне глазки», рассмотренный с позиции неофеминизма. Ха-ха-ха-ха… вот это зацените…

Несмотря на возрастающее возбуждение перед лицом потенциального поклонника, который оказывает ей все большие знаки внимания, мать остается для миссис Заварони авторитетом и ориентиром.

  • С каждым мигом он смелее.
  • Приобнял вот за плечо.
  • Мама! Он меня целует!

Это признание демонстрирует исключительную сестринскую близость, иллюстрируя связи, вышедшие далеко за рамки отношений между представителями разных поколений, матери и дочери. На этом этапе мы понимаем, что лирическая героиня Заварони, или, если быть точнее, ее голос, доверяет своей матери, как ровеснице-наперснице…

– Хватит, Терри.

Рэб вырвал бумаги из рук Терри. Лиза смеялась от отвращения, увидев, с каким обожанием Шарлин смотрит на Рэба. Омерзительно.

– Пять с плюсом, понимаешь! Скажите! – не унимался Терри. – Золотую медаль Рэбу!

– Правда здорово написано, – сказала Шарлин Рэбу.

– Я, наверно, раньше никогда так не задумывалась над содержанием этой песни, – сказала Катрин.

Она и не думала иронизировать, но смех Терри и обиженное лицо Рэба демонстрировали, что слова ее были восприняты именно так.

Рэб быстро сменил тему; робко улыбнувшись Шарлин в знак признательности, он предложил всем пойти позавтракать в кафе, а потом выпить пива. Терри уже предпринял тщательную проверку содержимого холодильника и кухонных шкафов Рэба.

– Да, за хавкой придется в кафе. Я тут глянул, что там у тебя имеется. Вполне себе лесбийский наборчик. Два мужика в одной квартире, и так питаются? Н-да.

– Ты будешь пиздеть весь день или в кафе пойдешь? – рявкнул Рэб.

– Мне кажется, Терри хватит и на то и на другое, – сострила Катрин.

– В пизду кафе, Биррелл, таблетки и сорок первый испортили мне аппетит. Давайте лучше выпьем дома пивка, – сказал Терри и улыбнулся Катрин.

Сучка америкосовская, наглая, пиздец, смотрите, уже вякает. Что ж, пусть лучше не распаляется слишком на его счет, иначе получит сдачи в десятикратном. Здесь ее звездочку никто лелеять не станет.

Лиза и Шарлин кивнули, Джонни и Катрин тоже согласились. Терри победоносно глотнул пива.

– Бекон, яйцо, сосиска, помидоры, шампиньоны… – настаивал Рэб.

– В пизду, Биррелл, – усмехнулся Терри, – нас всех прет до сих пор, во всяком случае самых стойких, да, Лиз? – Он подмигнул Лизе, которая недобро посмотрела на Рэба. – Такую пищу мы, дай бог, через месяц сможем глотать.

Больше всех продолжению пьянки обрадовалась Катрин. Она положила руку на Джонни. Да, фачиться он умеет. Стоило ей положить руку ему на шланг, он вставал по стойке «смирно». Тут она подбиралась, обвивала его, вставляла в себя, и он жарил ее так, будто от этого зависело его будущее.

– У тебя ж концерт вечером, может, тебе стоит поехать в гостиницу, поспать, – рискнул Джонни.

Катрин аж передернуло. Она не хотела сдаваться.

– У меня до фига времени, я успею выпить пива. Не будь таким занудой, Джонни, – поддразнила его Катрин.

– Да я так, к слову, – сдулся тот.

Надо было признать: прежде чем снова залезть с ней в койку, ему придется перезарядить батарейки. Корова бешеная, всю ночь меня доила, размышлял Джонни. Если ей стабильно нужно столько секса, то его просто не хватит ни на какую гитарную карьеру, не говоря уже о прочем. Контракт надо будет подписать пошустрей, пока не съебался до мышей.

– Да, Джонни, не охуевай, девчонке, коль она приехала в Шотландию, положено выпить пивка, так ведь, Кэт? – Терри был готов уже добавить «особенно после ночи, проведенной с таким чмошником, как ты», но прикусил язык. Кроме того, жаловаться ему не на что.

Лиза встала и взяла его за руку.

– Пойдем, секси-бой, – засмеялась она.

Терри надулся, как петух, и проследовал к кофейному столику.

Рэб Биррелл чувствовал почти физическое недомогание. Жирная тварь всегда найдет себе дырку. Он вспомнил, как Джоан, его бывшая подруга, рассказывала, что ее приятельница Элисон Броган призналась ей, что ни с кем ей не было так хорошо в постели, как с Терри. Джус ебаный Терри! Это выходило за пределы возможного.

– Эрекция такая, будто на банку «Айрн-Брю» поставили еще одну такую же, – сказала она Джоан, которая с радостью поделилась этой новостью с Рэбом. Дело в том, что тогда он даже порадовался за друга. Зато теперь он его пиздец как бесит.

– Дело в том, Рэбушка, – улыбнулся Терри, поднял бровь и сжал Лизину ручку, – мне нужно сказать Алеку, что я не смогу пойти с ним сегодня на работу. Окна мыть. У тебя пиво осталось?

– Ну да… – на этот раз у Рэба были свои планы, но врать Терри было бессмысленно, все равно он сунул нос в каждый ящичек в этом доме, – но, это… Эндрю его купил…

– Да мы еще купим, еб твою, Рэб. У Кэт лавэ до жопы! – зазвенел Терри с чувством оскорбленной невинности.

– Да спокойно. Я могу купить у тебя это пиво, – вызвалась Катрин.

– Да не, я не это имел в виду… – запротестовал уязвленный Рэб.

Сучара, опять подцепил его, лохом выставил. Рэб Биррелл повернулся ровно настолько, чтоб засечь радостную ухмылку садиста, заигравшую на лице Терри. Он действительно хотел пойти в кафе или достать из кладовки еды и пожарить чего-нибудь. Он был не голоднее других, но желудок его имел неприятную привычку возвращать выпитое, если оно не лилось на прослойку пищи. И вот они идут бухать прямиком к Алеку Почте и несут туда его пиво. Он попробует заморить червяка по дороге. Идея эта испарилась, как только он засадил сооруженную Терри убийственную дорогу сорок первого.

Катрин была довольна таким раскладом. Расстройство аппетита, поддержанное порошками и таблетками, напомнило о себе, ей опять становилось плохо от одной мысли о жареной еде. Попытки Рэба соблазнить ее описаниями шотландского завтрака только восстановили ее страх перед твердой пищей.

– Алек нам не сильно обрадуется. Разбудить его в такую рань, чтоб сообщить, что сегодня ему придется работать в одно жало… – рассудил Насморк, позвякивая бутылками в черном мусорном пакете. – Тем более что при нас нет фиолетовой банки. Не по вкусу ему эта европейская моча.

– Которой затарился некий студентик-пидорок, известный как Роберт С. Биррелл! – рассмеялся Терри и сразу посуровел, как только они стопанули сразу два из проезжающего мимо эскорта такси.

– У нас собой есть, Терри, для него это главное, – сказал Рэб почти что про себя.

Давненько Терри не выбирался в город. Обычно он дальше Хеймаркета не заезжал, а уж вдатый и подавно. Облагораживание и коммерциализация его города раздражали Терри. Он взглянул на новый финансовый квартал на Эрл-Грей-стрит.

– А где Толлкросс, мать вашу?

Ему никто не ответил, и вскоре они воссоединились возле дома Алека в Далри.

– Джамбостан, – сказал Рэб, вылезая из такси.

– Миленько, – заметила Катрин.

– Да не очень.

Терри бросил на Рэба укоризненный взгляд.

– Да отъебись ты со своим футболом, зануда. Только и слышишь: «хибби» то, «джамбо» это. Катрин это неинтересно.

– Тебе-то почем знать. Ты за нее не отвечай.

Терри вздохнул устало и протяжно. Этот гондон Биррелл редкий любитель наказаний. Не знает меры совершенно. Что ж, это ничего, потому что Джус Терри, если придется, будет окунать его в кал хоть день напролет. Выжав до конца остатки нездоровой отцовской привязанности, Терри по очереди посмотрел на Биррелла и на Катрин. Заговорил он монотонно и снисходительно:

– Итак, Кэт, футбольный клуб «Хиберниан», футбольный клуб «Харт оф Мидлотиан». Что тебе говорят эти названия?

– Не знаю… – начала она.

– Ничего, – отрезал он, повернувшись к Рэбу, которому теперь явно было не по себе, – так что заткни ебло, ради всего святого.

Рэб Биррелл почувствовал себя обделанным. Сучий потрох Терри! Гондон…

– Подождите, я заметила «Хиберниан» у Рэба на нашивке, – сказала Катрин, указывая на украшенную гербом футболку Биррелла.

Рэб бездумно, как мотылек, полетел на проблеск света.

– Вот видишь, – сказал он.

Терри был гениальным доставалой. Если его игнорировать, он будет ходить по тебе ногами, а если сцепиться, сам унизишь себя, скатившись до его уровня. Уж он-то всегда преуспевал в маскировке своей мелочности под нечто более возвышенное.

– Простите великодушно, Роберто. Катрин обратила внимание на нашивку, украшающую вашу нарядную, пусть и не слишком модную футболку, в которой вы изволите щеголять всю ночь, так что, вне всяких сомнений, мы выслушаем – как это будет по-вашему, по-студенчески?.. – ретроспективный анализ победы на лиге чемпионов сезона девяносто первого года. Или, может, рассмотрим альтернативное предложение, – он выпучил преувеличенно приветливую гримасу, – зайдем к Алеку да выпьем?

Они поднялись до квартиры по лестнице, и Терри постучал в дверь, Рэб стоял за ним как оглушенный.

Катрин до сих пор была еще немного в ауте. Еда, бухло, таблетки, сорок первый и ночь в постели с Насморком немного выбили ее из привычной колеи, довели до легкой дезориентации. И вот дверь на лестничной клетке открылась, и из-за нее появился мужчина с красным лицом. Катрин приблизительно понимала, что это тот человек, что мыл вчера с Терри окна. На нем была желтая футболка со сморщенным мультяшным персонажем. В темных очках он ехал на большой машине, к плечу прильнула невероятно грудастая женщина. Одной рукой он держал руль, другой – кружку пенистого пива. Внизу виднелся выцветший девиз: ЛЮБЛЮ БЫСТРЫЕ МАШИНЫ, ГОРЯЧИХ ТЕЛОЧЕК И ХОЛОДНОЕ ПИВО. Алек недоверчиво посмотрел на их стройные ряды и издал невнятный гортанный звук:

– Йа… ща…

Катрин так и не поняла, приветствие это или угроза.

– Заткни ебло, алкан, мать твою, у нас кое-что с собой. – Терри потряс перед Алеком бутылками и кивнул на Катрин: – Катрин, сука, Джойнер, ебать мой хуй!

Алек взглянул на Катрин, голубые глаза блеснули на мятом красно-свинцовом лице. Переключился на остальных… привычное зрелище: молодые подонки и безмозглые девицы никак не могут нагуляться. Хуй ли они сюда-то приперлись? Взгляд остановился на позвякивающих мусорных мешках. У них бухло…

– Алек, – кротко сказал Насморк и харкнул через балкон.

Алек Почта проигнорировал Джонни, как и всех остальных. Он привык смотреть в корень любой проблемы и обращаться непосредственно к источнику. Смотря прямо на своего дружка, он недовольно пробурчал:

– Закрыто еще, Терри, – но сам уже, качая головой, шел внутрь, и Терри следовал за ним, – в такую гребаную рань. Пиво туда положи, – указал он на холодильник.

– Да харе гундеть, – засмеялся Терри, протягивая ему бутылку. Он принялся вынимать бутылки и представлять гостей.

– Послушай, а как же окна? – спросил Алек.

– Никуда они не убегут, времени навалом, он же полежит еще в реанимации, Алек. Можем взять выходной и забухать.

– Мы должны сделать эту работу, Терри. Без дураков.

– Один день все равно ничего не решит. День демократии, день простого человека.

– Норри же этим живет!

– Один день, а потом засучим рукава. Окунемся в фестивальную атмосферу! Не будь таким заскорузлым! Проникнись культурой, Алек, тебе это просто необходимо. Ты по уши погряз в обывательском мире, в мыслях о наживе, отсюда все проблемы. Немного искусства ради искусства!

Алек уже открыл бутылку, даже не посмотрев на этикетку. Рэб Биррелл сел за большой стол и усадил Шарлин на колени. Ему хотелось, чтоб Терри заметил, как Алек проигнорировал происхождение пива, но тот не обращал никакого внимания.

Лиза села на расшатанный кухонный стул и посмотрела, как Шарлин ласкается с Бирреллом. Все, она уже ест у него с руки. Как она может настолько терять собственное достоинство. Пидорок он, этот Биррелл. Терри не такой. Он – животное. Это потрясающе. Да и личность он незаурядная, не чета молодым. Лиза села на краешек и сжала ноги. Она до сих пор чувствовала пульсацию от его члена. Огромного и твердого. Да. Да. Да. Кокаин еще бушевал в крови, когда она потянула пиво и сморщила лицо. Глотнула она совсем немного и лишь смыла комочки порошка с задней стенки горла. Ей хотелось выпить коктейль, а потом вернуться с Терри в постель и провести еще одну фак-сессию. Его, однако, интересовала Катрин Джойнер, это было заметно. Нормальная тетка, но старая уже и тощая, пиздец. Такая худоба женщинам ее возраста не идет. Кожа да кости.

Катрин смотрела на двух молодых шотландок и вспоминала Мерилин Уоттс, светловолосую заводилу из ее школы в Омахе. Потом Мерилин превратилась сразу в двух блондинок, тех, что смотрели на нее с постели, лежа по обе стороны Лоренса Неттлверта из «Синдиката любви». Он был ее женихом. Потом это видение растаяло, а молодые эдинбургские девушки стали олицетворением того, что она потеряла. Вчера, в таблетках, ей нравилась их молодость, сегодня она сама жаждала быть молодой. Она хотела вытошнить все, что она употребила. И все же…

И все же вчера ночью ей было так здорово, что все это, в сущности, не важно. В голове вспышкой промелькнула мысль: надо чаще выбираться на люди.

И вот она разговаривает с Лизой о том, о чем раньше никогда не говорила. Речь сначала зашла о музыке, потом они переключились на поклонников, потом на безумных фанатов.

– Так тебя преследовали, Катрин? Пиздец, наверное, как страшно, – сказала Лиза.

– Да, было довольно ужасно, я полагаю.

– Ебанутый, должно быть, на всю голову, – сказала Шарлин с неподдельной злостью.

– Да, по-своему, когда у меня завелся преследователь, я об этом много читала. Жалко их, их на самом деле лечить надо, – сказал Катрин.

В ответ на это замечание Терри презрительно фыркнул.

– Да знаю я, как их вылечить: ебало разбить, и все. Ебанько, бля, я б им такое лечение прописал!

– Они ничего не могут с собой поделать, Терри, это наваждение, – повторила Катрин.

Терри присвистнул с сомнением.

– Американский бред. У меня бывают наваждения, – он стукнул себя в грудь, – у всех бывают. И что теперь? Всего-то подрочил на нее, и пожалуйста, готов к следующему наваждению. Какой охуевший станет стоять на улице, на морозе, в ожидании, что выйдет тот, кто и выходить-то, может, не собирается? Ответьте мне, кто сможет. – Он с вызовом оглядел сидящих за столом. – Ни хуя вы не ответите. Жизни они не видели, упыри ебаные, – закончил он и опрокинул в себя бутылку пива. Потом повернулся к Алеку, который рассказывал Рэбу про пенсию по инвалидности, которая ему причиталась: – А тебя когда-нибудь преследовали, Алек?

– Не дури, – угрюмо отрезал Алек.

– Преследовала парочка барменов, которым хватило ума открыть тебе кредит, а, Алек? – выступил Рэб.

Алек закачал головой и потряс пивной бутылкой, призывая к вниманию.

– Вся эта мура – вся американская, – начал он, потом внезапно вспомнил что-то и повернулся к Катрин, – без обид, старуха.

Катрин сдержанно улыбнулась.

– Чего уж там.

Терри задумался.

– А ведь с Алеком не поспоришь, Кэт, в наши дни весь гемор в мире из-за гребаных янки. Я не хочу тебя опускать, ничего подобного, но факты приходится признать. Вот, например, вся эта поебень с серийными убийцами: что еще за моду взяли? – выставил Терри вопрос на обсуждение. – Жалкие упыри, охотники за славой пытаются сделать себе имя.

Лиза улыбнулась и посмотрела на Рэба, который, казалось, собирался что-то сказать, но вместо этого принялся оттирать пятно с футболки.

– В Шотландии такого не могло случиться, – не унимался Терри.

– Только вот, – вмешался Рэб, – этот Деннис Нильсен был шотландцем – и самым кровавым серийным убийцей в Британии.

– Ни хуя он не шотландец… – начал Терри, но голос его лишался уверенности по мере того, как он вспоминал эту историю.

– Шотландец, из Абердина, – уточнил Рэб.

Все переглянулись.

– Точно, – согласился Джонни, и Шарлин, Лиза и Алек закивали.

Но сдаваться Терри не собирался.

– Допустим, но не забывайте, что в Шотландии он никого не убивал, все это началось, когда он переехал в Лондон.

– Ну и что? – спросила Лиза, сидя на стуле и смотря прямо на него.

– А то, что его испортили англичане и Шотландия тут ни при чем.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, ведь он вырос в Абердине, – закачал головой Джонни и подтянул из носа харчок.

Из-за сорок первого клюв его накрылся пиздой. С конца текло, а внутри забито. Как такое возможно? Ебаный нос.

– Так то ж Абердин, – хмыкнул Терри, – чего от них еще можно ожидать? Да они там свой домашний скот ебут, так о каком уважении к людям может идти речь?

Джонни боролся с затрудненным дыханием и ходом Терриной мысли.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, представь себе: эдакий лох едет в большой город, и овцу ему там обижать не дают, поэтому он переключается на людей и издевается над ними. В современном обществе, – продолжал Терри, – всем позволено перемещаться, многие теряют связь с естественной средой обитания, отчего у них и едет крыша. – Он прервался, пожал плечами и посмотрел на Лизу. – Ладно, чего-то мы съехали на мрачную тему. По-моему, пора почистить перышком, – сказал он, вынимая из кармана кулек с кокаином.

Джонни и Рэб стали сквозь зубы напевать рифф из «Тигрового глаза», а Терри принялся резать дороги. В этот момент затрещал почтовый ящик, и все они переглянулись и на секунду поддались паранойе, особенно Алек.

– Уберите это говно! Мне не нужны наркотики в моем доме! – шепотом затараторил он.

Терри покачал головой и провел руками по кудрям. На волосах блестели капельки пота.

– Да почта это, придурок. Ты-то должен знать. А это, – он посмотрел на дороги кокаина, – чутка, для личного пользования. Не те уже времена, Алек, не будь таким динозавром!

Это действительно была почта, и Алек пошел за ней, ворча.

– Только не думайте, что я притронусь к этому дерьму, это ж себя не жалеть, – прохрипел он и вышел, и оставшиеся принялись хихикать и подталкивать друг друга локотками, кивая на банки и бутылки, разбросанные по кухне. Они примолкли, как шаловливые дети в присутствии учителя, когда Алек вернулся, тщательно изучая сквозь очки в черной оправе красный листок телефонного счета. – Нужно закончить эту работу, для Норри, – простонал он.

– Скоро, Алексис, скоро.

Они занюхали еще по дорожке белого. Кокаин как будто изменил размеры кухни. Раньше, даже несмотря на убогость, она казалась уютной и приветливой, теперь же стены, казалось, сжимались внутрь, а сами они медленно распухали. Все говорили со всеми, какофония усиливалась. Грязная посуда, запахи несвежей жареной пищи, все это стало навязчивым, вызвало неприязнь. Решено было отправиться попить пива в «Муху».

Аэропорт Бангкока, Таиланд

4.10

Бангкок. Худшее еще впереди, сама мысль об этом приводит в ужас. Зато безумие отступило. За прилавком с сувенирами девчонки просто потрясающие, краше любой шлюхи из центра. Интересно, сколько им платят. Такие начищенные, благопристойные. Улыбаются все время. Интересно, у них действительно все хорошо или это американская программа заботы о клиенте? Эмоциональный труд, мы живем в мире сервиса, нас этим не удивишь. Улыбайся, пусть даже сердце твое раскалывается. Все мы, как рабы в поле, надеваем маску «все в порядке, босс», а сами не знаем, как свести концы с концами.

Возвращаясь из Австралии, летишь на северо-запад, потом просто на запад, и все становится только гаже. Пела мне тут одна девчонка этот боуевский рефрен «опусти шторы, закройся от прошлого, и все станет еще страшнее», я собирался сделать трек. Херово получилось. И музыка моя – говно. Я ее больше не чувствую. Вот: самая здравая идея за много лет. Значит, я немножко подсобрался. Мы – это «Хартс». Мы выиграли кубок, а я все проебал.

Правда, Сидней – другой мир. В пизду Кубок Шотландии; заехать прямо в толпу на площади на грузовике и врубить звук на всю катушку. Где-то в «Mixmag» или «DJ» была статья: «N-SIGN ПОТЕРЯЛ ВКУС?»

Потерял вкус?

Да у меня и не было его, чтоб терять-то.

Будто кому-то не похуй. В этом вся прелесть диджейства: у тебя могут появиться даже подражатели, но найти тебе замену вовсе не составит труда. На самом деле ты только не даешь проходу тем, у кого действительно есть что сказать, но то же самое и у художников, писателей, музыкантов, телеведущих, актеров, бизнесменов, политиков… выцарапываешь себе маленькую нишу и сидишь там себе, присосавшись к трубопроводу культурных и социальных благ.

N-SIGN зажигает на Ибице. N-SIGN, мегаклаббер. Пиздеж. Вся танцевальная пресса: мифотворчество ебаное. А ведь мне это все ужасно нравилось, еще как.

И все это устроила Хелена, для меня.

Хелена. Теперь, когда уже поздно, я не могу не думать о ней. Любить издалека. Чахнуть в разлуке. Клясться, что обязательно скажешь все, что так давно собирался, а оказавшись с ней наедине, лепетать что-то невнятное. Я должен сказать ей, что люблю ее. Мне нужен телефон. Передо мной все еще витает морда какого-то чертяки, и мишки пляшут вокруг с аккордеонами, и я объясняю им, что мне нужен мобильный, чтоб позвонить своей подружке и объясниться ей в любви.

Женщина напротив с ребенком на руках, дотянувшись, трясет меня за плечо.

– Потише, пожалуйста… вы его напугали… – Она оборачивается к приближающейся стюардессе.

Тридцать пять лет, а я уже персона нон грата: охуевший, не первой свежести недочеловек. Мои потребности – ничто. Вот ребенок, он – это будущее. Почему нет?

– Простите, – взмолился я, – я такой трус, я сбежал от любви. Я должен позвонить своей девушке, должен сказать, что люблю ее…

Осмотрелся, на лицах вокруг ужас, рот стюардессы застыл в напряженном «О». Наверно, если б это был американский фильм, они б сейчас все улыбались мне, кричали, аплодировали. На самом деле же они думают: вот свезло, придурок на борту, может подвергнуть серьезной опасности наше гребаное существование, хотя крушению может скорее способствовать тот факт, что нас затолкали сюда, в хвост, как сельдей в бочку, наш эконом-класс каждый год становится на три метра короче, уступая их бизнес-классу, а если я и послужу толчком к аварии, в которой погибнут «одни из самых светлых голов бизнеса», которые сидят там, в носовой части, то притормозит ли это хоть на секунду жернова капитализма, обрушится ли хоть одна корпорация? Конечно, как после кончины N-SIGN Юарта исчезнет танцевальная музыка.

Девушка говорит мне:

– Если вы будете шуметь, не пристегнете ремень и не будете сидеть спокойно, мы будем вынуждены применить физическое воздействие, – так, по-моему, она сказала. Да, так она вроде бы и сказала.

А может, я просто пытаюсь себя развлечь.

Снова дурной самолетный обед, опять «кровавая Мэри», чтоб не трястись. Голоса я еще слышу, но они уже не такие угрожающие, так, будто друзья на кислоте или спидах болтают в соседней комнате, роняют походя один-два необдуманных, но беззлобных комментария. Такое безумие мне не страшно, к этому вполне можно привыкнуть.

Снова самолет. Лечу домой.

Тела. Нет, только не похороны. Твоя мама, похоже, боится худшего.

Худшего. Про худшее я ничего не знаю. Нет, знаю.

Голли умер.

Потом всех еще тряхнуло, даже больше, чем следовало. Пришло известие, что за день до его смерти Полмонта жестоко изувечили прямо у него дома. Он едва выжил. Подробностей мы не знали. Да, нас не должно было это так взволновать, потому что на Полмонта нам было насрать, но между этим нападением и смертью Голли обозначилась неразрывная связь.

Много ходило слухов. До Голлиных похорон тянулось несколько странных дней. Нам хотелось верить, что к нападению на Полмонта Голли не имеет никакого отношения, и одновременно, что это именно его рук дело. Как будто оба эти утверждения нужны были, чтобы оправдать в наших глазах его жизнь или, скорее, его смерть. И то и другое, конечно же, не могло быть правдой, правда была одна.

В те дни царила такая неразбериха, что никто толком не знал, что произошло с Полмонтом. Одни говорили, что ему прострелили шею, другие, что перерезали глотку. Что бы там ни было, он выжил и какое-то время лежал в больнице. Наверняка было известно, что ранили его в горло, потому что гортань была повреждена, и чтоб он мог разговаривать, ему вставили такую штуковину с кнопкой. Мы еще его Далеком[66] прозвали.

Все, конечно, думали на Голли, но я-то знал, что малыш не был на такое способен. Я бы скорее поставил на кого-нибудь из банды Дойла. Эти упыри изменчивы до безумия, и каким бы крутышом ты себя ни считал потому только, что водишь с ними компанию, на самом деле ты один из самых уязвимых людей на земле, так как в любой момент можешь просто выпасть. И момента этого не избежать. Один из них мог затаить на Полмонта по целому ряду причин: сдал, приссал, зажал или совершил другой проступок, за который у них полагается высшая мера.

Незадолго до похорон мне позвонила Гейл. Когда она сказала, что хочет меня видеть, я удивился не на шутку. Она буквально умоляла, и мне не хватило духу отказать. Она напомнила мне, что я был у Голли свидетелем. Потом она подкормила мое тщеславие и самолюбование, сказав, что я справедлив и никогда никого не осуждаю. Это был явный пиздеж, но нам ведь нравится, когда говорят то, что мы хотим слышать. У Гейл отлично получалось манипулировать людьми, и делала она это неосознанно, что лучше априори.

Помню свадьбу. Для речи свидетеля я был зеленоват, но старшие товарищи не стали судить меня слишком строго. Общее невысказанное мнение сводилось к тому (или, может, это была моя паранойя), что Терри лучше справился бы с этой задачей: уверен в себе, словоохотлив, чуть постарше, женатый мужчина, готовящийся стать отцом. Чего я там наговорил, уж и не помню.

Гейл была очень красивая, смотрелась как настоящая женщина. Голли, напротив, в пиджаке как будто усох еще больше, а килт смотрелся на нем смехотворно. Выглядел он лет на двенадцать, да и было ему восемнадцать, и он не так давно вышел из малолетки. На свадебных фотографиях все это видно. Полный мезальянс. С ее стороны на ужине было несколько мутных персонажей – сестра Дойла и парочка упырей, которых я не знал, но видел в компании Дозо. У меня до сих пор сохранилось несколько свадебных фотографий. Подружками невесты выступали сестра Дойла и Мэгги Орр. По отношению к Голлиным двенадцати я выгляжу на все четырнадцать; два пацаненка с мамами, ну или, во всяком случае, со старшими сестрами.

Я был радостный, потому что привел туда Эмми, из школы. Два года я облизывался на нее, а когда стал с ней встречаться – свадьба была наш второй совместный выход, – только и делал, что выискивал недостатки. Присунул и – поминай как звали. И тем не менее вышагивал я гоголем, смотрел на всех так, будто секс – это мое изобретение, и кричащее самодовольство выдавало во мне мальчишку, которому наконец-то дали.

Всеобщее внимание было сосредоточено на Гейл. Сильно секси. Я завидовал Голли. Только откинулся и каждую ночь проводит в постели с восемнадцатилетней девушкой, которая выглядит на все двадцать один. И хотя на лбу у Голли отчетливо читалось «без меня меня женили», Гейл и виду не подавала. Жена Терри, Люси, была к тому времени уже на сносях. Помню, как они с Терри жестко поцапались и она уехала домой на такси. Терри, по-моему, потом ушел с сестрой Дойла.

Я предложил Гейл встретиться в баре, но она сказала, что хочет поговорить наедине, и пришла ко мне домой. Я еще нервничал, что, если она захочет, чтоб я ее выебал, я не смогу ей в этом отказать.

На самом деле нечего было и беспокоиться. Гейл сильно сдала. Выглядела ужасно. Исчезли былая живость и агрессивная сексуальность. Неопрятная прическа, синяки под глазами, лицо припухшее, одутловатое, фигура в дешевенькой повседневной одежде казалась бесформенной. Впрочем, едва ли она могла выглядеть иначе: отец ее ребенка погиб, а бойфренд лежал с простреленным горлом.

– Ты, конечно же, ненавидишь меня, Карл.

Я промолчал. Отрицать это было бессмысленно, даже если б у меня было на то желание. Это было написано большими буквами у меня на лбу. Я все еще видел только своего друга, лежащего на земле.

– Эндрю был не ангел, Карл, – взмолилась она, – я знаю, он был твоим другом, но в отношениях со мной он проявил другие стороны…

– Все мы не безгрешны, – сказал я.

– Он так изуродовал малышку Жаклин… той ночью он просто взбесился, – скулила она.

Я бросил на нее холодный взгляд.

– А кто в этом виноват?

Она не расслышала или просто предпочла не реагировать на мой вопрос.

– Между мной и Макмюрреем… все кончено. Это так глупо. Между нами ничего нет. Зачем он это сделал… прострелил ему горло…

У меня самого в горле застрял сухой комок.

– Эндрю тут ни при чем, – просипел я, – а если и при чем, не льсти себе мыслью, что он сделал это ради тебя. Он сделал это для себя, за всю хуйню, что ему устроил этот пиздюк Макмюррей!

Гейл посмотрела на меня, и на лице ее проступило разочарование. Видно было, что я ее опустил, но меня бесило, что она вообще от меня чего-то ожидала. Она подожгла «регал», выкурила ее чуть не в две затяжки и достала еще одну. Предложила мне, и хоть мне ужасно хотелось сигарету, я отказался, потому взять что-либо из рук этой суки значило оскорбить память Голли. Я сидел и не мог поверить, как это я еще думал завалиться в койку с этим монстром. Я подумал о ней и Макмюррее, Полмонте, Далеке.

Страницы: «« ... 2223242526272829 »»

Читать бесплатно другие книги:

О том, как вытягивать из людей информацию при помощи вопросов. Умение их задавать – мощный инструмен...
Это самое полное изложение законов развития систем. Книга содержит методику получения перспективных ...
Бывший советский инженер Сан Саныч Смолянинов, а ныне Его Императорское Величество Александр IV, нек...
Эти люди – не герои и супермены, плевками сбивающие самолеты и из пистолета поджигающие танки. Они –...
Да, я умею находить выход из непростых ситуаций. Но, наверное, пора задуматься, почему с такой легко...
Данная книга — эффективное практическое пошаговое руководство по избавлению от избыточной тревожност...