Клей Уэлш Ирвин
– Это что еще значит? – Ее прекрасные огромные глаза сузились до ядовитых, сочившихся ненавистью щелочек.
– Да не пришлось бы больше слушать его бесконечные рассказы о тебе. Люси то, Люси это, вот увидишь, когда мы поженимся…
Она обернулась на Терри, который все качает головой, весь такой обиженный и грустный. Она снова посмотрела на меня:
– Правда… он так и говорит?
– Верняк.
Она уставилась мне прямо в глаза и смотрела так секунду или две, и если б посмотрела еще подольше, то поняла б, наверное, что я ее развожу. Но она снова стала смотреть на Терри. Я хотел сказать ее большим грустным красивым глазам: нет, Люси, Терри мудак. Он относится к тебе как полный гондон, постоянно делает из тебя дурочку. А я люблю тебя. Я буду носить тебя на руках. Только позволь мне прийти к тебе и засунуть по самые гланды.
Невозможно представить, чтоб такая девочка, как Сабрина, была бы настолько легковерна и лишена достоинства. Тут-то и понимаешь, почему говорят, что любовь слепа. Люси, наверно, и вправду его любит: бедняжка, корова охуевшая. Во всяком случае, он нравится ей настолько, что она готова поверить в свою любовь, что, по сути, то же самое.
Она перешла дорогу, подступила к нему, хотела взять за руку, но Терри отвернулся и поднял руки так, чтоб она не могла достать. Отмахнувшись от нее, он порулил ко мне, а она поплелась за ним в слезах. Тут Терри развыступался:
– …доверие!… нужно доверять человеку, с которым ты общаешься! С которым ты помолвлена!
– …но Терри… послушай… я не хотела…
– Я на все согласился! Вот что убивает меня больше всего! Я сказал, что не буду больше ходить на футбол! Я сказал, что найду другую работу, хоть мне и нравится теперешняя! Я сказал, что постараюсь откладывать!
– Терри…
– Только я и иду на уступки, – бьет себя в грудь Терри, – и на тебе, пожалуйста! Имеется в виду, что я ушел с девчонкой, которую в жизни не видел!
– Я просто хотела сказать… – Люси пытается вставить хоть слово, но, по сути, сама уже должна знать, что Терри на полном скаку не остановишь.
В его сучьих глазках заблестел безумный огонек.
– Уж коли меня обвиняют в несовершенных грехах, может, мне действительно загулять с другими девчонками. Спокойно могу себе позволить, – сурово закончил он и посмотрел на меня. – Спокойно могу себе это позволить, а, Карл?
Сссспокойно, прошипел он, как гадюка.
Я молчу, а Люси уже оправдывается:
– Прости меня, Терри, прости…
Терри резко останавливается.
– Но не стану. И знаешь почему?
Люси не сводит с него испуганного выжидающего взгляда: глаза распахнуты, рот открыт.
– Знаешь почему? Знаешь? А?
Она силится понять, о чем это он.
– А хочешь знать? Хочешь знать почему? А? Скажи! Хочешь?
Она медленно кивает ему. Мимо проходят двое парней, они смеются про себя. На меня уже никто не смотрит, я не могу сдержаться и пропускаю улыбочку.
– А я скажу тебе почему. Потому что я – дурак. Потому что я люблю тебя. Тебя! – Он с упреком ткнул в нее пальцем. – Только тебя и никого больше!
Они стоят посреди улицы и смотрят друг на друга. Я отошел на пару шагов, мало ли кто пойдет мимо. Парень в рабочем комбезе вышел из пивняка и смотрит на них. У Люси дрожат губы, и, богом клянусь, у Терри как будто слеза наворачивается.
Они заключают друг друга в объятия прямо посреди улицы напротив пивняка. Мимо, просигналив несколько раз, проехал микрик. Из окна высунулся парень и прокричал:
– ОТЛИЧНО ПРИСТРОИЛСЯ!
Терри смотрит на меня через плечо Люси, и я жду, что он подмигнет, но он, похоже, так увлекся своей игрой, что не хочет ломать ритм. Они с Люси обмениваются глубокими многозначительными взглядами, как пишет Кэтрин Куксон в своей книжке, которую тетя Аврил дала почитать маме. С меня довольно, я поворачиваюсь и начинаю удаляться.
– Карл! Стоять! – орет Терри.
Уже издалека я вижу, как они целуются. Оторвавшись, они обмениваются фразами. Люси лезет в сумочку. Вынимает кошелек. Достает банкноту, синенькую. Дает ее Терри. Еще один глубокий взгляд. Еще пара фраз. Поцелуй в щеку. Они расходятся, повернувшись одновременно, чтобы помахать ручкой. Терри посылает воздушный поцелуй. Тут он скачками добрался до меня. Люси снова оборачивается, но он уже набросился на меня, и мы боремся и пихаемся.
– Ты просто звезда, Юарт! Я должен тебе проставить, заслужил. Ты спас мою задницу! Пойдем, бутылка молока за мой счет! – Он помахал пятеркой. – То есть за Люсин, конечно, ну, ты меня понимаешь, – заржал он.
– Больше на меня не рассчитывай, Терри, – говорю, а сам не могу сдержать смех, хватаю его за воротник «левисовской» куртки и мочу о фонарный столб. Тут я попытался перейти на серьезный тон: – Я не собираюсь врать ей, чтобы выгородить тебя.
– Да ладно, дружище, ты знаешь правила, – сказал он, мягко высвобождаясь от моей хватки. – Друзей надо поддерживать. Ты же сам нас этому научил. – Все он, конечно, пиздит. Вообще охуел – совать нос в мои заповеди. При этом мы оба знаем, что это сработает, и ничего тут не поделаешь. Мы друзья. – Так что не выпучивайся. Прикинь, возвращаясь к телочкам, я слышал, что ты срулил втихую из «Облаков» с рыжей крошкой, – сказал он гнусаво.
Я молчу. Лучше ничего не говорить. Пусть он сам прочтет на моем лице что хочет.
– Ага! Да тут другая история! – Он закивал с понимающим видом. – Похоже, тебе самому скоро понадобятся алиби!
– Это еще почему?
– Эта крошка, Мэгги Орр, все еще сохнет по тебе, – на полном серьезе сказал он и подмигнул.
– Пиздеж, – говорю. Я б и рад поверить, но на одни грабли два раза не наступают, как сказал бы мой старик. – Почему ж тогда она меня отшила, а с тобой вписалась?
Терри развел локти и потер ладони.
– У меня дар – убалтывать, старичок, – объяснил он, – но ты схватываешь на лету. Ну и шоу мы откололи с Люси. Вскорости малышка Мэгги тебе даст. Стопудово. Мне-то больше нравится ее подружка, Гейл. Та, очкастенькая, ты ее видел. Подожди, ты еще заголишь ей задницу… ты ведь еще тот ебака, – говорит он, медленно проводя языком по губам. – Так вот, расклад, который устроит все стороны. Ты с той телочкой из «Облаков» и я с Люси гуляем в законе, а на стороне мы жарим Мэгги и Гейл. По мне, так просто – заебись!
Может, так действует его ухмылка во всю харю, его энтузиазм насчет всего и, конечно, сам факт, что я уже отчаялся хоть кому-нибудь присунуть, но подобный расклад кажется мне не самым худшим.
На горизонте замаячил шпиль церкви, вот мы и в районе. Терри настаивает, чтоб мы пошли в «Улей». Я в пабах не так чтобы часто бывал и ни разу еще в «Улье» не пробовал заказывать.
– Пойдем, дрочила, когда ты станешь завсегдатаем в «Улье», все крошки будут под впечатлением. Нельзя всю жизнь оставаться школьником, – улыбнулся он и добавил с осуждением: – Говорят, ты хочешь остаться в школе.
– Не знаю еще, это зависит от моей…
Мне так и не удалось объяснить.
– Потом ты пойдешь в колледж – та же школа, потом станешь учителем и вернешься в школу. Так ты никогда и не уйдешь из школы. И денег у тебя не будет, – сказал он, понизив голос. Мы уже поднимались на холм мимо магазинов к низенькому домику паба. Тут он остановился и положил руки мне на плечи. – И вот что я тебе еще скажу, дружище: небольшую формулу, которой в школе меня так и не удосужились научить. Малюсенькое такое математическое решение, которое помогло бы сохранить мне кучу времени и уберечь от множества неприятностей, вот оно: нет бабок равно нет телок. – Он отошел, весь такой довольный, подождать, пока это просочится мне в голову. Тут он всунул мне полученную от Люси пятерку: – Пойди к стойке и закажи две пинты лагера. Вот так: «две пинты светлого», – низким голосом сказал он, – а не «две пинты светлого», – повторил он высоким визгливым тоном. – Не заставляй меня краснеть, как этот ослик Голли. Я привел его сюда, он пошел к стойке и говорит: мистер, пожалуйста, две пинты пива, как будто шоколадку попросил.
Бывал я и в пабах, и в «Тартан-клубе» был сто раз.
– Знаю я, как выпивку заказывать, хуесос ты гребаный.
Короче, мы зашли, и я направился к стойке. Путь показался мне неблизким, и все вокруг смотрели на меня, будто говоря «до восемнадцати ему еще расти и расти». Когда я добрался, бармен уже кивнул мне, и я почувствовал, что голос у меня срывается.
– Две пинты светлого, пожалуйста, старина, – прохрипел я.
– Горло болит, приятель? – смеется бармен, а за ним и Терри и еще пара пацанов у стойки.
– Да нет, просто… – почти пропищал я, и все чуть не обоссались от смеха.
Все равно нам наливают, и Терри садится в углу. Руки у меня дрожат, и по дороге к столику я разливаю чуть не полкружки.
– Отлично, Карл, молодчина. – Терри поднял кружку и сделал большой глоток. Тут он закачал головой. – Сучка эта Памела, все пиздит про меня Люси.
– Она всего лишь защищает свою подружку, Терри. У девчонок ведь такие же правила.
– Ни фига подобного, – замотал головой Терри, – у телок все по-другому. Нам их игры не понять, Карл. Сучка хочет, а ее никто не фачит. Вот потому она так и озлобилась, что Люси помолвлена. Тут есть и моя вина, нужно было с ней разобраться.
– Как?
– Да просунуть ей в промежность, чтобы рот свой заткнула. Хочешь фачиться – твои проблемы. В этом разница между мужчинами и женщинами. Если телку никто не кроет, она становится злобной и завистливой. У нас все иначе, – говорит он и делает большой глоток. – Сдачу на базу, хитрый засранец, я возьму еще.
Я передал ему купюры и монеты, и он поскакал к бару. С трудом проглатывая, я попытался прикончить пинту или хотя бы заметно отпить, пока он не пришел с добавкой. Когда он явился с пивом, у него уже явно было что-то на уме.
– Слушай, Карл, я вот что подумал: мне либо самому придется эту Памелу оприходовать, либо попросить кого-нибудь. Ты уже занят, так что мне, может, за Бирреллом послать? Хоть отвлечется от нашей Ивон на время. Представь себе, как этот ананюга, типа, телку забалтывает. – Терри блестяще изобразил Биррелла, его сжатую, монотонную манеру: – Я Билли. Живу в Стенхаусе. Играю в футбол, занимаюсь боксом. Приходится много тренироваться. Беспредел. Хорошая погода. Не желаешь вступить со мной в половой акт?
В общем, сидели мы там, обоссывались от смеха, одна шутка шла за другой. Мы с Терри, когда раздухаримся, можем хоть для «Монти Пайтона» сценарии писать. После третьей пинты я позвонил домой и сказал маме, чтоб она оставила мне поужинать и что я приду попозже. Сказал, что перекусил в «Звездах». Она ничего не сказала, но я понял, что она не слишком довольна. Когда я вернулся, к нам подошел какой-то мужик. Терри заставил меня покраснеть, сказав, что это дядя Мэгги, и представив меня как «близкого друга» его племянницы.
– Только никому ни слова! – изобразил он того чувака из «Монти Пайтона», пихая меня локтем и драматически подмигивая.
Хитрый гад, этот Терри, он ее оттарабасил, а меня подставляет! Хотя Алека это, похоже, мало волнует. Он вроде под мухой.
Кружки пошли одна за другой, я раскраснелся, голова отяжелела. Когда я встал, бармен улыбнулся, типа, заметил, что я надрался. Когда мы вышли из паба, на свежем воздухе я прихуел немного. Помню, как по дороге я пел «Славные сердца», а Терри – «Слава „Хибз“», каждый свое. Потом не помню ничего.
Утром я проснулся на Терриной кровати, на покрывале, одетый, слава яйцам, дома у его мамы.
В голове у меня будто сверлом шуруют – это Терри храпит. Я поднял голову и увидел его кудряшки. Он лежал здесь же на кровати, валетом. Его ноги прямо у меня под носом, они особо не пахнут, но вся комната загазована его пердежом. Проснулся я со стояком, может, оттого, что хотелось ссать, а может, из-за странного сна про Сабрину, и Люси, и Мэгги. Во всяком случае, не оттого, что спал я в одной кровати с этим упырем!
Послышались шаги по лестнице, и в комнату вошла Террина мама с чашкой чая в каждой руке. Я притворился, что сплю, и услышал только спертое, как от удушья, дыхание и безумное клацанье чашек о блюдца.
– Боже мой, чего это вы объелись… – Она поставила чай на тумбочку. – В ванной черт-те что натворили, пришлось убирать. Это никуда не годится, Терри, просто никуда не годится.
– Отвянь, ради бога… – простонал Терри.
Открыв глаза, я увидел в дверях Террину маму. Она наморщила нос и обмахивалась рукой.
– Здрасьте, миссис Лоусон… то есть миссис Ульрих.
– Твои родители волнуются, где ты, Карл Юарт. Я позвонила от соседей и сказала, что ты у нас. Я обещала позаботиться, чтоб ты позавтракал и отправился в школу. Что до этого, – она указала на Терри, – пора вставать на работу. Ты опаздываешь! Грузовик уедет без тебя.
– Да, да, да… – простонал Терри вслед удаляющейся миссис Ульрих.
Я почесал коки. Встал и прокрался в ванную, прикрывая затвердевший, не дай бог, кто-нибудь засечет меня в коридоре. В тубзике я долго ссал, причем перец пришлось как следует пригнуть, чтоб не нассать на пол, который пах блевантином и моющим средством. Вернулся, а Терри опять заснул, ленивая сука. Да уж, любит чувак на массу придавить.
Я спустился в гостиную. На стуле сидит Террина мама, курит.
– Ну вот, миссис Ульрих, – говорю.
Она ничего не ответила, только кивнула.
– Опять вечерок удался? – послышался голос.
Я подскочил – не заметил Вальтера, отчима Терри, он сидел в углу, читал «Дейли рекорд». Терри с ним не ладит, но мне кажется, он вполне. Меня прикалывает, как он говорит с немецким акцентом на смеси привычного шотландского диалекта и расфуфыренного формального английского. Терри беднягу просто ненавидит.
– Ну да, мистер Ульрих…
Тут входит Терри. Видать, заволновался, что мы станем говорить о нем, что мы наверняка б и сделали, не заявись он. Прошел мимо матери, зашел в кухню, открыл холодильник, достал бутылку молока и приложился к горлышку.
– Терри, – закричала мама, – возьми стакан! – Она в отвращении закачала головой, а потом спросила, будет ли он яйца с сосисками.
– Да, – ответил Терри.
– Тебе то же, Карл?
– Отлично, миссис Ульрих, – сказал я и скроил доброжелательную такую улыбочку, но она осталась без ответа.
– Мама просила тебя зайти домой перед школой, – предупредила она.
Я подхихикиваю, еще поддатый с вечера. Бухали в «Улье»! Я и Терри! Напились!
Видно, что Террина мама недовольна и готовится что-то высказать. Вся такая напряженная. Атмосфера накалилась, это чувствуется за версту. Когда уже будет казаться, что ты проскочил, ее наверняка прорвет. Так делают все мамы. У моей особенно хорошо получается. Думаешь, что удастся улизнуть без капанья на мозг, и вдруг бах! Тебя отправляют в гребаный нокаут! Вот тебя и надули. И все равно мама – лучший друг на всю жизнь. Терри, должно быть, жутко не по себе, оттого что какой-то чувак сидит там, где должен быть его настоящей отец. Я б, наверно, помер.
– Какого грохоту вы ночью наделали, – сказала Терри миссис Ульрих. – Весь дом разбудили своим ором чертовым.
– Да, – сказал Терри.
– Мистер Дживонс из соседней квартиры барабанил в стену!
– Я ему ебло-то начищу, сучаре, – негромко сказал Терри.
– Что? – Она выскочила из кухни, как черт из табакерки.
– Ниче.
– Это никуда не годится, Терри! – сказала миссис Ульрих и вернулась на кухню.
– Понеслось! – рявкнул Терри.
Не любит Терри, когда ему капают на мозг, а кто любит, но и его можно понять, нам и так тут не по себе. Хочется немного оклематься. Ее затея вставить Терри, когда у него гости, – большая ошибка. Терри так вцепился в ручки кресла, что пальцы побелели.
Его мама снова вынырнула из кухни:
– Это не ночлежка, Терри! Это наш дом!
Терри огляделся, ошарашенный, как будто не поверил:
– Ни хуя себе домик!
Миссис Ульрих выбежала из кухни, руки в боки. Терри, должно быть, привык к этому, он всегда так себя ведет. Да, а я еще действительно как следует бухой. Забавно, что, когда набухиваешься, сам процесс не запоминаешь, зато всплывают какие-то детали.
– Мы хотим всего лишь покоя, я и твой отчим… – Она повернулась к фрицу: – Вальтер…
– Оставь их, Эллис, они просто безумцы, – сказал тот.
– Да заткнитесь вы и дайте наконец покоя, – закричал Терри, выглядывая из-за газеты, – у меня голова раскалывается, на фиг!
Она повернулась и заголосила.
– Ты с кем разговариваешь! – И тыкнула пальцем себе в грудь. – Ты с матерью разговариваешь!
Она уже почти умоляла, как будто хотела объяснить, что она имеет в виду, и он по-своему понял, но она, конечно, не права – ставить его в такое положение перед друзьями. Я посмотрел на него и кивнул на маму, типа, чтоб он не вписывался.
Надо отдать ему должное, Терри и не собирался.
– Да заткнись ты, одно и то же…
Мама Терри замерла и так и стояла, типа, она в шоке. Жесткая она у него, конечно. А в голову мне опять прокралась мыслишка. Я посмотрел на Вальтера и подумал, выдает ли он Терриной маме хоть по праздникам. И еще подумал, вписался бы я с Терриной мамой или как. Может, да, а может, нет, во всяком случае, я бы хотел посмотреть на нее за работой, просто чтобы увидеть, что она делает, когда ее жарят. Она снова исчезла в кухне.
Тут встрял Террин отчим, ему показалось, что он должен вступиться за миссис Ульрих, но на самом деле видно, что ему поебать. Один на один Терри его сделает. Легко. Вальтер понимает, что Терри растет и крепчает, а сам он стареет и слабеет, так что ему тут особо ловить нечего.
– Мы же не запрещаем тебе пить, Терри, – видишь ли, я сам люблю выпить. Но постоянное принятие сверх меры я понять не могу.
– Да я пью, чтоб забыться, – сказал Терри и осклабился, глядя на меня, я ухмыльнулся в ответ.
Вышла мама с завтраком на тарелках. Выглядит аппетитно.
– Не строй из себя дурочку, что значит «забыться»? Чего тебе забывать-то!
– Фиг знает, не могу вспомнить. Похоже, сработало! – сказал Терри, и я показал ему большие пальцы.
Ништяк! Прямо в тему, сука-пиздец! Жаль, что Голли с нами нет, он бы заценил. Классика жанра, просто бест.
– Можешь смеяться, Терри, но это тебе еще аукнется, – выступил отчим.
– Да мы не все время на синем, – хмыкнул Терри, – чаще на наркоте.
Я стал подхихикивать, вибрировать на низком уровне, как новая электробритва, которую моему старику подарили на Рождество. «Ремингтон» называется, ее еще Виктор Кайам рекламирует, который чертову марку и купил.
– Надеюсь, такими глупостями вы не занимаетесь, вам хватит ума обойтись без этого, – сказала Террина мама, качая головой, и поставила перед нами завтрак. – Ты слышал, Вальтер? Ты слышал? Вот на что обрекает себя Люси. Вот! – Она указала на Терри.
– Когда вы поженитесь, – сурово посмотрел на него Вальтер, – эта девочка не станет терпеть твои выкрутасы. Если ты думаешь иначе – ты видишь все сквозь розовые очки.
– Только ее давай не трогать, – презрительно усмехнулся он, обнажив зубы, – тебя это никак не касается.
Вальтер отвел глаза, мама качает головой.
– Бедняжка Люси. У нее, наверное, с головой не все в порядке. Если б он не был моей плотью и кровью…
– Бля, да заткнешься ты наконец! – заорал Терри, откидывая голову назад, с гримасой отвращения на лице.
Старушка его затряслась, будто у нее припадок.
– Ты слышал? Ты слышал это? Вальтер!
Старый лишь кивнул из-за газеты, которую держал как щит, чтобы не видеть происходящего в комнате.
Миссис Ульрих нависла над Терри.
– Ты как с матерью разговариваешь! С матерью! – Она повернулась ко мне: – Ты так со своей мамой разговариваешь, Карл? – И, не дожидаясь ответа: – Нет. Уверена, что не так. – Она посмотрела на Терри. – И я скажу тебе почему. Потому что он ее уважает, вот почему!
Терри только головой тряхнул и укусил яйцо, из которого брызнул желток прямо на ковер.
– Посмотри на это свинство, Вальтер! – совсем взбесилась она.
Вальтер взглянул, выдавил печальное «фу ты», но на лице его читалось выражение «а хули ты хочешь, чтоб я сделал».
– Готовить надо как следует, – фыркнул Терри. – Мне и на новые штаны капнуло. Я, что ли, виноват, что ты гребаное яйцо сварить не можешь.
– Сам тогда и вари! Попробуй!
– Да, вот это будет номер, – засмеялся Терри.
– Я вот думаю, а что, если ты найдешь себя во флоте, Терри. – Вальтер выглянул из-за газеты. – Хоть готовить научишься. Море будет для тебя хорошей школой, там тебе привьют дисциплину, которой тебе так не хватает.
– На хуй мне флот. Это ж для пидоров. Сидеть на корабле с одними пацанами? Да уж, – фыркнул Терри, подтирая желток на тарелке кусочком хлеба.
Вальтер попытался удержаться на дружеской ноте.
– Нет, это совсем не так. Ты разве не слышал выражение: «У моряка в каждом порту по невесте».
Терри лишь презрительно усмехнулся и метнул резкий взгляд на Вальтера, затем посмотрел на маму, как будто говоря: «Вот, смотри, до чего ты дошла». Однако я рад, что он ничего не сказал, все-таки это его мама, и уважать ее действительно надо.
Вошла Ивон в розовом халате. Заспанная, она кажется совсем малышкой без всякого макияжа, но на удивление более красивой, я ее такой еще никогда не видел. В груди натянулась лямочка, и впервые в жизни я взаправду позавидовал Бирреллу, что он ее отфачил.
– Сигареты есть? – спросила она Терри.
Терри вытащил пачку «Регала» и кинул сигарету Ивон, потом мне, потом маме. Отскочив от ее груди, сига упала на пол. Мама посмотрела на него, нагнулась и подняла.
– Идешь в школу, Карл? – спросила Ивон.
– Ну.
– А что у вас с утра?
– Два урока художки. Я только потому и собираюсь, – говорю.
Миссис Ульрих снова качает головой и говорит, что это, типа, за мода ходить, на что захочется, но ее никто особо не слушает.
– Ну дык, – кивнула Ивон. – А у нас домоводство, потом английский, тоже неплохо. – Она покрепче затянула халатик, чтоб я мельком не заценил ее сиськи. Хотя с сиськами у нее как раз проблема. Ноги зато красивые. – Я пройдусь с тобой, сейчас только соберусь, – говорит.
– Ладно, лишь бы только никто не увидел, как мы будем выходить из дома, – сказал я и засмеялся. – Не хочу, чтоб кто-то подумал превратно. – Я чувствую, что Терри напрягся, и наслаждаюсь каждой минутой.
Ивон улыбнулась и убрала челку с глаз.
– Ну да, можешь понести мой ранец, как в американских фильмах, – сказала она и скрылась в коридоре.
Она, конечно, всю дорогу будет трендеть – Биррелл то, Биррелл это, – но все равно идея неплохая.
Террина мама не унималась:
– Ей еще и пятнадцати нет, а смолит как паровоз. А ты еще поощряешь, даешь ей сигареты.
– Заткнись, – процедил Терри сквозь зубы, отчего «с» прозвучало, как «щ». – Кто кого поощряет, бля? По-моему, это ты как раз не вынимаешь сигарету изо рта. И кто ж из нас оказывает на нее большее влияние?
Миссис Ульрих глубоко вздохнула и посмотрела на Вальтера. Такое впечатление, что она уже перешла стадию досады и раздражения и теперь уже смирилась с судьбой.
– Раньше я думала, что со мной он разговаривает как со своими приятелями в пивной. Я действительно в это верила. Но я ошибалась. Теперь я вижу, что их он уважает куда больше. Он разговаривает со мной как с врагом, Вальтер. – Она окончательно сдулась и плюхнулась на стул.
Присматривая за мистером Ульрихом, я заметил, как он глядит на нее, и видно, что он ненавидит Террину маму. Ненавидит за то, что она сталкивает их лбами: его и Терри.
Впрочем, нам похуям, мы заняты своим завтраком. Правильный завтрак настраивает на хороший лад. Да и с бодуна перекусить необходимо.
Терри потянулся к Вальтеру и щелкнул пальцами:
– Дай-ка сюда эту газетенку. Мы сливаем через минуту.
Мистер Ульрих посмотрел на него секунду-другую, но газету протянул.
Терри откинул голову и загоготал громко, гортанно, злобно, так, как я еще никогда раньше не слышал. Меня осенило, что в этом доме – зона военных действий и бедолаги старики просто уже не в состоянии справиться с Терри. В эту минуту я люблю его, сучару, люблю его мощь, счастлив быть его другом. И все равно не думаю, что хотел бы когда-нибудь стать таким, как он. Ну, если только по части ебли.
Дебютный фак
Мы с Ивон пошли к моей маме, и она приготовила нам кашу, чай и тосты. Я ужасно парился, когда бедняжка Ивон пыталась объяснить, что она не ест завтрак, но моя мама все твердила, что позавтракать – это самое главное, и практически силой ее накормила. Мама сказала, что Билли только что ушел. Ивон расстроилась. Короче, нам надо было как следует поторопиться, иначе нам грозила очередная стычка с Блэки. Бред, конечно: ты можешь прогуливать уроки, даже целые дни, и никто не докопается, но если ты опоздал с утра на две минуты – они в залупу лезут.
Когда мы уже выходили, мама, надев ту же фальшиво-сладкую улыбочку, какую девчонки в школе используют, чтоб кого-нибудь подзавести, выдала:
– Ах да, вчера вечером тебе звонила какая-то девушка. Она не назвалась, просто сказала, что она твоя подруга. – И мама подняла брови и произнесла «подруга» с нескрываемым намеком.
– Уууу! Карл Юарт! Вот ты какой! – завела Ивон, и мама засмеялась, знает, что я смущен.
– Да нет… – запинаясь, начал я. – И что она сказала?
– О, она такая милая, она сказала, что звонит просто поболтать и что встретится с тобой, как договаривались.
– О-го-го! – затянула Ивон.
– Вот и все, – сказала мама, потом как будто вспомнила что-то. – Ах да, она еще поблагодарила за чудесный букет, который ты ей послал.
– Вау… мистер Романтик, – Ивон ткнула локотком мне под ребра, – цветочки, все такое!
Что за на хер?
Я посмотрел на маму, потом на Ивон, потом снова на маму.
Сабрина. Значит, кто-то за ней ухлестывает.
Я никаких цветов не посылал.
– Но… но… я не посылал ей цветов… – промямлил я.
Мама только покачала головой и рассмеялась.
– Это точно, не посылал. Это я придумала. – Тут она улыбнулась. – Однако мысль сама по себе неплохая, не так ли?
И вот я стоял, онемевший от удивления, а Ивон и мама потешались надо мной. Когда над тобой прикалываются друзья во дворе – и то как-то не по себе, но в собственном доме да еще с мамой – это ж совсем херово! Иногда мне кажется, что я появился на этот свет окружающим на забаву. В этом не было б ничего плохого, если б я сам развлекался как надо. Но того, что меня действительно порадовало бы, не происходит.
Короче, пошли мы в школу. Я и Ивон, которая на полгода младше меня, учится во втором классе и идет рядом с дурилкой-девственником. О Билли она особо не болтает, а говорит о том, как ее напрягают все эти скандалы дома. Еще она сказала, что, хоть Терри и брат ей, она ждет не дождется, когда он женится на Люси и переедет. Вальтер нормальный мужик, и к ней, и к матери относится по-человечески, но Терри никак не может к нему привыкнуть. Все время обзывает его нацистом.
Позиция Ивон мне была вполне понятна. Утром я прикололся вполне, но жить так изо дня в день я бы не смог. У меня бы крыша поехала. В общем, мы немного опоздали, но, к счастью, Блэки не дежурил, всего лишь миссис Уолтерс, она не стала докапываться.
– Пошевеливайтесь, вы двое!
– Бежим, мисс.
Я поднялся в класс и большую часть утра шатался по школе еще бухой. Я встретил Билли, и было очень странно, что Голли не видно. Я пробзделся по классу художки, повыпендривался перед девчонками. Вот что смешно: раньше на уроках художки я всегда вел себя довольно тихо, работал добросовестно, корпел над рисунками и лепкой. И тут в подпитии на меня снизошло: на этот урок собираются самые ебабельные телки школы. Те, что по какому-то внутреннему ощущению принадлежат к высшей лиге, их фачат взросляки на зарплатах и машинах. Эмми Коннор, Франсез Макдоуэл, Каролин Уркхарт и лучшая, на мой взгляд, Никола Эйрд – все в этом классе. Это как подиум на шикарном показе, а ты приходишь сюда порисовать и насобирать материала для дрочки. Что касается перспектив их отфачить, они стоят на недосягаемом пьедестале, однако все они милые девчонки, все, кроме Каролин Уркхарт, высокомерной дуры, чьи ставки на бирже секса чрезмерно завышены. Не то чтоб я не позволил ей у меня отсосать. Тут я вспомнил о Терри и о том, что она была с этим грязным ублюдком. Бедняга Голли, у него прямо фонари загорались, когда она была рядом. Он даже пытался перевестись на художку, чтобы быть поближе, но его не пустили из-за успеваемости.
Я посмотрел на нее, прямо уставился, борзый с пьяных глаз, и она отвернулась, знает, что я друг Терри, что я тоже знаю. Потом Ники и Эмми стали смотреть на рисунок в моем альбоме – это будет обложка первой пластинки, которую запишет наша группа «Мухлеж». Я заценил сиськи Эмми и представил, как сую промеж них свою шишку, как тот чувак из Лейта, Террин приятель.
– Что это, Карл? – спросила Никола.
– Это обложка для альбома нашей группы. Если мы, конечно, соберемся его когда-нибудь записать, – смеюсь я.
Я могу смеяться, потому что знаю, что мы это сделаем. Я в этом не сомневаюсь. Я сделаю все, что нужно. Если б я мог быть настолько же уверен в других вопросах.
Никола улыбнулась и посмотрела на меня, как на своего придурковатого дедулю.
– Я тут видела тебя с гитарой, – сказала Эмми. – С вами еще играет Мальком Тейлор, брат Анджелы.
– Ну да, он барабанщик. Отличный притом, – соврал я.
