До тебя… Кистяева Марина
И ошибся. Потому что Настя, приподнявшись, кинулась к нему, как можно было броситься в объятия другого человека, имея между их телами преграду в стол и выпирающийся живот, расплющить который не представлялось возможности.
Лишь ощутив на себе теплое, прерывистое дыхание Насти, коснувшееся его шеи, и, почувствовав на себе её руки, лихорадочно цепляющееся за его плечи, он выдохнул сквозь сжатые губы, не замечая лавину облегчения, что обрушилась на него. Он тотчас обнял жену, стараясь максимально крепко прижать к себе.
– И я… Черт побери, Миша, и я тебя люблю.
– Ругаешься…
– Ага. И буду, кажется.
– Ругайся. Я как-нибудь это переживу.
Это было похоже на сумасшествие, но, в ходе последних событий, сумасшествие логическое. Он больше года спокойно относился к своей жене. Красивая, сексуальная, готовая родить ему ребенка. Его представление о семейной жизни дало трещину, когда уродливая правда выплыла наружу. И именно тогда Судьба преподнесла ему ещё один сюрприз.
Новая Настя.
Когда Михаил думал о том, как все повернулось, у него голова шла кругом. Ему безумно было жалко ту Настю, Дёмину, но если бы не она, он бы сейчас не держал в объятиях свою Настю, и ребенка тоже не было бы. Соединилось лучшее от двух девушек – красивое тело и очень красивая душа. И всё ему…
Настя сильно-сильно зажмурилась, отказываясь поверить, что они оба признались в чувствах друг к другу. Последовав за Михаилом в «Альянс», она удовлетворяла потребность в общении с ним. Её тянуло заглянуть в его стальные глаза и увидеть поддержку. Теперь, когда память к ней вернулась, они попытаются что-то предпринять вместе? Именно вместе. Иначе ситуация выходила куда фантасмагоричнее.
Переселение душ.
Вы верите в подобное?
Или воспринимаете эту фразу спокойно, лениво уставившись в телевизор, изучая сеть и слушая в пол-уха рассказы родственников, которым перевалило за семьдесят? Фантастика? Вымысел? Может быть… А, может, и нет. Что мы знаем о жизни, о тайнах мозга, природы? Лишь только то, что хотим. Что позволяет нам наше мировоззрение, принципы, устои. То, что нам удобно. В то, что мы хотим верить. И когда в жизнь приходит нечто, выходящее за рамки рациональности, мы качаем головой и снисходительно улыбаемся, тем самым говоря, что ставим идею под сомнение.
Но всё меняется в одночасье, и вот ты уже сам рассуждаешь о ситуациях, всё чаще употребляя слова «паранормальные» или «сверхъестественное».
Для Насти самым невероятным оказалась любовь Зареченского. Она ожидала от него какой угодно реакции, вплоть до приглашения к психиатру, а не признание в любви. Она обнимала его, и ей не хотелось, чтобы он размыкал рук.
– Когда… Но как…
Он понял её без лишних уточнений.
– Когда ты вышла из больничной палаты в тапочках.
– Не напоминай… Я готова была в тот момент материться, как сапожник. Беременная и на каблуках.
– Ты рушила мои шаблоны раз за разом. Заставляла чувствовать то, что я никогда не чувствовал. А твоя откровенность и вовсе меня опрокидывала на лопатки.
Настя чуть отстранилась от Миши, и тот ловко поменял позу, усадив жену к себе на колени. Несмотря на то, что из-за беременности она поправилась, все же оставалась легкой и миниатюрной.
– Кстати, я ведь занималась боксом профессионально.
– Я знаю.
– Собрал справки?
– Должен был.
Она не осуждала его. В его характере было контролировать всё. С одной стороны, подобная черта вызывала уважение, с другой, Насте придется побороться за право быть собой. Но это будет потом…
– Я сказала Никите, что хочу его поблагодарить. Мне пришлось выворачиваться, как-то объяснять, почему я бросилась к нему из машины. Сказала спасибо. Именно благодаря переливанию крови его подруги я осталась жива. Миша, ты даже не представляешь, чего мне стоила эта ложь!
– Ты приняла мудрое решение. Не стоит бередить его душу снова.
– Мне сложно будет его видеть и не испытывать желание подойти и поговорить.
– Вот. Снова. Твоя откровенность. А мне придется ревновать и не факт, что я не буду злиться. Проклятье, девочка, ты хотя бы понимаешь, почему я вспылил ночью два дня назад? Ты во сне звала Никиту… Теперь я понимаю, что твоё бессознательное пыталось вернуть тебе память, но на тот момент имя чужого мужика послужило для меня, как красная тряпка для быка. А ещё ты накануне рассказывала, какой клевый у меня начальник охраны.
– И я права. Игнат – клевый. Ай!
– Не смей… Не смей при мне хвалить других мужчин… – стальные глаза опасно блеснули. – По крайней мере, пока. Настя… Ты тоже пойми меня. Я помню многое из того, что творила другая Настя… И гименопластика в том числе.
Настя отодвинулась от него, дотронулась рукой до подбородка, заросшего щетиной и машинально, не отрывая взгляда от его лица, чуть понизив голос, уточнила:
– И что за зверь, это твоя гименопластика?
Михаил пожалел, что сказал. На хрена?..
– Восстановление девственной плевы.
У Насти забавно округлились глаза, а потом девушка откинула голову назад и задорно рассмеялась.
– Серьезно?..Ты сейчас серьезно?
– Абсолютно.
– Ой, не могу… Гимено… как там её… Гименопластика. На хрена, Миша?
– Вот и я так же сказал.
Он смотрел на неё – такую открытую, свободную, доступную в своей искренности, – и не мог поверить, что она с ним. Что она готова говорить и обсуждать. Более того, это именно она показала ему важность открываться друг перед другом.
– Кстати, Миша, я была девственницей. До взрыва в метро. Эх…
Руки Зареченского замерли, а потом сжали девушку осторожно, но ощутимо.
– Надо сказать ещё одно спасибо Никите, да? Он тебя в детдоме оберегал?
– И он, и мои занятия боксом давали о себе знать. Да и я не особо стремилась нравиться противоположному полу. Вот такая ирония судьбы. В этом теле прежняя хозяйка зашивала себе… не буду уточнять что, а Настя Демина так и…
Настя не договорила, уткнулась в шею мужа, с тихой радостью вдыхая терпкий аромат его тела и парфюма. И главное – никаких алкогольных паров.
– Будешь меня всему учить.
Миша сам не заметил, как на его лице появилась довольная улыбка.
– Доверяй себе и этого будет достаточно.
В его ушах до сих пор нет-нет да звучала её фраза: «Это так… красиво». Возможно, он немного преувеличил, когда сказал, что его мнение о Насти изменилось от больничных тапочек. Возможно, всё началось именно с той ночи, когда Настя сделала это ошеломляющее признание.
Эпилог
Год спустя.
– И где у нас мама?
Михаил зашел в детскую спальню и увидел, как их восьмимесячная дочка, активно виляя попой, поползла задом от него. Когда он впервые увидел, что их дочь ползет не вперед, а назад, хохотал в голос, и это был смех счастливого отца и влюбленного в собственную жену мужа.
– Настя, ты видела ЭТО?
– Видела-видела.
Тогда Настя подошла к нему со спины, обняла, крепко прижавшись. Он же одновременно наблюдал за Евдокией и млел от аромата клубники и миндаля. А ещё от того, что твердые холмики жены расплющило о его спину. Да и вообще она вся, такая маленькая, стоит за его спиной, а ему уже не терпится её завести вперед и руками потрогать грудь и прочие части тела.
Он соскучился. Видел её восемь часов назад, когда уезжал в офис, и уже соскучился.
Как и по их беззубой, но очень активной крохе.
– А разве детям не положено ползать вперед?
– Миша, какая разница вперед-назад, главное – ползает. Здорово, правда?
– Да.
Вот и сейчас он наблюдал за дочкой.
– А ты угадай, где у вас мама.
Дина, отложив в сторону детскую книгу, что просматривала, пока крестница изучала пол, поднялась с кресла и прошла к брату. Поцеловав его в щеку, так же, как и Миша, вернула взгляд к непоседе.
– Даже угадывать не буду. Знаю наперед. Как себя ведет Дуся?
– Отлично. Няня приболела, вместо неё сегодня я.
– Настя звонила, говорила мне.
– Я у вас задержусь ещё на часик, потом поеду.
– Спасибо, мелкая.
Дина, услышав прозвище из детства, наигранно фыркнула, чем привлекла внимание крестницы. Та, наконец, заметив появление папы, загулила и радостно разулыбалась беззубым ртом, и подтянув попу, села на пол, чтобы сразу же протянуть ручки. Мол, папочка, что смотришь – бери меня на ручки.
Зареченский мгновенно пропал. Если год назад он думал, что из него веревки могут вить две женщины – жена и сестра, то теперь их стало три, чему он был несказанно рад.
Скинув пиджак и бросив его на кресло, Михаил, счастливо улыбаясь, направился к дочке.
– Кто соскучился по папочке? А папа по кому соскучился? Правильно, по своим девочкам!
Он подхватил дочку на руки, и та сразу же запустила пальчики в его отросшую бороду. Оказалось, у его ребенка есть уже собственный фетиш – борода отца.
Доча ответила ему таким же счастливым смехом и полезла обниматься.
Прошло чуть больше года с момента взрыва в метро. Как изменилась жизнь Зареченского? Кардинально.
В бизнесе всё ровно. Есть конкуренты, есть новые проекты, есть гонка за объектами. Всё, как и должно быть. Бизнес есть бизнес с его закидонами, нервотрепками, победами и порой горькими поражениями. Приобретается новый опыт, чтобы двигаться дальше, вперед. Приходится быть жестким, зачастую бескомпромиссным, но тут Зареченский всегда придерживался собственных принципов, помня, что на него работают тысячи людей, и во многом от его решений зависит их благосостояние и благополучие – у кого-то кредиты, ипотеки, декреты, поступление детей в школу и пенсионеры-родители, нуждающиеся в помощи. Михаил не мог в бизнесе быть слабым, несобранным.
Дома же менялось всё.
Тот особняк, что он начал строить сразу же после смерти родителей и как только взял бразды правления бизнесом в свои руки, теперь для него был не просто строением, которым он занимался вплотную, чтобы боль, терзавшая его от беспечного поступка отца, многими молодыми людьми, оказавшимися на его месте, расценивалось бы, как предательство и малодушие, превратился в дом. То место, куда он спешил вернуться, чтобы ощутить тепло и уют. Любовь. Увидеть заботливые, чуть уставшие глаза его Насти, что всегда ждала его прихода, во сколько бы он ни возвращался даже с переговоров.
Он предупреждал всегда. И слышал в ответ:
– Я буду ждать.
Михаил не мог сдержать счастливой улыбки.
– Я поужинаю на переговорах.
– Я напою тебя чаем. Кофе на ночь вредно.
– Ты устала. Дуся наверняка измотала тебя за день.
– У меня есть помощница. Так что не задерживайся.
И он попросту не мог задержаться без видимой причины.
Потому что дома была Настя.
До её, не поддающегося разумной логике появления, в его жизни всё было иначе. Работа, бизнес, красивые девушки, «прежняя» Настёна, которая за прожитый вместе год так и не поняла, что он любит одновременно чай и кофе, всё зависит от настроения. С приходом ЕГО Насти, всё упорядочилось, встало на свои места.
Он сам подмечал, что становится иным. Оказывается, можно получать нескончаемое удовольствие, рассказывая жене, как провел день, и слушать её тихий, неторопливый говор, когда она делилась впечатлениями о развитии беременности или о том, что их Евдокия уже научилась переворачиваться на другой бочок. Для Михаила оказалась совершенно новым умение жены открываться полностью. Она не юлила, не хитрила. Говорила, что думает, при этом умудряясь сохранить баланс, чтобы никого не обидеть, не задеть.
– Я ненавижу ложь, Миша, ненавижу… Меня выворачивает от неё.
До неё всё было иначе.
И он сам был другим.
Нет, Зареченский не стал мягче или лояльнее. Он лишь отменил запрет на любовь. Принял это чувство и каждый день наслаждался им.
Отдав дочь сестре, он, развязав галстук и послав его к пиджаку, вышел из спальни.
Он точно знал, где искать жену.
– Да твою же мать!
Нежный голос любимой женщины донесся до него, когда он уже стоял в дверном проеме спортивного зала.
Услышав отборное ругательство, Зареченский не мог не улыбнуться.
– Привет.
Настя, перестав отжиматься, резво подпрыгнула и встала на ноги.
– Привет, любимый.
– Снова ругаешься?
Хитрая, довольная улыбка засияла на лице Насти. Девушка, взяв с одного из тренажеров полотенце, промокнула лоб, повесила его на шею, как заправская спортсменка, и, наигранно, сексуально виляя попой, направилась к мужу.
– Но ты же ничего не слышал, дорогой?
– Ты становишься матерщиницей.
– Самую чуточку. И то, когда никто не слышит.
– Я слышал.
Она подошла к нему и встала в полуметре.
– То есть на этот раз номер не прокатит, и меня за ругательство ждут наказания?
Михаил, представив, что сможет сделать уже через пару часов с Настей, едва ли не заурчал, как довольный кот.
– Совершенно верно.
– А если я очень попрошу меня простить? Ай!
Михаил протянул руку и притянул жену к себе, впечатав её хрупкое, но уже подтянутое тело в свое. Настя, как только родила, начала осторожно подготавливать его к тому, что она снова будет заниматься боксом.
– Ты же не будешь возражать?
Попробовал бы он воспротивиться.
С тренером она занималась три раза в неделю, плюс дополнительно ещё два дня по часу проводила в тренажерном зале. Его новая Настя оказалась заядлой спортсменкой и грозилась, что в скором времени уложит его на лопатки.
Что ж, он возражать не будет. Ему нравится, когда Настя сверху.
Сейчас же он притянул её к себе и запустил руки в белокурые волосы жены, что были убраны в высокий «хвост».
– Можешь попробовать попросить.
Зареченский не удержался и лизнул шею жены.
– Миша! Я всё мокрая!
– Мокрая… мммм…
– Потная, я имела в виду, маньяк ты озабоченный!
Она кулачком ударила его в грудь.
– Ты вкусная, ты чертовски вкусная… А я тебе говорил, что твоя кожа имеет запах и вкус клубники с миндалем?