До тебя… Кистяева Марина
Если бы Зареченский не мечтал лишь о том, как вогнать член между её сладких бедер, он бы рассмеялся всей абсурдности ситуации. Жена, абсолютно ничего не помнящая, намеревающаяся с ним заняться сексом ради эксперимента, отказывалась с ним целоваться, потому что от него разит спиртным! Послать бы эту сучку, да язык не поворачивался! Своему языку он готов найти другое применение.
– Снимай халат.
Без поцелуев так без поцелуев!
Обойдется…
И всё же её губы манили похлеще любого магнита. Притягивали. Звали.
Но все мысли о поцелуях испарились, когда Настя развязала полы халата и предстала перед ним в одной шелковой сорочке с кружевным бюстом. Всё же не зря Зареченский покупал белье жене лично. Полные, налитые груди с острыми вершинками-сосками приковывали внимание мгновенно, и Михаил, снова мысленно выругавшись, накрыл обе разом.
Настя ахнула.
– Больно?
– Нет, – пауза. – Приятно.
Проклятье!
Эта девочка сводит его с ума.
Тяжело дыша и чувствуя боль в паху от острого возбуждения, Михаил максимально близко приблизился к Насте и, помня, что дышать алкогольными порами на неё не следует, склонился и накрыл один сосок губами, чтобы сразу же услышать ещё один судорожный вздох жены.
Её стоны, её реакция были порывистыми, он ни на секунду не сомневался, что он не контролирует их. Или ему в это очень сильно хотелось верить?
Тело Насти оказалось куда более притягательным и отзывчивым, чем он помнил. Оно затрепетало от простой ласки, и руки девушки, легшие ему на плечи, дрожали от нетерпения и желания.
– Миша… Миша…
Ему до дьявола нравилось, как она произносит его имя. По-новому. С легким придыханием. Он играл с её сосками и не мог наиграться, наслаждаясь запахом корицы. Грудь жены стала чувствительной, и в какой то момент Настя, запустив пальцы в его шевелюру, заставила оторваться от себя.
– Не могу… Больше не могу…
Их глаза встретились, и у Зареченского в голове вспыхнул пожар: «Какой к черту развод, если она смотрит так…» Сжав зубы, Миша распрямился и аккуратно развернул Настю спиной к себе. Он помнил про проклятое «не так».
– Ногу на диван поставь.
Исполнила.
Подняла ножку, давая доступ к сокровенному.
– На живот не давит?
– Нет.
Одной рукой она уперлась в спинку дивана. Её не менее тяжелое дыхание смешалось с его. Одно вторило другому.
Мужчина и женщина. Муж и жена. Близкие и безумно далекие.
Пытающиеся прорваться сквозь пропасть, каждый поодиночке.
Миша ещё раз прошелся по груди жены, уже лаская её со спины. Сдавил, снова поиграл с сосками, потом прикусил мочку уха Насти и едва ли не прорычал:
– Больше не могу сдерживаться.
Он задрал сорочку и уже громче зарычал, когда увидел, что на Насти нет трусиков. Не удержавшись, ритмично присел лишь для того, чтобы впиться яростным поцелуем в ягодицы жены, оставляя за своими губами красноватый след, не осознавая, что тем самым едва ли не клеймит жену, утверждая на неё свои права.
Потом так же резко, порывисто подняться, спустить домашние штаны и, вжав пальцами член, направить его в доступное лоно. Кровь отчаянно пульсировала в висках, зубы были сжаты до предела. Михаил едва сдерживался, чтобы не ворваться в Настю жестко и сразу на всю длину, как часто у них было. Останавливали всё те же два фактора.
Она глухо ахнула, потом застонала, а потом вцепилась второй рукой в его бедро.
– Сильнее. Давай…
Он вошёл на всю длину и задвигался осторожно, боясь, что не сдержится и завалит Настю. А с её животом это непозволительно. Он двигался, она стонала. Он останавливался, чтобы не кончить раньше времени, и в те мгновения думал, что у него лопнут яйца, она толкалась к нему навстречу, что-то неразборчиво шепча.
Но он отчетливо почувствовал, когда её интимные мышцы начали сокращаться, и ускорился, уже прижимая её бедра к себе и не давая возможности потерять равновесие. А потом и его накрыл оргазм. И в те секунды когда он изливался в её горячее лоно, её отросшие ноготки вонзились в его бедро, оставляя кровавые царапины.
На которые он сначала и не обратил внимания. И желания оговорить Настю у него не возникло.
Он подождал, пока она отдышится и перестанет трепетать в его руках, и лишь потом негромко поинтересовался:
– Итак, секс со мной ошибка?
Едва различимое:
– Нет. А я… я была такой же, как всегда?
Он так же честно ответил:
– Нет.
Дина ответила после повторного звонка.
– Минька, ну что?
– Ты занята?
– Немного да, если честно.
– Чем?
Вздох сестры был более чем демонстративным.
– Я уже большая девочка и перед тобой ответа не держу.
Она сказала дежурную фразу, которая была показательной в их общении.
Зареченский не мог не улыбнуться в ответ.
– Извиняться не буду. Значит, позвонил вовремя.
– Кстати, почему звонишь под утро? В Мск около четырех.
– Без пятнадцати четыре.
– Тем более. Что такого важного стряслось, что ты не спишь? И, по-любому, пьешь.
– Вы сегодня сговорились? Про моё питьё? Начинаю чувствовать себя алкоголиком.
– Хммм… А кто ещё озадачен вопросом твоего здоровья?
– Настя.
– Настя?
У Насти и Дины тоже теплых отношений не сложилось. Дина приняла её в семью, но сразу сказала Мише, что подругами им не быть. Миша тогда не придал значение словам сестры, а стоило бы.
– Да.
– Хммм… Странно.
– Тут вообще много странностей происходит.
– Как она себя чувствует? Память не вернулась?
– Нет, Дина, – Михаил запустил пятерню в волосы и окончательно их встрепал. – Про странности я сказал неслучайно. Мне нужна твоя помощь, сестренка.
Пауза в трубке длилась недолго.
– Я вылетаю ближайшим рейсом.
Глава 15
Завтракали они поздно, уже за одиннадцать часов. Оба не выспавшиеся. Настя ковыряла в овощном рагу, отказавшись от полезной каши.
– Что-то не так?
Грубоватый вопрос мужа оторвал её от размазывания баклажана по тарелке.
Утро выдалось странным. Настя надеялась проснуться с мужем. Глупо, но факт. Ей отчего-то казалось, что после секса, когда Миша проводил её до спальни, самолично уложив в кровать и накрыв покрывалом, она проснется рядом с ним. Он поцеловал её, сказав: «Скоро буду». Утомленная Настя не заметила, как провалилась в сон. Проснувшись, первым делом повернулась на сторону мужа. Простынь не примята, подушка тоже. Значит, спал в другой комнате. Горечь образовалась во рту, и Настя, сжимая губы от разочарования и детской обиды, на которую не было видимых причин, поплелась в ванную. Беременность у неё на данном этапе протекала благоприятно, девушку не тошнило, не рвало. Погладив животик, Настя, сдерживая слезы, прошептала:
– Мы будем вместе. Обещаю.
Она не знала, каким образом, но обещание она своё намеревалась сдержать.
С Мишей в столовую они вошли одновременно. Выглядел мужчина немного помятым, отчего Настя испытала чисто женское удовлетворение, некое злорадство. А нечего пить до утра.
– Всё так, – ответила она.
– Тогда почему не ешь?
– Я ем.
– Не вижу.
У мужа настроения так же не было. Странно. Он же получил от неё секс, сбросил напряжение. Почему злится?
Настя отложила столовые приборы и взяла морковный сок. Медленно сделала пару глотков, старательно не замечая недовольного взгляда Зареченского.
– Миша, вопрос можно?
Мужчина так же отложил приборы, только вместо сока взял крепкий кофе, который попросил повара заранее ему приготовить.
– Спрашивай.
– А как у тебя работает Игнат?
Чашка с кофе подвисла в воздухе, чтобы через секунду с бряцаньем опуститься на блюдце. От неприятного звука, Настя поморщилась, внутренне напрягаясь, заметив, как недовольно прищуривается Миша.
– С какой целью интересуешься? – сквозь зубы уточнил он.
Настя пожала плечами и протяжно выдохнула.
– Мне… тяжело одной, Миша. Ты на работе, да и нет у тебя ни желания, ни мотивов со мной общаться. Сегодня я особенно не настроена на выяснение отношений между нами, не хочу ни касаться прошлого, ни даже задавать вопросы, думать о том, какая я и что между нами с тобой было. Слова «есть» специально не употребляю, потому что нас… – она сглотнула и позорно осознала, что рука, держащая стакан, подрагивает. – Ладно, не буду я углубляться, ни к чему. Почему я спросила про Игната. Он произвел на меня впечатление серьезного мужчины, с которым мне спокойно. Сильный, молчаливый. Моим дурным прихотям потакал да возил, куда мне вздумается. Мне показалось, что он неплохой человек. Вот меня и интересует его график. Сегодня суббота, у большинства же людей пятидневная рабочая неделя. Вдруг у него выходной? А я бы хотела, чтобы он снова со мной поездил. Мне с ним спокойно.
Настя говорила, глядя на свои руки и на полупустой стакан. Она не боялась натолкнуться на недовольный взгляд Михаила, просто не хотела расстраиваться ещё больше. Вчера она надеялась, что между ними что-то сдвинулось. Она сама ещё не разобралась, зачем ей нужен Михаил. Наверное, из-за ребенка, чтобы сохранить его для себя.
– Значит, Игнат.
Голос ледяной, способный посоперничать с льдами Арктики, всё же заставил Настю взглянуть на его обладателя. Михаил сидел, откинувшись на высокую спинку стула, положив обе ладони на стол, пальцами одной барабаня по нему. На его лице застыло нечитабельное выражение, только вздувшиеся вены на висках да ходящие желваки на скулах говорили о том, что он не так спокоен, как пытается показаться.
Настя нахмурилась. Она сказала что-то не так? Аааа… Какая уже разница.
– Да. Я хотела бы…
– Я слышал, что ты хочешь! – неожиданно грубо оборвал её Михаил, повысив голос. – И слышал, что мой безопасник тебе нравится! Вот теперь ты в своем репертуаре, Нас-тё-на! Со мной тебе, видимо, вчера не понравилось…Что, память возвращается? Хотя нет, не память, млядские инстинкты, да? Уже поняла, что пора начинать искать ходы отступления?
Настя задохнулась от обиды. Не думала услышать от Михаила ничего подобного. Боль, полоснувшая в области груди, тоже оказалась неожиданной.
Чем она могла заслужить грубость Михаила?
Ничем.
Язвить, дерзить и только дальше усугублять и без того дурное настроение мужа.
Настя поставила стакан на стол и медленно поднялась, быстро в её положении, к сожалению, не получилось.
– Приятного аппетита, Миша.
– И куда ты собралась? Я с тобой ещё не закончил.
– Зато закончила я.
Она не смотрела на него – много чести. Если он и дальше думает сыпать оскорблениями в её сторону, она не собирается молча их сносить. Предел её терпения достигнут.
Настя сделала в сторону выхода несколько шагов, когда услышала, как Михаил резко отодвигает стул, который неприятно шаркнул по паркету. Интуитивно девушка ускорила шаг, не желая, чтобы муж догонял её или останавливал. Куда там… Зареченский очень быстро оказался за её спиной и не совсем аккуратно схватил за предплечье.
– Стой, Настя.
Девушка идти у него на поводу не собиралась. Дернув руку, она попыталась вырваться, но бесполезно – мужская хватка была цепкой.
– Пусти, – прошипела она разъяренной кошкой, давя в себе желание повернуться и расцарапать ему лицо.
– Нет.
Ах, нет…
Настя, выругавшись вслух от души, наплевав на условности, развернулась к нему и выпалила:
– Я не знаю, какие и где ты рассмотрел во мне млядские инстинкты, Михаил Зареченский! Может быть, они проснулись вчера, когда я захотела тебя? Или раньше? Тебе виднее! Ведь это ты знаешь меня, я себя, к сожалению, не помню! Потому что мне бы очень интересно было узнать, как я до сих пор от тебя не сбежала, Зареченский! Ты – хам! Если не сказать большего… Я иду навстречу, ты толкаешь меня назад! Ну, и отлично! Не хочешь мира? Не надо! Унижаться я перед тобой не буду! Но и ты… Катись к чертям! Если ты встал не с той ноги, нечего на мне срывать своё дурное настроение! А по поводу моих млядских инстинктов, – Настя перевела дыхание. – Можешь не беспокоиться, они больше тебя не коснутся!
– Ах ты, маленькая дрянь…
Настя всё же не сдержалась. Подняла руку и хотела залепить пощечину за оскорбление, но рефлексы у Михаила сработали безотказно. Он перехватил её руку, вывернул, заводя за спину и таким образом лишая Настю возможности двигаться. Та возмущенно ахнула, почувствовав легкую боль в плече. И снова в памяти всколыхнулась картина, когда она – или кто-то другой – делает рывок вперед, занося и ударяя противника локтем…
Но картинка не сохранилась, её оборвал яростное мужское рычание:
– Вчера ты отказалась со мной целоваться из-за того, что я пьян. Посмотрим, какую причину найдешь сегодня!
И на мало что уже понимающую Настю обрушились губы Михаила. Сегодня всё было по-другому. Сегодня всё было иначе. Он целовал грубо, жадно. Он не прислушивался к отклику её тела, ему важно было только одно – заявить на неё права. Не на неё, тут она погорячилась, на её тело. Он целовал, и Настя с нарастающим ужасом начала чувствовать ответное желание, внизу живота потяжелело, а в трусиках стало мокро. Грудь заныла, требуя, чтобы мужская рука сменила положение и накрыла её, добралась до соска, сжала его. Настя, приглушенно застонав, накрыла ладонью затылок Михаила, чтобы сразу же услышать торжествующий стон. Он решил, что она сдалась. Поддалась тем самым инстинктам.
Он ошибся.
Настя запустила пальцы в его волосы и с силой дернула, фактически отдирая его от себя.
– Твою ж мать…
– Не помешал?
Появление Игната было вовремя.
Или напротив? Мужчина грозился попасть под горячую руку?
Михаил, зло сверкая глазами, оторвался от Насти и окинул её таким взглядом, что девушке стало страшно. Впервые за время их повторного «знакомства».
– Она уехала?
– Пусть валит на все четыре стороны.
– Миха…
– Игнат, вот заткнись сейчас. Помолчи с минуту, ок?
Безопасник нарочито-медленно приподнял брови, а затем вскинул руки кверху, мол, он не удел.
Мужчины прошли в кабинет, где, встав у окна, Михаил наблюдал, как его Настя идет к машине. Услужливый Вадим тотчас оказывается рядом и распахивает дверцу. Настя останавливается, а потом оборачивается. Надо же, неужели почувствовала, что за ней наблюдают? Силуэт Михаила был ей отчетливо виден, да мужчина и не скрывался. Это его дом, черт возьми, и он имеет права делать всё, что ему заблагорассудится. Даже наблюдать за кем-то.
Настя постояла некоторое время, вглядываясь в окна. Дала понять, что видит его. А потом подняла правую руку и показала ему средний палец в очень характерном жесте.
– Убью.
Тихое предупреждение сорвалось с губ Михаила, и лишь потом пришло желание засмеяться, которое он с трудом подавил.
Чертовка.
– Кого собираешься линчевать?
– Жену.
– За что?
– Она мне только что показала «фак».
– Серьезно?
– Абсолютно.
– И что ты тогда здесь делаешь, Миха?
Зареченский отвернулся от окна, прислонившись к широкому подоконнику бедрами и пристально посмотрел на Игната. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу с самым беззаботным видом.
– Мне она только что перед твоим приходом заявила, что находит тебя привлекательным.
Беззаботность мгновенно слетела с лица Дарова, тот поперхнулся воздухом и закашлялся.
– Ты шутишь?
– Я похож на шутника?
– Мы с твоей Настеной… эээ… едва переваривали друг друга. Ты же знаешь. Вчера она малость меня удивила, но чтобы так…
– Я думал, что придушу её прямо в столовой.
Игнат характерно изогнул уголок рта.
– Когда я пришёл, вы страстно целовались. И если бы я задержался на пару минут, не вариант, что вы не перешли бы к более активным действиям. Слушай, а ты часом не ревнуешь её? Вчера на пруд примчался, сейчас убивать её собираешься.
Игнат был прав. Черная змея ревности подняла морду и зашипела внутри него, выплескивая одну порцию яда за другой.
Ревность. Одна из самых разрушительных эмоций.
Ему ли не знать…
Михаил когда-то поклялся, что, как бы ни складывалась его жизнь, он не допустит, чтобы им владела ревность. Постарается себя слепить так, чтобы уметь ей противостоять. Уже перешагнув тридцатилетний рубеж, он осознал, что специально строил отношения таким образом, чтобы партнерша вызывала у него приятные эмоции и никогда – ревность. Были случаи, когда любовницы пытались заставить его ревновать, с такими он прощался в тот же вечер.
Ревность – не достойное чувство, вызванное недоверием к другому человеку и собственной слабостью, сомнением в отношении себя.
А ещё… Именно ревность была причиной того, что родители Михаила и Дины ушли слишком рано. Боль и злость никогда не утихнет от осознания того, что отец выбрал смерть, а не жизнь без мамы. Одержимый женой, он не хотел принимать другую реальность.
– Она уходит от нас, сын.
Миша хорошо помнил тот разговор.
– Ты о ком, пап?
– О твоей маме.
Сердце забилось часто-часто.
– В смысле уходит?
– К другому мужчине. Пока я её любил и лелеял, она нашла себе…
Он не договорил.
А вечером папа пригласил маму на ужин. Поговорить.
С которого они не вернулись.
Один из следаков, прибывший на место аварии вместе с Михаилом, удрученно покачал головой и сказал:
– Скорость под сто пятьдесят была. Минимум. И без экспертов понятно.
Отец Миши ненавидел скорость. Принимая водителей на работу, он сразу предупреждал – не более ста километров в час, даже по МКАДу.
А тут…
Поэтому ревность Зареченский глушил в себя изначально. Если женщина кокетничает с другим мужчиной, пусть сразу к нему и уходит. Никаких оправданий с её стороны и сожалений с его.
– Ты пришёл по делу?
– Да. Вопрос по территории Сахарова. Что будем делать?
Мужчины поговорили минут десять, за это время Михаил раз пять посмотрел на часы. Непроизвольно, сам того не замечая. Зато всё замечал Игнат. Работа у него такая – понимать и видеть то, что другие не воспринимают, как важное.
Безопасник поднялся.
– Кстати, мадам Мистерия встряла по полной. Яшеву она тоже выступила нечаянной свахой. Так что он в бешенстве.
Яшев был из окружения Зареченского. Женился за полгода до него, предварительно разведясь с третьей женой. В отличие от Михаила, он отличался мстительным характеров, выходец из лихих «90-х» прошлого века.
– Вот и славно.
Михаил выждал недолго. Как только машина Игната скрылась за подъемными воротами, он набрал Вадима.
– Вы где?
– Мы в игрушечном магазине.
Михаил уже почти не удивлялся.
– Адрес говори.
Его преследовало чувство дежавю. Вчера сорвался, сегодня. Какого черта…
Он увидел Вадима и Настю уже выходящими из торгового центра. Вадим держал в руках несколько пузатых пакетов, не вызывающих сомнений, что в них игрушки.
Настя же несла огромного серого медведя с забавными сердечками в руках. Михаил снова чертыхнулся. Какого Вадим несет пакеты, а она эту здоровенную махину?
– Давай сюда, – он протянул руку, чтобы забрать медведя, но натолкнулся на колкий взгляд жены.
– Я сама.
Коротко и объемисто. Прямо в продолжении того жеста.
Вадим застыл в нерешительности. Ему хватило одного взгляда на шефа, чтобы понять, что тот не в духе, и с ним лучше не связываться. Порвет. Зареченский в девяносто девяти процентах случаев был справедлив и не увольнял без видимой причины, но попадаться под горячую руку ему не стоило.
Особенно из-за разборок между ним и хозяйкой.
Настя посмотрела на Вадима, потом перевела взгляд на Михаила, у которого уже всё закипало внутри. Он приготовился к скандалу, который непременно завтра попадет в прессу. Крики привлекут внимание, и обязательно найдется кто-то, кто их узнает.
Скандалов Зареченский не боялся, он их не любил и старался максимально оберегать себя и семью от любой огласки. То, что Настя пострадала во время теракта в метро освещалось прессой, но так как он отказался комментировать происходящее, сделав лишь несколько заявлений, удовлетворив любопытствующих, папарацци быстро угомонились. Ничего интересного. А вот слухи о возможном разводе олигарха Зареченского с беременной женой – куда более интересная тема. И ссора в людном месте аккурат вписывается в общую схему.
Настя негромко вздохнула и сквозь сжатые зубы спросила:
– Зачем ты приехал, Миша?
– Хочу провести время с женой.
– Не похоже.
Она, недовольно сведя аккуратные брови на переносице, резко всучила ему медведя.
– Ну, раз приехал – держи. Тяжелый, зараза.
– Ты снова ругаешься.
– И буду, – Настя вздернула подбородок кверху, снова бросила взгляд в сторону водителя, у которого хватило такта побыстрее отойти от них, и с вызовом добавила: – Я больше не собираюсь подстраиваться по тебя, Миша. Всё бесполезно. Я только и делаю, что злю и раздражаю тебя не только своим поведением. Я раздражаю тебя своим присутствием. Не хочу трепать нервы ни тебе, ни себе. Буду искать другие пути вспомнить себя и как-то нормализовать жизнь. Ты… слишком для меня.