Дерзкая темная ночь Лорен Кристина
– А-а. – Мысль об Оливере, нуждающемся в компании, заставляет меня грустить. Я очень благодарна Лондон, что она оказалась рядом с ним – с ее легким чувством юмора и умением отвлечь от переживаний. Лондон неуязвима ко всякого рода драмам.
Ее волосы собраны в небрежный пучок, и когда она кивает, слегка покачиваются выбившиеся из него пряди.
– Думаю, ему просто была нужна компания, и он не хотел пить в одиночку. Что было очень кстати, ведь все мы знаем, что у меня не бывает планов по вечерам. – Она смеется, а потом кивком показывает в сторону нашей квартиры. – Кстати, он по-прежнему здесь.
Мне становится жарко, а взглядом я готова в двери проделать дырку:
– Он что?
– Парню немного было надо. Два пива, три эпизода «Ходячих мертвецов», и он готов. И сих пор не проснулся. – Она показывает большим пальцем себе через плечо. – Он на диване.
Я смотрю на ключи в своей руке. В моих планах было ему позвонить или прогуляться до его магазина, но перед этим я хотела немного подумать:
– Спасибо, что составила ему компанию.
– Да не вопрос. Он такой забавный. Если ты не вернешь его себе и если я не дам себе зарок не поддаваться мужскому вниманию вплоть до менопаузы… – хихикая и делая шаг в сторону лестницы, говорит она. – В общем, я пошла.
– На пляж?
– Через сорок пять минут будет прилив. Но я вернусь к ужину. Присоединишься?
Я киваю и, развернувшись, смотрю ей вслед:
– Ага, у меня тонна работы, и я сегодня буду дома.
Лондон спускается по лестнице, а я жду, когда она уйдет, после чего поворачиваюсь к двери и вставляю ключ в замок.
Внутри тихо, а поскольку еще рано, то занавески закрыты, и от этого прохладно и темно. Закрываю за собой дверь так осторожно, как только могу, и выжидаю, пока глаза привыкают к полумраку. С дивана доносится тихое ритмичное посапывание. Я ставлю сумку на пол и иду на кухню выпить стакан воды, а может, лучше стопку водки, не знаю.
Мусорное ведро заполнено пустыми пивными бутылками, и у меня знакомо теплеет в животе. Подвыпивший Оливер – до чего же он очаровательный: бесконечные глуповатые улыбки и сверкающие счастьем голубые глаза. Мне так грустно, что я пропустила это. Но потом я вспоминаю, как он тут оказался (ему было одиноко!), и все приятное тепло тут же испаряется, заменившись на те еле уловимые ощущения, что преследовали меня дни напролет.
Я беру стакан, наливаю воду и выпиваю ее в несколько обжигающе ледяных глотков.
Даже странно, насколько все привычно. Оливер снова на диване, одна нога свисает, другая подогнута под явно неудобным углом. Он лежит на спине, одну руку закинув за голову, а другую положив на грудь. Голубая футболка перекошена и закручена вокруг тела, от чего обнажились живот и тазовые кости. На столике лежат очки и телефон, а на полу валяется плед.
После ночи на диване у него обязательно будет все болеть, но я не могу определиться, что сделать – разбудить его или продолжать пялиться. Второе, конечно, куда лучше, тем более что за все эти дни без него мои глаза изголодались по этому виду.
Я соскучилась по его рукам, таким сильным и жадным. По животу, гладкой коже и мягким волоскам. По длинным ногам, бедрам и…
– Лола? – произносит он, и я подпрыгиваю, быстро переводя взгляд на его лицо.
– Привет.
Он приглаживает волосы и оглядывается по сторонам.
– Привет. Прости… я заснул здесь. Даже не слышал, как ты вошла.
– Я ниндзя, – отвечаю я, и он устало мне улыбается. – Ты же знаешь, что можешь оставаться, когда захочешь.
Это предложение тяжело повисает в тишине: чем дольше мы молчим, тем больше означает что-то иное. Он потирает лицо и надевает очки. Еще никогда я не чувствовала себя настолько неловко рядом с Оливером. Это больно. Где-то под ребрами что-то ноет и распирает.
– Лондон нашла меня у Фреда, – объясняет он, наклонившись поднять с пола плед. – Она спросила, не нужна ли мне компания – просто компания, чтобы было с кем выпить и все такое. И даже настояла, так что…
– Все нормально, – перебиваю его я, сдерживая улыбку. Это ощущение, словно запущенная по моим сосудам теплая вода: облегчение, что он чувствует необходимость объяснить, почему он пошел домой с другой женщиной, пусть даже она моя соседка. – Я застала ее на выходе, когда она собиралась на пляж. Она рассказала мне про вчера.
Он медленно кивает.
– Ты не ночевала дома.
Ой. Неужели он забыл?..
– Я была у Грега.
Оливер морщится и хлопает себя пол лбу:
– Блин, точно.
Облегчение в его голосе бесценно.
– Они с Эллен расстались.
Он поднимает на меня взгляд:
– И как он?
Я киваю:
– Кажется, хорошо. Думаю, она просто оказалась парочкой доступных фальшивых сисек.
Он смеется, почесывая голову с большей осторожностью, и спрашивает:
– А ты?
Господи, хороший вопрос.
– И да, и нет.
Тянется молчание, и мне становится интересно, а что, если это его способ подтолкнуть меня к разговору.
– Я вчера сказала Остину, что в книге есть важные нюансы, которые нельзя менять, и романтические отношения между ними – один из них.
Оливер подается вперед, опираясь локтями на бедра:
– И как он к этому отнесся?
– Не очень хорошо. Сказал, что мы это еще обсудим. Но я не собираюсь менять свое мнение. Я буду участвовать только на таких условиях.
Он кивает:
– Это хорошо. Я тобой горжусь. Это стоит усилий, ведь ты права.
– Еще я много думала. О нас.
Молчание ощущается ужасающей бездной, но я жду, потому что мне нужно знать, готов ли он снова говорить об этом.
– Ну хорошо, – наконец отвечает он. – О чем именно ты думала?
– Прости меня, я так сожалею о том вечере, – говорю я. – Я испугалась.
Сощурившись, он наклоняет голову в сторону и изучающе всматривается в меня. Он усталый и небритый, ведь все эти дни были нелегкими и для него тоже.
– Ты не должна просить прощения за то, что испугалась, Лола.
Я мотаю головой:
– Я жутко накосячила.
Оливер встает, берет свою куртку с подлокотника кресла и надевает ее. Обувается и берет свой телефон.
– Ты трудилась всю свою жизнь для этого. Понятно, что ты так защищаешь свое любимое дело. И мне понятно, что ты не хочешь дать развалиться всему, что создала.
Он подходит ко мне и останавливается так близко, что мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Стало больно, – тихо продолжает он, – когда ты подумала, что тебе будет легко меня бросить. И что тебе, казалось, так легко было принять это решение, прямо там, с ходу.
На глаза наворачиваются обжигающие слезы:
– Нелегко. Это было кошмарно.
Он кивает.
– А потом и я накосячил, – не отводя взгляда, говорит он. – Мне тошно, что я пошел с кем-то еще, даже если и не собирался до нее дотрагиваться.
Мое сердце разрывается на мелкие кусочки.
– Я хочу повернуть время вспять, – шепотом произношу я, стараясь не разреветься в полную силу.
– Не думаю, что у нас это получится. – Он, рассеянно наблюдает за собственными пальцами, играющими с прядью моих волос.
Мои слезы жгут горло, а в груди больно.
– И не думаю, что даже стоит пытаться.
– Оливер, не надо. – Я поднимаю руки вытереть слезы, но он перехватывает их и сплетает наши пальцы.
– Нет, – мягко настаивает он. – Я про то, что в следующий раз мы начнем с чего-то большего. – Он проводит пальцами по моей ладони, нежно массируя:
– Думаю, наш следующий шаг будет с того места, где ты будешь делиться всем со мной сама, вместо того чтобы я вытаскивал это из тебя.
Я сглатываю, после чего сглатываю снова, пытаясь переварить, что он мне сказал, и понять, не послышалось ли мне.
– Ты говоришь, что мы можем попробовать еще раз? – спрашиваю я, а он поднимает голову, и взгляд его блестящих голубых глаз ищуще скользит по всему моему лицу. – Ты все еще хочешь быть со мной?
У него на губах появляется крохотная улыбка:
– Я никогда и не переставал. Мне просто было нужно, чтобы ты разобралась со своей головой.
У меня получается фыркающий смешок сквозь слезы, а накатившее облегчение заставляет чувствовать себя неуверенной и на грани истерики. Я быстро несколько раз киваю, вытираю лицо от слез, пытаясь взять себя в руки прямо тут, в его присутствии.
– Нет-нет, – тихо останавливает меня он. – Я не об этом. Не хочу, чтобы ты скрывала свои эмоции. Я говорю о том, чтобы ты приняла, что я тот самый парень, кто хочет их видеть. И слышать о них.
Икнув, я хрипло отвечаю:
– Сейчас я чувствую облегчение. Огромное, бескрайнее облегчение.
Покусывая губу, он наблюдает за своим большим пальцем, поглаживающим меня по щеке.
– Знаешь, Лола, я был серьезен, когда говорил, что мне не нужно, чтобы это было легко или идеально. Но мне необходимо знать… – Он делает паузу и немного хмурится. – Мне просто нужно услышать, что ты не сделаешь это снова. Я на самом деле был сокрушен.
– Нет. – Даже сама мысль об этом разбивает мне сердце. Я протягиваю вперед свободную руку и кладу ему на грудь. Ладонью чувствую сильное и уверенное биение его сердца. – Я бы и не смогла.
Пространство вокруг нас заполняет тишина, и я знаю: нам много чего нужно сказать друг другу, но мы этого не делаем. А еще я знаю, что у нас все будет хорошо, потому что эта тишина не удушающая. Мы просто снова Оливер + Лола, не торопясь, собирающиеся с мыслями.
– Как дела с «Жуком»? – спрашивает он и рукой, которой не держит мою, заправляет мне волосы за ухо.
Шмыгнув носом, я оглядываюсь через плечо:
– Сделала где-то три четверти.
– Довольна, что получается?
Поморщившись немного, я отвечаю:
– Пока нет. Но буду.
– Уже неплохо. – Оливер сжимает мою руку и отпускает. – Ты можешь написать мне, когда только захочешь, или позвонить, если понадобится поговорить.
Я быстро моргаю, не желая, чтобы он уже уходил:
– Где ты будешь? Ты можешь остаться здесь, если хо…
– Я буду дома или в магазине, – мягко отвечает он.
– А я?
Я и сама не знаю, что имею в виду.
А может, и знаю, но без понятия, каков будет его ответ.
Как бы много у меня ни было работы, я нуждаюсь в нем. И чувствую, что он тоже это понимает, когда с улыбкой наклоняется вперед.
– А ты будешь звонить мне каждый день. И отвечать на мои СМС. – Он еле касается моих губ своими и тут же отстраняется, когда я подаюсь вперед. Изучающе глядя на меня, он произносит:
– Если тебе нужно будет пообедать, я все принесу. Если понадобится что-нибудь еще – просто позвони мне.
– А если что-нибудь понадобится тебе… – я чувствую шквал бушующих эмоций в своей груди.
Оливер улыбается.
– Хорошо. Иди в свою писательскую пещеру. – большими пальцами он аккуратно убирает влагу под моими глазами. – Это у нас не пауза, просто тебе нужно сосредоточиться и закончить. Справляться с этим будет частью нашей жизни. – Внимательно оглядывая мое лицо, он говорит:
– Иногда ты будешь со мной каждую ночь, а иногда мне придется делить тебя с твоими делами целую неделю или две.
Теперь ему приходится вытирать мои новые слезы.
Со смешком поцеловав меня в кончик носа, он говорит мне:
– Давай-ка иди работай, Сладкая Лола. Ты задолжала мне несколько ночей.
Глава 17
Лола
Я ненавижу каждое написанное слово, каждое панно.
В папке на рабочем столе с надписью «дерьмо» файлов с иллюстрациями раза в четыре больше, чем в папке «оставить», но меня это не удивляет. Произошедшее со мной в эти дни с предельной ясностью показало, что иногда всем нам нужно все сделать не так, чтобы потом получилась возможность разобраться, а как же правильно.
Я не виделась с Оливером сначала день, потом два, а потом прошла целая неделя, и я мучительно по нему скучаю. Но мы разговариваем каждый вечер, и он видел каждый штрих и каждое слово книги – и удачные, и плохие, и просто отвратительные, потому что я их ему пересылаю, чувствуя необходимость взгляда со стороны.
А его взгляд и мнение словно целительное лекарство от моей паники. Оценка этого мужчины беспристрастна, и он умеет отставить в сторону свое желание меня успокоить и понять, что сейчас мне жизненно необходима честная критика.
На панно изображена девушка, сложившая ладони чашей и ожидающая дождь. А он стоит рядом и заслоняет ее от иссушающего жара солнца.
– Чем занята? – спрашивает он.
Сейчас приятный теплый вечер четверга, мой новый крайний срок – через два дня, а Оливер, придя домой после ужина с Харлоу и Финном, позвонил узнать, как у меня дела.
У него хрипловатый голос, будто он уже укладывается в постель. Я представляю его одного дома, лежащего на кровати, уставившись в потолок, и положившего одну руку на грудь.
Он одет?
Или же на нем ничего нет, кроме боксеров?
Как часто он представляет, что целует меня, прикасается ко мне, двигается внутри меня?
– Сижу за столом, – отвечаю я. – Пялюсь на беспорядок.
Наступает тишина, и я инстинктивно понимаю, что он сейчас задается такими же вопросами.
– Ты закончила сцену финального сражения? – наконец спрашивает он.
Покачав головой, я делаю глоток чая, после чего говорю вслух:
– Еще нет. Но закончу. Все, кроме нее, уже сделано. Я провожу рукой по лицу: – Я только что доделала панно.
– Мне понравились те, с зеленым фоном, что ты присылала. – Его голос расслаблен и ленив, словно теплый сироп, льющийся мне на кожу. – Из-за этого героиня выглядит более торжествующей, словно в окружении деревьев.
Я улыбаюсь:
– Я тоже так думаю. Я еще вернусь к ним. Просто моему мозгу нужно немного передохнуть.
– Обязательно. – Он расслабленно охает, поднимаясь в сидячее положение. – Давай-ка посмотрим, что у тебя есть.
Я слышу его шаги по коридору, потом шуршащий звук в динамике, когда он придерживает телефон плечом:
– Выбирай, «Крепкий орешек»… м-м «Шопо-коп» или «Матрица»?»
Я несколько раз окунаю чайный пакетик в чашку:
– Это серьезный вопрос?
Он делает паузу, после чего неуверенно отвечает:
– Вроде да.
– Тогда «Матрица».
Я слышу улыбку в его тоне, когда он говорит:
– Он сейчас на FX[53]. А теперь иди возьми пиво, выключи компьютер и отдохни два часа, посмотрев фильм.
Я понимаю, что он имеет в виду: творческим способностям нужна передышка.
– Почему бы тебе не приехать и не посмотреть его вместе со мной? – тихо хныкая, спрашиваю я. Не видела его целую вечность.
– Потому что я трахну тебя, едва переступлю порог, а тебе надо работать.
Мое сердце ярким шаром взрывается у меня груди:
– О-о.
Оливер смеется:
– Спокойной ночи, Сладкая Лола.
Мне хочется, чтобы он сказал, что любит меня. Нужно услышать, как его голос обволакивает эти слова, но это будет моя финальная награда. Я знаю это.
Когда фильм закончился, я выбросила в мусорку пустую пивную бутылку, вернулась в свою комнату и за час закончила сцену.
Я только что получила два напечатанных экземпляра «Майского Жука» и не могу выпустить их из рук ни на минуту. Я раскошелилась на глянцевую обложку с черными матовыми буквами заголовка, хорошую плотную бумагу и красочные иллюстрации. Обложка тоже яркая. Не знаю, захочет ли Эрик оставить эту обложку или нет, но я буду настаивать на ней: вихри синего, зеленого, желтого и красного, закручивающиеся вокруг моей крылатой героини-Жука и ее возлюбленного Трипа. Позади них меркнет хаос, как бы обещая, что, несмотря на все таящееся на этих страницах, в конце их ждет торжество победы.
Я так горжусь ею и до головокружения жажду показать Оливеру.
Припарковавшись у тротуара, я сижу в тишине и слушаю, как издает тихие звуки остывающий двигатель моей старой машинки. Передо мной – дом Оливера: небольшой и одноэтажный, голубого цвета, стоящий на крошечном квадратном участке земли. Газон изо всех сил старается остаться живым, но полива все равно не хватает из-за засухи. Краска на стенах выцвела, а в нескольких местах выложенная плиткой тропинка потрескалась. Все это выглядит непримечательным и идеальным. Я вижу себя живущей здесь. Вижу нас вдвоем здесь.
Мое сердце радостно подпрыгивает при мысли об обыденной жизни с ним. Мне не хватает этой нашей повседневной болтовни, а еще больше времени наедине – купаться в его любви, дарить свою, заниматься ею.
Я беру книги и рассматриваю их. Один экземпляр мне, другой – Оливеру. Мне не нужно его одобрение, я знаю, что книга хороша. Но я хочу, чтобы он первый ее прочитал, потому что это и наша с ним история. Кое-что он уже видел, но я не удивлюсь, если, взявшись, он не остановится, пока не дочитает до конца. Теперь-то я понимаю, как сочиняю: загружаю собственную жизнь на эти страницы, переношу себя в разные ситуации и наблюдаю, как бы я реагировала, выживала, как использовала бы происходящее себе на пользу.
Взявшись за молоток в виде R2-D2, я стучу им в массивную деревянную дверь. Есть что-то обнадеживающее в том, как выглядит Оливер, открывший дверь: одетый в джинсы и футболку, со спутанными волосами и с надкушенным яблоком в руке. Несмотря на произошедшее между нами за последние несколько недель, он по-прежнему единственный мужчина, кого я когда-либо любила.
Увидев меня, он расплывается в счастливой улыбке и открывает пошире дверь, а я на краткое мгновение задаюсь вопросом: неужели я могла бы быть с кем-то еще, кроме Оливера Ло, ставшего понятным для меня, всегда открытого и безоговорочно искреннего.
– Привет, – говорит он. – Какой приятный сюрприз.
– Привет. – Я едва не задыхаюсь от этого короткого слова.
– Не думал, что увижу тебя раньше пятницы.
Он опускает взгляд к моей руке, и я протягиваю ему книгу.
– Кажется, это мой пропуск внутрь.
Его смех замирает, когда он рассматривает обложку. А мое сердце взлетает, когда я вижу, как широко распахиваются его глаза и он протяжно выдает:
– Охренеть!
На панно изображена девушка, из ладоней которой выплескиваются потоки дождя.
– Я люблю тебя, – подчиняясь отчаянному порыву, тихо говорю я. Он переводит взгляд с книги на меня, удивленно округлив глаза.
Выходит на маленькое крыльцо, рассеянно роняя яблоко и засовывая книгу под мышку. Обхватив ладонями мое лицо, он внимательно всматривается в мое лицо.
– Правда? – шепчет он.
Я киваю, повторяя снова:
– Я тебя люблю.
В его голубых глазах сполохи зеленого, словно океан. Слегка улыбнувшись, он прижимается губами к моим, мягко потирается, еле слышно застонав от удовольствия, и весь мой мир сжимается в одну точку.
– Она любит меня.
– Любит.
Мне трудно сделать вдох. Я хочу большего, хочу его близости. Я жила в последние полторы недели в ожидании вот этого момента, подбадривая себя перспективой быть прощенной, предвестником чего станет вот такой поцелуй.
Но он только целует меня еще раз, чуть дольше, приоткрыв губы и едва прикоснувшись языком.
– Впусти меня, – прошу я, встав на цыпочки, чтобы поцеловать его подбородок и шею.
– Впущу и не выпущу до утра, – обещает он, чмокнув меня в губы. – Но сначала мы поговорим.
Быстро заглянув в дом, он хватает куртку, берет меня за руку и захлопывает входную дверь. В последние несколько дней мы говорили о многом – о магазине и моей книге, о Не-Джо, о Харлоу и Финне, о новых комиксах, которые я еще не успела прочитать, – но еще ни разу о чем-то более важном. Мы словно завернули наши сердца в подарочную бумагу и спрятали под деревом.
Пляж всего в трех кварталах, и в этот странный час там нет ни одного серфера. Только редкие прогуливающиеся вдоль кромки воды люди с бегающими вокруг собаками.
Мы находим малолюдную часть пляжа, почти без следов на песке, и останавливаемся в нескольких метрах от набегающих волн. Сейчас ветрено и немного прохладно, но мне тепло в пальто, потому что в полуметре от меня стоит Оливер. Какое-то время мы наблюдаем за волнами, после чего я слышу, как Оливер прокашливается, будто собирается что-то сказать.
Медленно и с улыбкой он подходит ко мне, двигаясь словно сквозь толщу воды. Небо позади него чистейшего василькового цвета. Сейчас ранние закаты, и вдоль побережья в сторону центра города по небу словно разлиты темные краски, перемешанные с огнями уже зажженных фонарей.
– Мы тут будем разговаривать? – улыбаясь, спрашиваю я, заставляя себя храбриться. Я и в самом деле не знаю, почему мы сейчас на пляже, а не на диване в его гостиной, сидя лицом друг у другу.
Я у него на коленях. Его руки у меня под футболкой. А губы у моей шеи.
– Не совсем представляю себе, что еще нам нужно сказать друг другу, – мило пожимая плечами, говорит он. – Но точно знаю, что, останься мы дома, занялись бы сексом. А я просто хочу сначала немного побыть с тобой.
Когда я смотрю на него, то его взгляд ощущается чем-то куда более интимным, чем поцелуй или даже секс, – чем угодно. Я представляю, как цепляюсь за него, карабкаюсь и пытаюсь пробраться внутрь. Мне просто необходима протекающая между нами связь, это соединение.
– Ты все еще злишься на меня? – чувствуя боль в груди, спрашиваю я. – Может, что-то осталось, даже если совсем чуть-чуть?
Он качает головой, а я смотрю на него сквозь пелену выступивших слез. Не знаю, откуда они. Может, от облегчения. Или утомления. А может, от безмерного ликования.
Протянув руку, он смахивает мою скатившуюся слезу:
– Я не злюсь. Я киваю, надеясь, что смогу проглотить непрошеные слезы. Мне сейчас не хочется расплакаться еще сильнее. – Я тебя не брошу, – говорит он. – Ты ведь знаешь это, да?
И тут плотину прорывает. Мои слезы, словно реки.
– Дело не в этом.
Но он прав. Мои страхи за последние недели частично были именно об этом, что я изменила его любовь ко мне, сломала ее, как моя мама сломала мою к ней, и теперь этого расстояния в метр между нами недостаточно, чтобы успокоить мою потребность прикоснуться к нему.
– Лола. – Его голос становится сильнее. – Я не хочу быть без тебя. И я тебя не оставлю. Даже если ты занята. Даже если ты боишься. Даже если ты поступаешь неразумно или просто безумно. Я тебя не брошу.
– Нет, это не…
– Но мне нужно знать, что и ты от меня не уйдешь. Мне не хочется ощущать себя кем-то на вторых ролях. Ты для меня на первом месте, – продолжает он. – Я никогда не попрошу тебя отказаться от твоего творчества, но и чувствовать себя кем-то, кто отвлекает тебя от главного, не хочу. – Он наблюдает за своими большими пальцами, стирающими новые слезы с моих щек:
– Я понял, что до тебя мне никогда не было нужно значить для кого-то так много.
Оливер делает шаг ближе, и, прильнув к нему, я обнимаю его за талию и прижимаюсь лицом к шее. Он пахнет так хорошо, так знакомо – книгами, кондиционером для белья и океанским ветром. Он руками скользит по моим плечам, и одна остается у меня на спине, а другая зарывается в волосы.
– Что скажешь? – шепчет он.
– Ты очень значим для меня, – тороплюсь ответить я. – Даже не представляешь себе, Оливер. На самом деле ты стал для меня всем, и это пугает. Думаю, напортачить с книгами ощущалось словно потеря члена семьи.
Он изучающе смотрит на меня: