Дикая роза Доннелли Дженнифер
– Моя собственная газета, мэм. Я только начала выпускать ее. Потратила свои карманные деньги на первый номер. Но деньги за рекламу помогут с выпуском следующего номера. Я намерена сделать газету голосом рабочих и работниц и освещать хронику их борьбы за улучшение условий труда. И этот голос должен громко звучать в правительстве.
Газета Кейти начиналась со статьи об отказе премьер-министра встретиться с делегацией суфражисток. Вторая – живописала ужасающие условия работы на кондитерской фабрике в Милфорде, а третья – рассказывала о многолюдном митинге лейбористской партии в Лаймхаусе.
– Кто писал эти статьи? – слегка повысив голос и нервно теребя брошь у шеи, спросила мисс Франклин.
– Я, мэм, – светясь от гордости, ответила Кейти.
– Вы что же, мисс Бристоу, беседовали с фабричными работницами? И с радикалами? Присутствовали на дебатах в палате общин? – допытывалась директриса. – И везде одна?
– Нет. Со мной был мистер Фостер, наш дворецкий. Он всегда ходит со мной. А это видите? – спросила Кейти, указывая на рекламу мужских спортивных бандажей, предотвращающих травму мошонки, и солей для ванны, облегчающих женские проблемы. – Эти объявления я тоже написала сама. Пришлось пройтись по Хай-стрит в Уайтчепеле и постучаться во многие двери. Мисс Франклин, не желаете купить номер? – с энтузиазмом спросила Кейти. – Всего три пенса. Или четыре шиллинга за годовую подписку. Так вы сэкономите шиллинг и два пенса по сравнению с покупкой отдельных номеров. Я уже продала одиннадцать подписок нашим девочкам.
Мисс Франклин, в чьей школе училось немало девочек из привилегированных и аристократических семей, выросших вдалеке от реалий жизни и не представляющих, что у мужчин есть мошонки, нуждающиеся в защите, или что некоторые женские проблемы устраняются исключительно солевыми ваннами, побелела как полотно.
Предложение Кейти она отвергла и тут же написала послание родителям мисс Бристоу с предложением поискать другую школу, где терпимо относятся к прогулам и увлечениям их дочери.
После второго исключения Джо понял, что нужно приструнить Кейти, на чем настаивала Фиона, но сделать этого не смог. Он слишком гордился старшей дочерью. Вряд ли найдется много пятнадцатилетних девочек, способных создать пусть и маленький, но профсоюз или выпускать собственную газету. Он нашел дочери новую школу, где не было уроков хороших манер и где гордились прогрессивными методами обучения. Там не возражали, если Кейти пропустит французский, чтобы пойти в палату общин, где каждую среду премьер-министр выступал с ответами на вопросы. Но при этом она должна выполнять домашние задания и показывать хорошие результаты на контрольных работах.
– Ну вот, па. Все собрано, – сказала Кейти, подавая ему портфель.
Джо положил портфель на колени и выкатил коляску из-за стола. Взяв блокнот и ручку, Кейти последовала за отцом.
Четырнадцать лет назад пуля преступника едва не оборвала жизнь Джо. Его удалось спасти, но он остался прикованным к инвалидной коляске. Это сделал некто Фрэнки Беттс, преступник из Восточного Лондона, с целью опорочить Сида, брата Фионы, который в то время сам был связан с преступным миром. Одевшись как Сид, Беттс явился в кабинет Джо и выстрелил дважды. Одна пуля застряла в позвоночнике. Джо только чудом остался жив и несколько недель провел в коме. Когда он очнулся, прогнозы врачей звучали неутешительно: о возвращении к нормальной, продуктивной жизни не может быть и речи. Эскулапы предлагали смириться с жалкой участью инвалида. Они предостерегали, что из-за прогрессирующей атрофии мышц он впоследствии вообще может лишиться ног. Однако Джо опроверг их мрачные прогнозы. Через полгода он вернул себе былую силу и здоровье, хотя на ноги так и не встал. Незадолго до покушения он выиграл парламентские выборы и стал депутатом от лондонского района Тауэр-Хамлетс. Ему пришлось сложить с себя депутатские полномочия, но уходить из политики он не собирался. За это время умер депутат парламента от Хакни, и были назначены дополнительные выборы. Джо вновь включился в избирательную кампанию, которую вел в инвалидной коляске. Он легко выиграл новые выборы и с тех пор оставался бессменным представителем от Хакни.
Выехав в приемную, Джо сообщил о случившемся с его женой, извинился перед избирателями и попросил их обязательно прийти завтра. Все согласились, за исключением группы церковных прихожанок, возмущенных афишами, расклеенными по всему Хакни. Афиши рекламировали новую музыкальную постановку весьма пикантного свойства, которая называлась «Принцесса Зема и нубийки Нила».
– Эта девица на афишах изображена практически в чем мать родила! – негодующе восклицала миссис Хьюз.
– Когда я прохожу с внуками по нашей улице, то вынуждена прикрывать им глаза! – вторила ей миссис Арчер. – У нас назревает конфликт с кайзером, а миссис Панкхёрст и ее сообщницы бросают кирпичи в окна. Мало того что наши девушки курят и водят автомобили, так теперь еще в Хакни повсюду голые египтянки! Я вас спрашиваю, мистер Бристоу, куда катится мир?
– Этого, миссис Арчер, я не знаю, но даю вам слово: я лично прослежу, чтобы к концу недели все афиши были сняты.
Когда утихомиренные женщины покинули приемную, Джо, сопровождаемый Кейти, Шейми и Фостером, спустились на лифте вниз. Там Джо уже дожидался экипаж с кучером. За ним стоял другой, в котором приехали Кейти, Шейми и дворецкий.
– Спасибо, дорогуша, что сообщила мне, – сказал Джо, пожимая дочери руку. – До встречи дома.
– Я не поеду домой. Я отправлюсь с вами, – заявила Кейти.
– Кейти, Холлоуэй – тюрьма. Это тебе не митинг лейбористов и не кондитерская фабрика. Ужасное место, неподходящее для пятнадцатилетней девчонки, – твердо произнес Джо. – Поезжай с дядей и мистером Фостером. Мы с мамой скоро приедем.
– Поехали, Кейт Великая, – позвал Шейми.
– Нет! Домой я не поеду! Па, ты обращаешься со мной как с ребенком! – сердито бросила отцу Кейти. – Меня волнует движение суфражисток. Это политика. Это права женщин. История, творящаяся на наших глазах. А ты оттесняешь меня на задний план! Я хочу написать о марше, арестах и самой тюрьме. Но из-за тебя я окажусь в стороне от событий!
Джо уже собирался приказать Кейти ехать домой, когда мистер Фостер деликатно кашлянул.
– Сэр, если вы позволите поделиться моим наблюдением, – начал дворецкий.
– Можно подумать, я могу вам помешать, – проворчал Джо.
– Мисс Кэтрин обладает умением убеждать. Способностью, которая однажды сослужит ей хорошую службу в парламенте. Как выиграет наша страна, когда первая женщина-парламентарий скажет, что она находилась на передней линии борьбы за избирательные права женщин.
– Гляжу, наш дворецкий твердо стоит на твоей стороне, – сказал Джо, а Кейти молча и с надеждой смотрела на отца. – Тогда едем, – вздохнул Джо.
Кейти захлопала в ладоши, наградив его поцелуем.
– Посмотрим, будешь ли ты улыбаться, когда окажешься в Холлоуэе. Потом не говори, что я тебя не предупреждал.
– Джо, а тебе другие помощники не нужны? – спросил Шейми. – А то я чувствую себя не у дел.
– Помощники не помешают. И дополнительные деньги тоже. Похоже, мне придется освобождать половину тюрьмы. У тебя есть с собой?
Шейми проверил содержимое бумажника и сказал, что есть, протянув Джо двадцатифунтовую банкноту. Фостера Джо попросил отправиться домой.
– Я поеду, сэр, – ответил дворецкий. – И скажу служанке приготовить к вашему возвращению большой чайник чая.
– Вот и славно, – отозвался Джо.
Он, Шейми и Кейти уселись в экипаж, специально сконструированный так, чтобы туда можно было заезжать на коляске. Кучер тронул пару гнедых лошадей, осторожно влившись в транспортный поток, затем повернул на запад, в направлении тюрьмы. Через несколько минут они добрались до Лондон-Филдса, парка, в котором должен был закончиться марш суфражисток. Когда за оконами замелькали зеленые аллеи, разговоры в экипаже стихли.
– Охренеть! – пробормотал Джо, глядя в оконо.
Куда ни глянь, повсюду глаз натыкался на следы погрома. Окна в местном пабе и нескольких примыкающих домах были разбиты. Тележки уличных торговцев опрокинуты. Повсюду были разбросаны яблоки, апельсины, картошка и капуста. С фонарных столбов свисали истрепанные и порванные транспаранты. На земле валялись истоптанные плакаты. Жители, торговцы и владелец паба изо всех сил пытались навести порядок на площади, сметая осколки и мусор.
– Па, я волнуюсь за маму, – тихо сказала Кейти.
– Я тоже, – ответил Джо.
– Что тут произошло? – спросил Шейми.
В голосе шурина Джо уловил нотки беспокойства.
– Что именно – не знаю, но явно что-то дрянное.
Когда экипаж выворачивал с площади, Джо увидел, как владелец паба выплеснул ведро воды на мостовую перед заведением. Он отмывал с камней что-то красное.
– Никак это… – начал Шейми.
– Да, – быстро оборвал его Джо.
Джо не хотел, чтобы дочь услышала это слово, но было слишком поздно.
– Кровь, – прошептала Кейти.
– Кровь? – переспросил шокированный Шейми. – Чья кровь?
– Участниц марша, – вполголоса ответил Джо.
– Постой… Ты хочешь сказать, что женщин… женщин избивают на улицах Лондона? За мирный марш? За требование избирательного права? – Шейми недоверчиво качал головой. – Когда все это началось?
– Тебя, приятель, слишком долго мотало вокруг айсбергов, – ехидно заметил Джо. – А потом ты ездил с лекциями. Оставайся ты в Лондоне, то знал бы: здесь больше никто ни о чем не просит. Неимущие, будь то бедняки Уайтчепела, национальные профсоюзы или английские суфражистки, – все требуют реформ. Добрая старая Англия сильно изменилась.
– Они и должны требовать. Что происходит с мирными маршами?
– Мирные марши остались в прошлом, – грустно улыбнулся Джо. – Борьба за избирательные права приобрела насильственный характер. За избирательные права борются две организации. Есть Национальный союз суфражистских обществ, возглавляемый Миллисент Фосетт. Кстати, Фиона в нем состоит. Они для достижения своих целей хотят оставаться в рамках законности. Вторая организация – это Женский социально-политический союз. Его возглавляет Эммелин Панкхёрст. Устав от проволочек Асквита, она призвала к решительным действиям. Ее дочь Кристабель – неистовая подстрекательница. Чего она только не делала! Приковывала себя наручниками к воротам. Бросала кирпичи в окна. Мешала публичным выступлениям премьер-министра. Словом, раздувала и раздувает пожар. Газеты только и пишут о деяниях матери и дочери Панкхёрст. К сожалению, полиция арестовывает не только этих дам, но и всех, кто оказывается рядом с ними. – Говоря, Джо посмотрел на Кейти и увидел, что та побледнела. – Дорогуша, еще не поздно. Мы можем отвезти тебя домой. Я попрошу кучера завернуть туда, а потом мы с дядей Шейми отправимся в Холлоуэй.
– Па, я не боюсь. И домой я не поеду, – тихо сказала Кейти. – Это и моя битва. Ради кого сражается мама? Ради тебя? Ради Чарли, Питера? Нет. Ради меня. Ради меня и Роуз. Поехать с тобой и вызволить маму – самое малое, что я могу. И написать об увиденном в своей газете.
Джо кивнул. Храбрая девчонка. Вся в мать, подумал он.
Храбрость была прекрасной, благородной чертой характера, но храбрость не могла защитить от конских копыт и дубинок. Джо еще сильнее охватило беспокойство за жену. Вдруг и ее покалечили?
– Выходит, та старушенция была права, – сказал Шейми.
– Какая старушенция? – не понял Джо.
– Та, которую мы видели у тебя в приемной. Она еще жаловалась на музыкальную постановку. Помнишь, она тебя спросила: «Куда катится мир?» Я подумал, что она просто чудаковатая старая курица, ополчившаяся на голых египтянок. А сейчас я понимаю: она права. Англия, Лондон… страна и город сильно изменились за два года, пока меня здесь не было. Я сам рассуждаю, как старик. Но черт бы меня побрал, Джо, бить и бросать в тюрьму женщин?! Куда катится мир?
Джо смотрел на ошеломленного шурина и думал о своей жене и ее подругах, брошенных в сырые камеры Холлоуэя. Он думал о забастовках и маршах рабочих, ставших привычным явлением лондонской жизни; о череде недавних угроз со стороны Германии, о звонке Уинстона Черчилля, который почти наверняка ищет поддержки для финансирования постройки новых британских военных кораблей.
И ответа на вопрос, куда катится мир, у Джо не было.
Глава 3
Шейми Финнеган думал, что тюремная обстановка ему знакома. Он и сам провел несколько дней в тюрьме. Было это восемь лет назад в Найроби. Его брата Сида арестовали и поместили в тюрьму за преступление, которое тот не совершал. Тогда Шейми вместе с Мэгги Карр, владелицей кофейной плантации, у которой работал Сид, сумели вызволить его из тюрьмы. Шейми и Сид поменялись местами. Сделать это было несложно: в тюрьме дежурил единственный надзиратель, а само здание, по словам миссис Карр, представляло собой жалкий курятник, наспех превращенный в тюрьму.
Но сейчас, глядя на громаду Холлоуэя, Шейми сознавал, что ничего не знает о тюрьмах, ибо таких тюрем он еще не видел.
Холлоуэй напоминал мрачную средневековую крепость с донжоном, железными воротами и зубчатыми орудийными башенками. Пара грифонов окружали арку ворот, достаточно широкую, чтобы внутрь мог въехать экипаж. За воротами виднелись прямоугольные тюремные корпуса с рядами узких окон, расположенных под потолком камер.
Один только вид тюрьмы вызвал у Шейми ощущение удушья. Его натура путешественника жаждала громадных открытых пространств вроде заснеженных просторов Антарктики или устремленных в небо вершин Килиманджаро. Сама мысль о заточении в отвратительные каменные застенки Холлоуэя действовала на него угнетающе.
– Дядя Шейми, нам сюда. Идем, – сказала Кейти, дергая его за руку.
Джо в коляске уже миновал ворота и теперь катился через лужайку, направляясь к внутреннему зданию с крупной надписью «ПРИЕМНАЯ». Шейми и Кейти быстро его догнали.
В приемной царил хаос. За письменным столом сидел полицейский в форме. Джо подъехал к нему, чтобы внести залог за Фиону и ее подругу Мод Селвин Джонс. Тем временем Кейти брала интервью у женщины, прижимавшей к голове окровавленный носовой платок. Здесь же находилось множество других женщин: многие – в порванной, забрызганной кровью одежде, а некоторые – с синяками и ссадинами. Надзиратель и несколько надзирательниц обращались с ними нарочито грубо. Родные и друзья активисток умоляли и убеждали их покинуть помещение, но те и слушать не желали.
– Где миссис Фосетт? – кричала одна. – Мы не уйдем, пока вы ее не освободите!
– Где миссис Бристоу и доктор Хэтчер? – вопрошала другая. – Что вы творите с ними? Отпустите их!
Отдельные крики сменились скандированием.
– Отпустите их! Отпустите их! Отпустите их! – повторяли десятки голосов.
Шум стоял оглушительный. Напрасно какая-то надзирательница требовала от женщин убраться отсюда. Ее голос быстро заглушили голоса активисток. Шейми заметил пожилого встревоженного мужчину в черном костюме и белом воротничке. Тот попеременно обращался к разным надзирателям.
Джо тоже его заметил и окликнул:
– Никак это вы, преподобный Уилкотт?
Мужчина обернулся. На вид ему было около шестидесяти. Гладко выбритый, в очках, с седеющими волосами и недоумением, застывшим на его добром лице.
Услышав, что его зовут, он прищурился, приподнял очки и сказал:
– О! Здравствуйте, мистер Бристоу. Вас радушно встретили в Ислингтоне?
– Едва ли, ваше преподобие. Никак и Дженни арестовали?
– Представьте себе. Я приехал за ней, но ее среди этих женщин нет. Пока я здесь нахожусь, тюремные власти передали родственникам уже многих женщин. А где Дженни – понятия не имею. Только что видел мистера фон Брандта. Он разыскивает Харриет. Ага! Вот и он.
К ним подошел высокий, элегантно одетый блондин. Состоялась церемония знакомства. Шейми узнал, что Макс фон Брандт, немец, родившийся в Берлине и ныне живущий в Лондоне, приходился доктору Харриет Хэтчер дальним родственником. Его сюда прислала мать Харриет, волнующаяся за дочь.
– Вы ее нашли? – спросил у него Джо.
– Нет. Но мне удалось переговорить с начальником тюрьмы. Он рассказал, что Харриет и еще несколько членов Национального союза суфражистских обществ были размещены по разным камерам.
– Зачем? – удивился Джо.
– Начальник сказал, что для их же безопасности. Ему пришлось отделить женщин из группы миссис Фосетт от женщин другой группы, возглавляемой миссис Панкхёрст. Между обеими группами возникла яростная словесная перепалка, и он опасался, как бы она не переросла в потасовку. Начальник утверждал, что задержанных скоро отпустят, но это было час назад. С тех пор никаких признаков освобождения.
Раздосадованный, Джо направил коляску в сторону издерганной надзирательницы, надеясь узнать больше подробностей. Макс отправился вместе с ним. Кейти продолжала расспрашивать участниц марша, заполняя страницы блокнота. Шейми и преподобный Уилкотт попытались затеять учтивый разговор. Священник знал о Шейми и сейчас расспрашивал о его антарктических приключениях. Шейми, в свою очередь, узнал, что священник возглавляет приход в Уоппинге, а его дочь, живущая вместе с ним в приходском доме, преподает в церковной школе для детей бедняков.
– Фактически это не только школа, но и благотворительная кухня, – пояснил преподобный Уилкотт. – Как любит говорить Дженни: «Голодные дети не в состоянии учиться, а дети, которые не учатся, всегда будут голодать».
Пока Уилкотт рассказывал, ворота в дальнем конце приемной открылись, и оттуда вышла группа потрясенных, уставших женщин. Шейми мгновенно заметил среди них сестру, однако радость тут же сменилась негодованием. Лицо Фионы пострадало. Ссадина на лбу, кровь в волосах. Жакет сестры был порван.
Едва эта группа вошла в приемную, раздались приветственные крики. Это кричали те, кого освободили раньше и кто отказывался уходить. Начались объятия, слезы и обещания устроить новые марши. Джо и Кейти поспешили к Фионе. Шейми двинулся следом. Вокруг звенели взволнованные женские голоса. Большинство участниц марша были ему не знакомы, но нескольких он знал.
– Боже, мне зверски нужна сигарета! – громко заявила одна женщина.
Шейми узнал Харриет Хэтчер, подругу Фионы.
– Сигарета и стакан джина. Макс, это ты? Слава Богу! Дай сигаретку.
– Хэтч, тут сигареты раздают? А еще одна найдется?
Этот голос тоже был знаком Шейми и принадлежал Мод Селвин Джонс, сестре Индии Селвин Джонс, вышедшей замуж за их с Фионой брата Сида.
– Как ты, Фи? – спросил Шейми, когда ему наконец удалось пробраться к сестре.
Джо и Кейти уже стояли рядом и забрасывали вопросами.
– Шейми? А ты как здесь оказался? – спросила Фиона.
– Я находился дома, когда принесли твою записку. Мы с Кейти сразу отправились к Джо.
– Извини, дорогуша.
– Не надо извинений. Я рад, что побывал здесь. Фиона, я и представить не мог. Совсем. Я… словом, я рад, что с тобой все в порядке.
Синяки на лице сестры опечалили и разозлили Шейми. Фиона вырастила его. Они лишились родителей, когда ей было семнадцать, а ему – четыре. По сути, сестра заменила ему мать. Из всех, кого он знал, Фиона была самым любящим, верным и бескорыстным человеком. Мысль, что кто-то посмел причинить ей вред… Жаль, что этот мерзавец не стоял сейчас перед ним.
– Что случилось? – спросил жену Джо.
– Эммелин и Кристабель – вот что, – криво усмехнулась Фиона. – Наша группа двигалась мирно. Народу было полным-полно. Естественно, были и полицейские, но их никто не задевал и не оскорблял. Затем появились мамочка и дочка Панкхёрст. Кристабель плюнула в полицейского, потом запустила камнем в витрину паба. С этого все и началось. Сначала крики и ругань, потом потасовки. Разъяренная жена владельца паба набросилась с кулаками на Кристабель, а потом и на других участниц. Полиция начала аресты. Те из нас, кто шел мирно, стали сопротивляться и, как видишь, дорого за это заплатили.
– Начальник тюрьмы говорил, что вас развели ради вашей же безопасности, – сказал Джо. – Даже здесь женщины обеих групп кричали друг на друга и были готовы затеять драку.
– Он вам так сказал? – устало рассмеялась Фиона.
– Ма, а что, это неправда? – спросила Кейти.
– Нет, дорогуша. Начальник тюрьмы упрятал нас в подвал совсем не ради безопасности. Никаких препирательств между нами не было. Начальник хотел напугать нас, и это ему удалось. Но запугать у него не получится. Ни сейчас, ни в будущем.
– Что значит запугать? – насторожился Шейми.
– Он велел поместить всех нас в одну камеру. В соседней находилась женщина-суфражистка, объявившая голодовку. Надзирательницы насильственно ее кормили. Начальник специально это сделал, чтобы мы слышали. Просто жуть. Нам пришлось слушать, как эта несчастная кричала и сопротивлялась. Потом ее вытошнило. Тогда надзирательницы повторили процедуру. А затем еще раз. Так продолжалось, пока она не перестала исторгать пищу. Начальник позаботился и о том, чтобы мы увидели бунтарку. Когда издевательства закончились, ее провели мимо нашей камеры. Она едва шла. Ее лицо было в крови… – Фиона замолчала, захваченная волной эмоций, а когда успокоилась, продолжила: – Мы и сами были подавлены. Нас тоже тошнило. Зрелище испугало всех, кроме Дженни Уилкотт. Она была единственной, кто сохранил присутствие духа. Удивительная девушка. Когда эту женщину вели мимо нашей камеры, Дженни запела «Abide with Me»[1]. Женщина услышала ее. Поначалу эта суфражистка шла с поникшей головой, но, стоило Дженни запеть, подняла голову, а потом улыбнулась. Она улыбалась сквозь слезы и кровь. Потом мы все запели. Думаю, вся тюрьма слышала нас и крепчала духом. И всё благодаря Дженни.
– Фиона, а что такое насиль…
Шейми не договорил, ибо на него вдруг налетела молодая женщина. На вид ей было лет двадцать пять. Невысокого роста, блондинка, один глаз который целиком заплыл от здоровенного синяка. Таких отвратительных синяков на женском лице Шейми еще не видел.
– Тысячу извинений, – смущенно пробормотала блондинка. – Это все из-за синяка. Тот глаз заплыл, а этим я вижу хуже.
Она крепко держалась за руку преподобного Уилкотта.
– Ничего страшного, – успокоил ее Шейми. – Вам незачем извиняться.
– Мистер Финнеган, познакомьтесь с моей дочерью Дженни Уилкотт, – представил ее священник. – Дженни, и ты познакомься с Шеймусом Финнеганом, братом Фионы и всемирно известным путешественником. Он отыскал проход к Южному полюсу.
– Очень рад знакомству с вами, мисс Уилкотт, – сказал Шейми.
– Взаимно, мистер Финнеган. Как вас угораздило попасть с Южного полюса в Холлоуэй? Должно быть, вас постигло чудовищное несчастье.
Раньше, чем Шейми сумел ответить, Кейти потянула его за рукав:
– Дядя Шейми, мы уходим. Ты с нами?
Шейми ответил, что да, затем снова повернулся к Уилкоттам:
– Мисс Уилкотт, возьмите меня за руку. Когда вас поддерживают с обеих сторон, вам легче будет идти. Знаю по собственному опыту. Я пережил снежную слепоту. Это было во время первой экспедиции в Антарктику. Меня водили, как ягненка.
Дженни взяла Шейми за руку. Вдвоем с отцом они вывели ее из приемной в длинный угрюмый проход, ведущий из тюрьмы на улицу.
– Фиона рассказала нам о ваших злоключениях, – сказал Шейми, пока они шли по коридору. – Скорее всего, вы и есть та Дженни, которая пела «Abide with Me»?
– Дженни, ты пела? – удивился преподобный Уилкотт. – Ты говорила мне про насильственное кормление, но этот момент упустила. Я рад, что ты выбрала этот прекрасный старый гимн. Должно быть, он несколько утешил ту несчастную.
– Знаешь, папа, мною двигало не столько утешение, сколько желание противостоять, – ответила Дженни. – Да, я пела той женщине. Но и ее мучительницам тоже. Пусть знают: что бы они с нами ни делали, им нас не сломить.
– Что такое насильственное кормление? – спросил Шейми. – И почему надзирательницы вдруг стали насильственно кормить узницу?
– Мистер Финнеган, а вы что, не читаете лондонских газет? – задала встречный вопрос Дженни, в голосе которой появилось раздражение.
– Конечно же читаю. Но их нелегко достать в Нью-Йорке, Бостоне или в Чикаго, не говоря уже о Южном полюсе. Я вернулся в Лондон всего месяц назад.
– Простите, мистер Финнеган. Я вторично вынуждена извиняться перед вами. Сегодня был очень напряженный день, – сказала Дженни.
– И я вам второй раз говорю, мисс Уилкотт, вам не за что извиняться.
Говоря, Шейми повернулся к Дженни и посмотрел на ее синяк. Ему показалось, что ее глаз заплыл еще сильнее. Он знал, насколько болезненными бывают такие синяки.
– Женщина, которую насильно кормили надзирательницы, тоже принадлежит к движению борцов за права женщин, – начала Дженни. – Она повредила экипаж мистера Асквита, за что ее и арестовали. Она находится в тюрьме уже месяц и намерена голодать, пока не умрет.
– Зачем ей это понадобилось?
– В знак протеста. И чтобы привлечь внимание к борьбе за женское равноправие. Молодая женщина, уморившая себя голодом в тюрьме. Газетчики сделают из этого проникновенные статьи, на которые откликнется общественное мнение. Мистеру Асквиту и его правительству станет очень не по себе.
– Но если женщина не хочет есть, ее нельзя заставить.
Дженни повернулась к Шейми и оглядела его здоровым глазом:
– Представьте себе, можно. Это варварская процедура, мистер Финнеган. Вы уверены, что хотите узнать о ней?
Ее вопрос и этот оценивающий взгляд взбудоражили Шейми. Неужели она думает, что он не совладает с услышанным? Он справился с Африкой и Антарктикой. Совладал с цингой, снежной слепотой и обморожением. Совладает и с рассказом о варварской процедуре.
– Да, мисс Уилкотт, я уверен, – сказал Шейми.
– Тогда слушайте. Узницу, объявившую голодовку, сначала нужно лишить возможности сопротивляться. Для этого ее туго пеленают, завернув в одеяло. Тогда уже не побрыкаешься и руками не помашешь. Естественно, узница не желала покоряться надзирательницам и тюремному врачу и сопротивлялась единственным доступным ей образом – плотно сжав губы. Иногда узникам в рот вгоняют металлический расширитель, насильственно раздвигая губы, и таким образом кормят. А иногда в ноздрю вставляют резиновую трубку и проталкивают в глотку. Думаю, мне не надо объяснять, насколько это болезненно. Потом врач вводит через трубку питание. Обычно это молоко с размолотой в порошок овсянкой. Если женщина в этот момент лежит спокойно, она может дышать. Если нет… возникают другие сложности. Когда требуемое количество пищи влито в пищевод, трубку убирают и узницу развязывают. Если она исторгает пищу, врач повторяет процедуру.
У Шейми забурлило в животе.
– Вы правы, мисс Уилкотт. Процедура и вправду жуткая.
Шейми поймал и выдержал ее взгляд. И тут до него дошло: Дженни знала о насильственном кормлении не с чужих слов. Мысль о возможных причинах подобных знаний заставила его содрогнуться.
– С вами ее тоже проводили, да? – спросил он.
Он тут же пожалел о своем вопросе. Такие вопросы не задают женщине, с которой едва успел познакомиться.
– Да, проводили. Дважды, – не дрогнув, ответила Дженни.
Ее искренность поразила Шейми.
– Дорогая, быть может, ты найдешь более приятную тему для разговора с мистером Финнеганом? – мягко предложил дочери преподобный Уилкотт. – Смотри. Мы достигли выхода. Выбрались из логова льва на свет Божий. Совсем как пророк Даниил.
Шейми посмотрел вперед. Они достигли конца длинного каменного прохода и теперь находились вне тюрьмы. Его близкие еще не уехали. Быстро темнело. На улице уже горели фонари.
Фиона сидела на скамейке, закрыв глаза. Рядом пристроилась Кейти, лихорадочно строча в блокноте. Джо, скорее всего, отправился на поиски экипажа. Когда ехали сюда, улица была запружена экипажами, и кучер не смог подъехать к самой тюрьме. У скамейки Харриет Хэтчер курила очередную сигарету, а рядом стояли Макс и Мод. Макс что-то рассказывал, а Мод громко хохотала.
– Я пойду искать кеб. Мистер Финнеган, вы не побудете с Дженни, пока я хожу? – спросил преподобный Уилкотт.
Шейми охотно согласился.
– Мисс Уилкотт, вам лучше присесть, – сказал он.
Идя к скамейке, они миновали фонарь, и Шейми еще раз оглядел лицо Дженни, после чего присвистнул. Синяк и в самом деле стал еще больше и чернее. Шейми поморщился.
– Что, так плохо? – спросила Дженни.
– Не то слово. Ужасно.
– Ну спасибо, – засмеялась Дженни. – Большущее спасибо. А о таком словечке, как «тактичность», вы слышали?
Шейми тоже засмеялся. Посмотрев на Дженни сейчас, он увидел еще кое-что. Дженни была очень миловидной, чего не мог испортить даже синяк. Потянулись секунды неловкого молчания. Шейми вовсе не хотелось, чтобы их разговор на этом прервался, и он быстро нашел новую тему:
– Ваш отец вскользь упомянул, что возглавляет один из приходов Ист-Энда.
– Так оно и есть. В Уоппинге. Церковь Святого Николаса. Вы знакомы с этим святым?
– Нет.
Шейми вдруг испугался, что сейчас услышит скучный назидательный рассказ о жизни святого и совершённых Николасом чудесах, после чего ему настоятельно посоветуют ходить в церковь по воскресеньям, однако Дженни снова его удивила.
– Святой Николас – покровитель моряков, воров и проституток, – сказала она. – Для нас – просто идеальный святой, поскольку Уоппинг изобилует всеми тремя категориями. Видели бы вы Хай-стрит субботним вечером.
Шейми опять засмеялся:
– И давно вы живете в Уоппинге?
– Да вот уже двадцать пять лет. Во всяком случае, мой отец. Когда он взял этот приход, церковь находилась в запустении. Прихожан было совсем мало. Отец вдохнул в нее новую жизнь. Около двадцати лет назад мама открыла школу для детей с окрестных улиц. Шесть лет назад эстафета перешла ко мне. Сто процентов наших учеников остаются в школе до четырнадцати лет. А двадцать процентов выпускников затем идут в ремесленные школы. Конечно, в одиночку мы бы не потянули, – продолжала Дженни. – Знайте, мистер Финнеган: школа продолжает существовать в основном благодаря щедрым пожертвованиям ваших сестры и шурина. По сути, это не только моя, но и их школа. На их деньги мы сумели купить еще десять парт и классную доску.
Шейми очень заинтересовало то, чем занималась Дженни. Он хотел поподробнее расспросить ее, но они уже подошли к скамейке. Фиона и Кейти пододвинулись, освобождая место для Дженни. Харриет, Макс и Мод, докурив сигареты, тоже подошли к ним.
– Дженни, вы говорили о школе? – спросила Фиона, открыв усталые глаза.
– Да. Рассказывала вашему брату о ваших с Джо пожертвованиях.
Фиона устало улыбнулась и указала на афишу на стоящем омнибусе:
– Я тоже думала о школе. Смотрю, малышка Джози Мидоуз, ваша бывшая ученица, добилась неплохих успехов. «Принцесса Зема, самая загадочная загадка Древнего Египта». Загадочная и загадка. Оцените ее достижения.
Дженни взглянула на афишу и вздохнула:
– Полагаю, она достигла успехов. Если, конечно, считать успехами танцы в полуголом виде и заигрывание с преступным миром.
– С преступным миром? – переспросила Фиона.
– В полуголом виде? – подхватил Шейми.
– Принцесса Зема. Откуда мне известно это имя? – удивилась Харриет.
– Потому что оно красуется в Лондоне на каждой афишной тумбе, телефонном столбе и омнибусе, – качая головой, сказала Дженни. – А в главной роли – моя бывшая ученица Джози Мидоуз.
– В роли принцессы Земы, – сказала Фиона. – Восемьдесят экзотических танцовщиц, двадцать павлинов, две пантеры и питон воскрешают историю египетской принцессы, выкраденной из ее дворцовой спальни накануне свадьбы и проданной в рабство лживым, жестоким и преступным фараоном.
– Сюжет просто сказочный, – пошутил Макс.
– Боже мой, Фиона, а вы откуда все это знаете? Неужели смотрели постановку? – спросила Дженни.
Фиона покачала головой:
– Чарли, мой старший сын, принес домой афишу. Уж не знаю, где он ее раздобыл. Я сразу же отобрала. Весьма сомнительная афиша, если не сказать, непристойная.
– Джози была не просто моей ученицей, – сказала Дженни, поясняя ситуацию Шейми и остальным. – Она была мне как сестра. В школу она пришла десятилетней. Сейчас ей девятнадцать. Она всегда рвалась на сцену. Теперь она там. Экзотическая танцовщица. Как мне говорили, она исполняет танец с вуалью, прикрывающей почти целиком обнаженное тело.
– А в чем выражается ее заигрывание с преступным миром? – спросила Фиона.
– Ходят слухи, что на нее положил глаз Билли Мэдден, – почти шепотом ответила Дженни.
– Билли Мэдден, – мрачно повторила Фиона. – Боже, какая же она глупая девчонка! Даже не знает, куда вляпалась.
Фиона и Шейми переглянулись. Они оба знали, что Билли Мэдден – самый могущественный из главарей лондонского преступного мира. Их брат Сид, некогда сам возглавлявший преступный мир Восточного Лондона, рассказывал им, что более жестокого и коварного человека он не встречал.
– Думаю, знает, – печально возразила Дженни. – Я недавно видела ее. Бриллианты на пальцах и ссадины на лице.
– Боже, о какой жути вы тут толкуете! – поморщилась Мод. – Словно вам мало сегодняшнего веселого денька. Давайте сменим тему. Или, лучше, перекурим. Харриет, дорогая, ты со мной? А вы, Макс?
– Иного мне и не остается, мисс Селвин Джонс, – ответил Макс. – Сигареты есть только у меня.
Мод, Макс и Харриет отошли от скамейки, чтобы не дымить в сторону остальных.
– Оставим в покое Джози и ее сомнительных друзей. – Фиона повернулась к Дженни. – Лучше расскажите Шейми о наших успехах. Расскажите ему про Глэдис.
Раньше, чем Дженни успела открыть рот, подъехал экипаж, найденный Джо. Фиона и Кейти попрощались, предложив подбросить Мод до дому, но та с благодарностью отказалась, сказав, что поедет вместе с Харриет и Максом к ним домой. Шейми тоже остался, поскольку обещал дождаться возвращения отца мисс Уилкотт, после чего он найдет кеб и поедет к Джо и Фионе.
– С удовольствием послушаю рассказ про другую девушку, – сказал он, когда его родные уехали.
Шейми обрадовался возможности поговорить с Дженни наедине.
– Про другую девушку? – не сразу поняла Дженни.
– Историю ее успеха. Вы начали было рассказывать, но тут подоспел Джо.
– Да. Вспомнила, – улыбнулась Дженни. – Глэдис Бигелоу – это история настоящего успеха. Она тоже училась в нашей школе. Очень светлая девочка. Жила она в тяжелейших условиях. Пьющий, распускающий руки отец, который потом умер. Забитая, запуганная мать. Семья бедствовала. Казалось бы, Глэдис ждала отупляющая работа на фабрике. А вместо этого она работает в Адмиралтействе у сэра Джорджа Бёрджесса, заместителя мистера Черчилля.
Шейми видел, как озарилось лицо Дженни, когда она заговорила об этой Глэдис.
Читать бесплатно другие книги:
