Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен
- Жаль, что и мы им не поможем, - бросил второй мужчина.
Мать колебалась. Наконец она кивнула, как бы признавая поражение.
"Не так должно было быть. Чего я не замечаю? Почему ощущаю такую беспомощность?"
Бородатый снова смотрел на Седдика. - Пошлите их назад в постели, Адъюнкт. Слишком это... жестоко. Солнце и жара...
- Лостара...
- Нет, я сам их отведу, Адъюнкт.
- Отлично, капитан. Баделле, этот человек - Рутан Гудд - отведет вас назад.
- Да, мама.
Капитан присел на корточки, оказавшись наравне с Седдиком. - Эй, - проворчал он, - дай-ка, помогу собрать игрушки.
Баделле вдруг задохнулась. Она смотрела, как Рутан и Седдик набивают рваный мешок. Что-то заставило Седдика поднять глаза. Взоры встретились.
- Беделле? Что такое? Чего такого он сказал?
Она пыталась вздохнуть, пыталась заговорить. По телу неслось что-то дикое, яростное. Упав на колени, она выхватила мешок из маленьких рук Седдика. Высыпала вещички и с обожанием на них уставилась.
- Баделле?..
- Седдик... эти штучки - это были игрушки!
Он поглядел на нее и побледнел. Выказал обнаженное, измученное удивление. Лицо поплыло, было ясно, что он сейчас заплачет.
"Прости. Я... забыла".
Она видела, что внимание Седдика вернулось к коллекции разбросанных по земле вещичек. Он хотел коснуться одной - фигурки из сучков и перьев - но отдернул руку. - Игрушки, - прошептал он. - Они игрушки.
Капитан встал и отошел от них. Темные глаза встретили ее взгляд, она различила ужас - и поняла. "Да, мы даже это потеряли". - Спасибо, Капитан, - сказала она спокойно. - Мы идем назад. Но... не сейчас. Можно?
Он кивнул и увел остальных взрослых. Видно было, что они смущены и хотят задать вопросы... но никто не произнес и слова.
Баделле встала на колени рядом с Седдиком. Уставилась на россыпь, ослабев от беспомощности. "Я... я не помню". Но когда она протянула руку, чтобы взять рукоять ножа или кинжала, когда заколебалась и поглядела на Седдика - тот просто кивнул, приглашая.
В тридцати шагах мучающийся под жаркими солнечными лучами Рутан Гудд стоял и наблюдал. С ним осталась лишь Адъюнкт. В нескольких резких, неуклюжих словах он объяснил, что тут произошло.
Потом они молчали.
Нечестно. Изо всех преступлений, виденных им за невообразимо долгую жизнь... "вот это превосходит все. Поглядеть в ее лицо. И на мальчика, когда она ему объяснила. Жалкая коллекция, носимая словно сокровище. Но разве это не сокровище?" Он утер лицо рукой и подал голос: - Мы говорили об убийстве богов со странным равнодушием, почти с пренебрежением - и что они нам явили? Адъюнкт, кто мы такие, если убиваем невинность?
Вздох Таворы был прерывистым. - И на это найдется ответ.
Он видел, как она принимает на плечи новую тяжесть, видел, с какой поразительной смелостью поднимает голову, как отказывается отвести взор от этой сцены - "два ребенка пытаются вспомнить, что значит "играть". Адъюнкт... не надо. Вы не вынесете еще большего..."
Они повернулись, заслышав шум сзади.
Т'лан Имасса. Рутан пробурчал: - Одна из наших дезертиров.
- Ном Кала, - ответила пришелица. - Ныне на службе Падшего, о Старший.
- Что вы хотите сказать? - спросила Тавора.
- Адъюнкт. Вы должны пройти еще одну ночь. Здесь оставаться нельзя. Не сдавайтесь. Еще одна ночь.
- Я намерена пройти столько ночей, сколько мы сможем.
Ном Кала молчала, словно не находя ответа.
Рутан Гудд откашлялся. - Ты не желаешь, чтобы мы сдавались. Понимаю, Ном Кала. Мы - последняя надежда Падшего.
- Солдаты падают духом.
- Им не важно поклонение Увечному Богу, - сказал он. - Они не хотят отдавать жизни ради непонятной причины. Смущение и нежелание ослабили дух.
- Да, Старший. Но нужен еще одна ночной переход.
- А потом? - требовательно спросила Адъюнкт. - Какое спасение ждет нас на заре?
- Семеро от Мертвого Огня попытаются пробудить Телланн. Мы начали приготовления к ритуалу Раскрытия. Создав врата, мы пройдем в них, к месту, где есть свежая вода. Наполним фляги и принесем вам. Но нужен еще день.
- Вас всего семеро, - возразил Рутан. - Против этой пустыни вас слишком мало.
- Мы сумеем, Старший.
Рутан склонил голову. - Как скажешь.
- Мы сделаем. Прошу, сообщите солдатам. Еще один переход.
- К спасению, - сказала Адъюнкт.
- Да.
- Хорошо, Ном Кала.
Т'лан Имасса поклонилась им, отвернулась и ушла в лагерь.
Когда она скрылась, Адъюнкт вздохнула: - За вашу весьма долгую жизнь, капитан, приходилось вам бросать кости с Т'лан Имассами?
- Нет, и я привык считать нежелание мудростью.
- А теперь?
Рутан склонил голову набок. - Они очень плохие лжецы.
- И все же, - сказала она чуть слышно, - я благодарна за попытку.
- Нам этого не нужно, Адъюнкт. Чтобы продолжить путь - этого не нужно.
- Не нужно?
- Нет. - Он указал на Баделле и Седдика: - Я пройдусь по частям, Адъюнкт, чтобы рассказать эту историю. Два ребенка, мешок с игрушками.
Она поглядела ему лицо. - Обычные дети?
Он кивнул. - Обычные.
Глава 18
И опять на просторе берег встретился с морем
встал у раны рыбак, кровь не смоет никак
кончается день и воды пусты
в зеркале скрылся ты
На красных деревьях листья мертвы издревле
там бредет лесоруб, беспамятно-туп
точит слезы земля, упали мосты
в зеркале скрылся ты
На холмах бастионы, время треплет знамена
дождь пылает огнем, коль душа - так с пятном
где дети лежат, даже в смерти чисты
в зеркале скрылся ты
Грязь следов, по ступеням лезут длинные тени
на алтарь брошен бог, да исполнится рок
мы иного найдем на путях пустоты пусть
в зеркале скрылся ты
Умирают мужчины, с ними битвы причины
на полях пепел сед от развеянных бед
неприкаянной сказкой взлетели мечты
в зеркале скрылся ты
Непотребны святыни, в сердце славы пустыня
пали храмы во прах, силы нет в образах
непрочна власть красоты
и в зеркале скрылся ты
бог даст и обратно возьмет
если вера имеет вкус крови
молясь, пей полным ртом
непрочна власть красоты
мы последние сдали посты
все пропало и нечего больше спасать
и в зеркале скрылся ты
в зеркале скрылся ты
"Песнь последней молитвы " (во времена Воздаяния), Севал из Колансе
Он ощутил толчок и вообразил, будто находится в трюме пляшущего на тяжелой зыби корабля. Снова толчок. Он подумал о пьяных ночах и что лежит под столом, а кто-то пинает его обутой в жесткий сапог ногой. После третьего толчка - более сильного, передавшего раздражение и нетерпение толкающего - он пробормотал ругательство. Однако что-то склеило губы, наружу вышел лишь стон.
Он решил: пришло время открыть глаза.
Что тоже потребовало целого сражения. Веки с трудом отклеились, кожу ожгло болью. Он поморгал. Полумрак, смутные силуэты, сверху вроде бы лицо. В воздухе пахнет гнилью. Во рту привкус старой, очень старой крови. И еще что-то, горькое. Наверное, как подумал он, это вкус неудачи.
- Вставай.
Еще одна фигура опустилась на колени. Мягкая ладонь прошлась по щеке - но у него отросла жесткая борода, и ладонь отдернулась. Лишь чтобы вернуться, крепко ударив по виску.
Женщина сказала: - Нет на это времени. Дверь открыта. Кое-кто в округе может ее ощутить.
Первый отозвался: - Яд стал неактивным. Уже давно. Но он даже не пошевелился.
- Хранитель должен ...
- Таскаться где-то по садкам, как я догадываюсь. Повезло нам.
- Неужели нельзя просто поставить его на ноги?
Руки под локти, кряхтенье - он ощутил, что на каменном полу остались лишь пятки. Внезапная боль в спине и ногах, пытающихся справиться с весом. Неужели он стал таким тяжелым? Давно ли?
- Стой, чтоб тебя. Не смогу держать долго.
- А мне было каково? - спросила женщина. - Все кости трещали.
Он выругал острые уколы боли в ногах, пошатнулся...
- Туда, шагни назад - прислонись к стене. Боги, так, так. Погляди теперь на меня, идиот. Гляди так, словно узнал.
Было темно, однако он сумел различить лицо мужчины. Вгляделся в его глаза, нахмурился.
- Как меня зовут? - спросил мужчина.
Он шевелил губами, пока во рту не скопилась слюна; раздвинул губы языком. - Знаю тебя. Тебя звать... Дурь.
- Еще раз ударить?
- Муть, - сказал он и моргнул, глядя на женщину. - Муть и Дурь. Теперь помню. Вы напоили меня. Обманули. Наверное, пора убить обоих. Где мои штаны?
Он все еще опирался на стену, пытаясь удержаться на ногах. Сверкнул глазами, отчего мужчина и женщина сделали шаг назад. Они были в коридоре, справа толстая деревянная дверь - открытая, являющая взору заросший двор; тянуло сквозняком, холодный воздух пах отбросами и помойным ведром.
Мужчина заговорил медленно, словно имел дело с ребенком: - Ты в штанах.
- Конечно, я. Думал, не смогу одеться? Где мои ножи?
Женщина тихо выбранилась и сказала: - Дурак разум потерял. Хотя и раньше там было немного, но теперь ничего нет. Он бесполезен. Котиллион соврал. Просто хотел, чтобы я убралась подальше, вот и послал скакать бешеной ведьмой. Ради чего?!
- Согласен с твоим диагнозом, - сказал, скрестив руки на груди, мужчина. - Если бы не одно.
- Что?
- Дурь и Муть? Ублюдок дурит нас, Минала. И думает, это очень забавно. Видишь, как сверкают глаза? Как будто все океанские штормы оставили соль на его лбу. Но ведь Калам никогда не сверкал глазами. Почти не ухмылялся. У Калама лицо ассасина.
Калам скривился. - Я вас дурю, да? Скажи мне, колдун, так ли я дурю тебя, как ты меня - когда я разломал тот желудь, а ты не показался? А вокруг была сотня Когтей?
- Не моя вина. К тому же погляди на себя. Ты прошел их всех...
- Прополз, скорее, - вмешалась Минала. - Так рассказал Темный Трон. Фактически крученому недоноску пришлось тащить Калама к этой двери. Чудо, что ему удалось.
Быстрый Бен фыркнул. - Значит, ты совсем не так хорош, как мы думали. Что за потрясение. Погляди на одежду, доспехи - о могучий ассасин, тебя порубили на куски. Горстка хорьков Лейсин тебя стерла в порошок, а ты винишь МЕНЯ?
- Так где она?
- Кто?
- Лейсин. Нужно с ней разобраться - она отсекла Тавору. Сказала, что виканов нужно принести в жертву. И Корболо Дом. Хочу прокатить уродскую голову ублюдка по всем ступеням Замка до помойной канавы. Где мои ножи, мать вашу?
Минала вытащила пояс с ножами и швырнула к ногам ассасина. - Значит, я проскакала тысячу садков, меня чуть молнией не убило - а у тебя единого словечка не нашлось для Худом проклятой жены!?
- Ты меня выгнала, помнишь?
- Помню?! Помню за что, вот что помню. Во всем виноват Котиллион.
Быстрый Бен сказал: - Она не признается, но ей тебя не хватало...
Женщина взвилась: - А ты держись в стороне!
- Рад бы, но времени мало. Слушай, Калам, она тебе верна - вот, даже лошадь приготовила...
- Зачем мне лошадь? Мы в Малазе! Если Лейсин сбежала, мне не лошадь нужна, а корабль.
- Калам, послушай. Темный притащил тебя в Мертвый Дом. Ты умирал. Был отравлен. Так что он просто оставил тебя лежать. На полу. На некоторое время... ну, в общем, на долгое время.
- Так ты убил Лейсин? Отомстил за меня? Еще имеешь наглость называться другом. Ты ведь не убил ее? Ну?
- Нет, не убил... но закрой свой капкан и прислушайся. Забудь Малазанскую Империю. Забудь Регента или Протектора или как там себя зовет Маллик Рель. Может, Лейсин убита, как они говорят, а может, и нет. Мы не будем прохлаждаться здесь, Калам. Мы нужны в другом месте. Понимаешь, о чем я?
- Ни слова не понял. Но кажется, мы зря тратим время. - Он глянул на Миналу. - Так ты привела лошадь, да? Большую? Лучше бы не жеребца - знаешь, они ревнуют, когда я подхожу к тебе...
- Я не особо выбирала. Но если подумать... я взяла тебе одноухого трехногого осла, и вы сможете меняться, ездя друг на друге. Вряд ли кто-то увидит разницу.
- Боги подлые, вы! - зашипел Быстрый Бен, метнув взгляд во двор. - Пытаетесь пробудить весь берег? Пора идти. Сейчас же.
Калам подобрал пояс, проверил, во всех ли ножнах есть длинные ножи. Хотя память путалась, он не был уверен, что это его ножи. Впрочем, и эти выглядят вполне достойными. - Чудно. Заткнитесь оба и давайте уходить.
Снаружи, под странно зеленоватым, закрытым тучами небом, Быстрый Бен повел их по извилистой тропке между заросшими могильниками и мертвыми деревьями. У ворот колдун указала налево.
Лошади стояли на привязи шагах в тридцати, около таверны с провалившейся крышей. Поднявшаяся вода залила зал, в помещениях царила тьма. Калам уставился на одну из лошадей. Замедлил шаг. - Стой, прошептал он, - это вообще не лошадь.
- Лучше не достал, - буркнул Бен. - Не беспокойся, это для меня.
Четыре шага от привязи... и тут громадная фигура в доспехах вышла с ближайшей улочки. Тяжелые клинки лязгнули и угрожающе поднялись.
Быстрый Бен выругался. - Слушай, Темп. Я стучал. Никого не было дома.
Шлем повернулся к Мертвому Дому. Раздался глубокий голос: - Похоже, мне все-таки придется вас убить.
- За что? - взвыл Быстрый Бен.
Темп ткнул острием меча: - Не закрыли хренову дверь.
- Я вернусь.
Все смотрели, как колдун мчится к Мертвому Дому.
Темп повернулся к Каламу: - Веришь, ему никогда меня не обдурить. Не знаю, о чем думал Вискиджек.
- Ты пахнешь Щуповым элем, - ответил Калам. - Пить хочу. Слушай, Минала - когда Быстрый вернется, скажи...
- Даже не пытайся, - прорычала та. - К тому же он уже здесь.
- Сделано, - сказал вернувшийся Быстрый Бен. Сверкнули в улыбке белые зубы.
Темп вложил мечи в ножны. - Полагаю, вам излишне и говорить. Но... не возвращайтесь. Мы тут любим крепкий сон. Ежели кто из вас еще раз...
Улыбка Бена пропала, он вздохнул, помотал головой: - Темп, нужно было тебе перебежать к Сжигателям Мостов, случай ведь был.
- Слышал, они все померли.
Колдун вспрыгнул на спину призрачного коня. - Именно.
Осматривавший приведенного для него опрятного мерина Калам обернулся. - Нравится жить в отставке, Темп? Нет, вопрос без подвоха. Нравится?
- В такие ночи... вижу, как вы готовы ускакать... в серьезную заваруху, не сомневаюсь... Да, ассасин, мне нравится. Но если ты захочешь того же, принесу тебе кружку от Щупа в эту вот таверну. А потом брошу тебя в воду.
- Я отплачу тем же. - Калам сел на коня. Поглядел на Миналу, потом на Бена: - Ладно, или лошади могут скакать по воде, или кому-то придется открыть садок.
- Мне, наверное, - отозвался маг.
- Вижу, ловок как прежде.
- Ну, садки - мои дела...
- И как идут дела?
- Ужасно. Но всё скоро изменится.
- Неужели? Почему?
- Боги подлые, Калам. Потому что я вернулся, вот почему. Не хватит ли болтать? Предоставь всё мне.
Когда ускакали трое всадников, когда ветер развеял клочья дурно пахнущего дыма, Темп развернулся кругом, шагнул назад, в темноту улочки. Внимательно посмотрел на призрачную фигуру, что встала среди мусора. - Старая верность. Только потому я и позволил им уйти. Но служить этой будке - очень затратная работенка, Император.
Серебряный кончик трости силой ударился о грязную мостовую. - Император? Я давно это бросил. А дни, когда я любил давать добрые советы... ну, таких вовсе не было. Но выскажу одно предупреждение - только сейчас и только для тебя, Темп. Думай, как говоришь с богами, иначе они... - он подавился смехом, - затаят обиду.
Темп крякнул и сказал лишь через дюжину ударов сердца: - Обиду... гмм. - Он начал поворачиваться, когда Темный Трон снова ударил по мостовой. Грузный воин помедлил, поднял голову.
- Ну? Что такое? - прошипел Темный.
- Что "что такое"?
- Тебе нечего сказать? Судьбоносное мгновение, толстый дурак! Вот здесь начинается, наконец, всё настоящее и важное! Так что выдави эль из мозгов, смертный, и скажи что-нибудь в защиту своего рода. Ты предстал перед богом! Растекись красноречием ради потомков! Будь глубок!
- Глубок... ха. - Темп долго молчал, взирая на камни мостовой в конце улочки. Потом поднял скрытую шлемом голову, повернулся к Темному Трону. И сказал: - А фуй тебе.
Сестра Хитроумная следила за человеком, осторожно пробиравшимся среди груд обломков на месте ворот цитадели. Он не особенно высок. В нем нет ничего от бывалого солдата, хотя белый шрам и тянется по шее к частично обрубленному уху - не порез от меча, решила она. "Кто-то его укусил. Сестра Почтенная поняла бы? Может быть, клык Джагута? Вряд ли". Нет, в этом мужчине нет ничего особенного, объясняющего источник его дерзости, его вызывающего ярость сопротивления воле и голосу водразов.
Конечно, все изменится. Вражеский командир совершил роковую ошибку, согласившись на переговоры. Ибо кровь сестры Хитроумной не разбавлена, и человеку вскоре предстоит испытать власть голоса чистокровных Форкрул Ассейлов.
Закопченные, покрытые трещинами стены цитадели стали доказательством усилий Высших водразов по окончанию осады; тысячи гниющих трупов на голой земле у стен были свидетельством яростной решимости судимов. Однако до сих пор все атаки заканчивались неудачами.
"Да, враг оказался достойным. Но наше терпение на исходе. Пора кончать".
Дурак пришел без охраны. Вышел один, хотя стража не помогла бы - по ее приказу они сами порубили бы начальника. Но теперь она лично заберет его жизнь, устрашая облепивших бастионы солдат.
Вражеский командир прошел мимо трупов и встал в десяти шагах. С любопытством окинул ее взором и заговорил на приличном колансе: - Значит, Чистая. Правильный термин? Не полукровка, каких вы зовете водразами - вероятно, это значит "водой разбавленные". Нет, ты настоящая Форкрул Ассейла. Пришла... вершить правосудие? - Он улыбнулся.
- Наглость людская всегда меня поражала, - заметила сестра Хитроумная. - Вероятно, в иных обстоятельствах она была бы оправдана. Например, если ты имеешь дело с сородичами, желая напугать их и покорить. Или со зверями, готовыми взбунтоваться против вашей тирании. Во дворце покойного ныне короля Колансе есть большие палаты, забитые чучелами зверей - трофеев членов королевской семьи. Волки, медведи, коты. Орлы. Олени, лоси, бхедрины. Им приданы позы ярости, последнего мига сопротивления - они ведь полагали, будто имеют право на жизнь. Ты человек, как и король Колансе. Не мог бы ты объяснить гнусную вашу потребность в убиении животных? Или мы должны поверить, что каждый зверь в тех палатах сам пытался убить загонщиков?
- Что же, - ответил человек, - признаюсь, у меня есть личное мнение. Но пойми, что лично я не нахожу удовольствия в резне. Лучше было спросить самого короля Колансе.
- Я спрашивала, - кивнула сестра Хитроумная.
Брови поднялись. - И?
- Он сказал, что хотел разделить чувства сраженного зверя.
- А. И я такое слышал.
- И поэтому, - продолжала она, - я убила всех его детей, набила соломой и выставила в той же палате. Пожелала, чтобы он разделил чувства своего отродья.
- Полагаю, он не был доволен.
Женщина пожала плечами. - Давай выслушаем твое мнение.
- У иных столь жалкие потребности, что лишь убийства их ублажат. Не говорю о тех, что охотятся ради пищи. Это понятно. Но скажем прямо: едва вы начинаете распахивать поля и растить скот, потребность в охоте исчезает.
- Король сказал также, что поклонялся таким образом природе.
- Уничтожая ее?
- В точности мои мысли. Но разве это не обычный ваш способ поклонения?
- Что ж, верное, хотя и обидное, наблюдение. Но подумай: убивая и делая чучела из детей, разве не разделила ты с ним ту же самую презренную наглость?
- Я ставила эксперимент. Могу ли я разделить чувства убиваемых? Увы, нет. Я ощущала... грусть. О том, что в руках такая власть, а использовать ее надо ради разрушения. Хотя я узнала и кое-что еще, истину о себе. Есть удовольствие в разрушении, на редкость горькое удовольствие. Подозреваю, хронические убийцы путают его с "исключительностью".
- Наверное, ты права.
- Потому что на деле они не особенно интеллектуальны.
- Я полагал, что ты рано или поздно придешь к такому выводу.
- Почему же?
- Ну, похоже, тебе нужно оправдание, когда ты нас убиваешь. Ты имеешь жалость к низшим зверям мира, но люди в это определение не входят. Ирония в том, что твои суждения диктуются той же наглостью, какую ты увидела в королевской семье Колансе. Зверь неразумен, потому его можно убивать, не совершая греха. Хотя, разумеется, вся идея целиком нелепа. Верно?
Сестра Хитроумная вздохнула. - Было весьма приятно поговорить. А теперь я желаю, чтобы ты отнял собственную жизнь, положив конец бессмысленной битве. Хотелось бы сказать, что с твоей армией хорошо обойдутся. Но правда в том, что я буду ей командовать, как судимами. Силой Голоса пошлю их против врагов, какими бы те не оказались, и солдаты станут сражаться без страха. Станут драться с жестокостью, невиданной среди вашего племени, ибо я намерена ИСПОЛЬЗОВАТЬ их, как вы используете лошадей или боевых псов. Иными словами, как хорошо дрессированных животных.
- Что за унылая перспектива, Форкрул Ассейла. Я ведь говорил о жалких потребностях? Все они сводятся к власти. Король убивал зверей, потому что имел власть, и выражение власти его радовало. Но чувство длилось недолго, и тогда он снова шел на охоту. Думаю, это позор. Но и ты пересказала мне всё то же старое дерьмо. Голосом и магией Аграст Корвалайна ты будешь пытаться заполнить пропасть в душе, пропасть, жаждущую контроля. Горечь правды в том, что ничего ты не контролируешь, и вселенной суждено проглотить тебя - так же, как всех остальных.