Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен

  Он был сброшен. Он был порван. Разбросан по миру. Он сделал нас, чтобы мы хранили его жизнь - мы кормились на его трупе, его волей.

  Вы, души в небе - ваш бог не терял веры. Не терял".

  Едва Че'малле взлетел, Карга кинулась вниз, высвобождая силу. Всю, что имела. Уставившись на тело, издала последний крик - торжествующий - прежде чем упасть куда следует.

  Последний взрыв такой силы, что Скрипача отбросило. Он покатился к краю склона. Задыхаясь, втягивая ставший холодным ночной воздух, встал на колени и руки. Удивляясь, что еще жив.

  Тишина поглотила холм - но нет, он видел морпехов и панцирников - они вставали, на лицах выражение растущего удивления. Шум в ушах затихал, он уже слышал голоса сквозь отзвуки взрывов.

  Заставил себя встать. Увидел, что камень, за которым прятался, почти повален - как и остальные в круге. На земле не было каменных наконечников, только обгоревшая почва.

  Скрипач захромал вперед, видя фигуру около меча.

  Изломанный, уродливый мужчина. Увечный Бог.

  Тяжкие цепи пришпиливали его к земле.

  "Нам таких никогда не сломать. Не с этим мечом. Мы всего лишь сделали его еще уязвимее. Теперь его действительно можно убить.

  Возможно, это будет милостью".

  Тут он увидел, что человек смотрит на него.

  Скрипач подошел ближе. - Прости, - сказал он.

  Однако искаженное лицо смягчилось, и Увечный сказал слабым голосом: - Не нужно. Подойди... я еще так... слаб. Я хочу тебе кое-что сказать.

  Скрипач подошел и опустился наземь. - Есть вода. Еда.

  Бог качал головой. - Когда я был лишь болью, когда от меня исходили лишь злоба и жажда повредить миру, я видел в вас, малазанах, обычных людей. Детей жестоких богов. Их орудия, их оружие. - Он помедлил, хрипло вздыхая. - Нужно было почувствовать, что вы другие - разве не поборник вашего императора бросил вызов Худу на последнем Сковывании? Разве не он крикнул, что искомое ими несправедливо? Разве не он жестоко заплатил за горячность?

  Скрипач потряс головой: - Ничего не знаю об этом, Повелитель.

  - Когда он пришел ко мне - ваш император - когда предложил путь... я не верил. И все же, все же... кого я вижу рядом? Тебя, малазанина.

  Скрипач промолчал. Он слышал разговоры на склонах - голоса восхищения, но и немало ругательств.

  - Вы не такие, как все. Почему? Желаю понять, малазанин. Почему так?

  - Не знаю.

  - И теперь вы будете драться в мою защиту.

  - Мы не можем сломать цепи. Тут она ошиблась.

  - Не важно, малазанин. Если я останусь лежать здесь до конца дней, вы все равно станете сражаться, защищая меня.

  Скрипач кивнул.

  - Хотел бы я понять.

  - Как и я, - сказал Скрипач, морщась. - Но, может быть, в этой схватке ты... ну, не знаю... поймешь нас получше.

  - Ты готов умереть за меня, чуждого бога.

  - Боги могут жить вечно и делать реальностью все свои желания. Мы - нет. У них есть власть исцелять, уничтожать, даже воскрешать себя самих. У нас - нет. Повелитель, для нас все боги чужды.

  Скованный вздохнул. - Что же, я буду слушать, как вы деретесь. Искать секрет. Я буду слушать.

  Внезапно так устав, что задрожали ноги, Скрипач с трудом отвернулся от скованного. - Уже недолго, Повелитель, - сказал он и ушел.

  Еж поджидал, сидя на одном из накренившихся камней. - Возьми Худ всех нас, - бросил он, увидев Скрипача. - Они сделали - союзники - они сделали то, чего она хотела.

  - Да-а. И сколько людей погибло ради треклятого сердца?

  Склонив голову набок, Еж стащил рваную ушанку. - Довольно поздно для сожалений, Скрип.

  - Это Келланвед - всё это... Он и Танцор. Они использовали Тавору Паран с самого начала. Использовали всех нас, Еж.

  - Так и делают боги, точно. Тебе не нравится? Чудно. Слушай меня. Иногда то, чего они желают - то, чего хотят от нас - вполне хорошо. То есть это правильное дело. Иногда это делает нас лучше.

  - Ты честно веришь?

  - А став лучшими людьми, мы делаем лучших богов.

  Скрипач отвел глаза. - Значит, бесполезно. Можно набить бога всеми своими добродетелями, но мы лучше не станем, верно? Потому что добродетелями мы мало интересуемся.

  - Почти всегда, но не всегда. Возможно, в худшие времена мы можем поглядеть на бога, сделанного из того, что в нас есть лучшего. Не злобного, не мстительного, не наглого бога. Не самолюбивого, не жадного. Просто ясноглазого, не имеющего времени на нашу чепуху. Бога, который даст пощечину, видя наше дерьмо.

  Скрипач скользнул по стеле на землю. Склонился, закрыл глаза, закрыл руками лицо. - Вечный оптимист.

  - Когда умираешь, все иное кажется прелестным.

  Скрипач фыркнул.

  - Слушай, Скрип. Они сумели. Теперь наш черед. Наш и Таворы. Кто мог подумать, что мы зайдем так далеко?

  - Два имени на ум приходят.

  - А разве их империя не требовала от нас лучшего, Скрип? Всегда?

  - Чушь. Она была такая же развращенная и самолюбивая, как другие. Завоевала половину гребаного мира.

  - Не совсем. Мир гораздо больше.

  Скрипач вздохнул, отнял руку от лица и махнул на Ежа: - А ты не отдохнешь?

  Тот встал. - Не хочешь, чтобы тебе помешали себя жалеть?

  - Себя? - Скрипач поднял голову, но поглядел не на Ежа, а вниз, на солдат, что отчаянно желали заснуть.

  - Мы еще не кончили. Планируешь с ними говорить? Прежде чем начнется?

  - Нет.

  - Почему?

  - Потому что это их время, до самого конца. Пусть сами и говорят, Еж. Лично я начинаю слушать. Как бог, что за спиной.

  - И что ты намерен услышать?

  - Без понятия.

  - Отличная куча, - сказал Еж. - Можно защищать.

   Он ушел. Снова сомкнул глаза, Скрипач вслушивался в шелест подошв. Пока он не затих. "Цепи. Дом Цепей. Мы, смертные, все о нем знаем. Мы в нем живем".

  Тишина увидела возвышенность, на которой его оставила, увидела и темное пятно у вершины. Цепи предков еще его держат. Далекая смерть касалась кожи холодными пальцами - Почтенной больше нет. Старательный ушел. Они упустили сердце Падшего Бога.

  Если здание так потрепано и повреждено, что ремонт невозможен, следует его разрушить. Все просто. Враги могут сейчас торжествовать на высотах Великого Шпиля, и свежий ветер овевает их со стороны моря. Могут верить, что победили, что Форкрул Ассейлы более не способны сжать тяжелый кулак неумолимого возмездия - ударить по их злобным душам, сокрушить завистливую гордыню. Могут воображать, что свободны определять грядущее, пожирать мир дерево за деревом, зверя за зверем, опустошать океаны и небеса от жизни.

  И если победа окрашена кровью, что же - для них это знакомый вкус, они от него не отвыкли и, похоже, никогда не отвыкнут.

  Но у природы есть свое оружие справедливости. Оружие, ударяющее, даже если никто его не держит. Ни бог, ни руководящая рука не нужны силам слепого разрушения. Все, что им нужно - свобода.

  Пришло время Хищника жизней.

  "Глядите в море, глупцы. Вставайте лицом к восходящему солнцу, воображая новый день.

  Вы не видите, что грядет из западной тьмы. Губитель пробужден. Вас ждет истребление".

  Невинность и невежество. Он так долго сражался с ними. Каждый раз, глядя в лицо Икария, Маппо вспоминал войну, идущую в собственном разуме. Мудрецы много рассуждают об этих двух состояниях. Но они не понимают ведомой Треллем битвы. Он защищал невинность, делая невежество оружием и щитом. Веря, что невинность ценна, благодетельна, чиста.

  "Пока он остается... не ведающим.

  Знание - враг. Знание всегда было врагом".

  Он с трудом брел по мрачной, полной теней дороге, и солнце не могло ему помочь. Он поглядел на юго-восток и увидел какой-то силуэт.

  В душе раздался холодный шепот.

  "Он близко. Чую... так близко..." Он заставил себя двигаться быстрее - тот чужак, то, как он шагает, как блестит блеклой полированной костью в зловещем свете... он понял. Он узнал.

  Издав слабый стон, он пустился бегом.

  Она обернулась на неровный шум шагов и увидела его. Кожа цвета мореного дерева, темное лицо зверовидно по природе, к тому же искажено страданиями. Существо было иссохшим, оно горбилось под весом тяжелого мешка, одежда почти сгнила. Привидение, полное жалкого пафоса.

  Тишина стояла и ждала.

  Когда же он заметил тело Губителя - когда издал слабый, какой-то звериный звук, покачнулся, меняя направление, шагая к Икарию - Тишина встала на пути. - Поздно, Трелль. Он мой.

  Одержимые глаза уставились на нее; Трелль замер в нескольких шагах. Она видела, что ему плохо после бега: грудь тяжело вздымается, спина согнута, ноги дрожат. И тут он сгорбился еще сильнее, стащил мешок с плеча. Руки дернулись, масса мелких предметов выпала наружу - осколки разбитого горшка. Трелль смотрел на них с каким-то ужасом. - Мы починим, - пробубнил он, с явным трудом отрывая взор от черепков. Сверкнул глазами на Тишину: - Не позволю, Ассейла.

  - Не глупи.

  Он вытащил тяжелую палицу, пошатнулся.

  - Я убью тебя, если будешь стоять на пути, - бросила она. - Понимаю, Трелль. Ты его последний защитник - но ты его потерял. Как все до тебя - а таких было много. Все они теряли его и умирали.

  Но никто не понимал. Безымянных не интересовал Икарий. Каждый раз настоящей угрозой был тот, кого они выбирали. Вождь, угрожавший их тайным союзам. Бунтарь потрясающего потенциала. Каждый раз - всего лишь ради жалкой, временной политической необходимости - они убирали подальше нарушителя спокойствия, давали ему или ей невыполнимую задачу, оковы на всю жизнь.

  Ты лишь последний, Трелль. Тебя сделали... безвредным.

  Он тряс головой. - Икарий....

  - Икарий Хищник жизней был и всегда останется неконтролируемым, обреченным пробуждаться снова и снова посреди учиненного им разрушения. Его не остановить, не спасти. - Она шагнула. - Итак, дай мне освободить его.

  - Нет. - Рука с палицей поднялась. - Сначала я умру.

  Она вздохнула: - Трелль, ты давно умер.

  Он атаковал с ревом.

  Тишина избежала неуклюжего замаха, подпрыгнув ближе. Выбросила руку. Удар по плечу выбил сустав, сорвал мышцы. Трелля развернуло. Она вогнала ему локоть в лицо, разбив нос. Пнула по лодыжке, сломав кости.

  Палица стукнула по земле.

  Даже падая, он пытался схватить ее левой рукой. Тишина поймала запястье, вывернула, ломая кости. Резко подтащила к себе. Вонзила пальцы под ребра, проникая все глубже. И оттолкнула, оставив в руке кусок окровавленного легкого.

  Пинок повалил его на спину.

  Тишина наклонилась, обеими руками хватаясь за горло.

  Маппо смотрел вверх. "Ложь. Я был никем. Я просаживал жизнь. Они дали мне цель... то, что нужно всем. Цель в жизни". Она отняла дыхание, грудь пылала огнем. Тело было сломано. Ему приходил конец.

  "Икарий! Она что-то тебе сделала. Она тебе повредила".

  Тьма смыкалась. "Я пытался. Но... слишком слаб... слишком порочен.

  Они все тебе вредили.

  Я был никем. Трелль, юнец из умирающего народа. Никто.

  Друг... Прости".

  Она раздавила трахею. Сломала все кости шеи. Пальцы пронизали вялую провисшую кожу - кожу, казавшуюся скорее оленьей шкурой. Кровь текла ручьем.

  Мертвые глаза смотрели с потемневшего лица, на котором застыло выражение крайнего горя. Но ей было все равно. Еще один воин, обреченный пасть. Мир такими полон. Идут в горнило, стуча мечами о щиты. Но недолго.

  "Он мой. Теперь я его пробужу - освобожу, чтобы убить мир".

  Звук слева, голос: - Нехорошо.

  Она изогнулась, чтобы отскочить, но нечто массивное ударило в висок с такой силой, что оторвало от земли. Тишина полетела.

  Упав на правое плечо. Перекатилась, вскочила. Лицо - нет, вся голова - перекошена, искривлена.

  Второй удар угодил в правое бедро. Осколки тазовых костей вырвались из-под кожи. Она сложилась вдвое, снова коснувшись головой земли. Попыталась встать на колени, глядя сохранившимся глазом - увидела перед собой Тоблакая...

  "Но ты меня освободил!

  Нет. Не ты. Давно. Другое место... другое время".

  - Мне не нравится драться, - сказал он.

  Третий удар сорвал ее голову с плеч.

  - Брат Грозный?

  - Погоди. - Форкрул Ассейл смотрел на скопление далеких холмов. "Туда опустилась птичья туча. Вижу... силуэты на склонах эланского кургана". Он обратился к высшему водразу, что стоял рядом: - Видишь, Хагграф? Мы окружим их - но соблюдая дистанцию. Хочу, чтобы мы отдохнули перед ударом.

  - Может быть, Чистый, следует подождать тяжелую пехоту. Они там приготовились.

  - Ждать не будем, - возразил Грозный. - Холм слишком невелик, чтобы вместить опасное число войск. На заре мы построимся и атакуем.

  - Они сдадутся.

  - Если даже так, я казню всех.

  - Чистый, вы заставите их встать на колени перед нашими клинками?

  Брат Грозный кивнул. - А закончив здесь, мы вернемся к Брату Высокому и Сестре Свободе - возможно, встреченный ими противник оказался более опасным. Если нет, мы перестроимся и поведем три армии на север, чтобы уничтожить третью угрозу. А потом... мы возьмем Великий Шпиль.

  Хагграф отошел, чтобы передать приказ ротным командирам.

  Брат Грозный смотрел на далекий холм. "Наконец-то мы с этим покончим".

  Больше Некуда сошел с валуна и присел, чтобы поправить кожаные обмотки.

  Скрипач хмуро поглядел на панцирника, потом на Бадана Грука.

  Сержант пожал плечами: - Просто удача, капитан: у него самые зоркие глаза.

  - Солдат, - позвал Скрипач.

  Больше Некуда оглянулся и улыбнулся.

  - Капитан хочет знать, что ты видишь, - пояснил Бадан.

  - Мы окружены. - Солдат принялся тянуть край сорванного ногтя.

  Скрипач сжал кулак, поднял над головой и опустил руку. - Много?

  Больше Некуда поглядел и снова улыбнулся. - Мож, три тысячи. - Он сорвал ноготь и поднес к глазам, словно ценный трофей. Стряхнул кровь.

  - И?

  - Клепаная кожа, капитан. Полоски железа. Кольчуг мало. Круглые щиты, копья, дротики, кривые мечи. Есть лучники. - Он стер кровь с пальца ноги, но тот все равно снова стал красным.

  - Они готовятся к атаке?

  - Нет еще. Чую запах пота.

  - Да ты что.

  - Долгий переход.

  - И лучший нос, - провозгласил Бадан Грук.

  Больше Некуда сунул ноготь в рот и начал сосать.

  Скрипач со вздохом отвернулся.

  Небо на востоке светлело, став почти бесцветным; над горизонтом тянулись серебристые и бурые полосы. Звук шагов солдат Колансе тихим шелестом накатывал со всех сторон. Враг занимал позиции, готовил оружие и щиты. Ряды стрелков встали лицом к холму.

  Сержант Урб слышал, что командор Еж что-то втолковывает дюжине своих лучников, но слов не разбирал. Он пошевелил тяжелый щит и встал поближе к Хеллиан. Ибо не мог оторвать от нее глаз. "Нынче она такая красивая. Такая чистая и ясная. Ужасная правда, но мне она больше нравилась прежней - птицей, что влетела прямиком в каменную стену. С такой у меня был шанс. Пьяная женщина примет любого, точно, пока ты за ней подчищаешь, пока приносишь деньги на выпивку".

  - Закрыться - они близятся!

  Он встал на свое место.

  Услышал голос Скрипача. - Еж!

  - После первого залпа!

  Далекое дзынь. Приглушенный свист, стрелы вдруг начали втыкаться в почву, отскакивать от камней. Раздался крик боли, послышался хор крепких выражений.

  Урб поглядел, проверяя, в порядке ли она. Две стрелы вонзились в щит, на лице была милая гримаса удивления.

  - Люблю тебя! - крикнул Урб.

  Она выпучила глаза. - Чего?

  И тут воздух наполнился низким свистом. Он увидел, как Хеллиан присела - но это были не стрелы. Урб выглянул из-за края щита и увидел отряд лучников на земле, они извиваются... к холмику спешит один из Ежовых Сжигателей: плечи в торфе, мундир испачкан серовато - бурой грязью.

  Вырыл ямку, да? Бросил в стрелков богами клятую гренаду".

  Еж крикнул: - Лучники вниз!

  - Боги подлые! - заорал кто-то. - Ваша синька? Они сгнили до костей!

  Подняв глаза, Урб убедился в точности этих слов. То, чем забрызгали лучников, пожрало их плоть. Даже кости и колчаны стали жижей.

  Теперь из строя вышел офицер, высокий и белокожий.

  Капрал Пряжка подлезла к Урбу. - Это ж один из них, Зассейлов?

  - Ты! - крикнула Хеллиан, тыкая пальцем в Урба. - Чего ты сказал?

  Форкрул Ассейл взревел - невозможно громко, так, что звук молотом ударил по холму. Урба вбило в землю. Он вцепился руками в уши. Второй рев...

  Он показался более тихим, словно заглушенным.

  Дрожащий голос поднялся из ближайшего окопчика: - Червь говорит тебя сдохни, Ассейл!

  - Это опять твой запах, Борот?

  Урб развернулся и встал, хотя только на колени.

  Он видел Форкрул Ассейла. Видел, как тот заревел снова - но звук был едва слышен.

  Взлетел камень, упав рядом с Чистым, подпрыгивая снова и снова. Вражеский командир, однако же, вздрогнул. И отвернулся.

  - Они идут!

  Голос Хеллиан раздался ближе и громче: - Чего сказал?!

  Он обернулся. Капрал Пряжка лежала между ними, глядя то на одного, то на другую.

  - Кто вы, во имя Худа?

  - Люблю тебя! - заорал Урб. Увидел восторженную ухмылку и полез через Пряжку; Хеллиан рванулась навстречу, прижав губы к губам.

  Придавленная весом Урба Пряжка извивалась и визжала: - Идиоты! Враг близко! Сойди с меня!

  Каракатица смотрел на близящиеся шеренги. За двадцать шагов блеснули дротики, ударились о поднятые щиты - и тут же, по сигналу командиров, коланцы рванулись в атаку вверх по склону.

  Сапер высунулся из окопа. Арбалет звякнул, толстая тетива загудела, овеяв щеку. Он заметил, что болт поразил вражеского взводного в горло. Остальные морпехи тоже стреляли по набегающей толпе. Тела падали, застревая в расселинах.

  Сапер положил самострел позади, взял щит, просунул руку в ремень, вытащил короткий меч. Все четыре движения - до того, как враг упал наземь. - Держись и дави! - заорал он, вставая перед первым коланцем.

  Стрела пришпилила левую ногу Лизунца к почве, но ведь он и не намеревался отходить. Показавшийся перед ним солдат споткнулся. Лизунец надавил щитом, одновременно вбивая навершие рукояти меча в шлем, давя кости. Когда он отвел руку, шлем прилип к мечу.

  Его коснулось копье, он отбил его шлемом, обеими руками выбросил щит, плюща врагу лицо. Едва тот попятился, Лизунец ударил в живот. Вытащил оружие, начав рубить другого коланца - похоже, они были уже везде.

  Он так и не увидел копья, проколовшего шею и горло.

  Корик выругался, стряхивая с руки обломки щита. Снял с перевязи длинный сетийский нож, пнул того, кто разбил ему щит, и вовремя увидел следующего.

  Лезвия сверкнули - более тяжелое отбило выпад копья, второе пронзило кожаный доспех, погрузившись в грудь коланца и выйдя наружу. Когда солдат зашатался и упал, Корик наискось рубанул мечом по шее так сильно, что рассек ключицу и три ребра. Лезвие застряло в грудной кости.

  Корик уклонился от другого копья, услышал смех - Улыба провернулась, оставляя позади поваленный труп.

  К ним бежала новая масса коланцев.

  Синее летерийское лезвие казалось, кричало, когда прорубало шлем, боковую пластину и щеку, которую пластина должна защищать. Кровь полилась из распахнутого рта, глаза солдата вылезли на лоб - Корабб пнул его и увидел, как тело подкосило следующего солдата.

  Эхо крика каталось по черепу. Он заревел в ответ, поднял меч, скрещивая со щитом, и принялся ждать очередного дурня.

  "Я морпех! Героический солдат в день славы! Придите и умрите!"

  Горлорез с руганью отрубил руку, что была справа, а потом и ту, что была слева. Кровь хлестала с обеих сторон, заставляя его ругаться пуще. Он избежал выпада копья, пнул противника ногой в лицо, заставив открыть шею, и резанул по ней мечом.

  Рядом Мертвяк шатался, отражая удар за ударом тяжелой секиры; боковой выпад Горлореза пришелся в щель под раструбом шлема, найдя угол челюсти, разрезая позвоночник.

  Выпрямившийся Мертвяк вставил щит, загораживая Горлореза от нападения сбоку. Вражеский солдат крякнул от удара, колени его подогнулись. Мертвяк бросил сломанный меч и подхватил ту шипастую секиру - размахнулся, как молотом сокрушая щит коланца, потом вонзил шип в плечо.

  Низко присев, Горлорез перерезал подколенную жилу, а когда вопящий пехотинец упал, заглушил крик ударом в глаз.

  - Не вставай! - крикнул Наоборот сзади.

  Стрела прошипела над Горлорезом, попав в грудь вражескому солдату.

  Бальзам крикнул с другой стороны: - Где ты взял уродский топор? Найди меч! Помедлишь и тебе конец!

  - Ищу, чтоб тебя! Ищу!

  Целуй-Сюда упала на спину. Услышала сверху лязг, рычание Смолы - сестра била коланца ножом в лицо. Целуй-Сюда отпихнула ногой падающее тело, рука нашла дротик. Она схватила его, встала на ноги и снова полезла в давку.

  Смола принимала удары на щит, уворачивалась от выпадов врага, что насел сразу на обеих. Подскочил Бадан Грук, вонзил меч в шею нападавшего.

  Топор обрушился на затылок сержанта, расщепляя шлем и роняя Бадана лицом вперед. Полумесяц лезвия высвободился, таща за собой волосы, кожу и куски черепа.

  Завыв, Смола отрубила держащую топор руку, потом плечо, диким взмахом вскрыла вопящему мужчине брюхо. Кишки выпали на труп Бадана Грука.

  А она все выла.

  Копье пронзило Лепа Завитка, придавило к покосившейся плите. Целитель-фалариец завизжал, когда железное лезвие наконечника скрежетнуло по камню. Рубанул мечом, срезая пальцы на руке, что была ближе. Давление сразу ослабло. Он скользил по гладкому древку, а когда оказался близко от державшей копье женщины, рассек ей яремную вену.

  Она упала. Целитель уронил меч и щит, схватился за конец копья. Понял, что оно угодило в щель между камнями - и бросился наземь. Копье сломалось за спиной. Не вытаскивая обломка, он встал на колени, утирая руки о сухую траву, и прошептал: - Бывало и хуже.

  Еще больше коланцев карабкалось между камнями. Леп Завиток пошел навстречу, переступив тело Жженого Троса. В нем осталась сила, чтобы повалить еще нескольких. Может быть.

  Смертонос пролетел по воздуху над спиной коланца, яростно рубившегося с Релико. Взмахнул клинком - лезвие глубоко вошло под раструб шлема, пересекая позвонки. Воин, разворачиваясь в полете, приземлился на карачки и с воплем рванулся вперед. Увидел лицо - ошеломленное - перед собой. Коланец нырнул за край круглого щита, отмахиваясь скимитаром, но Смертонос высоко подпрыгнул, ухватившись за острие шлема, чтобы вновь развернуться. Рассек солдату сухожилия.

  Ударившись о землю, принц пустыни перекатился...

  Услышал крик Смолы - услышал проклятия Целуйки. Заметил, что окружен. Он вскочил, рубя и подныривая, пинаясь и размахивая ножом. Падали тела. Лилась кровь.