Вторая попытка Стил Даниэла

— Ты отлично выглядишь, Фиона, — вежливо сказал ей Джон.

Взглянув на него внимательно, Фиона вдруг почти физически почувствовала, что этот человек окружил себя защитной стеной. В глазах его застыло ледяное выражение. Перед Фионой стоял мужчина, который ни за что не согласится пустить ее обратно в свою жизнь. Никто из наблюдавших за ними со стороны ни за что не догадался бы, что эти люди были еще недавно женаты и оба умирали от страсти. Да, именно оба! Они старались изо всех сил казаться деловыми людьми, обсуждающими бизнес, но Джон не мог не отметить про себя, как похудела Фиона и как поблекло ее лицо. На ней было узкое черное платье от Ямамото, еще сильнее подчеркивающее ее худобу. Черты лица Фионы обострились.

— Тебе удалось выбраться куда-нибудь летом? — спросил Джон, хотя мог бы понять по ее виду, что Фиона нигде не отдыхала, разве что пряталась весь купальный сезон где-нибудь под скалой, и теперь кожа ее казалась почти прозрачной.

— Я работала над нашей рекламной кампанией, — с отсутствующим видом сообщила ему Фиона. — К тому же в августе мы обычно сдаем рождественский номер. В общем, у меня было много работы.

На самом деле с тех пор, как Джон бросил ее, Фиона не могла сосредоточиться на работе, тем более на креативной ее области. За несколько месяцев ей не пришло в голову ни одной стоящей идеи.

— Как твои дети?

— Замечательно. Хилари на третьем курсе, а Кортни отправилась проходить второй курс за границей. Она во Флоренции. Собираюсь поехать навестить ее, как только смогу выбраться.

Они говорили, как двое добрых друзей, » давно не видевших друг друга, а вовсе не как два близких человека, еще недавно влюбленные друг в друга. Джон полностью вычеркнул Фиону из своей жизни. Постояв рядом еще несколько секунд и обменявшись какими-то незначительными репликами, они разошлись в разные стороны.

Эдриен, внимательно наблюдавший за этой сценой, тихо спросил Фиону несколько минут спустя, когда они вместе выходили из кабинета:

— Ну, и как это было?

— О чем это ты? — Фиона изобразила непонимание.

— Я видел, что ты разговаривала с Джоном.

— Все было замечательно, — быстро ответила Фиона, поворачиваясь к нему спиной, чтобы ответить на чей-то вопрос. Потом она весь день старательно избегала Эдриена с его вопросами. Всякий раз, когда он заходил в кабинет, Фиона делала вид, что обсуждает что-то важное по телефону. Она не могла сейчас говорить о Джоне ни с кем. Даже с Эдриеном. Фиона была в отчаянии.

Ей понадобился месяц, чтобы принять еще одно важное для себя решение. За этот месяц она окончательно убедилась, что не справляется» не только со своей жизнью, но и с работой.

В редакции происходило все больше неожиданных срывов. Четко отлаженный когда-то механизм давал сбои без ее внимательного и жесткого руководства. Фиона держалась из последних сил, каждый рабочий день стоил ей неимоверных усилий. Теперь у нее не было даже сэра Уинстона, храпевшего рядом по ночам. Она была одна, совсем одна. И веселая, сумасшедшая жизнь, полная интересных встреч и всяческих милых происшествий, больше не привлекала Фиону Монаган. Она с трудом заставляла себя вставать по утрам и отправляться на работу, но еще тяжелее было возвращаться в пустой дом.

Первого октября Фиона написала заявление об увольнении из журнала «Шик», поняв, что уже давно пора было это сделать. Она уведомила владельцев журнала за месяц — не слишком большой срок для поисков первого лица такого крупного издания. В письме к владельцам журнала Фиона порекомендовала на свое место Эдриена. Она подчеркнула, что хочет уйти с работы из-за личных проблем, в том числе со здоровьем, и пожить год-два за границей. Это было почти правдой. Фиона продолжала пребывать в такой глубокой депрессии, что не могла больше работать. Она решила сдать свой дом и уехать на несколько месяцев в Париж. Если удастся справиться с собой, возможно, начнет писать книгу, благо материалов у нее набралось достаточно.

Эдриен ворвался вихрем в ее кабинет через минуту после того, как узнал об ее уходе.

— Почему ты ничего не сказала мне?! — накинулся он на Фиону. — Что ты, черт побери, наделала!

— Я должна была это сделать, — спокойно ответила Фиона. — Я больше не справляюсь со своей работой. Я бы все равно ее потеряла. Работа перестала что-то значить для меня. Так же как знакомые, вечеринки, мой внешний вид или одежда. Мне все равно — даже если я никогда в жизни не увижу больше ни одного показа от кутюр. Надеюсь, так оно и будет.

— Но ты могла бы по крайней мере сказать мне! — не унимался Эдриен. — Мы бы поговорили с тобой об этом. Ты могла бы взять отпуск на полгода.

Но оба знали, что в их работе такое недопустимо. Фиона не могла оставить журнал без руководства. Даже когда ей случалось уехать на неделю и она оставляла вместо себя замену, за это короткое время в журнале все шло кувырком. Через два дня Эдриен узнал, что Фиона порекомендовала его на свое место. Это была разумная рекомендация, и владельцы журнала приняли правильное решение. Через две недели после отставки Фионы Эдриен был официально назначен главным редактором журнала «Шик». А еще через неделю, когда Фиона передала Эдриену дела, ей сказали, что она может быть свободна. Время, как всегда, летело быстро.

Фиона спокойно покинула свой кабинет, но в глазах ее стояли слезы, когда она шла по коридорам редакции, неся в руках коробку с книгами и цветок в горшке, который подарил ей когда-то ее бывший руководитель и наставник.

Эдриен взял у нее коробку и тоже не удержался от слез. Оба хорошо знали, что ушедших сотрудников забывают очень быстро. Конечно, Фиона Монаган очень много сделала для журнала и очень многому научила его, Эдриена. Сотрудники хотели устроить прощальную вечеринку, но Фиона попросила их не делать этого. Она была явно не настроена на какие бы то ни было вечеринки.

Эдриен усадил Фиону в такси и передал ей коробку.

— Я люблю тебя, спасибо за все, — тихо произнесла Фиона.

— Ты — лучший друг из всех, кого я знал, — в глазах Эдриена стояли слезы.

— Ты тоже, Эдриен. Ну что ж, увидимся завтра.

Эдриен обещал прийти к ней на следующий день помочь собрать вещи. Фиона уже сдала свой дом на время в аренду и собиралась отправить всю мебель на специальный склад. Она почти ничего не брала с собой в Париж. В отеле «Ритц» ей как постоянной клиентке предоставили скидку, и Фиона сняла небольшой номер на несколько недель, пока она не подыщет себе квартиру. Благодаря разумному размещению своих сбережений финансовые дела Фионы были в полном порядке. Она вполне могла позволить себе не думать о работе. Фиона собиралась снять в Париже квартиру и пожить спокойно и уединенно. Потом, если она будет в состоянии, то сядет писать книгу, о которой давно мечтала. Может быть, весной… А до этого она будет много спать, долго гулять по Парижу, стараясь вылечиться от нанесенных ей ран. Хорошо, что ей не придется больше видеться с Джоном Андерсоном. Конечно, Фиона будет скучать по журналу. Но вряд ли так сильно, как скучала она по Джону. Что ж, ей придется забыть и журнал, и Джона, сделать их частью своего прошлого. Будущее было туманно и пока не предвещало ничего хорошего. А в настоящем Фиона не замечала вокруг ничего, была только боль, не отпускавшая ее ни днем, ни ночью.

Утром явился Эдриен, и они с Фионой весь день складывали одежду из шкафов в специальные коробки. Фиона удивленно смотрела на некоторые наряды, о которых она давно успела забыть. Надо же, все это было когда-то модно и стоило огромных денег. Теперь же она без сожаления расставалась со всеми этими сокровищами.

— Ты могла бы открыть музей моды, — ворчал Эдриен, бросая очередной раритет в кучу, где лежали вещи, предназначенные для Армии спасения.

— Если бы я сделала все это, когда здесь еще был Джон, для него освободилось бы в два раза больше места в шкафах, — грустно произнесла Фиона, глядя на полупустые шкафы, когда-то ломившиеся от ее нарядов.

Забудь об этом, — посоветовал ей Эдриен. — Дело ведь не только в шкафах. Вы были слишком разными. Джон был женат, а ты никогда не была замужем. У него были дети, у тебя — нет. Его дети возненавидели тебя, его экономка готова была тебя уничтожить, а его собака два раза покусала тебя. А люди, с которыми привыкла общаться ты, сводили с ума Джона.

Хотя Джон и любил Фиону и считал ее потрясающей женщиной, она была для него как щепотка перца, попавшего в дыхательное горло. Или как ложка горчицы на языке. Очень вкусной, но пробирающей до слез. Эдриен действительно верил в то, что Джон Андерсон любил Фиону. Просто жизнь с такой женщиной бок о бок оказалась ему не по силам. Джону нужна была жена — хозяйка дома. А Фионе Монаган никогда ею не стать, как бы сильно она ни любила Джона. И все же Эдриену было больно за Фиону, когда он думал о том, как вероломно бросил ее Джон. Это было жестоко и несправедливо, Фиона не заслужила такого, какой бы безалаберной ни была ее жизнь.

— Ты сказала Джону про сэра Уинстона? — спросил Эдриен, складывая в коробку пятидесятую пару роскошной обуви, которой тоже предстояло отправиться в Армию спасения, поскольку каблуки оказались слишком высокими даже для Джамала. Все, что был в состоянии нацепить на себя пакистанец, должно было достаться ему.

— Думаю, теперь это его не касается, — ответила Фиона на вопрос Эдриена. — Не хочу, чтобы он меня жалел. Как ты себе это представляешь? «Спасибо, что развелся со мной, кстати, моя собака тоже умерла».

Фиона заплатила пять тысяч долларов, чтобы сэра Уинстона похоронили на собачьем кладбище и поставили над его последним приютом надгробие в форме сердца из черного мрамора, которого она так и не видела, потому что у нее не хватило духу прийти на могилу.

В воскресенье Эдриен снова помогал Фионе разбирать вещи. А потом она всю неделю была занята тем, что избавлялась от ненужных вещей, которые еще вчера казались такими необходимыми. В довершение всего, Фиона улетела в Париж в Хэллоуин. Судьба словно продолжала насмехаться над ней.

Эдриен провожал ее в аэропорту. Оба старались держаться торжественно, только обменялись долгими прощальными взглядами, и Фиона направилась к стойке регистрации.

— Не казни себя так, — сказал ей на прощание Эдриен. — И не вини во всем себя. У всего происходящего с нами — множество причин.

Фиона согласно кивнула. У всего есть свои причины. И у того, что ее бросил отец, у того, что умерла мать, что Джои развелся с ней, сэр Уинстон умер и она сама оставила отличную работу, которая еще вчера значила в ее жизни все.

— Звони мне, Фиона, — попросил Эдриен. — Я беспокоюсь о тебе.

— А ты работай хорошо, — в глазах Фионы стояли слезы. — Так, чтобы я могла тобой гордиться.

Она и так гордилась Эдриеном и не сомневалась, что он отлично справится со своими новыми обязанностями. Он был отличным редактором — ничуть не хуже ее самой, но, в отличие от нее, хотел работать и был полон сил и энергии.

— Я люблю тебя, Фиона Монаган, — прочувствованно произнес Эдриен. Они расцеловались на прощание. — Убей их наповал там, в Париже. Мы увидимся с тобой в январе или даже раньше, если я выкрою время смотаться в Париж.

Обоим казалось, что до января пройдет целая вечность, хотя на самом деле до зимних показов от кутюр оставалось всего три месяца. Фионе казалось, что она умерла здесь, в Нью-Йорке, и ее, пожалуй, надо отправлять в багажном отсеке в мешке для перевозки трупов, а не в салопе для пассажиров.

— Береги себя, — прошептала она и быстро пошла к выходу, глотая подступившие слезы.

Эдриен провожал ее взглядом, пока мог видеть, и слезы заволакивали его глаза.

Глава 13

Фиона поселилась в отеле «Ритц» в крошечном номере. Иногда она сидела у окна, глядя на серое небо, и скучала обо всем, что осталось для нее в прошлом, — о Джоне, Эдриене, своей работе, своем доме, Нью-Йорке, сэре Уинстоне и даже о Джамале. Всего за несколько месяцев она умудрилась потерять все, что имела, и теперь не знала, как ей жить дальше. В Париже было дождливо и пасмурно, что вполне соответствовало настроению Фионы. Она правильно сделала, что прилетела в Париж. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать. Она жила, погруженная в собственные переживания и одиночество.

В середине декабря Фионе переслали в Париж бумаги о разводе. Но это уже не имело ровно никакого значения. Ничто не имело значения. Она провела сочельник и Рождество одна в своем номере. Она ходила на мессу в базилику Сакре-Кер, и хор монашек пел так чудесно, что Фионе казалось, будто она умерла и попала в рай. Она слушала их пение, и горячие слезы катились по ее щекам.

В тот вечер, вернувшись в гостиницу, она начала писать. Это была совсем не та книга, которую она давно задумала. Тот роман хотела написать совсем другая Фиона, а эта, сегодняшняя, писала о маленькой девочке, у которой было детство, похожее на ее собственное, а потом она стала женщиной, красивой и успешной, и жила, наслаждаясь жизнью, пока не совершила чудовищную ошибку. Это был своего рода катарсис. Отсюда, издалека, ей лучше видны были теперь побудительные мотивы многих ее поступков. Фиона вспоминала мужчин, которых она боялась, тех, кого все-таки впустила в свою жизнь, потому что не чувствовала с их стороны угрозы своей независимости. Она вспоминала все то, чем наполнила свою жизнь взамен настоящих человеческих отношений. Работу, которая значила для нее так много, что заслоняла все остальное, добровольно принесенные ею жертвы, самая ужасная из которых — Нежелание иметь детей, место которых занял в ее жизни сэр Уинстон. Фиона Монаган стремилась во всем к совершенству. Она вспоминала, как не хотела идти на компромиссы, строя свою жизнь с Джоном. Потому что боялась освободить для него слишком много места в своей жизни — не только в шкафах для одежды, но и в своем сердце. Потому что считала, что, отдав ему все, что имеет, она потеряет слишком многое, если они расстанутся. И она потеряла и его, и все, что имела. И все это перетекало постепенно на страницы романа, по мере того как декабрь перетекал в январь. Она была всецело поглощена романом, когда приехал Эдриен. Он нашел, что Фиона выглядит лучше, хотя по-прежнему очень бледна. Неудивительно — ведь она по нескольку дней не покидала свой номер. Фиона писала, писала и писала. Эдриен был еще в Париже, когда Фионе позвонил агент по недвижимости сообщить, что подобрал для нее подходящую квартиру. Квартира находилась в Седьмом округе Парижа на бульваре Ля-Тур-Мобур. Фиона позвонила Эдриену, который тоже, как и всегда, остановился в «Ритце», и он обещал поехать с ней посмотреть квартиру после показа коллекции Готье. Фиона теперь тщательно избегала встреч с людьми, принадлежащими к миру моды. Ей нечего больше было сказать этим людям.

Фиона вышла из отеля вместе с Эдриеном в темных очках и с гладко зачесанными назад волосами. На улице шел дождь, и ей пришлось поднять капюшон плаща. Даже в такой дождливый день дом, в котором находилась квартира, показался Фионе чудесным. Он стоял позади другого здания, с одной стороны находился мощенный брусчаткой дворик, а с другой — небольшой ухоженный садик. Дом принадлежал семейной паре, живущей в Гонконге, которая нечасто приезжала в Париж. А квартира, которую предлагали Фионе, занимала последний этаж и чердак, и здесь был даже небольшой садик на крыше. Квартира была достаточно просторна для одного человека. А на чердаке находилась студия, и Фиона сразу подумала, что там она могла бы писать. Она тут же решила снять эту квартиру, внесла задаток, и ей сказали, что переезжать можно хоть завтра. Квартира была обставлена довольно просто, но в ней было кое-что из антикварной мебели, а в спальне стояла огромная кровать под балдахином. Еще здесь были лепные потолки и деревянные полы, настланные триста лет назад. Фиона видела себя в этой квартире, ей казалось, что она проживет здесь долго. Теми же впечатлениями поделился с ней Эдриен.

— Она похожа на чердак Мими из «Богемы», — сказал он. — Кстати, ты все больше напоминаешь мне эту героиню.

Эдриена на самом деле радовало, что Фиона постепенно начала приходить в себя. Она рассказала ему о книге, которую пишет. Фиона не знала, когда закончит свой роман, но, по крайней мере, у нее было теперь увлекательное занятие. Она не решила еще, предпримет ли какие-либо шаги, чтобы опубликовать будущую книгу. Ей очень хотелось ее написать.

На следующее утро она оформила договор аренды, выписала чек и, ставя под ним число, поняла, что сегодня — годовщина ее бракосочетания с Джоном Андерсоном. Что это было? Предзнаменование? Или просто случайное совпадение? В тот вечер она выпила шампанское в своем номере вместе с Эдриеном, который старался короткое свободное время проводить рядом с Фионой. Что ж, у него были причины для беспокойства. Фиона незаметно выпила довольно много, у нее все больше развязывался язык, и она без умолку говорила о Джоне, о том, что она прощает ему все, прощает, что он бросил ее, она понимает, что у Джона просто не было другого выхода, что она вела себя с ним просто ужасно. «Но не так ужасно, как он повел себя с тобой», — подумал Эдриен. Ему казалось, что Фиона напрасно обвиняла во всем только себя.

Еще Эдриена очень интересовал вопрос, скучает ли она по своей работе. Фиона говорила, что нет, но он не мог поверить ей. Но главное, что было необходимо Фионе, — это перестать во всем винить себя. Интересно, удастся ли ей это или она так и будет жить, мучимая мыслями о том, что могло бы быть, если… У Эдриена сердце переворачивалось, когда он видел Фиону в таком состоянии. И он все больше злился на Джона Андерсона. Пусть жизнь их была не идеальной, но ведь Фиона была потрясающей, необыкновенной женщиной. Джон не оценил ее, не понял и сдался без борьбы, чтобы вернуться к своей привычной, размеренной жизни.

Эдриен уехал из Парижа в выходные. Ему очень не хотелось оставлять Фиону одну. На следующий день ей предстоял переезд в новую квартиру, но Эдриен не мог остаться, чтобы помочь. Его ждали срочные дела в Нью-Йорке. В том числе и переговоры с Джоном Андерсоном. У «Шика» возникли проблемы с агентством Джона, но Эдриен не стал говорить об этом Фионе.

Не так легко было работать редактором журнала, которым столько лет руководила сама Фиона Монагаи. Но Эдриен любил свою работу. Вникая постепенно во все дела редакции, он проникался все большим уважением к Фионе. Эдриен сравнивал себя с жонглером, манипулирующим десятками шариков, ни один из которых нельзя было уронить. Он попросил совета Фионы по некоторым проблемам и был, как всегда, поражен точностью ее оценок, безукоризненным вкусом и быстротой реакции. Фиона была потрясающим профессионалом, и Эдриен не сомневался, что и книга у нее получится интересная. Слава богу, что Фиона увлечена книгой и полна решимости довести дело до конца. Поднимаясь в воздух над аэропортом Шарль де Голль, Эдриен продолжал думать о Фионе и молился о том, чтобы она пережила этот тяжелый для нее период. Она казалась сейчас такой хрупкой и уязвимой, но в то же время по-прежнему оставалась сильной женщиной. Эдриен восхищался ее мужеством еще больше, чем ее стилем и шармом.

Пока Эдриен летел в Штаты, Фиона перебиралась на новую квартиру. В комнатах сильно дуло, небо было серым, а в кухне Фиона обнаружила небольшую протечку, но в целом квартира была в порядке. В доме было много столовой и кухонной посуды, полотенец и скатертей. Квартира состояла из двух спален, к каждой из которых примыкала ванная, крошечной кухни и уютной гостиной, где Фиона могла бы принимать друзей.

Первые несколько дней Фиона с грустью вспоминала отель «Ритц» с его шикарными номерами и знакомыми лицами, горничную, будившую ее по утрам, телефонного оператора, узнававшего Фиону по голосу, швейцара, снимавшего перед ней фуражку, посыльных с мальчишескими лицами, приносящих ей пакеты, и портье, выполнявших ее мелкие просьбы. Фиона редко выходила из номера, ей не надо было договариваться о встречах, но она отправляла множество писем и посылок, иногда просила отксерить ей нужные бумаги или купить справочники, по которым она сверяла информацию, если в ходе работы над книгой необходимо было дать точные сведения или детали.

В новой квартире Фионе сначала было одиноко — не с кем переброситься словом, не то что поболтать. К тому же теперь она не могла заказать себе еду в номер в любое время суток. Надо было одеваться — пусть хотя бы в джинсы и свитер — и выходить из дома. Неподалеку находилось бистро, где Фиона время от времени обедала или пила кофе, а в нескольких кварталах от дома — магазинчик, где можно было купить все необходимое из продуктов.

Иногда Фиона не выходила из дома, пока не кончатся сигареты и еда. Она снова стала курить, и это также отразилось на ее здоровье и внешнем виде. Фиона теряла вес, вещи висели на ней. А впрочем, она и носила теперь только джинсы, толстовки да длинные бесформенные свитера. Куря сигарету в каком-нибудь маленьком кафе прямо на улице и перечитывая страницы собственной рукописи, Фиона чувствовала себя настоящей француженкой. Ей нравилось то, что выходило из-под ее пера.

Парижская зима выдалась дождливой, то же можно было сказать и о наступившей весне. В апреле, когда выглянуло наконец солнышко, Фиона стала совершать долгие прогулки по набережным. Однажды, стоя на берегу Сены, она вдруг вспомнила их с Джоном ужин на речном трамвайчике «Бато-Муш». С тех пор прошло почти два года. Но Фиона чувствовала себя так, словно между этими двумя посещениями Парижа прошла целая жизнь. Прошла — и растворилась в воздухе.

К маю Фиона почувствовала себя лучше. Книга двигалась вперед. Иногда, перечитывая написанное, Фиона улыбалась и даже смеялась, сидя в своей уютной студии. Вот уже полгода она вела уединенный образ жизни, и это пошло ей на пользу. Когда Эдриен приехал в июне на летние показы, он с радостным изумлением обнаружил, что Фиона выглядит намного лучше. Она немного набрала в весе, и у нее был отличный цвет лица, хотя Фиона и дымила, как паровоз. Она подстригла волосы, зеленые глаза ее снова были ясными и живыми, и даже Эдриен, всегда объективно оценивающий ее внешний вид, увидел перед собой почти прежнюю Фиону Монаган. Она была рада приезду Эдриена, она соскучилась по нему и с удовольствием делилась с ним своими успехами — книга, по мнению Фионы, получалась интересной.

На этот раз Фиона изъявила желание пообедать с Эдриеном в «Вольтере» и спокойно пережила встречу со знакомым редактором. Ей нечего было больше скрываться. Она начинала выздоравливать и больше не чувствовала себя побежденной.

А на вопросы вроде: «Что ты теперь делаешь?» — Фиона отвечала с загадочной улыбкой: «Пишу…»

— Надеюсь, не производственный роман? — спросила редакторша, делая страшное лицо.

Фиона лишь рассмеялась в ответ:

— Разве я могла бы так поступить со своими друзьями? Я действительно пишу роман, но в нем нет ни слова ни об индустрии моды, ни об издательском деле. Я никому не выдам ваши секреты, — успокоила бывшую коллегу Фиона.

Когда женщина отошла от их столика, Фиона с улыбкой сказала Эдриену:

— Писать книгу о моде мне было бы чудовищно скучно.

Оба рассмеялись, набрасываясь на огромное блюдо с профитролями, которые им только что принесли. Эдриен с удовольствием заметил, что к Фионе вернулся аппетит. При этом он решительно не одобрял то, что Фиона так много курила.

— Как насчет того, чтобы купить собаку? — Эдриен давно собирался затронуть эту тему, но ждал, когда хоть немного забудется горечь утраты сэра Уинстона. Теперь, когда прошло уже немало времени, Эдриен наконец решился. Но Фиона лишь покачала в ответ головой, снова зажигая сигарету:

Ты помнишь, какой я была до всей этой истории, Эдриен? Так вот, я снова хочу стать прежней Фионой Монаган. Никаких обязательств, никакой ответственности, никаких серьезных длительных связей. Не хочу ничем владеть, не хочу никого любить, не хочу слишком привязываться к людям или к месту. Это правило хорошо работало много лет, а как только я позволила себе его нарушить — ты знаешь, что получилось.

Что ж, ее ответ ясно говорил Эдриену, что рана, нанесенная Джоном Андерсоном, все еще не зажила на сердце Фионы и, скорее всего, будет напоминать о себе всегда. Но Эдриену показалось, что Фиона, по крайней мере, перестала казнить себя за совершенные ошибки, думать постоянно о том, чего она не смогла дать Джону. В эти долгие месяцы затворничества она пристально вглядывалась внутрь себя. Впервые с тех пор, как Фиона ушла из журнала, Эдриен вдруг понял, что она поступила абсолютно правильно.

Теперь он видел перед собой новую Фиону — более мудрую и сильную. Жизнь ее перестала быть такой легкомысленной, как раньше. И в то же время характер Фионы, казалось, смягчился, она уже не стремилась к совершенству с такой неистовой силой, как раньше, и была снисходительнее к себе. Она была теперь настроена более философски, не так напряжена и даже удивила Эдриена, сообщив, что ей нравится самой убираться в квартире. Беспокоил Эдриена лишь тот факт, что Фиона жила одна, исключив из своей жизни всякое общение с мужчинами. Ведь ей было всего сорок три года — совсем не тот возраст, когда пора удалиться в келью. Но когда Эдриен сказал ей об этом, Фиона твердо заявила, что мужчины интересуют ее сейчас меньше всего. Ей не хотелось ни с кем встречаться, не хотелось вести светский образ жизни. Все, что ей было нужно, — это закончить свою книгу. Она поставила себе цель — дописать роман к концу лета. Потом Фиона приедет ненадолго в Нью-Йорк, чтобы найти агента, который сможет предложить ее рукопись издательству. Она останется в Париже на лето, чтобы работать, и не собирается в этом году отдыхать на юге Франции. Когда Эдриен спросил, не хочет ли она поехать в Сен-Тропе, Фиона даже поморщилась. И Эдриен осознал, что прежняя боль не покинула Фиону, она лишь прячет ее от посторонних глаз. В жизни Фионы Монаган было теперь много мест, куда ей не хотелось возвращаться. Она говорила, что утратила к ним интерес, но они с Эдриеном оба знали, что возвращаться туда было бы для Фионы слишком больно.

Эдриен задержался в Париже после Недели высокой моды, чтобы побыть с Фионой. А когда он уехал в конце июля, Фиона с удвоенной энергией принялась за работу. Визит Эдриена был для нее глотком свежего воздуха. Они и так часто разговаривали по телефону, но совсем другое дело — общаться лицом к лицу, обедать в «Вольтере», проводить вместе вечера. Однажды Фиона приготовила для Эдриена обед дома, и они сидели вечером на террасе, ели сыр, запивая его вином, и Эдриен вдруг подумал-, что Фиона выбрала для себя не такую плохую жизнь. Он даже позавидовал ей. Но потом решил, что и ему не стоит роптать на судьбу. Ему досталась в наследство отлично отлаженная машина, которой правил теперь он. Впрочем, Эдриен все же провел в журнале кое-какую реорганизацию.

— Может быть, когда я вырасту, то тоже приеду в Париж и напишу книгу, — Эдриен вытянул перед собой длинные ноги в очередном шедевре из крокодиловой кожи модного дизайнера.

— Ты должен написать книгу, которую не написала я, — с улыбкой сказала Фиона. — О мире моды. Ты ведь знаешь куда больше секретов, чем я.

Эдриен вызывал у людей доверие, и они любили поверять ему свои большие и маленькие тайны. Эдриен умел их хранить. Фиона никогда не сомневалась, что он никому не разболтает ничего из услышанного от нее.

— Несколько наших знакомых сразу же наймут киллеров, — рассмеялся Эдриен. — Впрочем, иногда я думаю, что если они не сделали этого до сих пор, то, наверное, уже не сделают.

Эдриену нравилась идея написать книгу, но это было еще впереди. Сейчас он был абсолютно доволен своей жизнью.

Когда уехал Эдриен, работа пошла быстрее, теперь Фиона практически не отрывалась от рукописи. Она вставала рано утром, варила себе кофе, распечатывала пачку сигарет и садилась за работу. Как правило, она не вставала из-за компьютера до полудня. В полдень Фиона вставала, чтобы размяться, съедала немного фруктов и возвращалась к работе. Так она просидела за романом около двух месяцев. Париж опустел на лето, казалось, даже туристы все выбрали в этом году другие места — Бретань или юг Франции, а может быть, Италию или Испанию. Фиона выходила из квартиры только для того, чтобы купить еду.

В один ясный солнечный день в конце августа Фиона дописала предложение, поставила точку и откинулась на спинку кресла, глядя на экран со слезами на глазах и постепенно осознавая, что произошло. Она закончила книгу!

— О боже! — воскликнула Фиона в волнении.

Строчки прыгали у нее перед глазами, из горла вырывались сдавленные звуки — то ли смех, то ли рыдания.

— Я сделала это!

Фиона перечитывала вновь и вновь последний абзац. Она сделала это! Книга, в которую она вложила всю душу, закончена. Она писала ее восемь месяцев.

Фиона тут же кинулась звонить Эдриену. В Нью-Йорке сейчас как раз утро, и он только что пришел на работу. Сначала с ней говорил автоответчик, но, услышав, что звонит Фиона, Эдриен снял трубку.

— Ты можешь получить свою любимую работу назад, — в голосе его звучало отчаяние. — Они тут все сговорились свести меня с ума! Только что уволились сразу три редактора.

— Найдешь других, — отмахнулась Фиона. — Все редакторы заменяемы, включая меня. Лучше угадай, что хотела сказать тебе я…

— Ты беременна? Было бы неплохо…. Или нет — ты встретила красивого парня. Нет, лучше не так. Ты возвращаешься в Нью-Йорк и скоро будешь работать на прежнем месте в журнале.

— Даже не мечтай! Не угадал с трех попыток! Я только что закончила книгу!

Фионе хотелось кричать и петь от радости, и ее радостное возбуждение передалось Эдриену.

— Черт побери! — воскликнул он. — Да ты просто гений!

Эдриен искренне радовался за Фиону, зная, как много значила для нее эта книга. И он, как всегда, мог ею гордиться. Недаром они были друг для друга братом и сестрой, которых никогда не имели.

— Теперь ты вернешься домой? — с надеждой спросил Эдриен.

Мой дом теперь в Париже. Я действительно приеду в Нью-Йорк на пару недель. Поговорить с агентами. Но сначала мне надо подчистить рукопись. Кое-что надо изменить и вычитать как следует. Это заняло гораздо больше времени, чем думала Фиона.

Она собралась в Нью-Йорк только в октябре. У Фионы были назначены встречи с тремя агентами, а остановиться она собиралась у Эдриена. В ее доме все еще жили арендаторы, к тому же она решила его продать. Фионе хотелось сделать это, не откладывая, пока она в Нью-Йорке. Но сначала она, конечно же, должна предложить дом арендаторам. Если эти люди согласятся, можно будет сэкономить на комиссионных риэлторам. Арендаторам нравился ее дом, так что, возможно, они захотят его купить.

Фиона решила не возвращаться в Нью-Йорк. Ей было хорошо и спокойно в Париже, а с Нью-Йорком ее больше ничто не связывало.

Кроме Эдриена. Но он часто наведывался в Париж по делам журнала, так что они могли не терять связи. Фиона собиралась по возвращении приняться за новую книгу. Она уже набросала план и даже поработала над ним в самолете.

Фиона зашла к Эдриену в редакцию «Шика». Было странно прийти в свой журнал уже посторонним человеком. Как будто она вернулась в дом своего детства, в котором живут теперь другие люди. Еще более странные ощущения вызвал у нее визит в собственный дом. Жильцы перекрасили стены и наполнили комнаты мебелью, которая показалась Фионе ужасной. Но теперь это был уже их дом, а не ее.

Новые жильцы пришли в восторг, когда Фиона сообщила, что собирается продавать дом. Они действительно очень хотели бы остаться в доме. В течение двух дней они пришли к приемлемой для обеих сторон цене и договорились обойтись без посредников. Поездку в Нью-Йорк можно было считать успешной хотя бы поэтому.

Фиона остановилась у Эдриена. С утра, когда Эдриен уходил, она отправлялась на встречи с литературными агентами. Двое из них сразу же активно ей не понравились, а третий — Эндрю Пейдж — показался довольно приятным и деловым. Агент примерно одного с ней возраста был крепким профессионалом, знал свой бизнес вдоль и поперек, был амбициозен и уверен в себе. Фиона рассказала ему, о чем книга, и агент заинтересовался. Она оставила ему рукопись с таким чувством, словно оставляла у незнакомых людей собственного ребенка. Вернувшись вечером в квартиру Эдриена, Фиона даже не пыталась скрыть, что нервничает. Она провела у агента довольно много времени, и Эдриен уже начал волноваться, ожидая ее с ужином. Он прекрасно понимал, как это непросто — пристраивать свое любимое детище.

На Фионе сегодня были надеты узкие черные брюки и белая водолазка. Это была совсем другая Фиона, но не менее очаровательная, чем прежде. Поглощенная устройством своей рукописи, Фиона не обратила внимания на то, как смотрел на нее агент. Она думала только о будущем своей книги и, как и раньше, не придавала никакого значения заинтересованным мужским взглядам. Фиона даже не потрудилась накраситься, она вообще редко делала это в последнее время, но кожа ее была восхитительно нежной и гладкой, а огромные зеленые глаза излучали притягательный свет. Эдриен счел, что никогда еще Фиона не выглядела такой женственной и мягкой. Ее прежний образ был иным — более броским, эффектным и неприступным.

— А что, если ему не понравится, — говорила Фиона, нервно постукивая пальцами по столу.

— Ему не может не понравиться, — попытался успокоить ее Эдриен. — Ты хорошо пишешь, Фиона. И сюжет у тебя получился. Я, признаться, и предположить не мог, что ты вытянешь весь роман.

Фиона читала ему отрывки и посылала по факсу страницы, которые казались ей особенно удачными. Она также обсуждала с Эдриеном сюжет, детали которого менялись несчетное количество раз.

— Думаю, ему вряд ли понравится, — Фиона, волнуясь, залпом осушила бокал вина.

Она немного опьянела, что случалось с ней крайне редко.

К утру Фиона успела убедить себя в том, что ее роман наверняка не понравится ни одному агенту, и теперь пыталась привыкнуть к мысли, что рукописи предстоит пылиться в ящике ее письменного стола. Но это она была готова пережить. Мысли ее уже занимала новая книга.

Ближе к полудню в квартире Эдриена зазвонил телефон. Фиона обычно дожидалась, пока включится автоответчик, но тут вдруг решила взять трубку. Это мог звонить Эдриен. Они собирались пойти вечером куда-нибудь поужинать, хотя Эдриен и был занят делами журнала, пожалуй, больше, чем обычно бывала занята Фиона, когда возглавляла журнал. Разница была лишь в том, что Эдриен не устраивал в своем доме вечеринок и никогда не пускал пожить у себя приехавших фотографов и моделей. Еще год назад, через некоторое время после отъезда Фионы, Эдриен сообщил ей, что нанял на работу Джамала, и Фиона была рада снова увидеть его. Эдриен умудрился надеть на пакистанца форму, состоявшую из черных брюк, белой рубашки и короткого белого пиджака. В тех редких случаях, когда Эдриен все же что-то устраивал дома, Джамала удавалось даже уговорить надеть бабочку. Эдриен со смехом не раз говорил Фионе, что Джамал не в восторге от нового хозяина, поскольку ему уже не перепадает ненужная обувь — нога Эдриена была на несколько размеров больше, чем у Джамала. Но Эдриен немного лукавил: на самом деле Джамал был очень доволен новой работой.

— Алло? — тихо произнесла Фиона в трубку.

Голос на другом конце провода был незнаком ей. Это был не Эдриен, и Фиона тут же пожалела, что взяла трубку.

Но, к великому изумлению Фионы, к телефону попросили именно ее.

Это был Эндрю Пейдж, литературный агент.

Он старался выдать всю информацию как молено быстрее, потому что отлично знал, какое нетерпение испытывают авторы, ожидая решения судьбы своего детища. Эндрю сразу сказал, что роман ему поправился. Это был лучший первый роман, который ему приходилось видеть в своей жизни. Он считает, что кое-что там еще надо подредактировать, но это — мелочи. И Эндрю уже знал, какое издательство заинтересует рукопись. Завтра он встречается за ленчем с главным редактором и будет беседовать с ней от имени Фионы. Если, конечно, она согласна подписать с ним контракт. Он бы хотел, чтобы это произошло как можно скорее. Скажем, завтра утром.

— Вы шутите? — изумилась Фиона. — Вы действительно прочли роман?

Я и не думаю шутить, — рассмеялся в ответ агент, думая о том, что для женщины с ее прошлым Фиона ведет себя на удивление неуверенно во всем, что касается ее творческой деятельности и некоторых других вещей. И это нравилось ему в Фионе. — Вы написали потрясающую книгу! У вас настоящий талант!

— А вы самый лучший на свете агент! — смеясь, сообщила ему Фиона.

Они договорились о встрече и распрощались, а секунду спустя Фиона уже звонила Эдриену.

— Угадай, какая у меня новость!

— Только не это! — рассмеялся в ответ Эдриен. Фиона обожала, словно маленькая девочка, загадывать ему загадки, если в ее жизни случалось какое-нибудь радостное событие. А событие явно было приятное — он слышал это по голосу Фионы.

— Эндрю Пейджу понравилась моя книга! Завтра мы с ним заключаем контракт. И за ленчем он будет говорить о моем романе с главным редактором одного издательства.

Фиона радовалась так, будто только что родила на свет замечательного первенца. Она рассказала агенту о том, что уже готова сесть за следующую книгу, и он пообещал ей, что попытается договориться о контракте сразу на две-три книги. Издателям обычно нравилось, когда речь шла не о единственной книге автора, который, возможно, ничего больше не напишет, а о нескольких романах. Такие проекты были в случае успеха первой книги самыми привлекательными для издателей.

— И чем ты меня удивила? — проворчал в ответ Эдриен. — Разве я не говорил тебе, что книга ему обязательно понравится? Поняла теперь, что меня надо слушаться?!

Фиону, похоже, можно было поздравить с началом новой карьеры.

— Потом он продаст права на экранизацию книги, по ней снимут фильм, и мы все отправимся на премьеру в Голливуд, — не унимался Эдриен. — А если ты сама напишешь сценарий, я хочу быть рядом, когда тебе вручат Оскара.

— Я люблю тебя, Эдриен, и спасибо тебе за поддержку, но иногда ты бываешь несносен. А впрочем, я прощаю тебя. Как ты смотришь на то, чтобы отпраздновать это сегодня вечером?

Эдриен все еще пытался отменить назначенную заранее встречу, но теперь, услышав такие важные для Фионы новости, он немедленно пообещал ей, что они поужинают вместе во что бы то ни стало. Они договорились встретиться в восемь перед «Гули», который по-прежнему оставался ее любимым рестораном в Нью-Йорке.

Фиона надела единственное платье, отдаленно напоминавшее вечернее, которое привезла с собой из Парижа. Это было короткое коктейльное платье от «Диор», купленное в «Дидье Людо» в Пале-Ройяль. Платье очень шло Фионе. Распущенные волосы отливали медью, а в честь успешного начала своей писательской карьеры Фиона даже решила сегодня сделать макияж. Платье было коротким и открывало ее стройные ноги, обутые в босоножки от «Маноло Бланк» на высоченных каблуках, с ремешками вокруг щиколоток, при одном взгляде на которые у Джамала потекли слюнки.

Такая Фиона отдаленно напоминала героиню Одри Хэпберн в фильме «Завтрак у Тиффани», только цвет волос Фионы был другой — медный.

Метрдотель ресторана был искренне рад Фионе, которую не видел почти год. Они немного поговорили по-французски. Фиона сказала, что решила перебраться в Париж. Метрдотель подвел их к самому лучшему столику в уютном уголке. Все, кто был в ресторане, поворачивали головы, когда Фиона проходила мимо. Она уже готова была сесть, когда внимание ее привлекло хорошо знакомое ей лицо. Она не стала бы здороваться с этим человеком, если бы они встретились на улице, но он сидел всего в двух столиках от их с Эдриеном места, и поздно было делать вид, что Фиона его не заметила.

Это был Джон Андерсон.

Фиона на секунду остановилась и улыбнулась ему. Не улыбкой соблазнительницы, а грустно-нежной улыбкой женщины, которую связывает с мужчиной общее прошлое. Рядом с Джоном сидела яркая блондинка, выглядела она весьма респектабельно. Полная копия его покойной жены, отметила про себя Фиона. Новая подруга Джона была президентом местной Молодежной лиги. Они встречались уже полгода и производили впечатление людей, давно и хорошо знающих друг друга.

Сказать, что Джон был удивлен, — ничего не сказать. Он замер, словно пораженный молнией, и лишь через несколько секунд нашел в себе силы подняться, поздороваться с Фионой и представить ее своей спутнице. Пока две женщины пожимали друг другу руки, Джон мечтал об одном — немедленно исчезнуть.

— Элизабет Уильяме, очень приятно.

— Фиона Монаган. Рада познакомиться. Женщины внимательно разглядывали друг друга. В глазах блондинки мелькнуло неодобрение. Наверняка она слышала о Фионе, и ей не очень нравилось то, — что она увидела, — роскошные рыжие волосы, потрясающая фигура. Фиона выглядела на десять лет моложе своего возраста, ее неповторимый шарм обрел мягкость. Было отчего испытывать дискомфорт женщине, понимающей, что мужчина, с которым она встречается, спал когда-то с Фионой Монаган. И не просто спал — любил эту женщину. Но, в конце концов, Джон ведь сам первый бросил ее. Эта мысль смогла несколько утешить Элизабет.

— Рада была увидеть тебя, Джон, — спокойно произнесла Фиона после обмена любезностями с его спутницей. Она даже не запомнила ее имени. Имя не имело значения. С Джоном была не женщина, а символ. Именно такая спутница должна быть рядом с этим человеком. Джон выглядел отлично и казался довольным жизнью.

Фионе вдруг захотелось рассказать ему о написанной книге и о новом агенте, но это выглядело бы глупо.

— Как поживаешь? — спросил Джон с таким видом, словно они были давними партнерами по теннису, потерявшими друг друга из виду в последние годы, или людьми, когда-то работавшими вместе.

— Чудесно! Я живу теперь в Париже.

Фиона чувствовала, как, несмотря на то что она не видела этого человека почти год, а он вычеркнул ее из своей жизни еще раньше, сердце ее вдруг начало учащенно биться. Она с изумлением обнаружила, что время не убило те волшебные чувства, которые она испытывала при одном только взгляде на этого мужчину. Зато Джон, видно, сумел окончательно вычеркнуть ее из своей жизни.

Джон знал, что Фиона уволилась из журнала и отправилась в Париж, но он думал, что это поездка всего на несколько месяцев. Ему не могло прийти в голову, что Фиона может переселиться в Париж, так кардинально изменить свою жизнь.

— Я продала свой дом.

«И написала книгу!»

Фионе хотелось кричать от отчаяния, но она оставалась спокойной и сдержанной. Они с Джоном кивнули друг другу, и Фиона поспешила занять место за столиком, надеясь, что вот-вот появится Эдриен.

Но Эдриен задержался и появился только через полчаса. К этому моменту Фиона была близка к обмороку, хотя выглядела она как всегда достойно — изысканна, спокойна и сдержанна. Она увлеченно делала пометки в меню и ни разу даже не взглянула на Джона.

— Ты видел, кто сидит за одним из соседних столиков? — процедила Фиона сквозь зубы появившемуся наконец Эдриену, который уселся напротив нее, спиной к Джону и его спутнице.

— Кто-то отчаянно знаменитый? — спросил Эдриен, которому Фиона запретила оглядываться.

— Когда-то ты был неплохо знаком с ним, — прошептала в ответ Фиона. — Я говорю о Джоне Андерсоне. Он здесь с какой-то белобрысой дебютанткой, которая смотрела на меня так, словно хотела проглотить.

— Джон — с молодой девицей? — изумлению Эдриена не было предела. Джон никогда не производил на него впечатления любителя молоденьких девушек.

— Да нет, что ты. Она, пожалуй, старше меня. Просто есть такой тип — вечные дебютантки.

— С тобой все в порядке? — Эдриен подозрительно взглянул на свою спутницу.

— Нет, — честно призналась Фиона.

Она чувствовала, что в любую минуту из ее глаз могут хлынуть слезы, но она скорее умрет, чем позволит себе заплакать.

— Это… очень тяжело. — У Фионы кружилась голова, ей стоило огромного напряжения казаться спокойной и сидеть одной за столиком с непроницаемым лицом, пока не появился Эдриен.

— Я понимаю, Фиона, — Эдриен сочувственно смотрел на нее через стол. — Ужасно, что так нескладно все получилось.

Он отлично представлял себе, что чувствовала Фиона, столкнувшись с человеком, из-за которого она потеряла все — прежнюю жизнь, работу, дом, город, страну, где жила. Фиона отказалась от всего только ради того, чтобы забыть Джона.

— Хочешь, уйдем отсюда? — предложил Эдриен.

— Но тогда я буду… выглядеть… полной дурой, — Фиона едва сдерживала слезы, но никто не догадался бы об этом, глядя на нее.

— О'кей, тогда сиди и улыбайся. Смейся в голос. Делай вид, что я рассказываю тебе что-то смешное. Давай же… Давай, Фиона… Покажи зубки… Так, улыбочку пошире. Ты должна показать своим видом, что никогда в жизни не была так счастлива.

Черт побери, Эдриен был прав!

— Но что, если я сорвусь? — прошептала Фиона. — Я ведь не железная!

— Я тебя убью, если ты посмеешь это сделать, — заверил ее Эдриен. — Кстати, где ты взяла это платье? За такое можно родину продать!

Абсолютно в духе Эдриена — в самый ужасный момент замечать, что на ней надето. Фиона невольно улыбнулась.

— У «Дидье Людо». Это диоровская модель. Шестидесятые годы. Едва прикрывает зад. Помнишь фильм «Завтрак у Тиффани» и неповторимую Одри?! — Очень хорошо. Надеюсь, Джон хорошо разглядел все, что оно не прикрывает, и теперь мучается при мысли о том, что он потерял.

Фиона удивленно заморгала глазами, глядя на Эдриена.

— Разве ты не твердил все время, что во всем виновата я?!

— Я никогда не говорил ничего подобного, — поспешил заверить ее Эдриен.

— Говорил, и еще как.

— Я — твой друг, Фиона. И когда я вижу, что ты поступаешь неправильно, я говорю тебе об этом. А для чего же еще нужны друзья? Я всегда был с тобой честен. И поэтому говорил, что тебе надо приспособиться к жизни с этим человеком. Ведь ты любила его. Но после того, как он бросил все через несколько месяцев и отказался от такой женщины, как ты, без малейших попыток что-то предпринять и поправить, я считаю его безмозглым тупым кретином. Конечно, ты многое должна была сделать по-другому. И сделала бы, если бы хотела. Например, освободила бы шкафы для его вещей и попыталась бы свести к минимуму хаос, царивший в твоей жизни. Но и ему надо было надрать задницы своим дочуркам, уволить экономку, убить свою зверскую собаку. Черт побери, такая женщина, как ты, этого стоила! Твой Джон — чертов идиот!

Фиона была удивлена и одновременно польщена реакцией Эдриена. До этого он никогда не говорил ей ничего подобного. Фиона была в таком ужасном состоянии, и Эдриен всячески пытался помочь ей, делая вид, что не происходит ничего особенного. Он всегда боялся, что его сочувствие сделает ее еще более несчастной и уязвимой. И жизнь показала, что он выбрал правильную линию поведения. Да и Фиона была молодцом: смогла взять себя в руки и начать новую жизнь — уже без Джона.

— Ты действительно так думаешь? — Поддержка Эдриена придавала Фионе сил и уверенности. Она чувствовала себя отмщенной. Жаль, что Эдриен не сказал ей о своем отношении раньше. Уважение и высокая оценка этого человека значили для нее очень много.

— Ну конечно, я так думаю! Не ты одна виновата в вашем разрыве. Ты, конечно, вела себя не лучшим образом. Иногда, прямо скажем, как полная дура. Тебе надо было еще тогда уступить мне Джамала. Такому парню, как Джон Андерсон, нечего делать в одном доме с эксцентричным полусумасшедшим пакистанцем. А тебе надо было стараться быть похожей на Холи Голайти, и лишь немного — на Одри Хэпберн. Кстати, ты очень похожа на нее в этом наряде.

Теперь Эдриен мог позволить себе быть с ней откровенным. Фиона была в порядке. Не просто в порядке. Она отлично справилась с ситуацией, хотя, несомненно, все еще страдала. Но она выжила — черт побери, она выжила!

— На кого из них я больше похожа? — поддразнила Фиона Эдриена.

— Разумеется, на мисс Хэпберн.

— Знаешь, Эдриен, тебе удалось тогда внушить мне, что я сама разбила свое счастье…

Не собирался я тебе этого внушать. Это Джон Андерсон разрушил твою жизнь. Сначала уговорил тебя выйти за него замуж, а потом бросил, практически ничего не объяснив, испугавшись всего нового, что вошло вместе с тобой в его жизнь: сумасшедшего Джамала, твоих приятелей и набитых тряпками шкафов, своих дочерей-мерзавок. Но многое происходило вовсе не по твоей вине. Я думаю, ты была слишком хороша для этого парня, Фиона. Он просто понял это и испугался в какой-то момент. Ты была ему не по зубам.

Оба знали, что это правда.

— Да, — кивнула Фиона. — И еще он пошел на поводу у своих дочек.

— Вдвойне идиот. Нельзя позволять собственным детям шантажировать тебя. Нельзя бросать из-за этого женщину, которую любишь. Ведь он полюбил тебя такой, как есть, во всем блеске славы, а потом сбежал, как трусливый заяц, потому что ты не оказалась домашней курицей. Черт побери, и как считать его после этого мужчиной? — Эдриен раздражался все больше и больше.

Фиона рассмеялась, благодарная Эдриену за то, что он пытается облегчить для нее, как может, переживания от встречи с Джоном. Фиона немного отошла и не чувствовала себя такой напряженной. Она весело смеялась, и оставалось только надеяться, что Джон Андерсон тоже заметит это.

— Он должен был сам придумать, как вам выйти из этой ситуации. И придумал бы, если бы был настоящим мужчиной, — не унимался Эдриен. — Кстати, скажи мне, пожалуйста, что ты собираешься делать со своей жизнью теперь, когда вот-вот станешь знаменитой писательницей?

— Со своей жизнью? — Фиона удивленно посмотрела на Эдриена. Она почти забыла, что Джон сидит через два столика от нее с девушкой его мечты.

— Да, да, со своей жизнью. Ты не ослышалась. У тебя ведь совсем нет на сегодня личной жизни, ты отказалась от нее. Посмотри на себя, ты — самая красивая женщина в этом ресторане. Необязательно быть главным редактором журнала «Шик», чтобы вокруг тебя крутились интересные личности. Тебе просто надо начать общаться с людьми.

— Ты имеешь в виду мужчин? Ни за что на свете! — с ужасом воскликнула Фиона.

— Я сейчас не о том, — нахмурился Эдриен. — Ты должна начать вести светскую жизнь в Париже, раз уж там теперь твой дом. Принимай приглашения на обеды, ходи на ленчи, а не торчи у себя в студии с утра до ночи. Если не готова к отношениям с мужчинами — что ж, это подождет. Только не сиди в четырех стенах.

— Но мне нравится писать. К тому же я собираюсь начать новую книгу.

— Но жизнь-то идет! И ты еще пожалеешь об этом, когда станешь старой. Ведь ты не всегда будешь выглядеть так, как сейчас. Общайся с людьми, развлекайся. Иначе для чего вообще жить в Париже?

— Там можно курить в кафе. Это веская причина!

— Мне придется приехать и вытащить тебя из дома насильно, если ты не изменишь своего образа жизни. Ты становишься настоящей затворницей.

— Не становлюсь, а уже стала. Ты просто не заметил перехода. Или не хочешь замечать.

Эдриен снова подумал, глядя на Фиону, что таких женщин больше нет на этом свете. Она была смелой и женственной, сильной и красивой. У нее были стиль и шарм и в то же время чудовищная работоспособность.

А Элизабет Уильяме явно волновалась. И заметно волновалась. Джон изо всех сил старался не смотреть на Фиону, но притяжение этой женщины было так велико, что у него ничего не получалось, и он нет-нет да и бросал на нее украдкой внимательные взгляды. Фиона о чем-то весело щебетала с Эдриеном и выглядела так, словно еще никогда в жизни ей не было так хорошо. Сев за столик, она больше ни разу не взглянула в сторону Джона.

— Ты не говорил мне, что она такая красивая, — упрекнула Джона Элизабет. — И такая молодая. Кажется, ты говорил, что ей за сорок?

— Так оно и есть. Фиона всегда выглядела моложе своих лет. Хорошо выглядеть — часть ее профессии. Она ведь руководит журналом мод. Вернее, руководила.

Джон так и не понял, почему Фиона оставила журнал. До него доходили смутные слухи о проблемах со здоровьем, но Джон не знал, верить им или нет. Сейчас Фиона казалась ему вполне здоровой. Может быть, она просто устала от своей работы? Джона даже нисколько не насторожил тот факт, что уход Фионы из журнала совпал во времени с их разрывом. Мужчины иногда проявляют чудовищную несообразительность в таких вопросах.

— Она очень красивая, — снова плаксиво процедила Элизабет и принялась жаловаться на проблемы, возникшие у нее при попытке устроить силами Молодежной лиги показ мод. Кто угодно понял бы, что уже через пять минут Джону стало чудовищно скучно слушать все это. Кто угодно, но только не Элизабет Уильяме. Она любила слышать звуки собственного голоса.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

В моменты, когда жизнь, стремительно набирая скорость, несется под откос, остается только надеяться ...
Призвание главного героя Артема – проникать сквозь трещины невидимых стен, разделяющих миры, входящи...
Ничего не скажешь, повезло двоюродным братьям Гоше и Никите! Парни оказались в подручных у киллера. ...
На западе Голубой страны находится огромное Ущелье. Сотни лет там обитает племя Черных драконов, кот...
Поезд, идущий в никуда и в никогда, – место действия повести «Желтая стрела». Этот поезд – единствен...
Ветеран войны с эламитами старший сержант Пакор и рядовой сверхсрочной службы Ахемен угоняют танк. О...