Этюд на холме Хилл Сьюзен
Глубоко погрузившись в свои мысли, Фрея сошла с дорожки, когда внезапно из-за поворота возник автомобиль и осветил ее фарами. Фрея обернулась, когда водитель остановился и засигналил.
– Фрея?
Она была ослеплена ярким светом. Окно серебряного «БМВ» начало медленно опускаться, а фары – гаснуть.
– Кто это?
Но как только она сделала пару шагов ближе, то узнала его, что ее приятно удивило.
– Сэр?
– Зачем это вы ходите по району в одиночестве?
– Иду с занятий хора в соборе. Я опоздала, и там уже не было места, так что мне пришлось припарковать машину здесь.
– Моя мать пела?
– Еще как. Она пошла в «Кросс Кис» с остальными, но у меня сегодня не то настроение.
– Подождите.
Он поставил свою машину на парковочное место рядом с одним из темных домов, выключил двигатель и вышел.
– Вы приехали за Мэриэл?
Он засмеялся:
– Нет, я приехал домой. Я живу здесь.
– Вот это да. Я не думала, что здесь кто-то живет, мне казалось, что в этой части района остались только офисы.
– В основном. Тут вот только офисы и я. А служители церкви живут выше и совсем рядом с собором.
– Понятно, понятно.
– Поднимитесь и посмотрите. Пойдемте, выпьем за конец трудного дня.
«Как просто зачастую звучат самые важные слова», – подумала она. Как обыденно была произнесена эта фраза, которую она будет носить с собой как самое дорогое сокровище, возможно, до конца своей жизни. «Поднимитесь и посмотрите. Пойдемте, выпьем». Она прошла вслед за ним в темное тихое здание и стала подниматься вверх по лестнице, глядя на его спину, на его голову, на светлые волосы, длинные ноги, на его обувь и на цвет его носков, запоминая, запоминая все. Когда ты маленький, ты щиплешь себя, чтобы проверить, действительно ли что-то происходит, действительно ли ты жив и не спишь. Сейчас она с трудом могла вдохнуть, но чувство нереальности было такое же, чувство недоверия и возрастающего волнения. И восторга.
Серрэйлер. Она посмотрела на его имя на табличке рядом с дверью. Серрэйлер. Буквы были необычными. Имя было подсвечено. Серрэйлер.
Он прошел вперед. Включил свет. Фрея встала в дверном проеме и увидела комнату, которая окончательно лишила ее дара речи.
Он взглянул на нее и улыбнулся, такой улыбкой, которая осветила его лицо, всю комнату, пространство между ними.
– Выпьете? Кофе?
– Лучше кофе, – сказала она. Ее голос прозвучал странно, но, кажется, он не заметил.
– Вы не против, если я буду виски?
– Конечно же нет.
– Присаживайтесь.
Он прошел в дверь слева. Больше света, яркого света на бледных стенах. Кухня.
Фрея подошла к окну. Шторы были открыты, и она взглянула вниз на неподвижный, освещенный фонарями двор собора. Несмотря на эмоции, переполнявшие ее оттого, что она находилась здесь, в потрясающей комнате Саймона Серрэйлера, по его приглашению, несмотря на трясущиеся руки, ее мысли снова вернулись к пропавшим женщинам. Она боялась за них, а чувство отчаяния оттого, что полиция ничего не знала, ничего не обнаружила, было невыносимым. Каждый уходивший час был тем временем, когда что-то еще можно было сделать, когда можно было найти что-то жизненно важное. Она снова и снова возвращалась к своим записям по делу, пытаясь понять, что она могла упустить. Она обернулась и вновь посмотрела на комнату. Она была идеальна. Все, что тут было, она могла бы выбрать сама, но расставлено и оформлено все было так, как она сама не смогла бы никогда в жизни, – мебель, ковры, картины, книги и лампы были точно на своих местах, пространства между ними точно выверены. Она прошлась по комнате, чтобы посмотреть на четыре рисунка в рамках, висевшие вместе над кожаным диваном шоколадного цвета. Это была Венеция – соборы Санта-Мария-делла-Салюте, Сан-Джорджо-Маджоре и еще две церкви, которые она не узнала; они были написаны живыми, ясными линиями, а детали были прекрасны и выразительны в своей скупости. В нижнем правом углу каждой картины стояли едва заметные инициалы «С.О.»
– Вот и я. – Он вышел из кухни с подносом и поставил кофейник, молоко, сахар и глиняную кружку на низкий столик.
– Кто их написал? Мне нравится.
– Это мои.
– А я и не поняла.
– Это намеренный обман… «О» – это первая буква моего второго имени.
– Саймон, они прекрасны. Что вы делаете в полиции?
– Ну, разве мог бы я так же наслаждаться искусством, если бы занимался им двадцать четыре на семь? Рисование не дает мне свихнуться.
Он подошел к белому квадратному шкафчику на стене, открыл дверцу и достал стакан и бутылку виски.
– Вы и картины пишете?
– Нет. Я люблю линии – я работаю карандашом, ручкой, углем, но никогда красками.
– Как долго вы этим занимаетесь?
– Всю жизнь. Я ходил в художественную школу, но ушел, потому что там никто не интересовался рисованием или преподаванием рисования. Это было плохое время для меня. Всем нужно было это концептуальное искусство. Инсталляции. Мне было неинтересно.
– Но все-таки… – Фрея присела на диван. – Полиция?
– Я пошел в университет изучать право, чтобы можно было с помощью высшего образования быстро продвинуться на этой стезе. Всегда было только два варианта – рисование или полиция.
– Но ваши родители врачи.
– Все члены моей семьи уже в трех поколениях – медики. Я паршивая овца.
– Получается, вы внесли свежую струю.
– Моя мама только недавно осознала, что это можно видеть в таком свете.
– Ваш отец?
– Нет.
Он произнес это таким тоном, что она решила больше не задавать вопросов. Так что она замолчала и вместо этого нажала на поршень френч-пресса, наблюдая, как он медленно опускается вниз и прижимает молотые кофейные зерна ко дну.
Саймон сел в глубокое мягкое кресло напротив нее, непринужденно положил ногу на ногу и откинулся со стаканом виски в руках. Она с трудом могла дышать. На него было невозможно смотреть.
– Я не стал возвращаться на Холм после окончания поисков, но, полагаю, они ничего не нашли?
– Совсем ничего, – она налила себе кофе, опустив голову; ее руки тряслись.
Она хотела, чтобы он говорил, хотела узнать и запомнить его голос так хорошо, чтобы, когда она уйдет отсюда, унести его с собой, продолжать четко слышать его у себя в голове.
– Тем не менее мы не на работе. Как давно вы поете в хоре?
Полтора часа спустя Фрея все еще разговаривала с ним о себе и о своей прошлой жизни, причем так откровенно, как она ни с кем до этого не разговаривала. Саймон был отличным слушателем, прерывал ее очень редко, и то только чтобы вставить одно или два слова, а еще внимательно смотрел на нее, когда она говорила. Она поняла, что рассказала ему о своей семье, об учебе, о работе в лондонской полиции, о ее браке и его фиаско и что она хочет продолжать и продолжать, хочет, чтобы он узнал ее и все, что с ней связано. Через какое-то время она смогла смотреть на него, на его лицо в приглушенном свете наклонившей абажур лампы за его спиной, на его профиль в тот момент, когда он пил свой виски, и снова прямо в глаза, когда он смотрел на нее.
Она была безоговорочно в него влюблена, теперь она знала это, но этот вечер все изменил. Она больше не хотела отказываться от этой любви, прогонять ее от себя, твердить: «Черт. Черт. Черт» при мысли о нем и при взгляде на него, четко осознавая, какое действие они на нее производят. Она никогда раньше не встречала мужчину, который бы полностью сосредотачивал на ней все свое внимание, который слушал ее и смотрел на нее так, как будто она была важна, как будто то, что она говорила, имело значение, и никто, ничто в этом мире больше не представляло для него интереса.
Колокола собора прозвонили полночь, и она испугалась того, как долго она говорила и сколь многое, таившееся у нее глубоко внутри, всплыло на поверхность. Она замолчала. Эта комната, эта квартира на краю тихого квартала была самым прекрасным, самым спокойным местом, где она когда-либо бывала, здесь царила особая атмосфера. Просто то, что она могла сидеть здесь, в тишине, вместе с ним, вселяло в нее благоговейный трепет.
– О господи, – сказала она.
– Спасибо вам.
– За что?
Он улыбнулся.
– За то, что так много рассказали мне. Люди редко бывают щедры, когда чем-то делятся.
Это был необычайный, совершенно особенный способ выражения такой простой мысли. «Но он сам особенный, – подумала она, – на всем белом свете не может быть никого, похожего на него».
– Мне пора идти.
Он не пытался остановить ее, но и не вскочил, поспешив выпроводить. Он просто выпрямился в кресле, расслабил мышцы и застыл в свете лампы.
– Спасибо вам за это, – сказала Фрея. – Я хожу в хор, чтобы мои мысли перестали крутиться вокруг этого дела, и пение, плюс приход сюда, дали мне то, что мне было нужно.
– Отдохнуть и отвлечься. Это то, что необходимо, чтобы по-настоящему отстраниться от такого рода дел… Если не физически, то хотя бы духовно, ментально. В противном случае оно просто вас опустошит.
Затем он поднялся и пошел вместе с ней к двери.
– Я спущусь, – сказал он.
– Нет, все в порядке.
– Сейчас поздно, темно и никого нет на улице, а вы совсем одна.
Она рассмеялась.
– Саймон, я офицер полиции.
Он закрыл входную дверь на защелку и посмотрел на нее. Его приятное лицо выглядело суровым.
– И две женщины пропали.
Она задержала на нем долгий взгляд.
– Да, – сказала она тихо.
– Мне бы самому не хотелось думать о них в том ключе, в каком я думаю, – сказал Саймон, слегка коснувшись ее спины, направляя, пока она спускалась по лестнице. Прикосновение обожгло ее.
У машины он подержал для нее водительскую дверь. На секунду она заколебалась. Он не двигался.
– Еще раз спасибо.
– Мне это было в удовольствие. Спокойной ночи, Фрея.
Он поднял руку и смотрел ей вслед, пока она не доехала до конца квартала, нырнула в арку и исчезла.
Двадцать шесть
Мистер Виктор Фриборн исчез из дома престарелых «Фор Уэйс» где-то после четырех часов дня. Никто не видел и не слышал, как он спустился по лестнице и вышел из передней двери, которую секретарь, миссис Мердо, обнаружила отпертой, когда выходила за почтой без пяти пять.
Только в двадцать минут седьмого патрульная машина привезла мистера Фриборна назад, после того как нашла его на скамейке у реки в одной пижаме и тапочках.
Подобное случалось и раньше, но в свете исчезновения Анджелы Рэндалл Кэрол Эштон волновалась гораздо больше, чем обычно, и прошло еще очень много времени, прежде чем весь дом успокоился. За эти несколько часов столяр подобрал им новый, более сложный, замок, и они провели встречу с персоналом, где обсуждались способы справиться с тем, что их экономка Пэм Торнхилл называла «проблемой Гудини».
Так что только после восьми вечера Кэрол наконец добралась домой, купив по дороге «Эхо», чтобы ее прочесть за необходимым ей сегодня стаканом джина.
Исчезновение Дебби Паркер было главной новостью на первой полосе. Фотография толстой девушки, хихикающей на катке, была увеличена до драматических размеров. Кэрол быстро прочла статью, ища какие-нибудь упоминания об Анджеле Рэндалл. Но их не было. Хотя два дела, как ей показалось, имели очень много общего.
Но если сходство так очевидно, то почему тут нет отсылок к делу Анджелы? Куда смотрит полиция? Неужели ее дело просто убрали в папку и забыли? Кэрол вспомнила молодую, симпатичную, кажущуюся толковой женщину – детектива Грэффхам, которая уж точно не производила впечатления человека, который мог бы выкинуть записи их разговоров в мусорное ведро. Она была расстроена. Еще кто-то пропал, и Анджелу тоже не нашли, и Кэрол почувствовала, что обязана напомнить полиции имя своей коллеги; а еще она была зла, потому что сообщила нечто важное, а ее отодвинули в сторону.
Она допила свой джин с тоником, налила себе еще на полпальца, закрыла бутылку и пошла к телефону.
– Прошу прощения, детектива Грэффхам сейчас нет, – ответил голос. – Вам может помочь кто-нибудь другой?
Кэрол засомневалась. Ей не хотелось пересказывать всю историю с самого начала кому-то, кто ничего о ней не знал.
– Вы не могли бы мне сказать, когда она будет на месте?
– Попробуйте завтра утром.
– Я могу оставить сообщение?
Она оставила имя и телефон, и попросила, чтобы детектив срочно ей перезвонила.
«Но она не позвонит» – так она подумала, отправившись на кухню, чтобы начать что-нибудь себе готовить. Опыт говорил ей, что люди, какими бы очаровательными и доброжелательными они ни были, редко перезванивали. Она разбила два яйца в миску, чтобы сделать омлет, но, не успев вытащить из холодильника ингредиенты для салата, поняла, что слишком нервничает, чтобы откладывать все на завтра. Она ушла с кухни и вернулась к телефону.
– Газеты Бевхэма и Региона, добрый вечер, чем я могу вам помочь?
Несколько минут спустя она говорила с некоей женщиной по имени Рэйчел Карр. Через сорок минут эта самая Рэйчел Карр позвонила ей в дверь.
– Миссис Эштон, расскажите об этой женщине, которая, как вы говорите, пропала, – Анджеле Рэндалл. Насколько я поняла, она работает на вас?
Она не писала ручкой в блокноте на пружине, а положила маленькое записывающее устройство на журнальный столик между ними. Кэрол смотрела, как крутятся две катушки шоколадного цвета, пока она говорит о себе и «Фор Уэйс», об Анджеле, о ее исчезновении, о двух своих разговорах с полицией и в конце концов о том шоке, который она испытала, когда прочла, что еще одна одинокая женщина пропала.
– Так что, разумеется, я ожидала увидеть в статье что-нибудь об Анджеле… ну, это же очевидно. Только там ничего не было.
– Вы связывались с полицией этим вечером?
– Да, но человека, с которым я разговаривала, не было на месте. Они предложили мне перезвонить завтра утром.
– Не очень-то ваш звонок важен, да?
– Я просто не понимаю, почему они не упомянули Анджелу.
– То есть вы хотите сказать, что полиция работает довольно небрежно?
– Не совсем так… Я о том, что мы не знаем, что происходит, получается так? Я хочу разобраться, вот и все. Я в долгу перед Анджелой. За нее больше некому бороться.
Диктофон щелкнул и отключился, и Рэйчел Карр потянулась за ним, чтобы сменить кассету. Это была высокая молодая женщина с острыми чертами лица в овальных дизайнерских очках и бежевом, на вид дорогом, замшевом костюме.
– Я понимаю, что на этот вопрос сложно ответить, но что, как вы думаете, случилось с Анджелой Рэндалл? Кажется, вы абсолютно уверены в том, что она не из тех людей, кто уезжает куда-то в одиночестве, не предупредив и не связавшись с вами.
– Она последний человек, который так бы поступил. Последний.
– И?
Кэрол посмотрела на свои руки. Диктофон шипел и крутил катушки. Она внезапно испытала острое нежелание говорить то, о чем она думала, вслух, суеверно опасаясь, что, озвучив свои худшие опасения, она каким-то образом заставит их сбыться.
– В глубине души вы чувствуете, что с ней что-то случилось, не так ли?
Кэрол Эштон сглотнула.
– Да, – сказала она. Ее голос больше был похож на шепот. Она прочистила горло. – У меня нет реальных причин говорить это, кроме… чем больше времени проходит, тем меньше невинных объяснений я могу найти.
– Я согласна с вами. И когда вы прочли об этой пропавшей девочке – Дебби Паркер, – как вы отреагировали?
– Как я вам уже сказала, я удивилась, почему они не упомянули Анджелу… еще одна женщина из Лаффертона пропала при, как это может показаться, похожих обстоятельствах.
– И о чем вы тогда подумали?
– Что между ними двумя должна быть связь.
Она взглянула на репортера с одновременно серьезным и выжидающим выражением лица.
Рэйчел сказала:
– Я не хочу расстраивать вас, миссис Эштон, но, в конце концов, вы миссис Рэндалл не родственница, так что, думаю, это будет не совсем бесчувственно с моей стороны. Вы думаете, это вероятно, что она уже может быть мертва?
– Это то, чего я опасаюсь.
– Думаете ли вы, что другая молодая женщина также может быть мертва?
– О господи, надеюсь, нет. Прошло не так много времени, совсем немного, ее, может быть, уже нашли… это всего пара дней, не так, как с Анджелой.
Репортер ничего не сказала, просто смотрела на нее и ждала.
– Слишком ужасно думать о… них обеих.
Тишина.
– Если тут есть связь, то…
Рэйчел Карр слегка приподняла брови, но дала Кэрол продолжить.
– Об этом страшно и подумать.
– Вините ли вы полицию в том, что они затянули с поисками Анджелы Рэндалл?
Так ли это было? Она засомневалась, не сказала ли она уже слишком много, озвучив догадки, в которых сама была не до конца уверена. И все же…
– Я зла, – сказала она, – и я расстроена. Все слишком долго. А теперь это новое дело… Я уже довольно сильно напугана. Думаю, и некоторые другие люди тоже, разве нет?
– Вы полагаете, теперь у женщин в Лаффертоне появилась причина для страха?
Думала ли она так? Ну, если дошло до самого худшего…
Застыв на минуту, Кэрол Эштон кивнула.
Рэйчел Карр несколько раз превысила скорость, когда возвращалась обратно в офис своей газеты, – впрочем, как и всегда. Для этого ее «Мазда MX-5» и предназначалась. А еще она была жутко взволнована. Эта история с продолжением, она чувствовала это, а чего-то такого ей приходилось ждать иногда по несколько недель; она будет следить за ней, задаст ей определенный тон, будет задавать полиции неудобные вопросы и наконец встряхнет публику Лаффертона, которая, как ей казалось, находилась в полукоматозном состоянии. Она уже видела, как ее имя будет появляться на первой странице день за днем, когда она возглавит массированную атаку прессы.
Дон Пилкингтон, редактор «Эха», к моменту ее возвращения уже ушел, но новостной редактор, Грэм Гант, еще сидел за своим столом. Рэйчел придвинула к нему стул и заговорила, не делая пауз, чтобы он не мог ее прервать, пока она не введет его в курс всего и не обрисует свои дальнейшие планы.
С таким видом, будто по нему прошелся каток, он потянулся за одной из национальных газет.
– Они на один шаг впереди нас. Комиссар столичной полиции недавно признал, что они поступили неправильно, убрав полицейских с улиц, и потеряли доверие граждан к ним. Люди должны чувствовать себя в безопасности, и полицейские на улицах должны этому способствовать. Они набирают много новых людей и обещают вернуть пешие патрули.
– Ну да, конечно, так же как наше правительство обещает больше докторов в больницах и больше учителей в школах… и много мы их видим? Ты давно был в Бевхэмской центральной? Лаффертон – это не столица, нововведениям нужно много времени, чтобы просочиться, и в любом случае главное не то, что произойдет в будущем, а то, что происходит – или не происходит – прямо сейчас. Я хочу сделать из этого бомбу, Грэм. Пропали две женщины, так почему полиция рассказывает нам только об одной? Об обеих известно, что они ходили одни на Холм, обе не были склонны пропадать без предупреждения, от них не осталось и следа, и ни одна из них не выходит на связь… Что полиция пытается скрыть – свою собственную некомпетентность? Почему на Холме совсем нет полиции – это как раз подходящее место для всяких чудиков, типа дороги у реки, где тот извращенец постоянно наскакивает на несчастных велосипедистов. Почему полиция до сих пор не поймала его? Почему…
Грэм Гант устало поднял руки.
– Стоп, не все сразу, Рэйчел. Хорошо, ты можешь пройтись по Лаффертону и поспрашивать про ту, другую пропавшую женщину. Я думаю, это важно. Но что касается всего остального, особенно чего-то в духе антиполицейской кампании… тебе нужно будет протащить это через редактора.
– Я позвоню ему домой.
– Ты его не застанешь. Он на большом масонском ужине в Бевхэме.
Рэйчел прыснула.
– Давай соберем побольше информации о той, другой пропавшей женщине, нарой по ней все, что сможешь, и мы дадим заголовок об этом, если о ком-нибудь из них не появится других новостей, – полиция хочет, чтобы мы удерживали общественное внимание вокруг этой пропавшей девочки в любом случае. Но дождись разговора с Доном, прежде чем начать подстегивать общественное беспокойство.
Рэйчел ринулась к своему столу через весь офис, негодуя. Каждый раз было одно и то же, большие мальчики играют в одной команде друг с другом, прикрывают друг друга, трут друг другу спинки. Половина полиции были масонами, и это было всем известно, как и половина юристов, банкиров и крупных бизнесменов как в Лаффертоне, так и в Бевхэме, – большие мальчики, играющие в детские игры. Но это не имело значения. Когда дело доходило до введения людей в заблуждение и всяческих заговоров, все работало прекрасно.
Рэйчел с минуту посидела за своим столом, глядя в одну точку и представляя себе кампанию, которую четко вознамерилась получить разрешение возглавлять, так или иначе, а она была хороша в умасливании Дона, – а потом пошла в своих фантазиях немного дальше, когда ее работу в «Эхо» заметят на Флит-стрит и пригласят на встречу с главным редактором «Дэйли мейл»… Рэйчел Карр не намеревалась задерживаться в стоячих водах Лаффертона слишком долго.
Она подняла трубку и набрала номер полицейского участка, но к этому времени было уже почти десять, в уголовном розыске никого не было, и дежурный сержант смог озвучить ей лишь официальные данные о пропавшей девушке, сказать, что больше никаких новостей нет, и сообщить, что не имеет права давать комментарии по поводу других пропавших без вести.
– Я могу предложить вам позвонить завтра с утра.
– И поговорить с?..
– Детективом Грэффхам.
– В какое время он будет на месте?
– Она. Детектив Фрея Грэффхам. В любое время после девяти. Если вы не сможете поговорить с ней, спросите констебля Коутса. Извините, что не смог быть вам более полезен в этот раз, мадам.
Рэйчел резко бросила трубку. Ее не прельщала идея ждать до утра, чтобы сначала получить разрешение от редактора, а потом разговаривать с какой-то никчемной дамой-детективом, которая, скорее всего, окажется совершенно непробиваемой или специально станет тянуть время до официального пресс-релиза.
Через час она уже целиком написала то, что сама сочла вполне острым и передовым материалом. Ее история, и то, как она ее преподала, была слишком высококачественным продуктом, чтобы отдать ее в «Лаффертон пост», тем более она же пыталась поговорить с редактором, разве нет? Это была совсем не ее вина, что он был на масонском ужине. Она открыла свою адресную книгу и выбрала двух адресатов: [email protected] и [email protected]
«В приложении к письму – моя статья, написанная в связи с сегодняшними новостями о пропавшей в Лаффертоне женщине. Я обладаю крайне важной информацией, которая не была обнародована. Эта история содержит выводы, которые могут заинтересовать широкую аудиторию «Бевхэм пост». Я пыталась связаться со своим редактором, но мне кажется, что эта история слишком важна, чтобы отложить ее на ночь.
С наилучшими пожеланиями,Рэйчел Карр[email protected]»
Она засомневалась всего на одну секунду, прежде чем нажать «Отправить» и увидеть, как ее письмо и его содержимое улетают с ее экрана.
Через пять минут она уже шла к своей «Мазде», чтобы отправиться в Хейр-Энд, в свой новомодный дом, переоборудованный из старого амбара, который она делила со своим любовником, капитаном команды округа по регби, Джоном Бликсеном.
Двадцать семь
Старший инспектор Саймон Серрэйлер не особенно любил кричать. Он предпочитал выражать свою ярость, говоря спокойным, ледяным тоном.
– Фрея, зайдите сюда, пожалуйста. И возьмите Натана с собой.
Стук последовал через 20 секунд.
– Заходите, – он показал на газету на своем столе.
– Я подозреваю, вы уже успели ознакомиться с утренним выпуском «Пост»?
– Да, сэр.
– Черт его знает, откуда это взялось, шеф, но только не отсюда, это я вам точно говорю.
– Фрея?
– Совершенно точно нет, сэр.
– Но тогда как же эта репортер – Рэйчел Карр – узнала о другой пропавшей женщине, как она выяснила ее имя, ее адрес, где она работает? Кто-то должен был поговорить с ней.
– Но не кто-то из участка. Начать хотя бы с того, что здесь не так много людей вообще знает об Анджеле Рэндалл, она была всего лишь еще одним именем в списке пропавших. Нейтан и я были единственными, кто разбирал это дело подробно, и никто из нас не имел беседы с этим репортером, – ледяные звенящие нотки звучали и в голосе Фреи.
– Ладно, поверю вам на слово. Но именно такого рода заголовков мне особенно хотелось избежать… Посмотрите на пару этих провокационных вопросов: «Могут ли женщины Лаффертона чувствовать себя в безопасности в собственном городе?»… «Неужели полиция Лаффертона не уберегла тех, кто наслаждался главной достопримечательностью города под открытым небом, Холмом, от серийного убийцы?» Серийного убийцы, боже ты мой, да еще даже тела нет! Ладно, нам нужно их опередить. Я хочу, чтобы для меня организовали встречу с прессой сегодня в полдень. Мне нужно местное радио, местное телевидение, новостные агентства, все они, – и доберитесь до них как можно быстрее, пока они не добрались до нас. Я уже отправил команду продолжать поиски на Холме, но, я думаю, к полудню они закончат. Старли чем-нибудь порадовал?
– Что? Вы про Диву – Даву? Господи, ну и придурок!
– Я сомневаюсь, что он знает что-то об исчезновении Дебби Паркер, – сказала Фрея. – У нее было две встречи с ним, и он изрядно заморочил нас своей нью-эйджерской психоглупостью, но у меня не возникло впечатления, что ему есть что скрывать.
– И все же мы должны держать его на прицеле еще какое-то время. Помимо всего прочего, у Дебби, кажется, появились какие-то новые друзья в Старли, и, возможно, ее соседке было не все о них известно. Это лучшая зацепка из всех по поводу того, куда она могла поехать.
– С цыганами чумазыми, ага. Я часто мечтал быть цыганом, когда был маленьким…
– Спасибо, Нейтан, прибереги пока детские воспоминания и садись на телефон. Я хочу, чтобы эта встреча с прессой выглядела давно запланированной, идеально организованной и ультрапрофессиональной. Мы за все отвечаем, мы держим все под контролем, и нам нужно донести это сообщение до всех. Общественное спокойствие может пошатнуться из-за этой ерунды. Да, и если взбудоражится и объявится национальная пресса, перенаправляй их на меня. Ничего им не говори.
– Сэр.
Фрея взглянула на Серрэйлера, когда поворачивалась к двери, чтобы проверить, встретится ли он с ней взглядом, пробежит ли между ними искра. Этого не произошло. Она задержалась на секунду, пропустив Нейтана вперед.
Зазвонил телефон.
– Серрэйлер. Доброе утро, сэр. Я читал это, да.
Фрея поспешно вышла.
Уже очень давно в конференц-зале не собиралось столько прессы на полуденный брифинг. Журналисты понимали, что вот-вот может разразиться громкая история, и чуяли кровь. Старший инспектор Серрэйлер уверенным шагом прошел в помещение, когда часы пробили полдень, и встал на трибуну вместе с Фреей, Нейтаном и инспектором Блэком, который заведовал поисковой операцией на Холме.
– Доброе утро, леди и джентльмены. Спасибо всем за то, что пришли. Как вам известно, вчера по радио прошло сообщение с просьбой к гражданам о предоставлении любой информации касательно местной девушки, Дебби Паркер, которую последний раз видели вечером тридцать первого числа и которая могла уйти из дома ранним утром на следующий день. С тех пор ее не видели и не слышали, она не оставила сообщение, она не входила в контакт со своей семьей или друзьями, и, насколько нам известно, у нее не было причин исчезать по своему собственному желанию. Она не взяла с собой никаких вещей, кроме ключей от дома. Ее сумка, все ее личные принадлежности и уличная одежда остались в квартире.
Нас сильно обеспокоил вопрос безопасности Дебби Паркер, и, помимо публичного обращения о предоставлении информации, мы послали несколько поисковых групп на Холм и в его окрестности, куда, как есть основания полагать, она пошла на прогулку.
Насколько вам, как я уверен, известно, люди пропадают по множеству причин; у них могут быть депрессии или другие психические отклонения, у них могут быть семейные, домашние или финансовые проблемы. Обычно они возвращаются сами. Мы всегда воспринимаем сообщения о пропаже людей очень серьезно, но некоторые дают больше поводов для беспокойства, как в случае этой молодой женщины, Дебби Паркер.
Другая жительница Лаффертона, Анджела Рэндалл, проживающая на Барн-клоуз, четыре, также пропала, о чем нам сообщила ее нанимательница из дома престарелых «Фор Уэйс» 18 декабря прошлого года, но, несмотря на то что мы составили полный отчет и провели необходимое расследование сразу после сообщения, мы не сочли исчезновение мисс Рэндалл подозрительным. Однако в свете исчезновения Дебби Паркер мы обязательно вернемся к делу Анджелы Рэндалл, так как между этими случаями имеется определенное сходство.
Нам начали поступать звонки от граждан после нашего обращения, и мы идем по некоторым следам, но пока не обладаем достоверной информацией о том, какой из них приведет нас к цели. Мы запишем схожее обращение к гражданам и об исчезновении Анджелы Рэндалл. Разумеется, мы будем держать вас в курсе событий. В то же время я буду благодарен, если пресса воздержится от безумных и жутких спекуляций, которые не только не помогают, но угнетающе действуют на родственников и друзей пропавших женщин и провоцируют панику среди граждан.
С места поднялась Рэйчел Карр.
– Старший инспектор, вы же наверняка осознавали, выпуская радиосообщение с просьбой поделиться информацией о пропавшей молодой девушке, что оно сразу же всколыхнет ту самую «панику среди граждан», о которой вы говорите?
– Конечно же, людей это обеспокоило, но мы сформулировали свой запрос в предельно спокойной форме, как раз для того, чтобы не вызвать панику, но обратить внимание общественности на это происшествие.
– Почему вы скрыли исчезновение Анджелы Рэндалл?
– Никто ничего не скрывал, мисс…
– Прошу прощения, Рэйчел Карр, газеты Бевхэма…
– Да, так я и подумал, что это, должно быть, вы.
Читать бесплатно другие книги:
