Я спасу тебя от бури Мартин Чарльз
– Я бы воскресил мистера Б., скормил ему мешок овса и извинился за то, что позволил ему умереть в прошлый раз. – Я выдержал паузу. – Я бы помешал Билли Симмонсу сделать то, что он сделал.
– Ничего для себя?
Я покачал головой.
– Мне ничего не нужно.
– Ты бы излечил свою жену от пристрастия к обезболивающим препаратам?
– Нет, но я бы устранил причину, по которой она начала их принимать.
Сэм промолчала. Наконец она уселась со скрещенными ногами и прямой спиной и постучала меня по груди.
– Чего ты хочешь?
– Не понимаю.
– Чего ты хочешь от женщины? От жизни?
Я немного подумал, глядя на тюрьму из своей голубятни.
– В середине девятнадцатого века рейнджеры, помимо всего прочего, занимались охраной границы. У нас были небольшие разногласия с мексиканцами из-за местечка под названием Аламо. В результате граница, где протекает Рио-Гранде, превратилась в жестокое и дикое место. Это было одно из тех мест, которое мы патрулировали. Мы разъезжали парами, потому что нас было слишком мало, чтобы разъезжать тройками или сотнями. Выбор оружия, лошади и партнера имел жизненно важное значение. Твой выбор часто определял твою жизнь или смерть, и более того – как ты жил или погибал. Поэтому мы стали описывать друг друга несколькими простыми словами: El es muy bueno cabalgar el rio, то есть «С ним можно пересечь реку». В Техасе это значит: «Я могу доверить ему свою жизнь». – Я почесал голову. – Мне нужен такой человек, с которыми я могу пересечь реку.
Слезы прочертили дорожки на ее лице и капали с ее подбородка. Она легко плакала. Это свидетельствовало о сильных чувствах, и чаще всего по отношению к другим людям. Редкий и прекрасный дар.
Незадолго до колокольного перезвона в полдень она взяла меня за руку, и мы спустились вниз.
Глава 38
Прошла трудная неделя. Броди мало разговаривал. Мы посадили амариллис над могилой и вкопали в землю белый крест. Потом мы постояли там, пока ветер трепал наши волосы. На вершине холма всегда было ветрено. Броди смотрел на реку.
– Папа?
– Да, сынок.
– Можно тебя о чем-то спросить?
– Конечно.
– И… ты не будешь сердиться?
– Нет.
– Тебе нравится мисс Сэм?
– Думаю, она хорошая женщина.
Он сунул руки в карманы и посмотрел на меня.
– Я спрашивал не об этом.
Я не смотрел на него.
– Возможно, но я не уверен.
– А как же мама?
– Сын, я всегда любил твою маму. Но я просто больше не могу быть ее мужем.
– Но в этом нет смысла.
– Я и не ожидал, что ты поймешь.
– Что тут понимать?
– Сын, твоя мама – наркоманка. Она влюбилась в другого мужчину. Она ушла от нас. Ты это помнишь?
– Я знаю все это, но по-прежнему не вижу смысла. – Он повернулся ко мне. – Ты любишь мисс Сэм?
– Не знаю, сынок.
– Ты только что сказал, что любишь маму. Если это так, то неправильно целоваться с мисс Сэм.
– Сынок, я не надеюсь, что ты это поймешь, но надеюсь, что ты предоставишь мне свободу действий и будешь уважать мои желания.
– Я не проявляю неуважение. Я просто говорю о том, что вижу.
Я положил руку ему на плечо, но он отвернулся и пошел к реке.
– Папа, мне хочется побыть одному.
Я смотрел ему вслед, почесывая голову. Во что превратилась моя жизнь. Как могла дойти до этого?
Через два часа Броди вернулся с реки. На его лбу пролегла глубокая ложбинка.
– Папа, мне нужно попасть в город.
– Прямо сейчас?
– Да, сэр.
– Что тебе нужно?
– Просто нужно кое-что сделать.
– Ты можешь сказать, что тебе нужно сделать?
– Предпочел бы не говорить.
Эта черта досталась ему от меня. Я хорошо понимал, что колючка у него под седлом никуда не денется, если я отвечу отказом, поэтому я согласился.
Мы доехали до города. Он выставил локоть в открытое окошко. Когда мы поехали по улице, он закатал рукава рубашки.
– Куда мы направляемся?
Броди покосился на меня, потом указал на аптеку. Я остановился и перевел двигатель на нейтральную передачу.
– Я хотел бы сделать это один, – предупредил он перед тем как распахнуть дверь.
– Хорошо.
Броди вышел наружу. Казалось, его плечи стали шире, и он немного вырос. Он подошел к аптеке, остановился у входа, надвинул шляпу на глаза, а затем повернулся и со всех ног побежал по улице. Я быстро выскочил из салона и пошел за ним. Он оглянулся через плечо, увидел меня, припустил еще быстрее и нырнул в парадную дверь приемной Эрла Джонсона, доктора медицинских наук.
Я выругался.
Когда я открыл дверь, Броди не было в приемной. Там вообще никого не было. Я услышал шум где-то внутри и прошел туда мимо стола для регистрации клиентов. Завернув за угол, я увидел Броди и двух медсестер, которые загнали его в угол. Он качал головой и говорил:
– Нет, мне не назначено, но я хочу видеть его прямо сейчас…
Я вошел примерно в то же время, как Эрл Джонсон выбежал из своего кабинета. Мы впятером стояли в круге. Я протянул руку Броди:
– Броди… пошли отсюда.
Медсестры расступились. Броди тяжело дышал и смотрел на нас. Его лицо было влажным от слез. Он находился на грани нервного срыва. Эрл еще не сказал ни слова. Броди собрался с духом и посмотрел сначала на меня, потом на него.
– Доктор Джонсон, вы любите мою маму? – спросил он, четко выговаривая слова.
Эрл выглядел озадаченным. Он пожал плечами и усмехнулся.
– Прошу прощения, сынок?
Броди шагнул к нему.
– Вы любите мою маму, Энди Стил?
– Сынок, я не знаю, о чем ты толкуешь.
– Но ребята из моей школы говорят, что вы часто приезжаете к моей маме и что вам повезло, что мой отец не застрелил вас, когда обнаружил вас голым в ее комнате.
Эрл покачал головой, натянуто усмехнувшись.
– Твой отец никогда не видел меня голым…
Я сделал два шага вперед и врезал ему кулаком в лицо. Что-то хрустнуло, и он свалился на пол. Обе медсестры завизжали. Кровь текла у него изо рта и ноздрей, и он выплюнул несколько осколков от зубов. Я стоял над ним. Кровь капала из рассеченной костяшки среднего пальца.
– Это тебе за ложь. А если ты встанешь, то я добавлю за то, что ты спал с моей женой.
Я положил руку на плечо Броди и повел его к выходу. Он оглянулся, когда мы выходили на улицу.
Мы сели в автомобиль и уехали из города. Кровь на костяшках моей руки быстро высохла. Когда асфальт сменился грунтовкой, я притормозил у обочины, перевел двигатель на нейтральную передачу и уставился на свою жизнь по другую сторону ветрового стекла.
– Броди?
Его глаза были широко распахнуты.
– Да, сэр.
Я покачал головой.
– Я знаю, что у нас есть проблемы. Очень много чего идет не так, как следует. Я не могу поспевать повсюду. Я вижу, как ты взрослеешь, и очень горжусь этим. Ты… ты именно такой, каким я надеялся видеть своего сына. И я знаю, что ты глубоко страдаешь. Нам обоим очень больно. – Я сглотнул. – Но ты – это все, что у меня есть. – Две слезинки скатились у меня по щекам и упали на джинсы. – Так будет не всегда, но сейчас… ты мне нужен. А я нужен тебе. И… – Я посмотрел на свои руки. – Тот тип, доктор Джонсон, он поступил очень плохо. Действительно, плохо. Мне он не нравится. По правде говоря, я его ненавижу. Но ты должен сердиться не на него… а на меня. – Глаза Броди распахнулись еще шире. – Не за то, что я сделал, а за то, чего я не сделал.
– Но, папа, я не…
– Твоя мама нуждалась в том, чего я не смог ей дать.
Он скользнул на среднее сиденье. Я положил руку ему на плечо, и он взялся за рычаг передач обеими руками. Я выжал сцепление, он перевел рукоять на первую передачу, и мы поехали домой. Долго так не могло продолжаться; колени уже мешали ему. Когда он переключился на третью, то отодвинулся, посмотрел на меня и сказал:
– Я знаю, папа. Я знаю. Просто я хотел понять, что ты тоже знаешь.
Эту черту он унаследовал от матери.
Глава 39
Я пил кофе, когда услышал рычание двигателя и увидел автомобиль, пересчитывавший каждую выбоину. Сэм резко остановилась прямо перед домом, едва не перевернув свой «форд» набок. Она вышла наружу, оставив машину на холостом ходу, и быстро направилась к двери с открытой коробкой для обуви в руках.
Я открыл дверь. Сэм выглядела усталой и озабоченной.
– Нужна помощь, – сказала она.
Турбо неподвижно лежал на дне коробки. Его живот сильно распух, и казалось, что его тельце сведено судорогой. Хоуп смотрела на меня из окошка автомобиля. Это был готовый рецепт катастрофы.
Броди подошел сзади, протирая глаза.
– Садись в автомобиль, – обратился я к нему.
Он взглянул на Турбо и сделал, как я сказал. Сэм сопровождала меня до города к единственному ветеринару в пределах ближайших тридцати миль. В районе вокруг Бэзин-Рок работало несколько ветеринаров, но все они приезжали по вызовам из глубинки, и лишь один жил в городе.
Сара Гловер была местной уроженкой. Она закончила ветеринарную школу, вернулась домой и заработала себе хорошую репутацию. Проблема заключалась в том, что обычно она лечила крупных животных, таких как коровы. Наши шансы были невелики, но я не стал говорить об этом Сэм и Хоуп.
Я взял коробку и велел Броди оставаться с Хоуп, а мы с Сэм постучались в дверь Сары. Через несколько секунд она открыла дверь и посмотрела на меня через очки с толстыми линзами.
– Привет, Ковбой. Как дела?
Я протянул коробку.
– Сара, это Турбо, и мне нужна твоя помощь. – Я оглянулся через плечо и тихо добавил: – Даже если ты не можешь мне помочь, веди себя так, словно ничего не происходит.
Она заглянула в коробку, затем посмотрела на девочку, наблюдавшую за нами.
– Понятно.
Мы вчетвером прошли в ее кабинет и встали вокруг небольшого столика-каталки. Сара включила верхний свет и начала задавать вопросы.
– Расскажи мне о нем, – обратилась она к Хоуп.
– В последнее время он мало двигается, – сказала девочка. – Почти ничего не ест и много спит. Не так давно у него был припадок, когда он вытянулся неподвижно и пролежал так несколько минут. А его животик местами какой-то странный, как будто там опухоль.
Сара надела стетоскоп и послушала сердцебиение Турбо. Потом она аккуратно пальпировала его тельце. Она открыла ему рот, заглянула в глаза и передвинула стетоскоп к его брюшку. Через пять секунд она спросила:
– Турбо общался с другими морскими свинками?
– Нет. Только с нами.
– Как долго он у тебя?
– Чуть больше двух месяцев.
– Откуда он у тебя?
– Из магазина домашних животных в торговом центре.
Сара сняла стетоскоп, пытаясь удержаться от улыбки.
– Ну, тогда у меня есть две новости. Во-первых, Турбо – это не «он», а «она». И она… – тут Сара улыбнулась, – …она собирается рожать. Поздравляю, – она протянула руку Хоуп, – она скоро станешь мамой.
Глаза Хоуп стали круглыми, как блюдца.
– Это правда?
– Да.
Хоуп просияла:
– Но как это могло случиться?
Сара снова улыбнулась.
– Судя по моему опыту, если морские свинки достаточно долго находятся рядом друг с другом, то появляются новые морские свинки. Возможно, дело в воде, которую они пьют.
Хоуп начала подпрыгивать.
– Но что нам теперь делать? Что нам делать?
Сара покачала головой:
– Ничего. Она сама все сделает. Возможно, у нее родятся четыре или пять детенышей.
Сэм рассмеялась и опустилась на стул, свесив голову.
– Я думала, что он умирает.
– Ты хочешь сказать, она, – поправил я.
Сэм улыбнулась. Облегчение, написанное у нее на лице, было почти ощутимым. В глазах стояли слезы.
– Да, она.
Когда мы направились к выходу, Сара похлопала меня по плечу:
– Отличная работа, Ковбой.
– Я просто не разобрался. Это не так, как с коровами.
Ее смех был слышен даже за закрытой дверью.
В восемь вечера Сэм позвонила и сообщила, что Турбо родила троих малышей и пока не собирается останавливаться. Во вторник утром раздался следующий звонок. Судя по голосу, она почти не спала и накачалась кофе.
– Эй, мне нужен твой почтовый адрес.
– Для чего?
– Хоуп намерена известить тебя, что Турбо стала гордой матерью пятерых здоровых малышей, и теперь нужен твой адрес, чтобы послать письменное уведомление.
– Для меня это будет впервые.
– Для меня тоже. – Я услышал хихиканье Хоуп на заднем плане. Сэм понизила голос: – Ты не забыл, верно?
– О чем?
– Я так и знала. Ты уже забыл.
– Но я не узнаю, о чем я забыл, если ты не скажешь.
– Завтра наступит последний день месяца, а когда мы были на реке, ты сказал…
– Ну, нет, я не забыл об этом. Буду там в шесть часов.
– Хорошо. Да, и еще одно.
– Что?
– У меня есть сюрприз для тебя.
– Какой сюрприз?
– Если я тебе скажу, то что это будет за сюрприз? Подожди, и увидишь.
По правде говоря, я уже думал об этом.
Глава 40
Дампс посмотрел на меня и сказал:
– Он выйдет примерно через полчаса.
Я кивнул:
– Тогда лучше поспешить.
Мы подъехали к тюрьме, где охранник пропустил нас через главные ворота, и мы повернулись к зданию администрации, расположенному у главной стены, где сопровождают заключенных, которые выходят на свободу. Там мы стали ждать.
В 16.00 ворота открылись, и Майк Сильверс по прозвищу Дергунчик, которому исполнилось семьдесят семь лет, вышел наружу. Прошло ровно пятьдесят семь лет с тех пор, как он оказался внутри. Дампс направился к нему. Несколько минут они смотрели друг на друга, наконец Майк покачал головой:
– Не знаю, что и сказать.
– Я тоже, – ответил Дампс и повел его к моему автомобилю. Я протянул руку.
– Привет, Майк. Как дела?
– Рейнджер Стил.
– Майк, ты можешь называть меня Тайлером или Ковбоем.
– Да, сэр.
Мы приехали в «Мирленс», бар-ресторан в городе.
Майк сидел напротив нас, пока мы пили кофе. Он молчал и постоянно поглядывал на стены и на пространство между ними. Иногда он смотрел на дверь, словно желая убедиться, что она не заперта. Он съел стейк, пять яиц, несколько бисквитов и выпил целый кофейник. Потом он заказал мороженое. Ему принесли пять шариков, и он рассмеялся.
– По одному за каждые десять лет.
Потом он посмотрел на Дампса.
– Было скучновато с тех пор, как ты вышел.
Дампс кивнул, и Майк улыбнулся.
– Все остальные мои сокамерники храпели. Но только не ты. Ты спал тихо, как мышка.
– Майк, у тебя есть планы? – поинтересовался я.
Он рассмеялся.
– Я не планировал выйти оттуда, так что нет, сэр. Не имею никаких планов.
– А родственники остались?
– Да, сэр. Есть брат в Калифорнии. Он прислал мне билет на автобус и предложил пожить вместе с ним. У него есть свой виноградник. Пожалуй, я смогу на какое-то время стать виноградарем.
– Как насчет денег? – спросил я.
Он покачал головой.
– Мне хотели выдать сколько-то долларов за разные работы во время тюремного срока, но я предложил отослать деньги вдове человека, которого я застрелил. – Он помолчал. – Так что нет у меня никаких денег.
Дампс передал ему пятьсот долларов наличными. Дергунчик долго смотрел на деньги и молчал. Наконец он сглотнул и произнес:
– Спасибо, Пат. Прими мою благодарность.
Дампс вручил ему коробку, и Майк поднял крышку. Внутри лежала пара новых сапог. Он снова кивнул, натянул сапоги и улыбнулся, как Чеширский кот.
Мы доели остатки на тарелках и пошли через улицу к автобусной станции. Когда подъехал автобус, он сказал:
– Рейнджер?
Я повернулся к нему.
– В тюрьме прошел слух, что Мачете… – он откашлялся, – …я хочу сказать, что Хуарес не получил досрочное освобождение, на которое он надеялся. Он просто в бешенстве. Поговаривают, что он хочет проложить себе путь на свободу. И если ты спросишь меня, то я скажу, что у него есть средства и способы для этого. Тебе лучше быть начеку.
Я пожал ему руку.
– Спасибо, Майк. Ты тоже будь осторожен. – Я улыбнулся. – И держись подальше от неприятностей.
Он кивнул.
– Так я и собираюсь сделать.
Дампс обнялся с ним, и Майк поднялся в автобус. Когда автобус уехал, Дампс повернулся ко мне.
– Ты знаешь, что он сказал правду о Хуаресе. У него не было причин для лжи.
– Знаю.
– Что ты собираешься делать?
Он посмотрел на колокольню и перевел взгляд на меня. Я скрипнул зубами.
– А что ты удивляешься? Я не такой старый и тупой, как кажется.
Я поскреб подбородок.
– Пока не знаю, что я собираюсь делать.
Мы вернулись к автомобилю, но тут Мирлена вышла из ресторана и остановила меня. Она управляла этим заведением, сколько я себя помню, и всегда носила одно и то же голубое платье с белым передником. Вроде «Богатенького Рича»[53], но в более скромном женском варианте. Она потянула меня за рукав и отвела за пределы слышимости.
– Та молодая женщина, которую ты привез в город, – прошептала она. – Что у нее за история?
– Просто женщина, которой нужно отдохнуть от прежней жизни.