Я спасу тебя от бури Мартин Чарльз

Глава 51

Прошла еще одна неделя. Я избавился от костыля и научился ловко маскировать хромоту. Нога болела лишь в тех случаях, когда я переносил на нее вес, так что половину времени я прекрасно себя чувствовал.

Дело было после завтрака. Солнце уже взошло. Броди отправился на рыбалку, Дампс работал в амбаре. Я протер глаза и выбрался из постели. Я чувствовал себя усталым; силы возвращались медленно. Из-за того что я почти круглосуточно репетировал нужные фразы, на сон оставалось мало времени. Чем бы я ни занимался, я никак не мог отключиться от этого. Я принял душ, побрился и сказал Дампсу, что скоро вернусь. Я ехал медленно, пытаясь найти хоть какой-то выход. Но выхода не было.

Я поднялся на крыльцо, и Сэм открыла дверь еще до того, как я постучался.

– Привет! – Она была рада меня видеть и не скрывала этого.

– Здравствуй.

Она переступила порог и поцеловала меня, а потом провела по моей щеке ладонью и большим пальцем. Ей не понравилось то, что она увидела, поэтому она внимательно изучила мое лицо, стараясь истолковать его выражение. На ее лице я видел страх и растерянность. Боюсь, я плохо умею скрывать свои намерения. Она тихо заговорила, качая головой:

– Ты здесь не для того, чтобы завершить наше свидание… не так ли?

Я снял шляпу и тоже покачал головой.

Она закрыла за собой дверь, и мы остались стоять на крыльце. Она была босой и поглядывала на свои пальцы, потиравшие облупившуюся зеленую краску на досках крыльца.

Я повертел шляпу в руках.

– Как дела у Хоуп?

– Хорошо. – Сэм не смотрела на меня. – В самом деле, хорошо. У нас столько морских свинок, что мы уже не знаем, как быть с ними.

В окне появилась Хоуп, державшая на руках Турбо и трех маленьких свинок. Она улыбалась, но Сэм махнула рукой, чтобы она ушла. Я усадил Сэм на качели рядом с крыльцом и встал перед ней. Мне предстояло много чего сказать, так что я счел за лучшее сделать это стоя.

Для начала я положил шляпу и засунул руки в карманы.

– В последнее время я много думал о своей жизни. Многое вспоминал и пересматривал заново. Возможно, это началось с больничной койки, но в конце концов я оказался здесь. – Ее глаза были большими, как долларовые монеты. Она ждала продолжения. – Полагаю, ты можешь винить Техас или моего отца: ты можешь винить меня за упрямство и простодушие; ты можешь винить даже рейнджеров и то обстоятельство, что во мне проделали много дырок, но, так или иначе, я свел все события моей жизни к одной или двум вещам. К чему-то очень простому, в чем я могу разобраться. Наверное, более образованный человек выразился бы по-другому, но я все сократил до двух слов: гром и дождь.

Она медленно покачивалась со скрещенными ногами.

– Таковы моменты моей жизни, – продолжал я. – Целые эпохи. Я говорю «гром», потому что в такие моменты я оказывался взвинченным и потрясенным, а мое сердце пропускало сразу несколько ударов. Моменты, когда я понимал, что зло реально существует. Что оно нацелено на меня. Что я должен противостоять ему напрямую. Гром сопровождает молнию, а молния приносит бурю. Вот эти бури. Уход мамы, умирающий отец у меня на руках, посиневшая Энди без сознания на полу в ванной, тот день, когда меня подстрелили и подожгли, выстрел в голову мистеру Б., потеря стада и «корвета», правда о том, что случилось с Хоуп, и наконец… – Я посмотрел в сторону тюрьмы.

– Здесь, в Западном Техасе, у нас есть свойство, которого нет у других людей. Мы можем предвидеть наступление бури. Мы ощущаем перемену ветра, видим темные облака на горизонте и дивимся молниям, которые вонзаются в землю где-то далеко от нас. Иногда буре нужно несколько часов, чтобы подобраться совсем близко. Но иногда она наступает внезапно.

Я кивнул и немного помолчал.

– В моей жизни было много бурь. Кое-кто мог бы сказать, что даже слишком много. Не знаю. Но теперь я знаю, что съеживаюсь от раскатов грома, потому что мне известно, что будет дальше. Я проходил через это, и вряд ли это прекратится. Но на другой стороне, если я смогу туда добраться, я увижу… дождь.

Я повернулся и посмотрел на запад.

– Я кое-что читал о дожде. Пошел в библиотеку и поискал там. Об этом написано много книг. Большей частью это полная чушь, но люди говорили о дожде еще до того, как научились писать. Древние философы считали, что вода находится повсюду. В буквальном смысле. Парень по имени Фалес[58] полагал, что вода окружает нас, поскольку она падает сверху. Если ты будешь копать, то наткнешься на воду, если пройдешь достаточно далеко, то рано или поздно войдешь в воду. Можно думать что угодно, но в его словах есть смысл.

Я повернулся к Сэм.

– Полагаю, у меня плохо получается, но я хочу сказать, что могу устраивать собственные бури. Может быть, я в чем-то сродни грому, но… – я покачал головой, – …мне не под силу вызвать дождь. Все, что я могу, – это стоять под дождем, пока он проливается на меня. И я с радостью делаю это. В такие моменты мне особенно хорошо дышится. В такие моменты я готов смеяться, испытывать нежные чувства и предаваться любви. И плакать так сильно, что казалось, во мне больше не осталось слез, пока я не видел следующую бурю. Это были моменты, когда кто-то касался моей руки. Когда меня окружало добро. Когда кто-то защищал меня и стоял на моей стороне. Я знал такие моменты: разговор с моим отцом за гаражом, когда я подрался с мальчишками из школы, моя первая поездка в «корвете»; тот момент, когда капитан надевал мне на грудь отцовскую звезду; тот момент, когда я обнаружил Дампса на улице и смотрел, как он учится выходить на улицу, не спрашивая разрешения; тот момент, когда я упрятал Хуареса за решетку.

Я замолчал и посмотрел ей в глаза.

– Когда я влюбился в тебя и полюбил Хоуп, впервые открыл глаза в больнице и вышел оттуда, это тоже были моменты дождя. Но были и другие моменты.

Она была готова расплакаться, но я еще не закончил.

– Наверное, в такие моменты я понимал, что я не один. Что я не буду один. Тот шепот на долю секунды приподнял занавес, и я мельком увидел будущее. Там, где надежда пересекается с тем, что может случиться.

Я протянул руки, и она встала.

– Саманта, ты пролилась на меня дождем. Ты смыла ощущение бури. Я никогда этого не забуду. – По ее щеке покатилась слезинка. – Но много лет назад я дал Энди обещание. Мы выбирали обручальные кольца. Я сказал ей, что если она когда-нибудь собьется с пути, то я приду за ней. В любое время. Я дал ей слово.

Сэм расплакалась. Она понимала, что будет дальше.

– Сэм, – она кивнула и отступила на шаг от меня, – однажды я сказал тебе, что видел, как женская душа трескается пополам. Так вот, я был тому причиной. Если я останусь с тобой, то ничего не изменится. Я по-прежнему останусь собой. Единственный способ, который я могу придумать, чтобы поправить это, – сдержать свое слово. Вернуться туда, где я допустил ошибку, и все исправить.

Она кивала, скрестив руки на груди.

– Сэм? – Я приподнял ее подбородок. – Я правда люблю тебя, но…

Она посмотрела на меня.

– А как же ты? – Она ткнула пальцем мне в грудь. – Как насчет того, что нужно и правильно для тебя?

Я покачал головой.

– Мы соберем вещи и уедем отсюда, – прошептала она, глядя на дом.

– Об этом я тоже думал. Тебе нечему стыдиться, как и никому из нас. Думаю, ты можешь остаться здесь, в Рок-Бэзин. Построить новую жизнь. Дружить со мной. Быть подругой для Энди. Ей это понадобится. Это может быть трудно, и даже очень трудно. Но уехать отсюда… будет просто неправильно. Ты не сделала ничего плохого. Поэтому оставайся, и пусть Хоуп растет здесь. Броди будет присматривать за ней, и я тоже. Не знаю, как лучше сказать, но если ты уедешь потому, что чувствуешь себя виноватой, это будет просто бессмысленно.

Я протянул ей документы, которые достал из заднего кармана.

– Я встретился со вдовой и объяснил ей, что хочу сделать. Она сказала, что в любом случае собиралась оставить это место для меня, поэтому просто отдала мне дарственную и подписала ее. Я отнес документы юристу, чтобы он уладил все формальности. Теперь здесь сказано, что ты являешься владелицей этой квартиры. Это не бог весть что, но она твоя. Автомобиль тоже принадлежит тебе; вдова решила, что так будет лучше.

Сэм прижала документы к груди, медленно качая головой:

– С того момента, как мы познакомились, я знала, что мне никогда не получить тебя. Каждый раз, когда я пыталась сблизиться с тобой и предлагала тебе любить меня, то сталкивалась с тенью, которая уже занимала это место.

Я смотрел на нее и видел, как она страдает. Теперь я был лишь одним из тех, кто занял место в цепочке ее многочисленных разочарований. Она отступила, потом робко шагнула вперед и прижалась лбом к моему лбу.

– Я не знаю, как мне жить рядом с тобой.

Я покачал головой:

– Ты останешься собой, а я – собой. Нам нечего скрывать друг от друга, и мы не сделали ничего такого, о чем я мог бы сожалеть.

Она закрыла глаза.

– Ковбой, я никогда не найду другого такого мужчину, как ты.

Я приподнял ее подбородок.

– Сэм, никогда не вешай носа из-за меня или из-за любого другого мужчины. Ты… ты желанный и ласковый дождь.

Она улыбнулась и вытерла слезы. Попыталась кивнуть.

Я начал спускаться с крыльца, понимая, что она смотрит мне вслед. Хочет знать, оглянусь ли я. Я обернулся, держа шляпу в руке.

– В тот день на реке ты… в общем, не уложить тебя на песок и не целовать тебя до следующего утра… удержаться от этого было одним из самых трудных решений в моей жизни.

Я нахлобучил шляпу и оставил ее стоять на крыльце с документами в руках.

Я доехал до реки, где нашел Броди, который резал сосиски и наживлял донные удочки для ловли сома. Я надел солнечные очки и вышел из автомобиля.

– Что ты делаешь?

– Рыбачу. – Его вид согрел мне сердце.

– А ты что здесь делаешь? – спросил он.

– Вот подумал, что, может быть, ты захочешь отправиться за покупками вместе со мной.

– Для чего?

– Я хочу кое-что приобрести для твоей мамы.

Он отложил сосиски и вытер руки о штаны.

– Ну конечно!

Мы поехали в город и остановились перед ювелирным магазином. Броди все время улыбался. Мы стали разглядывать прилавки, и наконец я указала на нечто похожее на кольцо, которое его мать отвергла двенадцать лет назад. Прямоугольный бриллиант в простой серебряной оправе.

– Сколько? – поинтересовался я.

Продавец назвал цену, и я почесал голову. Никогда не был силен в оценке чего-то другого, кроме коров и старых автомобилей.

– Неужто оно должно стоить так дорого?

Он улыбнулся.

– В эти выходные начинается распродажа ко Дню поминовения[59]. Но мы можем начать уже сегодня, если желаете. Кроме того… – он поднял палец, – …у вас есть право вернуть кольцо в течение двух недель, если оно не подойдет.

Честно говоря, меня это не слишком беспокоило. У меня было как раз достаточно денег на кредитке, поэтому я протянул карточку Броди.

– Заплати за покупку.

Броди просиял.

Я рулил и работал педалями, пока Броди переключал передачи. Мы приехали на ранчо Джилл, где за домом стоял большой амбар. Мы объехали вокруг дома, остановились и вышли наружу. Я собирался направиться к дому, когда услышал, как Энди разговаривает с кем-то в амбаре.

Очевидно, она тоже услышала нас, потому что вышла из амбара, сидя верхом на Мэй. На Энди были джинсы с белой блузкой, шляпа и сапоги, которые Дампс смастерил для нее.

Боже, эта женщина бесподобно выглядела в седле.

Она соскочила на землю и поцеловала Броди, а потом прижала его к себе. Он обнял ее за талию и стоял, улыбаясь нам обоим, а потом кивнул мне.

Я откашлялся, пока размышлял, с чего начать. Это оказалось труднее, чем я думал. Броди стоял рядом с ней; ее рука лежала у него на плече. Она оглянулась, и я заметил, что у нее отросли длинные волосы. Концы были ровно подстрижены, а не торчали, как раньше.

– Привет, – тихо поздоровалась она.

Я снял шляпу и нахлобучил ее на голову Броди.

– Я думал, как это сказать, но не знаю… поэтому дай мне попробовать. Двенадцать лет назад ты вышла замуж за человека, который пообещал тебе одно, а дал другое. Он пообещал тебе свое сердце, но когда дело дошло до этого, то отдал только половину. Или скрыл другую половину от тебя – в зависимости от того, как посмотреть.

На ее лбу появилась морщинка. Я слишком много болтал, и она не могла понять, к чему я клоню. Ее глаза блестели, как темное стекло.

– Мы с тобой пережили много хорошего и плохого. Но, я думаю… нет, в конце концов, я уверен, что все произошло из-за меня, потому что я так и не дал тебе того, чего ты заслуживала. Того человека, за которого ты боролась. Все эти ночи… – Я покачал головой. – Ты долго жила с этой болью, а когда ты больше уже не могла терпеть, то постаралась облегчить ее как только возможно. Да, – я кивнул, – это ранит меня. Когда я закрываю глаза, то вижу картины, которые мне не нравятся. Но все же… – Я протянул руку и расстегнул цепочку, удерживавшую кольцо у нее на шее. – Давным-давно мы вошли в магазин, и ты купила то, что обошлось мне совсем недорого. Ты не просила о том, что должна была иметь, а мне не хватило смекалки сделать то, что я должен был сделать. Я был не таким мужчиной, каким мне следовало быть. Прямо там, в магазине, я дал тебе обещание. Я сказал, что приду за тобой. Поэтому… – Броди улыбнулся, полез в карман и выложил кольцо на ее ладонь. – Энди, я не знаю, как быть с тем, что подсказывает мне сердце, но я знаю, чего хочу. Я знаю… я попытался отдать свое сердце другому человеку, но я не могу отдать то, что уже было отдано тебе. Поэтому либо верни мое сердце обратно, либо давай попробуем начать сначала.

Она смотрела на свою ладонь. Меня переполнял щенячий восторг.

Так было до тех пор, пока из сарая не вышел доктор Эрл Джонсон, который вел за собой на поводу лошадь. Он надел недавно купленную ковбойскую шляпу, теннисные туфли, костюм цвета хаки и голубые носки. Его лицо было припухшим, со следами от синяков. Энди посмотрела на него, потом на меня. Она передала Броди поводья Мэй.

– Ты не подержишь ее минутку для меня?

Отвисшая челюсть Броди находилась где-то в районе пряжки его ремня. Он кивнул. Энди повела меня вокруг амбара, прочь от посторонних взглядов. Там она рассмотрела кольцо, поворачивая его на ладони.

– Знаешь, оно очень красивое.

У меня появилось плохое предчувствие.

– Когда-то я этого очень хотела, – Энди посмотрела на меня и протянула кольцо обратно, – когда мы были вместе. – Она положила кольцо мне на ладонь и скрестила руки на груди. – Тайлер, ты дал мне Броди, и за это я всегда буду любить тебя, но я больше не хочу жить с тобой. Не хочу быть замужем за тобой. – Она покачала головой и постучала себя по груди. – Я не хочу иметь твое сердце и всю ту боль, которая приходит вместе с ним. Ты всегда будешь ковбоем, а с меня уже достаточно ковбоев.

– А как насчет него… Эрла? Одна шляпа и больше ничего.

Я не стал добавлять, что он женат. Сэм кивнула.

– Возможно. Но он не причиняет мне страданий, а я устала страдать. – Она сжала мою руку. – Тайлер, ты хороший человек. В некоторых отношениях, самый лучший. Но в других… – Она покачала головой. – Больше никаких экстренных вызовов и больничных палат. Никаких одиноких ночей[60]. Никогда. Я просто больше не хочу быть замужем за тобой.

Она обошла вокруг сарая, поцеловала Броди и прижала его к груди, потом вскочила в седло Мэй и дважды цокнула языком. Эрл не смог вставить ногу в стремя с первой и второй попыток, наконец преуспел с третьей, плюхнулся в седло и вцепился в переднюю луку, когда его мерин рысью пошел за Мэй.

Я стоял на месте, прищурившись и почесывая затылок. Энди и Эрл исчезли среди деревьев, оставив за собой только пыль, оседавшую на губах, от которой у меня запершило в горле. Броди смотрел на меня и пытался понять выражение моего лица. Я не знал, что еще сказать, но повернулся к нему.

– Я как-то иначе себе это представлял. – Я посмотрел на деревья. – Но что вышло, то вышло.

Броди кивнул.

Я снова почесал в затылке и услышал собственный голос:

– Умирать легко. Это жить трудно.

Не помню, как мы ехали домой, но, когда мы остановились у подъездной дорожки, Броди спросил:

– Не возражаешь, если я немного покатаюсь на Кинче?

Я кивнул.

– Разумеется.

Он накинул седло на моего старичка, и они прогулочным шагом двинулись через пастбище. Я остался стоять, засунув большие пальцы в карманы джинсов. Дампс вышел из амбара и увидел меня.

– Похоже, дело обернулось не так, как ты надеялся, – сказал он.

– Можно сказать и так.

Он вернулся в амбар.

Я окинул взглядом свою жизнь. Ни коров. Ни любимого автомобиля. Ни женщины. Огород, заросший сорняками.