Дюна: Герцог Каладана Андерсон Кевин

– Я считаю это равноценным обменом, директор, – сказала Императрица. – Вы помогли мне, а я теперь помогу вам. Считайте, что мы заключили деловую сделку.

Малина в ответ холодно улыбнулась.

– Именно этому я тебя и учила.

Императрица Ариката была шестой женой Шаддама. Первая его супруга, Анирул, была закаленной Преподобной Матерью Бинэ Гессерит; она родила Императору пять дочерей, прежде чем пала жертвой убийц. Желая получить более покладистую жену, Император перепробовал нескольких пустоголовых красавиц, которые пытались покорить его с помощью безудержной лести. Но все было тщетно. Предыдущая жена Фиренца Торвальд продержалась всего полгода.

Ариката была слеплена из совершенно иного теста. Она была поистине красива и посвятила много времени изучению наложниц и любовниц Шаддама, готовясь завладеть его вниманием, подбросив ему невидимый крючок, который он непременно должен был заглотить. Ариката понимала, что похожая на грушу простушка Фиренца долго не удержится.

Теперь у Арикаты, шедшей рядом с директором КАНИКТ, затуманился взор.

– Это верно, что граф Учан погиб на Оторио? Я, кажется, его там не видела.

– Да, это верно, – сдержанно ответила Малина. – Во всяком случае, во всех документах будет значиться, что он погиб во время нападения.

Императрица медленно шла по гравийной дорожке, рассеянно играя волосами.

– Он был плохим, невнимательным любовником, но с добрым сердцем.

– Моя дочь скажет все, что надо сказать о своем покойном муже, – сказала Малина. – Но теперь Джалма – полновластная хозяйка Дома Учанов. Все сложилось как нельзя лучше.

– Значит, у этого теракта есть и положительная сторона, – задумчиво произнесла Императрица. – Вы всегда учили меня, что преимущества открываются, когда смотришь на вещи шире.

Во времена своей бурной прекрасной юности – под другим именем и с несколько иной внешностью – Ариката служила образцовой наложницей в Доме Хагалов, а затем в Доме Учанов на Плиссе, где ее и заметили люди из КАНИКТ.

Малина Ару разглядела в девушке большие способности, и, пока Ариката находилась при дворе графа Учана, КАНИКТ втайне обучал ее тонкостям бизнеса и умению манипулировать людьми. Корпорация много тысячелетий влияла на состояние имперских рынков, торговые отношения и личные союзы.

Когда стало ясно, что Шаддаму IV скоро потребуется новая жена, Малина Ару принялась дергать за все свои невидимые ниточки, и Ариката стала самой лучшей кандидаткой на роль Императрицы. Теперь КАНИКТ мог установить контроль и над императорским троном.

Когда дочь Малины Джалма вышла замуж за графа Учана, он уже год как охладел к своей наложнице. Ариката незаметно исчезла с планеты Плисс. Все свидетельства, все документы о ее пребывании там в качестве наложницы были уничтожены. Была создана легенда о ее прошлом, а заодно для нее составили безупречную аристократическую родословную. Затем Арикату внедрили в ничем не выдающийся Дом Ландсраада. Так она стала идеальной претенденткой на руку и сердце Императора, когда Шаддам изъявил желание жениться еще раз после удаления Фиренцы.

Теперь, восседая на троне, Ариката не забыла, что попала на него только благодаря манипуляциям Малины.

Женщины задержались возле зеркального пруда, в котором беспокойно плавала голодная золотая рыба. На тумбе рядом с прудом стоял аквариум со сверчками. Ариката сунула в аквариум руку, выбрала черного сверчка и бросила его в воду. Голодная рыба кинулась к насекомому и принялась жадно пожирать его, разрывая на части.

Малина тоже достала сверчка, росила в пруд и стала наблюдать за торопливым пиршеством.

– Это напоминает мне Ландсраад, в котором благородные аристократы дерутся за освободившиеся места.

– Мой муж выберет только тех, кто ему слепо предан.

– И он их найдет, – сказала Малина. – Мы видим этих аристократов насквозь.

Ариката получила строгие инструкции: если она узнавала, что-то важное для КАНИКТ, то отправляла Франкосу Ару послание в Серебряную Иглу, а Франкос затем передавал эту информацию своей матери на Тупайл.

Годом ранее Ариката отправила совершенно заурядное сообщение о том, что Шаддам хочет аннексировать никому не известную планету Оторио, где предполагалось расчистить часть территории под строительство невиданного музея – музея династии Коррино. Ариката не знала, какое значение имеет эта захолустная планета, не ведала, как дорога Оторио семейству Ару.

Малина теперь жалела, что не сказала об этом Якссону сразу. Она просто не предполагала, какую ужасную боль он испытает, когда Император осквернит могилу отца и священную оливковую рощу.

– Я стараюсь расширить свое влияние здесь, во дворце, – продолжала Ариката. – Пока мой дорогой Шаддам позволяет мне играть лишь роль украшения на всевозможных пустяковых мероприятиях. Я разрезаю ленточки и возлагаю венки, но могу делать и намного более важные вещи.

– Конечно, можешь, – согласилась Малина.

Вероятно, за исключением Анирул, все остальные жены Шаддама были необразованными и невежественными, абсолютно не годными к каким-либо серьезным делам. Ариката великолепно играла отведенную ей роль, и Шаддам недооценивал ее, как и большая часть аристократов Ландсраада. Они видели в ней только увешанную бриллиантами изящную леди, но не могли даже вообразить, какие опасные амбиции таятся под этой оболочкой. Ариката была острым смертоносным кинжалом, вложенным в золотые, украшенные драгоценностями ножны.

– Я найду способ заставить Императора назначить меня дипломатом, послом на какой-нибудь важной планете.

– Это будет большим преимуществом, – согласилась Малина, – но не преуменьшай свою роль Императрицы. Ты можешь продолжать передавать нужную мне информацию.

– А мой дорогой Шаддам будет ее исправно поставлять, – сказала Ариката. – Какие у нас будут превосходные, а главное, полезные отношения!

Эйфорию можно вызвать разнообразными средствами – эмоциональными, воспитательными, религиозными и химическими.

Руководство для врачей школы Сукк

Перспектива поездки на север, в храм Муадха, привела Пола в восторг. Хотя герцог часто путешествовал по Каладану в одиночку и без охраны, а каждый год они с Полом, по традиции, совершали дальние походы либо вдвоем, либо в сопровождении нескольких спутников, теперь, учитывая брожение, охватившее Империю, следовало подумать о безопасности.

К свите присоединился Дункан Айдахо в качестве личного телохранителя Пола, а герцога и леди Джессику сопровождал отряд гвардейцев. Возглавлял отряд лейтенант Нупре, который сам напросился в эту поездку к террасам рисовых полей, залитых водой. Так как молодой лейтенант имел безупречный послужной список и прекрасно справлялся со своими обязанностями, герцог Лето удовлетворил его просьбу. Когда же Нупре спросили, почему он хочет туда попасть, лейтенант ответил:

– Мне всегда хотелось увидеть скалы Аронди, я слышал, что они замечательно красивы.

Герцог, Джессика и охрана отбыли в путешествие на комфортабельном и роскошном церемониальном фрегате, а Пол с Дунканом полетели отдельно, в военном орнитоптере.

Когда машина спустя четыре часа полета, наконец приблизилась к рисовым полям, Пол стал проявлять нетерпение.

– Мы с тобой могли бы лететь и быстрее, Дункан! Надо показать, на что способны эти двигатели!

– Могли бы, но у нас нет никакой необходимости спешить. Иногда ожидание только усиливает радость. Разве твоя мать не учит тебя терпению и умению владеть собой? Я видел, как ты часами сидишь неподвижно, думая о своих мышцах – о каждой по очереди.

Пол несказанно удивился тому, что Дункан видел его тренировки.

– Это совсем другое. Занятия улучшают мои навыки. Они помогают мне стать лучшим бойцом. А это… просто путешествие.

– Когда я учился в школе Гинаца, мастера фехтования заставляли нас часами сидеть неподвижно, иногда в течение целого дня, ничего не объясняя и не ставя перед нами никаких целей. Мы учились понимать и принимать пустое времяпрепровождение, постигать тщетность желаний.

Управлявший машиной Пол искоса взглянул на Дункана.

– Ты так говоришь, как будто это хорошо.

– Даже герцог или Император не всегда могут контролировать Вселенную, юный господин. Лучше быть готовым к разным вариантам развития событий.

Пол посмотрел вниз, на местность, испещренную серебристыми нитями каналов, мелкими прудами, ирригационными шлюзами. На склонах долины, по которой текла река, крестьяне устроили живописные террасы, карабкавшиеся вверх, словно огромные ступени. Каждая из них была покрыта обширными рисовыми полями, которые немедленно засевались снова после очередного сбора урожая. От яркой зелени у Пола заболели глаза.

Местность вокруг долины представляла собой огромную равнину, но в ее центре, будто крепость, возвышалась гигантская гора. Перед путешествием Пол познакомился с этой геологической аномалией заочно с помощью доктора Веллингтона Юэ, врача школы Сукк, прикомандированного к Дому Атрейдесов. Этот врач был одним из учителей и наставников юного Пола. Гранитные скалы Аронди поднимались над равниной на две тысячи метров, а вершина горы выглядела так, словно ее снесли исполинским кинжалом. Подножие скал было усеяно каменными обломками. Гора продолжала осыпаться.

Пол приник к иллюминатору.

– Я не ожидал, что она такая высокая! Она же просто громадна!

– Да, на нашей планете эта гора одна из самых трудных для восхождения. Взойти на нее труднее, чем на прибрежные скалы, на которые ты карабкаешься для развлечения.

– Нет, восходить на прибрежные скалы тоже трудно, но я смог – так же, как смог лазить по стенам замка, забираясь на них с моего балкона. – Пол пригляделся к горе, проследил взглядом линии изломов и прикинул возможные пути восхождения. – И ты же знаешь, что я не просто так взбираюсь на скалы. Это помогает тренировать выносливость, концентрацию внимания. В случае острой необходимости этот навык может помочь мне избежать западни.

– Я не буду с тобой спорить. – Дункан посмотрел вперед. – Видишь там впереди деревню Муадха? Оттуда открывается потрясающий вид на скалы.

Намного обогнав церемониальный фрегат Атрейдесов, Дункан покружил над деревней и посадил машину на поляну в стороне от жилых домов, затем приглушил двигатели, и Пол вылез из кабины и помахал жителям деревни, которые вышли приветствовать гостей.

Очень скоро здесь же приземлился эскорт герцога и Джессики, а за ними прибыло и главное судно. Несмотря на то что это было вполне безобидное путешествие, министры Дома Атрейдесов подготовились к нему, как к масштабной военной операции.

Лейтенант Нупре со своими гвардейцами быстро осмотрели деревню Муадха. Когда Нупре передал сигнал о том, что все готово, церемониальный корабль медленно опустился на землю, включив гравидвигатели. Пол знал, что вообще-то этот корабль не предназначен для праздничных шоу. Двигатели были настолько мощны, что фрегат мог легко уйти при возникновении любой опасности.

Полу и раньше доводилось видеть герцогские процессии и церемонии. Сейчас же его куда больше впечатлила мощь и суровая красота скалистой стены Аронди. Он смотрел на уходящие ввысь гранитные столпы, трещины и канавки на вулканических шестигранных колоннах. Вся гора была похожа на исполинский пучок неровных колосьев.

Отец сошел с фрегата, и Пол с Дунканом поспешили присоединиться к нему, но мальчик все же как зачарованный никак не мог оторвать взгляда от скалы. Лето понимающе улыбнулся.

– А, любуешься скалами Аронди? Видишь разбросанные у подножия обломки? Если присмотришься, то поймешь, что костей там не меньше, чем камней. Сотни скалолазо пытались покорить эту гору, взойти на эту неприступную стену. Успешных восхождений было не больше пятидесяти.

– Я хороший скалолаз, – упрямо сказал Пол, не желая признавать опасность восхождений даже на стены замка или на прибрежные скалы.

Лицо Лето стало жестким.

– Ты очень способный парень, Пол, но этого… делать нельзя. Когда твой дед был молод, он попытался взойти на Аронди, однако повернул назад. Эта гора испугала даже Паулуса Атрейдеса.

Пол слышал множество легенд о старом герцоге.

– Мне говорили, он был настолько храбр, что смеялся, когда его ударил рогами салузанский бык.

Лето взял сына за плечо и заставил отвернуться от скалы.

– Никаких восхождений на этот раз не будет. Мы прибыли сюда для встречи с этими людьми, чтобы посетить их церемонию и произвести хорошее впечатление. Уверяю тебя, это довольно трудная задача.

Вскоре появился и торопившийся на эту встречу архивикарий Тороно в сопровождении нескольких молодых дьяконов. Толпы крестьян продолжали работать в полях – было как раз время сбора урожая, но их семьи остались в деревне и готовились к церемонии медитации и очищения.

Для местных жителей это была привычная рутина, но Пол воспринимал ее как невероятно волнующий праздник. Деревенские жители носили домотканые, не слишком изысканные одежды, однако мальчика поразило их спокойствие и довольство. Люди Муадха были удовлетворены своими домами, семьями и работой. После суеты и шума Каладанского замка, после трепета и страха, которые он испытал, узнав, что отец был на волосок от смерти на Оторио, после постоянных встреч, сообщений, докладов, политических интриг и предательских заговоров аристократов Ландсраада Пол был счастлив видеть неспешную, самодостаточную жизнь крестьян. Он завидовал этим людям, ведь они знали свое истинное место и предназначение, знали себе цену.

Пока герцог и Джессика беседовали с деревенскими старостами, самыми трудолюбивыми крестьянами и архивикарием Тороно, Пол и Дункан осматривали это уютное поселение. Хотя лейтенант Нупре и признался, что его заветным желанием было посмотреть на скалы Аронди, он теперь, кажется, не проявлял к ним особого интереса. Лейтенант вместо этого проводил время в разговорах с некоторыми селянами. Пол не понимал Нупре.

Вечером вся деревня собралась на центральной площади и начался пир. Люди ели постное мясо, простой рис и тыквы со своих огородов. Архивикарий извинился перед Лето за столь скудное гостеприимство.

– Такова традиция – мы постимся перед медитацией и очищением, мой герцог, и сегодня не будет вкусной еды и напитков. Ритуал – это трудное испытание, но и благодатное. Вот увидите.

– Мы уважаем ваши традиции, – ответил Лето. – Рис-панди и каладанские овощи – моя любимая еда.

Он, Пол и Джессика сидели за деревянным столом на открытом воздухе, разделяя с селянами скромную трапезу, – правда, лишь после того как слуги проверили все миски ядоискателем. Бдительные гвардейцы стояли чуть поодаль и сами к еде не притрагивались. Лейтенант Нупре и его подчиненные будут ужинать позже, по очереди.

Глаза архивикария Тороно сияли; он был счастлив принимать столь высоких гостей.

– Сегодня вы поймете нас гораздо лучше, герцог Лето.

– Наш герцог, – повторяли люди, словно заклинание, обращаясь друг к другу.

После захода солнца, когда отвесную скалу покрыла тень, деревню охватило волнение. Голоса людей стали более оживленными. Пол оглядывался, прислушивался и старался сосредоточиться.

Глаза Джессики сверкали.

– Запоминай все, Пол. Для тебя это совершенно новый опыт, как и для всех нас.

Люди начали вставать из-за длинных столов и собираться перед храмом Муадха, возвышавшимся над деревенскими домами.

Лето посмотрел на яркие звезды, вспыхнувшие над головой, и сказал Полу, пока они ждали начала ритуала:

– Сейчас мы далеко от морского тумана и городских огней. Посмотри на эти звезды. Сейчас ты видишь Вселенную.

Дьяконы в домотканых накидках вышли из храма, неся плетеные корзины, наполненные какими-то высушенными шишками, похожими на искривленные мумифицированные пальцы. Пол с любопытством смотрел на это диковинное действо.

– Айлар раскрывает наши умы и сердца, – гулко заговорил архивикарий. – Айлар дарует нам мир и ясность. Айлар дает нам силу. Айлар дает нам покой.

Последователи Муадха произносили молитвы на языке, непонятном Полу. Тороно сунул руку в корзину и извлек оттуда высушенную шишку.

– Папоротник барра растет в лесах к северу отсюда. Это очень редкое растение. Наши деревенские охотники прочесывают лесную глушь, собирая барра в строго определенное время. Небольшой отросток, такой как этот… – архивикарий зажал коричневый предмет между большим и указательным пальцами, – …дарит великую силу.

Почтительно поклонившись, он протянул кусок высушенного папоротника Лето, который принял его на свою ладонь. Пол наклонился к отцу, чтобы лучше рассмотреть, но тот предостерегающе взглянул на него, и только после этого позволил сыну взять предмет. Мальчик ощутил покалывание в пальцах. Или это было только воображение?

– Мы не просим вас участвовать в ритуале, – сказал Тороно, – но посмотрите на него и присоединитесь к нам своими сердцами.

Нупре подошел ближе вместе со своими гвардейцами. Напряжение нарастало, но Пол не испытывал ни страха, ни тревоги. Среди этих людей он не чувствовал себя в опасности.

Плетеные корзинки пустили по кругу в толпу местных жителей, и каждый брал чудесный папоротник и откусывал крошечный кусочек, наслаждаясь его вкусом. Люди жевали растение и начинали издавать тихий жужжащий звук. Сначала это были отдельные носовые звуки, но потом они стали громче, слились друг с другом, эхом отдаваясь от горы, а затем в разрозненном мычании появился ритм.

По спине Пола пробежал холодок, он понял, что его трясет. Он быстро взглянул на отца и мать. Было видно, что Джессика старается запомнить каждую подробность происходящего. Лето же встал со своего места и пристально смотрел на людей. Пол кожей чувствовал, как продолжает стремительно нарастать мощь звука; величие ритуала подавляло его.

Участники действа сидели на земле, скрестив ноги и прижавшись друг к другу, продолжая грызть кусочки папоротника. Подносили все новые и новые корзины. Люди трогали друг друга, гладили по лицам, словно зачарованные. Глаза светились ярче, улыбки становились все шире.

– Мы едины, мы все заодно, – произнес архивикарий. – Мы – часть Каладана и Вселенной.

Жужжание переросло в оглушающий гул, словно гремел рой исполинских насекомых. Пол ощутил непреодолимую сонливость, умиротворяющее чувство затопило его, веки закрывались. Дьяконы собрали пустые корзины и унесли их в храм, а затем еще раз вынесли оттуда коричневые сушеные листья папоротника, теперь для себя. Дьяконы расселись среди остальных людей, которые уже находились под действием айлара.

Пол внутренним зрением ощущал какое-то свечение, он смог присоединиться к просветлению, которое испытывали сейчас эти люди. Он вопросительно взглянул на отца, заметив, что его ровесники, мальчики и девочки, тоже принимают участие в ритуале наравне со взрослыми.

Лето покачал головой.

– Нет, мы не будем этого делать.

Пол согласился с этим решением и стал просто наблюдать за людьми. Эйфория была такой сильной, что ее, казалось, можно было пощупать, словно густой утренний туман.

– Это мой народ, – тихо произнес Лето и повернулся к Полу, – и это твой народ тоже.

Пол как завороженный смотрел на деревенских жителей, пребывавших в каком-то другом мире, в своей особой жизни, и старался в полной мере разделить их удовлетворенность подобной жизнью.

В царстве имперской политики необходимо предпринимать непубличные действия. На самом деле таких невидимых действий гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Падишах-Император Шаддам IV

После долгого бреющего полета на высоте ниже области охвата сенсоров слежения Фенринг посадил свой орнитоптер без опознавательных знаков в точке с нужными координатами, близ характерного скального образования прямо под Барьером. Сидя за панелью управления, он подождал, когда умолкнут и остынут двигатели и корпус судна. Сквозь плазовое стекло кабины он внимательно осмотрел место назначенной встречи, готовый к любому повороту событий. Сегодня, правда, не было оснований ожидать западни, но бдительность никогда не бывает лишней.

Он уже бывал здесь на тайных встречах с контрабандистами, но сегодня тут не было ни одного человека. Тем не менее Фенринг знал, что Эсмар Туек и его люди наблюдают за ним. Все в мире подчиняется правилу: доверяй, но проверяй. Его отношения с этими маргиналами были очень ценны, и, самое главное, никто о них не знал и, возможно, даже не догадывался.

Он продолжал ждать в приземлившемся орнитоптере, понимая, насколько уязвим в этом положении. Но вот Фенринг выбрался из машины, похожей на гигантское насекомое, и застыл рядом. Горячие лучи желтого солнца отражались от покрытого пылью фюзеляжа. Наконец, когда граф зашагал к подножию скалы, часть ее отодвинулась в сторону, открыв защищенный силовым полем вход, спрятанный под ложной стеной. Трое контрабандистов, одетых в пустынные накидки, стояли внутри и жестами приглашали Фенринга присоединиться к ним.

Он последовал за ними по открывшемуся узкому коридору. Контрабандисты попытались вести Фенринга, но он обогнал их и пошел впереди в заданном им самим темпе – он знал, где находится резиденция Туека. Граф мог только гадать об истинной величине этой тайной базы; в свои прошлые визиты ему удалось осмотреть лишь ничтожную часть сети ходов сообщения.

Эсмар Туек, человек с лицом, покрытым шрамами, глава шайки контрабандистов, ждал Фенринга в вырубленном в скале личном убежище. Туек сидел за металлическим столом с величественным видом короля, восседающего на троне. Жестом он приказал своим людям уйти. Фенринг же отказался сесть на предложенный ему Туеком стул перед столом.

Туек нахмурился, сведя над переносьем тяжелые брови. Лицо контрабандиста было резким и угловатым, как будто высеченным из арракинского камня. Несмотря на свое положение вне закона, Туек чувствовал себя здесь достаточно комфортно; его банда получала вполне приличный доход от незаконной торговли специей.

– Вы говорили, что у вас есть для меня важное сообщение, граф Фенринг? Мои жена и сын присоединятся к нам. Они тоже участвуют в наших делах.

– Хм-м, значит, им также придется послушать мое сообщение. Это распоряжение затронет все аспекты поставок специи с Арракиса, как по законным каналам, так и по каналам черного рынка. После событий на Оторио Император Шаддам решил внести некоторые изменения в законодательство.

В пещеру вошла Рулла Туек, женщина с гордо посаженной головой, и старший сын Эсмара Стабан. Фенрингу доводилось видеть его и раньше. На вид Стабану было около тридцати пяти, у него были такие же густые брови, как у отца, и такое же грубое лицо. Новая жена Эсмара, темноволосая фрименка, была по возрасту, вероятно, ровесницей его сына. В этом глубоком убежище контрабандистов она облачилась в пестрый эклектичный наряд, состоявший из яркого шарфа, весьма смелой блузки и свободных брюк, какие обычно носят мужчины. Здесь, под защитой гермоклапанов, ей не было нужды носить конденскостюм, и Фенринг заметил, что она беременна. По размеру живота Фенринг определил, что она, должно быть, уже на седьмом месяце.

Эсмар однажды по секрету сообщил Фенрингу, что Рулла очень трепетно относится к своей внешности, и это тщеславие заставляет ее выступать против фрименских обычаев. Сам Эсмар предпочел бы, чтобы его жена вела себя более консервативно, как подобает женщинам пустыни; ему не нравились ее вольности и легкомысленные заигрывания с суровыми и грубыми контрабандистами. Первая жена Эсмара, мать Стабана, была полной противоположностью Руллы.

Он женился на своей тщеславной второй жене семь лет назад, щедро одарил ее, наделил богатством и влиянием, и теперь Рулла вместе со Стабаном занимались некоторыми важными делами контрабандистов. Пользуясь своими связями с фрименами, Рулла очень умело организовывала караваны специи, которую перевозили одомашненные куланы, выбирала маршруты, пролегавшие по безопасным путям, где не было песчаных червей, животных в высшей степени территориальных, и куда не заглядывали харконненовские патрули.

Рулла и Стабан сели рядом на каменную скамью слева от металлического стола. Фенринг сразу ощутил заметное напряжение между мужем и женой и плохо скрываемую неловкость женщины по отношению к пасынку. Граф решил разобраться в этих сложных связях, так как они могли повлиять на его дела, но сейчас он находился здесь по поручению Императора.

Было ясно, что контрабандистам не понравится привезенная им новость.

– Я привез последнее распоряжение Императора Шаддама IV, – заговорил Фенринг. – В политике произошли изменения, с которыми, хм-м, вам придется смириться. Эти изменения недешево вам обойдутся. Император вводит новый добавочный налог на специю, что обеспечит приток средств в казну Кайтэйна.

Глава контрабандистов недовольно нахмурился.

– Мы торгуем не по имперским правилам. У нас собственная торговая сеть.

– В этом весь смысл нашего существования, – поддержала мужа Рулла. – Мы не станем платить больше.

Стабан внимательно слушал, но пока молчал.

Лицо Фенринга потемнело.

– Вы работаете с определенным пониманием, хм-м, правил. Шаддам – и я – терпим вашу деятельность. Я могу уничтожить вас одним посланием на Кайтэйн – или в Карфаг, если решу дать барону шанс выслужиться перед Императором.

Эсмар дрогнул.

– Мы уже платим огромные взятки Императору! Такова была наша договоренность.

– И в ответ на это он смотрит на вашу деятельность сквозь пальцы. Отныне он постановил, что вы будете платить больше. Во всех операциях, во всех расчетах теперь надо учитывать новый добавочный налог. Это касается и контрабанды. Я буду внимательно следить за вами.

– Это слова Императора или ваши, граф Фенринг? – Тон Руллы возмутил Фенринга. – Не положите ли вы часть дохода в свой карман?

Кажется, она поняла, что ее поведение не нравится графу, но это ее не остановило. Он, конечно, слыл опасным убийцей, но Рулла чувствовала себя здесь в полной безопасности. Впрочем, было неразумно наживать врага в лице Хасимира Фенринга. Граф решил, что Рулла нуждается в более тщательном наблюдении, а потому до поры подавил свое раздражение.

– Это не имеет никакого значения; сейчас я говорю от имени Шаддама.

Эсмар неодобрительно взглянул на жену, а затем снова посмотрел на Фенринга.

– Это может подкосить нас. Император должен дать нам больше свободы для маневра.

– Император очень доходчиво дал понять, чего именно он хочет. Пока я убедил его, что в его интересах продолжать игнорировать ваши операции, потому что лично я нахожу вас полезными – во всяком случае, иногда. Но ваша свобода иллюзорна. – Он многозначительно перевел взгляд с Эсмара на его жену. – Я в любой момент могу покончить с вашей деятельностью.

Рулла не выдержала взгляда Фенринга и отвернулась.

– Контрабандисты делают очень важную для Императора работу, – заговорил сын Эсмара Стабан. – Мы передаем жизненно важную информацию о Харконнене, о его действиях как держателя файфа, мы сообщаем о слухах столь тихих, что о них не знаете даже вы.

Фенринг улыбнулся.

– И так как ваша информация оказалась полезной в прошлом, мы снисходительно относимся к вам, и дело стоит того, хотя, конечно, это сильно досаждает барону Харконнену. – Он прищурился. – Однако снисходительности Императора есть предел. Никогда не забывайте об этом и никогда не пытайтесь воспользоваться им или мною. Вы будете платить добавочный налог. Я потребую подробного отчета о производстве и транспортировке специи.

Рулла сверлила Фенринга испепеляющим взглядом, поглаживая свой живот, но Эсмар хотя и неохотно, но примирительно кивнул.

– Этот добавочный налог временный? Мы сможем вернуться к нормальной работе после того, как рассосется кризис?

– Налог будет введен на то время, какое потребуется для покрытия дефицита, вызванного необходимостью возместить потерю разрушенного музея Коррино и увеличить численность корпуса сардаукаров.

– И долго это продлится? Когда такое было, чтобы временный налог и в самом деле оставался временным? – визгливо спросила Рулла. – О чем говорят анализ цен и прогнозы на будущее?

– Хм-м, налог будет взиматься столько, сколько потребуется. – Голос графа стал стальным. – Контрабандистам придется платить то, что им прикажут платить.

Он видел, что жесткость возымела нужное действие. Рулла испугалась – на краткий миг, но и этого было достаточно.

Сидя в своей резиденции в Карфаге, барон Харконнен с неудовольствием смотрел на неудавшегося ментата, входившего в кабинет.

Питер де Врие двигался жеманно, крадущейся походкой, что делало его похожим одновременно на женщину и хищника.

– Вы звали меня, мой дорогой барон? – произнес он более льстиво и мелодично, чем обычно.

– Это глупый вопрос, – ответил барон, глядя как ментат усаживает свое тощее тело на стул перед овальным столом. – Я недоволен… Нет, я просто в ярости от этого добавочного налога, который, как надеется Император, я буду платить! Я, конечно, переложу издержки на других, но это спровоцирует рост цен. Мы уже и так подвели покупателей к опасному пределу того, что они могут позволить себе платить, и я не могу давить дальше, не рискуя лишиться потребителей. Многие из тех, кто не страдает пристрастием к специи, перейдут на другие наркотики. Мне надо обойти этот налог! Найди ответ, ментат.

– Да, трудная задача! – Де Врие достал флакончик с соком сафо и сделал глоток красной жидкости. Через мгновение взгляд его затуманился; он принялся обдумывать создавшееся положение. – Очевидное решение – увеличить производство и продавать больше специи.

Барон побагровел от злости.

– Если мы произведем больше специи, то нас обложат большим налогом! Император получит доход, а Дому Харконненов достанутся одни убытки.

Ментат начал прикидывать другие возможности.

– Этого не произойдет, мой барон, если мы не будем отражать добычу меланжа в документах. Эта планета огромна, в пустыне много специи. Никто не сможет проследить ее добычу полностью.

Барон надул щеки.

– Ты хочешь сказать, что мы должны работать, как грязные контрабандисты? Может быть, даже сотрудничать с ними, чтобы продать больше специи? Я подозреваю, что у контрабандистов уже состоялась секретная встреча с графом Фенрингом, а значит, и с Императором – хотя я не могу этого доказать. Поищи другую проекцию.

Де Врие снова умолк, и барону показалось, что молчит он слишком долго. Эту проблему надо было решить немедленно.

Ментат моргнул.

– Нужно обойти контрабандистов. Наши официальные операции по производству и продаже меланжа проходят по имперским каналам. Такие операции находятся под строгим контролем и облагаются высокими налогами. Санкционированный меланж распределяется по Империи через КАНИКТ. По специальным контрактам Космическая Гильдия получает грузы специи, и эта деятельность тоже облагается тяжкими налогами. Контрабандисты, предположительно, также отправляют свои партии специи через КАНИКТ, а следовательно, платят очень большие взятки… которые затем возвращаются в имперскую казну.

– Но Шаддам тем не менее утверждает, что ему надо выжать из нас еще больше! – прохрипел барон. Нетерпение буквально разрывало его. – Прекрати учить меня азам экономики. Что ты предлагаешь?

– Создать еще один независимый канал, новый и секретный путь доставки незарегистрированной специи на другие планеты. Часть ее мы можем продавать непосредственно компании КАНИКТ: специя не будет отражена в бухгалтерских документах, это будут поставки по укороченным закрытым частным петлям. Таким образом, мы исключим всех промежуточных посредников, а это – финансово – будет очень выгодно Дому Харконненов и компании КАНИКТ.

Барон колебался.

– Да, подозреваю, что КАНИКТ будет рад альтернативе, не зависимой от имперского надзора. Если мы предложим им этот план, они почти наверняка его примут.

Барон принялся детально обдумывать эту идею, а затем лукаво улыбнулся.

– Питер, я, наверное, дам тебе пожить немного дольше.

К несчастью, в некоторых исключительных случаях врачебное вмешательство может стать столь же смертоносным, как и сама болезнь.

Практикум медицинской школы Сукк

Небо Оторио было затянуто дымом и пеплом. В городе, среди руин, продолжали местами бушевать пожары, ибо их некому было тушить. В конце концов планета сама залечит эту рану.

Прошло несколько недель после удара, и вот теперь Якссон Ару собственными глазами увидел то, что он сделал. Его не смущал ужас открывшегося ему зрелища. Он даже позволил себе мимолетную улыбку.

После атаки на Оторио стала поступать гуманитарная помощь, прибыли добровольцы для проведения спасательных операций. Якссон смог затеряться среди них. Благодетели, явившиеся помогать «этим несчастным людям», не понимали, что Оторио много сотен лет обходилась без заботливого вмешательства Империи. Выдавая себя за участника спасательной команды, Якссон раздобыл себе частный легкий орнитоптер и облетел границы зоны поражения.

Несмотря на то что тяжелые контейнеры частично испарились в плотных слоях атмосферы, ударная волна, прокатившаяся над имперскими строениями, разрушила их до основания. Весь периметр был усеян лагерями поисковиков, группы которых просеивали пепел и щебень в поисках чего-нибудь ценного. Может быть, ему удастся приобрести у этих кладоискателей нечто интересное: например, кусок оплавленного стекла как сувенир, напоминающий о его великой победе, о первом реальном ударе, нанесенном Содружеством благородных. Он пробудил Империю от спячки – это был достоверный результат.

Но не таким – почерневшим и изуродованным – хотел он помнить это некогда мирное и прекрасное место. Он закрыл глаза и представил картины идиллической планеты, где он провел так много лет. Обеспокоенная мятежностью его натуры, мать отослала Якссона на Оторио, когда он был еще совсем юным. Из троих детей Малины он считался наименее способным и, по мнению матери, не годился для дипломатии, в отличие от брата и сестры. Однако свое пребывание на Оторио Якссон не считал изгнанием; он был счастлив здесь с отцом, с которым у него были очень доверительные отношения.

Брондон Ару являлся последним представителем долгой и древней династии, но его третировали как человека, абсолютно лишенного деловой хватки. Его жена, впрочем, понимала необходимость расширения компании. Надо сказать, Малина действительно была способна принимать сложные вызовы и успешно отстаивать интересы компании, занимаясь делами, к которым у ее мужа не было никаких способностей.

КАНИКТ хотел заставить Брондона замолчать, отослать его в какое-нибудь тихое место, где он не смог бы причинить вреда своей неспособностью к делам и отсутствием интереса к ним. Много позже Малина использовала Оторио в качестве планеты, на которой удобно было спрятать импульсивного младшего сына до того момента, когда она решит, что делать с ним дальше.

Каждое лето Якссон проводил в их тайном имении на Оторио, вдали от интриг имперской политики и сложностей коммерческих хитросплетений. Тем не менее мать настояла на том, чтобы Якссон получил прекрасное образование – с помощью чтения книг и теоретических трактатов, а не на непосредственном жизненном опыте. Так получилось, что, несмотря на свой незаурядный ум, молодой человек имел идеалистические представления о политике и истории; Якссон не был прагматиком.

Его предубежденный отец слушал восторженные слова Якссона о революционном преобразовании Империи в более демократическое содружество. В душе Брондона не было огня, страсти к переменам, но он поощрял мечты сына о системе, лучшей, чем разложившаяся Империя Шаддама и его присных.

Издалека Малина тоже поддерживала страсть сына, побуждая его продолжать учебу, чтобы познать, как подорвать существующую систему. Она с большой гордостью рассказывала ему о Содружестве благородных, организации, зародившейся во времена Фондиля Коррино III; эта организация тайно росла и в течение многи поколений постепенно набирала силу. Малина наконец нашла то, что объединяло ее с младшим сыном, нашла подходящее для него дело, нашла роль, такую же важную, как и роль других ее детей.

Но пока она требовала от Якссона не выделяться, быть незаметным. Она собиралась вместе с ним тихо и исподволь готовить широкое и победоносное восстание против Империи. В конечном счете они смогли бы добиться исполнения своей мечты, правда, возможно, лишь ко времени, когда станут взрослыми внуки Якссона. Прогнившая Империя неизбежно должна была рухнуть.

Но между тем Якссон и его отец на Оторио не теряли времени даром. Они активно занимались спортом, ездили верхом на генетически модифицированных чистокровных скакунах, плавали и ныряли в местном море, вместе летали над равнинами.

Однажды вечером, за ужином, у Брондона случился удар, почти полностью его парализовавший. Теперь он едва мог говорить. Лежа в постели под присмотром врачей, Брондон оплакивал свою потерянную жизнь, а Якссон оплакивал свои разбитые надежды, связанные с отцом.

Однажды, когда за окном моросил мелкий надоедливый дождь, Якссон сидел рядом с отцом, с нежностью вглядываясь в его оплывшее лицо. Якссон говорил ему обо всем, что они раньше делали вместе и теперь никогда уже не смогут делать. С трудом выговаривая слова, старик пробормотал на ухо склонившемуся к нему сыну:

– Не трать свою жизнь даром, Якс. Я свою жизнь прожил зря. Но с этим надо покончить. Не думай, не размышляй. Действуй. Ты… совершишь великие деяния. Делай, что должно. И люди запомнят тебя на века.

Брондон очень боялся медленного безнадежного угасания и упросил сына помочь ему. Молодой человек дал отцу вызывавший эйфорию смертельный яд, который позволил ему покончить с никчемной жизнью.

Якссон похоронил горячо любимого отца в древней величественной оливковой роще, занимавшей много акров старого поместья. Здесь они говорили о своих несбыточных мечтах. Для Якссона роща стала личным святилищем.

После похорон Якссон отбыл с Оторио и отправился к матери на Тупайл, где она привлекла его к более насыщенной программе обучения политике и коммерции. Он даже посетил свою сестру Джалму на Плиссе, и они развлекали друг друга забавными историями у смертного одра находившегося в коме графа Учана, мужа Джалмы, несмотря на то что старик до боли напоминал Якссону его собственного парализованного отца.

После этого Якссон поехал в Серебряную Иглу, штаб-квартиру КАНИКТ на Кайтэйне, где принял участие во встречах директоров, советом которых руководил его брат Франкос. Работа ржавой, медлительной и громоздкой бюрократической машины погрузила Якссона в черную меланхолию; он непрестанно вспоминал последние слова отца, какими тот напутствовал его, призывая совершить подвиг, достойный быть запечатленным на скрижалях истории.

Потом Шаддам заново открыл «потерянную» планету Оторио и решил, что она – самое подходящее место для его безвкусного музея Коррино. Пространство расчистили, и на месте имения и священной рощи было воздвигнуто нечто уродливое, напоминающее бельмо на глазу планеты.

Якссон прилетел на Оторио, когда строительные работы были в самом разгаре, но он не мог выразить официальный протест, потому что владение не было зарегистрировано ни в одном имперском документе. В ужасе Якссон бессильно наблюдал, как Шаддам уничтожает священную рощу и оскверняет гробницу отца.

Именно тогда Якссон окончательно понял, что неспешная деятельность Содружества благородных никуда не годится, и решил действовать на свой страх и риск.

Он смотрел на оплавленные руины имперского музея, на место, где некогда зеленела священная оливковая роща, где в мире и любви был упокоен прах его отца. Бессмысленные разрушения причиняли боль, но ведь и его родной дом был до основания разрушен ненавистным Шаддамом Коррино.

Глаза и легкие горели от дыма, висевшего в воздухе. Все, достаточно с него этого зрелища.

Когда Содружество благородных одержит победу, народ Оторио сделает свой собственный выбор, так же как и народы всего мира. Якссон заставит их выбрать свободу, чего бы это ни стоило.

Самый коварный враг – это тот, кто живет в твоем собственном доме. Не все такие враги обладают человеческим лицом.

Герцог Паулус Атрейдес. «Советы будущим герцогам»

Покрытый древними трещинами и все же исполненный достоинства, Каладанский замок был похож на старый костюм, поношенный, но чистый и опрятный. Каменные стены источали прохладную сырость, их покрывала соль, осевшая из морского воздуха. Ночные облака принесли с океана мелкий, надоедливый дождь, но герцогу Лето было тепло и уютно в его личном кабинете.

Объятый дурными предчувствиями и тревогой, Лето в одиночестве сидел за столом, читая доклады, накопившиеся за время его отсутствия. Посещение храма Муадха принесло удовлетворение и было необходимым, но дома его ждали куда более важные дела, требовавшие внимания. Был поздний час, Пол уже спал, а Джессика в своих покоях занималась медитацией.

Темная деревянная отделка стен и ряды книг на полках придавали важности этому месту, подчеркивали высокую ответственность герцога. Светошары, плававшие под потолком, лили мягкий оранжевый свет в помещение, создавая уют и напоминая о теплом свете огня в камине. Графин киранского бренди медового цвета стоял на краю письменного стола, и время от времени, утомившись от чтения, Лето наливал себе глоток прекрасного напитка.

Он просмотрел обширный отчет министра Веллана, касавшийся добычи и переработки лунной рыбы на Каладане; к докладу были приложены планы по совершенствованию структуры рынка и предложения по расширению зоны лова этой рыбы на севере. Лето ознакомился с изображениями системы прудов для разведения ценной рыбы и предложениями об их аренде и налогах на продажу инопланетным покупателям; в докладе даже были перечислены потенциальные инвесторы. К докладу министр Веллан прикрепил ходатайство от КАНИКТ, в котором выражалось согласие на увеличение поставок и имелся список сопутствующих пошлин и платежей.

Просматривая приведенные Велланом цифры, Лето вдруг понял, что в докладе есть какая-то странность. Что-то привлекло его внимание. Герцог вчитался в доклад, сравнил даты и увидел, что министр слишком часто лично инспектировал места рыболовного промысла. В нескольких случаях он во время поездок отклонялся от маршрута и посещал точки, расположенные весьма далеко от моря, например, деревни, занятые выращиванием риса-панди, включая и ту, где только что побывали на церемонии Муадха Лето с семьей.

Это было странно. Министр рыбного хозяйства в принципе не должен интересоваться делами крестьян, выращивающих рис. Может быть, Веллан имел там какой-то свой интерес, может быть, он вкладывал личные средства в выращивание риса? Влиятельный человек, знавший всю подноготную каладанской экономики, он мог стремиться к увеличению собственного состояния, но зачем ему было маскировать эту деятельность, прикрываясь выполнением прямых обязанностей, связанных с экспортом лунной рыбы?

Лето взглянул на иксианский хронометр, висевший на стене кабинета. Этот хронометр ему когда-то подарил изгнанный принц Ромбур Верниус. Хронометр показывал время в любой точке Империи. Несмотря на поздний час, министр Веллан едва ли спал. Он славился своей привычкой работать по ночам.

Как и домашний персонал и доверенные слуги, многие высшие государственные чиновники Каладана проживали в отдельном крыле замка. В новых административных зданиях Кала-Сити жили чиновники более низкого ранга, а также служащие различных учреждений, но кабинет министра рыбного хозяйства располагался в самом замке. При кабинете даже была маленькая спальня, где министр мог отдохнуть, если засиживался за работой допоздна. Герцог решил нанести ему неожиданный визит.

Лето взял со стола вызвавший вопросы доклад и вышел из кабинета. Даже если Веллана не окажется на месте, герцог решил, что оставит ему записку, в которой пригласит для срочной беседы.

По пустым залам Лето прошел в административное крыло. Как он и ожидал, в большинстве кабинетов было емно, а двери были закрыты, однако в кабинете министра Веллана свет горел. Лето подошел к двери, готовый задать неудобные вопросы.

Герцог всегда старался хорошо думать о своих подчиненных, в том числе и о чиновниках. В этом он руководствовался главными принципами кодекса чести Дома Атрейдесов. Но Лето не был наивным человеком. Его доверие надо было заслужить. Веллан верой и правдой служил герцогу много лет, и Лето хотел дать этому человеку возможность объясниться. Может быть, дело не стоило и выеденного яйца.

Лето постучал в дверь своим герцогским перстнем. В ночной тишине эти звуки показались громкими, как пушечные выстрелы. Несмотря на горевший свет, ответа не последовало, не было слышно и никакого движения внутри. За плазовым стеклом не угадывался силуэт человека. Наверное, министр все же уже ушел домой.

Лето толкнул дверь, и она открылась. Это насторожило и встревожило герцога. Информация, хранившаяся в кабинетах, часто была конфиденциальной, и ее не следовало оставлять в незапертом помещении. Он шире распахнул дверь и вошел в прихожую, где обычно находился секретарь.

– Веллан! Мне надо поговорить с вами.