Порча Кабир Максим
– Слушай, – сказал Руд, – я как-то напал на сайт. Скрытая камера установлена в ванной общежития, и можно наблюдать онлайн за купающимися студентками. Даже для меня это чересчур подло. Но я смотрел… краем глаза. И там – ночью – была одна сцена. Девушка притащила в ванную таз, а в тазу – отрезанная свиная башка.
– Что?
– Мамой клянусь. Она понатыкала свечей, разделась и ходила вокруг таза. Камера не писала звук, но я думаю, она произносила заговоры. Это было самая больная хрень, которую я видел. Ну, до того, как увидел образину на стене.
Паша сглотнул, прогоняя мысли о Лице.
– Сдается мне, Тамарка проводила какой-то ритуал. Типа знахарского. Народная медицина, суеверия, такое вот.
– По-моему, здраво, – сказал Паша, обмозговав.
– Жалко, блин, мы не сфотографировали рисунок. Не хочешь вернуться и сделать парочку фоток?
– Нет, – твердо, без тени улыбки ответил Паша.
Марина (6)
Осень – робкая в начале – смелела к октябрю, по мере того как смелела и акклиматизировалась Марина на новой работе. Осень вымела ошметки летней поры, отгрохала капитальный ремонт. Дожди размывали проселочные тропки. Шумели в соседнем лесу. Взбухли могильные холмики на отдаленном от города кладбище. Под порывами ветра неумолимо лысели рощицы. Дети в двух горшинских школах смотрели с тоской за окна, где клубилась серая дымка.
А у Марины Фаликовны на душе было светло и солнечно. Грядущие выходные она отмечала красным вином, и ни слякоть, ни гудящий снаружи экскаватор не стали помехой для хорошего настроения. Сегодня в девятом классе был замечательный разбор «Евгения Онегина»: живой, с неравнодушными мальчишками и девчонками. Кажется, крылатая фраза «Он уважать себя заставил» – то есть умер – войдет на время в обиход учеников. Марина рассказывала о своем путешествии в Пушкинские Горы, о дуэли Александра Сергеевича – словно пересказывала драматический фильм.
Не по годам развитая Неля Лебедкина сравнила слова Ленского в финале второй главы с сюжетом элегии Жуковского. Спорили, сколько лет Онегину. Девочки защищали Татьяну. Даже из лопоухого Ерцова удалось выдоить пару комментариев.
Ради таких уроков стоило надевать педагогический хомут. Терпеть бумажную волокиту, срывать голос. И без репетиторства и факультативов вести по двадцать часов в неделю устный предмет – серьезная нагрузка на связки. Не говоря про русский язык и классное руководство. Кузнецова рекомендовала пить теплое молоко и есть инжир.
Марина отхлебнула вина.
Комната, усилиями обитательницы доведенная до ума, избавилась от казенного привкуса. Стала уютной, родной. Книги, безделушки, привезенные из Судогды сувениры.
В пушистой пижаме, приобретенной по случаю первой зарплаты, Марина расположилась на диване. Окружила себя документами, включила музыку. Красное сухое и Боуи идеально подходили к пятничному вечеру, а завтра с утра она рванет домой – лопать мамины пирожки – и прощай до понедельника, Горшин.
Подарки накупила: и маме, и деду, и бабушке.
– Так-с. – Она вынула из стопки распечатку с изображением горшинской церкви.
Бумагами снабдила Люба Кострова.
При библиотеке работал скромный музей. Фотографии запечатлели улочки позапрошлого века. Рынок, телеги, артель обувщиков. Марина сказала, что интересуется прошлым города.
– Все же здесь мои корни.
Люба подготовила материал.
«Храм Рождества Пресвятой Богородицы освятили в 1880-м. В 1937-м закрыли и разграбили. Несколько десятилетий здание служило складом. В восьмидесятых опустело из-за аварийной обстановки. В 1992-м, после долгого перерыва, под его сводами собралась община. Начались богослужения, а с 1996-го – реставрационные работы».
«Туда ходила на воскресные службы моя прапрабабка», – восхитилась Марина.
Прочитала про становление советской власти в городе – скукотища. Выудила отсканированную статью.
«О поселении на месте нынешнего города известно с XVI столетия. Деревня, согласно писцовой книге, принадлежала московскому монастырю, не сохранившемуся до наших дней. За монастырем числилась до XVIII в., когда все церковные земли были секуляризованы, а крестьяне переведены в разряд «экономических». В середине XIX в. в Горшине числилось шестьдесят дворов, почти пятьсот человек. Помимо крестьянского труда, процветали мелкие ремесла: здесь отливали пуговицы. В семидесятых заработало Горшинское смешанное земское училище. Обучение длилось два года, впоследствии – четыре. Школа стала начальной».
Марина перелистнула страницу.
«В 1905-м открылась пятиклассная школа, просуществовавшая девять лет. Село стало центром волости, здесь находилось волостное правление, дом урядника и почтовая станция. С 1919-го горшинцы учились в новой школе – на территории бывшей усадьбы Стопфольдов. В 1962-м помещичий особняк разобрали до фундамента, чтобы построить знакомое всем горожанам здание. Таким образом, школа № 1 в 2019 году отметит свое столетие».
«В 2004 году Постановлением губернатора области от… №… рабочий поселок Горшин преобразован в город районного подчинения».
Взгляд Марины переметнулся к копии исторического документа: «Распоряжение по Ведомству Православного Исповедания Российской империи. Царствование Государя Императора Петра I. 1722 год».
«И почему я на истфак не поступила?» – увлеченная Марина плеснула еще вина в бокал.
Петровский документ будоражил фантазию. Речь шла о лихих душегубцах, угнездившихся в окрестных дебрях. О прогнивших мостах и зело трудных заросших тропах. Чтобы искоренить великий разбой, из столицы был послан Преображенский полк во главе с бомбардир-лейтенантом. Драгуны и горшинский сотник уничтожили банду, а лес вырубили на сто саженей, дабы по оной дороге проезжим всякого чина людям было безопасно и государственному интересу утраты не было.
Автором следующей статьи значилась некто Кузнецова А. М. – Марина решила, что это мама Ольги Викторовны.
Она узнала здание на снимке – то же, что на фото из семейного архива, но запечатленное с другого ракурса. Угловые ризалиты и треугольный фронтон, флигель, деревянные хозяйственные строения. Парадный фасад декорирован в псевдорусском стиле, на окнах – наличники с терракотовыми завершениями.
Особняк Стопфольдов.
Текст гласил:
«Генрих Петрович Стопфольд (1801–1877) сделал блестящую и молниеносную карьеру, дослужившись от титулярного советника до коллежского асессора (от „вашего благородия до вашего высокоблагородия“), и получил право на потомственное дворянство».
Марина улыбнулась. Чины о рангах пахли Чеховым, Акуниным.
«С 1844 года Стопфольд владел всеми дворами Горшина. Тогда же приступил к возведению усадьбы. После крестьянской реформы, отменившей крепостное право, сохранил половину земли, получив щедрую компенсацию за вторую половину. Купил торфяной заводик. Имел двоих детей – дочь Августу и сына от второго брака, Георгия, родившегося в 1867-м».
«Ого! – подивилась Марина. – В шестьдесят шесть детей строгал!»
«После смерти Генриха Петровича, усадьбу и завод унаследовали дети. Августа проявляла к хозяйству больший интерес, чем младший Стопфольд, много путешествовавший и пытавшийся утвердиться на ниве искусства. Так, Августа выделила средства на шоссирование Смоленского тракта. Георгий Генрихович писал картины, организовал в Москве две выставки портретов, раскритикованные и не имевшие успеха у зрителя. Неудачи и смерть супруги от холеры подкосили Стопфольда, он впал в депрессию и умер в 1908-м».
«В сорок один!» – прикинула Марина.
«К тому моменту усадьба опустела. Августа годом ранее переехала в Петербург, забрав с собой единственную дочь Георгия Генриховича».
«Свою племянницу, – закончила Марина за автора статьи. – Шестилетнюю Наталью».
Дальнейшая судьба Стопфольдов была ей известна.
Августа умерла в революционном Петрограде.
Наталья Георгиевна скончалась в блокаду.
Ее дочь вышла замуж и сменила фамилию. Переселилась во Владимирскую область. Родила Маринину маму.
А теперь Марина учила детей на фундаменте родового поместья. Не сказка ли?
В статье говорилось, Георгий Стопфольд писал портреты. Значит, он мог написать и портрет дочери. Найти бы…
Марина отмокала в горячей воде. Побрила запущенную за месяц зону бикини. Выбравшись из ванны, распаренная, встала у зеркала. Стресс положительно сказался на фигуре. Животик пропал, красиво очертились ребра. Небольшая грудь выглядела аппетитно. Увеличилась, предрекая месячные. Марина ущипнула себя за сосок, провела пальцами по плоской ложбинке между налитыми полушариями.
– Дворянка, – прошептала она отражению, – Стопфольд, дворянка. Выкуси, тот, чье имя нельзя называть.
И, весьма довольная, дворянка Марина отправилась в постель.
Тамара (2)
Бог подарил ей свою слюну и свое семя.
Слюну Тамара добавила в чай, чтобы племянница выпила и не кобенилась. От Божьей слюны Лиля стала кроткой и покорной, глаза ее потускнели, а на губах появилась незнакомая улыбка. С улыбкой она шла за Тамарой в подвал оба раза, делала, что велят.
Семенем Тамара наполнила гинекологическую спринцовку.
Жидкость вытекала из трещины в бетоне.
Так – прочла Тамара – мироточили иконы и католические статуи.
Она боялась, что Лиля не поймет. Конечно, любимая племянница, кровиночка. Но и сорвиголова, вскормленная компьютерами да кровавыми сериалами. Лиля думала, тетя не знает про травку. Курила в туалете. Круглый месяц провалялась на шезлонге, уставившись в телефон. Она и в Бога-то не верила, говорила: поповские басни, не забивай мне, теть-Тома, мозг. А глядишь-ты, спустилась к святому лику, и разум включился. Наносное, мирское, отринула, самое важное из души достала.