Увечный бог. Том 2 Эриксон Стивен

– Понимаю. Теперь у них мертвые лошади, а воды нет. Если бы ты провернул это еще неделю назад, жертв можно было бы избежать. Они хотят убить тебя, алхимик. Я полдня только и делал, что отговаривал их.

Баведикт с обидой поглядел на Вала.

– Вы же сказали, что между лошадью и матерью…

– Они, конечно же, выберут мать. Ты что, дурак?

Алхимик вздохнул.

– Ладно, – махнул рукой Вал, – мы теперь все – «Мостожоги». Не стану скрывать, мы время от времени убивали офицеров, когда те оказывались плохими. А кто бы не убил? Поставь дурака командовать, он ведь всех погубит. Стало быть, лучше нанести упреждающий удар. Не бойся, ты такого не заслужил. Более того, ты мне нужен, да и им тоже. В общем, глотку тебе никто не вспорет, за это не переживай.

– Спасибо, командир, успокоили.

Вал подошел ближе и понизил голос.

– И вот еще что. Скоро все пойдет вразнос, чуешь? Охотники за костями – регулярная армия – еле держится.

– По-моему, мы не лучше.

– Соответственно, допустить бойню нельзя, согласен? Я уже сообщил капитанам. Как только что начнется, мы сразу же даем деру. Когда солдаты примутся искать очередную жертву, я хочу, чтобы мы уже были в сотне шагов от них.

– Думаете, все будет настолько плохо?

Вал пожал плечами.

– Трудно сказать. Пока что морпехи держат всех в узде. Но если хоть одного из них убьют и запахнет кровью – начнется резня, помяни мое слово.

– А как в былое время разрешили бы ситуацию «Мостожоги»?

– Очень просто. Выявили бы бузотеров и прикончили. Бузотеры – это те, кто не перестает жаловаться и подначивать менее умных на дурацкие поступки. В надежде развязать хаос. Я бы, – Вал кивнул в сторону идущей рядом колонны, – оттащил Блистига в пустыню и разделался с ним. Никто в лагере целый день не уснул бы от воплей.

– Неудивительно, что вас объявили вне закона… – проворчал Баведикт.

Небо на востоке светлело, солнце выходило на бой с Нефритовыми путниками, которые отступали за горизонт на севере. Колонна разбилась на отделения – группки солдат уходили в сторону от тропы и падали на землю, со звоном бросая рядом мешки с доспехами и оружием. Тянульщики остановились и стали выбираться из упряжи. Послышались стенания хундрилов: еще одна лошадь пала. Сверкнули ножи; сегодня ночью можно было вдоволь напиться крови, но среди «Выжженных слез» никто не радовался.

Морпехи, красноглазые и осунувшиеся от изнеможения, расположились рядом с повозками. Солдаты двигались и кряхтели по-стариковски, устанавливая навесы и шатры, раскатывая походные постели, устраивая передышку после каждого действия. Медленно доставали оружие и стачивали промасленными камнями образовавшиеся за день зазубрины. Делалось это бездумно, инстинктивно, с пустым и бессмысленным взглядом.

А затем с повозок спустились дети и поодиночке, по двое расселись между солдатами. Они не попрошайничали, нет, просто сидели и смотрели, как солдаты спят. Или молча страдают с открытыми глазами. Или тихо умирают.

Сержант Уголек наблюдала за этим, привалившись к колесу повозки, которую охранял ее взвод. Робкое появление детей оказывало на солдат удивительное воздействие. Споры утихали, взгляды смягчались, напряжение спадало. Те, кто не мог заснуть, переворачивались на бок и отдавались усталости. Те, кто плакал, сглатывали боль и успокаивались.

Что за дар такой? Уголек не понимала. А когда солдаты просыпались в сгущающихся сумерках и видели рядом с собой крохотное неподвижное тельце, холодное и бледное, то весь взвод устраивал над трупиком сверкающий курган из кристаллов. Потом солдаты срезали фетиши со своих ремней и амуниции – кости, которые несли с самого Арэна, – и возлагали их на несчастные холмики.

– Они нас убивают.

Уголек оглянулась на сестру, сидевшую у заднего колеса, вытянув сломанную ногу.

– Кто на этот раз, Целуй?

– Они приходят разделить последние мгновения. Свои. Наши. То, что они приносят, несправедливо.

Уголек нахмурилась. Ты покинула меня, сестра. Вернешься ли ты?

– Я не понимаю, что они приносят.

– И не поймешь.

Внутри взбрыкнула злость, но тут же утихла.

– Почему ты так говоришь?

Целуй запрокинула голову между двух спиц, прикрыла глаза и осклабилась.

– Они приносят то, что всегда у тебя было, а у меня нет. Вот почему ты не понимаешь. Ты не видишь. Это все равно что заглянуть себе в душу – никто этого не умеет. Конечно, все говорят, что умеют. Болтают об откровениях, прозрении и прочей ерунде. Но есть в нас то, что навеки остается скрытым.

– Внутри меня ничего не скрывается.

– Однако тебе больно видеть, как эти дети сидят, смотрят, лежат рядом. Ведь так?

Уголек отвела взгляд.

– Дура. – Целуй вздохнула. – Они приносят достоинство. Как и ты с адъюнктом. Почему, по-твоему, народ ее ненавидит? Терпеть не может одного ее вида? Она демонстрирует нам то, о чем мы не хотим вспоминать, потому что достоинство мы утратили давно и безвозвратно. А эти дети показывают нам, как можно с достоинством уйти, когда умирают сами или дают умереть нам под их присмотром.

– Адъюнкт как-то говорила, что мы живем и умираем без свидетелей. Эти дети, похоже, не согласны.

Только что с того?..

– А ты думала, будет просто? – продолжала Целуй. – Думала, мы не устанем? Мы пропахали полсвета, чтобы попасть сюда. Мы давно перестали быть армией – даже не знаю, что мы такое теперь. Не думаю, чтобы во всем мире кто-то сумел бы дать нам название.

– Мы не дойдем, – обреченно сказала Уголек.

– И что?

Уголек подняла глаза и ненадолго встретилась взглядом с сестрой. За Целуй сидел капрал Римм и натирал обрубок правой руки маслом. Уголек знала, что он все слышит, хоть и виду не подает. Как и Милый, который лежит, укрывшись грязной простыней от солнца.

– Так тебе не все равно, Целуй? Непохоже на тебя.

– Смысл не в том, чтобы выжить, Уголек, и довольно давно.

– Вот как? – буркнула она. – А в чем он, просветишь?

– Ты и сама знаешь. Сказала же: мы не дойдем. А эти дети среди нас как будто гомункулы. Они сделаны из всего, чего мы лишились, – из достоинства, совести, истины и прочего. И посмотри на них: одна кожа да кости. Немного в нас, видимо, было хорошего, сестрица.

Если бы слезы не иссякли, Уголек бы расплакалась. Вместо этого она сползла на твердую землю.

– Тебе надо было сбежать.

– Бьюсь об заклад, адъюнкт говорит это себе по тысяче раз на дню.

Адъюнкт? Уголек покачала головой.

– Она не из тех, кто убегает.

– Верно, как и ты. Как и я тоже. Теперь.

Это не моя сестра.

– Думаю, завтра будет наш последний поход, – продолжила Целуй. – И знаешь, пускай. Попробовать стоило. Кто-то должен ей это сказать. Попробовать стоило.

– А лучше всего то, что здесь нет пауков, – сказала Хеллиан, ложась на скатку. – Эта пустыня – настоящий рай. Пусть мой труп пожрут мухи и накидочники. Да хоть даже эта плотоядная саранча. Главное, что ни один паук не совьет гнездышко у меня в глазнице. Это ли не счастье?

– А почему ты их так боишься, сержант?

Хеллиан задумалась. Мысли, правда, ушли куда-то в сторону. Ей отчетливо представились груды улыбающихся черепов. А почему бы и нет?.. Ах да, пауки.

– Отец любил рассказывать одну историю, особенно когда напьется. Думает, что это очень смешно – история, в смысле. Или, погоди, не отец… Может, дядя. Или отчим. А может, и брат отца, что жил дальше по улице. В общем, он рассказывал эту историю и смеялся. Эй, Может, ты бывал в Картуле? Там ведь пауки такие огромные, что едят чаек, да?

– Ну да, сержант, бывал как-то. Жуткое местечко.

– Красноспинные хуже всех. Не то чтобы большие и не то чтобы ядовитые. Если по одному, конечно. Только вылупляются они тысячами и потом несколько дней живут вместе, а такой толпой могут завалить кого-нибудь покрупнее и съесть. И яйца их могут быть спрятаны где угодно.

Так вот, – продолжала Хеллиан, – мне было года два. Я целыми днями лежала в колыбельке. Маме было не до меня. Она носила второго ребенка, ее постоянно лихорадило, и в итоге она его потеряла. Обидно, ведь на нашей улице жила хорошая врачевательница, только отец пропивал весь свой заработок. Но я не об этом. У меня была кукла…

– О боги, сержант…

– Да, они вылезли из ее головы. Прогрызли набивку, глаза, рот и прочее. И посчитали, что я еда. Меня нашел и спас сводный брат. Голова у меня распухла вдвое, я даже глаз не чувствовала, и я стала задыхаться. Всего насчитали пару сотен укусов. Возможно, их было больше, просто под волосами не видно. Впрочем, как добыча я оказалась слишком крупной даже для тысячи красноспинных детенышей. Но постарались они на славу.

– И это смешно? До чего больной ублюдок…

– Полегче! Это, вообще-то, мой отец. Ну или дядя. Или отчим. Или тот мужик с нашей улицы.

– Все с тобой теперь ясно, сержант, – сказал Неженка. – Такой опыт кого хочешь искалечит.

– А история еще не кончилась, капрал. Я самого главного не рассказала. Понимаешь, я ведь ела этих проклятых пауков. Как конфетки. А они кусали меня изнутри. Говорили, живот у меня распух похлеще головы. Вот от этого я задыхалась.

В конце концов привели врачевательницу, и она наколдовала большие куски льда. Прямо у меня во рту, в глотке. А еще вокруг шеи. От такого количества льда у меня напрочь отмерла часть сознания, которая подсказывает, что пора закругляться. – Хеллиан уставилась в светлеющее небо. – Еще говорят, что я стащила первый кувшин из отцовских запасов в шесть лет. Так напилась, что пришлось снова звать врачевательницу. А когда она изучила меня изнутри, то сказала, что я буду бедовой.

Кто-то потрепал ее по плечу.

– Душераздирающая история, сержант.

– Думаешь?

Пожалуй, да. Вот только я ее выдумала от начала и до конца. Надави на нужные точки, и сразу сколько сочувствия в этих милых мордашках. Теперь они мне что угодно простят.

Почему я ненавижу пауков? Боги, какой глупый вопрос. Кто их вообще любит?

– Лики на Камнях. – Уругал Сплетенный, присев, чертил узоры на плотной земле. – Семь Мертвых огней. Развязанные. Это наши титулы – титулы т’лан имассов, лишенных клана. Проигравших в войне. Обреченных быть свидетелями.

Ном Кала оглянулась на лагерь людей, зигзагом расположившийся на покрытой глиняной коркой земле. Движение там почти стихло; растущая жара вытянула последние силы. Лежащие тела отбрасывали длинные тени.

– Мы избрали Рыцаря Цепей, – продолжал Уругал. – По его воле мы покинули свою темницу, по его воле однажды цепи падут. Затем мы ждали принятия Дома Цепей в пантеон.

– А этот рыцарь среди нас? – пророкотал Кальт Урманал.

– Нет, но он нас ждет. Долог был путь его, и вскоре наша судьба будет у него в руках. Увы, Падший не повелевает им, а Король в Цепях отвернулся от нас, ибо Король проклят и никогда не избавится от цепей. Мы верим, что недолго ему сидеть на своем троне, а посему мы его сбросим.

– Рыцарь презирает цепи, но мало понимает, – произнес Берок Тихий Глас. – Много цепей, и режут они жестоко, а порабощают отчаянно. Но существуют и другие цепи, которые мы надеваем по своей воле, а не из страха или неведения. То есть самые благородные из оков: доблесть, верность, честь. Многие идут в Дом Цепей, но не могут перешагнуть порог, ибо требуются от них силы, редко используемые. Когда впереди стрдания, нужна большая смелость, чтобы идти дальше – в безжалостный и суровый мир.

Уругал начертил на земле семь символов и, указывая на каждый по очереди, стал пояснять:

– Консорт. Она нам известна. Грабитель – о двух лицах. Одно – мужское. Другое – женское. О Рыцаре мы уже говорили. Семь Мертвых огней, Развязанные – мы, т’лан имассы, но это изменится. Калека – тот, чей разум должен ползти, чтобы служить священной жизни внутри него. Прокаженный – тот, кто жив и мертв одновременно. Дурак – угроза изнутри. Итого все, кроме Рыцаря, находятся среди смертных и под нашим надзором. Прямо здесь. Прямо сейчас.

– Но, Уругал, – произнесла Ном Кала, всматриваясь в символы, – они все умирают.

– И здесь нет ветра, который бы перенес нас вперед, – добавил Берок.

– Значит, дать им надежду мы не можем, – подытожил Уругал.

Кальт Урманал хмыкнул.

– Мы т’лан имассы, что мы знаем о надежде?

– Стало быть, мы проиграли? – спросила Ном Кала.

Никто не ответил.

– У меня есть мысль. Как сказал Кальт, мы не можем дать то, что давным-давно утратили. Мы чужды надежде. Смертные люди погибнут, и нам их не спасти. Кто-нибудь возразит?

– Нет, – ответил Уругал.

– А значит, – Ном Кала наступила костяной ногой на знаки и размазала их, – погибнет и Дом Цепей.

– Он возродится, но в другую эпоху.

– Если это наш удел – а мы этого хотим, не так ли? Если это наш удел, Развязанные, то у нас нет выбора. Нужно пойти к адъюнкту.

– И что мы ей скажем? – устало спросил Уругал.

– Как – что? Солжем, конечно же.

Остальные какое-то время молчали.

Ном Кала изучала глазами лагерь и длинные тени.

– Попробуем выиграть еще один день.

– На что нам еще один день?

– Не могу сказать, Уругал Сплетенный. Порой надежда рождается из лжи. Так тому и быть. Я пойду к ней и солгу.

Рутан Гудд проводил Лостару Йил взглядом. Та подошла к адъюнкту и встала подле нее лицом на восток, словно бросая вызов жестокому рассвету. Рутан недоумевал, как Тавор держится на ногах. Каждую ночь она шагала без устали и на одной своей силе воли тащила за собой всю армию. Не споткнется она – не споткнется ни один солдат, шагающий за ней. Поход превратился в битву, безмолвную войну. И она побеждает. Оставшиеся позади тела тому свидетельство.

Но как долго еще она продержится? Посмотри на восходящее солнце, адъюнкт. Оно пустое. Не все слухи о негостеприимных, гибельных краях – это слухи. Некоторые рассказы правдивы, как и предостережения, содержащиеся в них. Существуют места, способные убивать. И одно такое мы нашли.

– О чем они говорят, как думаешь? – спросила Сканароу.

Рутан повернул голову, взгляд его помрачнел.

– Спи, любовь моя.

Сканароу опустила затылок на твердую землю и закрыла глаза.

Еще недолго. И уже слишком поздно – мне тебя не спасти. Я не смогу забрать тебя с собой, потому что ты не выживешь. Рутан подумал, что он единственный покинет эту пустыню. За спиной шесть тысяч трупов, в руке проклятый отатараловый меч, ждущий своего часа. Рутан Гудд… Ему не раз приходилось воевать в одиночку. Вот и теперь. Он снова посмотрел на женщин в двадцати шагах от него и задумался. Лостара служила сосудом для бога. Укрепило ли это ее? Кто знает? Держится она явно получше Сканароу. Да и получше адъюнкта тоже.

– Полежи рядом со мной, пожалуйста.

Рутан дернулся и почесал бороду.

– Хорошо. Сейчас.

– Любимый?

– Сейчас.

Он поднялся и пошел к Тавор с Лостарой.

Если они и разговаривали, то явно без слов. Заслышав шаги за спиной, адъюнкт обернулась.

– Капитан. Ледяная броня, что ты сотворил…

– Не здесь, адъюнкт. Здесь никакая магия не действует.

Ее взгляд похолодел.

– Но ты… выстоишь.

Лостара Йил кашлянула.

– Рутан, т’лан имассы склоняются перед тобой. И величают Старшим.

– Я не бог, Лостара. И уж тем более не Старший. Прости. Было бы здорово, конечно. Для всех нас. Просто оказаться… вовне всего этого. Т’лан имассы справятся, когда…

– Как и ты, – перебила адъюнкт. – Хоть ты и не бог.

– Мы не выбираем, кем родиться.

– Это верно. И кто же тогда твои родители?

Рутан с силой впился пальцами себе в бороду.

– Какая разница, адъюнкт?.. Да, возможно, эта пустыня меня и не убьет. А может быть, и наоборот.

– Ты дойдешь до города с колодцами.

– Я? Дойду? – Рутан покачал головой. – Буду честен: я совершенно не представляю, как дети сумели уйти так далеко. Что там говорила Бадаль? Десять дней пути? Нет, до Икариаса отсюда две недели, если не три.

– Откуда тебе это известно?

Он скривился.

– Когда-то я гостил у яггута, что жил в Икариасе с группой беженцев к’чейн че’маллей. Но суть не в этом, а в том, адъюнкт, что дети могли преодолеть такое расстояние только через Путь.

Тавор повернулась к Лостаре.

– Найди девочку и приведи ко мне.

– Слушаюсь, адъюнкт.

Когда она ушла, Тавор обратила суровый взор на Рутана.

– Путь, говоришь?

– Да, знаю, это невозможно. – Заметив промельк надежды в ее глазах, он покачал головой. – Нет, адъюнкт. Эта пустыня высосана начисто, а если вы не будете осторожны, то станет только хуже.

– Хуже? Потрудитесь объяснить, капитан, как может стать еще хуже.

Рутан оглянулся на спящую Сканароу и вздохнул.

– Достаньте меч, адъюнкт.

– Что?

– Обнажите свой отатараловый клинок.

Тавор лишь наполовину извлекла меч из ножен, как Рутан схватил ее за запястье. Его скрутило пополам, он упал на колени и отвернул голову в сторону.

Тавор резко вогнала клинок обратно и отшатнулась.

– Боги!.. – выдохнула она.

Рутан сплюнул и утер бороду тыльной стороной ладони.

– Вы все никак не поймете, – произнес он, глядя на свои дрожащие руки и желчь вперемешку с кровью на земле. – Отатарал – это не просто какой-то металл, поглощающий магию. Он аспектирован. – Он поднялся. – В следующий раз, адъюнкт, когда вы обнажите этот клинок, он призовет. Дракон – источник всего отатарала, живое сердце, отнимающее жизнь, – в нашем мире. Ее освободили.

Тавор затрясла головой и отступила еще на шаг.

– Ч-что с ней сделали? – Ее голос надорвался.

Рутан видел, как ее самообладание трещит по швам, уступая место панике, и вытянул вперед руку.

– Постойте. Послушайте… Слушай меня, Тавор Паран! На все будет дан ответ – на все!

Он словно видел перед собой маленькую девочку – потерянную, напуганную. У него разрывалось сердце.

– Им – тем, кто это сделал, – плевать на Увечного бога. Понимаете? Им все равно, что с ним будет. Они замахнулись на нечто большее. Они уверены, что смогут ото всех избавиться: от вас, от Падшего, от форкрул ассейлов – ото всех!.. Но они глупы. Понимаете? Аномандра Рейка не стало, но в мир возвратился Драконус. Теперь вам ясно? На все будет дан ответ.

В этом и кроется истинное безумие. Отатараловый дракон не может оставаться в цепях. Драконусу – или элейнтам – придется ее убить, а с ее гибелью исчезнет вся магия. Мы останемся в мире, лишенном колдовства.

Тавор тем временем отвернулась и смотрела на восток.

– Так вот что он имел в виду… – прошептала она.

– Адъюнкт?

– Он сказал, что моего меча будет недостаточно. Мы спорили, снова и снова. Он сказал… сказал… – Она повернулась к Рутану. Глаза ее блестели, и он поразился красоте ее лица, явившейся вдруг словно бы ниоткуда. – Он сказал… «На все будет дан ответ». В точности твои слова.

– О ком это вы? – напряженно спросил Рутан.

Чей воспаленный ум придумал весь этот кошмар? Какой безмозглый идиот…

– Бен Адаэфон Делат.

Рутан застыл с раскрытым ртом, пораженный собственной глупостью.

– Это имя…

– Он же Высший маг Быстрый Бен. Он поклялся спасти Огнь и от этой клятвы не отступит. Он сказал, что опухоль необходимо вырезать… Что такое, Рутан?

Он отвернулся, изо всех сил стараясь сдержать переполнявшие его эмоции. Не вышло. Рутан расхохотался – от удивления и неверия.

<>– Делат? Адаэфон Делат?! Быстрый Бен, чтоб его! Клянусь Бездной, дерзости ему не занимать! И как я не разгадал его личину? Неудивительно, что он держался от меня подальше!

– Капитан?..

Рутан смотрел на Тавор и чувствовал, как рот у него расплывается в безумной, беспомощной ухмылке.

– И он погиб в битве с короткохвостыми? Худа с два!

Адъюнкт сжала губы в ниточку.

– Капитан Рутан Гудд, от тебя я такой тупости не ожидала. Конечно же, он не погиб. – Она указала рукой в сторону, где на обломке камня кто-то сидел. – Спроси хотя бы нашего армейского септарха Д’рек. Он тоже наконец это понял.

Банашар, как по команде, поднялся и нетвердой походкой подошел к ним. Растрескавшимся, кровоточащим ртом он произнес:

– О Старший, это все игры Быстрого Бена! – Он потряс пальцем перед лицом Рутана Гудда. – Он уже давно держит костяшки в своих потных ладонях. За тем же столом сидят Червь Осени, бывший Владыка Смерти, Престол Тени с Котильоном, не считая прошлых игроков – Аномандра Рейка, Дэссембрея и много кого еще. Ты правда думал, что несколько тысяч треклятых на’руков смогут с ним справиться? Что Адаэфон Делат умеет делать лучше всех, так это жульничать.

Повернувшись к адъюнкту, он изобразил поклон.

– Леди Тавор, думаю, не совру, если скажу, что запомню блеск ваших глаз, который имею честь лицезреть, до конца своих дней. Говорил ли я о героизме? Кажется, да, хотя из-за отчаяния вы, возможно, не слушали.

– В твоих словах, Верховный жрец, я нашла силы идти дальше. Прости, если не смогла ничего дать взамен.

– Моя госпожа, – тихо произнес Банашар, склонив голову, – неужели вы считаете, что мало даете?

Рутан Гудд почесывал бороду. Радость быстро угасала, и он боялся ворошить угли, не желая видеть, как искра надежды мелькнет и потухнет.

– Однако дилемма все равно остается, и как бы я хотел, чтобы Делат был здесь. Впрочем, похоже, даже он не смог бы найти выхода. Эта пустыня нас прикончит.

– Капитан, если я упаду, – сказала Тавор, – возьми мой меч.

– Если я его возьму и если вдруг возникнет необходимость его достать, он убьет меня.

– Значит, ты не Старший бог. Как ты и сказал.

– Как я и сказал. – Рутан невесело вздохнул. – Только все гораздо проще. Да, я прожил долгую жизнь, но лишь благодаря магии. Без нее я тут же обращусь в пыль. – Он оглянулся на Банашара. – Делат не единственный, кто садился играть с богами.

– Когда-нибудь я узнаю твою историю, Рутан Гудд. – Жрец грустно улыбнулся.

Рутан пожал плечами.

– Сказать по правде, она весьма печальна.

Они замолчали, будто все слова и чувства были выжаты до капли.

Вернулась Лостара, а вместе с ней девочка по имени Бадаль и мальчик с мешком.

Ном Кала шла по затихшему лагерю. Со всех сторон лежали неподвижные тела, кое-кто провожал ее взглядом из-под полуприкрытых век. От увиденных страданий глубоко внутри нее зашевелились давно забытые чувства. Ном Кала вспомнила, что стало с ее народом, когда их обступили стены льда, когда вымерли или ушли животные, когда не осталось еды, когда последних из ее сородичей перебили люди.

Спасением стал Ритуал, но он же оказался и темницей. Впрочем, для этих смертных такой выход невозможен. Еще один день. Да, ложь, но едва ли они успеют это понять. Смотрите, как они валятся с ног от слабости. Еще один день… Станет ли он для них подарком? Снова поход, снова люди будут умирать от изнеможения. Скажут ли они мне спасибо за лишние мгновения жизни?

Возможно, ее желание помочь проистекало на самом деле из жестокости…

– На что это похоже? – послышался тихий голос.

Ном Кала остановилась, повернула голову. Неподалеку сидел солдат и смотрел на нее.

– На что похоже – что? – спросила она.

– Быть… пылью.

Она не знала, что ответить, поэтому промолчала.

– Полагаю, скоро мы разделим вашу участь.

– Нет. Нас удерживает здесь память, а от вас ее не останется.

– Ко мне привязаны нити, т’лан имасс. Мое личное проклятие. Меня точно вытянут – по крайней мере, попытаются. И будут тянуть снова и снова.

Страницы: «« ... 89101112131415 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Роман Алексея Филатова «неВойна» повествует о работе подразделения антитеррора «Альфа». В его основу...
«Покой нам только снится» – самые точные слова, характеризующие события, разворачивающиеся вокруг Ни...
Уже год хранитель и его берегиня живут мирной семейной жизнью на землях белых волков. Время сражений...
Война застает врасплох. Заставляет бежать, ломать привычную жизнь, задаваться вопросами «Кто я?» и «...
К частному детективу Татьяне Ивановой обращается новая клиентка Елизавета с просьбой расследовать см...
Его зовут Гарри Блэкстоун Копперфилд Дрезден. Можете колдовать с этим именем – за последствия он не ...