Увечный бог. Том 2 Эриксон Стивен

– Это у нее, сэр, боевая лихорадка! – заорал, шатаясь словно пьяный, Утопленник – в мгновения наивысшего возбуждения давало себя знать его поврежденное внутреннее ухо.

– Сам знаю, болван ты засранный! Теперь приступаем!

Лостаре Йил пришлось оторваться от адъюнкта – Хенару Вигульфу было нелегко, он отбивался сейчас от нападающих сразу с двух сторон. Неожиданное появление регуляров ослабило давление, но ненадолго – сукиных детей попросту было слишком много.

Покрытая множеством ран Лостара, всхлипывая, пробивалась к любимому.

Не умирай. Прошу тебя. Не умирай.

По голове Хенара чиркнуло острие меча. Оглушенный, он пошатнулся.

Лостара вскрикнула, перестав уже замечать угрозы себе самой, все ее внимание было приковано сейчас к Хенару.

Вокруг Хенара сомкнулись двое регуляров, отражая нацеленные на того удары. Женщина и мужчина, натийка и житель Семи Городов, – она никогда их не видела, но они остановили атакующих на подступах к ее возлюбленному, который стащил с себя треснувший шлем – из пореза на голове хлестала кровь – и пытался снова подняться на ноги.

Лостара срубила колансийца слева от себя, перескочила через оседающее тело. Никакой грации уже не осталось. Только смертельная жестокость. Она перерубила глотку еще одному.

Натийка взвизгнула – грудь ее пронзил меч. Выронив собственный, она ухватилась за держащую оружие руку и, падая, потянула противника за собой. Короткий меч ее товарища, скользнув змейкой, наполовину разрубил тому шею; регуляр что-то заорал, пытаясь помочь Хенару встать, но тут ему сзади в голову ударил топор, пробив шлем вместе с черепом и швырнув его вперед с бессильно выброшенными руками. Хенар, однако, снова уже был на ногах – а Лостара с ним рядом. И вереница лиц, совсем неподалеку: малазанские регуляры на краю своего фланга, вопящие и размахивающие руками. Сюда! Скорей! К нам!

Лостара развернулась, взмахнула перед собой клинками.

– Хенар! Обратно в строй! Быстро!

Она увидела, как от схватки отделяются другие регуляры, сформировавшие кольцо защиты вокруг адъюнкта, которую они тянули назад к строю. Рутан Гудд и еще один великан-регуляр бились сейчас, чтобы эту группу не могли отрезать и окружить, но даже им приходилось постепенно отступать.

Котильон, возьми меня! Умоляю! Возьми меня!

Но от ее бога-покровителя… ничего. Она развернулась влево и шагнула вперед, чтобы задержать врага.

К ней устремилась дюжина колансийцев.

Хундрилы пробились внутрь строя тяжелой пехоты так глубоко, как только смогли. Глубже, чем мог надеяться военный вождь Голл. Но все кони пали, а следом за ними и последний из его воинов. Атаку, однако, удалось остановить, одной уже груды тел было достаточно, чтобы не дать врагам окружить крыло малазанцев, так что те теперь просто напирали, а строй регуляров сжимался все больше и больше.

Самому ему удар меча вскрыл тело под грудной клеткой. Он лежал на спине, поверх тел, своих и чужих, а вывалившиеся кишки опутали ему ноги.

Воздух словно пульсировал – только он не мог понять, происходит это снаружи или глубоко внутри. Нет. Снаружи. Голоса что-то ритмично выкрикивали, но он не мог разобрать, что это за слово. Раз за разом звук делался громче и вновь затихал – где-то справа от него.

Он обнаружил, что его сердце бьется в унисон с этой пульсацией, по телу пробежала теплая волна, хотя он и не понял ее причины.

Мрак сгущался.

Этот звук. Это звук… голосов. Это голоса. Со стороны малазанцев. Только что они говорят? Что они такое выкрикивают не переставая?

Кровавый сгусток в одном ухе вдруг лопнул, открывая проход, и он наконец смог разобрать звуки бесконечно повторяющегося крика.

– Хундрилы! Хундрилы! Хундрилы!

Слово для угасающего сердца, песнь для заканчивающейся жизни. Колтейн, я встану перед тобой. Мы поскачем рядом с твоими виканцами. Я увижу ворон над Холмами Предков…

Огромный имасс рухнул, и сестра Воля шагнула вперед. Пинком перевернула его на спину, резко выбросила вниз израненные руки, прошила пальцами драную ломкую кожу, изорванные сухожилия и ухватилась за позвоночник. Ненадолго задержалась, смерив взглядом ту, с утыканным кремневыми шипами гарпуном, что поднималась сейчас на ноги в нескольких шагах от нее.

Форкрул ассейл почти целиком состояла сейчас из ран и переломанных костей, но, чтобы ее убить, этого было совершенно недостаточно. Она с ревом подняла т’лан имасса над землей и переломила ему хребет, словно сухую ветку, выкручивая его с хрустом и треском. Отшвырнув труп в сторону, она шагнула к последней из неупокоенных.

– Пора заканчивать!

Женщина-воин отступила на несколько шагов.

Они успели спуститься с вершины холма и стояли сейчас среди груды тел – под ногами холодная плоть, загустевшая кровь и конечности, которые приходилось отшвыривать при каждом шаге.

Волю переполнял гнев. Она злилась на убийство брата Небесного. На убогое и наглое упорство т’лан имассов. На армию чужестранцев, которая отказывалась обращаться в бегство, которая попросту умирала здесь на месте, убивая и ее солдат, одного за другим.

Она их всех уничтожит – как только расправится с последней из т’лан имассов и разорвет ее в клочья.

Она переступила через мертвого всадника, задев сапогом его голову.

Удар отдался в черепе громким звоном, и Голл открыл глаза. Заморгал на небо. Я должен быть мертв. Почему я не мертв?

Рядом с ним кто-то заговорил.

– Сдавайся, т’лан имасска. Твоих сородичей больше нет. В этой драке тоже нет смысла. Если ты станешь сопротивляться, я тебя уничтожу. Но я даю тебе время уйти. Заканчивай – это не твоя битва.

Протянув руку, Голл ухватил в горсть свои кишки – и оторвал их. Зашарил рукой вокруг, пока не порезал ладонь о брошенный меч – колансийский клинок, прямой и заточенный, чтобы колоть. Детская цацка. Не то что мой тальвар. Но что тут поделаешь. Он поднялся на ноги и чуть не сложился вдвое, когда из-под грудины выскользнуло что-то тяжелое – он подхватил это свободной рукой.

Обернувшись, он увидел перед собой спину форкрул ассейла. Дальше стояла т’лан имасска, которую, как он знал, зовут Ном Кала. Ее левое бедро было сломано, неестественно выгнуто, оттуда торчали осколки костей – но она все же стояла с копьем наготове.

Голл шагнул вперед и вонзил меч в спину форкрул ассейла, пробив позвоночник. Та выгнулась от неожиданности, резко выдохнула.

Хундрил упал назад, его легкие выскользнули из растопыренных пальцев и шлепнулись на колени.

Когда его голова ударилась о землю, он был уже мертв.

Ном Кала шагнула вперед. Форкрул ассейл глядела прямо на нее широко открытыми глазами. Казалось, т’лан имасска смотрит в эти глаза уже целую вечность, с того самого мгновения, как все они выросли из земли рядом с ней.

Она успела изучить злобу и жестокость этого нечеловеческого взгляда. Замечала в глазах огоньки удовольствия и торжества всякий раз, когда ассейл уничтожала кого-то из сородичей. Видела наслаждение, с которым та переломила хребет Кальту Урманалу.

Но сейчас из груди форкрул ассейла торчал меч, его железо поблескивало красно-синим, а взгляд не выражал ничего, кроме изумления.

Ном Кала сделала еще шаг вперед. И вонзила свой гарпун суке прямо в глаз.

С такой силой, что он прошел насквозь, выбив заднюю стенку черепа.

Малазанская армия таяла. Медленно отступала, сжимаясь все тесней, и с каждым шагом оставляла за собой пестрые груды тел. Банашар, к которому присоединился с трудом ступающий Порес, отвел тех, кто не мог сражаться, – детей из Змейки и хундрилов, – так далеко, как смог решиться, но было уже ясно, что колансийские солдаты хотят лишь уничтожить всех до единого Охотников за костями. Тяжелая пехота, завершающая сейчас окружение с юга, не обращала никакого внимания на кучку невооруженных зрителей.

Блистиг еще держался – твердый, несгибаемый узел сопротивления в первых рядах центральной фаланги. Здесь, справа, Банашар мог видеть, что держится и Добряк. Как и Фарадан Сорт слева. Трое избранных адъюнктом Кулаков попросту отказывались умирать.

Тавор бывший жрец теперь не видел, но что-то подсказывало ему, что жива и она – и находится где-то среди войск, обращенных к югу. Та ее атака, к которой присоединился взвод регуляров, представляла собой… нечто особенное.

А магия была воистину… смехотворной. И однако вон их командир – мертва. Вполне по-настоящему. Не слишком-то много в ней было крови ассейлов, раз поддалась всего лишь вымышленной иллюзии. Недурно вышло, регуляры.

Только все было напрасно. Все, что он здесь видел, все, чему стал свидетелем.

Он почувствовал, что справа кто-то есть, и, повернувшись, увидел Ханават, а в шаге поодаль – Рутта с ребенком на руках.

– Ваш муж – мне очень жаль, – сказал он.

Она лишь покачала головой.

– Он их остановил. Все они. А теперь – видите? Мертва и сама форкрул ассейл.

– Атака была великолепной, правда?

Она кивнула.

– Скажите, вы уже придумали имя младенцу?

Ханават встретилась с ним взглядом.

– Я полагала… какой в том смысл? До этого мгновения. Пока вы не спросили. – Она опустила глаза. – Но и сейчас я, как ни стараюсь, не могу ничего придумать.

– Голл?

– Голл в моей жизни только один, так было и будет. Жрец, я не знаю, что делать.

Ответить ему было нечего.

Никто из нас не знает.

Банашар снова повернулся лицом к жуткой битве, по одну его сторону – Ханават с мальчиком и младенцем, по другую – Порес. Они молча смотрели.

На то, как умирают малазанцы. Все до последнего.

Первый Кулак Ганос Паран, воздух вокруг которого буквально дрожал от ярости, выехал на гребень холма, рядом с ним – Кулак Рита Буд. За спиной у них медленной рысью тащилось войско – ему не нужно было ни оборачиваться, ни прислушиваться к тяжелому дыханию Буд, чтобы понять, насколько они измотаны.

Легион тяжелой пехоты изрядно их потрепал. В отсутствие смертельных штучек Калама и Быстрого Бена командовавший колансийцами высший Водянистый проявил себя упорным противником, до конца отказываясь признавать неизбежное – им пришлось перебить всех до единого, прежде чем удалось зарубить и командира.

Теперь его истекающая кровью армия вползала на холм, словно раненый пес.

Достигнув спуска, они остановили коней.

Перед ними Охотники за костями образовали тающее ядро обороны, что сдерживало атаки с трех сторон, готовые вот-вот сделаться атаками со всех четырех. Ганос с трудом сумел осознать масштабы резни у себя перед глазами – вокруг сражающихся громоздились валы из трупов, похожие на аккуратно выстроенные фортификационные сооружения.

Боль и ужас словно кулаком сжали его сердце.

От армии его сестры осталось не больше полутысячи, и они умирали один за другим.

– Первый Кулак…

Рита Буд сразу же закрыла рот, как только он резко обернулся к ней и она увидела его лицо. Паран развернул коня – на вершине как раз показались первые ряды солдат.

– На край! Сюда, на край! Ближе, чтоб вас! Там сейчас умирают такие же малазанцы! Посмотрите на них! Все до единого, посмотрите на них!

Конь под ним метнулся в сторону, он сдержал его, жестоко натянув поводья, потом поднял руку, чтобы опустить забрало.

– Вдохните поглубже, стервецы! И – В АТАКУ!

Они с Кулаком Ритой Буд пустили коней вниз по склону, Ганос Паран чуть отклонил своего, чтобы с ней сблизиться.

– Вон на тот фланг – к югу не соваться!

– Слушаюсь, сэр!

– Старайтесь не пропускать полукровок!

Она одарила его ядовитым взглядом.

– Да что вы говорите, сэр?

Почва у них под ногами затряслась – вниз по склону ринулось Войско.

– Первый Кулак! А когда уничтожим их командиров? Пощада?

Он яростно уставился вперед, направляя коня в сторону от женщины, к пустому участку равнины между сражающимися и теми, кто не принимал участия в битве.

– Сегодня, Кулак, это слово мне неведомо!

Но он знал, что еще передумает. Эта его проклятая мягкотелость. Она мне целиком перепала. Своей сестре Тавор, что вся из холодного как лед железа, ничего не оставил. Лучше б нам было поделить ее между собой. Как монеты. Боги, нам столько всего нужно было сделать. Неужели уже поздно? Жива ли она?

Сестра, ты жива?

Высший Водянистый Мелест, не успевший еще оправиться от потрясения, вызванного смертью Чистых, обернулся к правому флангу, услышав доносящиеся оттуда вопли ужаса и отчаяния, и вытаращился, обнаружив, что с холма накатывается еще одна армия чужестранцев. Прямо у него на глазах она ударила в тяжелую пехоту – но и атакующие были тяжело вооружены, а инерция спуска позволила им смять крыло подобно лавине.

Взвыв от ярости, он принялся проталкиваться сквозь ряды – ему нужен конь одного из Чистых, чтобы лучше все видеть сверху, из седла. Центр пока за ними, южная половина поля битвы тоже целиком под их контролем. Победа еще возможна.

И он ее одержит.

Зачерпнув в своем сознании из Акраст Корвалейна столько силы, сколько был способен, он зажег в своих войсках боевое бешенство.

– Убивайте их! Всех тех, кто посмел оказать нам сегодня сопротивление, – уничтожьте их!

Конь под ним ослаб, начал шататься, Паран выругался и приостановил его. Пошарил в левой седельной сумке, вытащил лакированную карту. Уставился на изображенного на ней одинокого всадника.

– Маток! Я знаю, что ты меня слышишь! Сейчас я открою тебе врата. Но послушай! Сразу же атакуй, ты меня понял? Ты, клянусь яйцами Худа, хотел такую драку, чтоб кровью уссаться, – так я тебе ее дарю!

Вновь пришпорив коня, Паран пустил несчастное животное в галоп. Сосредоточил зрение на месте, где отверзнет врата, привстал на стременах.

– Вот здесь, – сказал он карте и швырнул ее вперед.

Карта, словно выпущенная из арбалета стрела, полетела, разрезая воздух с такой скоростью, что казалась размытой.

Конь под Параном оступился. И рухнул.

Он успел выброситься из седла, врезался в землю, покатился и остался лежать.

Рутан Гудд бился, пытаясь предотвратить окружение, но даже с помощью сражающегося с ним бок о бок незнакомого гиганта не мог остановить сотни колансийцев, обходящих стычку далеко за пределами досягаемости их мечей.

Он почувствовал, как у него за спиной по регулярам прошло какое-то волнение, заставившее всех сделать шаг вперед. Извернувшись, Рутан попытался разглядеть, чем оно вызвано, но воздух застилала пыль, он мог видеть лишь колышущуюся массу малазанцев, которые сейчас разделялись, рассыпались по сторонам, словно, одержимые боевой лихорадкой, решили атаковать, – вот только колансийцев перед ними не было.

Они не выдержали. В конце концов они…

Грохот заставил его обернуться, и он, не веря своим глазам, уставился на появившиеся из огромных врат тысячи конных воинов – вот только эта драная дыра в ткани мироздания вряд ли заслуживала столь благородного имени, как врата. Она была гигантской, оттуда с воем вырывался ветер – и от рядов противника ее отделяли какие-то тридцать шагов.

Всадники были вооружены копьями, их лошади несли на груди и шее тяжелую броню. Они ударили в беспорядочную массу тяжелой пехоты – у тех не было времени перестроиться или хотя бы развернуть щиты, – и сотрясение от удара прокатилось сквозь колансийцев. Крыло раскололось, распалось – вся структура в одно мгновение оказалась утрачена, всадники сеяли смерть во все стороны от себя.

Тогда пехотинец-регуляр рядом с Рутаном Гуддом покачнулся и тяжко привалился к его бедру. Рутан вздрогнул, глянул вниз и увидел, что тот прижимается лбом к его покрытому льдом боку.

Канец закрыл глаза и тяжело выдохнул:

– Нижние боги, хорошо-то как!

Лостара Йил увидела, как Тавор, шатаясь, отделяется от строя. Давление на них исчезло – у тяжелой пехоты появился другой противник, который гнал ее сейчас прочь от Охотников за костями. Лостара смотрела ей вслед.

Адъюнкта было трудно узнать. С ног до головы в крови, шлем слетел и потерялся, волосы тоже сделались красными – она выбралась на открытое место. Сделала с десяток дерганых, почти неуправляемых шагов, все еще сжимая в руке отведенный в сторону меч, словно рука забыла, как расслабляться.

Лостара, тоже выбравшись из строя, двинулась следом, но ее ухватили за плечо, потянули обратно, и голос Хенара над самым ухом произнес:

– Нет, любимая. Оставь ее. Просто… оставь.

Ее шаги постепенно замедлились, движение остановилось, и она застыла в одиночестве спиной к собственной армии. Звуки битвы, казалось, отодвинулись куда-то далеко, на мир словно отовсюду опустились плотные тяжелые занавеси, отрезав все картины, любое взвихривающее пыль движение.

Она осталась одна.

Меч все еще неловко держался на отлете, а голова медленно отклонялась назад, подставляя лицо небу.

Все смотрели сейчас на нее, но она никого не видела.

Рот Тавор открылся, и оттуда вырвался страдальческий крик, в котором не было ничего человеческого.

Он отдался эхом над полем битвы. Пробился мимо ставших свидетелями этому Охотников за костями, потянулся к бесчисленным трупам, чтобы их приласкать. Вступил в схватку с пылью и наконец взмыл ввысь, чтобы исчезнуть в призрачном зеленоватом сиянии угасающего неба.

Потом голос ей изменил, но по ее искаженному лицу всем было ясно, что крик продолжается. Умолкнув, она уже ничего не бросала в небеса, но в этом ничто заключалось все.

Паран, полуоглушенный после падения, заковылял к ней. Его сестра не могла издать подобного звука. Он был слишком жутким, слишком болезненным, слишком жестоким, и однако звук этот потянул его к ней, словно его захватил бурный поток.

Слева от него несколько сотен оставшихся в живых Охотников за костями стояли неподвижно, не в силах даже осесть на землю. Они смотрели на его сестру, и он не мог понять, что им нужно, чего еще они от нее хотят.

Разве этого недостаточно? Единственной слабости, что вырвалась наружу – так болезненно, так пугающе.

Почему этого всегда недостаточно?

Я не… я не понимаю, чего еще вы от нее хотите? Чего еще вы ждете?

Он видел ее впереди себя сквозь железную решетку забрала – все еще в плену.

К ней кто-то приближался. Очередной враг. А она даже глаз не могла открыть, была не способна к нему повернуться. Казалось, еще одна смерть будет уже излишней, но она знала, что дожидается сейчас у нее внутри. Эта потребность. Потребность… закончить.

Не нападай. Пожалуйста. Кто-нибудь, остановите его. Пожалуйста.

Не то я его убью.

Она услышала его совсем близко, упала в полуприсед, развернулась, открывая глаза – тяжелый шлем, тело в броне, стремится к ней.

Клинок размытой тенью прорезал воздух.

Он перехватил ее запястье, но сила замаха отбросила его назад.

Подтянул ее, сопротивляющуюся, ближе.

Замешкался, пытаясь расстегнуть шлем.

– Тавор! Прекрати! Это я – Ганос!

Шлем наконец подался, выпал у него из руки и хлопнулся оземь – она уставилась на него, не веря глазам, и лицо ее словно разлетелось вдребезги.

– Я ее потеряла! О Ганос, я ее потеряла!

Она обмякла в его руках, хрупкая словно ребенок, и Ганос крепко прижал ее к себе. Одна его ладонь оказалась у нее на тусклом от пота затылке, ее окровавленное лицо вжалось ему в плечо. Она заплакала, и он обнаружил, что опускается на колени, увлекая ее за собой.

Когда он поднял голову и посмотрел на Охотников за костями, то понял – они нашли то, чего ждали.

Как и он, как и она, они опускались сейчас на колени. Они… сдавались.

Тому, что еще в них осталось.

Уткнувшись ему в плечо, приглушенным всхлипами голосом она повторяла его имя. Раз за разом.

В дальнем углу поля высший Водянистый Мелест развернул яггского коня, пытаясь бежать, но копье Матока поразило его в висок.

Так закончилась последняя битва регулярной пехоты Охотников за костями.

– Капрал, займись-ка вон той толстухой.

– Мертвей мертвого, сержант!

– Тогда другой займись, чтоб тебя!

– Я ж говорю, оба капрала мертвые.

Хеллиан выругалась, шагнула в сторону, чтобы избежать выпада низом, и влепила нападающему коленом в челюсть. Голова у того откинулась назад, тело осело. Она проткнула ему шею и обернулась, чтобы яростно воззриться на последнего в ее взводе солдата.

– То есть толку от тебя ни хрена никакого? Зовут-то хоть как?

– Может меня звать, коровища безмозглая! Я в этом взводе с самого начала!

– И до сих пор со мной – вот уж не везет так не везет. Ладно, я буду тут тропу удерживать, а ты поищи кого-нибудь, чтобы тех двух слоних подменить. «Мостожогов»-то чуть ли не всех перебили.

Может выругался и двинулся прочь.

Хеллиан улучила момент, чтобы вытереть с ладони пот и кровь, и снова взялась за меч. Куда там Урб запропастился? Если болван мертв, она сама его убьет.

Внизу под ней на узкой извилистой тропинке показались новые головы в шлемах.

Коли так, давайте сюда. Хоть у одного-то фляга должна найтись. Худа ради, ну хоть что-нибудь. Сами видели, что творится, когда я трезвая.

Корабб услышал за спиной вопль Может и, обернувшись, увидел блеск клинков и выбегающих на вершину колансийских солдат. Вокруг Может падали морпех за морпехом – Мулван Трус, Драчунья, Милый, – а он орал: «Прорыв! Прорыв!»

Корабб бросился туда.

Может получил острием клинка в голень, оступился, пригнулся, отбивая удары щитом. Корабб увидел, как Драчунья поднимается на четвереньки – но тут на голову ей обрушился топор, разнеся череп. Она снова упала наземь, обмякшая, как тряпичная кукла.

Теперь он мог видеть и место прорыва. Двое сержантов-«Мостожогов» полегли на самом верху тропы, которую обороняли.

Кораб перепрыгнул через скованного бога.

Лица колансийцев повернулись к нему – но он уже оказался среди них, и его клинок запел. Щит с левой руки сорвало ударом топора. Острие меча впилось глубоко в бок. Он взвыл, разрубил плечо вместе с кольчугой – звенья полетели в разные стороны – и обратным взмахом заставил упасть на колени еще одного врага.

Справа кто-то тяжело крякнул – это появился Курнос, сразу сбив двоих с ног ударами щита. Он подхватил колансийский топор и с его помощью разделался с оглушенными солдатами.

Врагов все прибывало.

Увечный бог, который мог повернуть голову, сделался свидетелем яростной, отчаянной обороны двух малазанцев. Он видел, как неприятель, мгновение назад отброшенный прочь, наседает снова. Один из защитников, перепрыгивая, обрызгал его лицо своим потом, капельки неторопливо стекали сейчас по щекам, оставляя прохладные, словно от слез, следы.

Похоже было, что подкрепления в этой стычке уже не дождаться – противники наседали со всех сторон. Они наконец-то сумели разглядеть скованное тело – так что форкрул ассейл смог понять смысл происходящего. Увечный бог ощущал сейчас жажду ассейла.

Я почти целиком здесь, в этом мешке из плоти. Но по-прежнему скован.

Он может меня ранить. Может непрерывно питаться моей силой – и никто не сумеет ему противостоять. Он выпустит в этот мир мою отраву.

Малазанец с обрубленным кончиком носа пошатнулся – его пронзил меч, а следом еще один. Но он тут же выпрямился и взмахнул топором. Несколько тел разлетелось по сторонам и попадало, обливаясь кровью. Морпех рухнул вперед, и Увечный бог успел разглядеть его профиль – за мгновение перед тем, как врезаться в землю, на лице была улыбка.

Тем самым у него остался лишь один защитник, которого теснили сразу три колансийца, в то время как четвертый и пятый выросли у него за спиной.

Его последний упрямый морпех сразил одного из врагов поющим клинком. Потом вывел из строя другого, разрубив ему до кости бедро.

На него замахнулись топором со стороны щита – только щита у морпеха не было, отбить удар было нечем. Топор прошел сквозь левое плечо, отрубив руку. Хлынула кровь, морпех отшатнулся назад, перекосив туловище вправо – равновесие теперь отсутствовало. Следующий взмах топора наполовину разрубил ему шею.

Морпех где-то нашел силы, чтобы вонзить клинок в горло тому, кто его убил, – кончик его вышел сзади у основания черепа. Выпад опрокинул его вперед, на руки умирающему. Они упали вместе.

Когда два оставшихся колансийца двинулись к Увечному богу, занося оружие, в воздухе мелькнули две стрелы, поразив обоих.

Бог услышал шорох, топот сапог, потом кто-то, оскальзываясь, опустился рядом, и он, повернув голову к своему стоящему на коленях спасителю, встретился глазами с капитаном Скрипачом.

– Господи, они до вас не добрались?

Увечный бог покачал головой.

– Капитан, ваши солдаты…

Скрипач, словно раненный одним-единственным словом, резко отвернулся и снова поднялся на ноги, взводя арбалет и не отводя взгляда от места прорыва. Потом глаза его расширились.

– Вал! – заорал он.

Вал припал к земле рядом с посеченными телами Сальца и Бутылей. Тропа пониже того места, которое женщины обороняли, была забита трупами – но дальше он мог видеть еще колансийцев, которые постепенно расчищали путь. Еще немного, и они будут здесь.

Слишком много. Зараза.

Сколько времени они уже сражаются? Он понятия не имел. Сколько атак отбито? Чувство такое, что не меньше сотни, но это невозможно – небо над головой еще светилось. Закатным, умирающим светом, и тем не менее…

Не отрывая глаз от массы врагов внизу – которые продолжали приближаться, – он развязал свой мешок, который только что подобрал в куче снаряжения у ног Увечного бога. Вытащил оттуда «ругань». Всегда имей в запасе одну. Всегда.

Саперская заповедь. Если уж помираешь, так и ублюдков с собой прихвати.

Он поднял «ругань» над собой.

Услышал, как Скрипач за спиной вопит его имя.

Дерьмово вышло. Извини, Скрип.

Вал кинулся вниз по тропе в направлении толпы колансийцев.

Услышал топот за спиной, резко развернулся.

– Скрип, чтоб тебя! Нет! Вернись!

Друг вместо этого кинулся на него, сбив с ног. Оба рухнули на тропу, и Вал упустил «ругань».

Укрыться ни один из них не попытался, они лишь смотрели, как заряд взрывчатки неспешно прыгает себе вниз по извилистой тропке в направлении толпы солдат, от которых им были видны в основном шевелящиеся железные шлемы.

«Ругань», подобно упавшему с дерева кокосу, прицельно ударила в один из шлемов.

И раскололась, усыпав все вокруг идиотским карминовым порошком.

Двое саперов уставились друг на друга – их лица разделяла какая-то ширина ладони – и хором заорали:

– Пустышка!

Затем рядом с ними, звеня доспехами, хлопнулся на землю третий малазанец – ростом как бы не ниже Релико, но худой и бледный, с далеко торчащими по обе стороны вытянутой головы ушами. Обернувшись к ним, он одарил обоих желтой кривозубой улыбкой:

– Я вас прикрою! Давайте быстро наверх!

Страницы: «« ... 4445464748495051 »»

Читать бесплатно другие книги:

Роман Алексея Филатова «неВойна» повествует о работе подразделения антитеррора «Альфа». В его основу...
«Покой нам только снится» – самые точные слова, характеризующие события, разворачивающиеся вокруг Ни...
Уже год хранитель и его берегиня живут мирной семейной жизнью на землях белых волков. Время сражений...
Война застает врасплох. Заставляет бежать, ломать привычную жизнь, задаваться вопросами «Кто я?» и «...
К частному детективу Татьяне Ивановой обращается новая клиентка Елизавета с просьбой расследовать см...
Его зовут Гарри Блэкстоун Копперфилд Дрезден. Можете колдовать с этим именем – за последствия он не ...