Аквамарин Эшбах Андреас
Она расцепляет руки, чтобы продемонстрировать, как это будет.
– И всё, что тебе тогда нужно будет сделать, – это войти в круг и стать его частью.
Она встает передо мной, кладет мне руки на плечи.
– Как только ты станешь частью круга – ты станешь одной из них. В этом весь фокус.
Я скептически смотрю на нее. Мне кажется, что это всё работает только в теории.
– А если круг не откроется?
Мисс Бланкеншип опускает руки и пожимает плечами.
– Ну, значит, они и правда не хотят тебя видеть в своей группе. С этим ничего не поделаешь.
Я размышляю обо всём этом, пока мы продолжаем поиски платья. Мисс Бланкеншип находит голубое, которое могло бы мне подойти, и отправляет меня в примерочную. Я с волнением снимаю футболку и осматриваю себя в зеркале со всех сторон, но пудра оказалась и правда суперстойкой – отверстия практически не видны. Платье сидит хорошо, но цвет не мой. Когда я возвращаюсь в кабинку, чтобы снять платье, мой взгляд падает на маленький рюкзак из парасинта. Он имеет треугольную форму, и его лямки расположены таким образом, что не касаются моих жабр…
Я немедленно отгоняю от себя эту мысль. Сейчас главное – группа и как стать ее частью.
– А что мне делать, – спрашиваю я из кабинки, – если мне потом ничего больше не придет в голову, что я могла бы сказать?
– Это не страшно. – Мисс Бланкеншип нашла еще три платья моего размера и протягивает их мне в кабинку. – Если не знаешь, что сказать, – просто слушай, что говорят другие. В группе те, кто слушает, ничуть не менее важны, чем те, кто говорит. А может, даже и важнее. А если ты будешь внимательно слушать, тебе часто будет что сказать.
– А потом? – спрашиваю я, натягивая очередное платье.
– А потом ты задашь вопрос. Это краеугольный камень всей этой истории – интерес к другим.
Все три платья с открытой спиной и глубоким вырезом и, на мой взгляд, смотрятся на мне странно. Мисс Бланкеншип тоже качает головой.
К нам подходит продавщица. Сегодня на ней белый льняной костюм с узором из золотых пластинок, в котором она опять выглядит как модель. Она оглядывает меня с ног до головы и сообщает:
– У меня на складе есть платье, которое могло бы подойти.
– На складе? – удивляется мисс Бланкеншип.
Продавщица пожимает плечами.
– Его трижды уценивали, и я хотела уже отправить его обратно. У него необычный крой и вырез под горло, этим летом такое никто носить не хочет. – Она еще раз смотрит на меня. – Нет, я всё-таки думаю, оно подойдет. Подождите, я его принесу.
Платье ярко-красного цвета, с ниспадающими складками, как у римской тоги. Наверху совсем закрытое, руки – наоборот – остаются открытыми. Оно узкое, сзади молния, которая вшита так, что без посторонней помощи не застегнешь. И оно как будто на меня сшито.
– То что надо, – произносит мисс Бланкеншип.
– Очень ей идет, – соглашается продавщица.
Я же не говорю ничего, потому что от картины в зеркале потеряла дар речи. Какое-то время я сомневаюсь, не сон ли это. Мисс Бланкеншип спрашивает о цене. «Сто тридцать крон», – отвечает продавщица, после чего моя учительница начинает торговаться: в конце концов, ведь платье уже собирались отправить обратно! Они сходятся на том, что платье вместе с подходящими к нему сандалиями на ремешках обойдется мне в сто пятьдесят крон.
Всё это время я потрясенно стою рядом в своем платье. Мне приходится подождать, чтобы мисс Бланкеншип расстегнула молнию у меня на спине, но я и не особо тороплюсь его снимать.
– В субботу ты не будешь знать, куда деваться от комплиментов, – пророчествует мисс Бланкеншип, улыбаясь, пока я расплачиваюсь и получаю свой пакет.
А я? Я сама не своя. Наверно, я была бы счастлива, если бы так сильно не боялась того, что может со мной случиться, будь я всё-таки счастлива.
Мы съедаем по сэндвичу в «Деликатесах Ларри», после чего опять возвращаемся к мисс Бланкеншип домой. Она еще раз показывает, как мне накраситься, чтобы было стильно и сдержанно, затем я тренируюсь придавать своей прическе форму при помощи геля. А потом – о ужас! – мисс Бланкеншип звонит моему классному руководителю мистеру Блэку и договаривается с ним, что он в субботу утром заедет за мной домой в половине одиннадцатого.
– Не можешь же ты в этих сандалиях на тонкой подошве идти пешком через весь город, – объясняет она. – Пока дойдешь, будешь вся в поту и пыли.
Я так привыкла всюду ходить пешком, что даже и не задумывалась об этом.
В конце концов я отправляюсь домой, порядком оглушенная всем тем, что мне пришлось сегодня пережить.
Я прохожу через Фонтанную площадь, где на каменных скамьях вокруг фонтана сидит группа девчонок. Часть из них мои одноклассницы, еще несколько из танцевального кружка и еще парочка из секции парусного спорта.
В любой другой день я бы не обратила на них внимания, прошла мимо и даже думать не стала. Но сегодня я вижу в этом возможность проверить, работают ли советы мисс Бланкеншип.
Я собираюсь с духом, подхожу к ним, говорю бодрое «привет» и сажусь рядом. На скамьях места достаточно.
Они не обращают на меня никакого внимания. Пара человек бросает в мою сторону короткие взгляды, но не более того. В остальном всё как обычно: группа сбивается в кружок, в то время как я тупо сижу рядом.
Это один из тех моментов, когда я хотела бы быть как дым.
«Ничего, – говорю я себе, – это эксперимент». Если я его продолжу – получу результат. Пусть даже он будет заключаться в том, что я смогу объявить мисс Бланкеншип, что ее хитрости не работают.
И я не сдаюсь.
Я слушаю. Речь идет о каких-то парнях, судя по всему яхтсменах, потому что девчонки спорят, кто победит в одиночном зачете, двойках и командной регате. Имена, которые они называют, мне незнакомы. Что я тут могу сказать? По сути, мисс Бланкеншип права: я и сама никогда особенно не интересовалась другими.
Тем временем девчонки сменили тему, теперь речь идет о какой-то вечеринке, которую задумала Карилья, но потом отменила. Тоже не сильно подходит, чтобы встрять. Я слушаю вполуха, как Ангара и Анн-Мари, которые с некоторых пор соревнуются за право называть себя лучшей подругой Карильи, с восторгом расписывают, в каком невероятно крутом помещении должна была быть эта вечеринка. Под землей. С гигантским аквариумом с морской водой. И с потрясной галереей, на которой можно установить прожекторы.
Мне приходится отвернуться, потому что никак не получается держать себя в руках и не закатывать глаза.
– И что, вечеринку перенесли?
– Нет, вообще отменили. Отцу Карильи это помещение для чего-то нужно. Нет, понятия не имею для чего, – трещит Ангара.
Одной из девочек идея аквариума с морской водой кажется забавной. Тоути вечно придумывают, чего бы им еще такого построить. Она шутит про вертолетную площадку, на которой еще не сел ни один вертолет. Я смотрю, как женщина в большой шляпе от солнца заходит в магазин напротив, и размышляю о том, не сказать ли мне сейчас, что вообще-то мистер Тоути владеет компанией, добывающей метан на шельфе. Так что, может быть, он обзавелся этим аквариумом не только для того, чтобы его дочь устраивала нереально крутые вечеринки, но и для нужд своей компании. Впрочем, это вряд ли понравится девчонкам.
Речь заходит о предстоящем празднике в честь Дня основания. Каждый год идут разговоры о том, чтобы изменить маршрут платформы и флотилии, но потом все плывут к Развалине. Они перегибают палку со своими традициями.
И тут мне приходит кое-что в голову!
– Есть вероятность, что на этот раз около Развалины нас ждет сюрприз, – быстро вставляю я.
Они смотрят на меня. Они реально все смотрят на меня. Мое сердце сначала замирает, а потом начинает стучать как сумасшедшее.
– Что-что? – переспрашивает Анн-Мари. Анн-Мари обожает секреты, до такой степени, что сама совершенно не в состоянии их хранить.
Так, спокойно. Я изо всех сил стараюсь не подать виду, что меня прошиб пот, и, заглянув в бирюзовые глаза Анн-Мари, повторяю:
– Есть вероятность, что около Развалины запланирован сюрприз. По крайней мере, я что-то такое слышала.
– Что ты слышала?
На сей раз это Мелоди. Она оперла подбородок на руку, а второй рукой убирает от лица пряди волос.
Это на самом деле работает! Круг действительно открылся.
Я нервно сглатываю.
– Один человек рассказывал, что видел, как аквалангисты тайно закрепляли сети возле Развалины.
– Что еще за сети?
– Возможно, для того чтобы выпустить из воды надутые газом шары. Так иногда делают в метрополиях.
– O да! – включается Ангара. – Я такое однажды видела. В Мельбурне запускали, это дико круто смотрелось!
– Когда это ты была в Мельбурне? – удивляется Мелоди.
Ангара качает головой, и ее темные локоны разлетаются в разные стороны.
– Да нет же, я просто видела запись. Но вживую должно быть потрясающе!
– Кто тебе это рассказал? – спрашивает девочка, имени которой я не знаю.
Я отлично осознаю, что вообще-то разбалтываю вещь, которую обещала Пигриту держать в тайне. Я чувствую себя виноватой. Но если уж начала, пути назад нет. «К тому же, – говорю я себе, – не было уговора держать в тайне встречу с аквалангистами». Речь шла только про наш обмен секретами.
– От одного парня из секции по нырянию, – уклончиво отвечаю я. – Он видел аквалангистов и сети, хотя, конечно, не знает точно, зачем их устанавливали.
Я в шоке от реакции девчонок. То, что я им рассказала, – не более чем слухи, но ими я вызываю волну воодушевления, радости, предвкушения. Я внутри круга. Теперь мне нужно что-нибудь спросить, чтобы укрепить свои позиции, но вот только что?
Я снова вижу ту женщину в большой шляпе, она выходит из магазина – и у меня появляется идея:
– Слушайте, а на праздник вы наденете что-нибудь на голову? На платформе, наверное, лучше быть в шляпе, защищающей от солнца?
– Не-а, – кичливо отвечает Ангара, отбрасывая локоны с лица. – Меня солнце не пугает.
– К тому же в этом году над трибуной опять будет навес от солнца, – объясняет Мелоди. – Я только что из порта, видела, как они его натягивают.
– Слава богу! – с чувством восклицает Анн-Мари. У нее довольно белая кожа. – В прошлом году я чуть не сгорела заживо.
– Жена мэра в том году получила тепловой удар, – замечает еще одна девочка. – Поэтому они теперь и делают навес.
Ангара пожимает плечами.
– Я всё равно буду на яхте родителей.
Первая девочка, имени которой я не знаю, поворачивается ко мне и спрашивает:
– У тебя новая прическа, да?
Вау! У меня перехватывает дыхание.
– Ну да, – через силу отвечаю я.
– Смотрится отлично, – говорит она. – И очень тебе идет.
Я потрясенно смотрю на нее и в первое мгновение не могу поверить своим ушам.
– Спасибо, – говорю я. И действительно: достаточно просто поблагодарить! Я улыбаюсь. Такое ощущение, будто внутри меня вверх поднимаются маленькие игривые пузырьки, это похоже на… хорошее настроение. На удовольствие. На счастье!
Девочка показывает на пакет, который я поставила у ног.
– Ты что-то купила в «Тимберли»?
– Да, платье, – говорю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос от радости. – Для праздника.
– Ой, покажи!
Я приоткрываю пакет.
– Какое красивое! – слышу я.
И еще:
– Ярко-красное? Ничего себе! Я бы на такое не решилась…
– Мне придется снова надеть дурацкое спортивное платье, в котором я была в том году, – жалуется одна из девочек. – А ведь я уже думала, что не влезу в него. Я так потолстела после того, как мы расстались с Линвудом, вы не представляете!
Все начинают говорить наперебой, но это уже не важно. Я часть их круга. Впервые в жизни!
Планшет Мелоди вдруг начинает вибрировать.
– Что, уже так много времени? Так, всё, народ, я пошла. У меня тетя из Куктауна приезжает – тетя Берениса!
Все смеются, я не знаю, что там с этой тетей Беренисой, но смеюсь вместе со всеми.
– Ничего себе, уже и правда три? – вскрикивает Ангара. – Девочки, мне тогда тоже пора.
Внезапно всё заканчивается: девчонки засобирались. Я тоже заявляю, что мне пора, причем очень срочно, хоть это и неправда. Просто приятно притвориться, что это так.
По дороге обратно мне кажется, что я не иду, а парю. Всё получилось! Наконец-то, наконец-то я поняла, как это работает. Что нужно делать, чтобы быть одной из них.
«Теперь, – говорю я себе, – для меня начинается новая жизнь».
17
Катастрофа происходит утром в субботу.
На пятницу пришелся один из самых жарких дней в году. Над городом висит марево, нет ни дуновения ветерка – очень непривычно для такого приморского города, как Сихэвэн. В зажиточных домах в такие моменты включают кондиционеры, хотят того неотрадиционалисты или нет. У нас кондиционера нет, нам остается только задернуть шторы на окнах, искать спасения в тени и потеть.
В ночь на субботу я просыпаюсь оттого, что кожа под жидким пластырем невыносимо чешется. Пластырь придется снять. В ванной я осматриваю себя и обнаруживаю, что жабры сильно покраснели и болят при малейшем прикосновении.
Я не могу понять, что случилось. Я многие годы носила пластырь, иногда не снимала его неделями, и никогда меня ничего не беспокоило, даже в жару! Но потом читаю надпись на упаковке пудры и обнаруживаю предупреждение маленькими буквами на обратной стороне: не наносить на жидкий пластырь – может отрицательно сказаться на воздухопроницаемости!
Черт, и что теперь делать? Понятия не имею. Я оставляю жабры открытыми, не надеваю даже ночную рубашку и ложусь обратно в постель. Прорези всё еще болят, но через какое-то время мне всё же удается уснуть.
Когда я просыпаюсь утром в субботу, катастрофа становится очевидной: кожа жабр по-прежнему настолько чувствительна, что не может быть и речи о том, чтобы снова заклеить ее. Меня приводит в ужас мысль о том, чтобы провести более четырех часов на платформе, мучаясь как прошлой ночью.
Какое счастье, что мое новое платье сверху полностью закрытое! Я влезаю в него для пробы. Оно довольно узкое, но благодаря подкладке не видно жабр. К тому же подкладка из какого-то синтетического материала приятно холодит, от этого легче.
Может быть, судьба всё же благосклонна ко мне. Я снова снимаю платье, аккуратно вешаю его на плечики, заворачиваюсь в халат и отправляюсь завтракать.
Завтракать! От волнения у меня вообще нет аппетита. Но тетя Милдред уговаривает съесть хоть что-нибудь: неизвестно, будет ли какая-то еда на корабле, а день на море обещает быть долгим. В общем, я на всякий случай съедаю пару ложек, хотя уже после первой мне кажется, что сейчас лопну.
Время бежит стремительно. Я иду в душ, мою голову, сушу волосы феном и укладываю их при помощи расчески, щетки и геля. Мое отражение в зеркале внушает мне уверенность в себе. Последующий макияж наношу уже практически без проблем.
Вот теперь пора. На мне нет ничего, кроме трусиков, и вот я уже официально надеваю свое красное платье – платье, которое другие не отважились бы носить. Когда я спускаюсь по лестнице, чтобы тетя Милдред помогла мне с молнией, она встречает меня восторженными аплодисментами.
– Очень красиво, – показывает она мне жестами снова и снова.
Я никогда не подозревала, что можно так хорошо чувствовать себя из-за платья. Тетя Милдред достает планшет и фотографирует меня: спереди, сбоку, с улыбкой, с гордо поднятой головой, еще раз спереди. Ей всё мало.
– Ну хватит уже, – даю я наконец понять и смотрю на часы. 10:20. Мистер Блэк может появиться в любую минуту. Тетя Милдред будет наблюдать за торжествами у соседей. Представление будут транслировать по зональному телевидению, а у Бигелоу есть большая телевизионная панель, перед которой их семейство проводит большую часть времени.
10:25. Тетя Милдред приносит огромную летнюю шляпу, сплетенную из искусственной соломы.
– Над трибуной будет навес, – объясняю я.
– И всё равно может оказаться, что ты сидишь на солнце, – настаивает тетя Милдред.
Ради нее я надеваю шляпу. Я настроена весьма скептически, но иду посмотреть в зеркало. Шляпа идеально подходит к платью и даже придает мне какой-то… светскости. Я в таком восторге, что не хочу ее теперь снимать, не важно, под навесом мы будем сидеть или нет. Раздается гудок. Это машина мистера Блэка остановилась у дверей.
– Получи удовольствие! – говорит тетя Милдред.
– Обязательно, – обещаю ей я. После чего открываю дверь и выхожу в свою новую жизнь.
Когда я сажусь в машину к мистеру Блэку, он смотрит на меня так, как будто никогда раньше не видел. Проходит несколько секунд, прежде чем он наконец произносит:
– Саха! Ты роскошно выглядишь.
А ведь это комплимент. От моего учителя математики!
– Спасибо, – отвечаю я.
Он заезжает еще за парой учеников, которые живут за городом. Сначала за Деборой Баррерой, которая, что бы она ни делала, всегда ужасно старается – это, конечно же, относится и к платью, которое прекрасно как сон, и к макияжу, истинному произведению искусства. И, несмотря на это, при виде меня ее глаза округляются от удивления и она произносит почти что шепотом:
– Саха, это платье тебе невероятно идет. Очень круто.
– Спасибо, – отвечаю я, и мне хочется ей тоже сказать что-то приятное, потому что Дебора уверена: остальные всё делают намного лучше, чем она. А это определенно неправда.
– Мне нравится твой платок, – говорю я, потому что он первым бросился мне в глаза. Темно-зеленый платок, расшитый кристаллами.
– Это на случай, если придется сидеть на солнце, – отвечает она. – Тогда я смогу накрыть им голову.
– О, – говорю я. – Отличная идея.
Дебора в нашей школе тоже белая ворона, это у нас общее. Но еще пару дней назад я себе и представить не могла, что мы с ней будем болтать как подружки.
Мы останавливаемся снова, на этот раз чтобы подхватить Элвуда, который живет в одном из уродливых шестиэтажных домов, портящих пейзаж на въезде в Сихэвэн. Элвуд Хансон – довольно толстый парень с острым подбородком. Одноклассники стараются его избегать, потому что он вечно собирает деньги на спасение какого-нибудь вымирающего вида животных. Сегодня он тоже расфуфырился: на нем белая рубашка и синие льняные брюки, как у яхтсмена, хотя, насколько мне известно, на палубу яхты его нога никогда не ступала.
Он заползает на свободное место сзади, но на секунду замирает, увидев меня, и издает удивленный возглас. Я решаю, что это комплиментом не считается, и отвечаю ему просто улыбкой.
Когда мы приезжаем в порт, там царит невообразимая суматоха. Кажется, тут весь город. Люди постоянно прибывают – на свишерах, машинах, пешком. Паруса поднимаются, лодки отходят от причалов, корзины с провиантом грузятся в трюмы. Всюду стоят празднично одетые люди. Они болтают, приветственно машут друг другу руками, смеются. Между фонарными столбами и портовыми кранами натянуты веревки с разноцветными флажками, которые трепещут на ветру. Под белыми навесами продают напитки и сладости, из колонок льется фортепианная музыка.
Сильнее всего к себе приковывает внимание, конечно же, сама платформа. Готовая к отплытию, она стоит на якоре у главного причала, над трибуной натянут синий навес от солнца. Заднюю часть платформы обрамляют прочные перила, трибуна для выступлений украшена гербом Сихэвэна, а все приспособления, необходимые для различных состязаний, находятся на своих местах.
– Мне придется высадить вас здесь и поехать искать парковку, – говорит мистер Блэк, ненадолго останавливаясь у лестницы, ведущей в порт.
– В метрополиях бывают беспилотные автомобили, – заявляет Элвуд таким тоном, как будто это должно быть для нас новостью. – Такой сам бы припарковался.
– Да, я знаю, – отвечает мистер Блэк с некоторой снисходительностью, которая неминуемо возникает в отношении окружающих у учителей математики. – Я вырос в Сиднее. И рад, что здесь по-другому.
Мы выходим из машины. Головы поворачиваются при появлении Элвуда, взгляды направляются на Дебору, но, когда выхожу я, на мгновение наступает такая тишина, как будто все разом перестали дышать.
А потом… поднимается гул голосов. Парни толкают друг друга локтями под ребра, кивают в мою сторону, и я различаю обрывки фраз:
– Ого… Вау… Ты погляди… Как это может быть… Эй, ты знаешь, кто это? Саха! Саха Лидс из второго класса старшей школы… Да ладно? Очуметь… Саха Лидс… вот эта в красном… Да ну, нет!.. Точно, Саха Лидс… Саха… Это Саха Лидс…
Да, это я. Я поверить не могу, что вдруг оказалась в центре всеобщего внимания.
И уж совсем не могу поверить в то, что я этим наслаждаюсь! Я чувствую себя королевой, как минимум королевой! Спускаясь по широкой лестнице, я благосклонно улыбаюсь направо и налево. Наконец-то у меня получилось! Наконец я одна из них.
Внизу меня окружают девочки из танцевального кружка.
– Саха! Это просто невероятно! Что это за волшебное платье? И что случилось с твоими волосами? – слышу я со всех сторон и не успеваю реагировать, потому что они набросились на меня разом.
А потом кто-то хочет знать, где я буду сидеть.
– Понятия не имею, – признаюсь я.
Одна из девочек говорит:
– В любом случае где-то на двух задних рядах. Оттуда ничего не видно. Мы все там сидим.
Как обычно, невозмутимый Педро вставляет:
– Мисс Бланкеншип нас рассадит, у нее есть список.
А вот и она: мисс Бланкеншип с улыбкой подходит ко мне.
– Очень красиво, – хвалит она меня. – Платье сидит даже лучше, чем мне запомнилось. И шляпа к нему… Шикарно. Отличная идея!
Сама она тоже сногсшибательно выглядит, но в ее случае это никого не удивляет.
– Спасибо огромное за ваши советы, – тихо говорю я ей. – У меня такое чувство, что для меня начинается новая жизнь.
– Так и есть, – с улыбкой отвечает она. – Я уверена.
Затем она достает свой планшет, маленькую элегантную модель голубого цвета, и открывает план рассадки.
– У тебя место G18. Это предпоследний ряд, рядом с проходом посередине.
– Спасибо, – говорю я. – Спасибо за всё.
Она улыбается, ласково похлопывает меня по плечу и идет рассаживать остальных.
Я вижу Пигрита, он как раз приехал вместе с отцом, оба на свишерах, что выглядит довольно комично, учитывая огромную фигуру профессора. Они паркуют свои свишеры вместе со всеми остальными, а потом Пигрит что-то говорит своему отцу и направляется в мою сторону. На нем белый летний костюм и золотой шейный платок, всё это очень красиво контрастирует с его темной кожей. Я замечаю, как много девочек смотрят ему вслед, мечтательнее всех – Сюзанна Кирк, из аптеки. Когда-нибудь Пигрит станет привлекательным мужчиной.
Но сегодня он в плохом настроении и ворчлив. Не сказав ни слова ни о моей прическе, ни о платье, даже ни слова критики, чего я, если честно, ожидала от него, Пигрит коротко бурчит «привет», а потом еще о том, что сегодня они особенно пожалеют, что выкинули его из санитарной дружины.
Я внимательно смотрю на него.
– Что случилось на самом деле?
Он надувает щеки, щурится куда-то в сторону моря, а потом наконец выдает:
– Карилья потребовала, чтоб ее пересадили. Я только что узнал. Теперь я сижу между папой и теткой из Городского совета. Я сдохну от скуки.
– Взгляни на это иначе, – советую я ему, не испытывая особого сострадания. – Она просто ничего от тебя не хочет.
Пигрит упрямо выдвигает нижнюю челюсть.
– Так просто я не сдамся.
В этот момент вокруг нас поднимается волна всеобщего возбуждения, и мы вместе со всеми смотрим наверх. Причина ажиотажа – прибытие Карильи. Ее появление завершает фазу, когда восхищение окружающих было обращено на меня. Теперь все смотрят только на нее, на то, как они вместе с Бреншоу подъезжают на машине его брата с открытым верхом, и оба явно в самом приподнятом настроении.
Впечатляет то, что ей не надо ни надевать, ни делать что-то особенное, чтобы продемонстрировать всем, что она здесь самая красивая. Она выходит из машины в простом белом платье из тускло поблескивающей молочной пенки, хоть и очень открытом, но на любой другой девочке из нашей школы такое смотрелось бы скучно. На ней же оно, наоборот, выглядит как идеальное дополнение к идеальному телу. Ее ангельски светлые волосы заплетены в косу, которая уложена вокруг головы. Спускаясь по лестнице, она кажется каким-то неземным созданием.
Я могла бы испытывать зависть. Или разочарование. Но, к моему собственному удивлению, испытываю скорее облегчение: еще больше комплиментов и внимания я бы, наверно, не имея должной тренировки, просто не выдержала.
Я пользуюсь случаем, чтобы улизнуть, потому что мне нужно в туалет, причем срочно! Я оставляю Пигрита стоять уставившись на Карилью и пробираюсь вдоль обращенной к причалу стороны платформы в ее дальний угол.
Пространство под трибуной использовано до последнего метра. Здесь есть раздевалки для пловцов и ныряльщиков, кухня, закусочная, склад напитков – и туалеты.
В тот самый момент, когда я, стоя у раковины, мою руки, кто-то входит. И этот кто-то – Карилья!
– Мило, – говорит она, подойдя к соседней раковине и рассматривая меня в зеркало.
По тому, как она это произносит, я понимаю: она ждет, чтобы я переспросила, что она имеет в виду. Но такой радости я ей, конечно же, не доставлю. Я молчу. Лишь мельком смотрю на нее, а потом начинаю сушить руки.
Но Карилья Тоути ни за что не позволит какому-то мелкому неповиновению сбить себя с толку.
– Мило, – повторяет она, – как ты пытаешься спрятаться за тонной косметики. Кто тебя научил? Мисс Бланкеншип? Ты выглядишь как ее клон.
Она смачивает водой кончики пальцев, возвращает на место пару прядок из своей прически и сообщает с глубоким вздохом:
– Ты представить себе не можешь, с каким нетерпением я жду того дня, когда мне больше не нужно будет смотреть на тебя и твою рыбью морду.
Еще несколько дней назад такая тирада из уст Карильи морально уничтожила бы меня. И уж точно убила бы всякую радость от сегодняшнего дня и праздника.
Но сегодня… сегодня меня это совершенно не трогает. Более того, я начинаю хохотать в голос.
Карилья смотрит на меня ошарашенно.
– Чего смешного?
Мне смешно, потому что я вдруг поняла, в чем абсурдность поведения Карильи.
– Просто невероятно, как я важна для тебя.
– Важна? – огрызается она, и в этот момент она уже не Карилья – королева красоты, а Карилья-фурия. – С чего ты это взяла?
– Ну, если бы я действительно была настолько не важна для тебя, как ты хочешь показать, – объясняю я, аккуратно поправляя свою соломенную шляпу, – ты бы меня вообще не замечала. Но вместо этого я так сильно тебя занимаю, что ты ищешь для меня анкеты для поступления в другие школы, подкарауливаешь меня со своей шайкой, постоянно выдумываешь новые подлости… Столько внимания с твоей стороны, что это вообще-то можно воспринимать как комплимент.
Я еще раз поправляю шляпу и насмешливо добавляю:
– Спасибо.
После чего я ухожу прежде, чем она успевает мне что-либо ответить.
Оказавшись снаружи, я хватаюсь за перила парапета, потому что на какое-то мгновение у меня начинает кружиться голова. Я не узнаю саму себя, но как же приятно осознавать, что всё это высказала!
Меж тем снаружи все в эйфории готовятся к отплытию. Люди поднимаются на борт слегка покачивающейся платформы, корабли всех мастей готовят паруса.
Я иду наверх по центральной лестнице и нахожу свое место. Рядом со мной сидит Тесса, она, как всегда, ужасно волнуется и тяжело дышит.
– Я так волнуюсь по поводу сегодняшнего вечера, – признается она мне, как только сажусь рядом.
– Сегодняшнего вечера? – растерянно переспрашиваю я.
– Ну да, из-за нашего выступления! – объясняет она, хватая воздух. – В ратуше! Перед всем народом!
– А, ну да. – Я невольно втягиваю голову в плечи. Ох, я уже опять совершенно вытеснила выступление из своего сознания.
В это мгновение, по счастью, Мортен Меркадо берет в руки микрофон и приветствует всех своим приятным вкрадчивым голосом. Он объясняет то, что и так очевидно: мы сейчас отплываем. Он добавляет, что прогноз погоды самый благоприятный:
– По большей части солнечно, пара облачков, легкий ветерок. Если бы погоду можно было заказывать, мы бы вряд ли могли выбрать что-то лучше.