Аквамарин Эшбах Андреас

24

– Забудьте, – произносит Тоути, заметив взгляд Джона, брошенный в сторону железной двери, через которую мы пришли. – Нижние двери уже заперты.

Ему, похоже, нравится эта ситуация: то, как он стоит наверху, высоко над нами, на галерее, обрамляющей аквариум, и мы полностью в его власти. Теперь я узнаю обоих его спутников: это те типы, пытавшиеся меня похитить. Крысиная морда и белесая рожа. Только теперь у них в руках не наркопистолеты, а жутковатого вида ручные автоматы. Один из них охраняет узкий вход на винтовую лестницу, а другой целится сверху в нас.

– Ну что, Джон, ты, наверно, удивляешься, что я здесь, – замечает Тоути с издевкой, – а не в концертном зале в Карпентарии, да? Видишь ли, моя жена там. Она ни за что не хотела пропускать выступление Диас. Но мне по дороге в Карпентарию позвонил один доверенный человек из городской администрации и рассказал, что кто-то интересовался кодом от старого рыбоводного цеха. Мне это показалось очень странным. В эту развалюху уже год как не ступала нога человека, включая ответственного за строительство представителя Городского совета, которому это вообще-то надлежит делать по долгу службы. А тут вдруг кто-то заинтересовался?

Он кивает на аквариум, где на дне за решеткой находится Плавает-Быстро.

– И это всего лишь через пару дней после того, как нам пришлось на несколько дней разместить там это… существо, пока здесь устанавливалась клетка? Тут уж я предпочел вернуться и приглядеть за порядком.

Он смотрит на Нору.

– М-да, миссис Маккинни. Наше подозрение, что вы входите в число друзей этих уродцев, подтвердилось. Не зря мы установили за вами слежку.

Нора молчит. В ее глазах отчаяние.

– А тебе, Джон, – продолжает Тоути, – я вынужден сообщить, что Карилья, сама того не зная, ввела тебя в заблуждение по поводу датчиков на берегу: это не муляжи.

Карилья ухмыляется. Но эта ее злорадная ухмылка на мгновение выглядит так, как будто она пытается прикрыть досаду, что ее отец был в курсе всех ее тайных посетителей.

– Ну и этот зал, конечно же, тоже под наблюдением, – продолжает Тоути, обводя помещение широким жестом. – Мы следили за каждым вашим шагом, слышали каждое ваше слово.

Нора гневно фыркает.

– И что, вы действительно это задумали? Геноцид субмаринов?

– Ну, ну, – с издевкой произносит Тоути. – Геноцид. Какое неприятное слово.

Он скорбно морщит лоб.

– Но иногда приходится делать неприятные вещи, чтобы избежать еще более неприятных последствий.

Он снова указывает на Плавает-Быстро.

– Эти уроды размножаются как мухи в навозной куче. Сто двадцать лет назад их была пара десятков, а сегодня уже больше десяти тысяч. Еще сотня лет, и их будут миллионы. Очевидно, что в один прекрасный день они начнут соперничать с нами за нашу планету.

– Они живут под водой, – возражает Нора. – Что нам с ними делить?

Тоути издает короткий невеселый смешок.

– Например, полезные ископаемые, в подводную добычу которых мы инвестировали огромные деньги. Полезные ископаемые и источники энергии, которые нужны нам. Без них наша цивилизация перестанет существовать. И почему мы должны делиться ресурсами, обнаруженными и добываемыми нами с таким трудом? С этими гомункулами, этими противными природе искусственными людьми, которых сумасшедший профессор выпустил в мир просто потому, что ему так захотелось…

– Они люди, – протестует Нора. – А значит, у них есть такие же права, как и у нас.

– Не надо ля-ля, – огрызается Тоути. – Вы рассуждаете прямо как эти люди из Всемирного совета, которые принимают решения по поводу распределения территорий. С хорошими намерениями и плюя на потери. Нет, ну а что, можно себе позволить, если вы сами принадлежите к тем, кого коснется в последнюю очередь нищета, в которую погрузится человечество, настоящее человечество.

Нора качает головой.

– Это же ерунда. Всемирный совет ничего не решает по собственному усмотрению, а руководствуется признанными и оправдавшими себя правилами…

– Не важно, – перебивает ее Тоути. – Не важно, что скажет Всемирный совет, когда этих рыболюдей станет достаточно много и они начнут просто брать себе что захотят. Это будет война, понимаете вы это? Война, в которой наши шансы невелики, потому что проходить она будет на их поле.

Он вытягивает шею.

– Да, мы воплощаем план, который может показаться отвратительным. Но это всего лишь реакция на отвратительных существ, которых выпустил на нас Ён Мо Ким. Это было ошибкой, и мы хотим эту ошибку исправить. Мы намерены решить проблему субмаринов раньше, чем они начнут представлять для нас серьезную опасность. Кто-то должен это сделать, и это будем мы. Мы сделаем это тайно и не ожидаем благодарности. Мы сделаем это, потому что это наш долг перед лицом грядущих поколений настоящих людей, это очевидно.

– Это вам так просто не сойдет с рук, – возражает Нора. – Как только об этом станет известно, на концерны, которые поддержали вас и ваших охотников, обрушится волна общественного возмущения.

Тоути надменно улыбается.

– Волна общественного возмущения, ах да. Как вы думаете, почему мы действуем вот так? Здесь, на частной территории? Я одиночка. Заблуждение. Трагическое. Ну, вы знаете. Если когда-нибудь то, чем мы тут занимаемся, выйдет наружу, наши партнеры окажутся ни при чем.

Он качает головой.

– Только до этого не дойдет. Все ученые, работающие над проектом, – люди, которых я давно знаю и подбирал лично. На следующей неделе приедут первые из них, гости дома Тоути. И тогда мы возьмемся за дело.

Он смотрит на Пигрита.

– По счастью – и твоего отца это бы наверняка заинтересовало как историка – техническое ноу-хау тех времен, когда проводилась чистка австралийского животного мира, не было утеряно. Долгое время оно было в закрытых архивах, из которых нам удалось его извлечь.

Джеймс Тоути убирает руки с перил и довольно их потирает.

– Не позднее чем через год вирус, поражающий только homo submarinus, будет готов. А дальше не потребуется и года, чтобы сдохла последняя человекорыба. Пока не сдохнут они все, сдохнут и будут забыты.

Я чувствую, как во мне поднимается волна невероятной ярости, такой, что я даже и предположить не могла.

– А я? – задрав голову, кричу я наверх этому сухому седоволосому человеку. – Мой отец был субмарином. Во мне его гены. Получается, я тогда тоже умру?

Он окидывает меня высокомерным взором.

– Это называется «сопутствующие потери». – Его рука совершает легкое смахивающее движение, как будто бы это, во-первых, совершенно логично, а во-вторых, совершенно незначительно. – Впрочем, ты зря об этом беспокоишься. Само собой разумеется, что эту ночь никто из вас не переживет.

Мне кажется, что я физически ощущаю сильнейшие эмоции, прокатывающиеся по залу, как волны на море в шторм.

Вот ужас – Джон смотрит вверх на Карилью и умоляет:

– Кари! Ну скажи что-нибудь!

И она говорит:

– Никто не может просто так взять и порвать с Карильей Тоути. Никто.

Вот отчаяние – Нора Маккинни, ее полный боли взгляд устремлен на Плавает-Быстро в клетке. Должно быть, она представляет себе гибель, угрожающую всему виду.

Вот ступор – Пигрит втянул голову в плечи, лицо его посерело. Я вижу, как дрожат его губы.

А я? Я всё это тоже чувствую, но моя ярость никуда не делась. Она кипит во мне как вулкан и выталкивает на поверхность одну мысль, стремительную, сумасшедшую, отчаянную, совершенно безнадежную.

Но я не трачу время на раздумья о том, насколько безнадежна эта мысль, а вместо этого ору:

– И всё же кое-что не заметили!

Уж не знаю почему, но мой крик заглушает всё вокруг и заставляет всех вопросительно уставиться на меня.

– Что-что? – спрашивает Тоути в замешательстве.

– Вы кое-что не заметили, – повторяю я и чувствую, как кровь закипает в моих жилах.

Он склоняет голову набок.

– Ах, да? И что же это, осмелюсь спросить?

– А я вам покажу, – кричу я и бросаюсь к винтовой лестнице, стремительно взлетаю наверх по железным ступенькам. Мои шаги звонко разносятся в этой невероятной, вибрирующей от напряжения тишине, которая вдруг наступила.

Крысиная морда на другом конце лестницы пытается встать у меня на пути, но Тоути снисходительно приказывает ему:

– Пропусти ее.

Я оказываюсь перед ним, во мне напряжено всё до кончиков волос.

– И?.. – спрашивает Тоути.

Я поднимаю руку и показываю на вид, открывающийся сверху: бледные лица, не сводящие глаз с галереи, столы с лабораторным оборудованием, голые стены.

– Вон там! Что вы видите?

Он смотрит туда, куда показывает моя рука.

– И что же я должен там увидеть?

Ничего. Это всё, конечно, отвлекающий маневр. Но Джеймс Тоути слишком доволен собой, чтобы ему могла прийти в голову мысль, что кто-то может обвести его вокруг пальца. Да не кто-нибудь, а какая-то уродливая шестнадцатилетняя ошибка природы!

Карилья отошла с моего пути, когда я прорывалась к ее отцу. Теперь она выжидающе стоит неподалеку от края аквариума, демонстративно отвернувшись от меня. А следовательно, у нее нет ни малейшего шанса уклониться, когда я набрасываюсь на нее одним прыжком, в котором сконцентрированы вся моя ярость и вся моя сила, хватаю ее и увлекаю за собой в аквариум. Когда она начинает сопротивляться, я уже успеваю затянуть ее под воду, а, как однажды заметил Пигрит, я довольно сильная. Ей меня не побороть. Я вдыхаю воду, продолжая тянуть ее на глубину, к клетке на дне. Карилья барахтается, беспорядочно колотит руками и ногами, пускает большие серебристые пузыри. Она чувствует, что начинает задыхаться.

Плавает-Быстро парит в центре своей клетки и смотрит на меня огромными глазами. Одной рукой я прижимаю Карилью, всё слабее отбивающуюся, к решетке клетки, а другой показываю ему жестами:

– Держи ее крепко!

– Ты хочешь, чтобы она умерла? – спрашивает он.

– Она не умрет. Просто держи ее.

Один взмах его рук с перепонками между пальцами – и он уже рядом. Он крепко обхватывает Карилью обеими руками.

– Не отпускай ее, – еще раз повторяю я ему. – Если ты ее отпустишь и она сбежит – мы все умрем.

Он кивает. В его взгляде я вижу отчаяние и непонимание, но мне сейчас не до этого. Я произвожу воздух у себя в груди и наклоняюсь к Карилье, которая меж тем уже потеряла сознание. Теперь самое противное: мне нужно сделать ей искусственное дыхание. Мне приходится преодолеть себя, но я всё же начинаю вдувать в нее воздух.

Она приходит в себя, широко распахивает глаза и, увидев меня так близко, сразу же снова начинает брыкаться. Она мотает головой, пузырьки воздуха вырываются и устремляются к поверхности. Эта девчонка просто не понимает, что для нее хорошо, а что плохо.

Я снова хватаю ее, прижимаю губы к ее губам и дышу в нее. Потом зажимаю ей рот в надежде, что она какое-то время продержится с этим запасом.

Я отпускаю ее и оглядываюсь. Отсюда отличный вид на весь зал. Все стоят там же, где и стояли, Нора Маккинни впереди.

– Скажи ему, чтобы вызвал полицию, – объясняю я ей на языке жестов. – Или Карилья умрет.

Я наблюдаю, как Нора передает мое послание. Тоути ей что-то возражает, Нора ему отвечает, но мне здесь, в аквариуме, ничего не слышно.

Вода в аквариуме с затхлым привкусом. В углу работает воздушный компрессор, он, похоже, слабоват, по крайней мере мне тяжело дышать.

Хотя, возможно, дело вовсе не в воде. Я смотрю на себя вниз. Футболка прилипла к телу и мешает жабрам. Неудивительно, что я еле дышу. Хватаюсь за края футболки и стаскиваю ее с себя через голову.

Теперь мои жабры свободны, вода по-прежнему пахнет затхлостью, но я могу нормально дышать. Я наклоняюсь к Карилье, которая уже еле жива, и даю ей подышать. Потом говорю Норе:

– Скажи ему, пусть поторопится. Я не могу это делать вечно.

Они спорят. Я смотрю наверх. Поверхность воды как слой мерцающего серебра, но галерея так ярко освещена, что я вижу, по крайней мере, движущиеся очертания. Похоже, Тоути говорит с одним из своих людей и тот качает головой. Наверно, он понимает, что, если попробовать выстрелить в Плавает-Быстро или в меня, можно запросто попасть в Карилью.

Она снова задыхается. Когда я выдыхаю в нее воздух, вдруг ощущаю резкую боль в нижней губе. Она меня укусила! Я отталкиваю ее, во рту появляется привкус железа. Струйка крови тянется в воде между ее и моим лицом. Я сжимаю губы, дотрагиваюсь до укушенного места. Вот ведь бестия! Да пожалуйста, поглядим, как она обойдется без меня!

Мой взгляд падает на Нору, которая торопливо жестикулирует. «Один из них раздевается», – предупреждает она меня.

Я поворачиваюсь и смотрю наверх. Поверхность воды неспокойна, и особо ничего не увидишь, но не без помощи фантазии мне удается разглядеть, что один из мужчин действительно начал раздеваться. Тоути, видимо, приказал ему нырнуть ко мне и освободить дочь.

Я машу Норе:

– Скажи ему, что, если этот человек нырнет в аквариум, я буду с ним бороться. И ему не удастся достаточно быстро меня победить, чтобы спасти Карилью.

Пока Нора передает мою угрозу Тоути, Карилья пускает большие пузыри и начинает панически барахтаться. Лучше и не подгадаешь. Я вижу, что человек наверху останавливается и Нора передает мне: он не будет нырять.

Я снова склоняюсь к Карилье. На этот раз я зажимаю ей рот, запрокидываю назад голову и даю ей воздух через нос, примерно так, как показывали на курсах первой помощи.

Тут же понимаю, что этот способ явно лучше. Во-первых, так мне не приходится прикасаться губами к ее губам, а во-вторых, так она дышит более естественно, что она тут же и начинает жадно делать.

Оглушительный удар заставляет меня резко обернуться. Что это еще?

Еще один. И еще. Это Тоути вместе с Крысиной Мордой спустился в зал и приказал ему стрелять по дальней части аквариума.

Мне становится дурно, когда я осознаю, чего они добиваются. Они хотят разбить аквариум! Без воды его драгоценная доченька будет в безопасности – видимо, так он решил, и в общем-то идея совсем не плоха: если стекло разобьется, а вся эта вода равномерно распределится по залу, она окажется не выше колена и мне больше нечем будет его шантажировать.

То, что Плавает-Быстро без воды погибнет, Джеймс Тоути, конечно, принимает в расчет, равно как и то, что вместе с потоком воды на них обрушится куча стеклянных осколков, но это его, похоже, не особо волнует. Какой угрозой я могу теперь его остановить? Мне ничего не приходит в голову. Но его план не работает. Стеклянная стена лишь приобретает молочно-белый оттенок в тех местах, куда попали пули, но больше ничего не происходит. Зато я вижу, как снаружи все резко накрывают головы руками и стараются за чем-нибудь спрятаться: по всей видимости, пули отскакивают от стекла и рикошетом свистят по залу. Прямо за Джоном разлетается на куски прибор со стеклянными колбами и трубками.

Наконец Тоути понимает, что ничего не выйдет, и пальба прекращается. Я снова даю Карилье воздуха, она, похоже, начинает постепенно привыкать к этому. Она смотрит на меня, и ее глаза зло поблескивают. Плавает-Быстро тоже смотрит на меня, но в его глазах я вижу удивление и непонимание. У него наверняка куча вопросов по поводу происходящего, но нет свободной руки, чтобы их задать.

Снова странный звук, на этот раз тонкое жужжание. Звучит зловеще, но что же это?

Я выпускаю из рук Карилью и вопросительно смотрю на Нору.

– Он приказал откачать воду, – объясняет она. С ума сойти. Она что, не сказала ему, что на откачивание такого количества воды понадобится много часов? Тоути же должен это понимать!

– Скажи ему, – передаю я Норе, – что, пока работает насос, Карилья воздуха получать не будет.

Он стоит в пяти шагах от меня, скрестив руки на груди, и просто пялится на меня.

Отлично, тогда я тоже буду пялиться на него. Карилья начинает трепыхаться, задыхаться, пытаться как-то побороть удушье. Первые пузырьки воздуха поднимаются кверху. В ее глазах больше нет злобы, одна только паника.

Я не двигаюсь. Тоути тоже. Он хочет проверить мою решимость.

Да пожалуйста. Тем более что у нас с его дочкой свои счеты в том, что касается спасения утопающих. Движения Карильи слабеют. Тоути по-прежнему смотрит на меня.

А я смотрю на него.

Наконец он отдает приказ, и насос замолкает. Я сразу же наклоняюсь к Карилье и вдуваю в нее воздух через нос, возвращая ее из полуобморочного состояния. Она приходит в себя, жадно дышит – ощущение такое, будто бы пытается высосать мои легкие. Еле успела. Я спасла ей жизнь, которой рисковал ее отец, но, когда она снова открывает глаза и смотрит на меня, я вижу, что мы вряд ли когда-нибудь станем подругами.

Я отпускаю ее и оглядываюсь по сторонам, потому что меня охватывает тревога: что-то изменилось, пока я была занята.

Однако то, что я вижу, не может быть поводом для беспокойства, по крайней мере для меня. Джон скрутил Тоути, одну руку заломил ему за спину, а к горлу приставил большой острый осколок стеклянной трубки. Крысиная Морда аккуратно кладет на пол свое оружие и поднимает руки. А Нора подходит к Тоути и вытаскивает у него из нагрудного кармана коммуникатор.

Кажется, проходит вечность, прежде чем появляется полиция. Они не могут открыть стальные двери, но Джон выходит через дверь на галерее и возвращается с полицейскими. Он же лучше нас всех ориентируется в доме.

Мои легкие и жабры уже горят от напряжения – так долго мне приходится производить воздух для Карильи, и всё же я жду, пока на ее отца не наденут наручники, прежде чем говорю Плавает-Быстро:

– Теперь ты можешь отпустить ее.

Карилья не раздумывает ни секунды. Она тут же отталкивается, выныривает, а наверху ее уже встречает кто-то в униформе. Кажется, полицейский, но точно я не могу разглядеть за мельканием воды.

– Что всё это значит? – спрашивает Плавает-Быстро.

Как же мне ему объяснить? Я показываю на Тоути, который стоит с руками в наручниках за спиной под надзором двоих мрачных полицейских с синими татуировками на шее.

– Этот человек приказал тебя поймать, – заявляю я, хотя на самом деле не знаю, так ли это. Но подозреваю, что в целом я недалека от истины. – Он хочет узнать, как ему убить вас всех.

– Но почему он хочет нас убить?

– Потому что он не хочет делить с вами морское дно.

Плавает-Быстро потрясенно качает головой.

– Морское дно бесконечно огромно. Нет никаких причин ссориться из-за него.

Про сушу тоже когда-то так думали, но это мне придется объяснить ему в другой раз. В какой-нибудь день поспокойнее.

– И что теперь будет? – спрашивает он.

Я дергаю за прутья разделяющей нас решетки.

– Мы найдем ключ, чтобы открыть твою клетку. Потом выпустим тебя обратно в море. Сколько ты можешь находиться на воздухе?

Плавает-Быстро морщится.

– Недолго. – Он называет единицу времени, которая мне ничего не говорит.

– Но я потороплюсь.

Он изучающе смотрит на меня:

– Ты можешь одинаково хорошо дышать и воздухом, и водой?

– Да, – говорю я.

– Тогда, – продолжает он и склоняет голову, – ты посредница между мирами, которая была нам предсказана. Ты должна пойти со мной.

У меня пробегает холодок по спине, когда я понимаю, что, кажется, впервые в жизни нашла свое место.

Правда, не знаю, нравится ли оно мне.

– Я хочу разыскать своего отца, – говорю я. – Он один из вас.

Плавает-Быстро прижимает руку к сердцу.

– Я помогу тебе найти его.

Пора вынырнуть на поверхность и поговорить с остальными. Я обещаю Плавает-Быстро, что скоро вернусь, и быстрыми движениями всплываю к поверхности.

Когда я подтягиваюсь и влезаю на бортик аквариума, двое полицейских как раз ведут Джеймса Тоути по винтовой лестнице наверх и дальше по галерее. Он видит, как из моего носа и жабр вытекает вода, и с отвращением отворачивается. Глупец.

Появляется Пигрит. Он снял куртку, протягивает ее мне, чтобы я могла влезть в нее и не стояла полуголой.

– Это было круто, – говорит он, всё еще не без дрожи в голосе. – И так чертовски… правильно.

25

Вот так желание Карильи не видеть меня каждый день в следующем учебном году всё-таки исполняется – пусть и несколько иначе, чем она предполагала.

На следующей же неделе Совет зоны собирается на экстренное заседание. Вот только тема изменилась. Теперь на повестке дня не Саха Лидс, а Джеймс Тоути. Совет практически единодушно постановляет, что Тоути грубейшим образом нарушил Принципы неотрадиционализма и что таким образом он нарушил договор, который подписывает каждый человек при переселении в неотрадиционалистскую зону либо по достижении совершеннолетия в ней. Неизбежное следствие: Джеймс Тоути будет депортирован из зоны.

Его семья, конечно же, могла бы остаться, но… и я не сильно расстроилась, услышав об этом… они также покидают Сихэвэн.

Карилья же всегда получает то, чего хочет.

Мы узнаем, что основатели были достаточно хитры в том, что касается тонкостей гражданского договора. В частности, для таких случаев, как этот, в нем прописано, что Тоути должен оставить здесь свой бизнес. Мистер Бреншоу уже высказал готовность взять на себя ведение дел «Тоути Индастрис», пока не будет найдено другое решение.

Итак: депортация. Но перед этим Тоути еще придется ответить перед судом за многочисленные преступления – незаконное лишение свободы, незаконное принуждение, угрозы жизни и здоровью и тому подобное. Полиция выкатила впечатляющий список. Предполагается, что Джеймс Тоути сначала пару лет проведет в тюрьме, прежде чем ему придется ознакомиться с тем, что написано мелким шрифтом в гражданских договорах других зон.

Спустя десять дней наступает тот самый день. Скоро Рождество, солнце над Сихэвэном сияет, на небе ни облачка, когда мы приезжаем в порт, море сказочно-голубое. Нас, тетю Милдред и меня, привозит Нора.

Я думала, что тетя Милдред будет безутешна из-за моего решения, но это оказалось не так: наоборот, она поддержала меня. Мне нужно идти своим путем, мама бы мной гордилась и всё такое. И она даже пошла со мной, когда я отправилась покупать себе тот треугольный рюкзачок из парасинта и пару других вещей, которые могут мне пригодиться.

Я думаю, что она гордится мной.

А еще у нее теперь есть подруга Нора, с которой она может поговорить.

Мы спускаемся к пирсам. Пигрит и Сюзанна уже сидят там и ждут нас. Нужно признать, что эти двое очень милая пара.

– Мы его уже видели, – заявляет Пигрит вместо приветствия.

Мы все поворачиваемся к океану. Сюзанна показывает на воду метрах в двадцати от пирса.

– Вон.

Да. В воде видна тень, нарезающая большие круги. Всё как договорились.

Я очень переживала из-за этого. Ну, что мы можем неправильно понять друг друга, когда речь идет о месте и времени. С облегчением вижу, что всё получилось.

Я поднимаю глаза и вижу Джона Бреншоу. Он стоит наверху на дороге, ведущей в порт, неподалеку от лестницы, по которой я тогда спускалась в своем красном платье.

Он поднимает руку.

Я машу ему в ответ, потом снимаю рюкзак и протягиваю Норе.

– Ну что, ты решилась окончательно и бесповоротно, – констатирует она.

– Да, – отвечаю я.

Они все еще раз обнимают меня, даже Сюзанна. Пигрит говорит:

– Мне очень жаль, что ты уплываешь, и в то же время я очень этому рад. Бред, правда же?

– У меня так же, – признаюсь я. И добавляю Сюзанне: – Береги его, если не хочешь иметь дело со мной.

Она со смехом дает мне обещание.

Наконец я снимаю платье, отдаю его тете Милдред. Теперь на мне только низ от купальника, который был на мне с первого моего знакомства с подводным миром. Я надеваю рюкзак, поправляю лямки, чтобы они не мешали моим жабрам.

Плавает-Быстро высовывает голову из воды, видит меня и машет. Я машу в ответ.

Ну вот и всё. Все слова сказаны. Я разбегаюсь и прыгаю.