Убийство в стиле винтаж Марш Найо
– Да. Дамы повысили голос, было слышно, как они разговаривали… Я как раз вышла с подносом в коридор и не знала, что делать дальше.
– Неловкая ситуация. О чем они говорили?
Уилсон вдруг утратила всю свою сдержанность и разразилась целым потоком слов:
– Миссис Кэндур сказала мисс Куэйн: «Вы знаете, о чем я говорю», а потом: «Учтите, я за вами приглядываю», и еще: «Меня от этого тошнит». Они вышли из большой гостиной и не заметили, что я стою рядом, потому что обе были увлечены беседой. Тут мисс Куэйн и говорит: «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар». Вы бы слышали ее тон! «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар, – говорит, – потому что мне трудно поверить, что вы могли опуститься до таких грубых и обыденных вещей, – говорит, – рассматривая мои отношения с отцом Гарнеттом в подобной плоскости». А миссис Кэндур только засмеялась и съязвила: «Обыденных! Если уж тут кто-то опустился до «обыденных» вещей, то никак не я. Не притворяйтесь, Кара», – сказала она, когда они вошли в малую гостиную, а я все еще стояла в коридоре, не зная, входить или нет. Они не закрыли дверь, и я слышала, как мисс Куэйн громко ответила: «Теперь мне все ясно, вас снедает ревность». Тут мисс Кэндур издала такой странный звук – знаете, как будто слегка взвизгнула, – а мисс Куэйн ей говорит: «Вы ревнуете, потому что отец Гарнетт избрал меня, чтобы раскрыть глубинные тайны плоти и духа», – или что-то в этом роде, а миссис Кэндур снова засмеялась – вы бы слышали как! «Кара, – говорит, – не думайте, что вам удастся меня провести, потому что я все знаю. Учтите, я не стану стоять в стороне и молча на все это смотреть». По правде говоря, я вся задрожала, и чашки на подносе стали дребезжать. Мисс Куэйн шепнула: «Тише!» А потом позвала меня: «Уилсон!» – и я вошла.
– Весьма драматично, – заметил Аллейн. – Замечательный рассказ. А кофе они выпили?
– Да, но у них так дрожали руки, сэр, что они почти все пролили.
– И вы ушли?
– Да, сэр, и закрыла за собой дверь, – с ноткой сожаления ответила Уилсон.
Через минуту ей пришлось сделать то же самое, и Аллейн с Найджелом остались наедине.
– Все удалось записать? – спросил детектив.
– Да, не считая того, что я несколько раз пропустил слово «говорит». А в остальном – все на месте. По-вашему, миссис Кэндур действительно могла так говорить?
– Почему бы и нет? В сущности, она простая женщина. К тому же – лгунья. Уверяла, что только пару раз бывала в этом доме.
– Вопрос в том, может ли она быть убийцей, – пробормотал журналист.
– По-моему, она для этого слишком глупа, – отозвался Аллейн, – хотя кто знает. Бывает, что хитрецы и тихони порой действуют очень жестко. Хорошо, если так. Я до смерти боюсь опростоволоситься в этом деле. Шеф и так им уже интересуется. По сути, дело должно быть очень простым, поскольку выглядит чересчур причудливо. Причудливые дела всегда просты. Сложное дело – это когда один пьянчуга бьет другого кирпичом по голове, и тот замертво падает на дорогу. А вот если много всего наворочено, убийства щелкаются как орешки. В нашем случае причудливость просто бьет через край. Не хотите провести свой фирменный анализ, Басгейт?
– Анализ? Какой?
– Бумажный. Так, чтобы перечислить всех участников, их мотивы и возможности, а потом аккуратно разложить все по полочкам. Что-то вроде сводного баланса.
– Вы правда этого хотите?
– Да, если вы не против. Это даст мне возможность повеселиться и позубоскалить на ваш счет. Так я верну себе чувство самоуважения. Нет, серьезно, сделайте это. Вы смотрите на проблему под другим углом. Возможно, это даст мне какую-то подсказку. В любом случае пойдет на пользу, честное слово.
– С удовольствием, – ответил Найджел и сел за работу.
Аллейн вернулся к письменному столу Кары Куэйн и стал сортировать ее бумаги. Наступила тишина, нарушавшаяся только шелестом страниц, потрескиванием дров в камине и бегавшим по листку карандашом. Наконец Найджел поднял голову и объявил:
– Все. Закончил.
– Дайте взглянуть, – попросил Аллейн.
Найджел с самоуверенным, но немного смущенным видом положил перед ним листок. Вот что он написал:
Убийство Кары Куэйн
Подозреваемые:
Посвященные, священник и причетник.
У всех была возможность подбросить в чашу пакетик из папиросной бумаги, предположительно содержавший цианид.
Обстоятельства преступления:
Кара Куэйн выпила вино в сильном нервном возбуждении. Похоже, она находилась в состоянии самогипноза и плохо сознавала свои действия. Мне это напомнило танцы дервишей и африканских колдунов.
– А вы их видели? – спросил Аллейн.
– Нет. Но я о них вспомнил.
Аллейн продолжал читать:
Другие посвященные также пребывали в состоянии сильного эмоционального подъема и вряд ли могли заметить манипуляции с чашей.
Гарнетт. Возможно, единственный нормальный человек в этой компании. Он дважды держал в руках чашу. Он начал раздавать ее адептам, потом снова взял у Огдена и передал Каре Куэйн. Возможностей у него было больше, чем у других. Мисс Уэйд сказала, что он прикрывал чашу одной ладонью, значит, мог легко подбросить в вино яд. Мотивы. Жертва положила в сейф Гарнетта 5000 фунтов ценными бумагами. Их украли. Она сделала «ужасное открытие» и, возможно, сказала ему об этом. Если он украл бумаги, это могло послужить поводом для убийства. Сам Гарнетт мог рассчитывать на крупную сумму, которая достанется ему по завещанию. Примечание. Одна из книг, спрятанных на полке, посвящена работе с ядами. Упав, она раскрылась на странице с рецептом домашнего приготовления цианида. Пьяный Гарнетт говорил как американец.
Миссис Кэндур. Первой из адептов взяла чашу. Ревновала к мисс Куэйн. Мотив: поссорилась с ней из-за Гарнетта. Помешана на сексе, непривлекательна, глупа, мстительна. Обрывок бумажки, найденный в камине, видимо, связан с ней. «Сэр, хочу вас предупредить… с миссис Кэндур» и т. д.
Возможно, это было предупреждение в отношении миссис Кэндур? Если да, то от кого?
Месье де Равиньи. Вторым из адептов взял чашу. Мисс Уэйд говорит, что он вытирал край сосуда носовым платком. В этот момент он мог подбросить яд. Мотив: влюблен в мисс Куэйн, которая вступила в связь с Гарнеттом. Невозмутим и беззастенчив. Знал покойную дольше остальных.
Мисс Уэйд. Третьей взяла чашу. Причастность к убийству маловероятна. Видимых мотивов нет. Судя по всему, она не знала о Гарнетте и Куэйн.
Прингл. Четвертым держал чашу. Невротик. Принимает наркотики. Боготворит Гарнетта. Мотив: застал врасплох Гарнетта и мисс Куэйн – полученный шок мог спровоцировать нервное расстройство и привести его к решению спасти Гарнетта. Мисс Уэйд говорит, что он чуть не выронил чашу.
Мисс Дженкинс. Пятой держала чашу. Причастность к убийству маловероятна. Мотивы: никаких.
Огден. Последний. Американец. Познакомился с Гарнеттом по пути в Англию. Принимает активное участие в делах церкви. С виду простоват, но только с виду. Делал крупные пожертвования в фонд церкви. Мотив: возможно, он и Гарнетт вместе проворачивали дела в Америке, а теперь перебрались сюда. Если так, Огден мог взять на себя убийство. Гарнетт подтвердил показания Огдена, когда он (Гарнетт) был пьян.
Клод Уитли. Передавал кувшин с вином. Мог подбросить цианид в вино. Наглый юнец. Смотрит в рот Гарнетту. В принципе, способен на что угодно. Мотив: ревность. Маловероятно. Пороху не хватит.
Замечание: если при вскрытии обнаружат цианид натрия, то книга по химии почти наверняка связана с этим делом. Она указывает на Гарнетта. Гарнетт, на мой взгляд, наиболее вероятный кандидат. Показания шофера говорят о том, что поездка мисс Куэйн в церковь сильно ее расстроила и заставила написать записку, которую Фокс нашел в портсигаре.
На этом сводка Найджела обрывалась. Он написал еще несколько слов в конце, но потом вычеркнул.
– Превосходно, – сказал Аллейн.
– Боюсь, здесь нет ничего нового.
– Да, но вы затронули некоторые спорные вопросы, а это в любом случае полезно. Кстати, перед вашим приходом мне звонил криминалист. Он обнаружил цианид натрия на папиросной бумаге. На анализ результатов вскрытия, разумеется, уйдет гораздо больше времени.
– Значит, «Занимательная химия» – важная зацепка.
– Не уверен, – задумчиво протянул Аллейн. – Во всяком случае, не в том смысле, какой вкладываете в это вы.
– То есть?
– На книге нет отпечатков пальцев. Хотя Бэйли использовал все возможности дактилоскопии.
– Вы о чем? Ах да. «Дактил» – значит «палец». Тогда почему бы не сказать – «пальцеграфии»?
– Да как вам угодно. Бэйли нанес на книгу нитрат серебра и обработал им все страницы. Никаких следов. Между тем, на бумаге есть потертости, значит, книгу кто-то листал. Если Гарнетт почерпнул свои сведения оттуда, получается, что сначала он стер с нее все отпечатки пальцев, а потом положил туда, где мы бы наверняка ее нашли. Странное сочетание предусмотрительности и глупости.
– Да, но… даже не знаю. По-вашему, это не Гарнетт?
– Вы написали, что Гарнетт, пожалуй, самый здравомыслящий человек во всей этой компании. Очень, надо сказать, дельное замечание. Как вам кажется, кто мог совершить такое преступление: хладнокровный и расчетливый преступник или истеричный, но хитрый психопат?
– Скорее последнее, – задумчиво ответил журналист, – а к Гарнетту это не относится. Но, возможно, он специально хотел внушить нам эту мысль.
– Вряд ли, – покачал головой инспектор, – это слишком уж тонко, Басгейт.
– Гарнетт кажется мне человеком тонким, – возразил Найджел. – Что вы думаете насчет того, что Огден и Гарнетт могли работать на пару?
– Сомневаюсь. Я уже говорил, что пьяный Гарнетт выложил все начистоту. Помните, как он сказал, что у Огдена «кишка тонка»?
– Послушайте, – предложил вдруг Найджел, – а давайте представим, что это детективный роман. На какой странице книги мы теперь находимся? Наверное, где-то в середине. Так мне кажется. Кого вы бы сейчас назвали убийцей?
– В детективах меня всегда обводят вокруг пальца. Я набрасываюсь на первый же крючок и оказываюсь в дураках.
– Да бросьте, – отмахнулся Найджел.
– Честное слово. Дело в том, что в реальных расследованиях редко попадаются такие аппетитные наживки.
– Черт с ними. Кто ваш кандидат?
– Зависит от автора. У Агаты Кристи мы бы наслаждались коварством мисс Уэйд. Лорд Питер у Дороти Сэйерс клюнул бы на Прингла. Инспектор Френч арестовал бы Огдена. Это и понятно, ведь Огден – главный подозреваемый.
– Что вы говорите! Огден? Вы же сами сказали, что он плохой актер.
– О, нет, нет! Он замечательный актер. Я имею в виду, что в данный момент некоторые обстоятельства указывают на Огдена.
– Почему?
– Дорогой Басгейт, вы меня удивляете. Подумайте о его положении.
– Будь я проклят, если понимаю, о чем вы говорите. Положение у него прекрасное. Он богатый человек.
Аллейн возвел глаза к небу, но промолчал.
– Хватит корчить рожи, Аллейн. К чему вы клоните? Вы подозреваете мистера Огдена или нет?
– Я подозреваю всех. Если не считать одного обстоятельства, о котором я упомянул выше, его шансы быть убийцей ничуть не больше, чем у остальных.
– Уж наверное побольше, чем у Джейни Дженкинс и мисс Уэйд.
В дверь постучали и вошел Фокс.
– Новый отчет от Бэйли, сэр, – доложил он. – Доброе утро, мистер Басгейт.
– Что он говорит? – спросил Аллейн.
– Ничего нового. Продолжает работать с отпечатками. Смышленый парень, между прочим. Он нашел «пальчики» отца Гарнетта на свертке с газетами и считает, что их следы есть на книге по химии. Но на страничке с цианидом ничего нет. На листке, вырванном из блокнота, остались отпечатки мисс Куэйн.
– А где он взял образец для сравнения? – спросил Найджел.
– Наверное, снял с тела, сэр.
– Ах да.
– На книге обнаружен еще один отпечаток, – продолжал Фокс, – но мы не можем его идентифицировать. Бэйли хочет взять «пальчики» у всех подозреваемых.
– Он сможет сделать это сегодня, – заметил Аллейн. – Когда начнется заседание суда? Завтра в одиннадцать?
– Именно так, сэр.
– Значит, нам надо поторапливаться.
– А вы что-нибудь нашли? – спросил Фокс. – Какие-нибудь зацепки?
– Ничего особенного. Любовные письма де Равиньи. Напыщенная проповедь Гарнетта.
– Можно взглянуть на письма месье де Равиньи, сэр? – попросил Фокс.
– Вот они. Сверху самое интересное.
Фокс присел за стол, нацепил на нос большие очки и развернул первое письмо. Найджел пристроился сзади.
– А вам-то зачем? – спросил Аллейн.
– Просто так, – отмахнулся Найджел, с жадностью читая первую страницу.
Месье де Равиньи писал размашистым почерком. Письмо было датировано прошлой пятницей.
Моя обожаемая Кара, тревога за вас сводит меня с ума. Дело даже не в том, что вы меня отвергли: в конце концов, любовь несет в себе не меньше риска, чем война. Я могу принять свое поражение стойко и с достоинством, оставшись, несмотря на все мои страдания, вашим верным другом. Вы знаете, что до сих пор мне удавалось (по крайней мере внешне) мириться с вашей английской флегмой. Но именно в качестве вашего друга я прошу и умоляю вас отказаться от намерения стать Избранным сосудом. Поверьте, это опрометчивый и даже опасный шаг. Вас ослепляет ложный блеск. Нет ничего дурного в увлечении религией, но в этой области следует соблюдать особое благоразумие и осторожность. Став Избранным сосудом, вы утратите над собой контроль и повергнете себя в пучину бедствий. Умоляю, откажитесь от этой мысли и не соглашайтесь на то, что нанесет ущерб вашему amour propre[13]. Вы не понимаете, на что идете. Повторяю: вы можете потерять величайшее сокровище. Вас подстерегает страшная опасность. Целую руку и искренне надеюсь, что вы прислушаетесь к моему совету.
Преданный вам
Рауль.
Прошу уничтожить это письмо, как и все предыдущие.
– Чего она не сделала, – заметил Найджел.
Глава 15
Отец Гарнетт делает открытие
– Напротив, она их сохранила, – подтвердил Аллейн. – Женщины хранят любовные письма по той же причине, по какой слуги собирают рекомендации. Во-первых, они поддерживают их amour propre, как выразился месье де Равиньи, а во-вторых, всегда могут пригодиться при случае.
– Анджела никому не показывает мои письма, – с жаром возразил Найджел. – Никогда!
– Даже своей лучшей подруге? Нет? Тогда вам повезло. Наверное, девушка надеется, что кто-то обнаружит вашу благоухающую духами переписку, если она умрет раньше вас.
– По-моему, это очень безвкусное замечание.
– Согласен и приношу извинения. Странно только, что вы сами не задумались о хорошем вкусе, когда читали любовные письма мисс Куэйн через плечо Фокса, – холодно добавил Аллейн.
– Но это совсем другое дело! – вспыхнул Найджел. – Мисс Куэйн убили.
– Значит, охота на эту дичь не запрещается? Ну конечно. А что вы думаете о послании месье де Равиньи?
– Мне оно кажется крайне сомнительным, – ответил Найджел. – Что он имел имел в виду, говоря, например, «опасный шаг» или «пучина бедствий»? Это очень похоже на угрозу. Мол, если вы станете Избранным сосудом, ваша жизнь будет в опасности.
– Он говорил не о ее жизни, мистер Басгейт, – возразил Фокс, оторвавшись от одного из писем.
– Верно, – согласился Аллейн. – Видимо, он достаточно старомоден, чтобы думать, будто у женщины есть нечто ценнее жизни.
– Хорошо, – кивнул Найджел, – но что побудило его написать эту записку?
– Отличный вопрос, Басгейт. Понятия не имею. Быть может, ревность или… страх. Он был очень взволнован, когда ее писал.
– Почему вы так решили?
– Я сужу по тому, как он строит фразы. Да и английский у него здесь хромает сильней обычного. Есть несколько ошибок.
– Кстати, постскриптум выглядит очень подозрительным.
– В самом деле. Каково ваше мнение, Фокс?
– Мне кажется, сэр, этот джентльмен намекает на кое-какие вещи, о которых не хочет говорить прямо. Возможно, он знал о неприглядных фактах из жизни преподобного, а может быть, боялся, что мисс Куэйн узнает то, чего ей не следовало знать. Судя по этому постскриптуму, он был испуган.
– Старый вы пройдоха! Ладно, здесь мы закончили. Пусть в доме останутся ваши коллеги, Фокс, и основательно все прочешут. Сейчас они наверху. А меня ждет свидание с мистером Раттисбоном.
– Он был консультантом в деле О’Каллагэна, верно? – спросил Найджел.
– Да. Кстати, вот каким должен быть настоящий адвокат. Приятным, легким собеседником, неотразимым болтуном… Он похож на хорошего актера, который всегда немного переигрывает. Мне пора идти. Встретимся в апартаментах Гарнетта, как сказал бы мистер Огден.
– Хорошо, сэр.
– А кто еще там будет? – поинтересовался Найджел.
– Ну, уж вы-то точно будете. Хотя я надеюсь увидеть всю компанию адептов. Ровно в два часа.
– Я приду, – пообещал Найджел. – Au revoir.
Журналист вернулся в свою редакцию, а Аллейн отправился через Стрэнд на маленькую улочку, где находился офис мистера Раттисбона.
Это была одна из тех адвокатских контор, которые легко могли бы послужить иллюстрацией к романам Чарльза Диккенса. В тесном подъезде крепко пахло затхлостью и пылью. Темная лестница вела на площадку с мутным окном, где едва хватало дневного света, чтобы разглядеть табличку на двери мистера Раттисбона. Самого адвоката Аллейн нашел в небольшом помещении, сильно пахнущем ветхой мебелью, кожаными диванами и крепким хересом. Пыли здесь не было, но она почти физически ощущалась в воздухе. Мистер Раттисбон, хоть одетый вполне современно, тем не менее выглядел так, словно носил строгую викторианскую одежду. Это был бодрый сухопарый старик с костлявыми руками и острым взглядом. Он говорил стремительно и без запинки. Как и его отец и дед, мистер Раттисбон занимался недвижимостью «верхнего среднего класса». У него была репутация чрезвычайно умного и проницательного адвоката.
– Надеюсь, я не опоздал, сэр, – сказал Аллейн.
– Нет, нет, инспектор, что вы, совсем нет. Вы весьма пунктуальны, весьма. Прошу вас, садитесь. Да. Очень рад. Кажется, мы не встречались с тех пор, как закончилось… скажем так – то не совсем приятное дельце?
– Не встречались. Простите, что беспокою. Наверное, вы догадываетесь, что привело меня сюда.
– Что привело вас сюда? Да, конечно. Несчастный случай с мисс Карой Валери Куэйн. Да, да. Я узнал об этом сегодня утром. Очень печальная история, очень.
– А от кого вы узнали, сэр?
– От ее служанки, или скорее компаньонки. Мисс… э-э… мисс Эдит Лора Хебборн сочла нужным поставить меня в известность и любезно позвонила мне домой по телефону. Прекрасный пример домашней прислуги старого образца. В лучшем смысле слова. Насколько я понял, нет никаких сомнений, что произошло убийство. Это так?
– Боюсь, что так. Дело очень странное.
– Очень странное? – поморщившись, повторил мистер Раттисбон. – Хорошо, инспектор, и чем я могу помочь?
– Мне нужна подробная информация о финансовом положении мисс Куэйн и ее завещании. Слушания по делу начнутся завтра. Думаю, мы сможем сэкономить время, если я вкратце изложу вам суть дела.
Аллейн в нескольких словах передал мистеру Раттисбону общий смысл того, о чем ему сообщили няня и члены секты. Адвокат внимательно слушал.
– Превосходно, – заметил он, когда Аллейн закончил. – Все коротко и по делу. Ничего лишнего.
– Вы всегда занимались делами мисс Куэйн, сэр?
– О, да. Да. Ее отец, полковник Куэйн, – старый клиент нашей семьи. Прекрасный человек.
– Давно вы видели мисс Куэйн?
– Пять недель назад.
– Высказывала ли она тогда намерение изменить свое завещание?
– А, так вы слышали об этом?
– От месье де Равиньи. Надеюсь, вы расскажете мне все, что имеет отношение к делу.
– Честно говоря, инспектор, я терпеть не могу обсуждать дела своих клиентов. Конечно, я понимаю, что речь идет об экстраординарном случае и все такое. После вашего звонка я много думал о том, стоит ли мне говорить… э… с полной откровенностью, и решил выложить все начистоту.
Мистер Раттисбон неожиданно сбросил с переносицы пенсне и нервно указал им на Аллейна.
– Итак, слушайте, – начал он. – Пять недель назад меня навестила мисс Кара Валери Куэйн. Но еще прежде она предупредила о том, что хочет внести существенные изменения в свое завещание, а затем – что собирается переписать его заново. Поэтому я заранее подготовил все необходимые документы. Мисс Куэйн приехала. – Адвокат с силой потер нос. – И поразила меня до глубины души.
Аллейн молчал. Несколько секунд мистер Раттисбон пристально смотрел на Аллейна, потом наклонился ближе к инспектору и продолжал:
– Да, я был поражен. Прежнее завещание очень взвешенно и разумно распределяло ее значительное состояние. Она оставляла крупные суммы нескольким солидным благотворительным фондам. Назначала ежегодное содержание для слуг. Делала распоряжения относительно отдельных лиц. Наследником всего остального имущества объявлялся ее троюродный брат – мальчик из Новой Зеландии, которого она никогда не видела, но который носил имя ее отца. И так далее, и тому подобное. Завещание просто образцовое. И вдруг она объявляет, что хочет все это изменить, а взамен составить новый документ. С нижеследующими пунктами. Ежегодная рента мисс Эдит Лоры Хебборн увеличивается с двухсот до трехсот фунтов в год. Дом, его обстановка, драгоценности, картины и тому подобное оставляется месье Раулю Оноре Кристофу де Равиньи. Значительная часть наследства переходит во владение отца Джаспера Гарнетта. А все остальное – все, до последнего пенни, – становится собственностью Храма Священного пламени, 89, Ноклэтчерс-роу, Итон-плейс, с отцом Гарнеттом в качестве единственного попечителя.
– Бог ты мой! – воскликнул Аллейн.
– Вот именно. По правде говоря, инспектор, я пришел в ужас. Я знал мисс Куэйн с детства. Ее отец был не только моим клиентом, но и другом. В каком-то смысле я считал себя in loco parentis[14], поскольку оба ее опекуна умерли. Услышав, что мисс Куэйн проявляет интерес к секте мистера Гарнетта, я немедленно навел о нем справки. То, что я узнал, меня не успокоило. Наоборот, вызвало еще большие подозрения. И вот, в довершение всего, она приходит ко мне и требует переписать завещание на этих самых условиях!
– Удивительно.
– Более чем. Будучи частным поверенным, я не раз сталкивался с тем, что можно назвать… скажем так – причудами своих клиентов. Я к ним привык. Но этот резкий поворот вызвал у меня глубокую тревогу. Должен признаться, я преступил границы допустимого и настоятельно посоветовал ей хорошенько все обдумать. Я высказал предположение, что отец Гарнетт может оказаться совсем не тем человеком, каким он ей кажется. Я долго уговаривал ее дать мне возможность провести дополнительное расследование. Получив отказ, я буквально умолял, чтобы она хотя бы позволила мне передать указанную сумму в распоряжение совета попечителей, действующего в интересах столь дорогого ей… хм… религиозного союза. Все было бесполезно!
– Она потребовала, чтобы единственным доверенным лицом был мистер Гарнетт?
– Именно так! При этом она была сильно возбуждена и очень резко – я бы даже сказал, раздраженно – реагировала на все мои предложения. Я заявил ей, что ее отец никогда не одобрил бы такого завещания. Но она меня не слушала. В конце концов мисс Куэйн сказала, что, если я буду ей перечить, она возьмет готовый бланк в первой попавшейся конторе и сама составит завещание.
Мистер Раттисбон уронил пенсне на листок промокательной бумаги, выразив этим жестом свое абсолютное бессилие.
– Я переписал завещание заново, – закончил он. – Три дня спустя она снова пришла ко мне и поставила подпись.
– Все ясно, – пробормотал Аллейн. – Скажите, какую сумму получит секта?
– Примерно двадцать одну тысячу фунтов.
– А насколько богаче станет мистер Джаспер Гарнетт?
– На десять тысяч фунтов.
– Ого! – воскликнул Аллейн.
Мистер Раттисбон бросил на него острый взгляд.
– Как, по-вашему, ему удастся… воспользоваться этим даром? – спросил он.
– Может быть. Если ему не помешают.
– Очень уклончивый ответ, инспектор.
– Это потому, что вы задаете наводящие вопросы, сэр.
Адвокат вдруг быстро засопел и издал какой-то хлюпающий звук. Это был смех.
– Скажите, – продолжал Аллейн, – существует ли возможность оспорить это завещание? Как, например, насчет юного новозеландца? Или судебного ограничения в правах? Скажем, из-за помрачения рассудка? Я плохо разбираюсь в законах, сэр, но… что, если мистер Гарнетт давал ей наркотики?
Мистер Раттисбон несколько секунд внимательно смотрел на Аллейна.
– Если вы сможете это подтвердить, – произнес он наконец, – загляните еще раз в мою контору. Буду вам весьма признателен.
– Я так и сделаю. – Аллейн встал. – Кстати, вы не знаете, почему мисс Куэйн увеличила содержание мисс Хебборн?
– На мой взгляд, это было что-то вроде – как бы поточнее выразиться – предложения мира. Очевидно, мисс Хебборн не слишком хорошо отзывалась об этой секте, считая ее чуть ли не воплощением всех зол. Из-за этого между ними случались неприятные сцены и размолвки, доходившие до открытых ссор. Между тем мисс Куэйн была сильно привязана к своей старой няне, которая преданно служила ей много лет. Судя по некоторым ее замечаниям, она хотела предложить ей что-то вроде компенсации.
– А месье де Равиньи? Он получил довольно большой куш, не так ли? Одни только картины чего стоят. Я видел в ее доме отличного Ван Гога и китайскую вазу в стиле famille verte. За них можно выручить кругленькую сумму.
– Верно. Месье де Равиньи – старый друг семьи и, насколько мне известно, коллекционер. Не имею чести быть знакомым с ним лично.
– У него весьма примечательный характер. Что ж, пожалуй, мне пора идти. До свидания, сэр, и примите мою огромную благодарность.
– Да, да. Спасибо вам, спасибо вам. Не стоит. До свидания. Да, – зачастил мистер Раттисбон с невероятной быстротой. Он вышел проводить инспектора на лестничную площадку и, наклонившись вперед, заглянул ему в лицо. – Надеюсь, вы собираетесь его… того самого? В места не столь отдаленные? Не так ли? Я всегда интересовался тем, как вы работаете. Но теперь это намного больше, чем просто любопытство… Будьте осторожней на ступеньках.
– Я тоже на это надеюсь. Спасибо, – поблагодарил Аллейн.
После встречи с помощником комиссара инспектор наскоро пообедал на Стрэнде и отправился прямо на Ноклэтчерс-роу. Здесь он нашел Клода, Лайонела и весь кружок адептов, собранных Скотленд-Ярдом и расположившихся в гостиной отца Гарнетта под присмотром сержанта Бэйли. Гарнетт, худой и бледный как мертвец, сидел во главе стола. Найджел некоторое время слонялся у входа с Фоксом и при появлении инспектора последовал за ним в комнату.
– Добрый день, леди и джентльмены, – бодро поздоровался Аллейн. – Простите, что заставил ждать.
Джейни Дженкинс возразила:
– Вы пунктуальны. Ровно два.
Мистер Огден встал и весело пробасил:
– Так-так, смотрите, кто пришел!
Все остальные пробормотали что-то невразумительное.
– Не волнуйтесь, долго я вас не задержу, – пообещал Аллейн. – Прежде всего, если вы не возражаете, мы снимем ваши отпечатки пальцев. Это обычная процедура. Я мог бы проделать это незаметно, подсунув вам несколько засаленных фото «для опознания», но у нас мало времени. Сержант Бэйли сделает все, что нужно.
Новость про отпечатки пальцев все восприняли по-разному: Джейни Дженкинс – с интересом, Морис – брезгливо, Огден – серьезно, а месье де Равиньи – с легкой улыбкой. Миссис Кэндур и мисс Уэйд пришли в ужас, Клод и Лайонел побледнели, а отец Гарнетт сохранил свой мрачно-отрешенный вид. Бэйли взял отпечатки, попросив каждого из них смазать подушечки пальцев типографской краской и оттиснуть на чистой бумаге. Он предусмотрительно предложил им масляную тряпочку, чтобы вытереть руки. Как только процедура была закончена, Аллейн пригласил всех посвященных за стол.
– Первым делом, – начал он, – я хотел бы услышать, что каждому из вас известно о содержимом сейфа. Кто-то имел к нему доступ, не так ли?
Наступило недолгое молчание, потом мистер Огден выпалил:
– Все знали, где лежал ключ, шеф, но никого это не волновало.
– И где же он лежал?
– На моем столе, – ответил отец Гарнетт. – Иногда.
– Скорее, в вашем кармане, – вставил мистер Огден. – Он не так уж часто валялся где попало, шеф. Хотя в нашем сейфе, по правде говоря, нередко бывало пустовато.
– А сколько там сейчас?
– Я… Честно говоря, не помню, – в замешательстве пробормотал отец Гарнетт. – В среду были новые пожертвования. Но… Нет, не помню.
– Шестьдесят один фунт, восемь шиллингов и шесть пенсов, – отчеканил месье де Равиньи.
– Ого, какая осведомленность! – насмешливо воскликнул Морис Прингл.
– Я церковный староста, – спокойно объяснил француз. – И все тщательно пересчитал. Причем в присутствии отца Гарнетта и мистера Огдена. Повторяю: в сейфе было шестьдесят один фунт, восемь шиллингов и шесть пенсов.
– Плюс чек на двадцать фунтов, – сухо вставил мистер Огден. – Вы забыли о нем упомянуть.
– Чек, выписанный лично вами, месье Огден. Да, я помню.
– Что-нибудь еще? – спросил Аллейн.
Читать бесплатно другие книги:
