Убийство в стиле винтаж Марш Найо
– Не беспокойтесь, вам это не повредит. Как вы думаете, мисс Дженкинс, почему мистер Прингл говорил, что мистер Гарнетт затыкает всем рты? И что миссис Кэндур хотела бы оказаться на месте мисс Куэйн. И что он сам намерен всем о чем-то рассказать?
– Откуда вам известно, что Морис все это говорил?
– Наверное, вы помните, что я появился как раз в тот момент, когда мистер Прингл во всеуслышание высказывал недовольство. Увидев меня, он оборвал себя на полуслове. В общем, что-то я слышал сам, что-то рассказал мистер Басгейт. Так что он имел в виду?
– Простите, но я вам не отвечу.
– Нет? Почему?
– Не хочу ворошить грязное белье. Все это не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Я в этом уверена.
– Напрасно. Выслушайте меня, пожалуйста. Мистер Басгейт готов подтвердить под присягой, что мисс Куэйн ничего не добавляла в чашу. Она взяла ее за ножку обеими руками и выпила до дна, не меняя позы. И две минуты спустя умерла. До этого чаша шла по кругу между посвященными. Больше ее никто не касался, кроме мистера Гарнетта и одного из служек. Неужели вы не понимаете, как важны в такой ситуации взаимоотношения между этими людьми? И неужели не согласны с тем, что я должен знать о них как можно больше? Я не уговариваю вас поступить против совести: это далеко выходит за рамки моих полномочий. Но я прошу вас, мисс Дженкинс, не говорите мне: «Это никак не связано с делом». Никто не знает, что с ним связано, а что нет. Есть только один человек, который может дать ответ.
– Вы хотите сказать – преступник?
– Да. Если он существует.
Наступило долгое молчание.
– Хорошо, я расскажу, – заговорила наконец Джейни. – Морис боготворил отца Гарнетта. Буквально обожал его, как сказал мистер Огден. Думаю, отец Гарнетт полностью захватил его воображение. Морис вообще очень подвержен внушению со стороны.
– Понимаю.
– Я и сама чувствовала то же самое. Когда он произносит проповедь, происходит нечто необыкновенное. Кажется, что тебе открывается новая истина. Все становится таким стройным и понятным.
– Чувство абсолютной ясности, – пробормотал Аллейн. – Его испытывают курильщики опиума.
Джейни вспыхнула.
– Вы хотите сказать, что он одурманивает нас словами? Я с этим не согласна. О чем мы говорили? Ах, да. В общем, в последнее время Морис начал подозревать, что за кулисами этого общества происходит что-то неприглядное. Он возвел образ отца Гарнетта на недосягаемую высоту, и малейшей намек на… на суетность казался ему недопустимым. Между тем кое-кто из прихожанок – я говорю про миссис Кэндур и бедняжку Кару – впали в явное нечестие. Морис пытался как-то на это повлиять. Он был очень возмущен… Вот что он имел в виду, говоря про миссис Кэндур.
– То есть он хотел сказать, что миссис Кэндур ревновала к мисс Куэйн, а мистер Гарнетт это замалчивал?
– Да.
– Ясно.
– Но это не значит, что миссис Кэндур ревновала настолько, что… Нет, пожалуйста, не подумайте ничего такого. Все это глупости. Морис просто закатил истерику. Он все преувеличивает. Вы мне верите? Правда верите?
– Пока рано об этом говорить, – покачал головой Аллейн. – Боюсь, вы многого не учитываете.
– Ничего подобного! Господи, зачем я вам рассказала! Я не скажу больше ни слова. Отпустите меня.
Голос Джейни задрожал. Ее глаза расширились, она вскочила с места, стиснув руки и тяжело дыша.
– Я вас не задерживаю, мисс Дженкинс, – спокойно ответил Аллейн. – После всего пережитого неудивительно, что у вас сдали нервы. Поверьте, вам незачем сожалеть о рассказанном. Даже наоборот. Люди плохо понимают, что в таких ситуациях помогать полиции – это их моральный долг и что, скрывая информацию, они могут нанести непоправимый вред множеству невинных граждан. Впрочем, это неуместный пафос, еще чуть-чуть – и начну нести полную околесицу… Берегите себя, мисс Дженкинс, и бегите домой.
Джейни выдавила из себя улыбку и провела рукой по лбу.
– О боже, – выдохнула она.
– Вы устали, – торопливо добавил Аллейн. – Басгейт, сбегайте на улицу и поймайте такси для мисс Дженкинс.
– Я лучше подожду Мориса.
– Уверены? Может, хотите выпить немного бренди мистера Гарнетта?
– Нет, спасибо. Я просто посижу где-нибудь в заднем ряду.
– Как угодно. Но сначала, если вы не против, вас обыщет наша надзирательница. Вас уже обыскивали раньше?
– Никогда. Это ужасно, но, наверное, у меня нет выбора.
– Боюсь, что нет. Инспектор Фокс вас проводит. А я пока побеседую с вашим молодым человеком.
Джейни с решительным видом прошла между рядами и исчезла в темноте. Через минуту Фокс вернулся, а Бэйли отправился за Морисом Принглом.
Появившись в храме, Морис быстро огляделся и, увидев Аллейна, застыл на месте. По приглашению инспектора он медленно спустился в зал, но садиться не стал. Вместо этого он остался стоять, сунув руки в карманы и покачиваясь на месте.
– Итак, приступим, – весело сказал Аллейн.
– Где Джейни? То есть мисс Дженкинс? – спросил Морис.
– Она вас ждет.
– Что вы хотите узнать?
– Все, что вы можете сказать по этому делу.
Морис замолчал. Аллейн снова спросил его про запах и услышал ответ про ладан. Затем инспектор взял свой блокнот и зачитал слова, произнесенные мистером Принглом накануне.
– О чем вы собирались рассказать, когда я вошел в зал?
– Ни о чем.
– Вы всегда не заканчиваете фразы, мистер Прингл?
– То есть?
– Вы крикнули: «Я все им расскажу», – но, увидев меня, замолчали.
Морис вытащил одну руку из кармана и стал кусать ногти.
– Отвечайте. Почему вы сказали про возмездие? Зачем миссис Кэндур хотела занять место мисс Куэйн? Что замалчивал мистер Гарнетт? И что вы собирались «всем рассказать»?
– Я отказываюсь отвечать. Это мое дело.
– Прекрасно. Фокс!
– Сэр?
– Передайте мисс Дженкинс, что мистер Прингл отказывается говорить с полицией, так что она может его не ждать. Проследите за тем, чтобы ей вызвали такси, хорошо? У нее усталый вид.
– Да, сэр.
– В чем дело? – сердито вмешался Морис. – Я сам ее отвезу.
Фокс остановился.
– К сожалению, вам придется немного задержаться, – объяснил Аллейн.
– Проклятье! Терпеть не могу чинуш! Садизм в худшем виде.
– Выполняйте, Фокс.
– Погодите, – буркнул Морис. – Я… Черт, что за дурацкая фраза… Я буду говорить.
Аллейн улыбнулся, а Фокс спокойно вернулся на свое место.
– Интересуетесь психоанализом, мистер Прингл? – вежливо спросил Аллейн.
– А это тут при чем? – грубо ответил Морис. Казалось, с него полностью слетели все следы благовоспитанности. – Удивляюсь, что в полиции вообще слышали такое слово.
– Считайте, что мне его кто-то подсказал.
Морис бросил на Аллейна быстрый взгляд и покраснел.
– Простите… Эта жуткая история совсем выбила меня из колеи.
– Понимаю. Я спросил про психоанализ только потому, что вы упомянули «садизм» – очень интеллигентское словечко. Сомневаюсь, что вы ясно представляете себе его значение. Как вы относитесь к психологии толпы?
– К чему вы клоните?
– К психологической стороне религиозных ритуалов. Как вы думаете, что происходит с людьми, когда они попадают, скажем, под влияние харизматичного священника?
– Что происходит?! Они становятся его рабами!
– Сильно сказано, – заметил Аллейн. – По-вашему, здешняя паства – это рабы мистера Гарнетта?
– Если угодно – да. Да, да, да!
– И вы тоже?
Молодой человек взглянул на него так, словно ему очень трудно было сосредоточиться. Его губы дрожали.
– Посмотрите, – выдавил он из себя.
Аллейн подошел ближе, пристально посмотрел ему в глаза и произнес одно слово – так тихо, что Найджел не расслышал. Морис кивнул.
– Как вы догадались?
– Вы сами сказали: посмотрите. Вас выдают глаза. Суженные зрачки. Ну, и плохие манеры – уж простите.
– Я не могу себя контролировать.
– Похоже, что так. Работа мистера Гарнетта?
– Нет. То есть, думаю, ему кто-то поставляет… Он… он давал мне специальные сигареты. Очень слабые, поверьте. Говорил, что это обостряет восприимчивость.
– Еще бы.
– Но они и правда помогают! Волшебное средство. Все кажется таким чудесным. Только… только…
– Теперь это уже не только сигареты, верно?
– К черту ваш гонор, инспектор. О боже, простите…
– Другие посвященные тоже прибегают к краткому пути к духовному прозрению?
– Только не Джейни. Она даже не знает. И Огден тоже нет… Не говорите ей, ладно?
– Постараюсь. А остальные?
– Не все. Кара Куэйн только начала. Кэндур употребляет. Давно, еще до встречи с отцом Гарнеттом. Огден и де Равиньи – нет. Хотя насчет де Равиньи я не уверен. На самом деле ему стоило бы попробовать. В конце концов, всегда можно бросить.
– И вы можете? – спросил Аллейн.
– Конечно. Я собираюсь завязать.
– Значит, вы все собираетесь у мистера Гарнетта и… курите сигареты?
– Так было вначале. Но потом эти двое – миссис Кэндур и мисс Куэйн – стали приходить отдельно и в другое время. – Морис поднес руку к лицу и взялся за дрожащую нижнюю губу. – А потом… Потом Кара стала готовиться к роли Избранного сосуда и ходила к нему одна.
– Понятно.
– Ничего вам не понятно. Вы ничего не знаете. Только я знаю. – Он заговорил быстро и сбивчиво, словно хотел выговориться во что бы то ни стало. – Недели три назад, днем, я зашел к отцу Гарнетту. В церкви никого не было. Поэтому я пошел через алтарь – прямо туда, к его двери. Я позвал: «Вы здесь, отче?» Они не слышали. Я вошел, точнее, заглянул и… О боже! О боже! Фригг и Один. Избранный сосуд!
Морис громко рассмеялся и рухнул на один из стульев. Потом уронил голову на руки и разрыдался во весь голос.
Инспектор Фокс перешел на другую сторону нефа и сделал вид, что внимательно разглядывает статую какого-то северного божества. Найджел с острым чувством неловкости склонился над своим блокнотом. Детектив-сержант Бэйли выглянул из укрытия, бросил на Мориса неодобрительный взгляд и снова исчез.
– Так вот почему вы сказали про возмездие, – задумчиво произнес Аллейн.
Морис только слабо повел плечами – очевидно, в знак согласия.
В конце прохода появилась маленькая женская фигурка.
– Вы закончили, инспектор Аллейн? – спросила Джейни.
Голос у нее был таким холодным, что до Найджела не сразу дошло, до какой степени она взбешена.
– Да, вполне, – серьезно ответил Аллейн. – Вы можете идти домой.
Она склонилась над Принглом.
– Морис… Морис, милый, пойдем.
– Оставь меня, Джейни.
– И не подумаю. Ты должен меня проводить.
Она еще минуту поговорила с ним, шепча ему что-то на ухо, и он наконец встал. Джейни взяла его под руку. Аллейн стоял рядом.
– Я готова вас за это убить, – бросила ему Джейни.
– О, дитя мое, не говорите так! – воскликнул Аллейн так искренне, что Найджел с удивлением на него уставился.
Джейни тоже внимательно посмотрела на инспектора. Очевидно, что-то в выражении его лица заставило ее переменить свои мысли.
– Хорошо, не буду, – пообещала она.
Глава 8
Характер месье де Равиньи
После того как Мориса обыскали и отправили домой, Найджел подошел к Аллейну с тем глуповатым и капризным видом, какой он напускал на себя каждый раз, когда приставал к нему с расспросами.
– Может, кто-нибудь мне объяснит, – заговорил он раздраженным тоном, – поведение этого молодого человека?
– То есть? – рассеянно отозвался Аллейн.
– Что это за странный «принглеизм»? Объясните мне, пожалуйста. Зачем Прингл просил вас на него посмотреть? И почему вы выполнили его просьбу? Что сказали Принглу? Из-за чего он заплакал?
– Фокс, – позвал Аллейн, – не могли бы вы заняться нашим мистером Умником?
– Да, сэр, – ответил Фокс, оторвавшись от своего божка. – Что вас интересует, мистер Басгейт?
– Принглеизм.
– Вы имеете в виду поведение молодого джентльмена, сэр? Должен признать, оно довольно необычно. Судя по всему, юноша принял нечто такое, что не пошло ему на пользу.
– На что вы намекаете, инспектор Фокс? Какие-то несовместимые продукты? Вроде виски с устрицами?
– Скорей уж героин с горячим воздухом, – перебил Аллейн. – О, мистер Гарнетт, мистер Гарнетт, в какие хитрые игры вы здесь играете!
– Постойте, постойте! – воскликнул Найджел. – Вы хотите сказать, что Гарнетт…
– Пригласите сюда французского джентльмена, – попросил Аллейн, не дав ему договорить.
Месье де Равиньи появился в зале с видом ироническим и высокомерным. Это был мужчина приятной внешности, довольно высокий для француза и одетый с безупречным вкусом. Увидев Аллейна, он быстро направился к нему.
– Вы хотели со мной поговорить, инспектор Аллейн?
– Да, если вы не возражаете, месье де Равиньи. Присядете?
– После вас, месье.
– Нет, месье, после вас.
Некоторое время они препирались таким образом под довольным взглядом Фокса. Наконец оба сели. Месье де Равиньи положил ногу на ногу, выставив вперед сияющий ботинок.
– Итак, сэр? – спросил он.
– Вы очень любезны, месье. Чистейшая формальность: просто пара вопросов, которые мы обязаны задать по долгу службы. Надеюсь, вы понимаете.
– Разумеется. Давайте сразу перейдем к делу.
– Согласен. Прежде всего, не заметили ли вы какого-нибудь необычного запаха, исходившего во время церемонии из чаши?
– Полагаю, вы имеете в виду синильную кислоту, – заметил де Равиньи.
– Совершенно верно. Могу ли я узнать, почему вы решили, что в качестве яда был использован именно цианид?
– Насколько я помню, вы сами говорили об этом, месье. Впрочем, не важно. Я сразу понял, что Кара была отравлена цианидом. Ни один яд не действует так быстро, а когда она упала… – Он немного побледнел, потом упрямо продолжил: – Когда она упала, я наклонился над ней и… и почувствовал запах.
– Ясно. Только в этот момент, но не раньше?
– Да, только в этот. Запах благовоний – сладкого миндаля, по словам причетника, – был слишком крепок и, кстати, здорово похож на запах яда.
Он быстро взглянул на Аллейна:
– Мою Кару убили. Я знаю.
– Вы сказали «моя Кара». Значит ли это, что вы и мисс Куэйн…
– Я обожал ее. Много раз предлагал ей стать моей женой. Увы, она меня не любила. Вся ее жизнь была посвящена религии. Я вижу, вы внимательно на меня смотрите, инспектор. Наверное, думаете, что я слишком спокоен? Ведь мы, французы, такие экспрессивные. Мне впору размахивать руками, закатывать глаза и устраивать истерики, как этот мальчишка Клод.
– Нет, месье де Равиньи. Я думал о другом.
– N’importe[1], – пробормотал француз.
– On n’est pas dupe de son cur[2]… – начал Аллейн.
– Вижу, я вас недооценил, инспектор. Вы не разделяете расхожих взглядов на моих соотечественников. Кстати, у вас отличное произношение.
– Вы слишком добры, месье. Вам не приходила в голову мысль о самоубийстве?
– Зачем ей себя убивать? Она была красива и… любима.
– И богата?
– И богата.
– Вы следили за ее движениями, когда она взяла чашу?
– Нет, я не смотрел, – ответил де Равиньи.
– Вы тоже человек религиозный, иначе не оказались бы здесь, не так ли? – добавил Аллейн после паузы.
Месье де Равиньи уклончиво пожал плечами:
– Мне любопытны эта церковь и ее обряды. К тому же мысль о том, что все божества заключены в едином боге, соответствует моему характеру. В конце концов, надо же во что-то верить. Атеизм не для меня.
– Когда вы начали посещать храм?
– Дайте подумать… Около двух лет назад.
– А когда стали посвященным?
– Вы входите в число жертвователей? Простите, я вынужден задать этот вопрос.
– Разумеется, месье, долг прежде всего. Я жертвую небольшие суммы. Пять шиллингов после каждой службы и еще по фунту время от времени. Мой первый взнос составлял пять фунтов. Тогда этот храм только создавался. Я подарил чашу – старинную вещь, принадлежавшую моей семье.
– Красивый сосуд. Отличный образец барокко, – одобрил Аллейн.
– У этой чаши есть своя история. И еще, я подарил статуэтку. Справа от вас, месье.
Аллейн повернул голову и взглянул на статуэтку месье де Равиньи. Это было бронзовое изваяние грубоватой лепки, изображавшее расплывчатую обнаженную фигуру в крылатом шлеме, из которой вырастали какие-то еще более неопределенные и расплывчатые формы.
– Любопытно, – произнес инспектор. – Кто автор?
– Я, месье. В состоянии экстаза, – холодно ответил месье де Равиньи.
Аллейн бросил взгляд на его умное интеллигентное лицо и пробормотал что-то неразборчивое.
– Видите ли, у меня артистический характер, – объяснил француз. – Впрочем, я всего лишь дилетант. Немного леплю, немного пишу, comme ci, comme ca[3], – так, изящные безделушки. Немного коллекционирую. Я не богат, месье инспектор, но порой позволяю себе кое-какие мелочи.
– Замечательный образ жизни. Могу вам только позавидовать, месье. Но давайте вернемся к делу.
Инспектор Фокс на заднем плане что-то невнятно пробасил, словно хотел процитировать: «Revenons a nos moutons»[4], – но запутался в произношении.
– Я слышал, – продолжал Аллейн, – что у мисс Куэйн не было родных в Англии. Но какие-то родственные связи у нее все-таки должны быть?
– Нет, никаких. Она сама мне говорила. Кара – единственный ребенок в семье и круглая сирота. Она выросла в монастыре за границей. Оба ее опекуна умерли.
– Так вы познакомились с ней за границей?
– Да, во Франции, несколько лет назад, в доме моего друга.
– И мисс Куэйн ввела вас в это общество?
– Нет, месье. Увы, это была моя инициатива: я сам пригласил ее сюда.
– Хорошо, вернемся к связям мисс Куэйн. С кем она поддерживала отношения?
– Со своим адвокатом.
– Ну да, само собой. Вы его знаете?
– Понаслышке. Дайте вспомнить. Его зовут… черт… что-то вроде Ратс. Нет. Раттингтаун? Нет.
– Может быть, Раттисбон?
– Точно! Вы с ним знакомы?
– Немного. Что будет с ее деньгами, месье де Равиньи?
Француз выразительно повел плечами, поднял брови, выпучил глаза и надул губы.
– Понятно, – сказал Аллейн.
– Насколько мне известно, – добавил де Равиньи, – большая часть пойдет на этот храм. Пять тысяч ценными бумагами уже лежат в сейфе. Но это не все. Кара говорила мне, что изменила завещание в пользу церкви. Тогда я и услышал о мистере Ратсе.
– Ясно, – кивнул Аллейн. – Давайте поговорим о другом. Что вам известно о подготовке чаши к церковной церемонии?
– Ничего, месье. Я не интересуюсь подобными вещами. Знание лишних подробностей может повредить духовной жизни. Такой уж у меня характер.
– Предпочитаете не заглядывать за кулисы?
– Именно так. Разумеется, должны быть какие-то секреты. Ясно, что вино в чаше вспыхивает не просто так, но я не хочу вникать в такие мелочи. Меня интересует результат.
– Понимаю, – согласился Аллейн. – Что ж, думаю, на этом все. Тысяча благодарностей за то, что были так любезны.
– Ну что вы, месье. Это вы были очень любезны. Если я смогу быть вам чем-то полезен… Я понимаю, что дело деликатное, но если понадобится моя помощь… В общем, я готов на все ради поимки мерзавца. Скажем, дополнительные расходы и тому подобное – вы понимаете?
– Вы слишком добры, но…
– Tout au contraire, monsieur[5].
– …но в первую очередь нам нужна информация. Не возражаете, если мы вас обыщем, месье?
– Возражаю, месье, но все же повинуюсь.
Фокс обыскал его и не нашел ничего, кроме денег, чековой книжки и фотографии.
– Mon Dieu![6] – воскликнул месье де Равиньи. – Неужели обязательно хватать ее своими лапами? Верните мне карточку.