Не буди дьявола Вердон Джон
– Вопросы лучше задавать лицом к лицу. Видеть глаза человека, а не просто слышать голос. Вот мой вопрос. Я про рамовское дерьмо. На чьей вы стороне?
– Не понял.
– Мир полон зла, мистер Гурни. Зла и его отражений. Убийств и массмедиа. Я должен знать, на чьей вы стороне.
– Вы спрашиваете, что я думаю о том, как в новостях освещают убийства? А что об этом думаете вы?
Клинтер резко хохотнул.
– Спектакль для придурков! Поставленный идиотами! Сплошное накручивание, гниль и ложь! Вот как они “освещают”, мистер Гурни. Торжество невежества! Фабрика катастроф! Торгуют гневом и негодованием! А “РАМ-Ньюс” хуже всех. Брызжут желчью и говном на благо свиньям!
В уголках его рта запенилась слюна.
– Вы и сами, похоже, полны гнева, – сказал Гурни с той отрешенностью, которую всегда испытывал, когда рядом с ним бурлили чужие эмоции.
– Полон гнева? О да! Полон до краев, поглощен им и движим. Но я им не торгую. Я не словоблуд с “РАМ-Ньюс” и не торгую гневом. Мой гнев не продается.
Мотоцикл Клинтера все еще тарахтел на холостом ходу, теперь прерывисто. Он газанул, и мотор взревел.
– Значит, вы не торговец, – сказал Гурни, когда стало потише. – Но кто же вы, Макс? Я никак не могу вас понять.
– Я – то, чем меня сделал мерзейший ублюдок. Я – гнев Господень.
– А где ваш “хаммер”?
– Забавно, что вы спросили.
– Нет ли вероятности, что позавчера вы были в окрестностях озера Кайюга?
Клинтер поглядел на него долгим, напряженным взглядом.
– Есть такая вероятность.
– Можно ли спросить зачем?
Еще один оценивающий взгляд.
– Я был там по особому приглашению.
– Простите?
– Это был его первый ход.
– Я вас не понимаю.
– Получил от Пастыря СМС: приглашение встретиться на дороге, завершить незавершенное. Я, дурак, ему поверил. Удивлялся, почему он так и не появился, не мог понять, пока наутро не услышал новости. Об убийстве Блум. Он специально так подстроил, понимаете? Заставил ездить мимо ее дома, взад и вперед, переполняясь ненавистью и жаждой. Жаждой с ним поквитаться. Он знал, что я приеду. Ну что ж. Очко в его пользу. Но следующее будет моим.
– Наверное, номер, с которого пришло сообщение, невозможно определить?
– Анонимный предоплаченный мобильный? Не имеет смысла. Но скажите мне вот что. Как вы узнали, что я был у озера?
– Опрос свидетелей в день после убийства. Два человека запомнили вашу машину. Сказали копам, а один коп сказал мне.
Глаза Клинтера снова вспыхнули.
– Видите! Адская подстава! Специально подстроил, и вышло по его плану.
– Поэтому вы решили уехать из дома и спрятать “хаммер”?
– Пока он не понадобится. – Он помолчал, облизнул губы, вытер их рукой в черной перчатке. – Дело в том, что я не знаю, насколько сильно он меня подставил, а если меня будут допрашивать или загребут по подозрению, я буду выведен из строя и не смогу сразиться с врагом. Понимаете?
– Думаю, да.
– Скажите прямо, на чьей вы стороне?
– На своей собственной, Макс. И больше ни на чьей.
– Что ж, честно.
Клинтер опять поддал газу на полную и продержал так пять оглушительных секунд, лишь потом отпустив на холостой ход. Затем полез во внутренний карман кожаной куртки и извлек нечто вроде визитки. Однако ни имени, ни адреса на ней не было, только телефон. Он протянул карточку Гурни.
– Мой мобильный. Всегда при мне. Сообщайте мне обо всем, что, по-вашему, я должен знать. Секреты порождают конфликт. Есть надежда, что мы избежим конфликта.
Гурни положил карточку в карман.
– Пока вы не уехали, Макс. Похоже, вы дольше всех изучали личную жизнь жертв. Интересно, что засело у вас в памяти?
– Засело в памяти? Например?
– Когда вы думаете о жертвах и их семьях, есть ли в них какая-нибудь маленькая странность – такая, что их объединяет?
Клинтер словно бы задумался, потом быстро перечислил имена на манер церковного речитатива:
– Меллани, Роткер, Стоун, Брюстер, Блум. – Задумчивое выражение на его лице сменилось хмурым. – Странностей море. С тем, что объединяет, сложнее. Я сидел в интернете неделями, годами. Имена выводили меня на новости, новости – на новые имена, организации, компании, туда и обратно, нашел одну вещь, а за ней десять. Бруно Меллани и Гарольд Блум учились в одной и той же средней школе в Куинсе, но в разные годы. Девушка сына Иэна Стерна была одной из жертв Душителя из Уайт-Маунтинс. Она училась в Дартмуте на последнем курсе, когда Джими Брюстер учился на первом. Шэрон Стоун могла показывать дом Роберте Роткер, а та купила своих ротвейлеров у заводчика в Уильямстауне в двух милях от дома доктора Брюстера. Я могу продолжать. Но понимаете, к чему я клоню? Вроде есть какие-то связи, но важны ли они – непонятно.
Порыв холодного ветра пригнул к земле жесткие сухие стебли.
Гурни сунул руки в карманы куртки.
– Вы так и не обнаружили ни одной нити, которая бы связывала их всех?
– Ни одной, кроме этих гребаных тачек. Конечно, искал только я. Знаю, что думали мои коллеги. Очевидная связь есть – машины, так зачем искать еще что-то?
– Но вы думаете, что такая нить есть, да?
– Я не думаю. Я уверен. Большой план, которого никто не вычислил. Но это в прошлом.
– В прошлом?
– Пастырь вернулся. Обманул меня. Чтобы прикончить. Близится развязка. Довольно думать, взвешивать и соображать. Время думать прошло. Теперь – время сражаться. Мне пора. Время на исходе.
– Один последний вопрос, Макс. Фраза “не буди дьявола” вам о чем-нибудь говорит?
– Ни о чем, – он вытаращил глаза. – Впрочем, звучит жутко, не правда ли? Наводит на определенные мысли. Где вы ее слышали?
– В темном подвале.
Клинтер долгим взглядом посмотрел на Гурни. Затем опустил забрало, газанул, по-военному отдал честь, резко развернул мотоцикл на 180 градусов и поехал вниз по склону.
Когда мотоцикл скрылся из виду, Гурни поплелся обратно в дом, обдумывая странные связи между жертвами, которые обнаружил Клинтер. На ум приходила теория шести рукопожатий и другая, похожая: если тщательно исследовать жизнь людей, то найдется неожиданно много мест, где они пересекались.
Оставалась одна большая неувязка – как выразился Клинтер, “гребаные тачки”.
Вернувшись на кухню, Гурни сделал себе еще одну чашку кофе. Мадлен вошла из прихожей и тихо спросила:
– Твой друг?
– Макс Клинтер.
Он начал было пересказывать их разговор, но потом заметил время на часах.
– Прости, уже позже, чем я думал. Мне без пятнадцати десять надо быть в Саспарилье.
– А мне надо в ванную.
Через несколько минут он крикнул ей, что уходит. Она крикнула в ответ, чтоб был осторожнее.
– Я тебя люблю, – сказал он.
– И я тебя, – сказала она.
Через пять минут, проехав около мили вниз по склону, он увидел, что навстречу едет фургон экспресс-почты. По пути было всего два дома, в оба хозяева приезжали в основном на выходные. Значит, скорее всего, почта для него или Мадлен. Он остановился на обочине, вышел из машины и помахал рукой.
Почтальон остановился, узнал Гурни, отыскал в машине конверт и протянул ему. Они обменялись сочувственными фразами о том, что весна слишком холодная, потом водитель уехал, а Гурни вскрыл конверт, адресованый ему.
Под наружным конвертом был еще один, из простой бумаги. Гурни открыл его, достал листок и прочел:
Алчность заражает семью, как больная кровь заражает воду в купальне. Каждый, кто коснется ее, заразен. Посему жены и дети, которых вы считаете сосудами жалости и скорби, должны быть уничтожены в свой черед. Ибо дети алчности суть зло, и зло суть те, с кем они связали жизнь, и должны быть уничтожены. Все, кого вы в безумии своем тщитесь утешить, должны быть уничтожены, ибо кровными узами или узами брака они связаны с детьми алчности.
Уничтожить плод алчности нужно, не оставив и пятна. Ибо плод оставляет пятно. Те, кто пользуется плодами алчности, повинны в алчности и должны понести наказание. Они погибнут под лучами ваших похвал. Ваша похвала – их погибель. Ваша жалость – яд. Своим сочувствием вы приговорили их к смерти.
Неужели вы не видите? Неужели настолько слепы?
Мир сошел с ума. Алчность рядится в одежды добродетели. Богатство стало мерилом благородства и таланта. Средства массовой информации – в руках чудовищ. Восхваляют худших из худших.
Демон вещает с кафедры, а Господь забыт. Но безумный мир не уйдет от суда.
Таково последнее слово Доброго Пастыря.
Глава 35
Приглашение на вечеринку
Когда Гурни повернул на седьмое шоссе, главную дорогу через Саспарилью, у него зазвонил телефон. На экране высветился номер Кайла, но это была Ким.
Вина и гнев предыдущего дня сменились в ее голосе потрясением и страхом.
– Мне только что пришло письмо по срочной почте… от него… от Доброго Пастыря. Про то, что людей надо уничтожить… убить.
Гурни попросил ее прочитать письмо. Он хотел удостовериться, что он получил тот же текст.
Текст был слово в слово, как в письме ему.
– Что нам делать? – спросила она. – Вызывать полицию?
Гурни ответил, что получил такое же письмо и что он скоро приедет на совещание, где покажет его местной полиции и ФБР. Но у него есть один вопрос.
– На какой адрес было отправлено письмо?
– Это самое страшное, – голос ее дрожал. – На наружном конверте написан адрес Кайла, но там внутри был еще второй конверт, с моим именем. Это значит, Добрый Пастырь знал, что я здесь, что мы оба здесь. Откуда он мог это знать?
Накануне вечером, когда после мерзкого сообщения от Миза Мадлен задала ему тот же вопрос, Гурни исключил возможность наружной слежки. Теперь он уже не был так уверен.
– Откуда он мог знать? – еще взволнованнее повторила Ким.
– Он мог и не знать точно, что вы вместе. Он мог просто думать, что Кайл сможет вас найти и передать вам это письмо. – Но, еще не закончив фразу, он понял, что смысла в его словах немного, что он лишь пытается ее успокоить.
Похоже, не сработало.
– Он послал его экспресс-почтой. Значит, хотел, чтобы я получила его утром. И он указал оба наших имени. Значит, он знал, что мы оба здесь!
Логика тут хромала, но Гурни не собирался это обсуждать. На несколько мгновений он задумался, не привлечь ли к делу полицию Нью-Йорка: просто чтобы пришел человек в форме и создал иллюзию защиты. Но подумал, что возникнет путаница, недопонимание, надо будет все объяснять, и это перевесило возможные выгоды. В сухом остатке, как бы бюрократично это ни звучало, никаких явных свидетельств угрозы для жизни Кайла и Ким не было, и потому все началось бы со спора, а кончилось бы неразберихой.
– Я от вас хочу вот чего: оставайтесь в квартире, оба. Убедитесь, что дверь заперта. Никому не открывайте. Я перезвоню вам после совещания. А пока, если возникнет любая угроза или вы получите любое новое сообщение, сразу же мне звоните. Договорились?
– Договорились.
– Теперь я хочу кое о чем спросить. У тебя есть доступ к видеозаписи интервью с Джими Брюстером?
– Да, конечно. У меня оно на айподе.
– С собой?
– Да.
– И ты можешь его мне переслать?
– Зависит от того, примет ли ваш сервер такой тяжелый файл. Но я уменьшу разрешение до минимума, так что не должно быть проблем.
– Отлично, главное, чтобы я различал, что на экране.
– Вам прямо сейчас послать?
– Да, пожалуйста.
– А можно спросить зачем?
– Имя Джими Брюстера всплыло в другом контексте. В разговоре с Максом Клинтером. Я хотел бы лучше понимать, что это за человек.
Договорив, он свернул на парковку у регионального управления полиции штата Нью-Йорк. Он проехал мимо ряда патрульных машин и припарковался рядом с сияющим серебристым “БМВ 640i”.
Если бы такая супермодная машина за 85 тысяч долларов была у госслужащего, это не могло бы не вызвать вопросов, но у преуспевающего консультанта она смотрелась естественнее. До этого момента Гурни как-то не приходило в голову, что на совещании может быть Ребекка Холденфилд, но теперь он готов был поспорить, что будет. Машина была в ее стиле.
Он посмотрел на часы. До начала оставалось пять минут. Можно пока позвонить Конни Кларк – будет предлог оборвать разговор, если он вообще состоится. Он начал искать ее номер, и тут рядом с ним припарковался черный “форд” модели “краун-виктория” – служебная машина полиции штата. На пассажирском месте сидела Баллард, а за рулем был Энди Клегг.
Баллард пригласила Гурни сесть к ним в машину, указав на широкое заднее сиденье. Гурни так и сделал, захватив с собой свой конверт.
Баллард заговорила, и было ясно, что она тщательно обдумала свои слова.
– Доброе утро, Дэйв. Спасибо, что приехали, хотя я поздно предупредила. Прежде чем мы пойдем на совещание, я хочу изложить вам свою позицию. Как вы знаете, Бюро криминальных расследований в Оберне расследует убийство Рут Блум. Это убийство может быть или не быть связано с открытым десять лет назад делом Доброго Пастыря. Это может быть тот же самый преступник, или его подражатель, или же возможна какая-то третья версия.
Гурни понимал, что никакой “третьей версии” тут быть не может, но понимал также, что Баллард ставит вопрос максимально широко, чтобы не потерять доступа к делу.
Она продолжала:
– Я понимаю, что есть официальная версия следствия и что вы ее жестко критиковали. Я хочу, чтобы вы знали, что я начинаю это совещание, будучи открыта к любым возможностям. Я не заинтересована ни в одной из версий. И мне неинтересно ни с кем меряться письками. Единственное, что меня интересует, – это факты. Им я горячо предана. Я попросила вас сегодня к нам присоединиться, так как почувствовала, что вы, возможно, разделяете эту преданность. У вас есть вопросы?
Все это казалось прямолинейным и четким – таким же, как сильный и четкий голос Баллард. Но Гурни знал, что здесь есть второй слой. Он был практически уверен, что Баллард пригласила его, потому что узнала, вероятно от Дейкера, что он сумел вывести Траута из себя и что его негласная роль состояла в том, чтобы усложнить процесс и выбить у агента ФБР почву из-под ног. Иными словами, он был тузом в рукаве Баллард.
– У вас есть вопросы? – повторила она.
– Только один. Я так понимаю, Дейкер показывал вам составленный ФБР профиль Доброго Пастыря?
– Да.
– Что вы о нем думаете?
– Я не уверена.
– Это хорошо.
– Простите?
– Признак непредвзятого ума. А теперь, прежде чем мы пойдем внутрь, у меня для вас маленькая сенсация. – Он открыл конверт, лежавший у него на коленях, потом внутренний конверт и достал письмо. – Вот что я получил сегодня утром. Я его уже касался, но никому другому пока лучше к нему не притрагиваться.
Баллард и Клегг повернулись на своих сиденьях, чтобы видеть его лицо. Гурни медленно прочел письмо вслух. Он еще раз подивился изяществу стиля, особенно концовке: “Демон вещает с кафедры, а Господь забыт. Но безумный мир не уйдет от суда”. Но вот в чем проблема: это было красочное излияние чувств, в котором ощущалось отсутствие какого-либо чувства.
Дочитав, он повернул письмо к Баллард и Клеггу, чтобы они могли прочесть его сами. Баллард была очень взволнованна.
– Это оригинал? – спросила она.
– Один из двух оригиналов, о которых я знаю. Второй получила Ким Коразон.
Она несколько раз быстро моргнула, словно быстро и напряженно думала.
– Когда зайдем внутрь, сделаем полдюжины копий, а оригинал упакуем как вещдок для экспертов из Олбани. – Она поглядела на Гурни. – Почему он послал его вам?
– Может, потому, что я помогаю Ким Коразон? И он хочет ее остановить?
Она опять поморгала. Потом поглядела на Клегга.
– Нужно предупредить людей, на которых он намекает в этом письме. Всех, кто подходит под его определение врага. – Она опять посмотрела на Гурни. – Покажите мне его еще раз, я перечитаю. – Она пробежала глазами текст. – Звучит так, будто он угрожает всем членам семей своих первоначальных жертв, их детям и семьям детей. Нам нужны имена, адреса, телефоны – срочно. У кого все это может быть? – Она взглянула на Клегга.
– Какие-то адреса и контакты были в материалах, которые нам показывал Дейкер. Вопрос в том, насколько быстро мы сможем их получить?
– Самые свежие данные у Ким Коразон, – сказал Гурни. – Она общалась со многими из этих людей.
– Да. Хорошо. Пойдемте внутрь и постараемся обеспечить им помощь. Наша главная задача – обеспечить безопасность тем, кто сейчас под угрозой, и при этом не нагнать паники.
Баллард первой вышла из машины и направилась к зданию. По ее сердитому шагу Гурни понял, что кризис придает ей энергии. Уже собираясь последовать за ней в вестибюль управления и придерживая тяжелую стеклянную дверь, он краем глаза увидел, как на парковку въезжает внедорожник темного цвета. Он узнал узкое, невыразительное лицо водителя – это был агент Дейкер.
Блик на стекле не позволил разглядеть лицо пассажира. Поэтому Гурни не знал, заметил ли его Траут, а если заметил, то сильно ли огорчился.
Глава 36
Ножики и зверушки
Из-за суматохи, вызванной письмом Доброго Пастыря, и внезапно возникших срочных дел совещание началось на сорок пять минут позже. Пересмотрели повестку, подали пережженный кофе.
Они уселись в стандартном кабинете для совещаний: без окон, на одной стене – пробковая доска для объявлений, на другой, примыкающей – глянцево-белая доска для записей. Лампы горели ярко и одновременно уныло – это напоминало зловещий офис Пола Меллани. Большую часть кабинета занимал прямоугольный стол с шестью стульями. В углу стоял маленький столик с алюминиевым кофейником, пластиковыми чашками и ложками, сухим молоком и почти пустой коробкой с пакетиками сахара. В таких кабинетах Гурни провел бесчисленное количество часов и всегда испытывал только одно чувство: как только он входил в такое помещение, ему сразу же хотелось выйти.
С одной стороны стола сидели Дейкер, Траут и Холденфилд. С другой – Клегг, Баллард и Гурни. Как будто специально для конфронтации. На стол перед каждым участником Баллард положила ксерокопию нового послания Доброго Пастыря, и каждый прочел его несколько раз.
Перед самой Баллард, помимо того, лежала толстая папка с бумагами – и сверху, к удивлению Гурни, был список вопросов, который он ей послал.
Баллард сидела прямо напротив Траута. Тот сложил руки перед собой.
– Прежде всего благодарю вас за приезд, – сказала она. – Помимо того, что нам необходимо обсудить новое послание, отправленное, предположительно, Добрым Пастырем, есть ли еще какие-нибудь приоритетные вопросы, о которых вы хотели бы сказать в самом начале совещания?
Траут вежливо улыбнулся и развел руками в жесте уважения.
– Это ваша территория, лейтенант. Я здесь для того, чтобы слушать. – Потом он метнул уже не столь любезный взгляд на Гурни. – Единственное, что меня беспокоит, – это присутствие на наше внутреннем совещании участника, статус которого не проверен.
Баллард скорчила непонимающую гримасу.
– Не проверен?
Траут снова вежливо улыбнулся.
– Разрешите мне пояснить. Я сейчас говорю не о прошлой широко известной карьере мистера Гурни в правоохранительных органах, но о неустановленном характере его связей с лицами, в отношении которых может вестись расследование.
– Вы имеете в виду Ким Коразон?
– И ее бывшего бойфренда, взять хотя бы тех двоих, о которых мне известно.
Интересно, что он откуда-то знает про Миза, подумал Гурни. У него могло быть два источника: Шифф в Сиракьюсе и Крамден, следователь по поджогам, который допрашивал Ким об угрозах и врагах. Или же Траут мог начать как-то иначе следить за Ким. Но зачем? Еще одно проявление его мании все контролировать? Одержимость круговой обороной своих позиций?
Баллард задумчиво кивала, поглядывая на чистую белую доску.
– Ваше беспокойство вполне разумно. Моя собственная позиция менее разумна. Скорее эмоциональна. У меня есть чувство, что преступник пытается устранить Дэйва Гурни из этого дела, поэтому я и хочу его к этому делу привлечь. – Внезапно лицо ее посуровело, а в голосе послышались стальные нотки. – Понимаете, если преступник против чего-то, то я за это. Кроме того, я хочу сразу договориться, что мы исходим из презумпции порядочности – порядочности каждого из присутствующих в этой комнате.
Траут откинулся на спинку стула.
– Не поймите меня неправильно, я не сомневаюсь ни в чьей порядочности.
– Простите, если неверно поняла. Только что вы говорили про “характер связей”. Для меня это словосочетание имеет определенную коннотацию. Но давайте не будем в этом вязнуть, еще не начав разговора. Я бы предложила сначала обсудить, что нам известно об убийстве Блум, а затем обсудить письмо, полученное сегодня утром, и то, как соотносится нынешнее убийство с убийствами, совершенными весной двухтысячного года.
– И разумеется, вопрос разделения полномочий, – добавил Траут.
– Разумеется. Но этот вопрос мы можем обсуждать, лишь имея на руках факты. Итак, сначала факты.
Гурни слегка улыбнулся. Лейтенант оказалась поразительно сильной, умной, находчивой и практичной – в нужных пропорциях.
Она продолжала:
– Некоторые из вас, возможно, уже видели детальный отчет номер три Информационной службы, который мы опубликовали вчера вечером? На тот случай, если вы его не видели, я приготовила копии. Она достала из папки распечатки и раздала их присутствующим.
Гурни быстро пробежал глазами текст. Это был краткий обзор вещественных доказательств, обнаруженных на месте преступления, и предварительных выводов следствия. Ему было приятно, что в отчете отметили его догадки и что Траут со товарищи нахмурились.
Дав участникам время осмыслить информацию, Баллард перечислила основные пункты и спросила, есть ли вопросы.
Траут держал в руках свою копию отчета.
– Какое значение вы придаете этой путанице – где именно припарковался убийца?
– Я думаю, здесь следует говорить не о путанице, а о преднамеренном обмане.
– Называйте как хотите. Я спрашиваю, что это значит?
– Само по себе это значит немного, разве что указывает на определенную степень предосторожности. Но вместе с сообщением в Фейсбуке это, на мой взгляд, свидетельствует о попытке создать ложную версию происходящего. Как и то, что тело переместили из комнаты наверху, где произошло убийство, в прихожую, где его и нашли.
Траут приподнял бровь.
– На ковровом покрытии на лестнице обнаружены микроскопические отметины от ее каблуков, которые могли остаться, если ее тащили, – объяснила Баллард. – Так что нас пытаются навести на версию, весьма непохожую на реальное положение дел.
Тут впервые подала голос Холденфилд:
– Зачем?
Баллард улыбнулась, как улыбается учитель, когда ученик задает правильный вопрос:
– Ну если бы мы проглотили наживку – что убийца припарковался на подъездной дорожке, постучал в парадную дверь и прикончил жертву как только она ее открыла, – мы бы в итоге поверили и в то, что сообщение в Фейсбуке написала жертва и что все в этом сообщении правда, включая описание машины. И что, вероятно, она не была знакома с убийцей.
Холденфилд, казалось, искренне заинтересовалась:
– Почему не была знакома?
– Здесь два довода. Во-первых, из ее поста понятно, что она не узнала машину. Во-вторых, положение, в котором нашли тело, вводит в заблуждение и наводит на мысль, что она не пустила убийцу внутрь, хотя на самом деле мы знаем, что пустила.
– Маловато доказательств по обоим пунктам, – сказал Траут.
– У нас есть доказательства, что он был в доме и что он пытался заставить нас поверить, что не был. У него могли быть разные мотивы, но, в частности и в большой степени, – желание скрыть тот факт, что жертва его знала и пригласила войти.
Траут, казалось, был изумлен:
– Вы утверждаете, что Рут Блум была лично знакома с Добрым Пастырем?
– Я утверждаю, что некоторые детали, обнаруженные на месте преступления, заставляют нас всерьез рассматривать такую возможность.
Траут взглянул на Дейкера. Тот пожал плечами, словно показывая, что все это совершенно не важные детали. Потом перевел взгляд на Холденфилд. Та, похоже, наоборот считала, что эти детали очень важны.
Баллард откинулась на спинку стула и, выждав немного, добавила:
– Ложный сценарий, в который пытался заставить нас поверить Добрый Пастырь, когда убил Рут Блум, заставил меня задуматься о его первых убийствах.
– Задуматься? – встрепенулся Траут. – О чем же?
– Задуматься о том, не пытался ли он и тогда всех обманывать. Что вы думаете, агент Траут?
Слова Баллард стали очередной сенсацией. Ничего нового в них не было, конечно: Гурни твердил об этом уже неделю, а Клинтер – уже десяток лет. Но впервые эти слова произнес не чужак, а следователь при исполнении, имеющий законное право вести дело.
Она предлагала Трауту прекратить настаивать на том, что вся суть дела выражена в манифесте и профиле преступника.
Неудивительно, что он ушел от ответа и съязвил:
– Вы сказали о важности фактов. Я бы хотел узнать больше фактов, прежде чем делать выводы. Я не рвусь пересматривать самое исследованное дело в современной криминологии всего лишь потому, что кто-то пытался нас одурачить и не там припарковал машину.
Его сарказм был ошибкой. Гурни понял это по тому, как у Баллард напряглась челюсть и как она лишних две секунды смотрела на Траута. Затем она взяла свою распечатку с вопросами Гурни.
– Поскольку вы, ребята, в ФБР в основном и занимались расследованием, я надеюсь, что вы проясните для меня несколько пунктов. Во-первых, игрушечные зверушки. Я уверена, вы видели в отчете, что на губах жертвы найден пластмассовый лев размером два дюйма. Что вы думаете по этому поводу?
Траут повернулся к Холденфилд:
– Бекка?
Холденфилд бессмысленно улыбнулась:
– Это все только гипотеза. Источник фигурок – детский игровой набор “Ноев ковчег” – имеет религиозные коннотации. В Библии потоп описывается как Божий суд над падшим миром, и Добрый Пастырь также описывает свои действия как суд. Кроме того, Добрый Пастырь всегда оставлял на месте преступления фигурку только одного животного из пары. Возможно, подсознательно это имело для него значение. Так он “очищал стадо”. Во фрейдистской парадигме это можно истолковать как детское желание разрушить семью родителей, возможно, убив одного из них. Я еще раз хочу подчеркнуть, что это только гипотеза.