Не буди дьявола Вердон Джон

Глава 38

Душитель из Уайт-Маунтин

Видео продолжалось еще десять или пятнадцать минут, но ничего столь же впечатляющего, как слова о судьбе наследства доктора Джеймса Брюстера, сказано не было. Они вкратце обсудили нынешний источник дохода Джими – небольшую фирму, занимающуюся веб-дизайном и электронным консалтингом, – затем интервью постепенно сошло на нет. В конце Ким с серьезным выражением лица попрощалась с Джими и пообещала, что скоро снова с ним свяжется.

– Боже, – произнес Гурни, выключив компьютер и откинувшись в кресле.

Мадлен вздохнула.

– Такое сильное чувство вины.

Гурни с удивлением посмотрел на нее.

– Вины?

– Он ненавидел своего отца, вероятно, желал ему смерти. Возможно, желал даже, чтобы его убили. А потом его и правда убили. И от этого никуда не деться.

– Даже если он тут ни при чем… – Гурни размышлял вслух.

– Но он при чем. Его мечты стали явью, и никуда не деться от того, что это были его мечты. Он получил то, что хотел.

– В этом видео я увидел скорее гнев, чем вину.

– Гнев переживать не так больно, как вину.

– А можно выбрать?

Мадлен посмотрела на него долгим взглядом и только потом ответила:

– Если сфокусироваться на том, что твой отец вел себя ужасно и заслужил смерть, тогда можно застрять в своем гневе и не чувствовать вины за то, что желал ему этой смерти.

У Гурни возникло неприятное чувство, что она говорит не только о Джими Брюстере, но и о его собственных трудных отношениях с отцом, который в детстве его не замечал и которого он сам перестал замечать, когда вырос. Но это была такая проблемная область, что ему не хотелось в нее углубляться. В этих отцовско-сыновьих отношениях того и гляди завязнешь, как в болоте.

В самом деле, фокус – всему голова. А новые вопросы требовали новых действий. И он пошел на кухню за телефоном.

Он переслал видео лейтенанту Баллард еще во время ланча. Наверняка она не сдержала любопытства и уже его посмотрела. Странно, что она не позвонила, чтобы его обсудить. Или не странно, учитывая напряженность ситуации. И неустойчивость симпатий и предпочтений. Наверное, стоит ей позвонить – проверить, не переменился ли ветер. Хотя, возможно, разумнее подождать, пока она не позвонит сама.

От необходимости делать выбор его избавил взгляд в окно: на холме, за руинами амбара, показалась красная “миата” Ким, а за ней – мотоцикл Кайла.

Когда они подъезжали к дому, “миата” с грохотом провалилась колесом в сурковую норку. Но когда Ким припарковалась и вышла из машины, по ее лицу было понятно, что это происшествие ее не волнует. В выражении ее глаз и напряженных губ читалась тревога – и тревожила ее явно не задняя ось. Та же тревога чувствовалась в том, как мрачно, с подчеркнутой тщательностью Кайл устанавливал мотоцикл на подножку.

Ким подошла к Гурни и закусила губу, словно силясь не заплакать.

– Простите, что я так разнылась.

– Все в порядке.

– Я не понимаю, что происходит. – Она была похожа на испуганного ребенка, пытающегося найти оправдание проступку, который тяжело осознать.

Кайл стоял у нее за спиной: его собственное беспокойство таилось в плотно сжатых губах.

Гурни улыбнулся – насколько мог, тепло:

– Пойдемте в дом.

Когда они вошли в кухню из прихожей, с другой стороны вошла Мадлен. На ней был, как сказал бы Гурни, “костюм для клиники” – темно-коричневые брюки и бежевый пиджак – образ гораздо более строгий и официальный, чем обычно, без кислотных тонов.

Она слегка улыбнулась Ким и Кайлу.

– Если вы голодные, покопайтесь в холодильнике и в кладовке.

Она подошла к буфету и взяла большую сумку, с которой обычно ходила. На сумке был изображен симпатичный козлик, а вокруг него надпись: “Поддержим местных фермеров”.

– Я вернусь через два часа, – сказала она, уходя.

– Осторожнее там, – отозвался Гурни ей вслед.

Затем посмотрел на Ким и Кайла. Видно было, что они устали, взвинчены и напуганы.

– Как он узнал? – очевидно, этот вопрос так мучил Ким, что ей не пришло в голову сформулировать его яснее.

– В смысле как Добрый Пастырь узнал, что тебе можно послать письмо на адрес Кайла?

Она торопливо кивнула.

– Я не могу думать о том, как он следил за нами, шел по следу. Это слишком жутко. – Она потерла руки, словно пытаясь согреться.

– Не более жутко, чем та аудиозапись, или капли крови на кухне, или нож в подвале.

– Но это все Робби… Придурок Робби… А здесь… убийца… он убил Рути… и Эрика… ножами для льда! Господи… Неужели он убьет всех, с кем я беседовала?

– Надеюсь, что нет. Но сейчас не мешало затопить печку. Когда солнце садится, здесь становится совсем холодно.

– Я разожгу, – сказал Кайл, очевидно, отчаянно желавший сделать что-нибудь полезное.

– Спасибо. Ким, почему бы тебе не сесть в кресло у печки и не постараться успокоиться? Там есть шерстяное одеяло. А я сделаю нам всем кофе.

Через десять минут Гурни, Ким и Кайл сидели у печки. Успокаивающий запах вишневых поленьев, красновато-желтые всполохи огня в железной печурке и дымящиеся кружки с кофе в руках придавали уверенности, словно намекали, что и у хаоса пожалуй есть границы.

– Я почти уверен, что по дороге в город нас никто не преследовал, – сказал Кайл. – И точно знаю, что никто не ехал за нами сегодня.

– Откуда ты знаешь? – казалось, Ким не столько хотела поспорить, сколько надеялась, что ее убедят.

– Я все время ехал за тобой, иногда совсем близко, иногда на каком-то расстоянии. И наблюдал. Если бы нас кто-нибудь преследовал, я бы его увидел. А когда в Роскоу мы съехали с семнадцатого шоссе, на дороге вообще не было никакого транспорта.

Это объяснение лишь слегка успокоило Ким. В голове у Гурни, впрочем, возникли другие объяснения, но о них он предпочел промолчать, по крайней мере пока, иначе Ким стало бы только хуже.

– Вы упомянули Робби Миза, – сказал Гурни. – Я тут подумал… он много общался с Джими Брюстером?

– Не очень.

– Это он снимал видео, которое вы мне переслали?

– Он, но оказалось, что Робби и Джими – это плохое сочетание. Тут и стало понятно, что Робби неадекватен.

– То есть?

– Чем больше Робби общался с участниками моего проекта, тем больше он жаждал их одобрения. Тогда я впервые увидела в нем эту сторону. Увидела, какой он подлиза, как жаден до денег. Я думаю, Джими тоже это разглядел. А как раз это он и ненавидел.

– К кому Робби подлизывался?

– Да практически ко всем. К Эрику Стоуну, пока не обнаружил, что все имущество Эрика перезаложено втридорога. Потом к Рути – она была уязвима, а денег у нее было достаточно. – Ким покачала головой. – Такой липкий маленький мерзавец, и так хорошо это скрывал первые несколько месяцев.

Гурни ждал. Она глубоко вздохнула и продолжила:

– Еще была Роберта – сантехника отца приносит ей море денег. Ее уязвимой не назовешь, скорее грозной, но Робби все равно ей названивал. А еще Ларри, тоже богач, благодаря своей косметической стоматологии. Но Ларри, я думаю, видел Робби насквозь, видел, как он жаждет внимания, возможно, даже жалел его. Но зачем об этом говорить? Это не Робби убил Рути и Эрика. Он на такое не способен. Он мерзавец, но не такого рода. Так что какая разница?

У Гурни не было ответа, но от необходимости отвечать его избавил звонок мобильного. Должно быть, подумал он, лейтенант Баллард звонит поделиться впечатлением от интервью с Брюстером. Гурни поглядел на экран: Хардвик.

– Дэйви, малыш, если ты еще не в курсе, ты в феерической жопе.

– На меня кто-то пожаловался?

– Пожаловался? Ну если пришить тяжкое преступление и отдать на растерзание уголовному суду – это пожаловаться, то да, пожаловался.

– Трауту не дает покоя мой амбар?

– Официально это дело ведет отделение БКР по поджогам, но ФБР им очень интересуется. Предлагает всяческую помощь в расследовании твоих финансовых обстоятельств: вдруг ты в затруднительном положении и тебе кстати пришлись бы страховые деньги? Мало ли – проигрался, или проблемы с кредитом, или со здоровьем, или что в личной жизни.

– Подонок, – отозвался Гурни, большими шагами ходя вокруг стола.

– А хрен ли ты думал? Угрожаешь спустить с него штаны на людях, а он, думаешь, ноль реакции?

– Меня поразила не его реакция. А то, как мало остается времени.

– Раз уж зашла речь, то скоро ты уже обнаружишь свою сокровенную истину или так и будешь всех троллить?

– Ты так говоришь, как будто я ищу в этом деле того, чего там нет.

– Нет, не говорю. Просто спрашиваю, приблизился ли ты к разгадке, какой бы она ни была.

– Это я пойму, только когда узнаю разгадку. Кстати, а что ты знаешь о душителе из Уайт-Маунтин?

Хардвик немного помолчал.

– Это старая история, да? Пятнадцать лет назад? В Нью-Гэмпшире?

– Скорее даже двадцать лет назад. В Хановере и окрестностях.

– Ага. Что-то припоминаю. Пять или шесть женщин задушены шелковым шарфом за небольшой промежуток времени. А зачем тебе это?

– Одна из жертв душителя была девушкой сына одной из жертв Доброго Пастыря. Училась на выпускном курсе в Дартмуте. И так получилось, что сын другой жертвы Доброго Пастыря тогда учился на первом курсе.

– Э… Девушка… сына… жертвы… старшекурсница… первокурсник?.. О ком мы говорим-то?

– Старшекурсницу из Дартмута, по совпадению девушку Ларри Стерна, задушил маньяк, а Джими Брюстер учился в это время там же на первом курсе.

Снова повисло молчание. Гурни почти уже видел, как мигает калькулятор в голове Хардвика. Наконец Хардвик откашлялся.

– То есть ты предлагаешь мне увидеть в этом смысл? Какой на хрен смысл? Есть две семьи на северо-востоке, в каждой в двухтысячном году кого-то застрелил Пастырь. И так получилось, что за десять лет до того, в девяностом году, сын одного из убитых учился в одном из университетов Лиги плюща, когда девушку сына другого убитого задушил маньяк. Я согласен, тут есть что-то странное, но, по-моему, совпадения часто кажутся странными. Я не вижу тут никакого смысла. Ты что, думаешь, что Джими Брюстер и был душителем из Уайт-Маунтин?

– У меня нет причин так думать. Но просто на всякий случай: не мог бы ты проверить базы Информационной службы, если они еще доступны, и раскопать основные факты?

– Какого рода?

– Прежде всего modus operandi, профили жертв, какие-то зацепки, все, что каким-то образом связано с Брюстером.

– Например?

– Ну для начала нас интересует следователь, который вел дело, и возникало ли в расследовании хоть раз имя Брюстера.

Вновь повисло молчание – на этот раз самое долгое.

– Ты меня слышишь, Джек?

– Слышу. И думаю, какой геморрой эти твои маленькие просьбы.

– Я знаю.

– Ты вообще видишь свет в конце тоннеля?

– Я уже сказал, у меня очень мало времени. Так что конец тоннеля я вижу. Вопрос, что там в конце. У меня есть, наверное, еще день.

– Чтобы что?

– Чтобы все распутать. Или это дело меня окончательно раздавит.

Хардвик опять замолчал, но уже не так надолго. Потом чихнул и высморкался.

– Дело Доброго Пастыря не раскрыли за десять лет. Ты собираешься раскрыть его за сутки?

– Думаю, у меня нет выбора. Кстати, Джими Брюстер сказал Ким, что в деле Доброго Пастыря у него алиби. Ты случайно не помнишь какое?

Хардвик снова высморкался.

– Такое не забудешь. Когда убили Брюстера, нашему отделению в последний раз пришлось доставлять оповещение о смерти. Доктора застрелили в Массачусетсе, но сын его жил здесь, поэтому мы и занялись оповещением, а потом пришло ФБР и взяло расследование в свои руки.

– И что там трудно забыть?

– Что алиби Джими было больше похоже на мотив, по крайней мере в случае с его отцом. Джими тогда сидел под арестом, его взяли с ЛСД, а выйти под залог он не мог – отец отказался ему помогать, пусть, мол, посидит пару недель. В итоге залог внесла бывшая девушка Джими, и он вышел из тюрьмы – пылая от ярости – где-то за три часа до убийства отца.

– Он проходил подозреваемым?

– По-настоящему нет. Медэкспертиза показала, что доктора Брюстера убили в точности так же, как остальных. А Джими не мог скопировать детали убийства, потому что на тот момент они еще не были обнародованы.

– Значит, Джими сбрасываем со счетов.

– Похоже, что да. Даже жаль. Он так подходит под твое описание из списка.

– Под какое?

– Ты там спрашиваешь, все ли жертвы Доброго Пастыря были одинаково важны. Так вот, если бы Джими мог убить их всех, то по-настоящему важен для него был бы только отец, другие люди попали бы под горячую руку – они ездили на таких же машинах, как его отец, что делало их для его извращенного ума столь же презренными, столь же достойными расправы. Жертвы-двойники. Виновные в том, что ассоциируются с отцом. – Он замолчал. – Да ну на хрен. Что это я. Очередное психоблудие.

Глава 39

Кровь и тени

Мадлен вернулась с собрания в клинике выжатая как лимон, возмущенная и вся в своих мыслях. Обронив пару замечаний о том, какое зло бюрократия, она направилась в спальню с “Войной и миром” под мышкой.

Вскоре Ким сказала, что хочет как следует отдохнуть перед встречей с Руди Гетцем, откланялась и тоже пошла к себе.

Следом за ней ушел и Кайл.

Когда Гурни услышал, как Мадлен выключает ночник, он закрыл заслонку печи, проверил, заперты ли окна и двери, вымыл несколько стаканов, которые нашел в раковине, и, поняв, что зевает, тоже решил ложиться.

Но он был так измотан и перевозбужден, что сон никак не шел. Гурни добился лишь того, что в голове стали кружиться бесчисленные детали дела Доброго Пастыря, вне всякой связи с реальностью.

Ноги у него мерзли и одновременно потели. Гурни хотел было надеть теплые носки, но так и не заставил себя вылезти из кровати. Он понуро глядел в большое незанавешенное окно спальни и вдруг заметил, что в серебряном свете луны пастбище фосфорисцирует, как дохлая рыба.

Не в силах прогнать беспокойство, он встал и оделся. Затем вышел из спальни и уселся в кресле у печки. Печка, по крайней мере, грела, и это было приятно. На решетке тлели красные угольки. Сидя он как будто лучше структурировал мысли: в таком положении лучше думалось.

Что он знал наверняка?

Что Добрый Пастырь умен, невозмутим перед лицом опасности и склонен максимально избегать риска. Его план всегда продуман, исполнение безупречно. Человеческая жизнь ничего для него не значит. Он непреклонен в своем желании не допустить “Осиротевших” на экраны. И одинаково ловко управляется с огромным пистолетом и с ножичком для колки льда.

Гурни решил сосредоточиться на стремлении избегать риска. Может быть, здесь собака и зарыта? Это стремление обнаруживало себя во множестве деталей. Например, в том, как тщательно преступник выбирал идеальное место для нападения, особенно левые повороты, чтобы избежать столкновения после выстрела, как избавлялся от каждого пистолета после использования, как выбрал место для стоянки перед убийством Рут, руководствуясь безопасностью, а не удобством, сколько времени и сил потратил, чтобы запутать следы, начиная от манифеста и кончая постом на странице Рут.

Этот человек решил обезопасить себя любой ценой.

Ценой времени, денег и человеческих жизней.

Тут вставал интересный вопрос: какие еще техники он использовал, чтобы обезопасить себя и уменьшить риск? Помимо тех, которые уже известны? Иначе говоря, с какими еще рисками он сталкивался и как именно старался себя обезопасить?

Нужно было представить себя в шкуре Доброго Пастыря.

Гурни задумался: о чем бы он беспокоился, если бы собирался застрелить кого-то ночью в машине на безлюдной дороге? В голову сразу пришло: а вдруг он промахнется? И если предполагаемая жертва случайно разглядит номер его машины? Возможно, и не разглядит, но такая вероятность обеспокоила бы преступника, не желающего рисковать.

Профессиональные уголовники часто пользовались машинами в угоне, но держать у себя угнанную машину и ездить на ней три недели, когда об угоне уже давно заявили и она внесена в полицейские базы, – стратегия совсем не безопасная. С другой стороны, каждый раз угонять новую машину – тоже подставляться. Такой сценарий не понравился бы Доброму Пастырю.

Так что бы он сделал?

Возможно, частично залепил бы грязью номерной знак? Это, конечно, нарушение, но риск от него был очень мал по сравнению с тем риском, которого оно позволяло избежать.

О чем еще мог беспокоиться Добрый Пастырь?

Гурни вдруг осознал, что смотрит на угольки в печи, не в силах сосредоточиться. Он встал с кресла, зажег торшер и пошел сделать себе кофе. Он уже давно понял, что решить проблему можно только одним способом – отвлечься на что-нибудь другое. Тогда мозг, не чувствуя лишнего давления, зачастую сам находит разгадку. Как сказал некогда его сосед, коренной делавэрец: “Собака не поймает кролика, пока не спустишь ее с поводка”.

Значит, надо заняться чем-то новым. Или забытым старым.

Например, ему стало не по себе, когда Кайл уверял, что никто не следовал за ним и Ким ни в город, ни на обратном пути. Тогда Гурни решил промолчать, но этот вопрос его тревожил, и теперь пришло время разобраться. Он вынул из ящика буфета три фонарика, включил по очереди каждый и выбрал тот, у которого батарейки были свежее. Потом пошел в прихожую, надел заляпанную краской рабочую куртку, зажег свет над боковой дверью и вышел на улицу.

На улице было не то что прохладно – холодно. По мерзлой траве он подошел к машине Ким и проверил дорожный просвет. Тот оказался маловат для того, что задумал Гурни, и он вернулся в дом за ключами.

Ключи нашлись в сумочке Ким на кофейном столике у печки.

Гурни снова вышел на улицу, пошел в гараж для трактора и достал пару небольших металлических пандусов, которые использовал для замены лезвий на косилке. Он установил пандусы перед колесами “миаты”, въехал на них, так что передний край машины оказался приподнят еще на восемь дюймов, и дернул ручник. Затем он снова лег на мерзлую траву и осветил днище приподнятой машины фонариком.

Вскоре его подозрение и опасение подтвердилось: к передней части рамы магнитом была прикреплена черная металлическая коробочка размером не больше пачки сигарет. Из коробочки к аккумулятору “миаты” тянулся провод.

Гурни вылез из-под машины, съехал с пандуса, вернулся в дом и вернул ключи Ким в сумочку.

Он задумался. Не то чтобы GPS-маячок, позволяющий следить за перемещением “миаты”, кардинально менял дело, но все-таки это была новость. А еще нужно было решить, оставлять его на месте или нет.

Он начал взвешивать за и против, а в голове тем временем теснились другие вопросы. Гурни решил хоть на время избавиться от них, взял телефон и позвонил.

Было уже полдвенадцатого: мало шансов, что Хардвик возьмет трубку, но Гурни мог оставить сообщение и тем самым разгрузить мозг. Как он и ожидал, ответил только автоответчик.

“Привет, Джек, у меня опять геморройные вопросы. Есть ли какая-нибудь незасекреченная государственная база, где хранятся сведения о дорожных штрафах десятилетней давности? Особенно меня интересуют штрафы за неразличимый номер, выписанные в северных округах штата в период преступлений Доброго Пастыря. И еще, никаких новых сведений о душителе из Уайт-Маунтин?”

Положив трубку, Гурни снова стал думать о маячке: он был подключен к аккумулятору автомобиля, а не работал на собственной батарейке с ограниченным сроком эксплуатации – значит, установить его могли еще давно. Вопрос в том, когда именно он был установлен, зачем и кем? Без сомнения, тем же человеком, который установил жучки в квартире Ким. Может быть, это ее сумасшедший бывший бойфренд, но Гурни почему-то казалось, что не все так просто.

На самом деле не исключено, что…

Гурни снова надел куртку и вышел из дома.

Он передвинул пандус к своему “аутбеку”. Потом вспомнил, что забыл фонарик и ключи от машины, сходил за ними и повторил ту же процедуру, что и с “миатой”.

Отчасти ожидая увидеть похожее устройство, он тщательно осмотрел переднее шасси, но ничего не нашел. Затем открыл капот и осмотрел моторный отсек. Снова ничего. Проследил, какие провода идут от аккумулятора: ничего лишнего.

Просто на всякий случай он поставил пандус позади машины и заехал на него задними колесами. Затем залез под машину и посветил фонариком.

И вот, пожалуйста. Еще одна черная коробочка, побольше первой, на батарейке, была примагничена к поддерживающей планке бампера. Марка и другие надписи на боку этого устройства свидетельствовали, что оно произведено там же, что и маячок на машине Ким, и в целом сходно с ним, только имеет самостоятельный источник питания.

Объяснить это различие можно было по-разному. Одна из самых очевидных причин – время, необходимое для установки: проводное устройство устанавливается не меньше часа, а беспроводное – почти мгновенно. При прочих равных проводное было предпочтительнее, и, вероятно, тому, кто его устанавливал, важнее была машина Ким, чем Гурни. Что опять, конечно же, наводило на мысли о Мизе.

Уже перевалило за полночь, но о сне не могло быть и речи. Гурни достал из ящика стола в комнате блокнот и ручку и снова полежал под каждой из машин, переписывая сведения, напечатанные на боку каждого устройства, чтобы потом найти на сайте производителя их технические характеристики. Все GPS-маячки работали в целом одинаково, передавая координаты, которые могли отображаться в виде значка на карте, и карту эту можно было видеть через соответствующее приложение буквально с любого компьютера с интернет-подключением. Цена устройства зависела от дальности передачи, точности в определении места, удобства программного обеспечения и точности в определении времени. Технология, даже в весьма совершенном ее изводе, была совсем не дорогой, а значит, доступной почти каждому.

Вылезая во второй раз за ночь из-под “миаты”, Гурни ощутил какую-то вибрацию в правом ребре и испугался. Он на автомате связал эту дрожь с тем, чем занимался в тот момент, и решил, что ее вызвал маячок. Но через секунду он осознал, что это вибрирует его телефон: Гурни поставил его на беззвучный режим, чтобы не перебудить всех в доме, если Хардвик перезвонит.

Он вылез из-под машины, поднялся на ноги, вынул телефон из кармана и увидел на экране имя Хардвика.

– Быстро же ты, – сказал Гурни.

– Что? Какое на хрен быстро?

– Быстро же ты нашел ответы на мои вопросы.

– Какие еще вопросы?

– Проверь автоответчик.

– Я посреди ночи автоответчик не проверяю. Я по другому поводу.

У Гурни возникло что-то вроде предчувствия. А может быть, он достаточно хорошо знал интонации Хардвика, чтобы услышать в них весть о смерти. Он слушал и ждал.

– Лила Стерн. Жена дантиста. На полу в прихожей. Ножом для льда в сердце. Трое теперь, шестеро тогда. Всего девять. И конца-краю не видно. Подумал, ты захочешь узнать. Никто ж не удосужится тебе сказать.

– Господи. Воскресенье, понедельник, вторник. Каждую ночь.

– Так кто же следующий? Ваши ставки на среду? – Хардвик снова сменил тон – и цинизм его интонаций корябнул Гурни, будто ногтем по классной доске.

Он понимал, что в полиции не обойтись без черного юмора, но Хардвик зло шутил и там, где можно было обойтись. Отчасти поэтому Гурни так на него реагировал, хотя тут было что-то еще: на каком-то глубинном уровне Хардвик напоминал ему отца.

– Спасибо за информацию, Джек.

– Ну, на то и нужны друзья.

Гурни вернулся в дом и остановился посреди кухни, пытаясь как-то переварить все сведения, свалившиеся на него за последний час. Он стоял рядом с буфетом. Свет был включен, и потому не было видно, что происходит снаружи. Гурни выключил свет. Луна была почти полной – самую малость ущербный диск. Ее света хватало, чтобы посеребрить траву и придать отчетливости черным силуэтам деревьев. Гурни прищурился и как будто различил даже хвойную бахрому тсуговых веточек.

Вдруг ему показалось, что там что-то движется. Он затаил дыхание и наклонился поближе к окну. Облокотился о буфет и тут вскрикнул, ощутив острую боль в правом запястье. Еще не успев посмотреть, он понял, что случайно положил руку на острый как бритва наконечник стрелы, что лежала на буфете уже неделю. Наконечник глубоко вошел ему в руку. Когда Гурни включил свет, по его раскрытой ладони на пол капала кровь.

Глава 40

Увидеть факты

Не в силах заснуть, несмотря на крайнюю усталость, Гурни сидел за столом в полутемной кухне и глядел в окно на восточный хребет. По небу расползался болезненно бледный рассвет, похожий на болезненное состояние его ума.

Ночью Мадлен, проснувшись от его крика, отвезла его в медпункт Уолнат-Кроссинга.

Она просидела с ним в медпункте четыре часа, хотя на самом деле они обернулись бы меньше чем за час, если бы в медпункт не приехали три скорые с пострадавшими в трагикомической аварии. Пьяный водитель сшиб билборд, и тот послужил трамплином для мчащегося мотоцикла, так что он взлетел и приземлился на капот встречной машины. По крайней мере, так об этом рассказывали друг другу врачи выездной бригады и отделения неотложной помощи, стоя рядом с боксом, где Гурни ожидал перевязки.

Не прошло и недели, а он уже снова в медпункте. Что само по себе не радовало.

Он видел, что Мадлен бросает на него взволнованные взгляды – и по дороге в медпункт, и во время ожидания, и на обратном пути, но они почти ни о чем не говорили. А если и говорили, то о боли в руке, о дорожном происшествии и о том, чтобы убрать чертову стрелу куда подальше.

Гурни было о чем рассказать помимо этого – возможно, и нужно было рассказать. О маячке в машине Ким. О маячке в его собственной машине. О новом убийстве. Но обо всем этом он молчал.

Свое молчание он объяснял нежеланием расстраивать Мадлен. Но какой-то голос в голове возражал: на самом деле он хотел избежать споров и тем самым не связывать себе руки. Он решил, что скрывает правду только до времени, не лжет, а просто оттягивает признание.

Они вернулись домой за полчаса до рассвета, и Мадлен пошла спать с тем же встревоженным выражением лица, которое Гурни то и дело видел у нее в эту ночь. Не в силах заснуть из-за перевозбуждения, Гурни сел за стол и стал думать, что означают для него события, о которых он решил не говорить, и в первую очередь – новое звено в цепочке убийств.

Он знал, что есть разные способы поймать убийцу, но мало какие подходят, если убийца умен и владеет собой. А Добрый Пастырь был, возможно, самым умным и хладнокровным из убийц.

Оставался единственный способ его вычислить – масштабная организованная операция правоохранительных органов. Нужно было заново и скрупулезно пересмотреть все первоначальное дело. Привлечь огромное число сотрудников. Добиться разрешения начать все с чистого листа. Но в нынешних обстоятельствах на это нечего было надеяться. Ни ФБР, ни полиция не способны были свернуть со старой колеи на верный путь. Ведь они сами укатывали эту колею целых десять лет.

Так что же делать?

Поруганный и оплеванный, подозреваемый в мошенничестве, с клеймом ПТСР на лбу, что, черт возьми, мог он сделать?

Ничего не приходило в голову.

Ничего, кроме глупого афоризма:

“Играй теми картами, что есть”.

Какими на хрен картами?

Большинство его карт – сущий мусор. Или же в сложившихся обстоятельствах их не разыграешь.

И все же у него был туз в рукаве.

Может, он принесет ему выигрыш, а может, наоборот.

В утреннем тумане всходило солнце. Оно не успело еще толком подняться, как зазвонил телефон. Гурни встал из-за стола и прошел в комнату. Звонили из клиники, просили Мадлен.

Гурни думал было отнести трубку в спальню, но тут Мадлен, в пижаме, показалась в дверях комнаты и протянула руку за телефоном, будто бы ожидала этого звонка.

Она взглянула на экран, потом ответила приятным деловым тоном, который так никак не вязался с ее сонным лицом.

– Доброе утро, это Мадлен.

Потом долго слушала что-то – видимо, какое-то объяснение. Гурни за это время сходил на кухню и заправил кофемашину.

Голос Мадлен прозвучал еще только раз, под самый конец разговора, и Гурни разобрал лишь несколько слов. Кажется, она на что-то согласилась. Через несколько секунд она вошла в кухню, и в глазах ее было вчерашнее беспокойство.

– Как твоя рука?