Элла покинула здание! Гринь Анна

ГЛАВА 21

Белянский вернулся через полчаса, смерчем пронесся через приемную и у двери в кабинет велел:

— Бонс, зайдите!

Допечатав фразу до конца, я подхватила блокнот и карандаш и ринулась в клетку к крокодилу.

— Да, шеф? — приготовившись в случае чего записывать, спросила я, остановившись посреди помещения.

Начальник не ответил, уселся за стол и уставился на меня исподлобья. Выглядел он уже не таким разъяренным, но все еще недовольным.

Хм… Интересно, о чем же он думает?

Не дождавшись приказаний, я вежливо улыбнулась и чуть склонила голову.

— Бонс…

— Так какие будут указания, шеф?

— Когда вы вошли, — произнес начальник, хмуро, но внимательно на меня глядя, — то слышали…

— Вы о чем, шеф? — с самым невозмутимым видом осведомилась я, мысленно злорадствуя.

Оброненную Белянским фразу я, само собой, услышала, но не собиралась принимать его слова близко к сердцу. Я бы удивилась и взволновалась больше, услышав нечто противоположное. Но рейяна, похоже, произошедшее волновало. Вот только почему?

— Бонс, вы же понимаете, что вчера я… — недовольно поморщившись, начал было Белянский, но запнулся. — У нас с вами исключительно деловые отношения. Все, что я сказал вчера…

— Что именно, шеф? — с самым невинным видом спросила я.

О! Как же приятно! За этот сердитый и чуть растерянный взгляд начальника я готова забыть о вечерних и ночных приключениях. Это того стоило! Определенно! А-ха-ха!

Белянский уставился на меня, на миг в его волосах блеснули искры, а потом с тихой угрозой он спросил:

— Вы там мысленно злорадствуете, что ли?

От неожиданности я закашлялась, но тут же свела все к невинному недоумению:

— Как вы могли подумать, рейян Белянский?!

— У вас невероятно довольный вид.

— Вам кажется, шеф, — продолжая разыгрывать скромную помощницу, прошептала я, опустив глаза.

Интересно, в своем розово-бордовом одеянии я похожа на честного и профессионального работника, который ни за что бы не подумал насмехаться над провалами в памяти начальства?

— Бонс! — с нажимом окликнул старший следователь.

— Да, шеф?

— Чего я не помню? — прямо спросил Белянский.

— Ничего такого, из-за чего вам стоит переживать, шеф, — смиренно ответила я.

— Ничего? — переспросил он.

— Вы плохо себя знаете, раз сомневаетесь? — вопросом на вопрос ответила я.

Белянский с сомнением побуравил меня взглядом, а после прошипел:

— Вы — зло, Бонс.

— Как быстро меняется ваше мнение, — с наигранной печалью вздохнула я.

— Я вас выгоню и возьму того, кто молчит, когда я говорю, — предупредил начальник.

— Отличное решение, — кивнула я, ни капли не боясь.

Шеф тихо зарычал и добавил:

— Вы распоясались, Бонс.

— Спасибо за комплимент, шеф, — с улыбкой ответила я, необъяснимым образом чувствуя, что шеф на меня не злится.

Неопределенно хмыкнув, шеф чуть улыбнулся, глядя на документы, но тут же посерьезнел и пожаловался:

— У нас тут дело не раскрыто, свежий труп, а все управление обсуждает, гм… совсем не то, что следует!

— Фекла, а у тебя есть пробковая доска?

Хозяйственница воззрилась на меня, как на привидение, внезапно возникшее на пороге ее кабинета.

— В чем дело? — удивилась я.

— Тебе зачем?

— Шеф считает, что одной ему мало, — закатив глаза, пояснила я. — Еще одну потребовал.

Слепакова озадаченно округлила глаза, а потом недоверчиво спросила:

— Так ты в порядке?

— А почему я должна быть не в порядке?

— Ну… — замялась рейна. — Марьян тайфуном по управлению пролетел. Туточки и привычные люди в панике.

Я дернула плечом и сказала:

— Все нормально. Я не из слабонервных.

Хозяйственница недоверчиво покачала головой, но доску выдала. Выставив ее перед собой, как щит, я вышла в коридор и прислушалась. За дверями царила тишина, будто все спецы в управлении от греха подальше окопались под своими столами.

— И никто-то бедной девушке не поможет, — тихо пожаловалась я. — Как что-то интересное, так толпами ходят, а как надо — никого нет.

Повздыхав и для приличия выждав минуту, я потащила добычу на свой этаж, то и дело ловчее перехватывая легкую, но широкую, а потому неудобную доску.

— Бонс, что так долго? — возмутился начальник, из-за своего стола изучая доску, выставленную посередине кабинета на треноге.

«Сам бы сходил, — мысленно ответила я, — если хотел быстрее!»

— Я ведь слабая девушка, шеф, — вслух пожаловалась я, — а вы всех распугали. Некому проявить сочувствие. Помочь. Донести.

Мой намек Белянский не заметил. Бесчувственный человек! Жестокий! Ух!

— Итак, — произнес старший следователь, когда я поставила доску на вторую треногу и подошла к его столу. — Итак, что мы имеем?

Я взглянула на первую доску, где уже были закреплены фотоснимки известных нам жертв. Белянский выдернул из-под металлической скобки подтяжек карандаш и хмуро постучал им по столу, разглядывая лица прижизненных снимков убитых магов.

— Мы знаем, что Димитрия Раскеля убили идентичным образом, но убили его тридцать лет назад, поэтому пока мы не можем быть уверены, что в прошлом и сейчас орудовал один и тот же маньяк, — сказал следователь, подняв лежавший на столе снимок Раскеля. — Тем не менее дела наверняка связаны.

Рейян перехватил снимок за край и бросил его в сторону принесенной мною пробковой доски. Фотокарточка сверкнула бледно-голубым светом и шустро прилипла в центре доски.

«Обленились вы, шеф, — мысленно хмыкнула я, — даже встать из-за стола лень».

— Какой вывод на данный момент мы можем сделать, Бонс? — не подозревая о моих мыслях, спросил старший следователь.

— Про убийцу?

— Да.

— Либо убийца один и он почему-то вновь стал убивать, либо кто-то спустя тридцать лет убивает магов, связанных с делом Раскеля, обставляя все схожим образом, — ответила я.

— Да, именно так, — согласился Белянский и стукнул по столу карандашом. — Рассмотрим каждый из вариантов.

Я кивнула и приготовилась слушать.

— Бывший следователь, с которым я пообщался вчера, рассказал немного, но, судя по всему, в деле Раскеля не было хоть каких-то весомых улик, — с прищуром глянув на фотографию Димитрия, произнес рейян. — В целом рассказ информатора совпадает с рассказом профессора Тадеуша Каранского. — Со стола следователя взмыла и прилипла к доске фотокарточка старичка. — Каранскому были навязаны бывшие выпускники магуниверситета разных годов, которые желали продолжить обучение. Каранский выступал для них кем-то вроде научного руководителя, помогая развивать интерес магов к артефактике. Но в какой-то момент Раскель был убит, а другие ученики перестали общаться с профессором. Я составил вопросы для бывших соседей Раскеля, но вряд ли мы узнаем что-то новое.

Я вынужденно кивнула и заметила:

— В этом старом деле вообще много белых пятен. Никто ничего не видел, а Марианна Раскель вообще отсутствовала в городе.

— Эти белые пятна, судя по всему, существуют только для нас, — покачав головой, возразил начальник. — Зачем кому-то убивать магов? Затем, что они или замешаны в деле, или владеют опасной для убийцы информацией.

— Думаете, кто-то из них знал правду? Знал, кто убил Раскеля? — спросила я.

Шеф задумчиво повертел карандаш в пальцах и быстро написал на листке бумаги несколько фамилий.

— Угг, Ракковский, Блежецкий и Баржек, — прочла я, когда листочек спланировал и прилип к доске рядом с фотографией профессора. — Со слов рейяна Каранского, ближе всех с Раскелем были пятеро. Из них жив пока лишь Болотонский, профессор магуниверситета.

— Да, пятеро. И четверо мертвы, — покивал Белянский. — Все началось с Раскеля. Кто и зачем его убил?

— Кто и зачем? — повторила я вопрос старшего следователя. — Из-за чего его убили?

— Верно, — согласился рейян. — Что могло стать причиной для убийства? У него не было денег, он не перешел кому-то дорогу. Это был чуть нервозный и очень увлеченный любимым делом маг-изобретатель.

— Пропала тетрадь Димитрия, — напомнила я шефу.

Тот кивнул, черкнул слово на бумажке и дал той прилипнуть к доске рядом с изображением Раскеля.

— Пропала тетрадь, — задумчиво произнес Белянский. — Выходит, всему виной изобретения убитого?

Я задумчиво пожала плечами.

— Каранский заверял нас, что Димитрий Раскель часто приходил к нему, даже в дождь, чтобы рассказать о своих теориях, — постукивая карандашом, сказал старший следователь. — Но он же сказал, что Раскеля нельзя было назвать гением и великим изобретателем. Тем не менее мой предшественник, занимавшийся этим делом, рассматривал его как убийство с целью наживы.

— Помните, я упоминала бюро регистрации изобретений? — спросила я шефа.

— Ну?

— Я ведь воспользовалась возможностью и проверила Раскеля, — пояснила я. — За ним не числится ни одного изобретения. Думаете, ему наконец улыбнулась удача… и его убили?

— Возможно, — неопределенно ответил Белянский. — Если так, то кто становится первым подозреваемым?

Я чуть помедлила, а после сказала:

— Профессор.

— Да, профессор Каранский, — согласился старший следователь. — В этой истории он самый заметный персонаж, а потому и самый подозрительный. Именно он больше других общался с Раскелем, именно профессор проявлял к Димитрию симпатию и отеческое участие, именно Тадеуш Каранский, можно сказать, обнаружил тело. И именно он утверждал, что Раскель был увлеченным, но не слишком талантливым. А ведь записи пропали.

Я с сомнением глянула на фотографию.

— Доказательства чьей бы то ни было причастности нет, — с прищуром глядя на доски, пробормотал Белянский. — Каранский мог попасть в дом Раскеля и убить его. Он опытный маг. Знал, как обезопасить себя от посмертного допроса убитого.

— Мог, — согласилась я.

— Дело осталось нераскрытым, — продолжал рейян. — И вот, спустя тридцать лет, кто-то начинает убивать магов тем же способом. Почему? Если понять, что стало причиной, можно разыскать того или тех, кто это сделал.

Я согласно кивнула и проследила за тем, как шеф пришлепнул на доску под фотографией гнома чистый лист.

— Дарин Угг был первым. Жил своей жизнью, преподавал основы артефактики, пока…

— Пока у него не появился новый ученик, — перебила я, припомнив детали дела. — Гном провел два занятия, после чего отказался преподавать дальше.

— И сразу после этого второго занятия куда-то спешно ходил, — с кивком добавил начальник. — Свидетели не обратили внимания на ученика, потому как тот был не первым у рейяна Угга.

— Но ученик явно имеет какое-то отношение к делу, — прошептала я.

Шеф кивнул и, глянув на карандаш, взглядом отправил его в полет. Через пару мгновений на чистом листе было начертано слово «ученик».

— Кто был его учеником? — спросила я Белянского.

— Видимо, тот, кто стал задавать гному неудобные вопросы, — высказал свое предположение старший следователь. — В этом деле есть лишь один человек, который может оказаться этим учеником. Сын Раскеля.

Я призадумалась и, ища опору, присела на угол стола начальника.

— Он довольно долго ждал, прежде чем решил поговорить с бывшими знакомыми отца, — высказала я свои сомнения. — Думаете, это он приходил к Уггу?

— Василь Раскель мог не знать о том, как умер его отец. Его мать продала жилье в столице, переехала жить в другое место. Вполне вероятно, что она хотела оградить своего сына от неприятной истории.

— Но он узнал, — хмуро сказала я.

— Узнал, — согласился старший следователь. — Вероятно, от Жеветовского, жившего поблизости. Но тот не был в числе учеников, кто тесно общался с отцом Василя. Или же от Болотонского, после поступления в магунивер. И тогда…

— И тогда Раскель решил выяснить все сам, — пробормотала я. — Он должен был расспросить о случившемся Болотонского, разве нет?

— Вполне вероятно, — с кивком ответил шеф, уверенно добавляя упоминание младшего Раскеля на листочек. — Но это нам еще предстоит узнать. В любом случае Василь Раскель направился в столицу и вскоре обратился к Уггу. Он не стал допрашивать гнома сразу, решил присмотреться. Почему?

— Узнав о смерти отца, Раскель решил, что его убил кто-то из тех, с кем Димитрий тесно общался? — предположила я.

— Похоже на правду. — Шеф хмуро потер подбородок и глянул на меня. — На втором занятии рейян осмелел и решился задать вопросы своему преподавателю. И сразу после этого Угг так испугался, что отказался от занятий, выставил Василя и куда-то поспешил.

— Он знал что-то такое, что бросало на него тень? — спросила я.

Шеф откинулся в кресле и ненадолго задумался, после чего ответил:

— Он мог знать, кто на самом деле убил Раскеля.

— Не думаете, что он сам его убил?

— Нет, не думаю, — отозвался Белянский. — Если гном к кому-то ходил, значит, он навещал или соучастника, или того, кто тоже знал правду.

— Это мог быть любой из тройки, — недовольно пробормотала я. — И профессор, и один из двух магов.

Старший следователь кивнул и выдвинул еще одно предположение:

— Или же гном ни о чем не знал до визита Раскеля, но вопросы гостя натолкнули Угга на догадку. И он поспешил к тому, кому доверял.

Я тяжело вздохнула, понимая, что у нас на руках нет столь необходимых сведений. Четыре мертвых мага и целый ворох теорий.

— А Василь? — спросила я.

— О нем нам ничего не известно. Разве что ваша зацепка по Королевскому бюро регистраций.

— Куда он не явился, — мрачно напомнила я. — Тоже мертв? Или скрывается, убив четверых знакомых своего отца, которых подозревал?

Белянский покивал и задумался, поставив локти на стол и опершись подбородком на переплетенные пальцы.

— Пока мы его не обнаружим — не узнаем.

Шеф с прищуром осмотрел разложенные перед ним дела и обобщил:

— Итак. Тридцать лет назад был убит маг. Его убийца не найден. Но им может оказаться любой из тех, кто мага знал. Больше всего подозрений вызывает профессор Каранский, имевший с погибшим наиболее тесный контакт. На данный момент у нас нет толковых свидетельств о событиях тех лет. Лишь рассказ самого профессора и слова тех, кто наблюдал за делом со стороны. Так?

— Так, — кивнула я.

— Тридцать лет спустя после появления Василя Раскеля кто-то начинает убивать магов тем же способом, каким был убит Димитрий Раскель. Это или первый наш убийца, которому из-за сына Раскеля начали мешать… свидетели, я так полагаю. И тогда подозрения насчет Тадеуша усиливаются.

— Но знаете, шеф, я ведь встретила Каранского вчера перед зданием управления, — сообщила я, ощущая, как к щекам приливает краска. Хракс! Как я могла забыть? — А Харт был убежден, что Баржека убили в тот момент, когда я ему звонила. Каранский не смог бы добраться до управления за такой небольшой промежуток времени. Если только он не воспользовался порталом.

— Бонс, вы не маг, поэтому не в курсе, что для возможности пользоваться порталами необходимо получить специальное разрешение, — нравоучительным тоном заметил шеф. — А его выдают лишь после прохождения специальной комиссии, которая определяет границы возможностей мага в этом направлении. Все маги состоят на учете. И Каранского нет среди тех, кто получил разрешение. Я уточнял.

— Подождите! — воскликнула я. — Но он же сам говорил! И вы… Вы же спрашивали его о порталах!

— И это очень интересный момент, правда? — с усмешкой спросил шеф.

— А вы знали про порталы, когда спрашивали его об этом?

— Знал, — подтвердил шеф.

— И ничего не сделали?

— Даже если он пользуется порталами без разрешения, это еще не является доказательством чего-либо, — сказал Белянский. — Но и не обеспечивает профессору алиби.

— Вот почему вы его подозреваете, — прошептала я, глядя на шефа с уважением. — Вы поймали его на обмане.

— Но нам нужны доказательства, — недовольно проговорил начальник. — Без них Каранскому нечего предъявить. Еще есть вероятность, что в нашей истории мы имеем дело с мстителем, если сын Раскеля решил наказать всех магов из прошлого отца.

— А ведь такое вполне возможно, — согласилась я. — Если Василь Раскель уверен, что один из близких знакомых отца повинен в его смерти, рейян может начать охоту на настоящего преступника.

— В любом случае у нас четыре трупа, — покачал головой старший следователь. — И пока мы не можем даже доказать, что убийство тридцатилетней давности было совершено из-за кристаллов связи.

Я лишь со вздохом кивнула.

— Ладно, — сказал шеф. — На этом пока все. Нужно больше данных. Бонс, свяжитесь с кассами вокзала. Завтра утром мы отправляемся в Старгорье на встречу с профессором Болотонским.

ГЛАВА 22

— Поезд номер восемнадцать тринадцать, пожалуйста, седьмой вагон, — с широкой улыбкой сказала я носильщику и с довольным видом посмотрела на высокие кованые ворота, за которыми виднелась первая, и главная, платформа Западного вокзала столицы. Вокзал считался одним из старейших во всем королевстве и мог похвастаться арочной стеклянной крышей — творением знаменитого архитектора Эйфера, украсившего своими воздушными конструкциями многие крупные здания. В торговой галерее Гаранцо в западном Алленцо я пока не бывала, но видела несколько впечатляющих снимков, сделанных родителями много лет назад.

Несмотря на то что встать мне пришлось раньше обычного, я пребывала в превосходном расположении духа. В немалой степени из-за похода в бухгалтерию накануне отъезда, где я оформляла бумаги на командировочные. Там-то и выяснилось, что в управлении я тружусь по повышенной ставке. Бухгалтер быстро развеял мое сомнение, предъявив верно оформленное распоряжение, составителем которого числился мой шеф, а заверителем — наш главный, рейян Сидзецкий. До конца дня я ходила с широкой улыбкой, вызывая подозрения начальника, а после позволила себе двойную порцию ужина в кафе через дорогу от управления. И утром вскочила с радостным предвкушением, решив, что дорога будет простой и увлекательной. В порыве любви ко всему миру я извлекла из шкафа свой самый дорогой деловой костюм, пошив которого оплатила одна из моих тетушек. В этом наряде я чувствовала себя нежной, романтичной и очень-очень стройной.

На вокзале царила суета и толкотня, но я продолжала улыбаться, пока носильщик споро толкал тележку с моими чемоданами к нужному вагону. Наслаждаясь процессом, я семенила следом, отмечая заинтересованные взгляды и точно зная, что видят окружающие: высокую девушку в очень элегантном деловом костюме, сидящем на ней как темно-синяя перчатка. Маленькая шляпка и летящий белый шелковый шарф придавали моему образу некий театральный драматизм. А из-за высоких каблуков и очень узкой юбки приходилось часто-часто перебирать ногами, отчего все взгляды неумолимо соскальзывали ниже талии.

Заметив меня, шеф хмуро оценил мой внешний вид, порадовав той же реакцией, что и окружающие, а когда я подошла ближе, сухо заметил:

— Поезд отходит через пять минут. Вы едва не опоздали.

Я покаянно вздохнула и с нотками трагизма призналась: