Элла покинула здание! Гринь Анна

Я сказала это тихо, но старший следователь услышал и вынудил меня пересказать то, что пропустил. Закончив короткий монолог, я замерла, ожидая выговора, но шеф молчал и смотрел в одну точку.

Неужели прошло десять минут? Я глянула на наручные часики.

— Значит, Баржека убили сразу после вашего с ним разговора, — наконец очнулся Белянский, уставившись на меня своим крокодильим взором. Ой! Лучше бы отругал! Умеет он даже в таком состоянии смотреть так, что собеседник чувствует себя неуютно, а я не в лучшей форме, чтобы держать эмоции под контролем.

— Я не уверена, — призналась честно. — Не могу поручиться, что говорила именно с ним.

— Голос показался знакомым? — предположил начальник.

— Вовсе нет. — Я мотнула головой и на миг прикусила нижнюю губу, обдумывая ответ. — Но я ведь не знаю голоса убитого. Возможно, я говорила не с ним… А с убийцей.

— Маловероятно, Бонс, — не согласился шеф. — Чаще всего на звонки отвечают лишь те преступники, которые совершили спонтанное убийство. Они нервничают и делают ошибку за ошибкой.

— Думаете, мы имеем дело с преступником, который заранее все продумал? — спросила я.

— Я сказал «чаще всего», — подчеркнул шеф. — За те годы, что я работаю в сыске, схожие ошибки делали лишь неопытные, случайные убийцы, но это не наш случай.

— И?..

— В нашем случае убийца точно знает, как замести следы и как обставить само убийство, — медленно произнес шеф, чуть покачнувшись, и я тут же схватилась за баночку. — Но при этом он не мастер в этом деле.

— Марьян, я все сделал, — сообщил Харт, появляясь в дверях. Волосы метаморфа отливали сталью, а сам он выглядел усталым и раздраженным. — Как самочувствие?

— Напомни мне в следующий раз не просить тебя о чем-то подобном, — прошипел старший следователь, с остервенением отбирая у меня банку и вытряхивая на ладонь сразу две капсулы. — Это ничем не лучше действий виталиста. Шатает из одного состояния в другое. Хракс!

— Ты сам так пожелал, — напомнил судмедэксперт. — Не я тебя уговаривал. Больную голову вылечить проще.

Шеф отмахнулся и вновь огляделся кругом.

— Думаю, на этом пока все, — решил он, потирая лоб. — Бонс, вас доставить домой?

Я замешкалась, принимая из начальственных рук банку. Белянский вздохнул, сосредоточился, а потом попытался создать портал. Тот вспыхнул, осветив комнату, но с треском развалился, осыпавшись на пол искрами.

— Хракс, — выдавил рейян и сделал вторую попытку создать портал.

— Шеф, — мягко сказала я, — возможно, вам стоит воспользоваться обычным транспортом?

Белянский туманным взором посмотрел на меня, а потом неопределенно махнул рукой и нетвердой походкой направился к выходу.

ГЛАВА 18

— Ночь собирается, — пробормотала я, выходя вслед за Белянским из дома убитого Баржека, и довершила, глядя на то, как вполне определенно качает начальника: — И начинается мой дозор.

— Вам помочь, рейночка Бонс? — окликнул кто-то из жандармов, мелькнув в сгустившихся сумерках.

Я покачала головой и со вздохом подхватила начальника под локоть.

— Шеф, еще пилюльку? — предложила я, оценивая состояние старшего следователя.

— Она не подействует, — произнес Белянский, пытаясь выровняться. — Хракс! И почему все в один день?

— Рейночка, вам помочь? — снова позвали меня, видя, как шатает следователя.

— Нет, спасибо, — откликнулась я. — Уж как-нибудь!

Да, хотелось бы доверить рейяна кому-нибудь из служащих, но это ведь не чужой, это мой начальник, а я, как его секретарь, отвечаю и за моральный облик старшего следователя, раз уж он не в состоянии себя контролировать.

Со вздохом осмотрев улицу, я приметила пустой казенный самоход и решительно приобняла Белянского за талию.

— Шеф, идемте, — с улыбкой прощебетала я, для публики старательно пригибаясь под весом худощавого, но все же по идее тяжелого мужчины. — Вам нужно домой.

— Вы правы, Бонс, — не стал спорить старший следователь и чуть покачнулся.

Пришлось поднырнуть рейяну под руку и подпереть его с одной стороны своим плечом, делая все, чтобы шеф не обратил внимания на то, что я практически на себе тащу его к транспортному средству.

— Раздражаете вы меня, Бонс, — внезапно заявил начальник. Тихо. Устало. Почти на ухо.

Я от неожиданности вздрогнула и едва не отпрыгнула в сторону, но мгновенно подавила порыв и, застыв, переждала поток мурашек, пробежавших от уха по шее и вниз по спине.

— Чем же это я вас раздражаю? — почему-то охрипшим голосом спросила я, продолжая движение к самоходу.

— Не терплю девиц, — произнес старший следователь. — Белые лани в рюшечках.

Я не удержалась и фыркнула.

— А красивых — вдвойне, — не заметив, добавил Белянский.

— Ну, спасибо за комплимент, — пропыхтела я, придерживая начальника на краю тротуара и пытаясь открыть дверцу.

— Я помогу, я помогу, — быстро проговорил кто-то из жандармов, появляясь рядом. — Что же вы? Слабая девушка… Вы скажите, мы сами старшего следователя доставим.

— Ничего-ничего, — с самой милой благодарной улыбкой пропела я и сообщила доверительно: — Это ведь моя работа. Что же поделать, если… — Я покосилась на почти висящего на мне начальника. — Я как-нибудь справлюсь. Как-нибудь. Не переживайте.

Молодой человек с сомнением окинул меня долгим взором, как бы невзначай задержавшись на подвернувшемся и перекошенном жакетике. Я вновь мило улыбнулась и кашлянула, давая понять, что внимание к моей персоне радует, само собой, но помощничек загораживает открытую дверь. Парень посторонился, засуетился, не зная, за что хвататься, а я, стараясь не быть пойманной, деликатно втолкнула шефа в нагретый за день салон, надеясь, что он не ударится головой.

— Я… — пробормотал жандарм, пока я любовалась, как шеф падает на сиденье.

— Благодарю! — пропела я жандарму, самолично заталкивая шефские ноги в салон.

— Я… — выдавил молодой человек, глядя то на суетящихся спецов в отдалении, то на меня, то на крышу самохода. — Вы… Рейночка, а могу я…

— Сегодня был очень нелегкий день, — перебила я, изобразив усталую, но понимающую улыбку. — Если вы не против, то приходите завтра в приемную.

Жандарм с восторгом на меня уставился и, посветлев лицом, радостно закивал.

— К этому времени старший следователь будет в состоянии вас принять, — дав ему секунду порадоваться, внутренне усмехаясь, все с той же улыбкой добавила я. — Вероятно, вам даже не придется записываться на прием! Он сразу вас выслушает.

Парень часто-часто захлопал ресницами, открыл и закрыл рот, издав несколько булькающих звуков, а я, чуть приподняв брови, изобразила полную готовность слушать:

— Да?

— Вы не поняли… — с запинкой вымучил он. — Я хотел спросить о другом. Вас спросить.

— О! — Я надеялась, что мне удалось изобразить удивление. — Я и не думала… вы…

— Я хотел бы пригласить вас куда-нибудь! — выпалил наконец жандарм.

— Меня? — продолжая смотреть на молодого человека круглыми глазами, спросила я, прижав ладонь к груди. — Как неожиданно!

— Вы…

— Ох, простите, — зачастила я, тронув волосы, одернув жакет и нервно улыбнувшись. — Это так внезапно. Совершенно внезапно. Вы же понимаете, да? И место не слишком подходящее, не находите?

— Да, — растерянно согласился жандарм.

— Вы поймите, сейчас я не могу даже думать о чем-то подобном, — с толикой печали в голосе выдавила я, тяжело вздохнув. — Давайте… Давайте завтра? Вы придете и скажете об этом завтра. Сегодня не тот день и время не то.

Молодой человек нервно смял в руках фуражку.

— Хорошо, — бесцветно ответил он.

— Спасибо, — вернувшись к счастливой, но чуть усталой улыбке, пробормотала я, заглядывая собеседнику в глаза.

Жандарм на миг склонил голову, а потом без слов ушел. Я на секунду позволила себе избавиться от улыбки и, глядя ему вслед, с уверенностью предрекла:

— Не придет он завтра. Отлично.

Шеф задремал в салоне, успев устроиться поудобнее — вытянув ноги и откинув голову на спинку так, что острым клином торчал кадык. Назвав адрес, я уселась и приготовилась терпеть короткую, но утомительную поездку с подскоками на скользкой коже неровного сиденья.

— Хуже всего в вас то, что придраться не к чему, — подняв голову, внезапно сообщил Белянский.

Я подскочила на сиденье и съехала по бугристой поверхности вплотную к рейяну.

— А надо ли придираться? — спросила тихо, ища точку опоры, чтобы отодвинуться от Белянского.

Несмотря на алкогольный дух, от шефа изумительно пахло хорошим мужским одеколоном. Аромат вызывал едва контролируемое, почти инстинктивное желание повернуть голову, придвинуться поближе и вдохнуть полной грудью. До головокружения. До мурашек.

— Не люблю, — произнес начальник, — не люблю признавать ошибки.

О, да меня тут хвалят! Как мило!

Я не удержалась, отвернулась к окну и улыбнулась, глядя на сгущавшиеся за стеклом сумерки. Даже перестала обращать внимание на неудобное сиденье и на то, что сижу непозволительно близко к собственному начальнику. И даже не возмутилась, когда он ко мне привалился боком.

Я сильная. Выдержу. Что мне какие-то неудобства! Жаль только, что не вспомнит завтра.

— Вы вообще слишком придирчивы, — заметила я доверительно, — ко всем.

— Для этого есть причины, — медленно вымолвил Белянский.

— Вы вообще в курсе, что вас боятся в управлении? — спросила я, краем глаза заметив, что водитель-гном с интересом за нами наблюдает. Гномы неболтливы, но не удивлюсь, если завтра все сотрудники до последнего будут знать содержание этого разговора.

— Вот бы они работали так… так, как перетирают сплетни о коллегах, — сказал шеф, пытаясь еще больше вытянуть ноги в не самом просторном салоне. — Половину давно надо выгнать… выгнать… взашей.

Я хмыкнула и локотком отодвинула от себя начальника, начавшего еще больше заваливаться в мою сторону.

— А вы бы лучше начали больше отдыхать, — посоветовала я. — А то все работа и работа.

— А кто будет работать?

— Если вы и дальше будете пахать один за всех, то рискуете доработаться до нервного срыва, — строго сказала я. — Почему вы ни на что не отвлекаетесь?

— Времени нет, — буркнул шеф практически мне в шею.

— Вот сестра у вас, — напомнила я. — Провели бы с ней время. Или пассию бы себе… организовали.

— Какое вам дело, как много времени я отдаю работе? — встрепенувшись и недовольно на меня уставившись, спросил шеф.

— Потому что я не просто секретарь, — напомнила я. — В перечень моих обязанностей входит отслеживание вашего душевного и физического состояния, а с такой работой… Вы знаете статистику? Знаете, какой процент трудоголиков сходит с ума или переходит на противоположную сторону, разочаровавшись в профессии?

— Избавьте меня от нотаций, Бонс, — поморщился рейян. — Вас только не хватало. Хотя я еще не слышал, чтобы некто женского пола так настойчиво советовал мне изменить статус личной жизни.

— Между прочим, научный факт! — сообщила я. — Отношения благотворно влияют на психическое и физическое здоровье.

Шеф фыркнул.

— Да-да, — не унималась я. — Весьма благотворно. Вы выглядите излишне напряженным.

— Напряженным? — переспросил Белянский.

— Да, — ответила я. — И срываетесь на окружающих. Это попытка перенаправить избыток энергии, но в итоге все сводится к переносу неудовлетворенности…

— Бонс, заткнись, — перебил шеф.

Я послушно замолчала, сообразив, что меня на самом деле понесло не в ту степь. Храксов одеколон!

— Ты в чем-то хуже Леськи, — пробормотал рейян и, шумно сопя, вновь откинулся назад.

Интересно, он наутро вспомнит, что вдруг перешел на «ты», или забудет?

— Но разве я не права? — тихо спросила через минуту. — Вот сегодня…

— Это было для дела, — выдохнул Белянский. — Исключительно для получения сведений.

— От кого? — тут же полюбопытствовала я.

Рейян открыл глаз, вяло перекатил голову и уставился на меня тяжелым взглядом. На миг я решила, что не ответит, но потом начальник со вздохом сказал:

— Прежде в управлении одним из старших следователей… не моим предшественником, его коллегой… работал один весьма заслуженный рейян. Бывший следователь, ныне держатель лавки «Шварковский и сыновья». Между прочим, Бонс, лучшие вина в столице. Семьянин, радушный хозяин. И большой любитель вспомнить былые времена. Превосходная память! — Шеф сумрачным взором вгляделся куда-то в область моих коленей, прикрытых узкой юбкой. — Отличный источник сведений, но их не вытащить, не согласившись на дегустацию продукции лавки.

— И что вы узнали? — с искренним любопытством спросила я.

Шеф не ответил, и я повторила вопрос:

— Что вы узнали?

Белянский шумно вздохнул и корпусом съехал по сиденью в мою сторону, так что начальственная голова оказалась прямиком на моих коленях.

«Да, завтра это будут обсуждать все!» — мысленно застонала я, заметив взгляд водителя.

То ли гном-водитель долго петлял по столичным улицам, то ли именно сегодня солнце решило спрятаться раньше, но к дому, в котором жили Белянские, самоход подкатил при тусклом свете уличных фонарей.

— Да, да, не беспокойтесь, я справлюсь сама, — ворчала я себе под нос, вытаскивая начальника из казенного средства передвижения.

Гномы — народ такой. Работать на людей, обслуживая гномами же изобретенную технику, они любят, своим охотно помогают, но бесплатно для людей даже палец о палец не ударят. И сочувствия к хрупкой юной девушке у них не больше, чем к дюжему мужику, разгружающему ранним утром мешки с мукой возле пекарни.

Показательно отдуваясь, я выволокла старшего следователя на тротуар и призадумалась. С одной стороны, я не против и до Лилового переулка доехать за счет управления, но с другой, я не могу не выдать себя, пока буду тащить шефа домой.

Переведя дух, я крикнула водителю, прежде чем захлопнуть дверь:

— До свидания. Ваши услуги больше не нужны!

Гном не стал меня уговаривать и что-либо предлагать. Через пару секунд громыхающая черная банка из-под шпрот на колесиках отчалила в сторону Центрального управления, оставив меня наедине с бессознательно висящим на мне начальством. Гномы такие гномы.

— А завтра…

Не хотелось даже думать о том, как много пищи для сплетен я дала коллегам. Но одной сплетней больше, одной меньше — не важно!

— Пора домой, шеф, — позвала я, проверяя состояние старшего следователя.

Со стороны казалось, что он стоит, чуть облокотившись на меня, а я пыхчу и сгибаюсь под его весом, но на деле Белянский самым невоспитанным образом дрых.

— Чтоб вас… — прошипела я себе под нос и огляделась.

На мое счастье, улица была пустынна, а респектабельные кварталы этой части города давали надежду, что никто не отдернул гардину, чтобы высматривать прохожих. Хотя чаще всего в таких тихих местах и живут нервные старушки, готовые в случайном слове, жесте и неурочной прогулке усмотреть злодеяние.

Еще раз осмотревшись, я чуть встряхнула начальника, отчего его голова дернулась из стороны в сторону, и спросила:

— Так вы без сознания или прикидываетесь?

Рейян не ответил, лишь шумно вздохнул.

— И надо было вам… — проворчала я, роясь в карманах следователя. — Или это капсулы дали такой побочный эффект?

Начальник неопределенно всхрапнул.

— Только вот этого мне не надо! — строго велела я и погрозила Белянскому пальцем. — Мало того что вы за один день разбили светлый образ безупречного шефа, напившись пусть и по работе, но среди бела дня! Так еще и храпеть? Нет. Нет. И нет. Не смейте!

Старший следователь не отозвался, тихо сопя мне в шею.

— Что ж… — Я еще раз осмотрелась, зажала связку ключей в руке и, пожелав себе удачи, рывком взвалила шефа на плечо. — Обещала себе воздерживаться и не давать повода для сплетен, но как мне вас затащить в дом и при этом не выдать себя?

Прихлопнув начальство пониже спины, я поспешила к парадному, молясь о том, чтобы никто меня не заметил. У двери пришлось повозиться, придерживая следователя одной рукой, а другой пытаясь и ключом в скважину попасть, и не шуметь слишком сильно.

— Вот будет весело, если я на вашу сестрицу наткнусь, — прошептала я, проворачивая ключ. — Так, тихо. Медленно…

В холле царила тьма, но на втором этаже танцевали световые блики, то и дело падая на большую люстру под потолком. Кристаллы в люстре вздыхали, наполнялись жизнью и осыпали все кругом радужными молниями света.

— Вр-р-р-р… — глухо то ли спросил, то ли предостерег огромный косматый пес, выхваченный одним из цветных лучей.

— Вечер добрый, — шепотом поздоровалась я. — Ты же Туман?

Пес прошел к лестнице и сел у ее подножия, задумчиво склонив голову набок и сосредоточенно принюхиваясь. Похоже, хозяина зверь признал, но никак не мог сообразить, что с ним не так.

— Ага, это ваше-ваше, — заверила я пса. — Чье ж еще? Куда бы мне твоего хозяина положить, а?

Заботливый секретарь обдумал бы вариант подъема начальственного тела на второй этаж, прямиком в кровать. И мне, в общем-то, несложно это осуществить. Но нет гарантий, что Алеся не выглянет проверить, что происходит, свет-то у нее горит, и значит, девушка не спит. Не хотелось бы демонстрировать кому-либо свои возможности так явно.

— Гостиная, определенно гостиная, — решительно прошептала я и осмотрелась, пытаясь сориентироваться в полутьме. — Туман, помоги.

То ли пес оказался очень умным, то ли мне повезло, но он массивно затопал куда-то вбок, а я просто отправилась следом, ощупывая пространство свободной рукой.

— Только бы не ударить вас головой, только бы не ударить, — шептала я, огибая предметы мебели и дверные косяки. — Она у вас завтра определенно будет болеть, но я не желаю думать, что из-за меня она заболит сильнее.

Гардины в большой просторной комнате оказались раздвинуты, так что я с тихой радостью облегченно выдохнула, видя, что Туман привел меня в нужное помещение. Крадучись ступая по паркету и коврам, я добралась до широкого длинного дивана и сгрузила на него Белянского.

— Ну вот, — прошипела я, довершая заботу о начальстве стягиванием ботинок. — Так-то лучше. Я выполнила свой долг. Мой дозор окончен.

ГЛАВА 19

Лето определенно вступало в свои права, но вечера еще тяготили прохладой. Да не той, что бывает в сентябре, когда прогретая за день земля и камень так и исходят теплом, а ветерок приятен, придает силы и остужает голову. А той, что нехотя убирается прочь после затянувшейся зимы и сырой весны. Ранняя летняя прохлада вечеров полна сыростью, ледяным ветром и запахами земли даже в центре большого города, где почти всюду брусчатка. Эта прохлада полна терпкости прелых прошлогодних листьев — хотя откуда им взяться, если дворники работают на совесть? — и свежестью. В лужах, что не уходят, отражается небо. И фонари. Далеко слышны звуки. И свет уличных ламп другой. Чуть холодноватый, в зеленцу. И прохожие идут иначе, поспешно, вжимая головы в плечи, пряча леденеющие щеки за поднятыми воротниками. И самоходы едут быстрее, хотя куда уж спешить их владельцам, если внутри, в салоне, жарко трещит печка, а синеватый свет фар разбивает ночь…

Мне тоже хотелось туда, в теплый салон, на мягкое простеганное сиденье. И ехать быстро, чтобы поскорее оказаться в ставших привычными узких переулках. Но пришлось долго идти пешком, нахохлившейся галкой перепрыгивая лужи и пугая кошек. Холодно, но дворами напрямую все равно выходило проще и быстрее, чем плестись на большой проспект и искать там наемный самоход.

Гаруч только казался городом деловым и стремительным, раскинувшимся на холмах и разделенным на неровные части неширокой рекой, зажатой в каменные берега. На самом же деле это был город старый, выросший не сразу, частями. Родившийся не столицей, а ставший ею, после того как в одном котле смешалось несколько прежде существовавших держав.

Город торговый, зажиточный, Гаруч переоделся в новые одежды сравнительно недавно. Что для него каких-то тридцать-сорок лет? Для человека — половина жизни, а для города — ничто.

И, сменив лицо, город пока тяжело принимал новое положение вещей, со стоном, с болью отдавая то там, то здесь место под новую застройку, вырезая со своего тела площади и выдергивая старые кварталы, где правила были иные или их не было вовсе. Сопротивлялся пока город, не давал превратить себя в истинную столицу большого королевства, с широкими стремительными линиями проспектов, аллей и выстроившихся вдоль них домов. Еще было в Гаруче нечто старое, почти уездное, когда каждая улочка на свой лад и зажиточные кварталы не в центре, а абы как разбросаны и определяются не местом, а людьми, в домах этих живущими. И парки пока не упорядочены, и муниципальные здания стоят там, где место осталось, а то и вовсе занимают бывшие особняки кого-то из знати. И не видно из любого места башенку столичного университета, как было когда-то и в другой столице. И где-то, почти на окраине, еще есть не просто дома, а настоящие усадьбы, с подворьями, спрятанные за высокими каменными заборами.

По такому городу хорошо бродить на рассвете, когда лишь дворники, молочники да булочники встречаются на улицах, и смотреть на непохожий на другие, странный, но чем-то милый город. В такие часы золотисто-розовый и алый небесный свет примиряет между собой дома, делая вычурные, помпезные громадины братьями аккуратным строениям из беловато-желтого и красного кирпича. В такие часы на любой улочке пахнет парным молоком, доставленным еще в сумерках из пригорода, и хлебом, поспевшим в дровяных или магических печах. И запахи эти, и свет, и то просветление, что настигает после бессонной ночи как раз на рассвете, слепляют все в один ком, который ни разорвать, ни разбить суровой действительностью дня, пропитанной горьким смрадом выхлопных газов, газетных чернил и ваксы.

Может, я бы и погуляла подольше, но в животе так настойчиво и так обреченно заурчало, что пришлось спешно отмести прочь поэтическое настроение, забыть о закатах и рассветах и вспомнить о любви к себе. Я ведь не за столом сидела весь день, а бегала. Да и подняли меня раньше времени.

— Только мясо, только мясо восстановит мое душевное равновесие, — прошипела я себе под нос, ускорив шаг. — Диетические блюда пусть трескают тонкие во всех смыслах натуры, овощи — кролики, а я хочу… баранины!

Я так живо представила себе каре ягненка, которое я быстренько запеку дома, что едва не захлебнулась слюной и не заметила, как дорогу мне перегородили трое мужчин. Впереди, за их спинами, гостеприимно светились огни лавки, давая знать, что мой план неосуществим. Я не добежала совсем чуть-чуть. Беззвучно застонав, я взглянула на мужчин, пытаясь оценить обстановку.

— Позволите пройти? — спросила я, включив остатки вежливости.

— Рейна Бонс, вы поедете с нами, — сообщил мне тот из троицы, что стоял в центре, а его напарники медленно и неотвратимо нацелили на меня дула пистолетов.

На миг я испугалась. Не картинно, а на самом деле. Даже почудился выстрел и толчок, за которым не сразу, но накатывает ужас, — и только потом боль. В меня никогда не стреляли, но воображение охотно достроило последствия, заставляя интуитивно сжаться и замереть.

Это не магия, которой мне нечего бояться, и не рукопашный бой, в котором у меня пусть и сомнительное, но преимущество, а пуля — то, с чем я не справлюсь.

Да и поведение мужчин не вызывало сомнений, что на этот раз я имею дело не с мелкими шавками-крышевальщиками, а с псами покрупнее и посильнее. Бульдогами, верными хозяину.

— Куда? — только и спросила я, прижимая сумочку и прокручивая в голове все возможные варианты развития ситуации.

На курсах нас учили не думать о плохом, чтобы умом не завладела паника, но отец в наши недолгие воссоединения учил, что светлые мысли и молитвы не спасают, нужно продумать несколько вариантов и при возможности осуществить наиболее возможный и безопасный для себя.

— Я научу тебя нескольким приемам, — как-то заявил мой родитель, немало меня этим обрадовав. — Возможно, они тебе пригодятся. Но запомни одно правило.

— Да, папочка, — послушно отозвалась я, готовая внимать и запоминать.

— Если можешь — беги, если не можешь — бей, а если не может убежать или ударить, то выжидай.

— С вами желают повидаться, — сухо ответил левый мужик, делая шаг вперед.

Вот так. Тихо. Спокойно. Без угроз и показательного размахивания оружием и кулаками. С этими ребятами шутить не стоит.

— Что ж, — пробормотала я, последний раз, на прощанье, глянув на лавку, сквозь витрины которой на улицу лился уютный желтый свет. — Хорошо.

Мужчины окружили меня, как три акулы, и стали теснить в обратную сторону, уводя все дальше и дальше от Лилового переулка. На улице пошире, шелестя мотором, нас ждал черный, масляно блестящий самоход с прикрытым черной тканью номером. Здесь мужчины подступили ближе, и я разглядела оружие. Теорию нам преподавали, и теперь я могла с гордостью заявить, что опознала и марку, и модель, и даже год выпуска вспомнила.

— Садитесь, — велел один, ткнув меня оружием в бок, и я с горечью похвалила себя за то, что если меня сегодня убьют, то буду знать, пулю какого именно калибра в меня всадят. Мелочь, а приятно.

О чем ты только думаешь, Элла?!

В салоне на заднем сиденье меня зажали с двух сторон. Я сосредоточилась и расправила плечи, не давая себя сдавить. В тесноте у мужчин пропала возможность держать меня на прицеле, так что, в теории, небольшое пространство давало шанс на преимущество в случае неожиданного нападения. Но водитель и третий бульдог сводили это преимущество на нет. Судя по лицам этих людей, в случае чего целиться и выжидать они не будут, для надежности положат и своих и чужих.

«Что ж, сидим тихо и изображаем дрожащую глупышку, — приказала я себе. — Их это не обманет, но хотя бы снимет острое как нож напряжение. А визит… Я сама в это влезла, чего уж теперь… Встреча? Пусть будет встреча. Хоть узнаю, кто здесь самый главный теневой король».

Самоход тронулся, а бульдог с переднего сиденья развернулся ко мне и велел:

— Не делайте глупостей, рейна.

Тоже мне, удивил! В такой ситуации глупости — дело последнее. В прямом смысле.

Ехали недолго, но похитители даже не стали завязывать мне глаза. В столице я ориентировалась достаточно хорошо, чтобы по приметным фасадам домов узнать улицу, на которой остановилось наше транспортное средство. Улица, конечно, длинная, но вряд ли на ней больше пары почтовых ящиков, так что утром я место легко опознаю.

Злорадствовать я не стала. Мало ли… Тут бы до этого утра дожить!

Из самохода вышла без дополнительных подталкиваний и угроз, не стала делать попыток осмотреться или закричать, так что бульдоги, хоть и окружили меня, но вели себя сдержанно и руки не распускали.

— Сюда, — кивнул мне один из них.

Я послушно последовала за мужчинами, больше посматривая себе под ноги, чем на лица или окружение. Под аркой между домами меня остановили и наконец завязали глаза полосой сложенного несколько раз темного шелка. Я судорожно сжалась, понимая, что в случае чего эта же повязка может стать моей удавкой.

— Идемте.

Дальше мы двигались медленнее, но бульдоги с вежливостью трех лакеев предупреждали о выбоинах, ступеньках и подхватывали под локоть, если требовалось свернуть.

Через полчаса таких блужданий у меня создалось впечатление, что мужчины не провели меня куда-то дворами и тайными лазами, а долго кружили по одному кварталу, пытаясь запутать, а после ввели в один из тех домов, арку между которыми мы и преодолели по дороге.

По лестнице мы поднялись на третий этаж и оказались в холле, где на меня нахлынуло уютное домашнее тепло. Но в нем не было того, что так часто ощущаешь, входя в чужой дом. В воздухе витал смолистый дух сожженных в камине дров, ржавчины, терпкий аромат свежей лозы, но не было ни запахов еды, ни духов. Здесь не пахло въевшимся в обои супом, не тянуло прилипчивым ароматом кофе. Здесь не пахло людьми.

— Можете снять повязку, — сообщили мне.

Я медленно стянула с лица шелк и чуть прищурилась, быстрым взглядом окинув небольшой холл квартиры. Мебель здесь отсутствовала, как и обои, содранные неровно, кусками. Лишь над головой сиротливо красовалась люстра в три рожка из засиженного мухами голубого стекла.

— Сюда, — указывая вперед, сказал один из бульдогов, и я обреченно прошла к высоким двустворчатым дверям, откуда и разливался жар пылавшего камина.

Бульдоги пристроились позади меня и, хоть ничего не изменилось, по усилившемуся напряжению я поняла: иду в святая святых.

В первый миг я увидела лишь стол, два массивных кожаных кресла с высоченными спинками и камин с пылающим в нем огнем. Затем мое внимание привлек мужчина, сидевший в кресле. Он почти не двигался, его темный костюм-тройка практически сливался с обивкой, а лицо казалось маской, вырезанной из дерева.

— Рейна Бонс, — тихо оповестил один из бульдогов.

Мужчина в кресле не шелохнулся, но бульдоги, как по команде, шагнули ко мне, тесня ко второму креслу. Я не стала испытывать судьбу и, пройдя вперед, опустилась на скрипнувшую подо мной темно-бордовую кожу.

Вблизи стало ясно, что король теневого Гаруча стар. На вид ему было не меньше девяноста лет, но дряхлым он не выглядел. Лицо, будто вырезанное из целого куска дерева, наводило на мысль, что этот человек и телом крепок, как сухая твердая древесина.

Бульдоги отступили, повинуясь какой-то невидимой команде, а мужчина медленно поднял на меня взгляд, в котором правили тьма и лед. Любой на моем месте начал бы ерзать, осматриваться и задавать вопросы. Но я сегодня была не в настроении играть в игры, поэтому устроилась в кресле поудобнее и стала ждать.

— Ой, ты тут! — раздалось над головой, и Марьян едва не застонал от боли в висках. — Я и не знала, что ты вернулся, Хмарь!

— Леська, тише, — простонал рейян, закрываясь от сестры и включенного ею яркого света согнутой в локте рукой. — Что ты вопишь?

— Бах-х-х! — сообщил о своем присутствии Туман, и Марьян застонал в голос.

— Ты когда вернулся? Я не слышала, — не унималась Леська.

Рейяну пришлось со стоном повернуться и сесть. Лучше собраться с силами и запереться от сестры в своей спальне, чем терпеть ее возгласы, рискуя сорваться и незаслуженно обругать.

— Да ты пьян! — с обидой обвинительно воскликнула Леська. — Хмарь!

Марьян стиснул зубы и открыл один глаз. Сестра стояла посреди гостиной, уперев руки в боки. Очки сползли на кончик носа. Волосы торчали во все стороны. На подбородке след синего мела.

— А тебе положено спать, — хрипло заявил следователь, надеясь, что он не ошибся с определением времени суток.

— Еще не так и поздно, — фыркнула сестра.

Марьян хмуро глянул на каминные часы, убеждаясь в правоте Леси, а после медленно потер лоб.

Стоп! Что он помнит последнее?

Воспоминания обрывались на том моменте, когда следователь вышел из дома, где было совершено убийство. Дальше клубился плотный туман, в котором то и дело мелькало лицо секретарши.

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Вячеслав Никонов – видный российский политик, политолог, доктор исторических наук, председатель коми...
«Я тебя знаю. Я видел твое лицо. Это же ты ведешь ту страницу?» Слова соседа стали для Влада полной ...
Проснувшись на полу собственной гостиной, Джон Бреннер обнаруживает, что голова у него раскалывается...
Многие великие люди отличаются безграничной любовью к своему делу. Стоит ли вам идти по их стопам, п...
Вторая книга цикла «Хроники Артара», продолжение романа «Стальные псы».Продолжение приключений Мангу...
Третий роман серии Сэнгоку Дзидай. Приключения нашего соотечественника, попавшего в средневековую Яп...