Элла покинула здание! Гринь Анна
— Леся? Леся, что случилось? — позвал он, не пытаясь вновь войти в комнату.
Злодеев в спальне не наблюдалось. Разгрома тоже. Да и сторожевые артефакты помалкивали. Лишь рыдала Алеся, сидя в кровати и до подбородка натянув на себя одеяло, да гулко гавкал внизу Туман.
— Леська! — снова позвал рейян, когда сестра не ответила. — Лесенька, что происходит?
Он вновь попытался войти в комнату, но тут дверь с грохотом захлопнулась прямо у следователя перед носом. Дзынькнули стекла в окнах в обоих концах коридора. Сестра зашлась причитаниями и всхлипами.
— Леся! — позвал Марьян, попытался толкнуть дверь, но та не поддалась даже тогда, когда рейян попробовал открыть ее при помощи магии.
— Уйди! Уйди! Уйди-и-и-и! — заорала девушка.
— Леся! Да что происходит? Ответь мне!
Сестра лишь еще громче заплакала.
— Да что стряслось?! Тебе приснился кошмар? Леся! Я позову Агнию. Где ее вообще носит? Она не слышит, что ли?
Тут только Марьян вспомнил, что кухарка взяла несколько дней выходных.
— Хракс! — только и смог вымолвить Белянский, растерянно соображая, что же ему предпринять. — Леся, тебе плохо? Я вызову кого-нибудь, ладно? Тебе больно? Или ты просто испугалась? Я свяжусь с маггоспиталем.
— Нет! Нет! Нет! — закричала Алеся и зарыдала пуще прежнего. — Не хочу! Не надо! Уйди! Уйди!
Постояв еще немного, бессильно сжимая кулаки, Марьян направился вниз, разыскал в кармане брошенного в гостиной пиджака кристалл и связался с управлением.
— И куда вы меня привезли, уважаемый? — обернулась я и хмуро задала вопрос в пространство — водитель казенного самохода уже завел мотор и начал движение к арке, за которой маячил проспект.
Передо мной высился солидный дом из темно-коричневого камня, построенный пару веков назад. Запущенный палисадник, в котором буйно разрослась сирень, закрывавшая нижнюю часть окон на первом этаже, портил впечатление. Как и мелкая травяная труха, сухие листочки и песок на ступеньках.
Я вздохнула, прижала к себе сумочку и бумажный пакет и решительно поднялась по ступенькам. Что еще делать?
О том, что шеф вызывает меня с самого утра и непонятно куда, мне сообщил смотритель казенного жилого фонда управления, квартировавший тут же, в соседнем подъезде. Совсем недавно он показывал мне квартиру и проводил краткий инструктаж. Знакомство не впечатлило. И когда смотритель возник у меня на пороге за полчаса до звонка будильника, я окончательно и бесповоротно его невзлюбила. И тот факт, что человек просто выполняет свои обязанности, ничего не менял.
Транспортное средство причалило к моему подъезду через пятнадцать минут, за которые я успела одеться, худо-бедно расчесать волосы и соорудить себе огромный бутерброд из целой, купленной вечером белой булки и тончайших ломтиков копченого мяса. Оставалось надеяться, что рано или поздно я доберусь до управления, смогу разрезать свой гигантский бутерброд на части и съесть его весь с парой кружек кофе.
— Только сначала я сварю целый кофейник и вылью Белянскому на голову! — зло пробормотала я и решительно постучала в дверь. — Какого хракса вообще происходит, а? Что это за место?
Вопрос был насущный, потому как смотритель просто предупредил о том, что за мной вызвали самоход из управления, а водитель просто повторил записанный у него адрес.
Дверь открыл старший следователь лично и выглядел он при этом так, что я мигом забыла, что хотела с порога высказать ему все свое недовольство.
— Бонс. Заходите.
Шеф посторонился. Я мимоходом оценила его встрепанный и заспанный вид и прошла в холл большого и не слишком уютного дома. Огромный темно-серый, почти черный косматый пес с любопытством таращился на меня у лестницы, пока я пыталась незаметно осмотреться и оценить ситуацию.
— Что случилось, шеф? — в конце концов спросила я, не обнаружив хладного тела посреди холла или толпы жандармов.
— Бонс, — чуть помедлив, строго сказал рейян, вынудив меня обернуться и посмотреть ему в глаза. — У меня к вам деликатное дело.
— Какое? — с опаской произнесла я.
Шеф запустил пятерню в волосы и остервенело почесался. Огромный пес, воодушевленный примером, повторил это движение за Белянским, отчего эти двое стали похожи, как братья.
— Видите ли, я и сам не знаю какое, — признался следователь чуть растерянно.
— Не пугайте, — неожиданно для себя выдохнула я, впервые с момента знакомства увидев начальника в растерянности.
— Что-то случилось с сестрой, но она меня к себе не подпускает, — наконец сказал Белянский. — И начинает кричать, если я предлагаю вызвать врача. Я решил, что женщина сможет с ней поговорить и понять, что происходит.
Я стиснула зубы, чувствуя, как возвращается утренняя злость.
— И поэтому вы вызвали меня до начала рабочего дня? — холодно спросила я. — Вы не могли обратиться к кому-нибудь из родственников или знакомых? У вас ведь должны быть пассии, любовницы… Я не женщина, я ваш секретарь.
— У нас нет родственников, — ответил Белянский таким тоном, что мне мгновенно стало холодно, а потом с яростью воскликнул, изрядно повысив голос: — И даже если бы у меня было время на все эти глупости, неужели вы думаете, что я познакомлю свою четырнадцатилетнюю сестру со своей любовницей?!
А он ведь волнуется. Он по-настоящему волнуется за свою сестру. Не так, как это делают очень многие мужчины, которые лишь ищут того, кому могли бы перепоручить заботу о девочке-подростке. Занимательно…
— Четырнадцать? — переспросила я и улыбнулась собственному открытию. — И где она?
— Только она, наверное, не откроет, — злясь уже на себя за то, что не подумал об этом, сказал Марьян. — Придется уговаривать. Алеся умеет дверь магией запереть так, что и лучший штатный маг Центрального управления не отомкнет.
Привычкой закрываться сестра обзавелась то ли до знакомства с рейяном, то ли уже после. Вспоминая об этом, Марьян с сожалением ловил себя на мысли, что в тот злополучный день восемь лет назад повел себя хуже некуда. Но что он, двадцатидвухлетний, знал о детях? Он и сестрой-то Алеську тогда не считал. Ее появление, да еще и такое неожиданное, внесло сумятицу в не самый налаженный быт молодого следователя.
В тот день рейян просто завел девочку в первую попавшуюся гостевую спальню, велел кухарке следить за ней, а сам умчался решать вопрос с мачехой. Та, естественно, упиралась изо всех сил. Марьяну по сию пору до мельчайших подробностей помнилась та унизительная сцена, когда вдова отца смотрела на следователя, как на грязь под ногами, посмевшую испачкать ее дорогие лаковые туфельки.
Вернувшись домой, Марьян обнаружил, что кухарка заполошной курицей мечется по дому, а шестилетняя девочка так надежно забаррикадировалась в спальне, что ни магией, ни силой ее оттуда не достать.
Магическими способностями Алеська не блистала, но, как и все маги, в минуты сильных душевных переживаний выдавала что-то невероятно мощное. Пока никто из магученых не расшифровал подобные всплески, но все сходились на том, что сам дар мобилизовал все крохи сил и использовал какие-то скрытые резервы, чтобы защитить перепуганного и неспособного к обороне человека.
В тот первый раз Марьян ничего не понял. Ломился в комнату. Кричал и требовал от совершенно незнакомой маленькой девочки открыть дверь, если она не хочет оказаться на улице. Дураком был, конечно. Совершеннейшим.
Леська, перепуганная еще больше, дверь открыла, но потом сбежала в самый дальний уголок, забилась под кровать и сидела там мышонком, глядя на страшно недовольного всем Марьяна заплаканными глазищами.
Это потом, когда раз за разом сестра по любому поводу запиралась в своей комнате, рейян научился тому, что ее стоит оставить в покое и переждать. Сама выйдет. Серьезно они никогда не ссорились. Быстро мирились. Оба знали, что никому они не нужны так, как друг другу. Но в первый миг, когда страсти еще кипели и бушевали, Алеська любила хлопнуть дверью.
— Лучший штатный маг? — переспросила Элла Бонс, ловчее перехватывая свои вещи и прижимая их к себе одной рукой. — Я за него!
Не пытаясь вести разговоры через дверь, секретарша взялась за ручку двери и легонько толкнула. Дверь на миг покрылась сетью белых всполохов, а потом без сопротивления поддалась. Девица удовлетворенно хмыкнула и вошла внутрь, вновь захлопнув дверь перед носом рейяна.
Спальня Алеси Белянской разительно отличалась от остального дома. Здесь отсутствовал хоть какой-то намек на темные краски: светлая мебель, светлая обивка, радужные шторы, золотисто-оранжевый наборный паркет. Даже книги на полках оказались с яркими цветными обрезами, повернутые так, чтобы скрыть корешки. Видимо, девушка сама их окрасила, не желая жить среди обыденных и неприметных вещей.
Но даже если бы спальня девушки осталась такой, какой, видимо, задумывалась первыми хозяевами дома, с темными деревянными панелями и темными обоями, эти мрачные краски потерялись бы из-за обилия картин, рисунков и просто карандашных набросков, которые покрывали практически каждый свободный клочок в этой довольно большой спальне. На стенах теснились полотна, выполненные в самых разных техниках. На одном я узнала искусно написанный портрет старшего следователя. На другом также был изображен Белянский, но в какой-то сюрреалистической манере, с травянисто-зелеными волосами и сиреневыми губами. Но эти две картины скорее были исключением среди остального множества, наполненного хаотичной пляской ярких пятен и линий. Между картинами прямо к стене, не слишком аккуратно, были приклеены вырванные альбомные листы. На одних девушка изобразила что-то маслом, на других — гуашью, на третьих — акварелью, но большинство рисунков и набросков были наспех сделаны мелом и углем. Из-под этого пиршества красок лишь кое-где проглядывали обои. На мебели рисунков оказалось поменьше, но все равно больше, чем хотелось бы. Мне пришлось деликатно подвинуть целый ворох в кресле, чтобы пристроить свои вещи.
Самой хозяйки удивительной комнаты в спальне не оказалось. Алеся нашлась в ванной комнатке, на холодном плиточном полу. Девушка забилась в уголок под окном, поджав колени к подбородку и закрыв голову руками.
— Привет, — как можно мягче сказала я, стоя на пороге.
Девушка вскинулась, глянула на меня, шумно всхлипнула и зарыдала.
— Эй, эй, ты чего? — опешила я, скидывая туфли и проходя в ванную. — Алеся…
— Я умру! Я умира-аю! И Хмарь останется оди-и-ин! Я знала! Я знала, что мне отведено не так уж много-о! — с подвываниями, всхлипами, прерываясь и икая, выдавила из себя девушка. — Я умира-а-аю…
— Я вижу раскрасневшуюся и заплаканную молодую девицу, — фыркнула я, хотя мне, по идее, следовало причитать и утешать. — С чего ты решила, что умираешь?
Я даже лоб ей потрогала, убеждаясь, что здесь и сейчас этот полный жизни цветочек не зачахнет.
— М-мне приснился страшный кошмар, — всхлипнула Алеся и вытерла красный нос рукавом изрядно потрепанного халата, темного и явно мужского. — А потом я проснулась от боли… и увидела кровь! Я ранена… Меня ранили во сне… Больно. И кровь течет.
Чуть отодвинувшись и не обнаружив под девушкой лужи крови, я прищурилась и спросила:
— А рана у тебя где?
Алеся расплакалась еще горше и призналась. А я, взрослая и совершенно никудышная утешительница, не выдержала и расхохоталась.
Через пятнадцать минут я вышла в коридор, где маялся Белянский, и строго спросила:
— Здесь поблизости есть аптека?
— Конечно.
— Сходите и купите там дамский набор. Номер два, пять или шесть, — велела я, решив, что в данном случае могу и покомандовать собственным начальством, раз уж дело касается его родственницы.
— Какие еще наборы? — не понял Белянский. — Что с ней?
— Ничего ужасного, — сказала я. — Просто ваша сестра стала взрослой девушкой.
— В смысле… — начал шеф, но я его пожалела и быстро кивнула, добавив:
— Да, у нее впервые началась менструация. Удивительно, что так поздно. Но такое бывает.
Хотелось сказать, что я знала несколько девушек, у кого расцвет пришелся на пятнадцати- и шестнадцатилетие, но опять же пожалела шефа. Зачем ему сейчас знать подробности чужой биографии?
— Но почему с ней никто это не обсудил? — все же спросила я. — Если бы ее подготовили, не случилось бы столь бурной реакции. А так девушка решила, что умирает.
Белянский поморщился, на миг стиснул зубы, а потом хмуро ответил:
— А кто бы ей объяснил? Приходящие учителя? Или кухарка, которой вот-вот восемьдесят стукнет? Я пробовал нанимать ей нянек и гувернанток, чтобы постоянно при ней были, но она от них прячется и делает все, чтобы они уволились.
— Ясно. Идите в аптеку, шеф.
Когда Марьян вернулся, в его таком привычном и спокойном доме одуряюще пахло какими-то травами, но в сложном букете рейян распознал только ромашку. Туман, любивший контролировать все происходящее в доме, не сидел возле лестницы и не встречал хозяина.
— Что происходит? — спросил сам себя Марьян, хотя обычно все вопросы доставались псу.
Заглянув в столовую, рейян обнаружил сервированный на три персоны стол, а в кухне над куском говядины, нацелив на оную нож, стояла Элла Бонс. Во взгляде обернувшегося к нему Тумана Марьян прочел вопрос и недовольство. Зверь глухо, как в бочку, гавкнул и замел мохнатым хвостом по полу.
— На меня подобное не действует, — проинформировала его Марьянова секретарша и обернулась: — Вы вернулись!
Через полчаса старший следователь Центрального управления, сам до конца не понимая, что происходит, ел в собственной столовой здоровенный стейк, приготовленный его же помощницей. Напротив сидела бледненькая, но чем-то весьма довольная Алеська, умудрявшаяся и жевать, и прихлебывать приготовленный Эллой отвар, и поддерживать светскую беседу от своего имени и от имени брата.
Вниз сестра спустилась с мокрыми волосами, аккуратно заплетенными в косу. Она даже от любимого халата отказалась, заменив тот более подходящим светлым платьем в мелкий цветочек. И ноги сунула в мягкие домашние туфли без каблука.
Не отличить от приличной юной рейночки!
Даже очочки свои в кои-то веки напялила ровно. И платочком их протерла.
Марьян хотел было обсудить то, что случилось в доме, но, видя мордашку младшей, передумал. Решил не смущать. Если захочет — сама потом придет, забьется к нему под бок и станет рассказывать или жаловаться. А сейчас не нужно.
А потом его отвлекло то, что он перед собой увидел.
Агния готовила много и вкусно, но чаще то, что можно было просто разогреть к возвращению Белянского. Да и ел рейян дома довольно редко. В рабочее же время Марьяна слабо интересовало, что именно он забрасывает в рот, лишь бы было много и сытно.
На большой белой тарелке рядом с горкой из овощей возлежал толстый аппетитный кусок мяса, щедро перченный, присыпанный крупной солью, с налипшими на него веточками розмарина. Мясо источало настолько густой аромат трав и растаявшего на поджаристой корочке сливочного масла, что в голове Марьяна что-то сместилось и он потерял всякую связь с реальностью. Вспомнилось, что он так и не ужинал вчера, что впервые за многие годы позорно перенервничал и что вообще давно не ел приличной пищи, а не какой-то невразумительной массы, вроде рагу или полуостывшего цыпленка из кафе через дорогу от управления. Наплевав на какие-либо правила этикета, Белянский просто ел, и в его голове царила блаженная пустота.
ГЛАВА 15
В управление мы явились с опозданием на три часа, и если бы не портал, то все сослуживцы стали бы свидетелями произошедшего. Шеф пребывал в самом спокойном расположении духа, а сестре на прощанье даже улыбнулся.
Удивительно, но он умеет улыбаться!
Не демонстрировать довольную или угрожающую ухмылку, а именно улыбаться.
Я не собиралась пялиться на них, но просто не могла отвести взор от этой парочки. Сразу становилось ясно, что с сестрой у Белянского особые отношения. Доверительные. Настоящие. При взгляде на Алесю взгляд старшего следователя менялся, теплел. И даже цвет глаз казался иным, в них будто загорались золотые точки. И как тут не разглядывать дорогого шефа?
Помахивая папкой, Белянский свернул портал и молча прошел в свой кабинет, не подозревая, что оставляет меня наедине с совершенно недопустимыми для секретаря мыслями. Быстро очнувшись и обругав себя, я решила отвлечься и вернулась к разбору дел, но перед этим сварила полный кофейник крепчайшего кофе для старшего следователя. Но не успела я отнести поднос в кабинет, как в приемной нарисовался Кристэр.
— Добрый день, рейян Дубинский, — чуть запнувшись произнесла я и улыбнулась вошедшему.
— Вы сегодня еще краше! — с наигранным возмущением заявил следователь. — И как мне это пережить?
Излишне театральным жестом мужчина протянул руку с зажатой в ней ярко-розовой розой, которую прятал за спиной. Роза была немного измята и клонила голову, как распаренный на жаре прохожий. Листочки печально обвисли, а от шипов остались только пеньки. Похоже, Дубинский давно ошивался поблизости, надеясь всучить этот несчастный знак внимания, а я, такая-сякая, вынудила рейяна ждать, нервничать и беспрерывно теребить одинокий розан.
— Это мне? — Я не стала разочаровывать человека и изобразила недоумение и восторг.
— Вам, — с придыханием произнес Дубинский.
— Ах! Как мило! — восхитилась я. — Так, значит, те розы были от вас?
Дубинский счастливо улыбнулся и кивнул.
— Как мило, — повторила я, чуть увеличив степень собственного восторга. — Розы прелестны! Спасибо!
— Вы прекраснее этих цветов, — произнес следователь, а я, пытаясь не потерять улыбку, наконец-то выдернула несчастную розочку из липких пальцев рейяна.
— Вы мне льстите, — чуть склонив голову и изображая смущение, пролепетала я.
— Ничуть! — воскликнул Дубинский.
В этот момент дверь в приемную без стука отворилась и на пороге возник доктор Харт. Метаморф оглядел живописную картину, его волосы у корней мгновенно налились яркой желтизной, а губы недовольно искривились.
— Кристэр, ты в курсе, что у тебя четыре нераскрытых кражи и Хваранский? — задушевно произнес судмедэксперт.
— Отвянь, — беззлобно попросил Дубинский, не отрывая от меня взгляда.
Я мило улыбнулась следователю и вежливо поздоровалась:
— Добрый день, рейян Харт. Вы к старшему следователю?
— К нему, к нему, — глянув на Дубинского и не добившись взглядом никакого результата, покивал Вирсен Харт и прошел к двери в кабинет.
Я проводила доктора взглядом, порадовалась, что предусмотрительно добавила к набору из кофейника и сахарницы не одну, а несколько чашек и вновь улыбнулась Дубинскому.
— Ходят тут всякие, отвлекают… — чуть ворчливо произнес рейян и поморщился.
— Но он ведь прав, — мягко напомнила я. — Нужно работать. И вам и мне.
Дубинский поморщился так, будто наступила ему на мозоль, но я сделала вид, что не заметила гримасу и произнесла:
— У меня сегодня столько дел, столько дел… Вы просто не представляете, рейян Дубинский.
— Загружает вас Белянский? — тут же ухватился за предложенную тему мужчина и подвинулся ближе, налегая грудью на мой рабочий стул.
Я, изображая деву юную и недогадливую, пару раз печально вздохнула, прижимая ладони к груди. Завладеть моими пальчиками Кристэр не смог, зато с удовольствием уставился на обтянутую блузкой грудь.
А мне-то что? Пусть себе смотрит. Мне не жалко.
— Не то чтобы загружает, но я не ожидала, что придется вот так сразу вливаться в работу, — доверительно сообщила я. — Понимаю, расследования не могут останавливаться или замедляться лишь потому, что в управление приходит новый человек. И понимаю, что старший следователь не обязан делать мне поблажки, но замечательно, когда есть время освоиться, привыкнуть.
— Хотите, дорогая Эллочка, я поговорю с Марьяном? — предложил Дубинский, делая попытку дотянуться до моей ладони. При этом он постарался не разорвать зрительного контакта, так что перекосило его знатно.
— Нет, что вы! — выдохнула я, сдерживаясь от желания прыснуть со смеху. — Не нужно. Вы ведь давно работаете с моим шефом и знаете, что ваше вмешательство лишь ухудшит ситуацию.
Дубинский согласно покивал, даже не попытавшись скрыть облегчения. Ну да! Он-то точно знает, что Белянский его не послушает.
— Пришел? — кивнул Марьян, глянув на судмедэксперта. — Ну что?
— Ничем тебя не порадую, — ответил Харт, усаживаясь напротив. — Я уж какие только методы не применял, а результата ноль. Наш убийца точно знал, что делает. Следы затер по высшему разряду. Даже самые опытные коты из городских шаек, способные избавиться от человека так, что и не узнает никто, не придрались бы.
— Еще скажи, что это заказ, — фыркнул Марьян.
— Нет, не заказ, — согласился Вирсен. — Мы с тобой не первый год работаем, сам знаешь, что банды заказы не берут. А конкурентов и мелкой шушеры, которую они время от времени давят, как клопов, им на весь век хватит и еще преемникам останется.
— А одиночных умельцев с подобным способом убийства мы еще не встречали, — проговорил Марьян задумчиво. — Но, ты говоришь, сделано мастерски?
— Да, — недовольно протянул Харт. — Я уже и Калтуховского привлек. Ничего. В его практике идентичных убийств не было. И каких-то неизвестных мне методов, чтобы хоть какие-то сведения добыть, у него нет.
Марьян поморщился. Он давно и прочно уверился в том, что Себастьяна Калтуховского стоит сместить с должности главного и назначить на его место Харта. Пусть Вирсен пока молод, но трудолюбия, знаний и таланта у метаморфа гораздо больше, чем у просиживающего штаны толстяка.
— Ты, кстати, не знаешь, почему мой главный практически по стеночке ходит в последние дни? — спросил Харт. — И синяками светил как-то, пока к виталисту штатному не забежал.
Марьян пожал плечами. Какое ему дело, что там с Калтуховским. Его этот лентяй волновал гораздо меньше трех тел, хранившихся в морге на нижнем подвальном этаже.
— А Кристэр опять отлынивает, — нажаловался Харт вдогонку. — Он за старое взялся. Сидит у тебя в приемной.
Следователь едва не застонал от раздражения. Сунув карандаш за резинку подтяжки, он поднялся и направился к двери.
— Крис, ты ко мне? — с толикой угрозы спросил Марьян, выглянув в приемную и обозрев открывшуюся картину.
— К тебе, к тебе, — с готовностью откликнулся Дубинский и вскочил со стула, хотя еще секунду назад жадно пожирал глазами сидевшую напротив Бонс.
— Бонс, у вас работы нет? — решив, что разгонять по углам, так всех, строго осведомился старший следователь.
— Полно, шеф, но отвлекают… — с мечтательной улыбкой отозвалась девица и, подхватив со стола помятую розочку, уткнулась в нее носом. На строгий тон Белянского она в очередной раз не обратила внимания.
— Проходи, — позвал Марьян Кристэра, не давая следователю шанса задержаться в приемной хоть на секунду дольше.
— Грубый ты человек, Марьян, — вздохнул Дубинский, когда дверь кабинета отсекла его от Эллы Бонс. — Без понимания.
— Что именно я должен понимать? — поднял брови Марьян, выделив последнее слово.
— Душевности в тебе нет, — продолжал Дубинский, усаживаясь подле Харта. — Уважения к ближнему. Я, может, влюбился. А ты мне всю жизнь разбиваешь.
— Не смеши, — отмахнулся Марьян, возвращаясь на свое место и разливая кофе по чашкам. — Ты в каждую смазливую девицу влюбляешься.
— Не в каждую! — возмутился Кристэр.
— Да, не в каждую, — согласился Вирсен. — Только в тех, что приходят работать в Центральное управление.
— А где мне еще влюбляться? — философски спросил Дубинский, пожимая плечами. — Я с утра до ночи на работе. Где могу, там и влюбляюсь.
Марьян лишь головой покачал и строго сказал:
— Крис, не порти мне работника.
Собеседники разом удивленно воззрились на Марьяна, будто он что-то неслыханное произнес.
— Мне впервые за столько лет в секретари досталась не дрожащая пучеглазая собачонка редкой породы, а нормальный сотрудник. Так что убери руки и не трожь Эллу Бонс, — добавил Белянский. — Я на твои игрища до этого глаза закрывал, но сейчас говорю серьезно. И повторять не буду.
Дубинский открыл рот, явно намереваясь возразить, но тут вмешался Харт:
— Крис, ну куда тебе ухлестывать за такой девицей?
— А что такого?
— У тебя мама постоянно болеет и племянников вагон. Ты с этой оравой в четырех комнатах живешь. Ты ведь жениться не сможешь. От тебя любая сбежит, когда узнает твою подноготную, — остался жестоким до конца Вирсен.
Марьян лишь фыркнул. Харт загнул, и загнул сильно. Вряд ли Кристэр думал о женитьбе, когда приволок Бонс вчерашние розы. Он и прежде никогда об этом не думал.
До сих пор была свежа в памяти история с предпоследней помощницей, продержавшейся какие-то удивительные пять недель. От начальственного гнева ее уберегло отсутствие самого начальника — Марьян три недели пролежал в маггоспитале, где залечивал не смертельное, но неприятное пулевое ранение.
Секретарша приходила к нему раз или два в первые дни после ранения, но у Белянского не хватало сил даже как следует ее разглядеть, а потом просто сидела весь рабочий день в приемной. К моменту, когда Марьян вернулся к работе, легкий романчик Дубинского с секретаршей был в самом разгаре. И когда рейян бросал на девицу хмурые взгляды или отчитывал, девица шла плакаться к Кристэру.
Придирался Марьян не от вредности своего тяжелого характера, а просто потому, что девица всячески саботировала свои обязанности. Кофе варить она совершенно не умела. Той густой черной гадостью, которую она разливала по чашкам, впору было травить тараканов, если бы таковые в управлении обитали. Чай же, напротив, выходил цвета странного, чистого, как утренняя роса, в которой подозрительными инородными вкраплениями плавали чайные листья. О делопроизводстве девица лишь подозревала, и то весьма приблизительно. Своими обязанностями она почитала украшение приемной и стрельбу глазками. Уж с этими двумя задачами она справлялась на отлично — под впечатлением от секретарши находилось не меньше половины управленцев, занявших очередь сразу за Дубинским.
Когда девица устала рыдать из-за ужасного начальника, не дававшего ей спокойно красить ногти или губы, отвлекая какими-то бумажками, она попыталась перевестись в секретари Дубинского, но параллельно с этим выяснила и про маму, и про выводок племянников и как-то разом сникла. Любовь угасла, и девица за один день перевелась в другое управление, благо специалисты всюду нужны, а помощников Марьяна отдел кадров отпускал легко.
Уходя, девушка не посчитала нужным убрать сваленные со стеллажа папки. А аромат ее духов выветрился лишь через неделю.
— А что мама? Что племянники? — резонно обиделся Крис. — Разве это означает, что у меня не может быть личной жизни?
— Нет, не означает, — согласно кивнул судмедэксперт и долил себе кофе. — Но будем честны. Не в поисках большой и светлой любви идут к нам работать все эти девицы. Не из большой любви к Родине, не в поисках большой любви с кем-то из сотрудников магконтроля.
— Ну, ты преувеличиваешь, — попытался остановить рассуждения метаморфа Дубинский, но тот мотнул головой, отпил из чашки и сказал:
— Часть идет работать сюда, чтобы чего-то достичь, заработать на жизнь или подняться по карьерной лестнице. И наша дражайшая рейяна Белчер тому яркий пример. Сурова, трудолюбива и радеет за дело, с которым умело управляется. Сейчас мало кто из нас поспорит, что мы говорим…
— Мы говорим начальство — подразумеваем Белчер, — ухмыльнулся Дубинский.
Марьян улыбнулся и откинулся в кресле, не собираясь вмешиваться в разговор приятелей.
— Именно, — покивал Вирсен. — Именно. И есть второй тип. Девицы, ищущие здесь выгодный брак. Не будем отрицать, что в управлениях жалованье выше, чем где-то еще. И в целом есть шанс заарканить какого-нибудь начальника.
— И к чему ты клонишь? — вздохнул Дубинский.
— А к тому, что ни те, ни другие наши красавицы не готовы выходить замуж за кого-то вроде тебя или меня, например, — ответил Харт, и волосы его вмиг стали темно-каштановыми. — Ты если мне не веришь, то сам справки наведи: кто идет на курсы по подготовке секретарей?
— Кто? — с интересом подал голос Марьян.
— Выходцы из магических семей, не обладающие магическим даром, — известную всем истину озвучил Кристэр.
— А что за этим кроется? — спросил Харт и поправил очки.
— Откуда же мне знать? — удивился следователь. — Я не интересуюсь жизнью сотрудников. Хочешь, чтобы я у того парня, что сидит у меня в приемной, уточнил?
— Я сам тебе растолкую, — отмахнулся Харт. — Растолкую потому, что метаморфы во многом похожи на таких вот выходцев из магических семей. Дар у нас классический и слабый. Виталистами нам не стать, как не стать и спецами в какой-то другой области, требующей определенного уровня магического таланта.
— К чему ты клонишь? — нахмурился Дубинский.
— Мы с вами, уважаемые следователи, живем в обществе, где работает всего двадцать процентов женщин, — включив лекторский тон, сказал Вирсен. — Это не выдумка, это статистика. В сравнении с данными столетней давности это громадные изменения. В те времена цифра колебалась на уровне пяти-семи процентов. При этом, друзья мои, процент среди магической прослойки значительно выше и приходится как раз на так называемых конторских служащих. При этом большая часть одаренных девочек из магических семей продолжает получать домашнее образование от приходящих учителей или от гувернантки. Ну или весьма… в особых пансионах.
— К чему ты ведешь? — с толикой раздражения спросил Крис, не любивший привычку Харта забрасывать собеседника фактами и выдержками из прочитанных монографий.
— К тому, что магическое общество более консервативно, — пояснил Вирсен, не заметив вспышки следователя. — Мы придерживаемся старых традиций. Но при этом значительное число представительниц нашего сообщества, пусть они и не обладают даром, решаются на выход из традиционной модели. Вот твои племянницы — да, они у тебя одаренные. Но сколько старшей? Девятнадцать?
— Будет в этом году, — подтвердил Дубинский.
— Общее образование и подготовка к ведению собственного хозяйства у нее есть, — предположил Харт. — И все.
— Так все правильно, — возмутился Кристэр.
— Выйдет замуж и будет хозяйство вести, — кивнул Харт. — И так образованны большинство девиц из достаточно благополучных магических семей. Но есть и не слишком благополучные. Не слишком богатые или неполные. А если в такой семье рождается ребенок без дара, то он вполне может стать изгоем.
— Без тебя тошно, не рассказывай мне о сложностях жизни, — взмолился Дубинский. — Мне едва хватает средств.
— Не буду, — отозвался судмедэксперт. — Но ты должен понимать, что большая часть тех, кто попадает к нам на не самые престижные должности помощников, чтобы днями заниматься тяжелой бумажной работой, будут зубами держаться за возможность улучшить свою жизнь. Опустим причины, но мало кто из этих девиц предпочтет работу возможности просто выйти замуж.
— Всегда есть исключения, — напомнил метаморфу Белянский.
— Конечно, но это именно исключения, — кивнул Харт. — Женщины работают здесь или потому, что это способ войти в более состоятельную прослойку общества посредством брака, или потому, что хотят своими силами поднять себя на более высокий уровень. И что это значит?
— Что? — обреченно спросил Крис.
— Что наши местные девицы не согласятся на счастье в шалаше, — отчеканил Харт.
— Вечно ты своими никому не нужными нравоучениями и просветительскими лекциями настроение портишь, — взвыл Дубинский и уставился на Белянского. — Да не собирался я ни на ком жениться! Но имею я или не имею право на капельку счастья?
— Не в рабочее время, — без тени усмешки отчеканил Марьян.
Харт открыл рот, собираясь что-то сказать, но его прервал стук в дверь.
— Шеф, пришел ответ от бывших соседей Раскеля, — доложила Бонс, зайдя в кабинет. — Они готовы предоставить ответы на наши вопросы.
— Хорошо, я подготовлю вопросы для тамошних отделов управления, — кивнул Марьян.
— Они проживают в регионах, где нет собственных отделений магконтроля, — предупредила секретарша, сверившись с записями в папке.
— Хорошо, тогда я подготовлю вопросы, а вы — запрос в жандармские отделения.
— Хорошо, шеф, — черкнув в папке, ответила девица и развернулась, собираясь удалиться.
— Рейна Бонс, — окликнул девушку Крис. — А можно вопрос личного характера?
— Попробуйте, — произнесла секретарша, обернувшись.
— Почему вы решили получить образование и после пришли работать в управление? Ваши родители не могли обеспечить вам достойное существование в будущем или тут какая-то иная причина?
Марьян ожидал, что Бонс с присущей ей самоуверенностью тут же ответит на вопрос, но она замялась, а после несколько невнятно пояснила:
— Мне не хотелось зависеть от родителей.
Не дав задать еще вопросы, девушка развернулась и чеканным шагом покинула кабинет.
— Вот видишь! — победно воскликнул Харт, а Марьян задумался над поведением собственной секретарши. — Ты можешь ухаживать за ней, конечно. Но как долго продержишься? Она не хочет зависеть от родителей. Вряд ли она будет тратить время на человека, который не способен даже ухаживать как следует. Розы ей подарил… Но это же один раз!
— Все. Отвянь… Кстати, Марьян, а ты знаешь забавную историю про нашего стажера? — поморщившись, поспешил сменить тему Крис.
— Какую?