Элла покинула здание! Гринь Анна
В столовой Белянский с театральной поспешностью собрал папки и переложил их на подоконник.
— Извините, я занимался документами, — пояснил он Каранскому.
— Ничего-ничего, — отмахнулся профессор, но его цепкий холодный взгляд, обращенный на папки, не укрылся от старшего следователя. — Вот только почему такие молодые люди, как вы, уважаемый рейян Белянский, так много времени уделяют работе? Вы не знаете?
Марьян улыбнулся и пожал плечами, ни на миг не позволяя профессору что-либо заподозрить. Особенно то, что в толстых папках хранится вовсе не нынешнее дело, а стопки старых газет.
— Послушайте меня, человека пожилого, — сказал Каранский. — Сейчас вам кажется, что нет ничего важнее работы, но потом… потом вы будете жалеть.
Белянский усмехнулся и миролюбиво ответил:
— Все может быть. Но не бросать же работу?
— Вы могли бы не заниматься делами вне управления, — предложил Каранский с отеческой теплотой, — уделять время девушкам. Хотя бы вашей милой помощнице. Она настоящая красавица!
Марьян снова улыбнулся и неопределенно пожал плечами. Ему редко доводилось выслушивать наставления старших, но рейян давно усвоил, что их лучше не перебивать.
Скрывшись в кухне, следователь крикнул оттуда:
— Так что привело вас ко мне, профессор?
— О, я просто проходил мимо, — ответил Тадеуш Каранский, появляясь на пороге кухни. — Вы же не против? Уж простите старику его вздорный и нудный характер.
Марьян послушно рассмеялся и поставил чайник на плитку. Пока вода грелась, он краем глаза наблюдал за профессором и приметил, как тот что-то вынул из кармана.
— Вернемся в столовую? — гостеприимно предложил Белянский, собирая на поднос чашки, блюдца, ложечки, чайник и сахарницу.
— Конечно-конечно, — засуетился профессор и засеменил впереди старшего следователя. — Как, кстати, движется ваше расследование?
— Ну, знаете, — пробормотал Марьян. — Неплохо. Кажется, я близок к тому, чтобы связать концы с концами.
— Правда? — заинтригованно спросил профессор. — И вы кого-то подозреваете?
Марьян поставил поднос на стол, сел и стал расставлять чашки.
— Да, я уверен, что уже знаю имя убийцы, — медленно ответил он.
— Вот как? — все еще миролюбиво рассмеялся Каранский, но в его взгляде мелькнула тревога. — А как вообще происходит расследование? Наверное, у вас много помощников, которые высказывают версии, да?
— Раз на раз не приходится, — пожал плечами Белянский. — По нынешнему делу я пока никого не посвящал в свои догадки. Мне нужно больше сведений.
— Вот как? И даже вашей помощнице вы не рассказали? — удивился профессор.
— Она всего лишь секретарь, — пожал плечами Белянский, запоздало пожалев, что не предупредил Бонс о своем возможном вранье.
— Да, такая милая девочка, — пробормотал Каранский. — Такая милая… — Он с удивительной прытью для старика выбросил вперед руку с зажатой в ней маленькой коробочкой. — И такая глупенькая…
В первый миг Марьян не понял, что произошло, но потом ощутил легкий холодок на открытых участках тела.
— Пыль, — сдавленно прошептал он. — Пыль хаоса…
— Верно, — рассмеялся Каранский, поднимаясь. — А вы молодец, старший следователь. Не каждый узнает столь редкое вещество. Подобное ведь сейчас почти не используют.
Белянский с трудом откинулся на спинку стула, чувствуя, как холод проникает под кожу и завладевает им. Взглянув на профессора, он криво улыбнулся и с трудом прошептал:
— Я знаю, что это вы убили их всех.
— Знаете, — согласился Каранский, — но уже никому не расскажете. Если догадались, что я использовал, то знаете и то, как действует пыль. Пройдет совсем немного времени… — Профессор с улыбкой оборвал себя и поднялся, чтобы сказать следующую фразу, наклонившись к самому уху Марьяна: — И вы не сможете двигаться. Пыль будет медленно вытягивать из вас силы. И магию. В конце концов, вы умрете, старший следователь. К утру пыль развеется. А вы… Даже ваших воспоминаний не останется.
— Благодарю за честь, — едва слышно прошептал Белянский.
— Конечно, — усмехнулся профессор. — Я оказываю вам честь. Хотя мне очень жаль растрачивать эту прекрасную пыль на кого-то вроде вас. — Каранский осклабился, на миг его лицо исказила гримаса злобы и обиды. — Но что поделать? Я не могу рисковать. Вы слишком старательно копаете это дело. Другой бы давно решил, что во всем виноват свихнувшийся на мести сынок Димитрия. Но вы засомневались. Мне-то вы сказали другое, но ваша помощница!.. — Профессор расхохотался. — Скажите спасибо милой рейне Бонс. Именно она разболтала мне обо всем. Красивая, но такая глупенькая.
— Элла Бонс — ценный сотрудник, — ответил Марьян, лихорадочно обдумывая ситуацию. Он рассчитывал немного на другое и предупредил секретаршу, чтобы она не вмешивалась до тех пор, пока профессор обо всем не расскажет. Будь Элла магом, она бы поняла, что пыль слишком опасна и медлить нельзя, но… Бонс не была магом. Разрываясь между решениями, Марьян со злостью на себя признал, что другого шанса вытащить из Каранского признание не будет. Если все закончится сейчас, профессора возьмут, но обвинить его можно будет лишь в нападении.
«Он оказался хитрее, — с раздражением про себя сказал рейян. — Попытайся он убить меня так же, как других, нам бы не потребовались дополнительные доказательства».
— Дело все равно раскроют, — прохрипел Марьян и попытался улыбнуться.
— Назначат другого следователя, — рассмеялся Каранский. — Вряд ли он окажется таким уж дотошным. Тем более, если выяснится, что предыдущий следователь уничтожил все бумаги.
Усмехаясь, профессор сходил в кухню и вернулся оттуда с мусорным артефактом. Установив ведро прямо на стол, Каранский с довольным видом перенес с подоконника папки.
— Сегодня старший следователь решил, что не достоин своей профессии, — прошептал он, по одной кидая папки в ведро и радостно наблюдая, как те сгорают без остатка в ярко-зеленом пламени. — Он уничтожил все документы по последнему делу, а потом сел и написал записку, признаваясь в своей несостоятельности.
— Что за глуп… глупость, — кое-как вымолвил Марьян, чувствуя, что уже почти не может дышать. — Я никогда такое не напишу.
— Я напишу за вас, вашей рукой, — пояснил профессор, бросая в огонь следующую папку. — Жаль вашу сестру, следователь. Но… — Он развел руками, а потом сунул в артефакт последние папки разом. — Что поделать? Я не могу позволить вам жить. Я напишу записку, а после вернусь к себе и сделаю так, что завтра меня найдут пострадавшим от нападения. Те, кто будут заниматься делом, решат, что это младший Раскель продолжает убивать. И следствие затянется. Вот так-то.
— Все из-за ваших способностей к телепортации, — прошептал Марьян.
— Смотри ж ты! — усмехнулся профессор. — Догадался. Когда-то давно догадался этот… Раскель. Увидел, подслушал, сопоставил. Некоторые бесталанные люди удивительно хорошо соображают, когда чувствуют выгоду.
— И вы его убили…
— Это было легко! — рассмеялся профессор, сейчас менее всего напоминая слабого и добродушного пожилого Тадеуша Каранского, каким предстал когда-то перед Марьяном и его секретаршей. — Так же легко, как сбить всех со следа, заверяя, что Димитрий был на пороге открытия. Нужно было только на время избавиться от жены Раскеля, а дальше все произошло очень просто! Я часто наблюдал за домом в те дни. Я все знал и просто выждал момент, когда никто бы не услышал крики Димитрия.
— И запутали следы, — прохрипел Марьян.
— Это было еще проще, — с удовольствием ответил Каранский. — Я заявил следователю, что Раскель был готов вот-вот что-то создать. Я специально это сделал. А другие твердили, что Димитрий ничего не создавал. И когда я запатентовал кристаллы, никто не поверил в мою вину, потому что я сам настаивал на таланте Раскеля. А кристаллы затмили все другие причины для убийства Димитрия. И дело осталось нераскрытым.
— Пока им не… не заинтересовался Василь, — прошептал Марьян.
— Да, — с раздражением проговорил Каранский. — А все из-за…
— Листки, — прохрипел Белянский. — Листки с записями, которые сохранила Марианна Раскель. И вырезки из газет.
— Да, — прошипел профессор. — Я не знал о них. Думал, что все забрал. Но они остались. Следователя тридцать лет назад они не заинтересовали, но Василь… Он не был похож на своего отца внешне, но что-то в характере… Он их прочел. Стал искать. А потом расспрашивать. И этот дурачок Угг!.. Тогда на него не обращали внимания. Гном никого не интересовал, а Дарин слушал, и вопросы Василя натолкнули его на догадку.
— И вы их всех убили, — едва не теряя сознание, прохрипел Марьян.
— Да, — рассмеялся Каранский. — Это было тяжело. И противно. Но никто не должен был знать правду.
— Туман, — едва слышно выдохнул Марьян, теряя сознание.
— Что? — не понял профессор. — Какой туман?
Он обернулся, всматриваясь в коридор.
— Ку-ку!
Повернув голову, Каранский, не успев увернуться, получил здоровенной миской Тумана в лицо.
— Прости, собачища, — сказала я псу, неторопливо ввалившемуся в столовую. — Ты сам виноват, утащив свою миску под лестницу. У меня не было выбора. Теперь это орудие нападения!
Глянув на свалившегося без чувств Каранского и убедившись, что тот пока не способен оказать сопротивление, хотя и жив, я кинулась к старшему следователю.
— Шеф, — позвала я и потрясла рейяна за плечо. — Шеф!
Он неподвижно полулежал на стуле и, кажется, почти не дышал.
— Эй, вы чего надумали? — строго воскликнула я. — Вы не можете взять и умереть, ясно?
Стащив Белянского на пол, я быстро его ощупала, пытаясь понять, что же случилось.
— Не пугайте меня, — нервно прошептала я. — Я не могу потерять начальника, не проработав и месяца! А вы… вы хороший начальник, шеф.
Неожиданно для себя, я разрыдалась, вцепившись в холодную как лед руку Белянского.
— Мы так не договаривались, — шептала я, шмыгая носом. — Что за дела, шеф?
Внезапно Белянский захрипел, зашелся кашлем и рывком сел.
— Шеф! Вы очнулись! — радостно воскликнула я.
Старший следователь посмотрел на мою руку, сжимавшую его ладонь, потом взглянул в лицо и удивленно спросил:
— Вы что, рыдали?
— Да! — не стала отнекиваться. — Я думала, что вы умерли!
— И переживали по этому поводу? — тихо спросил Белянский. — Вам было меня жаль?
— Конечно, — успокаиваясь, прошептала я. — Какое пятно на моей карьере!
Белянский фыркнул и спросил:
— Где профессор?
— А… Там валяется, — ответила я и махнула рукой в сторону.
— Живой хоть? — насторожился старший следователь.
— Живой, — обиженно прошептала я. — Не в полную силу била.
— Кто вас знает, Бонс, — проворчал шеф, кое-как поднимаясь с пола, но не отпуская мою руку.
— Но вы же развесили по комнате артефакты, которые должны были записать звук, — напомнила я Белянскому.
— Я хочу, чтобы он понес наказание, — ответил старший следователь. — А смерть — это слишком легко.
— А вы… Вы в порядке? Что это было?
— Скоро буду, — успокоил старший следователь. — Это была пыль хаоса. Запрещенное ныне магическое вещество, способное выпить из мага жизненную силу, а вместе с ней и магическую. Но это магия. А на вас она не действует.
— Нет, — согласилась я.
— Нужно немного подождать, через полчаса пыль сама осыплется на пол безвредными частицами, а пока держите меня за руку.
— Хорошо, шеф, — улыбнулась я, присаживаясь на соседний стул.
— Чаю? — бросив взгляд на стол, предложил Белянский.
— Было бы неплохо, — с усмешкой отозвалась я.
Самоход остановился перед высоким зданием из темно-красного кирпича, фасад которого смотрел на реку. Я с улыбкой взглянула на знакомый изгиб козырька над входом, на мягкий свет фонариков на столбиках. Все знакомо: и этот свет, и все линии, и даже кусты в кадках при входе.
— Это дом ваших родителей? — спросил старший следователь.
— Да, но они почти тут не живут, — вздохнула я. — Здесь живет только Улла — смотрительница дома.
— И почему вы не остались здесь, когда вернулись в столицу, Бонс? — удивился Белянский.
— Для меня это место — не дом, — просто сказала я. — Мне не довелось здесь жить. Погостить — да. Но я здесь почти не жила. Да и дом этот… Он больше музей.
— Музей?
— Сейчас увидите, — улыбнулась я, выходя из наемного самохода.
По ступенькам я поднималась с трепетом, хотя уже побывала здесь днем, передавая Алесю Белянскую с рук на руки родителям.
— Элла, — приветствовала меня Улла, открыв дверь до того, как я постучала.
— Ты не спишь? — почему-то шепотом спросила я.
Улла, невысокая тоненькая женщина неопределенного возраста, улыбнулась и объяснила:
— Твои родители тоже еще не ложились. Они в зеленой гостиной. Развлекают гостью рассказами.
Я непроизвольно фыркнула, а потом рассмеялась.
— Мама и папа заговорят любого, — пояснила я свою реакцию шефу. — Им и слушатели не особо нужны. Готовы разглагольствовать с утра до ночи.
Улла посторонилась, и мы вошли в дом. Белянский позади меня тихо присвистнул, рассматривая тускло освещенный холл. И я могла его понять, хотя уже много раз видела каждый уголок этого дома.
— Родители не могу жить, не окружив себя предметами из своих экспедиций, — пояснила я, указывая на стены холла. — А для собственного удобства они разделили все помещения и коридоры по датам своих раскопок. Здесь у нас образцы с их первых раскопок, которые проводились на севере. — Я повела рукой, вместе с рейяном еще раз разглядывая расписные кости и зубы древних животных, спрятанные за стеклом. Многочисленные древние артефакты и просто интересные украшения разных эпох. — Они особенно гордятся могильной плитой безымянного вождя племени, проживавшего в районе реки Поллонеры.
Взглянув на указанную плиту, которую папа установил напротив двери, так что взгляд так или иначе падал на здоровенный валун, старший следователь сдавленно пробормотал:
— Весьма впечатляюще.
— Только не заходите в ванную комнату, возле которой висит полотно с Пламенной битвой на зеленом поле, — со смешком предупредила его Улла. — Там самое впечатляющее место.
— Ясно, — пробормотал старший следователь.
— Идемте, — позвала я его.
Зеленая гостиная находилась в самой дальней части дома. Если родители отвели Алесю туда, значит, уже показали ей весь первый этаж, попутно поведав о самых любимых предметах своей коллекции.
Голос отца мы услышали еще до того, как подошли к коридору, ведущему в гостиную. Папа весело рассказывал какую-то байку, а мама поддакивала. Не сговариваясь, мы с Белянским на цыпочках подкрались к распахнутой двери и осторожно заглянули внутрь.
— Моя дорогая жена предложила поменяться участками. Грунт был твердым. Я продвигался медленно. А потом… Потом я быстро на что-то наткнулся! И тогда я бросил лопату, схватил кисточку и стал медленно стряхивать песок с бесценного образчика гончарного искусства, — веселился отец. — Я уже готов был звать остальных, готов был увидеть впечатляющую роспись, какой славились жители тех мест.
— И что было дальше? — спросила Алеся. Она сидела на ковре перед камином, ела конфеты из большой стеклянной банки и завороженно смотрела на моих родителей, расположившихся в креслах по обе стороны от нее.
— Я стряхиваю песок и понимаю, что откопал обломок лопаты! — рассмеялся отец.
— Древней? — с горящим взором спросила девушка.
— Весьма, — хихикнула моя мама. — Ей точно было лет десять. Я сломала ее тем утром, но не хотела сознаваться и предложила мужу поменяться местами.
Алеся прыснула и вытащила следующую конфету.
— Ей весело, — улыбнулся старший следователь, — даже не хочется прерывать их беседу.
— Мои родители — чудаки, но, наверное, ей с ними ничего не грозит, — задумчиво заметила я. — Уж голод — точно.
Белянский тихо фыркнул, повернулся ко мне, собираясь что-то сказать, но замер, близко-близко всматриваясь в мое лицо.
— Бонс, меня мучает любопытство, — кашлянув и, к моему разочарованию, чуть отодвинувшись, сказал шеф.
— Вы о чем?
— Мне интересно, насколько же вы сильная? — тихо спросил Белянский.
Я попробовала отвести взгляд от лица начальника, но в голове вдруг образовалась странная пустота, а полумрак коридора так и тянул совершить что-то из ряда вон выходящее. Шагнув к Белянскому вплотную, я медленно, с вызовом во взгляде, обняла его за талию и, приподняв над полом, шагнула прочь от двери в гостиную.
— Вы можете попробовать вырваться, шеф, — предложила я с улыбкой, делая еще один шаг и точно зная, что мы вот-вот окажемся в темной нише, которая не просматривается ни из коридора, ни из гостиной.
— Бонс, уволю, — предупредил шеф строго. Я следила внимательно, но опять не заметила страха на лице Белянского.
— Нет, — усмехнулась я, почему-то чувствуя себя невероятно счастливой. — Не уволите. Я ценный сотрудник.
— Вы распоясались, Бонс.
— А вы мне то тыкаете, то выкаете, — не осталась я в долгу. — Нужно с этим что-то делать.
— Что… делать? — едва не икнул рейян.
— Выбрать что-то одно, — ответила я и затолкала Белянского в темную нишу.
ГЛАВА 29
Я помнила это небо и это жаркое солнце. Часто искала их, поднимая голову вверх, хотя лишь несколько раз бывала с родителями в их экспедициях.
— Эллочка, смотри, — с улыбкой позвала мама.
Она выглядела почему-то моложе, чем в нашу последнюю встречу. Невысокая, закутанная в расписной здешний шелк. Она издавна с веселым недоумением посматривала на других женщин в экспедициях, не вылезавших из своих привозных и совершенно непригодных для жаркого пустынного края брючных костюмов. Я об этом знала, хоть и не видела своими глазами. Годы спустя многие признали правоту рейяны Бонс и предпочитали многослойный легкий шелк и плотную обувь собственной одежде.
— Что ты нашла, мама? — спросила я и зашагала к ней по горячему песку.
Мама с довольной улыбкой замерла на краю обрыва. Внизу были видны выветренные стены древнего селения. Их когда-то построили из глины, навоза, соломы и редких здесь камней. За сотни лет крыши провалились внутрь, ветер и двигающиеся барханы смели часть стен, но часть построек неплохо сохранилась, давая хоть какую-то тень под этим немилосердным солнцем.
Люди селились здесь, найдя источник воды. Строили поселения, водили караваны от города к городу, торгуя с соседями. Люди рождались и умирали, видя лишь этот песок да небольшие клочки зелени там, где воды на это хватало. Колодцы в каждом дворике были их самым большим достоянием. Столетия сменяли одно другое, а люди жили здесь, пока не высыхали колодцы. Жители или умирали без воды, или уходили, оставляя нажитое место. А земля эта никогда не видела дождей. И не увидит.
— Что это? — спросила я, заметив в руках мамы небольшой сосуд с узким горлышком, плотно залитым воском.
— Что-то интересное, — ответила мама. — Видишь, здесь есть знаки.
Она повернула сосуд так, чтобы я могла рассмотреть древние символы. Их вырезали на глине еще до обжига, отчего знаки казались не пугающим предупреждением, а причудливым орнаментом, но я знала, что в древности никто не делал на посуде надписей-пожеланий.
— Что здесь сказано? — спросила я тихо и решительно отобрала у мамы сосуд — если это магия, то лучше столь опасный предмет держать мне.
— Это на одном очень древнем наречии, — с увлеченностью исследователя пояснила мама. — Но сделали и запечатали амфору гораздо позже, через столетия. Просто местная народность сохранила древние секреты создания удерживающих заклинаний. Здесь нет конкретного указания, так что в сосуде может быть что угодно.
— Значит, не стоит его открывать, — решила я, бросая взгляд по сторонам. — А где папа?
Я в который раз осмотрелась, чувствуя себя очень неуютно. Что-то было не так, и лишь теперь я поняла, что именно: мы находились среди песков лишь вдвоем. Не маячили в поле видимости палатки из плотной парусины, не суетились люди, не слышалось скрипа лопат, вгрызающихся в песок и недовольного ворчания верблюдов в тени построенного для них навеса. И не было отца, на раскопках не умолкавшего ни на минуту.
— Мам? — Я обернулась к родительнице, но увидела перед собой не ее, а тоненькую, закутанную в темно-зеленый шелк девочку с мшисто-зелеными глазами. — Алеся?
— Я боюсь, — сказала она. — Все время боюсь. Я видела смерть. Она все еще рядом…
Девочка закрыла глаза и резко вскинула руки, будто ощупывая воздух — и тот расцвел зеленым, алым, розовым и серым под ее пальцами.
— Я не понимаю, — прошептала, пытаясь разглядеть рисунок. Я, кажется, уже видела его. Но когда? — Подожди.
Я наклонилась, собираясь опустить амфору на песок, но оказалось, что мои руки пусты. Лишь на кончиках пальцев осталось немного воска.
— Я вижу кровь, — сказала Алеся. — Это лишь видение. Будущее никогда не бывает определенным. Но… Я вижу кровь.
Больше ничего не сказав, сестра Марьяна расплакалась. Пытаясь ее успокоить, я подалась вперед, но не смогла коснуться плеча Алеси — мои пальцы прошли насквозь. Вскрикнув, я отшатнулась и упала. Стоило моргнуть — и меня обступил полумрак, расчерченный бледными рассветными лучами, проникавшими в комнату сквозь тонкие шторы.
— Я в Гаруче… — произнесла вслух. — Какая нелепость. Мне все привиделось. Мне просто это приснилось.
— Простите, — обратился к Кристэру Дубинскому замерший посреди холла третьего этажа юноша. — А где здесь общий отдел?
— Вы ошиблись этажом, — отмахнулся следователь, пробегая мимо. — Вам на второй.
— А… Ясно, спасибо, — промямлил молодой человек и пригладил светлые вихры.
— А вы кто? — остановившись перед дверью, спросил Дубинский.
— Я… Я Майлз. Стажер. Хочу быть следователем. Меня прислали…
— Следователь Дубинский, — представился Крис и со вздохом сжалился над юношей: — Я вас провожу.
— Спасибо, рейян Дубинский, — обрадовался молодой человек. — Я тут совсем никого не знаю.
— Ничего, привыкнете, — успокоил его Кристэр, чуть понизив голос. — У вас общее направление на стажировку?
— Да, — тоже вполголоса ответил Майлз.
— Тогда вам не о чем переживать, — хлопнул его по плечу Дубинский. — У нас здесь не так много тех, с кем нужно быть осторожным.
— А с кем нужно? — тут же осведомился молодой человек, спускаясь вслед за следователем по лестнице.
— Ну, с рейяной Белчер встреча вам не грозит, если не надумаете самовольно отправиться на четвертый этаж, — ответил Кристэр. — Так что старайтесь, Майлз, и тогда вам не грозит быть съеденным нашими местными крокодилами.
— Кем? — опешил стажер.
— Следователем Белянским и его секретарем, — подавшись к уху юноши, сообщил Дубинский.
Майлз нахмурился и взглянул на следователя, надеясь увидеть усмешку на лице следователя, но Кристэр был совершенно серьезен. Внезапно позади них раздался приближающийся дробный стук каблучков. Дубинский оглянулся, напрягся, но при виде появившейся на лестнице очень красивой девушки с ярко-розовыми волосами расплылся в улыбке.
— Рейночка Бонс, — приветствовал появившуюся особу Дубинский. — Вы, как всегда, прекрасны!
Девушка смерила следователя выразительным взглядом, широко и обворожительно улыбнулась и пронеслась мимо, обдав мужчин шлейфом ненавязчивых свежих духов.
— Какая красивая, — прошептал Майлз, когда девушка исчезла из виду.
— Да, — печально согласился Дубинский. — Это и есть секретарь Белянского.
— Неужели? — опешил стажер.
— И у них роман, — еще более печально добавил Крис. — Это не официально, но все в управлении знают. Идемте.
Следователь вошел в коридор второго этажа и рывком открыл дверь в общий зал, где, несмотря на раннее утро, все были заняты какой-то работой.
— Эй! — крикнул Дубинский. — Бонс покинула здание!
Майлз недоуменно нахмурился, а потом его брови поползли вверх, когда он услышал общий вздох облегчения.
— А что не так с рейной Бонс? — спросил молодой человек.
— Она почти легенда, — отозвался Дубинский. — Наша новая легенда. Ей лучше не перечить. А уж за своего шефа она и демона растерзает! Ее даже теневой мир столицы опасается.
— Этой красивой девушки? — изумился Майлз. — Правда?
— Чистая правда.
Молодой человек удивленно икнул, хотел было расспросить подробнее, но потом стушевался и поскорее отошел от Дубинского. Следователь понимающе усмехнулся, кивнул парочке спецов и решительным шагом направился прочь.
— Что на этот раз? — недовольно спросила Фекла, стоило рейяну открыть дверь в ее владения.
— Фекла, выдай уже…
— Старший следователь Дубинский, — строго произнесла хозяйственница, — все, что вам положено, вы получили третьего дня. И не надо мне туточки заявлять, что я чего-то недодала! — Девушка привстала из-за стола, всем своим видом показывая, что в случае чего готова лично выпроводить рейяна из своих владений. — Хватит ходить!
Мужчина вздохнул, помялся на пороге, но настаивать не стал. Лишь шепнул, закрывая дверь:
— Я Марьяну нажалуюсь.
— Жалуйтесь, — разрешила рейна, умудрившись расслышать шепот. — Я на это посмотрю. Эллу видели?
— Она куда-то ушла, — ответил Крис и со вздохом закрыл дверь. — Дурацкий день.
Вернувшись на третий этаж, следователь зашел к себе, на ходу расстегивая пиджак, и вновь взялся за принесенные вечером отчеты из жандармерии.
— Нет, не похоже, — убежденно проговорил он, перебирая бумажные листы. — Да и не мое это дело. Может, вообще не по магическому профилю!
Немного походив по кабинету, следователь решился, взял бумаги и быстрым шагом направился к соседу. В приемной Белянского царила слепящая чистота: на полках стеллажа рядами выстроились пронумерованные папки с делами, а на рабочем столе секретаря монументом деловой хватке Бонс возвышалась гномская печатная машинка.
— И что она в нем нашла? — вздохнул Кристэр, толкая дверь в кабинет Марьяна. — Занят?
Белянский оторвался от чтения бумаг, вопросительно глянул на приятеля и сунул коротко сточенный карандаш за лямку подтяжек. В его кабинете порядок тоже присутствовал, хотя никакие усилия помощницы не могли разгрузить стол начальника от многочисленных папок, справочников и стопок разрозненных листков, которые создавали для старшего следователя по магическим убийствам необходимую рабочую атмосферу.
— Что случилось? — спросил Марьян и покосился в сторону окна, где в пятне солнечного света кверху брюхом спало пыльно-черное лохматое создание, совершенно не похожее на собаку.
— Это еще кто? — опешил Дубинский.
— Мой пес, — отозвался рейян и перевел задумчивый взгляд на стол. — Сестру… Мою сестру увезли на несколько месяцев нахальные Бонсы, а Туман воет целыми днями, привлекая внимание соседей. Уже три раза жандармов вызывали. Пришлось забрать его сегодня с собой и вызвать бытовых магов, чтобы установили глушилку звуков.
— Слушай, Марьян, мне передали дело, — кашлянув, начал Крис. — Изначально все заявления поступали жандармам, но потом они передали их нам, заявив, что история пахнет магией.
Белянский с сомнением воззрился на папку в руках приятеля и откинулся в кресле, сложив руки на груди.
— И при чем здесь я? — спросил он таким тоном, что Дубинскому расхотелось говорить. — Дело передали тебе? Тебе. Ты и разбирайся. Вечно пытаешься на других перевесить.