По ту сторону жизни Ильин Андрей

– Скажите им.

– Что? Зачем?

– Сомнения у личного состава. Нужно разъяснить, что это не заговор, не контрреволюция. Вам они поверят.

Офицерик сделал шаг вперёд. Встал, расставив ноги, чисто с плаката в красном уголке сошёл или с фотографии газетной.

– Граждане заключённые… – осёкся, поправился: – Товарищи бойцы!

– Рупор возьмите… – сунул «Полкан» в руки офицера жестяной раструб с ручкой.

– Бойцы!.. – задребезжал усиленный железом голос, долетая до бараков, где окна настежь распахнуты, а двери снаружи жердинами припёрты, чтоб не разбежались зэки. – Вы собраны здесь для выполнения задания государственной важности… – И дальше, как по писаному, про победу революции, про основоположников, съезды и партийные задачи. Умеет говорить, чертяка! – И я надеюсь, я уверен, что вы оправдаете доверие, которое…

Подошёл к нему «Крюк» со стаканом тёплой воды.

– Что?

– Вода, выпейте, а то горло.

– А да, конечно.

Принял офицерик стакан и стал пить жадно, всё дальше запрокидывая голову. И «Крюк», который подле стоял и стакан ждал, вдруг вытянул из рукава финку и быстро и неожиданно полоснул ею по шее офицера чуть выше кадыка.

Упал, покатился по земле стакан. На китель, на грудь и рукава брызнуло алым. И даже не испуганно, не обречённо, удивлённо глянул офицер на своего убийцу. Вскинул руки, перехватил ладонями горло, захрипел страшно, забулькал, и сквозь пальцы его стала толчками пробиваться кровь.

Расчётливо ударил «Крюк», чтобы не убить сразу свою жертву, чтобы хватило жизни офицерику еще на несколько минут. И кобуру его придержал, чтобы не сунулся он за пистолетом.

Ахнули зэки, отшатнулись. В глазах ужас мелькнул. Кто-то вскрикнул испуганно.

– Стоять! Всем! – рявкнул «Кавторанг» лужёной глоткой.

Замерли зэки, как парализованные. От крика. И от увиденного.

– Ты… – протянул «Крюк» финку «Полкану».

Тот подошёл, взял финку ткнул ею офицеру в бок, отчего тот, живой еще, дёрнулся.

– Держи! – передал нож «Партизану»…

Один за другим резали командиры офицера. Офицера МГБ! А когда тот падать начал, придержали за плечи.

– Слушать сюда! – крикнул «Кавторанг», подняв рупор. – Всем слушать! Лагерь этот – туфта, а вы все в бегах. Возьмут вас – зелёнкой лоб намажут. Побежать теперь – быстрее на пулю нарваться! Нам держаться друг друга надо, или все в распыл пойдём! Теперь, чтобы стукачей средь нас не завелось, каждый подойдёт и ударит «краснопёрого» ножом. Первый, пошёл.

Шагнул зэк на деревянных ногах, по сторонам затравленно озираясь.

– На, держи.

Взял в руки окровавленную финку, подошёл. Да ведь жив еще офицер, расчётливо командиры резали, не насмерть!

– Бей! Ну!

Вытащил «Партизан» заточку, притиснул к шее зэка. Смотрит – думай, выбирай, тут или-или.

– Эх, – размахнулся зэк, всадил финку в грудь офицера.

– Хорошо. Следующий.

Идут зэки, всё понимают, понимают, что кровью их вяжут эмгэбэшной, что не прощается такое. Только куда деваться, куда бежать? Может, и знают командиры, что делают. Да и не убежишь – вокруг зоны колючка, на вышках вертухаи сидят, хоть и из своих, но при оружии, да и у командиров карманы топорщатся.

– Давай, подходи!

Тянутся зэки, бьют бездыханное тело, отходят.

– В барак! Следующее отделение.

Живого места уж нет на теле офицера, порезан весь со всех сторон, кровища под ногами, а зэки всё идут и идут.

Один головой замотал:

– Нет, не могу, не буду! Вышка это!

– Соскочить хочешь? – оскалился злобно «Полкан». Подошёл, ударил по лицу так, что зэк зубы выплюнул. – Бей!..

Удар.

– Шагай, следующий!

«Студент» подошёл, глаза круглит на изрезанного офицера глядя. Да как же так можно!.. Ищет кого-то взглядом. «Крюк» смотрит на него пристально, губы сжаты, скулы буграми, тихо головой качает: «не дури, парень!» Не пожалеет, зарежет, коли отказаться.

– На!

Нож в руке, липкий и тёплый от крови. Сжать рукоять что есть силы. Подойти.

– Бей! – одними губами, беззвучно говорит «Крюк». – Бей, сосунок!

Зажмуриться, ткнуть во что-то мягкое, податливое, как в кусок мяса. Выдернуть финку, пойти качаясь.

Кивнул «Крюк», вздохнул облегчённо. Не придётся ему грех на душу брать…

– Вертухаев сюда!.. Все?

– Все!

«Кавторанг» рупор взял.

– Теперь слушай сюда. Служить будем, как прежде. Кто сбежит – словим и на перья наденем. И родственников найдём и порешим. Такой закон! Одной ниточкой мы тут повязаны. Вот ты, иди сюда… Где родственники твои?

– Под Тамбовом.

– Врёшь, на Урале они. Назвать адресок?

– Не надо.

– Кому еще адресок шепнуть?

Молчат зэки.

– Кто о побеге или бунте прознает, да не скажет, того в распыл и трёх человек из отделения его за то, что просмотрели, не доложили.

– А вас? – тихо спросил кто-то из толпы.

– И нас, – жёстко ответил «Кавторанг». – Мы как вы, мы первые под офицера того подписались, вы видели. Любого из нас, коли побежит, резать, без сомнений и жалости. Такое дело, что мы теперь только вместе уберечься можем, а если поодиночке – пропадём.

Хмурятся зэки, вот оно как жизнь сытая отозвалась! Да, деваться некуда – там «краснопёрые» и новый срок или стенка, а здесь «командиры» с пиками. Но тут хоть «харч барый», а на зоне – баланда пустая и хлеб гнилой. Чего от добра добра искать? Да и адресочки у них…

– Вопросы?

Нет вопросов.

– Тогда разойдись. На сегодня все работы и наряды отменяются!

А вот и фото. И совсем другое дело… Лицо, хоть и расплывшееся, с белыми, практически без изображения, пятнами, но все-таки с деталями – вот глаза, вот нос и рот угадываются… Постарались эксперты.

– Что еще?

– Подробный словесный портрет, рисунок, который художник по описанию сделал – «Погон» говорит, что вроде похож.

Берия положил на стол рядышком портрет и фотографию, стал смотреть, сравнивать, крутить, местами менять.

– Подготовьте ориентировку с портретом и описанием, напишите, что разыскивается особо опасный преступник и разошлите по всем отделам милиции, особенное внимание уделите авто-железнодорожным вокзалам и аэропортам. Участковых и активистов мобилизуйте, пусть пройдут по дворам, покажут, разъяснят… Чтобы каждому советскому человеку до сведения довести! А чтобы внимательнее смотрели, придумайте какую-нибудь легенду пострашнее.

– Какую?

– Не знаю. Про маньяка, который детей душит или женщин беременных. И еще рассылку по линии МГБ, чтобы каждый оперативник ориентировку в планшете имел. К «Хозяину» он в форме МГБ приходил, значит, не исключено что из системы. Перетряхните всю страну, премию пообещайте. И предупредите «Погона», что когда он еще раз появится…

– Уже предупреждён!

– Вблизи дачи людей своих посадите, из самых надёжных, чтобы проследили его. Но только так, чтобы они людям Власика на глаза не попались!

– Гостя брать?

– Пальцем не трогать! Гость – человек «Хозяина», он с нас головы за него поснимает вместе с фуражками! Следить, смотреть, нюхать, связи выявлять. Неделя тебе сроку – не найдёшь, сам планшетку в руки возьмёшь и по дворам отправишься с населением беседовать.

– Сделаем, Лаврентий Павлович, не в первый раз. Человек не иголка…

– Именно что иголка! Шило у меня в… галифе. Ступай!..

Сидит товарищ Берия, на портрет смотрит, виски трёт. Что за человечек, зачем «Хозяину» понадобился? Да ведь не раз уже приходил и все без записи – неспроста это! Власика бы спросить, да тот ничего не скажет, даже если знает, он при «Хозяине» аки цербер на цепи – никого к нему не подпускает и ни с кем информацией делиться не станет. Может это вообще – его человек!..

Не любит Лаврентий Павлович загадок, особенно которые «Хозяин» задаёт. Просмотришь пустячок какой и вмиг с кресла слетишь. А то и вовсе… Хитёр товарищ Сталин и на расправу спор, прежних наркомов, предшественников его быстро в яму спровадил, так, может, теперь его очередь подошла? Тут надо ухо востро держать, а ключик к разгадке тот гость, что в форме эмгэбэшной ходит… Может, конечно, страхи напрасны, а если нет?..

Через неделю с мест поступило более сорока сигналов. В сорока городах бдительные милиционеры и оперативники злодея выявили… Сидит Лаврентий Павлович, бумажки перебирает – любит у нас народ маньяков ловить. Не то… Не то… Да ведь всё – не то! Все опознанные на поверку оказались вполне себе добропорядочными гражданами и, главное, никак не могли у «Хозяина» быть, потому что в это время дома в кругу семьи чаи распивали или на производстве трудились. Тупик…

– Что по МГБ?

– Там только один сигнал. Непонятный.

– Покажите.

И верно, непонятный. Какой-то опер зоновский его опознал. Вроде похож портрет с ориентировки на офицера одного, который из Москвы в командировку к ним в лагерь приезжал и с зэками беседовал. Хотя полной уверенности нет.

– Личность офицера установили?

– Так точно! По удостоверению, которое он предъявлял, – Елисеев Александр Михайлович. Работает в системе, на хорошем счету, ранее состоял в охране на Ближней даче, но после пошёл на повышение.

Выходит с «Хозяином» еще прежде мог быть знаком, коли охранял его? И тем более с Власиком!.. Может, верно – его это человечек, оттого и записи в книге регистрации нет? Только зачем ему в Сибирь к зэкам мотаться?

– Цель командировки уточнили?

– Так не было никакой командировки. На месте службы он попросил отпуск без содержания.

Смотрит Берия, лицо кровью наливается. Вспыльчив Лаврентий Павлович, грузинская кровь в нем играет, сейчас, прямо здесь в кабинете, может погоны сорвать или по морде дать.

– Так какого же черта! Человек есть, а командировки нет! Кто его туда направлял?

Хотя в их ведомстве чего только не бывает, бардак там – любой начальник офицера с места сдёрнуть может, или из отпуска отозвать, или он сам, по своей инициативе…

– Чего молчишь?!

– Не могу знать! Информация поступила только сегодня, идёт проверка сигнала…

– Куда идёт?.. Далеко идёт?.. Абакумова мне срочно на провод!

Крутит помощник «вертушку», сам бледный и в поту. Думает Лаврентий Павлович, комбинации в голове перебирает – «Хозяин», или Власик, или оба? И против кого? А если его?.. Сует помощник трубку:

– Товарищ Абакумов на проводе!

– Виктор Семёнович, здравствуй, дорогой. Берия беспокоит. Справки мне нужно навести по одному человечку твоему. Да, из МГБ. В командировке он был дальней, хочу узнать, кто его посылал… Нет, ничего серьёзного – набедокурил он там чего-то по линии милиции. Сейчас фамилию продиктую… Когда? Хорошо, перезвоню…

Повернулся к помощнику.

– Время сверяли?

– Так точно! На место прибыл…

Нет, что-то не сходится… Вечером он у «Хозяина» на Ближней даче был, а утром уже в Сибири с зэками разговоры говорил. Зачем такая спешка? И как добрался? Он что, сразу на самолёт перепрыгнул? И при чём здесь зэки?.. Какая связь?.. Но отпускать нельзя, коли уцепились…

– Проверьте по билетам фамилии пассажиров всех вечерних и ночных рейсов… И по ведомствам пройдитесь – запросите на аэродромах, расположенных в радиусе ста километров от Москвы, сведения по всем военным, министерским и прочим «бортам».

Звонок по вертушке.

– Лаврентий?

– Что у тебя, Виктор Семёнович, чем обрадуешь?

– Офицер твой в МГБ точно имеется, а вот в командировку никто его из моего ведомства не посылал. В отпуск он убыл.

– В Сибирь? – скривился Берия.

– Что говоришь.

– Так, ничего, вырвалось… Спасибо, Виктор Семёнович.

И всё же не складывается – не тот уровень! Зачем «Хозяину» могли понадобиться какие-то зэки? Или он родственника или знакомого ищет? Но тогда он бы напрямую к Абакумову обратился. Да и не жалует товарищ Сталин ни ближних, ни дальних родственников, ни друзей детства… Не любит он ни за кого хлопотать – собственного сыночка из-под немцев вызволять не стал. Непонятно всё это…

– Информация по аэропортам.

– Что там?

– Рейс из Москвы в двадцать три пятьдесят, один билет куплен Елисеевым А. М.

– Он?

– Так точно!

Вот те раз! Значит, наш пострел все-таки успел! Метнулся от «Хозяина» в аэропорт и утром был уже на месте. Интересный отпуск, в который так спешить надо, что подмётки потерять можно!..

Думает товарищ Берия, соображает, с какого конца ниточку ухватить.

– Кто у нас по линии МГБ на Сибири сидит?.. Вызови мне его на провод… Прямо теперь!.. Ну, значит, разбуди!..

Гудки… гудки… гудки… И заспанный голос.

– Да, слушаю, кто там, чего надо?

– Лаврентий тебя беспокоит… Тот самый… Скажи мне, друг разлюбезный, был у тебя в командировке офицер… Да уж, припомни, очень надо…

Молчание, напряжённое молчание на том конце провода. Нехорошее молчание…

– Не помнишь? Завтра узнаешь?.. Хорошо, завтра жду твоего доклада… Или вот что, давай лучше когда ты в Москву на коллегию прибудешь… На той неделе?.. Вот и хорошо. Тогда и поговорим.

Положил Берия трубку, глянул на помощника.

– Собери группу следователей из своих и оформляй командировку.

– Куда?

– Туда! – ткнул Лаврентий Павлович пальцем в телефон. – Пусть разберутся на месте, только аккуратно.

– Когда выезжать?

– Прямо теперь, часа не откладывая! Не будет билетов – грузи всех в мой самолёт. Но утром они должны быть на месте! Потому что кто-то успевает, а мы с тобой, похоже, опаздываем!..

Рукопашный бой с ножами, без ножей, сапёрными лопатками, подручными средствами… Жёстко, до синяков и крови. Один на один или против двоих, или троих, или стенка на стенку… Каждый день, меняя партнёров…

Стрельба на вохровском стрельбище в рост, лёжа, с колена, на бегу, в кувырке, в одну цель или несколько, с одной руки или с двух…

Прыжки из идущей машины, с крыши барака, в песок, лужи, на камни…

Поиск и обнаружение мин и растяжек… Разминирование с использованием примитивного инструмента.

Маскировка на местности…

Наблюдение…

Поиск схронов, тайников… И их же обустройство.

Тактика скоротечных боев на встречных дистанциях…

Уход от погони…

Засады…

Первая медицинская помощь…

Ну, и кроссы, конечно, турники с кольцами и прочая физподготовка.

Снятие часовых и захват «языков» – а это-то зачем?..

Что умеют бывшие фронтовики, тому и учатся, в сотый раз повторяя упражнения, оттачивая своё боевое мастерство. Чтобы до автоматизма, чтобы сегодня на полсекунды быстрее, чем вчера. Не должен боец сидеть, не должен свободного времени иметь, крутится должен как белка в колесе…

– Второе отделение, стрельбище…

Но так, чтобы первое оттуда уже ушло, и чтобы по дороге с ним не столкнуться, отчего разными дорожками они ходят.

Живёт зона – ест, учится, сама себя охраняет, сама себя обслуживает, сама себя учит – кто лучше что-то умеет, тот других натаскивает… Но только непонятно для чего…

– Вот мы тут бегаем, рожи друг дружке квасим, ножи да сапёрные лопатки кидаем – сколько можно? Дело это большинству знакомое. Личный состав интересуется: что дальше? Слышь, «Полкан»?

А кто его знает, что дальше – «Хозяин» про то молчит. Отряженный боец каждый день на почту ходит, но только нет там ничего – пуст ящик, лишь газетки центральные в них стопками лежат, которые на самокрутки бойцы разберут.

– Хотя бы понять, чему еще учиться, чего ждать? Если дальше в том же духе продолжать – переломаем друг дружку.

– А ты тем, кто вопросы лишние задаёт, напомни про зону: где им лучше – здесь ножечки метать или там лес валить на голодном пайке?

– Так-то оно так… Они не против, только понять хотят…

– Личный состав ничего понимать не должен, личный состав исполнять приказы должен. Вот пусть и исполняют! Устрой им завтра марш-бросок километров на двадцать, чтобы меньше вопросов.

Хотя куда эти вопросы денешь, когда они крутятся в голове…

А то, что сытая жизнь и матрасы на нарах, так к тому недавние зэки уже стали привыкать как к норме. Такое существо человек, что ко всему быстро привыкает – и к плохому, и к хорошему. К хорошему даже быстрее… И хочется ему… Да он и сам не знает, чего хочется… Но чего-то хочется…

– Нет, так оружие не держат. Расслабь руку, почувствуй волыну, как продолжение руки, – учит, натаскивает «Студента» «Крюк», потому как подписался под него. – Попробуй вслепую от бедра – смотри на мишень и наводи ствол по руке. Не напрягайся, не пытайся попасть, просто смотри на мишень. Вот так.

Выстрел!.. Мимо. Опять мимо. Но ближе, уже ближе к мишени.

– Еще… Еще…

А дальше драка, без снисхождения, без поддавков. Но уже не боится «Студент», не шарахается от кулака, да сам бьёт не жалеючи.

– Молодец! – хвалит «Крюк». – Да про ноги не забывай, не на ринге, здесь любые приёмы хороши, даже самые подлые – не за очки дерёшься, за жизнь! По колену пинай, между ног, в живот, а ты на руках сосредоточился, о них только думаешь! Ноги сильнее и увечья ими причинить можно более серьёзные. Ну!..

Бьёт, пинает «Студент», может быть, не всегда куда надо попадает, ну да это не важно, главное, что не отдёргивает руку, не придерживает удар, не боится противнику кровь пустить, хоть убить его… И не боится удар принять. Дубеет у него кожа, затягиваются коростой кровоподтёки, черствеет душа. Выковывается из него боец, который не думает – надо бить или нет, который – вначале бьёт, потом думает…

Тишина в приёмной, люди в форме сидят, маются, шеи под воротниками мундиров платочками протирают, на дверь поглядывают, за которой хозяин местный сидит и краем рулит как хочет, потому что даже секретари обкома на него оглядываются. Век бы им тот кабинет не видеть!..

– Проходите.

Заходит майор, аккуратно дверь за собой приоткрыв.

– Разрешите?..

Выходит через пять минут весь в мыле и соплях, багровый, как рак, который к пиву. Крут начальник, особенно когда не в настроении, как сегодня.

Смотрит дежурный офицер на вышедшего с сочувствием.

– Кто следующий?

Встали два капитана в форме МГБ, к двери пошли.

– Стойте! Нельзя! По одному!

– Мы знаем, – кивнули капитаны и зашли. Оба.

И, что удивительно, тихо за дверью и не выбегают капитаны, испуганно таращась. Совсем тихо…

– Что такое? Почему вдвоём?! Вы кто такие, черт побери?..

– Мы… от Лаврентия Павловича.

– Что?.. От кого?.. Вы?..

– Да, от него. С личным поручением. Если хотите уточнить наши полномочия, можете позвонить ему – вот номер прямого телефона, он обязательно ответит.

Теперь уж хозяин кабинета, под воротничок пальцы толкает – давит ему воротник, душит, вздохнуть не даёт. Подошёл один из капитанов к столу, в стакан воды плеснул из графина, протянул:

– Выпейте.

– Да-да, конечно…

Пьёт хозяин кабинета, только вода на стол плескается, и зубы о край стакана стучат. Чует кошка, чьё мясо съела.

– Нам надо задать вам несколько вопросов. Пока неофициально… Вы людей в приёмной отпустите, зачем им ждать, наша беседа может затянуться.

– Что? Да… – поднял трубку. – Скажите, что приём на сегодня закончен.

Встают офицеры, удивлённо переглядываясь, что за чудеса, какие-то капитаны зашли и всех майоров с полковниками долой…

Сидят капитаны, смотрят на местного эмгэбэшного начальника, словно чего-то выжидая, и оттого тот места себе не находит. Такая страна и такое время, что всякий капитан или даже лейтенант может целого маршала к стенке прислонить.

– Скажите, вы встречались с майором Елисеевым?

– Да… То есть нет… То есть… А когда это было?

– Три месяца назад.

– Не могу вспомнить… Может быть… Ко мне много людей приходит…

– Взгляните на фотографию. Узнаете?

Моргает хозяин кабинета, вертит в руках фото.

– Нет… Нет… Не могу сказать… – нервничает, на стуле ёрзает.

Капитаны, напротив, спокойны и деловиты, папочки открывают, листочки ворошат.

– Мы проверили графики дежурств и опросили часовых, которые в тот день стояли на входе. Они опознали этого человека.

Может, опознали, а может, и нет – поди проверь, когда из кабинета не выйти и к себе начальника охраны не вызвать.

– Что скажете?

– Да, может быть, что-то такое припоминаю.

И вдруг перелом в беседе – словно с цепи сорвались капитаны, на ноги вскочили, бумажками трясут, почти кричат:

– Зачем он приходил?! Зачем?! Почему вы отказываетесь отвечать на наши вопросы? На вопросы товарища Берия, который нас сюда прислал!

– Берия… Прислал?..

– Так точно! Вы приняли этого человека – не отпирайтесь, мы это знаем. Зачем?

– Да он приходил, ему нужно было найти кого-то в лагере, я не знаю кого.

– Вы помогли ему?

– Да, я распорядился…