Сколько стоит любовь? Лоуренс Стефани
– Выходи за меня.
Прис ошеломленно воззрилась на него:
– Ч-что?! Что ты сказал?
Диллон стиснул зубы.
– Я сказал «выходи за меня». По-моему, ты прекрасно слышала.
Она отстранилась, глядя на него как на самого странного представителя мужского пола, неожиданно попавшегося ей на пути. Но уже через несколько секунд во взгляде появились сначала подозрение, потом настороженность.
– П-почему? – дрожащим голосом допытывалась она.
Миллион ответов теснился в его затуманенном мозгу. Потому что, если она не выйдет за него, он сойдет с ума? Потому что он нуждается в ней так же сильно, как она – в нем? Это очевидно. Потому что они были близки, и она, возможно, носит его ребенка… При мысли об этом у него подкосились ноги.
Нет, он, кажется, действительно не в себе.
– Потому что я этого хочу.
И прежде чем она снова принялась донимать его вопросами, он наклонился к ней и приблизил к ее лицу свое.
– И потому что ты тоже хочешь этого. Он был абсолютно уверен, что это так.
Но, к его изумлению, Прис побледнела и поджала губы. Лицо ее было лишено всяческого выражения.
– Не хочу, – неожиданно отрезала она. Настала его очередь удивляться.
И прежде чем он успел что-то сказать, Прис предостерегающе подняла руку. Гнев и печаль, боль и разочарование – чересчур сильная смесь эмоций кипела в ней.
– Десять минут назад приятный вечер, наш последний вечер вместе, подходил к цивилизованному завершению. Мы собирались расстаться друзьями, с искренними пожеланиями счастья. И идти разными дорогами. – Она сложила руки на груди, вскинула голову и не сводила с него упорного взгляда. – Теперь ты узнал, что молодая дама, с которой ты забавлялся в постели, – дочь аристократа, и внезапно решил жениться. – Не успел смысл ее обвинений дойти до него, как она непререкаемо объявила: – Я против. И никогда не соглашусь выйти замуж только потому, что общество считает это необходимым.
Хотя голос дрожал от негодования, печаль, охватившая Прис, потрясла ее до глубины души. Она перевела дыхание, продолжая цепляться за этот спасительный гнев.
– Я с самого начала знала, что делаю. И никогда не воображала, что в наше соглашение входит брак. И мы оба это понимаем.
– И ты серьезно воображаешь… – холодно процедил он.
– Ты не обольщал меня. Это я тебя обольстила, – бросила она запальчиво. – Ты что же, думаешь, будто я сделала это для того, чтобы ты женился на мне?
Она совершенно потеряла голову от гнева. Но уж лучше это, чем остальные эмоции, терзавшие ее сейчас.
– Я никогда не говорил… – растерянно пробормотал он, но тут же осекся. – Все было совершенно не так.
– Нет, именно так! – почти взвизгнула она. Ей хотелось плакать от обиды и бесполезности всего происходящего: грустная ирония судьбы. Пока он не сказал этих слов, не возродил призраки прошлого, она могла игнорировать это прошлое, притворяться, что оно не существовало, убедить себя, что она не хочет выйти за него. Что желала всего лишь короткой интрижки. Желала набраться опыта. И что с нее достаточно.
Но теперь он произнес эти судьбоносные слова… И совсем не по тем причинам, которые она считала важными. По причинам худшим из худших. И теперь она не могла скрывать от себя правду. Выйти за него, стать его женой – мечта, которой она не позволяла расцвести. Притворялась, что совсем об этом не думает.
Но теперь уже нельзя начать сначала, словно они чужие люди.
Лучше, чем кто бы то ни было, она знала: невозможно захватить в плен буйную свободную душу, не поранив ее.
Невероятным усилием воли она цеплялась за остатки самообладания.
– Даю слово, я совершенно не желаю вынуждать тебя жениться на мне. Более того, не уверена, что вообще собираюсь замуж.
Мрачно хмурясь, он стиснул зубы и провел рукой по волосам.
Она воспользовалась моментом его растерянности. Невыносимо стоять тут и спорить с ним, когда каждое слово, каждая фраза – очередной камень, попадающий ей прямо в сердце.
– Желаю тебя всяческого успеха у дам, – выпалила она и, протиснувшись мимо, метнулась к двери. – И я надеюсь…
Положив ладонь на дверную ручку, она оглянулась. Он потрясенно смотрел на нее, не веря собственным ушам! Прис ответила смелым взглядом, в последний раз упиваясь созерцанием его необычайной красоты.
– Надеюсь, твоя жизнь будет полной и счастливой.
Выражение его лица изменилось, но она не стала задерживаться, чтобы его рассмотреть, и помчалась в бальный зал.
Позади раздался разъяренный рев, потом крик:
– Присцилла! Черт возьми, немедленно вернись!
Но она забежала за угол и больше уже ничего не слышала.
Диллон долго стоял в дверях гостиной. Но она не вернулась. Вот уже в третий раз она оставляла его в состоянии, близком к помешательству.
Он вернулся в комнату и со стоном рухнул на диван, пытаясь разобраться в собственных чувствах.
Он не знал, что происходит. И как это происходящее соотносится с тем, что, как он думал, зародилось между ними. До того, как он сделал предложение, мог бы поклясться, что они – одно целое. Что разделили нечто прекрасное, нежное и пылкое.
И все же, когда он просил ее стать его женой, она наотрез отказалась. Ясно, что она вовсе не помышляла ни о чем подобном. Мало того, собиралась нежно с ним попрощаться, при этом дала понять, что ее сердце не занято, но Диллон не сумел его затронуть.
А вот она сумела…
Он вдруг отчетливо ощутил, как сжалось его сердце. Откинув голову на спинку дивана, он посмотрел в потолок и проклял все на свете.
И неожиданно услышал шелест юбок и знакомое фырканье.
Развернувшись, Диллон встал на колено и заглянул за диван.
– Пруденс! – ахнул он.
Ничуть не обескураженная, она сморщила носик и встала.
– Какого дьявола ты тут делаешь?
Спокойно одернув халатик, она туго подпоясалась.
– Моя спальня как раз над бальным залом. Мама и папа сказали, если будет слишком шумно, я могу спуститься вниз, почитать или заснуть.
Диллон снова бросился на диван и вдруг понял, что все лампы зажжены.
– Я читала, – пояснила Пруденс и, показав книгу, вскарабкалась на кресло у камина. – Потом услышала, как кто-то идет, и поэтому спряталась.
Интересно, что она могла услышать? Диллон подозрительно прищурился.
– Скажи уж, не терпелось подслушать, потому и спряталась.
– Я посчитала, что это может быть чем-то познавательным, – свысока объявила она, пристально вглядываясь в него голубыми глазами: более голубыми, чем у отца, более проницательными, чем у матери. – Так оно и оказалось. В жизни не наблюдала более неуклюжей попытки сделать предложение.
– Ты забудешь все, что слышала, – процедил он зловеще. Она снова фыркнула:
– Ну да, всю эту болтовню насчет того, что ты предлагаешь ей пожениться, поскольку она графская дочь? А чего ты еще ожидал? К тому же она прекрасно держала себя в руках, несмотря на крутой нрав. Она ужасно вспыльчивая, верно?
Диллон скрипнул зубами. Он прекрасно помнил, что светилось в глазах Прис. Гнев… вспыльчивость… все верно, но также что-то еще. Что-то, беспокоившее его.
– Я не потому сделал предложение, – вырвалось у него. Слова просто слетели с языка. В этот момент он говорил не с Пруденс, а с собой. Сообразив, что проболтался, он поднял голову и увидел, что племянница с сожалением наблюдает за ним.
– А она думает, что ты сделал предложение из чувства долга. Вот и спросила почему, а ты дал ей понять, что так оно и есть, глупец!
– Но все было иначе!
– Как же, иначе! Сначала ты рычишь на нее, как дикий зверь, потом приказываешь, именно приказываешь выйти за тебя. Ха! На ее месте я тоже дала бы тебе от ворот поворот!
Диллон долго смотрел на девочку, в ее исполненное презрения лицо, прежде чем подняться и шагнуть к двери.
– Куда это ты собрался?
Держась за дверную ручку, он оглянулся и увидел, что Пру открывает книгу. Подняв голову, она вопросительно взглянула на него. Он зловеще усмехнулся:
– Собираюсь найти ее, утащить туда, где никто нас не услышит, и объяснить правду в простых выражениях.
С этими словами он вышел, с грохотом захлопнув дверь.
Глава 18
На следующий день Диллон, обуреваемый раздражением, неуверенностью и досадой, повернул вороных к подъездной аллее Кэрисбрук-Хаус, сам не понимая, что его ждет, когда он наконец застанет Прис одну, и что сделает, когда они все-таки встретятся.
Прошлой ночью он вернулся в бальный зал, но ее там уже не застал. От Хэмфриса, дворецкого Деймона, он узнал, что лорд Кентленд с родственниками уехали минут десять назад, поскольку леди Присцилла плохо себя почувствовала.
В его ушах явственно прозвучало фырканье Пруденс. Но бегство Прис выбило его из колеи. Будь она рассержена, наверняка осталась бы и флиртовала с каждым джентльменом, готовым пасть жертвой ее чар: таковых здесь было вполне достаточно.
Вместо этого она притворилась больной и сбежала. Значит, ужасно расстроена.
Так вот что не давало ему покоя: боль в ее глазах! Как бы хорошо она ни держалась, все равно он ее обидел. Что так ее расстроило?
Если верить Пруденс, Прис уверена, что он хотел жениться только из соображений морали. Что бы там ни было, подобные обязательства играли определенную роль.
Честь и чувство долга – неотъемлемая часть его характера. Он буен и неукротим, но это не мешало ему всегда вести себя благородно. Но в этом случае и благородство, и чувство долга – всего лишь дополнение к основному мотиву. И жениться он хотел вовсе не из-за этого.
Долгая ночь раздумий вынудила его признать, что он сделал роковую ошибку, позволив Прис поверить, что моральные обязательства играли какую-то роль в его поспешном предложении жениться.
Он свалял дурака.
Поэтому он помчался к Прис, полный решимости выяснить отношения, при этом пытаясь подобрать нужные слова.
Впереди уже маячил дом; он придержал вороных и повел их на конюшенный двор.
Из конюшни вышел Патрик и, заметив гостя, приветственно кивнул.
– Доброе утро, сэр. Если ищете леди Прис, боюсь, вы опоздали. Они уехали после завтрака.
Он умудрился сохранить бесстрастный вид, не показать, как потрясен услышанным. После нескольких секунд неловкого молчания ему ничего не осталось, как спросить:
– Уехали? Куда? В Ирландию?
– О нет, в Лондон. Я думал, миссис Кинстер вам сказала… Диллон покачал головой. Какое отношение имеет ко всему этому Флик?
– Я… не виделся с кузиной после бала.
Он солгал. Флик подбежала к нему, поцеловала в щеку и пожелала доброй ночи. И при этом ни слова не сказала о бегстве в столицу Прис и ее родных.
– Так вот, они собирались остановиться в «Грильоне», но миссис Кинстер сказала, что только и искала предлога отправиться в город, – пояснил Патрик, молчаливо восхищаясь лошадьми и любовно гладя черные холки. – Вот и пригласила всю компанию: лорда Кентленда, леди Фаулз, мисс Аделаиду, леди Присциллу и лорда Рассела – остановиться в ее городском доме на Халф-Мун-стрит.
Диллон кивнул. Бывая в Лондоне, он обычно останавливался там же.
– А я пригляжу, чтобы все вещи были собраны, – продолжал Патрик, – и поеду следом. Леди Прис настаивала на том, чтобы уехать как можно скорее.
Диллон встретился глазами с Патриком, задаваясь вопросом, о чем тот успел догадаться.
– Понятно.
– Она была чем-то расстроена, но не желала ничего и слушать о том, чтобы остаться здесь лишний часок.
Диллон нахмурился. Она опять убегает.
Что происходит в ее голове? Чего она желает на самом деле?
Неужели он ей безразличен?!
От напряжения у него разболелась голова. В глазах Патрика отчетливо проглядывалось мрачное сочувствие.
– Чертовски сложно, – выдавил Диллон, берясь за поводья, – пытаться понять, о чем думает женщина.
– Аминь! – ухмыльнулся Патрик. – Лично мне это никогда не удавалось.
Коротко кивнув, Диллон подхлестнул вороных и направился назад, в Хиллгейт-Энд.
Одна бессонная ночь. Один беспокойный, невыносимый день, когда он не мог ни о чем думать, ни на чем сосредоточиться, убедили Диллона, что невозможно просто сидеть и ждать. Невозможно отпустить Прис, не сделав всего, что в его силах, лишь бы вернуть ее.
Теперь он даже не был уверен, что найдет силы жить без нее. Имеет ли его жизнь какой-то смысл без этой женщины? Он уже сделал ее центром всего своего существования: если ее не будет рядом, все рухнет.
Была середина осеннего скакового сезона, основные скачки в Ньюмаркете уже закончились, и мошенники разоблачены. Остаток сезона пройдет гладко, и он вполне может оставить бразды правления в чужих руках, по крайней мере на неделю-другую.
Он подождал до вечера, до того момента, когда они с отцом уселись в кабинете. Вертя в руках бокал с портвейном, Диллон пробормотал:
– Хотя сейчас только середина сезона, я подумываю провести несколько недель в Лондоне.
Глаза отца весело заискрились.
– Я почему-то так и подумал, сынок. Конечно, ты должен ехать в город. Все мы будем очень разочарованы, если останешься здесь.
Диллон ошеломленно уставился на отца. Но отец продолжал с таким видом, словно все уже было устроено:
– Я приму на себя твои обязанности. Честно сказать, мне не терпится вновь заняться делами, особенно зная, что это ненадолго. Если понадобится, Деймон мне поможет. Я знаю всех клерков: мы будем держать оборону, пока ты будешь уламывать Прис.
– Как ты узнал? – нахмурился Диллон. Генерал сухо усмехнулся:
– Флик кое-что прошептала на балу. Велела передать: когда ты наконец спохватишься и последуешь за ними, Горация приготовит комнату и будет тебя ждать.
Так все уже устроено! Диллон покачал головой.
– Флик сказала еще что-нибудь? Генерал на мгновение задумался.
– Ничего существенного.
– А несущественного?
– По правде говоря, – усмехнулся отец, – почти все, кто знает вас, считают, что вы заслуживаете друг друга и лучшей партии для нее и для тебя просто не сыскать. Следовательно, общее мнение таково: ты должен срочно лететь в Лондон и убедить Прис выйти за тебя, причем как можно скорее. Нет смысла тратить время, и, кроме того, нужно учитывать другую сторону медали.
– Какую сторону и какой медали? – растерялся Диллон.
– Прис – мишень для любого повесы и охотника за приданым. И дело не только в ее внешности, темпераменте, а в том простом факте, что тебя не будет рядом.
Ледяной холод коснулся сердца Диллона: слишком хорошо он представил нарисованную отцом картину.
– Ты прав. – Он осушил бокал. – Я выезжаю утром.
– Превосходно. – Генерал одобрительно улыбнулся. – Если тебе потребуется помощь, только попроси. Дамы будут счастливы сделать для тебя все на свете.
Под «дамами» он подразумевал женщин семейства Кинстеров и их подруг: самых влиятельных особ в светском обществе.
– Это еще почему? – удивился Диллон, втайне обрадованный предложением.
Веселые искорки снова заплясали в глазах генерала.
– Как мне объяснили, женившись на Прис, ты заслужишь вечную благодарность светских дам и маменек. Не только тех, у кого есть дочери на выданье, но и имеющих холостых сыновей. Ты отвлекаешь молодых девушек, а Прис – джентльменов, и все забывают, на ком и на чем следует сосредоточиться. Общее мнение таково: чем скорее вы двое уберетесь с брачного рынка, тем лучше будет для всего общества.
– Это все Флик наговорила? – ошеломленно выдохнул Диллон.
– Она наговорила куда больше, – улыбнулся генерал, – но это самая суть.
Диллон был искренне рад, что отец его пощадил, не передав дословно речи кузины. Ясно одно: ему нужно немедленно ехать в Лондон.
– О… спасибо, лорд Холлиуэлл!
Прис взяла бокал с шампанским, за которым посылала виконта Холлиуэлла, о чем уже успела позабыть. Она одарила молодого человека благодарной улыбкой. Буквально греясь в лучах столь скромного одобрения, виконт присоединился к лорду Кэмберли и мистеру Бартону, также добивавшимся ее внимания.
Абсолютно бесполезное занятие, но объяснить это было невозможно ни им и никому другому. Поэтому Прис только улыбнулась и предоставила им состязаться друге другом в красноречии.
Вокруг кипело веселье. В бальном зале леди Трентон находились самые остроумные, самые богатые, самые влиятельные мира сего вкупе с самыми завидными женихами и невестами высшего света. Следующие несколько недель последние в сезоне. Как только парламентская сессия закончится, члены общества разъедутся по своим поместьям. Молодым людям останется лишь встречаться в более узком кругу, на домашних вечеринках, которые станут единственным развлечением до марта, когда все снова вернутся в город.
Для желающих вступить в брак эти несколько недель помогут определить, успеют ли они за это время достичь цели или придется ждать до весны.
Предложив поехать в Лондон, Прис даже не сознавала, насколько высокое место в списке подходящих невест занимала она сама. Теперь, к сожалению, все прояснилось. Девушка втайне ужасалась и возмущалась, но показать это означало нарушить все правила приличия. Оставалось улыбаться и притворяться, что роившиеся вокруг джентльмены имеют какие-то шансы завоевать ее руку.
Мужчине, который вознамерится сделать Прис своей женой, сначала придется завоевать ее сердце. Этот обет она дала несколько лет назад, когда, впервые появившись в обществе, поняла, что представляет собой большинство светских браков. Безрадостный союз, основанный в лучшем случае на взаимных симпатиях и доверии. Такой брак потенциально опасен Ее эмоции, темперамент слишком сильны, слишком пылки; она никогда не найдет покоя в унылом существовании.
Таковы были ее мысли до встречи с Диллоном Кэкстоном.
Ответив вымученной улыбкой на забавную историю лорда Кэмберли, она попыталась не думать о зияющей пустоте внутри.
Это была ее третья ночь в столице. Флик упросила отца Прис воспользоваться ее гостеприимством и поселиться в доме на модной Халф-Мун-стрит, после чего взяла их под свое крыло и представила остальным ветвям семейства. Прис еще никогда не встречала более впечатляющего сборища, но, к ее немалому удивлению, прием был оказан более чем теплый. Мало того, они делали все, чтобы ввести в общество ее, Юджинию и Аделаиду.
Она позволила этому водовороту унести себя, и приглашения посыпались градом. Каждый вечер приходилось появляться не менее чём на трех балах. Она надеялась, что усталость поможет облегчить тупую боль в ее сердце. Напрасно она молилась, чтобы лондонские джентльмены отвлекли ее мысли от… Напрасно…
Все они казались такими слабаками. Бледными. Незначительными.
И все же она не жалела, что отвергла Диллона.
Она скорбела только о том, что за все время, проведенное в Ньюмаркете, не догадалась назвать свою настоящую фамилию.
Но была еще одна ложь, хотя при сложившейся ситуации она никогда не сможет признать правду.
Если бы она призналась, что соблазнила Диллона, потому что хотела его, он поймет, что она с первого взгляда влюбилась в него, и посчитает себя еще более обязанным жениться.
Она твердила себе, что это не важно, особенно в свете всего того, что ей удалось сделать для брата. Рас в безопасности и свободен, получил любимую работу, помирился с отцом, и ее семья наконец воссоединилась.
Но зияющая пустота внутри еще сильнее заледенела.
Визг скрипки, донесшийся с конца зала, ворвался в ее невеселые мысли и заставил сосредоточиться на мистере Бартоне, трудившемся над описанием последней премьеры в театре «Друри-Лейн». Все трое джентльменов переглянулись. Девушка тяжело вздохнула, пытаясь придумать способ увернуться от приглашения на вальс.
– А что думает о пьесе ваша сестра, сэр?
Мистер Бартон чрезвычайно высоко ценил мнение сестры и уже готов был разразиться очередной тирадой, когда что-то за спиной девушки привлекло его внимание.
Бартон ошеломленно моргнул, разинул рот, но слова замерли на языке. Он молча уставился в какую-то точку.
Прис с любопытством оглядела остальных джентльменов: они проследили за направлением взгляда Бартона и теперь, очевидно, тоже оцепенели.
Просто обернуться и увидеть, в чем дело, было чрезвычайно грубым нарушением приличий.
Но тут она ощутила покалывание в затылке, нервную пульсацию сердца, словно чья-то невидимая рука провела по спине.
Ощутила жгучую ласку его взгляда, шеей, открытой вырезом платья и забранными наверх волосами. Затаив дыхание, она резко обернулась. Он стоял в двух шагах от нее.
Голова Прис закружилась так сильно, что казалось, она сейчас лишится чувств.
Он здесь. Огромный. Темный. И еще красивее, чем раньше. Стоит встать, шагнуть вперед, и она окажется в его объятиях.
Усилием воли она продолжала оставаться на месте. Но чего ей это стоило!
Прис едва заметно пошатнулась.
Он взял ее руку – она не помнила, когда успела ее протянуть, – поклонился и поднес ее к губам красноречивым жестом, буквально вопившим о близости, о чем-то гораздо большем, чем простое знакомство.
Его глаза не отрывались от ее лица. Но она никак не могла понять, что таится в его взгляде.
Пожатие его теплых, сильных пальцев напрочь изгнало из головы все мысли.
– Что ты здесь делаешь? – вырвалось у нее. Единственный, самый важный для нее вопрос. Темная бровь вопросительно изогнулась.
– Не догадываешься?
– Нет, – нахмурилась Прис.
Скрипки заиграли первые такты вальса. Он взглянул поверх ее головы на троих забытых джентльменов. Вспомнив о хороших манерах, она повернулась так, чтобы не стоять к ним спиной, как раз вовремя, чтобы услышать слова Диллона:
– Прошу извинить нас, джентльмены.
Тон был надменно-уверенным. Прис недоуменно моргнула и гневно развернулась, только чтобы увидеть, как он кладет ее руку себе на рукав.
И ведет в центр зала.
Она попыталась поймать его взгляд, но он смотрел вперед. Тогда она попробовала остановиться. Он, не замедлив шага, отступил, оказавшись чуть позади, так, что мог подталкивать ее всем телом.
Она было застыла на месте, но, представив, как он врежется в нее на всем ходу, выбросила эту мысль из головы. Вряд ли ей поможет физическое сопротивление.
– Я не соглашалась танцевать с тобой, – прошипела она, не оглядываясь.
Ответил он не сразу, но его дыхание ласковым ветерком обдало ухо.
– Но ты и не отказалась. И не откажешься.
У нее перехватило дыхание. Она едва успела подавить невольный трепет, трепет предвкушения. Спорить с ним не имело смысла, иначе она просто сойдет с ума.
Он бесстрастно взирал на нее. И танцевал очень корректно, по всем правилам, не пытаясь воспользоваться дозволенной близостью.
Она, несмотря на смятение, сохраняла ясность мысли.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Какой именно? – надменно бросил он. Его тон подействовал на нее как удар хлыста. Заподозрив, что он задумал вывести ее из себя, она процедила сквозь зубы:
– Почему ты здесь?
На этот раз голос его смягчился.
– Я пришел за тобой, – объяснил он, словно разъясняя самую очевидную в мире вещь.
Она смотрела в его глаза и тонула в их манящей темноте. Перед глазами все завертелось, и не только из-за танца.
– Почему? – повторила она.
– Потому что между нами ничего не кончено. Я хочу от тебя большего.
Она почувствовала, как кровь отливает от лица, но вынудила себя смело смотреть ему в глаза.
– Нет. То, что было между нами, закончилось в Ньюмаркете. Навсегда. Ты не должен был приезжать. Не должен был меня преследовать.
– Но я приехал.
Что-то, некий ускользающий свет в его глазах, заставило ее насторожиться. Похоже, он это заметил, потому что, разворачивая ее, наклонил голову и прошептал:
– Думаю, здесь не время и не место притворяться, будто ты меня не хочешь.
Прис повернула голову. Их лица были совсем близко, всего в нескольких дюймах друг от друга. Она снова тонула в почти черных озерах его глаз.
– Что ты делаешь?
Он слегка искривил губы. Она жадно впилась в них взглядом. Но тут же опомнилась и отвела глаза.
– Ты была достаточно честна, напомнив, что соблазнила меня. Но теперь моя очередь.
Грудь Прис будто сковало клещами. Воздух больше не проникал в легкие.
– Я не желаю никаких соблазнов, – выдавила она.
– А по-моему, у тебя просто нет выхода, – спокойно констатировал он.
Прис снова задохнулась, на этот раз от гнева, но продолжала безмятежно улыбаться, хотя внутри все кипело.
– Думаю, ты ошибаешься.
Он самоуверенно усмехнулся: привычная мужская спесь внезапно вернулась.
– Увидим!
Она насторожилась. Внутренний голос остерегал от чересчур поспешных поступков.