Табель первокурсницы Сокол Аня

– А заодно и полплощади, – хохотнул белобрысый. – Мы вернулись к тому, с чего начали. Огонь против стали. Маг против воина. Кто быстрее. Надеешься выжить? – Ткань разошлась, и лезвие прижалось к коже. – Конечно, надеешься. Как и все. Лезвие тонкое, быстро войдет в тело, возможно, даже боль придет не сразу, но ты все равно закричишь. Сегодня все кричат…

Служащий воздушной компании обернулся и нахмурился.

– Восстанови бурдюк, или я тебя убью.

Я зажмурилась в ожидании удара, одновременно молясь Девам, чтобы его не последовало. Ведь так не бывает, правда? Девушки не гибнут на празднике посреди центральной площади!

Точно, а еще они не носятся по острогам за рыцарями, не сбегают от серых посреди ночи, не получают по голове.

– Видела когда-нибудь ранение печени? – Холодная сталь чиркнула по коже, смещаясь. – Нет? Человек умирает не от самой раны, а от потери крови, которую нельзя остановить, сколько ни бьются целители. – Белобрысый посмотрел на вытекающие из бурдюка капли воды и воткнул шило в соседний, впрыскивая «яд». – А если перед этим нанести на нож еще и мешающий ране закрыться раствор…

– Эй, – закричал служащий, делая шаг к ящикам. – Вы там…

– Кричи, – почти попросил меня мужчина. – Или молча делай то, что говорят.

– Нет.

Секунда уходила за секундой, каждая из них казалась мне бесконечной, но удара все не было. Сердце колотилось, руки дрожали, а белобрысый все говорил и говорил, хотя я понимала лишь одно слово из трех. Быть смелой на словах куда проще…

– Я убью тебя, но ты еще проживешь достаточно долго, чтобы успеть проститься со своим ненаглядным бароном. Чем не мечта? Не жили они ни долго, ни счастливо, но умерли в один день. – Его речь стала торопливой, движения – резкими и какими-то суетливыми. Мужчина вытащил иглу, прозрачные капли побежали по кожаному боку бурдюка, оставляя после себя быстро темнеющую дорожку. – А если я скажу тебе, что смерть варвара мне совсем не нужна? Я вскрою тебе печень, ты сожжешь мне сердце, заберешь противоядие. Сможешь передать его любимому, прежде чем почить у него на руках. Не будет уютной могилки на двоих, не будет рая Дев для влюбленных. Мальчик забудет девочку, забудет в тот же миг, когда отвернется от свежего могильного холма.

Он продолжал говорить, и я поняла, что невольно стягиваю изменения во вторую руку. Зачем? Затрудняюсь сказать… Хотя вру, знаю. «Зерна восстановления» способны лишь на одно. На восстановление.

Я на самом деле собиралась помочь ему? Собиралась коснуться магией мертвой кожи? Даже если за это мне грозил рабский ошейник? Нет. Нет. И еще раз нет. Я заставила себя разжать пальцы. Только не ради белобрысого.

«А ради чего готова?» – спросил внутренний голос. И я испугалась, не только того, что говорил железнорукий, не его вкрадчивого тона, не его угроз, а своих мыслей, ответа, что пришел в голову быстрее, чем я успела заставить себя не думать об этом.

– Что вы делаете? – К нам подошел мужчина в форме.

– Леди заметила, что у вас бурдюки прохудились, – зло проговорил белобрысый. Инъектор исчез из его руки, словно прямоугольник карты из ладони фокусника. Он дернул меня в сторону.

Хрупкая сфера выскользнула из вспотевших пальцев и осталась в кармане. Мужчина в форме увидел темнеющую от влаги кожу и закричал на возвращающихся рабочих, словно это они были виноваты в случившемся.

– Смелая, – мужчина оглянулся на канатоходца. – Или глупая. Я бы убил тебя, девка змеиного рода, но в этом пока нет смысла. Ибо вместе с тобой мне придется убить и…

Я снова подхватила сферу и скомандовала себе: «Давай! Просто сделай это! Пока по какой-то неведомой причине он не воткнул тебе в бок нож. Сейчас, пока он несет всякую чушь, пока осматривает площадь, ища что-то глазами, и, кажется, не находит. Он не тот человек, которого стоит жалеть».

– Не хочешь помогать ради своей жизни, – давление на кожу исчезло, нож вернулся в железный протез. – Так, может, поможешь ради чужой? – спросил он, когда я почти решилась, и в его здоровой руке снова появился инъектор, почти неотличимый от первого.

Почти. Значит, в первый раз мне не показалось. Жидкость, наполнявшая его, отсвечивала зеленым. Ее было куда меньше, чем того «чая», что налил в коробочку Линок.

– Поможешь мне, получишь противоядие и будешь свободна. Чем не сделка века?

Я не могла оторвать взгляда от инструментариума в его руках, от света, что играл на гранях узкой прозрачной трубочки, отбрасывая во все стороны зеленые блики. А ведь и в самом деле, почему нет? Яда у него не было, и, что бы он ни задумал, хуже от моей помощи не станет…

Кнут и пряник. Угрозы и награда. Надежда и страх. Неизвестно еще, что действенней.

Милосердные Девы не дали мне развить эту мысль. В воздухе что-то свистнуло, и в предплечье белобрысого вошел нож, тихо вошел, так, что я даже удивилась, увидев торчащую из плоти рукоятку и быстро темнеющий, набухающий от крови рукав над замотанной в тряпки культей.

Белобрысый закричал, застонал, засипел. Сегодня все кричали…

Я обернулась и с облегчением выдохнула. Потому что рядом с каретным двором стоял Крис. Мокрый, грязный, уставший и злой барон Оуэн опускал руку, которая только что отправила в полет нож. И именно в этот момент я поняла, что не променяла бы этого несносного рыцаря даже на сына князя, будь он у затворника. Отсутствие наследника – главная головная боль совета родов, Магиуса и Ордена серых… но меня это точно не касалось. Меня волновал только Оуэн. Теперь я понимала, что ничего не изменить. Мое сумасшествие дало такие глубокие корни, что излечиться от него не удастся. Да я и не хотела этого. Знала, что пожалею не раз, что Крис наверняка заставит меня плакать, но… Все это не имело значения, когда я видела синие глаза. Как говорил отец, глядя на аристократов, садящихся за карточный стол: «Они проиграли, даже не начав партию». Видимо, со мной будет так же.

Железнорукий зарычал, выронил инъектор в снег под ногами, схватился за рукоять и выдернул нож. Но швырнуть в Криса не успел. Со спины на него набросился Линок. Рабочие уронили ящик и уставились на парней. Бурдюки с клеймом мастерской Ули раскатились по снегу, словно громадные пиявки, что в детстве притащил на руке Илберт. Зараженный кожевенник изготовил кожаные сосуды для «золотого дождя», баронство Оуэн поставило вино, а что сделали или должны были сделать мастер-оружейник, ювелир и травник? Гикар изготовил инструментариум, а еще… кандидатуру Криса одобрили. Мысль была интересной. И правильной, ее не мешало бы обдумать, но не сейчас. И не здесь.

Я схватила заряд. Белобрысый плавным и каким-то змеиным движением сбросил с себя Линока. Травник полетел на землю, он не был рыцарем и вряд ли часто отвлекался от своих порошков и линз для того, чтобы подраться на площади. Отступник ударил парня коленом в живот, а когда тот согнулся, добавил с размаха культей по шее. Линок растянулся в грязи.

Крис был уже в нескольких шагах от железнорукого и не собирался останавливаться. Если активирую заряд сейчас, то задену обоих. Я разжала руку и совершенно неэлегантным движением осела в мокрый снег, пачкая и без того грязную юбку. Там, среди снежной каши, валялся инъектор с противоядием, надо было всего лишь протянуть руку… Не обращая внимания на холод, на льдинки, царапающие кожу, на крики и чей-то хрип, я подцепила пальцами коробочку инструментариума, сжала ладонь, не сразу поверив, что наконец-то заполучила желаемое. Зеленая жидкость перетекала по трубочке, но ее было мало, очень мало.

Что-то пронеслось над головой, что-то знакомое и одновременно чужое. «Зерна изменений». Странные, слишком быстрые, слишком исковерканные по сравнению с теми, какими управляют маги, словно сломанные, вывернутые наизнанку крупинки. Мужчина в форме воздушной компании закричал, требуя позвать серых.

Я подняла голову. Белобрысый корчился на снегу рядом с Линоком, а его железную руку играючи заламывал за спину гвардеец.

Старый знакомый. Вернее, незнакомый, тот самый, что вместе с ныне почившим толстяком чуть не отправил меня к Девам. Тот самый, чье фото двадцатилетней давности висело в гостиной у серой. Он был шире в плечах, массивнее белобрысого и, по всей видимости, сильнее, хотя и старше. Лицо седовласого солдата оставалось бесстрастным. Но поразило меня не это, поразило меня то, что с пальцев свободной руки все еще продолжали срываться в полет эти ущербные изменения, как еще совсем недавно нож с руки барона. Каждый бросается, чем может.

Милосердные Девы! Он маг! Гвардеец – маг. О чем еще умолчала серая?

Крис не добежал. Что-то жгучее и одновременно холодное налетело на Оуэна, жаля, как рой пчел, заставило его остановиться и задергаться, словно в припадке падучей. Я не знала, что это за магия, не сумела опознать воздействие и могла только предполагать. Рыцарь рухнул на колени, не добежав пары шагов до Линока. Его лицо кривилось от боли.

Я закричала, и кто-то кричал вместе со мной… Раненый артист? Рабочие? Служащий компании или очередные зеваки? Все равно. Не кричал только Крис, и оттого смотреть на него было еще больнее.

Почему гвардеец не приложил тогда магией ни меня, ни Гэли? Почему предпочитал гонять по лабиринту улиц? Не самое лучшее время, чтобы выяснять это.

Железнорукий взвыл, громко, тоскливо, безнадежно, как собака над телом хозяина.

– Как я рад наконец познакомиться, – усмехнулся седовласый. – Давно искал встречи.

Белобрысый выругался, прошелся по родословной гвардейца вдоль и поперек. Его предки были бы поражены столь разнообразными любовными связями.

– А мне говорили, что благородные в любых ситуациях блистают воспитанием, – покачал головой старый солдат.

– Ты не можешь убить меня, – выкрикнул железнорукий, и эта фраза волшебным образом успокоила его самого, во всяком случае, он перестал беспорядочно дергаться. – Не можешь, иначе…

– Это несправедливо, ты не находишь? – спокойно переспросил гвардеец и дернул пленника на себя, заставляя подняться. – Ты можешь, а я нет. Хотя так даже интереснее…

Он поднял голову.

– Нет, – пробормотала я, зажимая инструментариум в руке. – Нет.

– Беги! – закричал белобрысый, рывком поднимаясь на ноги. Сейчас в его взгляде не было ни злости, ни превосходства, только усталость и паника. – Беги, девка змеиного рода!

– Детская возня, – устало пробормотал гвардеец.

Я не стала дожидаться развязки, просто не могла позволить себе такой роскоши. Перехватила инъектор и ринулась вперед вопреки словам железнорукого и вопреки собственному желанию. Нынешний праздник Рождения Дев запомнится мне надолго. И не только мне.

Ринулась совсем не как леди – поползла. Неэлегантно, на четвереньках. Не от гвардейца, а к нему. Вернее, к двум распластанным в снежной каше мужчинам. Лед колол руки, чулки набрякли от воды, кожа зудела, шея ныла, сердце билось, инструментариум казался тяжелым, а я сама себе неповоротливой клушей… Девы!

Наконец-то зазвонил тревожный колокол. Сначала один, потом второй. Линок упал ближе. Я схватила его за руку, кожа казалась холодной. «Как у покойника», – шепнул внутренний голос. Я выщелкнула тонкое шило.

Железнорукий снова взвыл, и моя рука, как по команде, замерла. Словно только этого и ждала. Ждала, чтобы кто-то остановил меня.

«А ведь противоядия так мало! – пришла непрошеная мысль. – Кто знает, хватит ли его на двоих, не лучше ли…»

– Выходит, не все отравленные равны пред тобой? – услышала я насмешливый голос гвардейца и почувствовала отвращение. К себе.

Быстро, боясь передумать, воткнула шило в предплечье травника. Воткнула прямо сквозь сукно, не заботясь о чистоте или о правильности действий. Инъекции бывают разные. Помню, брату вводили раствор от болотной лихорадки, вводили прямо в голубоватую вену, строго следя, чтобы… Матушка выгнала меня из покоев Илберта, больше возмущаясь не самим фактом присутствия незамужней дочери в спальне мужчины, пусть тот тысячу раз ее брат, а тем, что я не проявляла ни малейшей склонности к обмороку и с интересом заглядывала целителю через плечо, в то время как она не расставалась с нюхательными солями.

Что-то часто я стала вспоминать матушку. И известий из Кленового Сада давно нет. Не к добру…

Я вытащила шило немного торопливее, чем надо, но внутренний голос продолжал шептать о том, что противоядия мало. Смертельно мало.

Я посмотрела на Криса. Показалось или рыцарь пошевелился? Дернулся, словно магия седовласого гвардейца продолжала его жалить.

Кто-то вскрикнул, послышался топот сапог, женский голос звал серых, на что с другого конца площади ей резонно ответили, что им помощь тоже не помешает.

Дыхание Линока стало глубже и размереннее, словно то, что сжимало его сердце, вдруг исчезло. А может, я просто фантазировала на пустом месте, ведь коросту нельзя почувствовать, пока не станет слишком поздно. Я отпустила руку травника и бросилась к Крису, но тот лежал слишком далеко, в двух бесконечных шагах от меня…

Знаете, так бывает – чем сильнее торопишься, тем хуже результат, когда больше всего на свете боишься споткнуться, обязательно спотыкаешься. Я так торопилась, что выронила инъектор. В свое оправдание могу сказать, что ползать по площади мне раньше никогда не доводилось. Но звучало это так себе. Я задела коленом бедро травника, охнула, коробочка инструментариума выскользнула из ладони и зарылась в снежную кашу прямо у сапога гвардейца. Лучше бы в змеиную нору нырнула, по крайней мере, я бы не так испугалась.

– И что ты сейчас будешь делать? – зарычал белобрысый, адресуя вопрос то ли мне, то ли противнику.

Я подняла голову, встретилась взглядом с гвардейцем. В его глазах не было ни триумфа, ни торжества. Лишь усталость, словно все это он видел уже не раз и ему до смерти надоело смотреть один и тот же спектакль.

– А ты? – переадресовал вопрос старый солдат и поддел сапогом снег, отбрасывая коробочку инструментариума обратно ко мне. Если бы он отрастил за спиной крылья и вознесся к Девам, я не смогла бы удивиться больше.

– Я… я… – Слов не было, что, правда, не помешало мне вцепиться в инъектор.

– Вы делаете неправильные выводы, леди, – спокойно ответил седовласый.

Крики раздались ближе, на площади появились серые, кто-то указал руками на нас, кто-то продолжал причитать и чего-то требовать, от «прекратить безобразие» до «позвать сюда самого князя».

– Стоять на месте! – крикнул рыцарь в грязном плаще, беря на прицел метателя-гвардейца и его пленника.

Железнорукий застонал, тогда как седовласый спокойно поднял руки. Белобрысый упал в снег, перекатился и… получил пинок под ребра от мужчины в мокром сюртуке, именно он еще недавно сидел, привалившись к пивным бочкам, и мастерски изображал пьяный сон. Мастерски, потому что сейчас его взгляд был ясным, как и рука с ножом, прижатая к горлу белобрысого.

– Поднимайтесь, Ивидель, – раздался голос, и магистр Виттерн протянул мне руку.

Я ухватилась за нее и едва не расплакалась от облегчения. Все кончилось. Серые здесь. И магистр. Все на самом деле кончилось! Вот только Крис…

Словно услышав мои мысли, Оуэн застонал, заворочался, поднял голову, обвел площадь мутным взглядом.

Я сделала шаг вперед.

– Нет, Астер. – Милорд Йен схватил меня за руку, за ту руку, в которой был зажат инструментариум.

– Но он же…

– Знаю, – перебил магистр, и было что-то в его голосе… что-то, заставившее меня посмотреть ему в глаза, один – нормальный, а второй – изуродованный полуприкрытым веком. – Вы как маленькая, Астер, если наши травники исследуют это вещество, то, возможно, смогут излечить и остальных больных.

– А как же Крис?

– Сотни больных, Ивидель. Тысячи против одного! – Он тоже посмотрел на мотающего головой рыцаря.

– Площадь оцеплена, – отрапортовал еще один рыцарь с арбалетом, и я узнала в нем давешнего артиста на ходулях. Ногу он все же немного подволакивал.

Раздавались отрывистые команды, кто-то отгонял зевак, кто-то уверял, что ничего страшного не случилось. На фоне разрушенной купальни звучало неубедительно.

– Отконвоировать всех в острог, – отдал приказ тот, кто изображал пьяного.

– Этих двоих в Магиус, – перебил его Виттерн, отпуская мою руку.

Крис еще раз мотнул головой, становясь на четвереньки. С губ сорвался стон. Тихий, почти неслышный. Он поднял голову и посмотрел на меня. Посмотрел так, как не смотрел никогда раньше, и вряд ли посмотрит в будущем. Вены на лице вздулись, рисунок чешуи на шее стал ярким и выпуклым, словно не смертельный набросок художника, а работа скульптора. Экзекутора, что высекает на живой плоти.

Стон сменился хрипом, а в глазах промелькнуло что-то грустное. Промелькнуло и погасло. Именно так убивает короста. Тихо и быстро, сжимая и не давая сделать вдох. Или не давая сердцу ударить… или…

– Нет, Астер! – сказал милорд Йен. – Иногда надо уметь жертвовать меньшим ради большего, – и, смягчившись, добавил: – Поверьте мне, он знал, на что шел.

– Знал, на что шел, – эхом повторила я, только сейчас начиная понимать, что произошло.

– Не думаете же вы, что мы бросим ученика Академикума? Что позволим отравить воду и вино? Астер, вы как маленькая.

Да, хотела ответить я. Именно так я и думала. Позволят, если это будет им выгодно, как позволили Крису избить ювелира. Позволят крупной рыбе проглотить малька. Я бы тоже позволила, но дело коснулось чего-то личного, чего-то дорогого.

Знал, на что шел… Похоже, все знали. Все, кроме меня. Ловля на живца, только вот поймали они, кажется, не только гвардейца и белобрысого, но еще и меня.

«Меньшим ради большего…» – так же иногда говорил и отец. Правильные слова, но иногда от этой правильности начинало тошнить.

Я почувствовала горечь. Великие магистры, дворяне, серые они отвечают за всех и за вся, за людей на площади, за меня, за Криса. Или делают вид, что отвечают. А я всего лишь девчонка, чей удел вышивать крестиком и воспитывать таких же принципиальных наследников рода.

Меньшим ради большего! Только кто сказал, что жизнь одного – это меньшее?

Я отступила, сунула вторую руку в карман.

– Астер? – Милорд шагнул следом.

Хромой акробат только начал переводить прицел арбалета с гвардейца на меня, когда Оуэн упал. Упал лицом в подтаявший снег. И все перестало иметь значение, даже то, что от Льежского залогового банка к нам бежала серая жрица. Она махала руками, указывая на седовласого.

Активировать капсюль на сфере можно не только бойком метателя. Любое такое воздействие – это удар, высвобождение энергии. Но энергию можно освободить и по-другому, можно разрушить внешнюю оболочку капсюля. Уж что-что, а это я делать умела. Капсюль настолько мал, что достаточно пары зерен…

Время сжалось, как пружина. И распрямилось. Почему нас на практикумах учат собирать заряд, но не учат делать это вот так, в условиях, когда стрелки часов бегут вперед, как сумасшедшие?

Серая все кричала, рыцарь перевел арбалет, но не успел нажать на спуск, магистр Йен что-то прошипел сквозь зубы, Крис не шевелился. Я швырнула заряд в учителя, одновременно вскрывая пломбу капсюля. Рука седовласого пошла вниз, словно он только этого и ждал. Те самые колючие «зерна изменений» сорвались с его пальцев одновременно с моими.

Тот, что изображал пьяного, дернул метателем, но не выстрелил, лишь закричал:

– Взять живы…

Сфера лопнула. И над Круглой площадью повисла тишина. Такая тишина, от которой стало больно ушам. Да, я не знала, как повторить заряд Рут, не знала, как загнать звук в сферу, но я знала, как загнать туда тишину. Звук – это вибрация, а все, что от меня требовалось, – это погасить вибрацию. Создать звуковую пустоту.

Честно говоря, я сама не представляла, как это будет. Достаточно посеять «зерно пустоты», и когда оно высвободится, когда сфера лопнет, все звуки устремятся к его центру, так как наш мир не терпит пустот. Я думала, заряд «съест» перепады давления, поглотит вибрацию. Эдакий отвлекающий маневр, который позволит мне сбежать или… не сбежать, а сделать один укол.

Реальность превзошла все ожидания. Не знала, что тишина может причинять боль. Острая, пронзительная, от которой в ушах что-то выворачивается наизнанку. Кто-то упал, кто-то беззвучно кричал, как малыш на руках у румяной матери, идущей к каретному двору. Он покраснел и орал, открыв рот, но никто не слышал. Что-то невидимое и острое продолжало ввинчиваться в уши.

Рыцарь дернул головой, отмахиваясь от боли. Посвященный, которому не страшна магия… Вот только я воздействовала не на него, а воцарившаяся тишина заставила его промедлить. Лишь миг. Но мне этого хватило. Нам хватило.

Рука гвардейца опустилась, жалящая магия сорвалась в полет и… минуя серого, впилась в упавшего железнорукого. Седовласый маг тоже знал цену посвящению в рыцари. Белобрысый выгнулся дугой, открыл и закрыл рот, словно рыбка у Гэли в аквариуме.

Магистр Йен покачнулся – сфера лопнула прямо напротив него. Пустота притягивала, высасывала все звуки из окружающего пространства. Больше я ни на кого не смотрела. Крис был так далеко и так близко. Полшага, одно движение, два вдоха и три удара сердца. Все удары сердца на свете. Я почти упала на Оуэна, непослушными руками перехватила инъектор и воткнула острие в спину, с отчаянием наблюдая, как зеленоватая жидкость вытекает из трубки, как последние капли собираются на прозрачных стенках и исчезают в полой игле.

Громко хлопнуло. «Зерно пустоты» небесконечно, и даже его можно заполнить.

Младенец закричал, кто-то поминал демонов и всю их родню до пятого колена, кто-то винил во всем Разлом, кто-то князя, а кто-то серых, что, собственно, было недалеко от истины. Звуки чересчур громкие и такие разные…

– Хватит, Астер, – инструментариум вырвали у меня из рук. – Хватит фокусов. – Магистр Йен тряхнул головой, из правого уха текла кровь. – Встать.

Виттерн был зол и не скрывал этого. Слишком резкими стали его движения, когда он рывком поставил меня на ноги, слишком дергаными.

Бывший пьяный рыцарь прижимал к земле железнорукого, по телу пленника одна за другой пробегали судороги, с губ стекала слюна, хотя он оставался в сознании. Я могла лишь догадываться, как ему больно.

Хромой рыцарь стоял чуть поодаль и водил арбалетом из стороны в сторону, так и не решаясь выстрелить в убегающего гвардейца. Что это? Проснувшееся человеколюбие? Или приказ взять живым?

– Нет! – закричала подбежавшая серая и, схватив арбалет, дернула на себя. – Он нужен нам живым.

Значит, последнее. Площадь наверняка оцеплена.

Седовласый нырнул за спины двух зевак и скрылся где-то на Лунной улице, которую закрывала от нас вышка для дирижаблей. Странно, но никто из людей на площади, даже те, которые указывали на нас пальцами, не повернулись в его сторону.

Не только я сумела воспользоваться секундами отвлекающего маневра. Гвардеец вообще был единственным, кто сохранил спокойствие на протяжении всего действа. Он не ругался, не психовал, как мертвый толстяк, не угрожал. Он вел себя словно… словно…

Я старательно отогнала пришедшую в голову мысль. Так и до сумасшествия недолго.

– Давай-давай, поднимайся. – Рыцарь в мокром пальто, тот, что изображал пьяного обывателя, поднимал белобрысого. Пленник уже пришел в себя после атаки, во всяком случае, взгляд стал осмысленным. – И без шуток, – приказал серый, когда из железной культи выскочило лезвие.

Хромой с арбалетом продолжал что-то втолковывать жрице, но прицелиться в людей больше не пытался. Еще два рыцаря с серыми бляхами выскочили из-за полуразрушенной чаши купальни и поспешили к нам. Ребенок на руках у щекастой матери наконец-то замолчал. Крис не шевелился.

– Доставить арестованного в северную башню Академикума, – приказал магистр Йен. – И эту тоже. – Он толкнул меня к двум подошедшим рыцарям и скомандовал: – Запереть.

– Но… – понятия не имею, что я хотела ему сказать, да и нужно ли было, это «но» вырвалось помимо воли.

– Никаких «но», Астер, вы почти приравнены к заговорщикам. Почти… – весомо добавил учитель.

– Это смешно! – сказала я, чувствуя, как один из рыцарей, крепко схватив меня за руку, потянул назад. И с трудом удержала огонь внутри. Во-первых, бесполезно, а во-вторых…

– Девочка встала не на ту сторону, – отрывисто засмеялся железнорукий, вот только его смех больше напоминал сухой лай старого брехливого кобеля с конюшни. – Когда-нибудь ты поймешь. Надеюсь. И если такой день наступит, найди меня. – Он посмотрел в мою сторону. – Меня зовут Альберт, найди и…

– Найдет-найдет, – пообещала ему жрица. – В петле она тебя найдет, – и кивнула серым: – Уводите.

Меня потянули в сторону купальни, я обернулась на все еще неподвижного Криса. Девы, вы не можете быть столь жестоки! Только не сегодня!

Я едва не упала, споткнувшись, рыцарь промолчал, лишь ладонь на предплечье сжалась крепче. Линок сидел в грязном снегу, сжимая руками голову, а вот Оуэн…

– Догнать второго и доставить на Остров, – продолжал отдавать приказы милорд, вытирая текущую из уха кровь. – И займитесь ранеными, не хватало еще, чтобы День Дев запомнился драками и смертями. Расколовшуюся чашу объявите знаком богинь. – Мужчина поморщился и посмотрел на Аннабэль. – Не мне вас учить…

Нас с железноруким заперли. Вернее, хотелось надеяться, что заперли его, а меня просто попросили подождать. В допросной Академикума. Во всяком случае, это казалось более обнадеживающим по сравнению с подвалом башни, куда увели мужчину.

Неизвестность – самая выматывающая из пыток. Я не знала, что будет со мной, не знала, что стало с Крисом, все, что мне осталось, это болезненное воспоминание о лежащем в снегу бароне.

Такими мыслями я развлекала себя уже пару часов, сидя на неудобном металлическом стуле, изредка вскакивая, ходя от стены к стене и старательно отводя взгляд от лежащего на столе предмета. От потертого кожаного ошейника с блестящей медной пряжкой. Такой очень подошел бы дворовой собаке. Или отрезанной от магии рабыне.

Льдинки страха тяжестью осели в животе.

Отец не допустит, чтобы одного из Астеров…

Приехали, теперь я вспомнила об отце и о своей фамилии. Не поздновато?

Нет. Не допустит. Если что, матушка его уговорит. Должна уговорить.

Дверь открылась, и я заставила себя неторопливо отвернуться от забранного черной решеткой окна. Хотя, спроси меня кто-нибудь, куда оно выходит, не смогла бы ответить и под страхом смертной казни.

Я заставила себя остаться на месте и не кинулась с вопросами к вошедшему магистру и к сопровождающей его серой. Заставила себя спокойно посмотреть им в глаза.

Я графиня Астер, мой род берет начало от первого князя, от его младшего брата, того самого, что назвали Змеем и сослали к Разлому. Мой предок построил Кленовый Сад и изменил русло Иллии[10], мой дед ходил на черного медведя с одной рогатиной, чем вызывал «нездоровый ажиотаж» среди зверей. Наш род, прозванный недругами «змеиным», ни разу не прерывался. Наша кровь древнее, чем Аэра, и даже серой не сравниться с нами.

Я не заплачу, не позволю им увидеть…

А может, наоборот? Взять и разреветься? На папеньку всегда действует положительно. Как говорила бабушка, на войне и в любви все средства хороши.

Эта мысль снова заставила меня вспомнить неподвижного Криса. Нет, я не жалела. Разве что самую малость.

На всякий случай я совсем неэлегантно шмыгнула носом, что несколько не вязалось с задранным подбородком, но мне было все равно.

– Не могу сказать, что рад видеть вас в этой комнате, Астер, – проговорил магистр Йен, выдвигая стул и бросая на стол коричневый конверт из дорогой плотной бумаги.

– Я тоже не могу сказать, что рада видеть себя здесь. Может, просто отпишете отцу, он построит Академикуму еще одну башню и закончим на этом?

– Дерзите, Ивидель? – Кажется, это его немного позабавило. – Надеюсь, вы не растеряете своего апломба к концу допроса. – Он приглашающе взмахнул рукой, указывая мне на второй стул.

Серая отошла к стене, не произнеся ни слова.

– Допроса? – Я посмотрела на Аннабэль Криэ. – Даже так?

– Так. – Учитель сел. – Похоже, вы не соображаете, во что впутались. Зачем, по-вашему, Остров остановился над Льежем?

– Затем, что в городе эпидемия ветреной коросты, – нахмурилась я. – Эпидемия, которая пошла на убыль…

– Вот именно. Странная, ни на что не похожая эпидемия. Знаете. Отлично. Так скажите на милость, с чего вы полезли во все это? Зачем увязались за Оуэном?

Я опустила глаза. Даже не глядя на серую, я могла сказать, что та улыбается своей всезнающей ироничной улыбкой, которую так и хотелось дополнить словами: «Я же предупреждала». Только женщина может понять другую женщину.

– Мы ловили заговорщиков, а поймали вас.

– Плохо ловили, – из чувства противоречия ответила я.

– Заговорщиков, которые владеют механизмами с Тиэры, у которых есть вытяжка как из семян лысого дерева, так и из его коры. Вы понимаете, кого на самом деле мы ловили?

Я промолчала.

– Вы понимаете, что, если бы происхождение Ивидель Астер вызывало хотя бы малейшие сомнения и не было подтверждено как минимум десятком свидетелей, семейными портретами и рассказом повивальной бабки, что приняла вас, мы бы разговаривали совсем в другом месте? И скорее всего, компанию вам составлял бы мужчина с железной рукой, а подмастерья палача делали бы ставки, кто из вас заговорит первым?

– А железнорукий, он назвался Альбертом… он из… из Тиэры? – спросила я, подходя к столу.

– Нет. – Учитель и серая переглянулись. – Пока непонятно, как он получил железную руку, яд и противоядие, но это дело времени.

– И изрядных затрачиваемых усилий, – вставила серая. – Если бы вы допустили меня…

– Мы это уже обсуждали, – поднял руку Виттерн. – Сейчас не время и не место продолжать.

– Зачем вы это мне рассказываете? – Я перевела взгляд с мужчины на женщину. – Если мое происхождение подтверждено…

– Чтобы ты не надела этот ошейник. – Магистр коснулся кожаного ремешка. – Потому что всех денег Астеров не хватит, чтобы отвести от вас подозрение в измене князю.

– Вы это серьезно? – Я села на холодный стул и не была уверена, что в ближайшее время смогу подняться.

– Управляемая эпидемия. – Половина лица учителя уродливо кривилась, словно от боли, а вторая оставалась неподвижной. – Вал смертей, народные волнения, возможно, бунт и как следствие – поиск виноватых. Сначала достанется исполнителям…

Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня.

– Исполнителям? – Я поняла, что комкаю пальцами грязную ткань юбки. – Железнорукий…

– Вашего Альберта еще надо найти. Есть кое-кто поближе. И когда начнут разбираться, выйти на виновных не составит труда. Например, на Гикара, который изготовил инструментариум…

– Травник, оружейник, ювелир и кожевенник, – произнесла я, мгновенно поняв, о чем говорил милорд Виттерн.

– Кожевенник Грен изготовил бурдюки для «золотого дождя», после которого должно было начаться заражение, – кивнул мужчина и снова дотронулся до ошейника, чем очень меня напугал. – А травник вполне мог изготовить яд.

– Линок этого не делал. – Я чувствовала себя обязанной защитить парня. Наверное, потому, что он тоже ввязался во все это вслепую, вместе с нами, пока серые и иже с ними решали мировые проблемы.

– Да, не делал, – согласился учитель. – Но в случае удачно проведенной операции вряд ли это имело бы значение. Хватило бы и одной возможности.

– А ювелир? Главарь банды?

– Не тот масштаб. Ювелир не глава, максимум финансист этой операции, на все нужны деньги, даже на материалы: на кожу и воду…

– Тогда кто… – начала я и тут же поняла. «Его кандидатуру одобрили», – сказал белобрысый. – Оуэн!

– Аристократ, жестокий барон, натравивший собак на ребенка, – вставила серая.

– В виновность такого сразу поверят. Его отец – поставщик вина к празднику, вино должно было спровоцировать еще одну волну заражения. Заболев коростой, наследник богатого баронства сошел с ума и решил прихватить с собой на тот свет весь город. Чем не вариант для обвинения? А для черни, так и вовсе установленный факт. – Он вздохнул. – Возможно, в этой цепочке есть еще звенья, и мы рано или поздно дойдем до них.

– Скорее поздно, – покачала Аннабэль головой, – если не примете помощь серых.

– Но теперь вы все знаете, – проговорила я, не обращая внимания на перепалку. Мне не было дела до разногласий Академикума и серых. Я заставила себя разжать пальцы и отпустить мятую ткань. – При чем тут измена князю?

– Ну, сначала накажут очевидных виновных…

– Подставных, вы хотите сказать, – вставила Аннабэль.

– Не важно, – отмахнулся магистр Йен. – Народный гнев, погром лавок, убытки, травмы, смерти. Уверен, провокаторы, которые заведут толпу и направят народный гнев в нужное русло, уже проинструктированы. А потом, когда первая волна схлынет, – учитель развел руками, – люди начнут задаваться вопросом: куда смотрит князь? И смотри ли? Они всегда задают такие вопросы. Затворник не покидал Запретного города уже лет десять, жив ли он или княжеством и сопредельными равнинами давно правит первый советник?

– Я думаю, все еще проще. – Серая отошла от стены. – Не зря же они озаботились и запаслись противоядием.

– Народный спаситель? – нахмурился милорд. – Тот, кто выйдет из тени в нужный момент и излечит благодарный народ?

– Он самый.

– Ходили слухи о воре, что оглушал людей и… – я замялась, – излечивал их. Говорят, князь обещал ему прощение и награду, пусть только принесет противоядие.

– Н-да. – Йен Виттерн постучал пальцами по столу. – Только народного героя и революции нам не хватало.

– Мы здесь ни при чем! – выкрикнула я. – Лучше у нее спросите, – я указала на бывшую баронессу, – что за многолетняя дружба связывает ее и того старого гвардейца с площади? Того гвардейца, что пытался отобрать у нас с Гэли инструментариум! Его поймали? Нет? А еще она утаила, что он маг.

Прозвучало немного обиженно, с теми же интонациями, с какими я жаловалась матушке на Илберта, в очередной раз удравшего с друзьями в горы, но мне было все равно. Я действительно обиделась. И испугалась.

– Я и забыла, что вы художник, Ивидель. – Серая подошла к столу. – Что ни время, ни морщины не скроют от вас истинное лицо. Только вы могли узнать на старой фотографии молодого слугу. Узнали, сделали выводы и удрали из моего дома. Одна! Ночью! Спасать этого… этого… баронишку… – Она выдохнула и посмотрела на учителя. – Гвардеец был магом. Дар проснулся, когда Арирх был еще мальчишкой. Он не поступил в Магиус. Мой дед не стал оплачивать обучение сына камердинера. Итог – тот отправился в Отречение и был отрезан жрицами от силы.

– Разве ее можно вернуть? – удивился учитель.

– До сегодняшнего дня я думала, что нет, – вздохнула баронесса и стала неторопливо стягивать перчатку.

– Когда будут результаты эксгумации? – спросил учитель. Похоже, мои обвинения не произвели на него ни малейшего впечатления.

– Скоро. – Перчатка из синей кожи полетела на стол. – Что вы так смотрите на меня, Ивидель? Я не злодейка и не главарь банды охотников за артефактами. Я сразу отдала приказ вскрыть могилу Арирха. И даже отца! Они погибли вместе десять лет назад на одной из гондол князя. Ушли к Девам и не могут вернуться, будь Арирх даже самым сильным из магов. Смерть не излечить.

– Если гвардеец – маг, то почему он не применил силы раньше – против меня и Гэли? – спросила я.

Они переглянулись. Видимо, этот вопрос волновал не только меня.

– Мы не знаем, – ответила Аннабэль.

– Вот об этом и поговорим. – Учитель как бы невзначай коснулся пальцем конверта на столе и поправил манжеты. – Для вас, Астер, эта история началась…

– В лавке Гикара. – Я присмотрелась к бляшке сургуча на коричневой бумаге, к оттиску на конверте. Оскаленная змеиная пасть. Герб Астеров. Официальная печать отца. Я выпрямилась. Значит… значит, папеньке уже отписали. Но как? Когда успели? За два часа письмо не то что до Кленового Сада не дойдет, оно и пределы Льежа не покинет. – Мы с Гэли просто пошли за покупками.

Тогда я была уверена в своих словах. И никто не усомнился. В ошибках вообще не принято сомневаться, и чем больше ошибка, тем сильнее уверенность в собственной правоте.

– С Гикара. – Йен Виттерн достал чистый лист бумаги и стал записывать. – А вечером…

– Вечером кто-то ударил по голове посыльного, доставлявшего покупки, – вставила серая. – Девушки не одну лавку посетили. Дальше ограбление дома Миэров, к счастью, неудачное. Первоначальная версия, что хотели украсть «Око Девы», не подтвердилась. Собственно, вора застрелили как раз потому, что хозяин увидел его в артефакте, так что впору начать сомневаться в здравомыслии грабителя. Вывод: охотились за чем-то другим. Мы перетрясли всю воровскую гильдию: раз у грабителя были отмычки мастера Ши, они должны были знать, кто заказал Миэра, в чем бы этот заказ ни заключался.