Истории фейри. Железные земли Блэк Холли
– Но я не могу позволить ей остаться здесь. У меня есть и обычные клиенты – смертные клиенты. Как они будут доверять мне, если в квартире будет торчать какая-то пикси с ее мальчиком на побегушках?
– О, полагаю, они не догадываются, что ты и сам мальчик на побегушках у фейри, – сказал Корни. – Иначе бы они ни за что не стали тебе доверять.
– Я делаю только то, что должен, – ответил он. – А не… не служу госпоже из Темного двора, как ты, маленький лакей. И как? Бывает тошно, когда они пытают людей, или ты сам любишь понаблюдать?
Корни толкнул парня и сам удивился силе своего гнева.
– Ты обо мне ничего не знаешь.
Посредник резко, зло рассмеялся, отступая назад. А Корни вдруг подумал о своих руках, о смертоносной силе, скрытой под перчатками. Как же сильно ему хотелось заставить этот смех замолчать!
Но между ними встала Кайя:
– Значит, если я сброшу чары и усядусь перед дверью, у тебя будут проблемы?
– Не сбросишь. Тебе это принесет больше проблем, чем мне.
– Неужели? – притворно удивилась Кайя.
Пикси. Этот парень сразу понял, что Кайя – фейри. Более того, что она – пикси. Корни вдруг вспомнились слова маленького хоба: «Есть один парень с истинным зрением. В огромном городе железа и изгнанников на севере. Он умеет снимать чары со смертных». У этого посредника истинное зрение! Он не видит, есть ли на Кайе чары или нет.
Корни повернулся к Кайе и округлил глаза, пытаясь показать, как он удивлен. Затем вновь повернулся к парню, улыбаясь:
– Выглядит так, будто она серьезно. Ух, кажется, никогда не привыкну к ее крыльям и зеленой коже – страшный вид. Увы, приятель, до утра мы проведем время у тебя на пороге. Все равно податься больше некуда. Но не парься: если придет клиент, мы передадим ему, что ты скоро будешь… вот только поможешь одному забывчивому фейри отыскать ключи и тут же вернешься.
Посредник нахмурился. Корни сдавил руку Кайи, мысленно прося подыграть ему. И она, бросив быстрый взгляд в его сторону, пожала узкими плечами.
– Зато утром легко будет нас найти, – добавила она.
– Ладно, ладно, – вздохнул парень, сдаваясь и поднимая руки. – Проходите.
– Спасибо, – поблагодарил его Корни. – Кстати, это Кайя. Не «пикси», не «моя госпожа из Темного двора», а просто Кайя. А я… – Он замялся. – Я Нел. Корнелиус. Но все зовут меня Нел.
Кайя устремила на друга пристальный взгляд, и на одно ужасное мгновение ему показалось, что она рассмеется. Но он не хотел, чтобы этот парень звал его Корни. Корни – имя истинного короля придурков. Одно его звучание доказывает, насколько Корнелиус жалок.
– Я Луис, – рассеянно представился посредник, открывая дверь. – А это мое логово. Мой сквот[5].
– Не знала, что в Верхнем Вест-Сайде существуют сквоты! – изумилась Кайя.
Внутри царило запустение: стены потрескались, потертые деревянные полы покрывали выбоинами. Коричневые пятна плесени кругами расползались по потолку, а в углу из-под осыпавшейся штукатурки торчала электропроводка.
Дыхание Корни от холода превращалось в пар, словно они до сих пор были на улице.
– Конечно, здесь места побольше, чем в трейлере, – заметил он, – но и грязнее.
– Как ты нашел это место? – поинтересовалась Кайя.
Луис посмотрел на нее:
– Помнишь ту фейри, с которой у Вэл, моей подруги, была дуэль?
– Мэбри, с козьими ногами, – кивнула Кайя. – Пыталась убить Ройбена, пока твоя подруга не убила ее.
– Так вот, это бывший дом Мэбри. – Луис вздохнул и отвернулся. – Слушайте, я не хочу, чтобы вы разговаривали с моим братом. Фейри здорово испортили ему жизнь. Так что просто его не трогайте.
– Не вопрос, – сказал Корни.
Луис привел их в гостиную, заставленную коробками из-под молока и драными диванами. На полу сидел тощий паренек с дредами, торчащими во все стороны, как иголки у ежа, и поедал жевательные мармеладки из целлофанового пакета. Чертами лица он очень походил на Луиса, но в глазах была жуткая пустота, а рот выглядел странно впалым.
Кайя упала на клетчатый диван горчичного цвета и растянулась на подушках. Спинка дивана была разорвана, и из дыры торчали куски диванной набивки. Рядом красовалось пятно, подозрительно похожее на кровь. Корни присел рядом.
– Дэйв, – сказал Луис. – Это ребята, которым я помогаю. Придется им остаться у нас на ночь, но это не значит, что нужно быть к ним дружелю…
Жужжание прервало его. Сунув руку в карман, Луис вытащил пейджер.
– Вот черт!
– Можешь перезвонить с моего телефона… – предложил Корни, тут же почувствовав себя полным идиотом. С чего он вдруг решил выслужиться перед этим парнем?
Луис на мгновение замер, в полутьме комнаты его затуманенный глаз казался голубым.
– Да тут в закусочной есть телефон-автомат… – Он замолк на полуслове. – Хорошо, давай. Спасибо за помощь.
Корни задержал на нем взгляд и отвернулся, делая вид, что ищет что-то в карманах. Дэйв прищурился. Луис взял телефон, набрал номер и, слушая гудки, вышел из комнаты.
– Ты что творишь? – шепнула Кайя, склонившись к Корни.
– Он видит сквозь чары, – прошептал Корни в ответ. – Я слышал о нем – парень знает, как можно разрушить наложенные фейри проклятия.
Кайя фыркнула:
– Тогда ясно, почему он не хочет, чтобы люди знали, что он поддерживает тесные связи с королевой Благого двора. Играет на обе стороны. Когда он вернется, спроси о своих руках.
– Что значит тесные? – неожиданно спросил Дэйв. Голос его был сухим, как шелест бумаги. – Что мой брат делает?
– Нет-нет, она ничего такого не имела в виду, – выпалил Корни.
– А почему нам запрещено с тобой разговаривать? – спросила вдруг Кайя.
– Кайя! – одернул ее Корни.
– Что? – шепотом возмутилась она. – Мне интересно, а Луиса здесь нет.
Дэйв рассмеялся, горько и безжизненно:
– Он любит строить из себя хорошего старшего братца. Точно спятил. Думает, что сможет помешать им убить меня.
– Кому «им»? – удивился Корни.
– Мы с Луисом были посыльными у тролля. – Дэйв закинул в рот горсть мармеладок и продолжил, жуя: – Разносили зелья. Снадобья, которые спасали от железной болезни. Но если их примет человек, знаете, что он может сотворить?
Корни подался вперед, невольно заинтересовавшись:
– И что же?
– Все, – выдал Дэйв. – Все, что угодно. Всю ту же магическую хрень, которую могут творить они.
Послышался отдаленный грохот, словно в дверь постучал поздний гость. Кайя, распахнув глаза, повернулась к выходу.
У Дэйва изо рта выпала недоеденная лакричная мармеладка.
– Кажется, какое-то время брат будет занят. А вы знали, что моча, если ее пить, рассеивает чары фейри?
– Гадость, – поморщилась Кайя.
Дэйв хрипло расхохотался:
– Зуб даю, Луис там сейчас как раз мочится в чашку.
Кайя удобней устроилась на диване и, скинув ботинки, положила ноги на колени Корни.
Они пахли скошенной травой, раздавленными стеблями одуванчиков. Корни вдруг вспомнилось, как много лет назад на летней лужайке он срывал цветочные головки и бросал их в дремлющую сестру, а его пальцы покрылись одуванчиковым молочком, липким и белым. Горло внезапно перехватило от горя.
– Подожди, – вернулась к теме Кайя. – Так почему тебя хотят убить?
– Я отравил несколько фейри. Так что я уже давно мертвец. Но какой смысл сидеть здесь взаперти, подыхая от скуки, пока Луис пытается выторговать мне лишнюю недельку-две? Лучше б дал мне оторваться напоследок, – усмехнулся Дэйв, но его искривленное лицо больше напоминало гримасу, кожа на щеках болезненно натянулась. – Луис может командовать, сколько душе угодно, но на этой неделе он сваливает на север. Без кота мышам раздолье.
Корни заморгал, словно это могло изгнать воспоминания прочь.
– Стой, – сказал он. – Ты… отравил несколько фейри?
– А что? Не веришь? – дерзко бросил Дэйв.
– Эй! – на пороге комнаты замер Луис. За спиной его стояли женщина в возрасте и девушка-латиноамериканка. – Чем это вы занимаетесь?
Корни обхватил лодыжку Кайи рукой в перчатке.
– Чем хотим, тем и занимаемся! – заявил Дэйв, вставая. – Думаешь, ты лучше меня и можешь приказывать?
– Нет, я просто лучше знаю жизнь, чем ты, – спокойно отозвался Луис.
Девушка повернулась к Корни, и он увидел, что ее лицо и руки странного оттенка, словно под кожей расцветали колючие лозы. Там, где острия шипов торчали из ее плоти, виднелись крошечные капельки крови.
– Ничего ты не знаешь! – Дэйв яростно пнул стол, опрокинув его набок, и выскочил из комнаты.
Луис повернулся к Кайе:
– Если я услышу… если Дэйв скажет мне, что вы к нему лезли… – рявкнул он. – Если вы что-то ему сказали…
– Пожалуйста, – взмолилась женщина. – Моя дочь!
– Да, конечно, прошу прощения, – выдохнул Луис, покачав головой, и кинул взгляд на дверь.
– А что с ней? – поинтересовался Корни.
– Это все из-за мальчишек, которые вечно бродят в парке, – начала женщина. – Хорошенькие, но такие проблемные. Явно не люди. Недавно они пристали к Лале, а она в ответ их оскорбила. И все. Вот! Мы пробовали, но ничто, ничто с этой botnica[6] не помогает.
– Вам двоим лучше подождать в соседней комнате, – бросил Луис, закатывая рукава пальто. – Зрелище будет не для слабонервных.
– Нет, мне и тут хорошо, – сказал Корни, стараясь казаться невозмутимым.
В плохом настроении он любил мысленно примерять разные роли. В одной из фантазий он был настоящим психом, который однажды обязательно сорвется, разделается со всеми, кто когда-то причинял ему обиду, и закопает тела в общей могиле на заднем дворе своего дома. Иногда Корни представлял себя непризнанным гением. Человеком, которого все отвергли, но он, в конце концов, победил благодаря своим знаниям и невероятному интеллекту. А самой жалкой – и трогательной – его фантазией был парень-мутант, скрывающий от всего мира свои сверхспособности.
– Пусть ляжет на пол. – Луис прошел в крошечную кухню и вернулся с грубым ножом. Женщина замерла, не отводя глаз от лезвия. – Каленое железо. Ничего лишнего.
Вот у Луиса точно были и невероятные знания, и сверхспособности. Корни это бесило. Почему ему достались только проклятые руки?
– Зачем вам нож? – ужаснулась Лала.
Луис покачал головой:
– Обещаю, резать я тебя не стану.
Женщина недоверчиво прищурилась, но девушку, казалось, слова убедили. Она успокоилась и опустилась на пол. Лозы под кожей вдруг пришли в движение, извиваясь и пульсируя. Лала вздрогнула и закричала.
Кайя посмотрела на Корни, приподняв брови. А Луис склонился над девушкой, удерживая ее худое тело.
– Он ведь знает, что делает? – спросила женщина у Корни.
– Конечно, – кивнул тот в ответ.
Луис пошарил в кармане, достал коробочку и осыпал тело девушки белым порошком – вероятно, солью. Она выгнулась, закричала. Колючие лозы вновь пришли в движение, извиваясь подобно змеям.
– Ей же больно! – охнула мать Лалы.
Луис даже не поднял головы. Он бросил на девушку еще пригоршню. Лала завизжала, соль заставила ее кожу натянуться и дрожать, затягиваясь на шее и душа ее.
Рот девушки распахнулся, но вместо звука наружу вырвались покрытые шипами ветви и, извиваясь, устремились в сторону Луиса. Он рубанул их ножом. Железо с легкостью рассекло колючие лозы, но их место заняли другие. Они тянулись к Луису, закручиваясь в воздухе точно щупальца.
Корни заорал, убирая ноги на диван. Кайя в ужасе смотрела на вырывающиеся изо рта девушки лозы, а мать Лалы протяжно завизжала, точно кипящий чайник.
Одна лоза обвила запястье Луиса, еще пара перехватила поперек туловища, а остальные извивались на полу. Длинные шипы вонзились парню в кожу. Глаза Лалы закатились, тело содрогалось в конвульсиях, а на губах выступила кровь.
Луис бросил нож и обхватил лозы руками, разрывая их. Корни, бросившись к нему, схватил нож и замахнулся.
– Нет, идиот! – рявкнул Луис.
Вдруг прекратилось: изо рта Лалы выскользнули червеобразные белые корни, блестящие от слюны и слизи. Огромные извивающиеся лозы стали чернеть и засыхать.
Девушка закашлялась. Рядом на колени упала ее мать, рыдая и гладя дочь по волосам.
Руки Луиса покрывали царапины. Он поднялся и отвел взгляд, словно в растерянности.
Мать помогла дочке подняться и повела ее к двери.
– Gracias, gracias[7], – бормотала она.
– Подождите, – вдруг окликнул их Луис. – Мне нужно поговорить с вашей дочерью. Без вас.
– Я не хочу, – запротестовала Лала.
– Может, вы поговорите потом, когда она отдохнет? – предложила ее мать.
Луис покачал головой, женщина замялась на мгновение, но все же сдалась:
– Вы спасли ей жизнь, вам можно доверять, но пожалуйста, не задерживайте ее слишком долго. Мне хочется поскорее отвести ее домой, подальше от всего этого. – И она закрыла дверь, выходя в коридор.
Луис посмотрел на Лалу. Она, слегка покачнувшись, схватилась рукой за стену.
– Ты ведь утаила кое-что от матери, – сказал он.
Девушка поколебалась, но потом все же кивнула.
– Один из парней угостил тебя кое-чем… и ты попробовала. Возможно, самую малость? Всего одно зернышко?
Она снова кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Но теперь ты знаешь, что этого лучше не делать, правда? – спросил Луис.
– Да, – прошептала Лала и убежала в коридор к матери.
Луис посмотрел ей вслед и повернулся к Корни.
– Твоя пикси все же рискнула поговорить с моим братом? – спросил он, ткнув пальцем в сторону Кайи.
– А что ты думаешь? – усмехнулся Корни.
– Думаю, – Луис зевнул, – что нужно поскорее от вас избавиться. Так чо выдвигаемся на рассвете. Идем, покажу, где можно устроиться спать.
Корни разместился на одном из старых матрасов, покрывающих пол в комнате, которая, вероятно, раньше была столовой. У дальней стены, под лепными украшениями, завернувшись в груду одеял, уже спал Дэйв. Кайя пошатываясь вышла из гостиной, свернулась клубочком, обняв мягкую диванную подушку, и тут же провалилась в сон. Луис лег неподалеку.
Корни стал разминать пальцы, наблюдая, как резина натягивается на костяшках. Перчатки уже потускнели. К утру они могут потрескаться. Он осторожно снял перчатку и коснулся края одеяла Луиса. Тонкая ткань расползлась, сквозь нее полезли растрепанные перья. Корни смотрел, как поток ветра из приоткрытого окна подхватил их, облаком вздымая в воздух, как перья закружились подобно снегу, осыпая все вокруг.
Луис заворочался во сне, и перья запутались в его косичках. Одно опустилось ему на щеку, у самого уголка рта, и теперь трепетало при каждом вздохе. Казалось, это должно быть щекотно. Корни собирался смахнуть перо. Пальцы его дрогнули.
Луис приоткрыл глаза:
– Куда смотришь?
– Ты пускаешь слюни, – выпалил Корни. – Знаешь, как это мерзко?
Луис хмыкнул и перевернулся на другой бок.
Корни снова натянул перчатку. Сердце билось так сильно, что кружилась голова.
«Он мне нравится, – в ужасе подумал он, несправедливость этого довершала общую картину, вызвав в его душе гнев. – Твою ж мать! Он мне нравится».
Кайя проснулась от солнечных лучей, льющихся сквозь большие окна. Рядом, слегка похрапывая, растянулся Корни. Неведомым образом за ночь он умудрился стащить все ее одеяла. Дэйв с Луисом исчезли.
Во рту стоял отвратительный привкус, а пить хотелось так сильно, что Кайя даже не думала, где и почему находится, пока не доплелась до ванной и не сделала несколько глотков прямо из-под крана. У воды был привкус железа. Железо, казалось, таилось здесь повсюду: пузырилось в трубах, капало с потолка.
На цыпочках пробираясь по холодному полу в поисках чего-нибудь съестного, Кайя услышала странный звук: словно где-то звенели монеты. Запах плесени стал сильнее, и девушка ощутила, как исчезают окутывающие ее чары. Она взглянула на свою травянисто-зеленую руку и, двигаясь на шум, вошла в комнату с обшарпанным диваном и небольшой жаровней, в которой полыхал огонь.
У окна стоял мужчина средних лет с короткими вьющимися волосами, на полу рядом лежала заполненная курьерская сумка. Он что-то сказал, когда Кайя вошла, но вместо слов с его губ посыпались медные монеты. Они со звоном падали на пол, рассыпаясь по истертому паркету.
Луис положил руку ему на плечо.
– Ты исполнил все в точности, как я сказал? – спросил он, наклоняясь, чтобы поднять монетки. – Знаю, на вкус металл похож на кровь, но ты обязан сделать это.
Человек кивнул и жестом указал на свой рот.
– Я же говорил, лекарство простое – надо проглотить слова. То есть каждую монету, вылетевшую изо рта. Хочешь сказать, что так и сделал?
Мужчина заколебался.
– Ты потратил их? Умоляю, только не говори, что обменял горсть в монетоприемнике. Это же безумие!
– Ну… – выдавил мужчина, и на пол снова посыпались монеты.
– Иди и найди остальные. Это единственный способ вылечиться. – Луис скрестил руки на груди. Сквозь тонкую ткань футболки проступили рельефные мышцы. – И больше никаких сделок с волшебным народом.
Как же много, оказывается, Кайя еще не знала о фейри.
Мужчина явно хотел что-то сказать – возможно, возмутиться, что им командует мальчишка, – но сдержался, кивнул и просто достал бумажник. Отсчитав пачку двадцаток, он собрал с пола монеты и удалился, даже не поблагодарив.
Луис постучал купюрами по ладони и повернулся к Кайе:
– Я же сказал держаться подальше от чужих глаз.
– Со мной что-то происходит, – выдавила девушка. – Чары слабеют.
– Хочешь сказать, мой клиент видел зеленокожую девицу с крыльями? – застонал Луис.
– Нет. Но мне становится все труднее замаскировать свою внешность.
– В городе полно железа, а оно высасывает из фейри магию, – со вздохом пояснил парень. – Поэтому волшебный народ здесь не живет. Если есть выбор. В городе остаются только изгнанники, которые по той или иной причине не могут вернуться и жить при своем дворе.
– А почему они не присягнут другому двору? – удивилась Кайя.
– Может быть, кто-то и присягает. Но это опасно: тебя могут как принять, так и убить. Так что изгнанники живут здесь, позволяя железу медленно себя уничтожать. – Он снова вздохнул. – Если становится совсем плохо, фейри принимают невермор – одно снадобье, оно помогает избавиться от слабости. Сейчас я не смогу его достать…
– Невермор[8]? – задумчиво протянула Кайя. – Как у По в «Вороне»?
– Да, невермор. Брат придумал это название. – Луис неловко поерзал, поправляя косички. – Людям это снадобье дарует магическую силу, делает нас похожими на фейри. С ним чувствуешь себя всесильным. Но никогда нельзя употреблять его чаще одного раза в день; никогда не использовать больше двух дней подряд и не принимать слишком много за раз. Никогда. И да, не позволяй другу его пробовать. Ни за что.
– Ох… да, конечно.
Кайе вдруг вспомнились голодные глаза Дэйва и его почерневший рот.
– Отлично. Готова идти?
Она кивнула.
– Только можно еще вопрос… ты слышал что-нибудь о проклятии, когда все, к чему прикасаешься, увядает?
– Да, одна из вариаций кары царя Мидаса, – кивнул Луис. – Все, чего ты коснешься, ста-анет… пропуск можешь заполнить сама. Золотом? Дерьмом? Пончиками с джемом? Довольно сильное проклятие. – Он нахмурился. – Только молодой, безрассудный и по-настоящему взбешенный фейри может без сожаления потратить на простого смертного столько силы.
– Проклятие царя Мидаса, значит. Знаешь, как его снять?
– Соленой водой, – Луис нахмурился. – Мидас зашел в реку с соленой водой, и она унесла его проклятие. Лучше искупаться в океане, но вообще, принцип тот же. Вода должна быть соленой.
– Что тут у вас за совет? – В комнату, широко зевая, вошел Корни.
– Итак, Нел, – протянул Луис, опуская взгляд на перчатки. – Что случилось? Она случайно тебя прокляла?
Корни на мгновение растерялся, придуманное вчера имя сбило его с толку. Но затем он прищурился и сказал:
– Нет. Меня прокляла не она. И не случайно.
Глава 7
Генри Уордсворт Лонгфелло. «После»
- Не кусты и не цветы
- Принесут свои плоды,
- Клевер здесь не зацветет,
- Дерево не прорастет.
- Только сорная трава
- Заявит свои права,
- Там, где в тишине болот
- Горький мак один растет.
В окрестностях заброшенного поместья Унтермейер выпал снег, укрыв грязь и мертвую траву белым покрывалом. Остатки старого, почерневшего от пожара особняка виднелись за ветвями деревьев. Огромный камин, увитый мертвыми побегами, возвышался подобно башне. А джентри Неблагого двора торопливо разбивали лагерь под жалкими остатками шиферной крыши.
Сидя на низком диване, Ройбен наблюдал за вошедшей в его покои Этин. Она двигалась грациозно, словно не касаясь ногами земли.
Он старался сохранять спокойствие. Даже когда когтистая лапа стражника толкнула Этин и она чуть не упала, споткнувшись о порог, Ройбен лишь поднял голову, будто раздраженный ее неловкостью. Рядом с ним на столике стояли вазы с фруктами, выросшими в самых темных пещерах; настойки из клевера и крапивы; птичьи сердечки, еще блестящие от крови. Ройбен надкусил виноградину, разжевывая ее вместе с хрустящими косточками.
– Этин! Чувствуй себя как дома.
Она нахмурилась и открыла рот, не решаясь ответить, а потом произнесла:
– Моя госпожа знает, что нанесла тебе ужасный удар.
– Не подозревал, что твоя Госпожа любит хвастаться, пусть даже и через посредников. Подойди же, попробуй фрукты, охлади свой пылкий язык.
Этин нерешительно подошла к нему и устроилась на другом конце дивана. Ройбен вручил ей агатовый кубок. Сделав крошеный глоток, она поспешно отставила кубок.
– Тебе неприятно находиться рядом со мной, – заметил король Неблагого двора. – Полагаю, Силариэль стоило принять во внимание чувства своих подданных, выбирая посла.
Этин молча смотрела в пол. Ройбен поднялся.
– О, ты, должно быть, умоляла госпожу отправить кого-то вместо себя? – рассмеялся он. – Возможно, даже призналась, как больно видеть, каким чудовищем стал твой брат?
– Нет, – тихо ответила Этин.
– Нет? Что ж, пусть иными словами, но я уверен, ты рассказала ей все. Видишь, как она заботится о своих верных подданных? Ты – просто еще один повод уколоть меня побольнее, не более того. Несмотря на все мольбы, она отправила сюда именно тебя.
Этин закрыла глаза. Руки ее покоились на коленях, пальцы были крепко переплетены.
Ройбен, подняв кубок сестры, отпил из него вина. Этин подняла голову и смерила его раздраженным взглядом. Точь-в-точь как в детстве, когда брат, играя, дергал ее за косички.
Как же больно было считать ее своим врагом.
– Не вижу, как ты заботишься о моих чувствах. Не больше, чем она, – сказала Этин.
– Забочусь, поверь, – его голос вдруг стал серьезным. – Что ж, не жди, озвучь свое послание.
– Моя госпожа знает, что нанесла тебе ужасный удар. Известно ей и то, что после десятины ты утратил власть над свободными фейри.
Ройбен прислонился к стене:
– Ты звучишь, как она, когда говоришь это.
– Хватит строить дурака! Леди предлагает тебе сразиться с ее лучшим рыцарем. Если выиграешь, следующие семь лет твои земли будут для нас неприкосновенны. Если проиграешь – Неблагой двор достанется ей. – Этин подняла на брата полный боли взгляд: – А ты… умрешь.
Ройбен не придал значения последним словам, он был слишком удивлен предложением Светлого двора.
– Не могу понять, это щедрость или хитрость. Почему она решила даровать такую возможность, когда у нас почти нет шансов на победу?
– Госпожа не желает получить ослабленные войной земли. Слишком часто мы видели, как великие дворы под действием войны превращаются в горстку жалкого сброда.
– А ты когда-нибудь представляла жизнь без власти дворов? – тихо спросил Ройбен у сестры. – Без обязанностей перед ними, без древних обид и бесконечных войн?
– Мы стали слишком зависеть от людей, – нахмурилась Этин. – Когда-то наш род жил обособленно. Теперь мы полагаемся на них во всем: люди возделывают наши поля, нянчат детей. Мы живем в домах, покинутых ими, и ужинаем за их столами. Если дворы падут, фейри превратятся в паразитов, у которых нет ничего своего. Придет конец старому миру.
– Сомневаюсь, что все так серьезно, – Ройбен не смотрел на Этин, не хотел, чтобы она заметила выражение его лица. – Передай Силариэль, что я приму это нечестное предложение. Но при одном условии: она тоже должна что-то поставить на кон. Свою корону.
– Она никогда не отдаст тебе…
– Не мне, – перебил ее Ройбен. – Тебе.
Этин в удивлении открыла рот, но не смогла ничего сказать.
– Передай, что если она проиграет, то сделает тебя королевой Светлого двора. Если проиграю я, то отдам и свою корону, и свою жизнь.
Хотя он и принял решение опрометчиво, Ройбену было приятно произнести его вслух. Этин вскочила с дивана.
– Ты смеешься надо мной?