Волчье озеро Вердон Джон
Стекл погладил щетину на своей выбритой голове.
– Давайте лучше пройдем ко мне в кабинет.
Обогнув стойку регистрации, Гурни вслед за Стеклом вошел в комнату, обставленную все в том же “адирондакском” стиле, как и все остальные помещения в гостинице. Рабочий стол Стекла представлял из себя лакированный сосновый спил на четырех бревнах. Грубоватый стул был сделан из гнутой древесины, в качестве ножек – обтесанные ветви. Он жестом показал Гурни на второй такой же стул с другой стороны стола. Когда они оба уселись, Стекл облокотился руками на стол.
– Надеюсь, вы не против, что мы уединились, поскольку мы, возможно, коснемся вопросов, не предназначенных для чужих ушей. Понимаете, о чем я?
– Не уверен.
– Мы находимся в сложном положении. Вы спрашивали про Барлоу. Между нами, Барлоу – дикая заноза в заднице. Неадекватный. Наводит ужас на людей. Все время болтает про волков, зло, смерть и тому подобное. Всякий бред, короче говоря. – Остен помолчал. – Ну а вы, небось, думаете, почему мы закрываем глаза на эту херню? Почему просто не выставим этого отморозка? А может, вы задаетесь вопросом, как этот чокнутый вообще здесь оказался?
– Мне говорили, что члены семьи Тарров работают в гостинице с тех пор, как Далтон Голл построил ее сто лет назад.
– Да, это правда. Но это не причина со всем этим мириться. Главной проблемой был Итан. Не поймите меня неправильно, он великий человек. Однако его авторитет и напористость – в них-то и проблема.
– В его твердом намерении обратить каждого неудачника в порядочного и полезного гражданина?
Если это замечание, в силу его прошлого, и задело Стекла, он не подал виду.
– Как говорится, на каждую добродетель найдется свой порок. Но я-то не имею права жаловаться, да? Может вы слыхали, как Итан помог мне?
– Расскажите.
– Я был вором. Аферистом. Отбывал срок. По чистой случайности, меня взяли на программу реабилитации Итана. Надо ли говорить, программа сработала. Я стал другим человеком. Я даже имя поменял. В прошлой жизни меня звали Альфонс. Альфонс Вук. Такая была фамилия у парня, за которого моя мать, будучи беременной, вышла замуж. Позже я узнал, что он не был моим отцом. Она забеременела от другого человека, который погиб в автокатастрофе. Его звали Остен Стекл. Она наврала Альфонсу, чтоб он женился на ней. Хреновая история. Я должен был носить имя Стекла с самого начала. Это же моя кровь. Поэтому смена имени стала отличным началом. Когда я закончил программу, Итан нанял меня работать бухгалтером здесь, в гостинице. Невероятно, правда? Я буду благодарен ему до самой смерти.
– То есть вы бухгалтер?
– У меня нет никаких званий и квалификаций, просто интерес к числам. Я как эти аутисты с выдающимися способностями, только не аутист.
– Глядя на вас, создается впечатление, что вы здесь не просто счетовод.
– Ну да. Время шло. Все менялось. Итан понял, что мои способности много где могут пригодится. Так я и стал главным менеджером комплекса, а также личным финансовым консультантом Голлов. Неплохо для мелкого воришки, да?
– Я впечатлен.
– Ну так вот. Как я могу критиковать Итана за его настойчивость и веру в людей? Да, иногда выходит так, что такой вот кретин, как Барлоу Тарр, застревает здесь, хотя должен был уже давно вылететь отсюда, но с другой стороны – прямо сейчас перед вами сидит мелкий воришка, которого вытянули из трущоб и доверили ему управлять не только дорогостоящим предприятием, но и огромным, черт возьми, состоянием Голлов. Как в сказке.
– Теперь, когда Итана нет, почему вы не избавитесь от Тарра?
– Я и сам задаюсь этим вопросом. Наверное, из суеверия.
– Суеверия?
– Как-никак, я здесь только потому, что Итан так решил. Тарр здесь по той же причине. Возможно, я боюсь, что, если избавлюсь от него, кто-то другой избавится от меня. Карма и все такое. Но это все не имеет никакого практического смысла. А я прагматик. Так что думаю, в самое ближайшее время мистер Ушлепок вылетит отсюда к чертовой матери.
– Кстати говоря, я слышал, вы решили продлить контракт Ричарда Хэммонда еще на год?
– Уговор есть уговор, верно?
– Вы не делаете поспешных выводов на его счет?
– Не пойман – не вор, так?
– А как же вся эта дурная слава в СМИ?
– Все это очень паршиво, но иногда приходится уживаться с подобным дерьмом, правда ведь?
– То есть, несмотря на негативное освещение в СМИ, вы решили поддержать Хэммонда из-за презумпции невиновности и из чувства справедливости?
Стекл повел плечами.
– А также из-за уважения к Итану. До того как вся эта фигня приключилась, он согласился продлить контракт Хэммонда. Я хочу последовать его решению. Может быть, опять же из суеверия, но так уж сложилось. Кого мне уважать, как не Итана?
– То есть, с одной стороны, презумпция невиновности и устный договор. А с другой стороны – вполне вероятно, что Хэммонд может быть замешан в смерти самого Голла, а также трех гостей. Если Хэммонда признают виновным, вы окажетесь в очень трудном положении.
Стекл прищурился.
– Виновным в чем?
– В том, что привело к четырем трупам.
– Вы избегаете слова “суицид”. На то есть причина?
Гурни улыбнулся:
– Мне кажется, что это полный бред. А вы что думаете?
Стекл не ответил. Он откинулся на спинку кресла и стал растирать голову рукой, словно ему было больно об этом думать.
Гурни продолжил:
– Я вот думаю, учитывая возможные негативные последствия и вашу практичность, может, есть еще какие-то причины не отпускать Хэммонда?
Стекл пристально посмотрел на него, а его губы медленно расплылись в холодной улыбке.
– Хотите настоящую причину? Хорошо. Все просто. Если сейчас мы избавимся от Хэммонда, это будет выглядеть так, словно мы сбрасываем за борт мусор, как бы давая знать журналистам, что мы на стороне ангелов. Но тут нужно учитывать все возможные последствия. И одним из них будет то, что мы своими действиями скажем всем тем, кто за последние два года у него лечился. Если мы избавимся от него сейчас, гости подумают, что все, что говорят в прессе, – правда и мы отдавали их в лапы монстру. Поверьте, это не то, что хотят слышать гости, которые платят деньги. А если мы оставим Хэммонда, мы дадим понять, что уверены в нем и все разговоры журналистов – полная брехня. Это для вас достаточно практично?
– Теперь я лучше понимаю вашу позицию.
Стекл развалился на стуле, казалось, расслабившись.
– Наверное, это цинично. Но что тут скажешь? Я должен защищать интересы Голла. Это то, что мне доверил Итан. А я перед ним в неоплатном долгу.
У Гурни было еще много вопросов к Стеклу – про Итана и Пейтона, про фонд “Новая жизнь”, про трех погибших гостей.
Однако продолжив сейчас, он упустит возможность встретиться с Ребеккой, чьи знания о Хэммонде, снах и гипнозе могут ему очень пригодиться.
Но он вышел из положения, договорившись встретиться с Остеном еще раз, когда он вернется из Платсберга.
Поблагодарив Стекла за потраченное время и за его откровенность, Гурни поспешил к машине.
Воздух бодрил, день был исключительно ясный.
Гладкая, как стекло, за ночь покрывшая поверхность озера корка льда, как зеркало, отражала Кладбищенский кряж.
Когда Гурни выезжал из-под деревянного навеса на приозерную дорогу, у него зазвонил телефон. Увидев, что это Джек Хардвик, он тут же подошел.
– Здорово, Шерлок, как жизнь в роскошном отеле?
– Ммм… необычно.
– Шум такой, словно ты в машине. Где ты, черт возьми?
– Еду в Платсберг – встретиться с Ребеккой. Она проявила интерес к делу.
Хардвик расхохотался:
– Детка Бекки в основном проявляет интерес к тебе. Где она хочет с тобой встретиться?
– Я же сказал, в Платсберге.
– Это название города. А я хотел узнать…
Гурни перебил его:
– Джек, скоро я покину зону покрытия местной сотовой вышки. Так что хватит трепаться, давай сразу к делу.
– Хорошо, я навел справки об Анджеле Кастро, пропавшей девушке трупа из Флорал-Парка. У нее есть брат, который живет со своей женой на Стейтен-Айленде. Я позвонил по его номеру, и мне ответила напуганная дамочка. Я сказал, что провожу опрос об использовании бытовой техники от обслуживающей компании. Она ответила, что не знает, потому что это не ее дом, и попросила перезвонить позже. Видно, стоит нанести ей визит. Что-то подсказывает мне – это и есть наша Анджела. При условии, что я прав, что именно ты хочешь узнать?
– Помимо очевидных вопросов о смерти Стивена Пардозы, ну там, что она видела, что слышала, что думает, почему пропала, хотелось бы узнать о его состоянии до и после поездки на Волчье озеро, его настроении, его кошмарах, да и вообще, о чем он ей говорил. Зачем так далеко поехал избавляться от своей дурной привычки. Как узнал про Хэммонда?
– Это все?
– Еще спроси ее, как Пардоза относился к гомосексуалам.
– Зачем?
– Да так, пальцем в небо. Много лет назад Хэммонд работал с гомосексуалами. В то время это вызвало бурную реакцию. И пастор Бауман Кокс одержим этой темой и утверждает, что именно это направление деятельности Ричарда стало причиной самоубийства Кристофера Хорана. И, раз уж об этом зашла речь, хорошо бы выяснить, какой позиции придерживался сам Хоран. Вполне вероятно, что как раз это и привело его к Коксу, и поэтому он хотел обсудить свой кошмар именно с ним. Я знаю, все очень туманно, но надо же с чего-то начинать.
– Я выясню.
– У тебя есть еще что-то для меня?
– Небольшая справка об Остене Стекле. Он шалунишка, ставший на путь исправления, ранее известный как Альфонс Вук.
– Да, он сам мне об этом рассказал. Бывший аферист, чудесным образом преобразившийся с помощью программы Итана в финансового консультанта Голлов и управляющего гостиницей.
– Упомянул ли он в своем рассказе торговлю наркотиками?
– Стекл, точнее, Вук, был наркодилером?
– Продавал кокс и другое дерьмо богатеньким клиентам. Одному из них, владельцу сомнительной брокерской фирмы, понравился его стиль работы. И он нанял его – толкать поддельные акции так же, как до того он толкал белый порошок. Оказалось, у него талант. Но этого было мало. Тут-то он и затеял аферу – гнусный работник грабит своего гнусного работодателя. Федералы, следившие за фирмой, прессанули еще одного паршивца, который их и сдал. Вука посадили, он отмотал какой-то срок, досрочно освободился. Попал в фонд “Новая жизнь”. Чудесным образом превратился в Остена Стекла, а остальное вам известно. Каково твое мнение насчет него?
– Я пока не понял. Он жестковат, но не скрывает этого. Мне нужно побольше с ним пообщаться, может быть, спросить, почему он умолчал о том, что был наркодилером. – Гурни проверил телефон. – Кажется, сигнал вот-вот пропадет, поэтому быстро попрошу тебя кое о чем.
– Давай, босс, накинь еще говнеца. Я живу во имя службы.
– Мне не дают покоя несколько вещей. Насчет тех троих, что приходили к Хэммонду, чтобы с помощью гипноза избавиться от дурной привычки, – это сработало? Когда они вернулись домой, неделю до того, как порезали себе вены, они не курили?
– Думаешь, я разъезжаю по Джерси, Квинсу и Флориде в поисках тех, кто проверял пепельницы умерших парней?
– Ты же сотворил чудо в погоне за Анджелой. Я в тебя бесконечно верю.
– Как приятно!
– Кстати об Анджеле, нужно хорошенько обдумать, стоит ли приходить к ней в гости без предупреждения. Если это действительно она, не хотелось бы ее спугнуть. Если она слиняет, ты, возможно, уже никогда ее не разыщешь, а она, можно сказать, единственный свидетель.
– Хорошо, что ты предлагаешь?
– Не давить. Позволить ей самой выбирать. Дать ей почувствовать, что она владеет ситуацией.
– Это ты о чем?
– Конверт, адресованный ей, можно бросить в почтовый ящик ее брата. Объяснить в записке, кто мы такие и что работаем на клиента, который не верит в официальную версию о самоубийстве Стивена, а встреча с ней или хотя бы разговор – как ей удобнее – очень помогли бы нам разобраться с тем, как все было на самом деле, а стало быть, и обеспечить ее безопасность. Оставить ей номера наших мобильных, городских, наши имейлы, почтовые адреса. Самое важное – адреса. Это не только придаст ей уверенности, что она может связаться с нами на своих условиях, но и сделает нас уязвимыми в ее глазах. Сделай особый акцент на том, что она сама решает, когда и как с нами связаться и что нам рассказать.
Несколько секунд Хардвик молчал.
– А не перебор ли это – все эти номера и контакты?
– Перебор, но продуманный. Поставь человека перед вереницей открытых дверей, и ему покажется, что он и правда выбирает. Он может и не заметить, что все двери ведут в одну комнату.
– Или все трубы ведут в клоаку.
– Ну, если тебе так больше нравится.
Снова последовало молчание, а затем Хардвик ворчливо согласился.
– Я сделаю, как ты сказал. Но если все пойдет наперекосяк, виноват будешь ты. Еще какие-то пожелания?
– Я бы очень хотел узнать кто в Бюро одобрил стратегию Фентона по общению с прессой. Наверняка какая-нибудь шишка. Для таких консервативных ребят это очень необычно, кто-то должен прикрывать задницу Фентона. Со временем мне захочется узнать, почему эту стратегию одобрили, но для начала хватит и просто имени. А еще разузнай, что сможешь, про Норриса Лэндона. Эдакий сквайр. Охотник на куропаток и тому подобное. В последние два года много времени проводил в гостинице “Волчье озеро”.
– Прям как Хэммонд.
– Именно. Было бы здорово узнать, есть ли тут связь. – Гурни выдержал паузу. – И еще один вопрос, если у тебя будет время. Вопрос серьезный: чем выгодны Хэммонду эти четыре самоубийства?
Хардвик молчал так долго, что Гурни решил, что связь прервалась.
– Джек?
– Я все размышляю про выгоду.
– И что?
– Думаю, что, если бы какой-то урод действительно мог это сделать… если бы мог выдумать кошмарный сон и внедрить его в сознание другого человека… он мог бы это сделать лишь ради того, чтобы доказать себе, что способен на это.
– Ради ощущения власти?
– Да, ради чувства абсолютной, неограниченной власти.
Глава 21
К тому моменту, когда Гурни выехал на главное шоссе, спускающееся от гор к Платсбергу, взошло солнце, а небо из серо-розового стало ярко-голубым.
Он думал о том, в каком порядке стоит разгадывать многочисленные тайны этого дела. Мыслительный процесс столь сильно захватил его, что спустя сорок минут он чуть не проехал мимо указателя на гостиницу “Колд-Брук”.
Пухленькая женщина за стойкой регистрации приветливо улыбнулась и в ответ на его вопрос, где находится столовая, грациозно махнула рукой в сторону арочного прохода неподалеку.
– У нас сегодня булочки с изюмом и со сливками, – многозначительно добавила она, словно делилась с ним важным секретом.
Он заприметил Ребекку за столиком около окна с видом на озеро Шамплейн. Рядом с ее чашкой кофе стоял ноутбук, и она что-то быстро печатала. Ее небрежно уложенные каштановые волосы говорили о хороших генах и отличном вкусе. Благодаря все тем же генам она обладала острым логическим умом – это качество Гурни находил угрожающе привлекательным.
Она захлопнула ноутбук и приятно, по-деловому улыбнулась. Ее мягкие пухлые губы выглядели так, словно были незаметно подкрашены, но по своим прошлым наблюдениям Гурни знал, что она никогда не пользовалась косметикой.
– Минута в минуту, – голос ее был низким.
Он кивнул на компьютер.
– Я тебя не отрываю?
– Ничего особенно важного. Набросала тут разгромную рецензию на статью о том, как чувство вины важно для выживания. Схема проведения исследования несостоятельна, выводы неубедительны, анализ никуда не годится. – Она выглядела как человек, всегда готовый к состязанию: именно это качество и помогло ей стать столь уважаемым специалистом в своей области. – А ты, значит, трудишься над этим феерическим делом. Все, что ты мне описывал, полный дурдом. Садись и расскажи поподробнее.
Он уселся напротив, чувствуя себя так, словно выпил три чашки кофе – такая мощная и заразительная энергия исходила от нее.
– Рассказывать особо нечего. Я познакомился с местным психом, который там подрабатывает, и он горит желанием поделиться со мной своей сверхъестественной версией событий.
– Вроде сна Далтона Голла про волков и его воплощения в реальность?
– Я что, тебе рассказывал?
– Я прочла об этом в историческом блоге “Таинственные легенды гор”. Вылезло в поисковике, когда искала информацию про Голла. Глупые люди обожают подобные истории. Да и умные иногда.
– Кстати о снах с волками…
– Что я думаю про сон Хорана, пересказанный Коксом? – Она ехидно усмехнулась. – Мечта фрейдиста. Но я не фрейдистка. При поисках истины сны бесполезны. Сны – пыль, которая поднимается, когда мозг каталогизирует впечатления от прожитого дня.
– Тогда почему…
– Почему сны выглядят как сцены из странных фильмов? Потому что мозг не только каталогизирует, но еще и ищет связи. Пытается соединить все точки, даже если никакой связи на самом деле нет. Правой рукой хорошенько разворошив пылинки, левой мозг пытается упорядочить их. Именно поэтому “толкование снов” – полная чепуха. С таким же успехом можно швырнуть об стену горсть гуляша и притвориться, что это карта Венгрии.
К их столику подошла молодая официантка.
– Что будете на завтрак?
– Овсянку, кофе и цельнозерновой тост, – попросила Ребекка.
– Мне то же самое, – сказал Гурни.
Официантка накарябала что-то в своем блокноте и быстро ушла.
Ребекка продолжила:
– Сны случайны, как капли дождя. А ты спрашиваешь, как мог один и тот же сон присниться четверым? Я понятия не имею. Мои знания подсказывают, что это невозможно.
Когда им принесли завтрак, они быстро молча поели. В какой-то момент они так долго смотрели друг другу в глаза, что еще чуть-чуть и это приобрело бы особый смысл. Своим вопросом Гурни нарушил эту атмосферу.
– По телефону ты говорила, что Хэммонд использует самые современные техники – что-то про создание новых нейронных связей с помощью гипноза и радикальные перемены в поведении пациентов.
– Честно говоря, я не очень много об этом знаю. Но я читала аннотации к его недавно вышедшим статьям, которые наводят на мысль о том, что он исследует области модификации поведения, выходящие за рамки общепринятых возможностей гипнотерапии. Мне показалось, что он скромничает, когда рассказывает о своих последних достижениях.
– Любопытно. Слушай, я понимаю, что ты очень занята, но…
Внезапно она широко улыбнулась.
– Если хочешь чего-то добиться, попроси человека, который очень занят.
– У меня к тебе действительно огромная просьба. Не могла бы ты повнимательнее изучить публикации Хэммонда, может быть, ты что-нибудь найдешь.
– А что именно?
– Все, что имеет связь с версией полицейских. Что угодно… Боже, Ребекка. Я даже не знаю, что спросить. Я понятия не имею, что там в этой области нового и устрашающего.
– Люблю беспомощных мужчин. – На мгновение ее улыбка стала еще шире, а потом исчезла. – В настоящее время ведутся потенциально шокирующие исследования в области манипуляции воспоминаниями, в особенности манипуляции эмоциями, привязанными к определенным воспоминаниям.
– Что это означает?
– Это значит, что восприятие человеком прошедших событий может быть изменено путем модуляции нейрохимических компонентов его эмоций.
– Боже. Да это же…
– Жутковатая фигня, о дивный новый мир? Согласна. Но это на самом деле происходит. Конечно, все это преподносится в самом положительном виде с использованием самых позитивных терапевтических терминов. Идеальный способ лечения паники при ПТСР и тому подобное. Просто отделите определенное событие от чувств, которое оно вызывает.
Гурни долго ничего не говорил.
Ребекка наблюдала за ним.
– О чем ты думаешь?
– Если можно модифицировать эмоциональный заряд воспоминания о прошедшем событии, возможно ли с помощью той же техники изменить отношение человека к гипотетическому будущему событию?
– Я не знаю. А что?
– Да вот думаю – человек, который в обычных условиях боялся даже мысли о самоубийстве… Можно ли заставить его полностью пересмотреть свою точку зрения?
Глава 22
На обратном пути в адирондакскую глушь мысль о том, что можно заставить человека абсолютно обесценить собственную жизнь, показалась Гурни маловероятной, почти абсурдной. С другой стороны, такой же абсурдной, как и все так называемые “улики” этого дела.
Он ехал все дальше в горы, и воодушевление от встречи с Ребеккой перерастало в чувство тревоги, которое Гурни списывал на тучи, затягивающие голубое небо и предвещающие приближение очередной снежной бури.
Когда он приехал в гостиницу, Остен Стекл стоял за стойкой и говорил по телефону. В этот раз он тихонько завершил разговор.
– Рад вас видеть. Объявили штормовое предупреждение. Вы не знаете, куда поехала миссис Гурни?
– Что?
– Ваша жена, она взяла один из гостевых джипов. Сказала, что хочет осмотреть достопримечательности.
– Достопримечательности?
– Ага. Многие хотят осмотреть окрестности. Увидеть горы. Она уехала сразу после вас.
– Она не сказала, куда именно собирается ехать? Не спрашивала у вас дорогу?
– Нет. Ничего не спрашивала.
Гурни взглянул на часы.
– И не сказала, во сколько вернется?
Стекл покачал головой.
– Она почти ничего не сказала.
– А в машине есть навигатор?
– Разумеется! Так что не стоит беспокоиться, верно?
– Верно.
На самом деле он знал, что у него немало причин для беспокойства. Но он сделал усилие и сосредоточился на том, что действительно мог сейчас сделать. Глядя на Стекла, стоящего перед ним, он вспомнил, что хотел с ним поговорить.
– Если у вас есть несколько минут, я бы хотел продолжить наш утренний разговор.
Стекл быстро огляделся по сторонам.
– Давайте.
Они сели на те же стулья по разные стороны соснового стола.
– Так что вы хотели узнать?
Гурни улыбнулся:
– Я запутался. В связях.
– Каких связях?
– Начать хотя бы с отношений Итана и Пейтона. Мне говорили, что у них были разногласия. Можете мне рассказать, какого рода?
Стекл откинулся назад на стуле и задумчиво потер голову.
– Ну какие разногласия могут возникнуть между перфекционистом и безбашенным наркоманом?
– Итан не одобрял образ жизни Пейтона?
– Уж точно не одобрял. Угрожал, что лишит его наследства. Такая вот суровая любовь.
– То есть состоянием Голлов распоряжался Итан?
– Да, фактически. Деньги были под контролем Итана. Родители всегда считали его более ответственным, и большая часть денег досталась ему, конечно, с тем условием, что он будет давать деньги Пейтону. А недавно он решил, что следует попытаться исправить Пейтона, угрожая лишить его наследства.
– Он действительно собирался это сделать?
– Думаю, да. Дело в том, что он дал Пейтону понять, как это будет. В изначальном завещании Итана треть его имущества получил бы фонд “Новая жизнь”, а остальное – Пейтон. Но Итан внес поправку, что Пейтон получит только треть. И сказал ему, что снова перепишет завещание, если Пейтон на девяносто дней слезет с наркотиков.
– И как отреагировал Пейтон?
– Он действительно не употреблял наркотики около шестидесяти дней. Шестьдесят один день.
– А потом сорвался?
– Нет. Потом Итан покончил с собой, или как вам угодно это называть.
– И Пейтон в то время совсем не употреблял?
– Нет. В итоге он, конечно, сорвался, но это было уже через несколько дней после того, как Итан… умер.
– То есть, хоть Пейтон и слез с наркотиков, Итан так и не успел переписать завещание в его пользу?
– Жизнь несправедлива.
– Так кто получит ту треть наследства?
– Боюсь, я не имею права вам рассказывать.
– Почему?
– Я не хотел бы делиться этой информацией. Она может быть неправильно истолкована. Мне бы не хотелось создавать неверное впечатление. Понимаете?